Максимкины рассказы

Лиза и Святой дух

Вчера мы с мамой шли в парк и видели двух маленьких девочек, которые напугали из-за угла своих мам и весело смеялись. Нам понравились весёлые шалуньи, и я говорю:
— Познакомиться что ли?
А мама отвечает:
— Конечно, таких весёлых нельзя упускать.
Одну девочку звали Лиза, и мы скатились пару раз с ледяной горки, но Лизу быстро увели домой.
Потом я смотрел, как сестрёнка Любочка рисует в изостудии. Дядя Артур, художник, говорит:
— Хочешь попробовать? На карандаш!
Но я не взял. Зачем брать карандаш, если я не умею рисовать? И смотреть мне интересней!
Мне уже пять с половиной лет. И я много знаю. Мне нравится залезть под одеяло, как в домик, и думать, чтоб никто не мешал. Я вот ещё не совсем понял: Бог — отец, Бог — сын, а Святой дух — это их слуга, что ли?


Ура!

Мы ходили с мамой на выставку и увидели на картине беременную женщину. Я спросил:
— У неё там ребёнок?
Мама ответила:
— Да, как ты у меня был, я тебя гладила по животику: «Хороший мой, любимый». А потом ты родился, тебе здесь понравилось, и ты закричал: «Ура, ура!»
Я удивился:
— А разве я умел говорить, когда родился?
Мама засмеялась:
— Нет, ты «р» не выговаривал, и у тебя получилось: «У а, у а!»


Стихи

Я спросил:
— Что такое стихи?
— Это — когда складно.
— Так просто, тогда и я могу сочинять стихи, — и придумал: «Мама, мама, говорю упрямо»; «Миша, Миша, говори тише». Это стихи?
— Нет, не стихи, стихи сложнее и хотя бы четыре строчки.
Мы были на даче. К обеду меня всегда просят нарвать с грядки луку. Я стал рвать, а там… жучок маленький, как бусина, зелёненький и переливается. Я принёс лук и сказал:
— Я хотел нарвать лучок, а там маленький жучок.
Все засмеялись.
— Макс, а это, пожалуй, стихи.


Школа

Мы с папой ходили в школу на собеседование. Там меня просили читать, считать, задавали разные вопросы и записали сразу во второй класс.
Накануне Первого сентября я очень волновался, просыпался много раз. Мама погладила меня по голове и сказала:
— Спи, утром рано вставать!
А я ответил:
— Мама, я боюсь, вдруг меня что-нибудь спросят, что я не знаю?
— Это не страшно, ты же учиться идёшь…
После этого я уснул спокойно. Когда же сходил в школу и узнал, что по математике всё знаю, совсем успокоился и спросил:
— Может, мне сразу в третий класс?


Деньги

Я знаю, что для жизни нужны деньги, чтобы покупать нужные вещи.
Я спросил у папы с мамой, кем мне быть, чтоб получать достаточно денег. Они сказали, что популярные писатели детективов хорошо зарабатывают, и я решил быть писателем. Но ведь я не умею писать книжки! Я думал-думал и понял:
— Неважно кем быть, главное, чтоб на семью хватало, да?
А родители сказали:
— Да, только запомни: лучше заниматься любимым делом с удовольствием, чем нелюбимым по обязанности.


Дворец

Мы смотрели фильм, где действие происходило во дворце. Я удивился:
— Разве можно жить во дворце?
— Теперь можно, лишь бы денег хватило, — сказал папа.
— А сколько денег нужно на дворец?
Папа задумался:
— Ну, миллион долларов тебе бы хватило, — сказал он.
В субботу папа предложил поехать в парк, покататься на аттракционах. Я очень обрадовался. Папа сказал, что мы, может, и на лодке покатаемся, и мне с сестрёнкой Любой даже дадут погрести. А потом нам всегда покупают вкусные пончики у входа.
Мы поехали в парк. И тут мама увидела Останкинский дворец-музей, расположенный рядом.
— Ой, я люблю его с детства, давайте сходим, раз есть такая возможность, а то только собираемся всё посетить — и никуда не ходим. Я вас очень прошу, — сказала мама.
Все приуныли, а я спросил:
— Ну, и зачем мне туда идти?
— А ты, может, какую идею подсмотришь для своего будущего дворца, — нашлась мама. Папа согласился.
Нам пришлось смотреть дворец. Там есть красивые комнаты и даже театр, но, в основном, разруха и холод. Бедные тётеньки-смотрительницы кутаются в шали.
Когда мы вышли, наконец, на солнце, я понял, что не хочу больше жить во дворце. Парк мне понравился гораздо больше.


Отцовская ласка

Вечером я обнял маму за шею, прижался и прошептал:
— Что такое отцовская ласка?
— Это, когда папа тебя очень любит, может и шлёпнуть, может и по головке погладить, заботится о тебе.
— Я так и подумал, а у Стёпы (знакомый мальчик) нет отцовской ласки, жалко его.
— Конечно, жалко. Жалко всех детей, у кого нет папы, а таких сейчас всё больше.
Спорт
К нам в школу приходил тренер и пригласил в баскетбольную секцию. Мы поехали. После тренировки папа с мамой спрашивают:
— Понравилось тебе?
— Нет.
— Почему?
— Там мальчики толкаются.
— Это спорт, там всегда так.
— Почему?
— Сами не знаем, такие правила, чтоб победить. Значит, больше не пойдешь?
— Пойду.


Даёшь пятерку!

Я долго делаю домашние уроки, сижу до девяти вечера. За это время я успеваю поиграть в разные игры на компьютере, и телевизор посмотреть, и с братом посражаться. Мама сердится. Мне её жалко. И чтоб она не мучилась, я предложил:
— Давай я буду делать уроки на продлёнке, так быстрее.
На следующий день звоню:
— Приходи за мной скорее, я все-все уроки сделал и целый час болтаюсь как шнурок.
— Ой, ты меня в дверях застал. Уже иду за тобой! Я очень рада, что ты все уроки сделал, — радуется мама.
— Подожди, не радуйся, — говорю, — ты ещё тетрадки не видела.
Мама, как увидела тетрадки, так и расстроилась: в тетради по русскому: ошибка на ошибке и ошибкой погоняет, сплошь пропущенные буквы и исправления. Хотя я честно старался. Пришли домой и стали всё переделывать. Разработали целую систему под названием «Даёшь пятерку». Сначала я тонко пишу карандашом, потом мы с мамой проверяем, я исправляю и только затем аккуратно обвожу ручкой. Мы корпели часов до восьми, когда же через день получили тетрадку, там было написано: «Пиши сам!!!». Красный приговор нас сразил, вот и старайся после этого.
— Да, — протянул я, — уж, хотя бы «пять с минусом» я заслужил.
Но посмотрел на мамино печальное лицо и сказал:
— Что ты так расстраиваешься? Не расстраивайся, хорошо хоть «два» не поставили!


Шкатулочка

Мы поехали к бабушке Гале в гости. Они с дедушкой Игорем отдыхали рядом с Федоскино и купили там расписные шкатулочки: одну побольше — с пейзажем, а другую поменьше — традиционную, в русском народном стиле, со сценой гадания. Обе хорошие.
— Выбирай в подарок, что больше нравится, — предложила бабушка.
— Какую взять? — размышляет мама.
— Мам, бери с пейзажем, в неё больше поместится, — шепчу я.
Мама засмеялась и озвучила мои слова. Я обиделся. И выбрала она всё-таки с сарафанами и кокошниками.


Крестины

Мне нравится жена моего старшего брата Миши, Катя.
Мама спросила:
— А что, Макс, Катюша — самая красивая на свете?
Я задумался:
— Из тех, кого видел.
Миша теперь живет не с нами, и я очень скучаю. Я говорю:
— Мама, а ты помнишь то время, когда Миша жил с нами?
— Конечно, — отвечает мама.
— Хорошо было, правда?
— Да, очень.
Я сказал маме, что рад бы был не родиться. Мама удивилась:
— А что, тебе так плохо живется? Мы тебя очень любим, и потом счастье родиться не всем выпадает.
— Ну и что, я был бы в раю у Бога, — сказал я.
Я уже был в раю у Бога до рождения, а теперь ещё неизвестно, что получится.
Я — самый младший в семье. У меня три старших брата и сестрёнка. Мне очень хочется маленького братика. Я бы его всему учил, играл с ним. Он бы любил меня и радовался, когда я прихожу из школы. Я прошу родителей родить мне маленького, но они боятся, что не успеют вырастить. А я на что? «Ничего, я выращу… — уговариваю я их. — Да, ты сам ещё маленький!» А разве я маленький? Я уже в третьем классе!
У Миши и Кати родился сын Димочка. И теперь я — дядя. Дядя Максим. Димочка очень маленький, но хороший. Он улыбается беззубым ртом, и у него на щёчках смешные маленькие ямочки. Я ему сразу понравился. И он мне тоже. Мне всё время хочется подержать его на руках. Но Катя с Мишей живут далеко, и мне это редко удаётся.
Миша попросил меня стать крёстным Димочки. Я очень волновался, достал молитвослов и стал прилежно учить «Отче наш» («Символ веры» не смог осилить — длинный очень), причастился. Но уже на крестинах оказалось, что таким маленьким становиться крёстными не полагается. Крёстным стал мой старший брат Игорь, который тут же задрал нос. Я очень расстроился, но Мишенька сказал, что они всё равно будут считать меня крёстным Димы и надеются на мою молитвенную помощь. И я никогда не забываю помолиться о малыше во время вечерней молитвы.


Приз

Случилось невероятное — меня, единственного из группы, рекомендовали для занятий баскетболом в ЦСКА. Оттуда позвонил тренер, уговаривал папу с мамой возить меня, так как уровень серьёзный и тренировок много, зато и перспективы большие.
Я загорелся. Мы поехали на тренировку. Ездить далековато, но реально. Тренер рассказал нам, что по итогам каждой тренировки лучшим будут давать карточки: у кого к концу года их наберется больше всех — получит приз. Я решил, что буду стараться изо всех сил!
Но папа с мамой сказали:
— Ты, Макс, не расстраивайся, если не победишь, там, наверняка, какая-нибудь ерунда: бейсболка или футболка с логотипом. Мы тебе их и так можем купить!
Я возразил:
— Нет, я думаю, в ЦСКА хорошие призы, наверно, компьютер, неужели же сразу машина?


