Пастушок

   Когда-то, ещё в дореволюционное время,  деревенский мужик, у которого не было даже коровы, считался последним бедняком. Корова почиталась кормилицей в семье!..
   Мой прадед Матвей Алексеевич – выходец из поморов. И, хотя он был человеком пришлым в Белозерье,  деревенская община выбрала его старостой (крепостничество в наших местах было достаточно редким явлением). Все крестьяне считались государственными. Каждому собственнику общины на земледелие и покосы выделялись большие участки земли в личное пользование. И по негласной традиции назывались они именем собственника. Например, Матвеевы луга. Рассказывали, был он строгий, придирчивый, но справедливый и хозяйственный глава поселения. И в  своём доме он являлся рачительным, трудолюбивым хозяином. Было у него три сына и дочь. Старший сын Алексей после отбытия срочной военной повинности остался в царской армии  на сверхсрочную службу. Младший – Иван позднее сгинул где-то на фронтах Первой мировой (или гражданской?) войны. Средний сын Ефим (мой дед) не пошёл по стопам отца, а избрал профессию сапожника. Его очень уважали за умелую работу и дружелюбный характер. Хозяйство он нажил крепкое: большой двухэтажный дом, две лошади, три коровы. Батраков у него не было, он считался середняком. Всё в своём хозяйстве, чего лично имел, он добился своим неустанным трудом.