Кот в сапогах

Скоро Новый год. У нас в школе ёлка.
Я говорю маме:
— Я буду Котом в сапогах. Помоги мне с костюмом, пожалуйста.
Надеваем чёрные бархатные штаны, жабо из тюлевой занавески, плащ. Длиннющий хвост из лисы привязываем сбоку, чтоб было сразу видно (и не путали с мушкетерами), надеваем фетровую шляпу с пером. Теперь — усы. Чёрным карандашом мама рисует мне над губой по три черты с каждой стороны. И вперёд! Костюм готов.
Надеваем верхнюю одежду, зимнюю шапку (шляпу прячем в пакет). Идём в школу.
Начинается самое интересное.
Люди, буднично спешащие по своим делам, вдруг наталкиваются взглядом на маленького усатого мальчика. Они недоумённо оборачиваются и видят торчащий из-под куртки рыжий хвост. Все начинают улыбаться. Наверно, они думают:
— Ах, ведь и правда, скоро Новый год, праздник, ёлка!
Может быть, вспоминают детство? Мы с мамой считаем улыбки:
— Восемь! Пятнадцать! Двадцать три!
Хорошо дарить радость. Угостить конфеткой усталую женщину на остановке или подарить румяное яблоко вздыхающему старику. Можно уступить место бабушке в транспорте, помочь выйти, придержать тяжелую дверь. Можно просто улыбнуться и сказать что-нибудь весёлое.


Сон Евгении Владимировны

Весна, на деревьях маленькие зеленые листочки, мы идем с мамой из школы домой.
— Хвались. Сколько пятерок сегодня получил?
— Десять двоек.
Я шучу, но мама включается в игру:
— Наверно, рекорд школы побил — десять двоек за один день.
— Да, побил. По русскому — восемнадцать ошибок сделал.
— Это как же надо было постараться — восемнадцать ошибок!
— Конечно, грамотно каждый может написать, а столько ошибок сделать — только я.
— Лучше бы порадовал Евгению Владимировну и не сделал ни единой ошибки. Чтоб она говорила в классе: «Максим — молодец! Ни одной ошибки! И так — всегда! Открываю тетрадь, ставлю пять и закрываю. Все бы так учились! Я бы тогда на проверку тетрадей пятнадцать минут тратила. Поставила двадцать пять пятерок и — порядок!» Ей, наверно, такие сны снятся. И будто все в школе говорят: «Евгения Владимировна — это наша гениальная учительница, у неё все дети абсолютно грамотные». Она радуется и просыпается счастливая.
— А может, и не снятся ей такие сны, ты же не знаешь.
— Плохо, если не снятся. Вот до чего вы её довели! Она уже и мечтать боится.
Мама смотрит на меня. Глаза её смеются.
— Ладно, я всё понял, сегодня по русскому буду стараться.


Двойка на твоей совести

Я уже в четвёртом классе, делаю уроки. Нужно придумать словосочетания с прилагательными. Я сразу придумал, говорю:
— Шерстяная шерсть.
— Нет, не так, — возражает мама, — шерстяная варежка, а шерсть — это однокоренное.
Я возмущаюсь:
— Ну откуда ты знаешь, тебя же на уроке не было!
— Вот смотри, в учебнике определение словосочетания, — показывает мама.
Со вздохом соглашаюсь и добавляю:
— Двойка будет на твоей совести.
Мама проверяет тетрадь по математике и видит, как в условии я написал «ийунь, ийуль».
— Макс, а как пишутся «июнь, июль»? Тебя же не звуки просили записать!
Исправляем.


Торопыга

Мама говорит, что я ужасный торопыга, половину букв пропускаю.
— Ты, хоть проверяй что пишешь, думай!
— Нет, мамочка, так не получается, нужно или писать, или думать, вместе я не успеваю.
Светлые надежды
Мы с Любашей принесли сегодня из школы четыре пятёрки.
— Вы у меня в отличники выбиваетесь, — сказала мама.
— Почему выбиваемся, мы и есть отличники, — сказал я.


Казус

Вот какой казус произошёл с французским языком. Нам задали на дом выучить наизусть текст с правильным произношением и написанием одновременно. Мы с папой готовились весь вечер, а на следующий день я принес двойку.
Мама удивилась:
— Максим, как же так? Ты же его прекрасно вчера писал.
— Это был не тот текст, я перепутал.
— Так надо было учительнице сказать, чтоб она тебе позволила написать этот, а тот текст ты бы выучил к следующему уроку.
— Ты что, мама, так нельзя.
— Так надо было сделать, а то получается: ты — нерадивый ученик, который вообще уроки не делает! Ты что, не чувствуешь разницу? Учительница — нормальный человек, она бы тебя поняла.
Как мама не понимает, что я не могу на таком уровне общаться с учителями. Я же ещё маленький!
Буквально через пару дней мы с мамой встретили на улице Елену Васильевну, и мама объяснила ей ситуацию. Елена Васильевна сразу всё поняла и сказала:
— Конечно, Максим, нужно было сказать. Это же совсем другое дело!


Сила оценки

Зря учителя занижают нам оценки — у нас сразу руки опускаются.
Вчера я получил «пятёрку» за диктант по французскому. Я так обрадовался! У меня как будто крылья выросли — я ходил важно, как мама говорит — гоголем, и говорил со всеми исключительно по-французски, такой маленький француз — «французец», как я раньше говорил. А папа мне по-французски отвечал.
А мама сказала:
— Вот какова сила хорошей оценки — у человека сразу уверенность в собственных силах появляется, а не комплекс неполноценности.


Фотографии

Нас в школе фотографировали, а потом раздали снимки. Дома я стал рассматривать фотографию и говорю:
— Опять лучше всех получилась!
Мама заинтересовалась:
— Это ты про какую девочку говоришь? — и через плечо заглядывает, любопытно ей.
— Да это не девочка, а Евгения Владимировна, наша учительница. Она всегда лучше всех получается.
Мама говорит:
— Что же здесь удивительного? Она — красивая, вот и получается хорошо. Ты-то что переживаешь?
— Да ничего я не переживаю, просто сказал.
И я пошел делать уроки.


Про лягушку. Вот тебе и «Ага»

Родители уехали в командировку, а меня взяла к себе бабушка Галя — погостить.
Мы с ней в кино сходили, погуляли в парке, уточек покормили. А вечером бабушка постелила мне на диване, свет выключила. Лежим мы с ней в темноте, разговариваем. Фильм обсудили, вспомнили, как хорошо было на даче. Только бабушка всё больше молчать стала, меня слушала или соглашалась: «Ага, ага…»
И тогда я спросил:
— Бабушка, а, правда, если лягушек трогать, то бородавки на руках вскочат?
Бабушка говорит:
— Ага.
А я ей:
— А я лягушек трогал, а бородавок у меня нет.
А бабушка опять:
— Ага.
— Вот тебе и ага, — говорю.
Тут бабушка проснулась и давай хохотать:
— Здорово ты меня подловил! Ай да внучек! Я уже засыпала совсем.
И потом уже долго уснуть не могла, и мы с ней ещё много всего обсудили.
А тот случай она до сих пор вспоминает.


Василиса

У меня в Питере есть кузина — Василиса. Ей шесть лет. Она ходит в детский сад.
Летом мы ездили на машине к ним в гости. Было жарко, и мы поехали купаться. Взяли и Василису.
— Василиса, а ты умеешь плавать? — спросил папа.
— Да, умею, — сказала Василиса.
— Умеет, у них садик с бассейном, — гордо пояснила василисина бабушка, Наталья Леонидовна.
Мы выехали за город. И в первом же посёлке спросили у встречного:
— Извините, Вы не подскажете, где местные купаются? Очень жарко!
— У нас озеро есть. Езжайте прямо, на следующей развилке налево, потом километра три, там увидите.
— Спасибо.
И мы поехали. Наконец, мы нашли небольшое, но живописное озеро. Под раскидистым дубом побросали одежду и, оставшись, мы — в плавках, девчонки — в купальниках, пошли купаться. Попрыгали в воду и поплыли. Вот оно счастье — прохладная водичка в жаркий летний день! Папа плыл впереди, он обернулся на нас и неожиданно резко бросился к берегу. Мама, брат, я и сестрёнка Люба в недоумении обернулись тоже. За нами, пуская пузыри и беспомощно хватаясь за воду, отважно шла ко дну Василиса. Конечно, папа подоспел вовремя, и мы объединёнными усилиями вытащили Василису на берег.
— Как Вы могли бросить девочку одну? Она чуть не утонула, — набросился на нас папа.
— Но ты же тоже не смотрел. Она же сказала, что умеет плавать — у них в детском садике бассейн, — оправдывались мы.
И только Василиса, молча, горько плакала. Плечи её судорожно вздрагивали.
Мама обняла её и прижала к себе. А я сказал:
— Что, Василиса, так сильно испугалась? Не плачь! Уже всё позади.
— Нет, мне просто очень стыдно, что я забыла, как плавать, — ответила Василиса.


Повезло

Начальная школа закончилась. Я пошел в пятый класс. У нас появилось много новых уроков и учителей.
Я говорю дома:
— Всё-таки нам ужасно везёт!
Домашние спрашивают:
— Что ты имеешь ввиду?
— Ну, как же, раньше у нас была Евгения Владимировна — такая хорошая учительница! А теперь у нас — Екатерина Николаевна! Она так интересно про историю рассказывает! И вообще весёлая! Мы с ней уже и в музей динозавров ездили, и спектакль про древний Египет ставим! В школу ходить интересно!
Родители согласились:
— Конечно, повезло! Кто спорить будет!
Мы должны были ехать на экскурсию в музей. И мама вызвалась помочь. Идём мы с ней в школу. А я говорю:
— Что это у тебя так каблуки стучат?
— Это не стучат! Ты ещё не слышал — что такое стучат! Есть такие тонкие каблучки с металлическими подковками, шпильки называются, вот они стучат «цок, цок, цок». Они стучат, будь здоров!
— Да нет, твои тоже стучат!
— Ничего не стучат! Что ты выдумываешь? — сказала мама в сердцах. В это время нога её запнулась — там, на дороге, выбоина была. Обернулись мы, а в выбоине мамин каблук лежит.
— Так, — сказала мама, — что же теперь делать? — с этими словами она подобрала каблук и положила его в сумку. — Попробую так идти, если там много родителей наберётся, то извинюсь и с вами не поеду.
— Знаешь, мам, а у тебя и второй каблук стучит.
— Я тебя умоляю, ничего не говори! С одним каблуком я ещё дойду, но без двух — пропаду. А я обещала помочь!
Родителей было мало. И мама ничего не сказала, поехала с нами. Она так ловко ходила, что никто ничего не заметил. А каблук маме потом в мастерской прибили.
Так что с мамой мне тоже повезло!


Будильник

Я пошел гулять, хотел мяч во дворе погонять. Вышел во двор, ребят никого, пришлось играть одному. Чеканю, чеканю, одной ногой, другой.
Вдруг вижу: на скамейке стоит будильник. Хороший! Зеленый, круглый. Стекло целое. Цифры чёрные, крупные. И, главное, стрелки время правильное показывают. А секундная вообще движется «чик, чик, чик».
— Чудно, — думаю, — зачем это хороший будильник выбросили? Наверно, новый купили, а старый выставили, может, пригодится кому, думали, раз не в помойку его выбросили, а на скамейку поставили. Может, нам пригодится?
Подумал я так, взял его и понёс домой. Прихожу, а родители спрашивают:
— Что это ты с будильником? Где взял?
— Во дворе, — говорю.
— Наверно, он сломанный, раз его выбросили.
— Да нет, — говорю, — он хороший, слышите, тикает, и стрелка секундная движется, и время правильное показывает.
— Странно, — сказали родители, — что это люди хороший будильник выставили? Ну, ладно, пусть остаётся. Будильник в доме всегда пригодится. Вот мы его и испробуем завтра.
Поставили будильник на семь утра и забыли.
А утром в доме раздался такой оглушительный грохот и треск, что все повскакивали, как ненормальные, и долго не могли понять, в чём дело: «Не война же началась?» А когда увидели беснующийся и подпрыгивающий будильник, то сразу всё поняли.
Тогда родители сказали:
— Теперь понятно, почему его выставили. Будит он, конечно, хорошо, но слишком жестоко. Иди, сынок, и поставь его, где взял.
Я пошел и поставил, не выбрасывать же исправный будильник.
Интересно только, кому он достался?


Форма

Мы с мамой опаздывали на баскетбол, теперь я тренируюсь в «Глории», до нее нужно десять минут ехать на автобусе и потом минут десять идти пешком. Автобуса долго не было, да еще по дороге он в пробках стоял. Так что пришлось нам бежать изо всех сил.
Бежали мы с мамой, бежали. Добегаем до спортивной школы. Смотрим на время: пять минут до начала осталось. Успели все-таки! И тут мама спрашивает:
— Макс, а где твоя форма?
Я удивился: руки пустые, пакета нет.
— В автобусе оставил. Бывает, — говорю, — ну что, домой поедем? Формы-то нет!
Мама аж задохнулась:
— Ну, уж нет! Раз ты — такой разиня, то ещё кто-нибудь мог форму в школе забыть. Вот ты её и наденешь! В позапрошлый раз ты шорты где-то посеял, в прошлый раз — футболку, а сейчас целиком форму вместе с кроссовками оставил! У тебя голова есть? За одним пакетом уследить не можешь! Не выпускай его из рук, даже если сидишь! А то на сиденье положил и без него вышел. Да еще люди будут бояться, что террористы что-то подбросили. Бедный водитель!
Пришли мы в школу, стали звонить в милицию, что пакет в автобусе безопасный. Наш тренер, Александр Иванович, шорты мне нашел, кроссовки на мне были. Так что пошёл я заниматься.
А когда закончилась моя тренировка, встречает меня довольная мама с пакетом, улыбается. Она, оказывается, ходила встречать автобусы и дождалась того, с нашим пакетом. Он у водителя за ветровым стеклом лежал. Нашелся! Чудо какое-то!
Зато вечером я папе задал загадку:
— Папа, отгадай, как это могло случиться? Поехали мы на тренировку с формой, вернулись с формой, а занимался я без формы?
Папа в толк не мог взять, что это за «китайская грамота», пока мы ему всё не рассказали.


Аквариум

Мы с папой решили завести аквариум. Сначала купили много разных книжек про рыбок, прочитали и узнали, что лучше всего завести большой аквариум — тогда воду можно не менять, потому что в нём устанавливается равновесие, саморегуляция.
Мы поехали на птичий рынок и купили большой аквариум. Прокипятили песок, камушки, ракушки и насыпали на дно. Отстояли и налили восемь вёдер воды. Дядя Юра, папин друг, подарил нам целую кастрюлю водорослей. Потом мы поехали в магазин. В зоомагазине мы купили двух голубых гурами, двух красных меченосцев, одного сомика, двух золотых вуалехвостов, несколько неонов и гуппи, и много улиточек, чтобы чистили аквариум. Сделали подсветку, подогрев и подвели воздух. Получилось так красиво, что нам самим понравилось!
Мы с сестрёнкой Любой кормили рыбок: сыпали корм в специальную плавучую рамочку. Стучали по стенке аквариума и сыпали. И рыбки у нас стали дрессированные: на стук подплывали к рамочке, ждали корм. Вечером мы выключали в комнате верхний свет, включали подсветку — и у нас был свой таинственный подводный мир. Среди колеблющихся зеленых водорослей торжественно плавали разноцветные рыбки, по стенкам медленно ползали улиточки, а в большой розовой раковине прятался сомик.
Потихоньку рыбки выросли и больше уже не росли. Оказывается, их размер зависит от объёма аквариума!
Так прошел год. Но однажды золотая рыбка уснула и больше не проснулась. Тогда мы решили купить другую, такую же, взамен и поехали в магазин; выбрали небольшую, похожую. Но, когда пустили её в аквариум, оказалось, что мы ошиблись с размером, и новая рыбка почти в два раза больше прежней — просто, громадина!
Делать было нечего — обратно в магазин их не принимают — рыбка осталась жить у нас. Но это было не самое страшное, хуже было, что ей не хватало еды и места. Рыбка стала объедать корни у растений. Без корней они всплывали и начинали гнить. Мы стали сыпать больше корма, но это не помогло, он падал на дно — и вода начала портиться. Скоро рыбка извела все водоросли. Выбросить её рука не поднималась. Мы стали предлагать её знакомым в подарок.
В школе я говорю:
— Алёша, хочешь, я тебе золотую рыбку подарю?
А Алёша отвечает:
— Нет, Макс, спасибо, у меня аквариума нет.
Я стал предлагать рыбку другим ребятам. Но никто не хотел брать.
Дарик стоял рядом, слушал, слушал и мечтательно так говорит:
— Вот если б она желания исполняла — я бы взял.
Но рыбка не исполняла желания, а только хотела есть. И это у нас было только одно желание — её накормить.
В общем, не удалось нам её никому пристроить.
Рыбка всё время хотела есть и начала гонять гуппи и неонов. Тогда папа съездил и купил ряски. Это такие крошечные листочки-водоросли, которые плавают на поверхности. Рыбке ряска понравилась, она принялась её уплетать и успокоилась. Мы обрадовались!
В те выходные нас пригласили в гости. Папа поехал в магазин, купил целый пакет ряски и высыпал его в аквариум. Этого количества должно было хватить на все выходные и даже с лихвой. Мы уехали.
А в воскресенье вечером, когда вернулись, раздался жалобный любин крик:
— Смотрите, что случилось!
Мы подбежали к аквариуму. Все наши рыбки плавали на поверхности, запутавшись в ряске. Ряска затянула всю акваторию пышным ковром, и рыбки задохнулись. Уцелел только сомик. Он тихо шевелил усами, притаившись под раковиной.
Мы очень горевали. Потом завели новых рыбок.
Но теперь я знаю, что такое — природное равновесие! И какое оно хрупкое!


Игра

У нас очень дружная баскетбольная команда. Мы все радуемся успехам друг друга, когда кто-то из команды забивает сложный гол или красиво проводит мяч. Есть в команде свои лидеры. Дёмин Саша — один из наших лучших игроков.
На последней тренировке Александр Иванович разбил нас для игры на две команды. И я попал против Саши. Так получилось, что их команда начала выигрывать. Но мы с ребятами думаем — не отдадим победу!
Мы старались изо всех сил. Положение было опасное. До конца матча оставалось совсем мало времени. И тут Саша опять завладел мячом и повёл его к сетке. Тогда я наскочил на него и выбил мяч. Мяч описал дугу и стал падать сзади Саши. В этот момент он стоял, широко расставив ноги. Я мгновенно прополз по полу между ног и поймал мяч сзади. Саша так растерялся, что на секунду замер. А я подпрыгнул и бросил мяч прямо в сетку. Так я забил свой самый фантастический гол! И у нас получилась ничья!
Все ребята смеялись. А Саша сказал:
— Ну, ты, Максим, даёшь! Не ожидал такого! Молодец!
И совсем на меня не обиделся!..


Крутой царь — Леонид

Мы проходили по истории Древнюю Грецию. И по итогам темы нам задали решить в учебной тетради большой кроссворд.
На следующий день Ваня спрашивает меня:
— Максим, подскажи, как звали царя, под командованием которого греки защищали от персов Фермопилы?
Я удивился:
— Ваня, ты что, не знаешь, как звали царя Спарты, стоявшего во главе трёхсот спартанцев, которые дали бой персам в Фермопильском ущелье?
А он говорит:
— А что такого? Какая разница, как его звали?
Я говорю:
— Зря ты так! Это, знаешь, какой замечательный был царь! Звали его Леонид. Когда персидский царь сказал ему: «Сдавайтесь! Мое войско столь огромно, что его стрелы закроют Солнце!» Леонид ответил: «Вот и хорошо! Будем сражаться в тени!»
Ваня сказал:
— Да, этот Леонид — крутой царь! Теперь я тоже буду помнить его имя!


Гитара

Мы с Любой стали ходить в Дом творчества учиться игре на гитаре. У нас очень хороший педагог — Михаил Евгеньевич. Папа купил нам гитару. У неё очень красивое имя — «Кремона» и красивый глубокий звук.
У Любы успехи лучше, потому что она знает нотную грамоту, а я — нет. Поэтому учить пьесы мне намного сложнее.
Михаил Евгеньевич говорит:
— Приходите на конкурс, увидите, чего достигли ребята, которые начали заниматься раньше.
Мы пошли. Выступающих было много. Больше всех нам понравился один мальчик, Дато. Он так здорово, свободно и красиво, играл на гитаре, как взрослый гитарист. Мы потом поговорили с ним, и он рассказал нам, что занимается уже четыре года.
А место ему дали второе. Мы удивились. А Михаил Евгеньевич пояснил, что у жюри свои критерии оценок и они часто не совпадают со зрительскими. Я бы хотел играть как Дато!


Папа

Папа — это здорово!
Папа не говорит:
— Почему это в доме нет яблок??!
А идёт в магазин и приносит домой многочисленные пакеты с яблоками, грушами, апельсинами, лимонами и бананами. Место для любимого папой винограда в них тоже находится. Вот тут-то, выкладывая всё это богатство в плетёную корзину для фруктов, папа и говорит:
— Детям нужны яблоки!


От чего зависит скорость

У моего папы выходной. Он сказал, что если я вернусь из школы пораньше, то мы с ним успеем на сеанс нового приключенческого фильма про пиратов.
Как только закончились уроки, я попрощался с ребятами и припустился домой. Через десять минут я уже открывал дверь квартиры.
Папа удивился:
— Максим, как это тебе удалось так быстро прийти?
А я ответил:
— Папа, у меня было три причины быстро добежать до дома.
Первая — новые лёгкие туфли вместо тяжёлых зимних сапог.
Вторая — лёгкий портфель. В нём всего три учебника. У нас сегодня было два русских, два французских и английский.
Третья — пятница — конец школьной недели, и от этого хочется бегать, прыгать и летать! Вот я и добежал за десять минут.
— Молодец! — сказал папа. — Всё толково объяснил.
Мы с папой успели в кино, и фильм нам очень понравился.


Друзья

У меня в школе есть друг — Алёша. Мы с ним любим ходить друг к другу в гости. Зимой катаемся вместе на коньках, играем в хоккей; весной и осенью играем в футбол. Дома играем в разные игры, смотрим фильмы. Нам всегда есть чем заняться и не бывает скучно. Иногда мы ссоримся, но ненадолго. Когда я у них в гостях, Алёша всегда угощает меня пиццей, он её обожает. Он научил меня готовить яичницу-глазунью, запечённую в чёрном хлебе, — очень вкусно! Алёша очень вежливый. Иногда мы деремся, боремся, но не всерьёз — мы же друзья!
Ещё у меня есть друг Боря. Мы с ним вместе ходим на баскетбол. У него голубые глаза, а в одном — маленькое золотое пятнышко, как солнышко. Боря очень высокий. И от этого все к нему относятся, как к взрослому, а он всего лишь десятилетний мальчик, такой же, как все мы. Он очень любит машины, знает их характеристики и готов говорить о них часами.
Еще у меня есть друг Никитка. Мы с ним похожи как братья. Оба светловолосые. Только у Никиты глаза карие, а у меня — голубые. И ещё! У Никиты есть собака, и у нас — тоже. У нас есть рыбки, и у Никиты есть. У нас много общего!
Никита — француз. Но как раз по французскому ему часто не везёт, и он получает тройки за грамматику. Он — отличный парень, справедливый и очень воспитанный. Но, когда в классе бывают конфликты, ему частенько достается за происхождение, в таких случаях Никите говорят:
— А ты, француз, вообще молчи!
Хотя класс у нас очень дружный. Я вообще не люблю, когда ссорятся, и пытаюсь ребят помирить.


Великий Пост

Я люблю пост. Мне нравится выдержать этот экзамен. Пост — не голод. Мы едим фрукты, овощи, крупы, но исключаем мясное, молочное, яйца. И даже если мне предлагают мясо, я отказываюсь: «Пост», — мне не хочется его нарушать. Но главное — не еда. Главное — стараться сдерживаться, не ругаться, не злиться, не ссориться. Это гораздо труднее.
А в конце поста наступает мой любимый день — Великий Четверг или Чтение Двенадцати Евангелий. Мы стоим всю службу, зажигаем и гасим свечи двенадцать раз по двенадцати отрывкам из Евангелий, а потом идём с ними домой. Нужно донести свечу домой, чтобы она не потухла. Для этого мы заранее обрезаем пластиковые тубы и вставляем туда свечи. Раньше, когда туб не было, папа с мамой и братьями ограждали свечи ладонями. Если свечи гасли, их зажигали вновь друг у друга и ухитрялись донести огонёк до дома. Если обойти с этой свечой весь дом, то ничего плохого в доме не случится весь год — я в это верю!
А потом наступает Пасха! Я люблю ночную службу. Идёшь в темноте, а храм, как тёплый кораблик, уже ждёт нас, двери отворены. Внутри полно народа, много знакомых и незнакомых — и у всех радостные лица. Батюшка Борис служит сосредоточенно и вдохновенно. А батюшка Павел, мама зовет его пламенным, бежит по храму, размахивает кадилом и весело кричит: «Христос Воскресе!» Все улыбаются и дружно отвечают: «Воистину Воскресе!» Еще мне нравится, что батюшки всё время переодеваются: то у них синие одежды, то красные, зеленые, золотые, серебряные. Такой обычай, потому что Пасха — Праздник праздников!
Он означает, что даже если человек запутался в жизни и много нагрешил, он может исправиться!
Когда мы приходим домой, то едим кулич, и творожную пасху и крашеные яички. Эту еду освятили в церкви накануне. Батюшка читал молитвы и кропил снедь на столах святой водой. А все вокруг просили: «Батюшка! И на нас покропите!» Батюшка кропил: сверкающий дождь летел на счастливые лица людей — и все улыбались!
Давно забытая еда тает во рту. И, счастливые, мы идём спать. А во сне ещё долго слышится: «Христос Воскресе! Воистину Воскресе!»


Лариса Захаровна

У нас новая учительница по французскому языку, её зовут Лариса Захаровна. Она — яркая, шумная — настоящий вулкан. Беда попасться ей под горячую руку. Родители спросили:
— Может перевести тебя к другой учительнице?
А я сказал:
— Не надо! Мы её любим и совсем не боимся. Просто она так бурно переживает за свой любимый французский и хочет, чтобы мы знали его только на «отлично», и никак иначе! Зато, когда мы хорошо отвечаем, Лариса Захаровна бывает такой радостной и веселой, что мы хохочем весь урок!


Девчонки

Мы играли во дворе школы. Мимо меня бежала Катя, запнулась за что-то и со всего размаха упала на гравий. Расшиблась, конечно. И заревела.
Даня говорит:
— Максим, зачем ты её толкнул?
Я изумился:
— Я тут причём? Катя сама споткнулась.
Но Даня смотрел с недоверием. Мне стало противно, и я пошёл в школу. Рядом со школьным буфетом у нас автомат с напитками. Пить очень хотелось. Я купил чай, взял свой стаканчик и осторожно понёс на стол. Только я вздохнул с облегчением, подходя к столу, как ко мне подлетела Аня и ударила ладошкой под дно стаканчика — раскалённый кипяток ожёг мне запястье:
— Это тебе за Катю…
У меня в голове помутилось от боли и обиды, я закричал:
— Ты что — дура? Она сама споткнулась, — потом схватил остатки чая и плеснул ей на руку:
— Это тебе за то, что не слышишь других! Даже не слушаешь!
Потом мне так стыдно было! Лучше бы я перетерпел. А потом мы помирились, потому что Ане тоже было стыдно. Она, наконец, поняла, что я не толкал Катю. Так что девчонки у нас ничего, только очень горячие!..


Белочка

Мы были в санатории на Кавказе. Там в курортном парке много синичек, они такие доверчивые — клюют семечки с руки. Подставишь ладошку, а они слетаются: фыр, фыр, фыр — одна, другая, третья; пока все семечки не склюют. Еще мы там видели большую голубую сойку с хохолком на голове, черно-белую сороку и дятла в красной шапочке. А синички там разные, одни, как у нас, в зеленых сюртучках, а другие — в голубых.
А однажды я иду по парку и вдруг увидел на дереве белочку: сама рыженькая, на ушах кисточки, хвост веером, а на боках белые подпалины. Я подошёл и подставил к стволу ладошку с кедровыми орешками, они у меня заранее припасены были в кармане. Белочка наклонила мордочку, посмотрела на меня глазками-бусинами, а потом распласталась на стволе вниз головой и так спустилась к моей руке.
Я нарочно отодвинул ладонь и думаю: «Что она будет делать?» А белочка мне на руку встала передними лапками, они холодненькие и цепкие — я так и замер, — и схватила орешек; ловко так разгрызла, только мелкие крошечки скорлупок посыпались в ладонь; а потом хвать другой и его разгрызла. Я стою, не шелохнусь. Белка совсем освоилась и уплетает орехи, а как последний схватила, так и убежала, только рыжим хвостом махнула. И нет её. Как и не было.
После этого я ещё много раз кормил белок. И они тоже оказались разные: и серые, и рыжие, и темные, и полосатые.
А одна белка вообще сторожила людей у тропинки к источнику с минеральной водой, ждала орешков. Вот какая умная и сообразительная оказалась!


Лермонтов

Мы в школе учили стихотворение «Бородино». Очень хорошее, про войну. А тут на экскурсии в Пятигорск оказалось, что поэт Лермонтов, который его написал, был в этих местах, поссорился здесь с другом и был убит на дуэли. Мы были на этом месте и у его первой могилы, и в доме, где произошла ссора, и в его домике, где он жил с дядей-другом. Мы видели стол, за которым он написал много стихов; ходили по улочкам, по которым он ходил; были в гроте, где он устроил для друзей праздник, и видели горы Кавказа, которыми он восхищался.
Это было удивительно! Такой далёкий Лермонтов стал близким и хорошо знакомым! Его было жалко! Он был старше меня в два с половиной раза, умер от ранения почти мгновенно! Потому что дразнил товарища, а тот обиделся и вызвал на дуэль. И она так печально закончилась!
Хотя Лермонтов на дуэли стрелял в воздух, а его друг, Мартынов, целился в ногу. Но пуля срикошетила и пробила легкие...
Вот, оказывается, как важно думать, что говоришь! И не говорить то, что не думаешь! Или хотя бы не все говорить, что думаешь! Вот это я завернул! А Лермонтова всё равно жалко! И хорошо, что сейчас нет дуэлей — и мы успеваем помириться!


Птенцы

У нас на даче много птиц. Они галдят, снуют, занимаются своими делами, не обращая на нас никакого внимания. Нам же, наоборот, очень интересно за ними наблюдать. Но интереснее всего смотреть, как птицы выводят птенчиков. Несколько раз мы были свидетелями становления птичьего потомства.
Всякая птица, оберегая потомство, прячет гнездо в укромное место, стараясь, чтоб его не обнаружили. Но проходит время, птенцы вылупляются и выдают себя с головой. Завидев отца и мать, они поднимают такой оглушительный писк: «Есть давай, мне давай», что вычислить гнездо не составляет труда. Вот и в этом году три-четыре горластых семейства поселились у нас по соседству, и мы их, конечно, обнаружили.
С одним птичьим семейством получилось очень забавно. Птицы надёжно спрятали гнездо в густых зарослях девичьего винограда, взобравшегося по стене на крышу веранды. И оно оказалось прямо за стеклом веранды напротив стола! Целое лето мы наблюдали, как подрастают круглые маленькие птенчики.
Нам было очень интересно, как мать и отец будут учить их летать? Но птенцы всё никак не решались покинуть гнездо. Как вдруг однажды, под вечер, один, самый смелый, выбрался на край, не удержался, кувырнулся и взмахнул куцыми крылышками. Мы бросились на улицу — на помощь. Но птенец, как ни в чем не бывало, сидел на лозе рядом с гнездом. Мы протянули к нему руки, но он ещё раз взмахнул крылышками, и вот уже наш отважный птенчик сидит на крыше веранды, вне досягаемости, и косится на нас круглым глазом.
На следующий день ещё два птенца слетели на ближнюю яблоню, а когда мы подбежали, взлетели на яблоню подальше и повыше. К вечеру того же дня покинули гнездо последние два птенчика.
Что удивительно, в гнездо они больше ни разу не возвращались, не было никаких уроков под присмотром заботливых родителей. Просто выскочили из гнезда, и это уже было началом самостоятельной жизни. Ладно летать, но как они добывали себе пищу? Больше мы их не видели.
Их родители тоже больше не прилетали.
В другой раз папа пошёл за водой на родник, приходит и говорит:
— Максим, Любаша, идите со мной, что я вам сейчас покажу…
Мы пошли. И в дальнем углу сада, у заброшенного колодца, папа осторожно раздвинул куст туи и показал нам гнёздышко. Оно было очень низко — на уровне человеческого роста. В гнёздышке шевелились маленькие птенчики. Я пригляделся. Крохотные птенцы выглядели очень комично. Не птенец — а один большой рот, пушистый кожаный мешочек, наподобие мешка для выемки писем, куда родители без устали сбрасывают добычу. Таких прожорливых ртов было пять. А потом мы тихонько отошли подальше и стали наблюдать, как их будут кормить родители.
Оказалось, что родители кормят их с утра до вечера. Когда родители прилетают, птенцы начинают так отчаянно пищать, что я удивился, как это мы их раньше не обнаружили. Иногда птицы не прилетали по десять-пятнадцать минут. Я думаю, им было трудно корм найти.
В один из таких перерывов мы с сестрой заглянули в гнёздышко посмотреть птенчиков, а они как завопят, подумали, наверно, что это родители. Мы скорей назад.
Птенцы были очень маленькие, с торчащими лопатками, они налезали друг на друга и отчаянно пищали, требуя еды.
Постепенно птенцы опушались, округлялись и стали такие симпатичные, что трудно было удержаться, чтоб не взять их в руки. Но мы сдерживались.
Один раз, когда никто не видел, я не выдержал и взял птенчика в руки. Но он был такой хрупкий, и у него так гулко колотилось сердце, что я поскорей сунул его обратно.
Потом они подросли и улетели.
А один раз случилось так, что нам даже пришлось выкармливать трёх птенчиков, правда, всего два дня, ровно столько им было нужно, чтоб стать самостоятельными.
Мы возвращались из леса мимо небольшого песчаного откоса. Накануне прошёл сильный ливень, и часть откоса обрушилась вместе с гнездом. Погибла мать и один птенчик, а три маленьких крохи прыгали по дну карьера и жалобно пищали. Мы собрали их в панамку.
Дома устроили птенцам тёплое гнездышко.
— Но как и чем их кормить?
По книжкам мы знали, что птицы уничтожают вредителей сада. И мы бросились искать гусениц. Нашли одну маленькую зелёную гусеницу и стали пихать ее птенчику в рот. Но он стал давиться и закатывать глаза. Мы испугались и стали ловить что-нибудь помельче. Поймали комара, дали птенцу. Но оказалось, что всухомятку он есть не может — давится. Тогда мы поплевали на комара и так дали птенцу, он проглотил и опять открыл рот.
— Ага, понравилось! Значит, дело у нас пошло на лад!
И началась охота за комарами и мушками. Мы даже соревнование устроили, кто больше поймает. Ведь у нас было целых три питомца!
Два дня мы носились как угорелые. Впервые в жизни мы радовались, когда на нас садились комары. И бегали с мухобойками за мухами.
Через два дня птенчики набрались сил и улетели от нас. Мы уже знали по предыдущему опыту, насколько птенцы самостоятельны и понимали, что они не вернутся. Нам стало очень грустно. Они были такие милые...
Но мы ошиблись.
Один, самый горластый, еще дня четыре прилетал к нам, садился на ветку около дома и кричал на своём птичьем языке: «Кормите меня, кормите!» Мы с радостью откликались и подкармливали его.
А потом улетел и он.


Чудеса воспитания

Летом мы ездили в спортивный лагерь.
Однажды один мальчик из нашей команды начал баловаться, брызгать на всех водой, и так разыгрался, что весь пол оказался залит.
После завтрака нас выстроили в шеренгу, и тренер сказал:
— Признавайтесь, кто устроил потоп в умывальной комнате?
Все молчали. Тот мальчик не спешил признаваться, а мы не хотели его выдавать. Каждый думал, сколько кругов нас заставят бежать за его провинность или сколько раз всей команде придётся отжиматься. Потому что у нас принцип «один за всех и все за одного», если кто-то провинился, наказывают всю команду.
И вдруг Саша Степанов сделал шаг вперед и сказал:
— Это я…
Мы в изумлении смотрели на него во все глаза. Все молчали. И тогда наш тренер Александр Иванович сказал:
— Все свободны, а ты, Саша, зайди в тренерскую.
Мы все переживали за Сашу. Но в тренерской он пробыл недолго. Когда Саша вышел, все ребята окружили его и стали расспрашивать, что там было. Саша смущенно улыбнулся и сказал:
— Да, не волнуйтесь вы так. Ничего особенного. Александр Иванович сказал: «Ты — молодец, что сознался. Награждаю тебя за мужество шоколадкой».
Мы все были в шоке…
Интересно, если бы Александр Иванович узнал, что Саша взял на себя чужую вину, он бы ему две шоколадки дал? Или нет?
Но этого я уже никогда не узнаю…


Сон в руку

Однажды на даче мне приснился сон. Как будто мы с Никиткой пришли Первого сентября в школу. Нарядные — в темных костюмах, белоснежных рубашках и в бабочках — мы спускаемся по лестнице, а навстречу нам поднимается наша любимая Лариса Захаровна, видит нас, улыбается и говорит:
— Ах вы, красавчики мои!
Когда я проснулся, то сказал маме:
— Мама, я ужасно хочу в школу, учиться.
Мама говорит:
— Наверно, не учиться, а ребят повидать. Ты по ребятам соскучился. Так всегда летом бывает.
А я говорю:
— Нет, мама, по ребятам я, конечно, соскучился, но я хочу именно учиться.
Мама говорит:
— Да, в моей практике это первый случай, когда ребенок по учёбе соскучился. Ну что же, это хорошее желание.
Прошло полтора месяца. Наступило Первое сентября. У наших знакомых сын поступил в нашу школу и шёл первый раз в первый класс. Они все очень волновались. Мы встретились по дороге, и их папа, дядя Витя, спросил меня:
— Максим, не надоело тебе ещё в школу ходить?
Я ответил:
— Нет. Мне нравится. У нас интересно, и все — друзья. Ты, Николка, не робей!
Школа нам как родной дом. Когда у нас сделали продлёнку, мама написала заявление, чтоб меня отпускали на кружки и секции сразу после обеда. А я попросил: «Мама, можно я буду иногда задерживаться?» И приходил всё позже и позже. Так что мама даже заинтересовалась: «Тебе что там, мёдом намазано?» А я говорю: «Бабушка сказала, что тебя тоже было из школы не выгнать, значит, я в тебя пошёл!» Просто у нас в школе интересно!
Все ребята пришли в школу нарядные, с букетами осенних цветов. За лето мы все немного изменились, повзрослели. И чувство у нас было, как будто после долгой разлуки домой вернулись. Мы радовались и друг другу, и учителям, и нашей любимой Екатерине Николаевне. А директор Ольга Геннадиевна — наша общая школьная мама — поздравила нас с новым учебным годом.
Идём мы с Никиткой по лестнице, что-то обсуждаем. И вдруг нам навстречу идёт Лариса Захаровна, улыбается и говорит:
— Ах вы, красавчики мои!
Я как услышал, сразу сон вспомнил, и рот у меня до ушей растянулся.
Но про сон я уже больше никому не рассказывал, потому что начались трудовые школьные будни.


Учителя

У нас в школе много учителей. Они — молодые и не очень, весёлые и серьёзные, строгие и добрые — разные. Из года в год они учат нас: рассказывают, объясняют, задают задание, но больше всего спрашивают, как будто сами не знают ответов. Мы их любим и в последнее воскресенье октября устраиваем им праздник под названием «День учителя». По всей школе мы развешиваем надувные шарики, на всех этажах размещаем весёлые стенгазеты и устраиваем капустник. Учителя в этот день приходят особенно нарядные и весёлые. Мы поздравляем их с праздником, дарим цветы.
В этом году мы решили: хватит отвечать — пора спрашивать! И устроили нашим учителям весёлую викторину из трёх вопросов:
1. Как украсть миллион?
2. Как вы ориентируетесь?
3. Где найти бриллианты?
Первое место заняла учительница географии Елена Ивановна. На вопрос, как украсть миллион, она ответила: «Если б я знала, только бы вы меня здесь и видели! Я бы уже была на Карибах!» На второй вопрос, как вы ориентируетесь, она ответила: «Иду на вкусный запах!», а на третий, где найти бриллианты, ответила: «В ювелирном магазине!»
Все учителя хорошо отвечали, но ответы Елены Ивановны мы признали самыми остроумными.
Мы поняли, что наши учителя знают ответы на любые вопросы, даже самые каверзные!
После таких праздников мы ещё больше любим нашу школу и своих учителей!


Боабдил

Передо мной лежит странный жёлудь: блестящий, темно-коричневый, очень вытянутый и с острым концом, а рядом два его листочка, маленькие, овальные, очень плотные, зеленовато-серого цвета. Я подобрал его в Сарагосе, это память об Испании.
В Испании много интересного. Но больше всего мне запомнилась Гранада и её последний мавританский правитель Боабдил. Он был молод, добр и мудр, понимал, что не сможет противостоять растущей мощи христианского войска. И чтоб избежать напрасного кровопролития и разорения любимого города, Боабдил тайком ночью передал ключи Изабелле Католической и её мужу Фердинанду.
С грустью покидал он родные места, свой прекрасный дворец Альгамбра и райские сады Хенералифе, осыпаемый проклятиями своих подданных, а его суровая мать Айша сказала ему:
— Теперь ты можешь как женщина оплакивать то, что не смог отстоять как мужчина.
Мне его жалко!


Коррида

В Мадриде мы с мамой решили пойти на корриду.
— Как вам не стыдно?! — возмущался папа.
Но мы хотели понять, что такое коррида, сами, а не с чужих слов. Мы договорились с мамой, что если будет совсем противно, то уйдем без сожаления.
Бой начался. Выпустили быка. Он понёсся вдоль арены как снаряд. И тут шесть тореро с разных сторон стали дразнить его цветными плащами-мулетами. Безоружные тореро выскакивали иногда в самый центр арены, и тогда становилось действительно страшно за них. А когда бык стремглав нёсся на них, удирали со всех ног и прятались за специальными стенками вдоль арены. Бык в ярости пытался снести эти стенки. Но они сделаны очень надежно, и это ему ни разу не удалось. Все это время головы тореро находились выше стенки, но быку в голову не приходило привстать и боднуть выше. Тореро успокаивали быка, делая движение рукой вниз, мол: «Успокойся!» И один раз бычок взял да и лизнул эту руку. Его сразу стало жалко.
Потом выехали два всадника с пиками. На лошадях были попоны из плотных циновок наподобие самурайских доспехов из исторических фильмов. И животы у них тоже были обернуты этими циновками, а глаза у лошадей надежно завязаны, чтоб они не боялись. А у всадников стремена, как железный сапог.
Бык бросается на лошадь, пытается её свалить, но всадник обороняется пикой. Он вонзает её в холку быка совсем неглубоко, но это первая кровь. Всадники уезжают с арены. Тут опять выскакивают тореро с бандерильями, это такие маленькие разноцветные пики, и пытаются вонзить их в быка. Нужно быть очень смелым и ловким, чтоб успеть подскочить к быку вплотную, вонзить бандерильи близко к холке и не попасться на рога.
После этого наступает очередь тореадора. Это один из тореро. Он гибкий, ловкий и грациозный, как балерина, на ногах у него тапочки-балетки, он движется легко и изящно. Но эта лёгкость обманчива. На самом деле это опасный поединок мужчины и зверя, один на один. Тореадор дразнит быка мулетой, наброшенной на шпагу, застывает на мгновение прямо перед рогами зверя и демонстрирует свою выдержку и хладнокровие. Это завораживающе красиво.
Зал взрывался аплодисментами то быку (по-испански бык — торо), то тореро. Говорят, что один знаменитый испанский тореадор даже вставал перед разъяренным быком на колени! А в конце тореадор меняет шпагу на боевую и должен поразить быка одним ударом в холку. В этом искусство тореадора.
Я смотрел на арену во все глаза. А потом попросил:
— Мама, ущипни меня!..
Мама была всеми мыслями на арене и сразу даже не поняла меня:
— Что?
— Ущипни меня, пожалуйста, что это мне не снится.
Мама поняла, кивнула и сказала:
— А ты меня, что это мне не снится…
Первым был высокий молодой человек с блестящей копной темных кудрявых волос в голубом костюме, расшитом серебром. Мы его назвали Красавчик. Он провёл три боя блестяще. В конце последнего боя зал устроил ему овацию. На арену полетели бейсболки, платки, девчонки чуть не кофточки с себя снимали. Красавчик брал охапку, подносил к губам и бросал обратно. Я думаю, девчонки больше эти вещи не стирали.
Второй тореро, самый старший, в жёлтом с золотом костюме, в какой-то миг был подброшен на рога, но сумел встать и довести бой до конца — поразить быка. Больше мы его не видели, наверно, травма оказалась серьёзной. За него потом выступал Красавчик.
Самый младший и самый смелый тореро был похож на моего старшего брата Костю, и мы его прозвали Костик. У него был белоснежный с серебряной вышивкой костюм. Он провел два боя. Костик отчаянно бравировал: он бесстрашно выскакивал в самый центр арены, виртуозно уворачивался от рогов быка, но в какой-то момент на его белом костюме сзади расползлось яркое алое пятно.
Во втором поединке Костика освистали за то, что ему не удалось сразу убить быка.
Что я понял — что я переживаю за обоих, желаю победы обоим сразу: и быку, и тореро. Я не хочу, чтоб погиб тореро, я восхищаюсь его мужеством и ловкостью, с которой он скользит вокруг морды быка, почти касаясь рогов шестисоткилограммового чудовища. Но я сочувствую и быку, который упрямо бросается на алую мулету, а сбоку, всего в двадцати сантиметрах от нее, находится забияка, который дразнит и дразнит быка. Вот такая получается история, да!
Во время триумфального шествия Костик смотрел из-за барьера на Красавчика такими глазами, что мы ему от души посочувствовали и пожелали, чтобы когда-нибудь и он стал триумфатором.
Последний бык был так хорош в бою, что зал взметнулся белыми платками. Мы поняли, что это просьба оставить быку жизнь. Но у него были раны, несовместимые с жизнью, и его пришлось добить ударом кинжала.
Нам коррида очень понравилась. Это честный поединок человека и зверя, со своим кодексом чести, который строго соблюдается.
А рядом с мадридской ареной стоит замечательный памятник тореро победившему и тореро павшему.
Ночью мне снилось, что я тореро. У меня чёрный с золотом костюм и алая мулета. Я исполняю смертельно опасный танец с быком. Я чувствую его горячее дыхание, вижу дрожь его нетерпения и кружусь в сантиметре от смертоносных рогов. Мой противник храбр и смел. Он подстерегает моё неловкое движение. Но я собран и сосредоточен и не отдам ему победу. Трибуны замерли…
Последний миг настал. Я молниеносно выхватываю шпагу, нацеливаю её между лопаток и … опускаю шпагу. Кланяюсь быку, зрителям и ухожу. Трибуны ожили, взметнулись белыми платками, зрители всё поняли, оценили, они приветствуют меня и рады за быка. А самая красивая девочка из нашего класса бросает мне свой шарф.
А потом я просыпаюсь.


Раздумья

Я решил бросить баскетбол и ходить на футбол. Потому что почти все ребята в нашей секции стали выше меня на голову или полголовы — они подросли, а я не очень. И хотя я технично двигаюсь и здорово забрасываю мяч в корзину, я расстраиваюсь. Я попробовал есть «растишку» — не помогает...
И тогда я решил уйти. Может, в футболе у меня лучше получится. Мама говорит, что надо было отдать меня в спортивную гимнастику, что я прирождённый гимнаст — «гуттаперчевый мальчик». Но занимаюсь-то я баскетболом! Вот я и решил:
— Всё! Больше не хожу на баскетбол! Буду заниматься футболом!
А родители в один голос:
— Где твои волевые качества? А как же команда? Александр Иванович?! Он в тебя душу вкладывал, надеется на тебя, ему команда нужна! А ты? Пять лет занятий! Ты, может, через год-два так вытянешься, что будешь самый высокий среди ваших мальчишек!
Мне горько было это слушать, и я тихо спросил:
— А если нет?
— А если да?
И мы разошлись.
А вечером, когда я ложился спать, папа пришёл ко мне в комнату, прилёг рядом и мы ещё поговорили. Это у нас с папой ритуал такой — «разговоры по душам на сон грядущий». Так всегда было — сколько себя помню. И в этот раз я говорю:
— Папа, давай запишем меня на футбол.
Папа говорит:
— А ты знаешь где? И потом ты, наверно, уже старый, тебе уже одиннадцать лет! Все ребята за это время далеко ушли и многое умеют. Как ты в баскетболе — один из лучших в твоей обычной школе, среди ребят, которые не занимались, ведь, правда?!
Я сначала поразился «старый!» — в одиннадцать лет! А потом согласился, да, я играю лучше! А папа продолжал:
— Это как с французским, даже если успехи не очень, знаешь его лучше, чем те, кто не учил совсем. Ты не торопись, подумай! Из баскетбола уйдёшь, а в футбол не попадёшь, что тогда?
Папа подумал ещё немного и спросил:
— А если тебя Александр Иванович похвалит, пригласит в соревнованиях участвовать — ты останешься?
Я отвернулся к стене и тихо сказал:
— Ну, что ты спрашиваешь, папа? А-то ты сам не знаешь?! Давай лучше спать.
Папа встал, наклонился надо мной, погладил по голове и пошёл спать. А я решил: «Утро вечера мудреней».
На следующий день я пошёл на тренировку.


Взрослые и дети

Мы идём с мамой на баскетбол. Впереди на тротуаре, куда мы идём, какая-то свалка: суетятся люди, кто-то звонит по мобильнику. Оказывается, человеку плохо. Он лежит на спине, запрокинув голову. Крупный седой мужчина. Рядом лежат два ярких пакета и букет белых хризантем.
— Надо же, — говорит мама, — как обидно, человек спешил по своим делам, цветы кому-то нёс, ничего такого не предполагал. И вот — лежит на тротуаре…
— Может быть, он узнал, что его не любят… — предполагаю я.
Мама в изумлении смотрит на меня:
— Ого! Какие у тебя мысли в голове рождаются, тебе же всего одиннадцать!..
Я смотрю на маму с укоризной. Что же, взрослые считают, что если мы — дети, то уже ни о чём не размышляем, что ли? Пожалуй, я лучше ничего не скажу. Иногда лучше промолчать…


Бабушка

У меня есть бабушка Тамара. Мы с ней друзья. Она рассказывает мне страшные сказки по ночам. Персонально для меня жарит картошку, хотя мама ругается и говорит, что это вредно. После тренировки бабушка делает мне массаж. Ещё бабушка сама меня тренирует, чтоб я подтягивался на шведской стенке, качал пресс, советует мне другие упражнения. Она засекает время, как заправский тренер, и радуется моим успехам. Я её люблю и не сержусь, когда она делает телевизор на полную громкость, потому что плохо слышит. Разыскиваю и приношу ей наушники, чтоб на неё не сердились остальные.
Вчера Михаил Евгеньевич, наш педагог по классу гитары, протянул мне два билета на концерт в Дом музыки и сказал:
— Поздравляю! Вы стали лауреатами третьей степени! Поэтому Ваш квинтет будет участвовать в концерте детей-дипломантов музыкального фестиваля. Вот тебе два билета, пригласи, кого хочешь.
Папа уехал в командировку, и я пригласил маму и бабушку. Места у них были не вместе. Бабушка выбрала поближе, но с краю. Маме досталось подальше и в центре.
Концерт начался. Трио, квартеты, соло сменяли один другого. Все исполнители очень волновались, но старались играть как можно лучше. Дошла очередь и до нашего квинтета. Я как увидел черноту зала, у меня руки затряслись. Я смотрю на ребят, у них тоже руки дрожат. Мы же первый раз на такой огромной сцене! Но мы собрались с духом и сыграли два произведения. Потом нас сменили другие музыканты. Только за кулисами мы немного пришли в себя.
Мы тихонько спустились в зал и сели на свободные места. Я нашел глазами маму и бабушку и стал смотреть концерт. Ребята выступали здорово! Но оказалось, что на бабушку смотреть интересней.
Бабушка наблюдала за концертом так заинтересованно, что незаметно для себя перебралась к самой сцене на первый ряд — плавно перетекла. И я отчетливо увидел, что никакая она не бабушка, а маленькая девочка, которая живёт на свете восьмой десяток лет. Концерт ей ужасно нравился. Казалось, что все дети, выступающие на сцене, её. Она с восторгом следила за их выступлением, а потом оглядывала зал с видом «все ли оценили» выдающийся номер. Если люди хлопали, она удовлетворенно отворачивалась к сцене и продолжала смотреть следующий номер, после которого опять с гордостью оборачивалась. Если хлопали не очень, брови её удивленно приподнимались, недоумевая, потом лицо принимало обиженное выражение, и она с болью отворачивалась от зала. Тут глаза её опять широко распахивались, и она с восторгом смотрела на очередных ребят. Так продолжалось три часа. Наблюдать за ней было не менее увлекательно, чем слушать лауреатов фестиваля.
Я смотрел на неё с удовольствием и думал, что у меня самая замечательная бабушка на свете.
В конце концерта я подошёл к бабушке, не удержался и чмокнул её в нос. Бабушка просияла и сказала:
— Я так горжусь тобой! Ваш квинтет был лучше всех!
Я кивнул, я знал, что это неправда, потому что все ребята здорово играли, но мне была приятна похвала бабушки, и я сказал:
— Бабушка, я тебя ужасно люблю!
Мы подождали маму и поехали домой.


На даче

Никитка уезжал на выходные к бабушке на дачу. И пригласил меня в гости. Родители разрешили мне поехать.
Оказалось, что его бабушка тоже классная, только её зовут Марина, и она ещё молодая. Она посмотрела на нас с Никиткой и предложила:
— Ну, мужчины мои дорогие, вы будете по хозяйству помогать, а я буду вам готовить.
И мы принялись помогать: мы и печку топили, и воду носили. Нам было весело и интересно.
С Никиткой вообще интересно. Он всегда что-нибудь такое скажет — необычное.
Мы сидели за столом и ели рассыпчатую гречневую кашу, приготовленную бабушкой Мариной в чугунке в печке. Каша была — объедение! Мы «пальчики облизывали» — просили добавку. И вдруг Никита говорит:
— Представляешь, а во Франции не понимают, что такое каша. Невозможно объяснить моей французской бабушке, что это такое.
— Да, странно, — говорю, — у нас наоборот существует пословица «щи да каша — пища наша». Ты скажи бабушке, что каша — это разваренное зерно, а ещё лучше дай попробовать. Что же они на завтрак едят?
— Другие вещи. Французы знают толк в еде. Французская еда — очень вкусная и полезная. Французы следят за здоровьем.
— Может быть. Только не знаю, какой голод может заставить меня есть улиток или лягушек.
Никитка хитро посмотрел на меня и протянул:
— Ты просто не про-о-бовал. А то, может, тоже пальчики облизывал бы.
— Как это ты себе представляешь, Никитка! Мы с тобой гоняемся за зелеными лягушками и облизываемся, а они от нас скачут врассыпную и громко квакают: «Ква-а, ква-а, ква-а!»
Я представил себе всё это и захохотал, как ненормальный. И Никита, глядя на меня, тоже. Мы хохотали-хохотали, катались от смеха на диване, просто так, потому что нам было хорошо. И день был хороший. И солнышко весёлое. И птицы так звонко распевали.
Пришла бабушка Марина, посмотрела на нас — и тоже начала смеяться. А потом сказала:
— Идите-ка, мои дорогие, гулять!
И мы пошли на улицу. Никита познакомил меня со своими друзьями.
— Максим, ты в футбол как? Играешь?
— Обожаю, — говорю я.
Мы все вместе стали играть в футбол. У них площадка хорошая, и ворота настоящие они сделали. Гоняли мы мяч, гоняли, пока совсем не устали. Сели на лавочку отдохнуть.
И тут мимо нас по дороге проехала гружённая лесом машина. Ей было тяжело. Она ревела и оставила после себя шлейф грязно-серого удушливого дыма. Мы поморщились, а Никита сказал:
— Во Франции очень следят за экологией, специальные машины выпускают, стараются маленькие автомобили использовать. А здесь еще не очень. Но, я думаю, они потом будут думать об экологии, позже…
— Ну, нет, Никитка. Здесь тоже думают. Мой папа — эколог. Он думает, как понизить выброс вредных веществ в атмосферу, чтобы воздух был чистый. Я не очень в этом разбираюсь. Но знаю, что он много работает. Иногда до часа ночи за бумагами сидит, а бывает — и по выходным на работу ездит. Так что у нас тоже думают об экологии.
И тут к нам подошёл никиткин сосед, Егор. Егор уже взрослый, ему шестнадцать лет. Он пришёл с гитарой. Нас познакомили. Егор сел рядом, наиграл мелодию из «Крестного отца». Наверно, я так заинтересованно смотрел, что он предложил мне:
— Хочешь, покажу аккорды?
Я говорю:
— Конечно, хочу!
Он показал мне один. Я повторил. Он говорит:
— Ты — способный. — И показал ещё аккорд. Я повторил. Он похвалил:
— Ты — молодец! — и предложил:
— Хотите, я вам ещё сыграю? — И сыграл. А потом протянул мне гитару и сказал:
— А теперь ты попробуй!
Ну, я и попробовал. Сыграл «Блюз трех нот», «Цыганочку» и «Андантино».
Никита засмеялся. А Егор — молодец! Не обиделся, а пошутил:
— Маленький, да удаленький! Так бы сразу и сказали, предупреждать надо, что гитарист. Тогда покажи мне, Макс, как играть последнюю мелодию. Уж больно красивая!
И мы с ним стали разучивать «Андантино».


Земля

Что я понял — что наша Земля не такая большая!
Мы по географии и истории проходили, что раньше кругосветные путешествия длились годами. Знаменитые путешественники — Васко да Гама, Колумб, Кук — плыли на кораблях по безбрежным морям-океанам. Развевались флаги, ветер наполнял паруса, поскрипывали уключины; временами штормы трепали корабли и проверяли моряков на прочность, — а конца-края не было видно. И только после многомесячных переходов раздавалось долгожданное: «Земля!»
А сейчас, в нашем двадцать первом веке, есть самолёты, спутники, мобильники — и можно за полсуток улететь на другой конец Земли, а новости разлетаются по миру почти мгновенно.
Моего дедушку Игоря однажды послали в командировку в Новую Зеландию — это рядом с Австралией, на другом конце Земли. Дядя Андрей с тётей Наташей были на Кубе, рядом с Америкой. Я сам видел скалистые фьорды Норвегии, а ведь это северный край Европы, и мне очень понравилась Испания — это её южный край. Мой друг Сережа в прошлом году ездил с родителями отдыхать на Красное море в Хургаду в Египет — это Африка. А мы ездили на отдых в Анталию в Турцию — это Азия. И летели мы туда всего четыре часа! И везде мы встречали симпатичных дружелюбных людей!
Оказалось, что у людей в разных странах много общего. Мы гораздо ближе друг другу, чем можно подумать. Все люди радуются и печалятся, любят посмеяться и пошутить.
И первым делом мы учим на других языках слова: «здравствуйте», «спасибо», «пожалуйста». Когда мы старательно выговариваем эти слова на незнакомом языке или слышим их на ломаном русском, то расплываемся в улыбке, и тот, кто говорит, и тот, кто слушает — мы общаемся! А для игр и слова не нужны!
А то, что мы разные, и делает нас интересными друг другу.
И теперь я переживаю, когда где-то пожары или наводнения и людям плохо.
То есть оказалось, Земля совсем не такая большая, даже маленькая, и для всех людей — общая. Наш общий дом! И его надо беречь!



Щеночки

У нас есть собачка Тимка. Я её люблю. У неё веселые глаза, белая гладкая шёрстка, острая мордочка, тонкие ножки, хвост крючком и смешное золотистое пятно на ухе. По-моему, она очень красивая.
Мама говорит, что Тимка — дворняжка, я не верю — не соглашаюсь, она же не во дворе живет! По-моему, она — не дворняжка, а дворянка, мы про них книжку читали. Она такая же благородная: любит нас, ждёт и защищает.
Однажды мама перед работой вывела её на улицу погулять, а там шёл пьяный. Тимка терпеть их не может. И бросилась на него с лаем — маму защищать. А мама держалась за поводок и упала прямо в грязь — поскользнулась. На работу в тот день опоздала, расстроилась и говорит:
— Больше я с ней по утрам гулять не буду, сами выходите.
А Тимка не виновата: она маму защищала. Но теперь по утрам до школы гуляю с ней я.
Тимке уже два, нет, три года. Я говорю:
— Давайте заведём ей щеночков, ей же хочется, и мне тоже.
А родители говорят:
— Куда нам щеночки, что мы с ними делать будем, мы с одной собакой еле управляемся — мы же работаем.
И ни в какую не соглашаются. Я уж просил-просил, убеждал. Приехала бабушка Тамара, я с ней поделился, она меня поняла, говорит:
— Правильно, хотя бы один раз в жизни у собачки должны быть щеночки. У меня и знакомый пёсик на примете есть — у нас по улице бегает, очень похож на Тимку, хорошенькие щеночки получатся.
Я обрадовался, и мы с бабушкой разработали план.
Как-то вечером бабушка собралась к себе домой, я с Тимкой пошел её провожать. А вернулся один. Родители спрашивают:
— Где собака?
— Потерялась, — говорю.
— Как это потерялась? Бабушка старенькая, с неё спросу нет, а ты отвечаешь за собаку, раз ты с ней гулять пошёл. Тебе уже десять лет! Иди, ищи. Без неё не возвращайся!
Что делать? Я пошёл, искал-искал, не нашёл, прихожу:
— Нет нигде!..
Папа с мамой не поверили, собрались, пошли со мной вместе.
— Вспомни, — говорят, — хорошенько, где ты её последний раз видел?
— Здесь, — говорю, — как бабушку до метро проводил, отпустил здесь Тимочку побегать между кустов, а потом звал-звал, а её — нет нигде.
Поискали мы все вместе, покричали, но не нашли. Там рядом, за забором, какая-то фабрика есть, вот родители и решили, что она туда, наверно, забежала. Пошли мы домой. Расстроились они, горевали и на меня с укоризной смотрели.
А через четыре дня нашлась наша Тимошка. Худая, грязная — на улице осень была, сама к бабушке подбежала, когда та к нам шла.
Мы все обрадовались, отмыли ее. Она стала чистая, беленькая, как прежде, все ей на радостях пихали кто колбасы, кто булку. А Тимка, по-моему, радовалась больше всех.
А потом у нее родились щеночки. Такие хорошенькие, маленькие, совсем слепые, только розовые рты разевали. А потом у них глазки открылись, и щеночки стали расползаться в разные стороны, бороться дру
г с другом и оставлять на полу маленькие круглые лужицы. А я вытирал, чтобы мама не ругалась.
Из Тимки получилась отличная мама, она все время их кормила, вылизывала, сама не кушала — боялась от них отойти, совсем исхудала — и я ей приносил миску прямо в коробку, где она лежала со щеночками.
Зато щеночки все время сосали, сосали и округлялись на глазах. Они стали очень симпатичные, все четверо — белые с рыжими пятнышками. У одного было всего одно рыжее пятнышко на спинке, и я назвал его Грошиком — его я любил больше всех.
Я рассказал про щеночков в школе, и одному мальчику, Коле, из нашего класса разрешили завести собачку. Он пришел к нам домой вместе с родителями выбирать щенка. И я испугался, что выберут Грошика. Но им больше понравился другой — задиристый. Они сунули его в шапку- ушанку, чтобы не замерз, и уехали.
Еще одну девочку взяла бабушка, у нее попросили щеночка-девочку на работе. А двух никто больше не просил. А у них чесались зубки, и они стали грызть все в доме. Родители опять стали ругать нас с бабушкой, к тому времени мы им сознались в своем заговоре:
— Вот ваши выдумки! Куда их теперь девать? Сам заварил кашу — сам расхлебывай.
Наступила весна, и в солнечный день я решился. Я взял сумку, посадил туда своего любимого Грошика и другого щеночка, веселого увальня Марека, и пошел к метро. Достал их из сумки и встал у входа. Они были такие хорошенькие, что около меня стали толпиться люди, всем хотелось погладить их по шелковой лобастой головке. Я сказал, что собачки продаются за сколько не жалко.
Через десять минут у меня купили Грошика. Веселые молодожены подхватили его на руки и сказали, что для полного счастья им не хватает только такой собачки. А когда я им сказал, что его зовут Грошик, они засмеялись:
— Ну вот, теперь мы всегда будем с деньгами, хотя бы «Грошик» у нас всегда будет!
И дали мне десять рублей. Бабушка сказала, что бесплатно животных нельзя отдавать, чтоб потом их на улицу не выбросили. А даже за маленькие деньги люди подумают: покупать или нет.
Мне было жалко расставаться с Грошиком, но я знал, что он попал в хорошие руки.
А потом еще минут через пятнадцать у меня купили Марека. Молодая женщина с грустными глазами взяла его на руки и сказала:
— Иди ко мне, малыш! Ты, наверно, то, чего мне не хватает в жизни. Вдвоем нам будет веселей.
И Марек весело тявкнул, как будто понял. А женщина засмеялась и дала мне пятьдесят рублей. Я не хотел брать так много, а она сказала:
— Бери, мальчик, и пусть этот щенок принесет мне счастье.
Я пошел домой, по дороге зашел в магазин, купил хлеба домой, молока и колбасы. А когда пришел, Тимошка бегала по дому, нюхала углы, искала щенков. Я позвал ее, сел на пол, обнял ее за шею, и мы так долго сидели — и она все поняла. А коробку я выбросил.



Зайчик

На полу у стены лежат сухие травинки. Несколько светло-зелёных былинок. Два дня назад здесь стояла клетка. Непонятно? Сейчас объясню.
Мой День рождения летом, в июне. Я всегда переживал из-за этого, потому что все друзья в это время года разъезжаются. И сами мы часто живём на даче. В этом году мне исполнилось двенадцать лет. Но на этот День рождения я получил самое необычное приключение, такой подарок, какой и представить себе невозможно! А дело было так…
В мой День рождения мы сидели на дачной веранде за столом. Пили молоко с пряниками, когда увидели, что к нам идет тётя Наташа. Она несла что-то на лопате. Что это было, коричневый корень или комья земли с кротом, видно не было.
— Смотрите, кого я Вам принесла, — сказала тётя Наташа.
На лопате сидел маленький круглый ежик. Его спутанные иголки, пёстрые, все в переходах от тёмно-коричневого к светло-бежевому, мы узнали сразу.
— Ёжик! Первый в этом году!
— А вот и не ёжик! Мы сначала тоже так подумали. Это зайчик! Настоящий, лесной, только очень маленький, недавно родился.
Мы все окружили её. Действительно, на лопате сидел крошечный пёстрый пушистый комочек.
— А где же ушки? Ведь у зайцев рисуют длинные уши!
— Наверно, потом вырастут длинные. Мы косили и под яблоней нашли четырёх зайчат. Трёх перенесли за забор, а одного вам принесли показать. Держите, а я пошла, — сказала тётя Наташа и ушла.
Мы взяли зайку на руки и стали разглядывать. Он был совсем не такой, как рисуют на картинках. Не серый, а пёстро-коричневый! Два небольших аккуратных ушка были плотно прижаты друг к другу и чуть подрагивали. Мордочка — не вытянутая, а приплюснутая, с чуткими усами. А глаза — не глаза, а глазищи, — большие круглые карие глаза спокойно смотрели на нас. Мы перевернули его и увидели трогательный белый живот и маленький, тоже белый, круглый хвост.
Всамделишный зайка-мультяшка свободно помещался на ладошке и был меньше самой маленькой игрушки. Он ни капельки не боялся и, уютно устроившись в папиной руке, казалось, собирался задремать.
— Что будем с ним делать? — спросил папа. Ответ был очевиден. — Нельзя его отпускать. Его сразу вороны расклюют или кошка съест, — убеждал сам себя папа, — он ещё и есть-то не умеет. Давайте его подрастим хоть немного, хотя бы эти два выходных дня, а потом отпустим.
Понятно, что все согласились. Моя сестра Люба достала пипетку из аптечки, я налил молока в чашку, и мы стали кормить малыша. Он не понимал нашей доброй воли и противился, отстраняя мордочку от пипетки с молоком. Пробовали мазать ему нос молоком. Он облизывался, но пипетку не брал. Кое-как, почти насильно, покормили. И посадили в тазик с травой.
На следующий день, смотрим, стал наш зайка прыгать. У него задние лапки широкие и похожи на маленькие лапти. И вот он оттолкнется этими лапотками, подпрыгнет, ухватится за край передними лапками, подтянется и перевалит через борт. Вот он уже на свободе! Мы его сажаем на место, а через минуту он опять переваливает, да так ловко! А вчера даже прыгать не умел! Тут папа сказал:
— Максим, лезь на чердак — доставай клетку. Нельзя его так оставлять, уж больно шустрый малыш!
Стали зайку кормить, а он сам пипетку хватает, стучит зубками по стеклу и пьёт, давится. Разобрал, что вкусно! Я говорю:
— Осторожно, дурашка! Она же стеклянная! Не хватай так сильно!
Любаша удивляется:
— Чудеса! Да и только! Как у Пушкина: «И растёт ребёнок там не по дням, а по часам». Вчера ни прыгать, ни есть не умел, а сегодня? Только посмотрите на него!
Мы смотрим, а «ребёнок» после кормления встал на задние лапы и умывается, совсем как кошка. Что-то с мордочки смахивает, из лап что-то невидимое выгрызает. Чистюля, оказался! Мы потом подумали, что это у зайцев в крови природная чистоплотность, чтоб их лисы не учуяли по запаху.
Зайка был такой симпатичный, что нам всё время хотелось взять его в руки. Мы по очереди брали его, гладили, чесали за ушком.
Папа взял, погладил и говорит:
— Потрогай, Макс, какой у него смешной позвоночник!
Я взял зайчика в руки, осторожно попробовал нажать и чувствую под этим пушистым облаком ребристый позвоночник и тоненькие рёбрышки. То есть, он ещё меньше, чем кажется, из-за шёрстки. А зайка встал на задние лапки и на меня карабкается. Я поднёс его к лицу так, что его усы меня защекотали, и дохнул на него. А он чуть не в рот мне полез — на тепло, как будто я — его мама. Я засмеялся и опустил его.
Очень он нам нравился. Живая игрушка. Маленький, но такой смышлёный! Через два дня уже сам стал молоко из блюдца пить. Попьёт немножко и отойдёт. Мы-то боялись его перекормить.
Спрашивали соседку тётю Иру, зоотехника, сколько ему нужно молока на одно кормление. Но она сказала, что такие тонкости не знает, а про зайцев знает только то, что они курильщиков не переносят. А у нас никто и не курит!
Но оказалось, что зайка свою меру еды твёрдо знает. И больше, чем нужно, ему ни одной капли невозможно было впихнуть, даже из пипетки. Сожмёт рот и мордочку отворачивает. Вот какая природа умная!
Незаметно выходные пролетели, надо нам в город возвращаться, а зайчика отпускать. У нас всех сердце заныло — как его оставишь? Он же такой маленький! Единогласно решили ещё немного подрастить и выпустить через неделю.
А еще через пару дней — мы уже домой приехали — зайка и вовсе по квартире стал за нами бегать, как щенок. Догонит и ещё к ноге норовит прислониться. Очень потешный и ласковый! Только страшно было на него наступить. Все этого очень боялись. Поэтому тот, кто доставал его из клетки, громко объявлял: «Осторожно! Заяц на свободе!» Как будто это тигр на свободе!
Мы привязались к нему, переживали, думали: «Как он в лесу жить будет, если он к людям стремглав несётся и только добра от них ждёт?»
Жил наш зайка безымянный, и вот однажды я спросил:
— А как мы его будем звать?
Папа говорит:
— Трусь.
Мама говорит:
— Зайка или Стёпа-Тёпа.
Люба говорит:
— Джи-Джи.
В общем, кто во что горазд.
А мой старший брат Игорь и вовсе постучал пальцами по полу. И зайка тут же на звук прибежал. Игорь взял его на руки, а тот вскарабкался ему на плечо и задремал под звук телевизора.
Мы думаем, раз у нас в доме поселилось такое маленькое чудо, нужно его другим показать. Всем же интересно живого лесного зайчика увидеть! Мы сунули его в стеклянную банку, закрыли крышкой с дырками и понесли. А он в разные стороны головой вертит — ему тоже интересно на город посмотреть! Мы его и соседям показали, и в школу носили, и на подворье храма отнесли. Спрашиваем:
— Матушка Зинаида! У вас еще капуста не выросла? А то мы Вам зайчика принесли!
Она смеётся:
— Вот только зайцев нам и не хватало!
А сама размышляет вслух:
— У кого ребятки хорошие есть? Куда бы малыша пристроить?
А мы говорим:
— Да мы его никому не отдадим! Мы его в выходные отпустим на даче в лесу. Зайцы же лесные звери! Что ему в городе делать? Это мы его просто показать принесли!
Тут подошла Аннушка, добрая, приветливая женщина, что матушке по огороду помогает, сорвала капустный листок и протягивает:
— Ну-ка, дайте ему попробовать! Зайчики любят капусту!
Мы говорим:
— Что ты, Аннушка, он же ещё маленький! Мы пробовали давать и капусту и морковку, но он пока только молоко пьёт.
Все-таки дали ему листочек, а он раз! И захрумкал! Да с таким удовольствием! Вот что значит с грядки! Аннушка говорит:
— Приходите каждый день. По листочку буду ему выделять!
Мы протянули ей зайку.
— Аннушка! Хочешь его подержать? Он такой славный!
А Аннушка говорит:
— Нет, лучше не буду, я очень привязчивая. У меня потом сердце за него болеть будет!
Показали мы его всем детям и взрослым. Дети были в восторге! А взрослые на минуту становились детьми! А потом отнесли домой.
На ночь мы сажали зайчишку в клетку. Ночью он сидел тихо, а утром требовал свободы. Вставал на задние лапы, а передними барабанил в прутья изо всех сил, довольно шумно, и так обходил клетку по периметру, будто требовал: «Свободу узнику!» — пока его не выпускали.
Зайчишка быстро рос. За неделю вырос почти в два раза.
В выходные мы отвезли его на дачу и выпустили в саду. Зайка посидел, потянул носом, принюхался и начал есть листик клевера. Мы обрадовались, значит, с голоду он точно не пропадёт! Мы ушли в дом. Когда вышли, зайки уже не было, но мы всё равно ходили осторожно, чтоб нечаянно его не раздавить. Всё надеялись, что он где-то рядом. Мы даже загрустили, что он так сразу сбежал.
И вдруг вечером папа мастерил скворечник и как вскрикнет:
— Зайка!
Мы выскочили. И точно: сидит наш зайчик на пороге и на нас смотрит.
Папа объяснил:
— Это у меня профессиональное чутьё водителя на всякие мелочи сработало, когда всё замечаешь даже боковым зрением. Смотрю, что-то метнулось. Думаю: наверно, зайка.
Почему он прибежал? Проголодался? Соскучился? Мы не выдержали — налили ему в блюдце молока. Он наелся.
А потом Люба стала его гонять, пугать.
Мама спрашивает:
— Дорогая, ты что творишь?
А Люба отвечает:
— Вы не понимаете! Он должен людей бояться, а не бегать за ними.
И добилась своего. Зайка стал от неё удирать! На следующий день мы его ещё пару раз видели у забора и у дров. А потом он совсем убежал! Вернулся в родную среду!
Мы приехали домой и первое, что увидели с порога: несколько сухих травинок на полу — память о зайке Тяпе, Трусь, Джи-Джи...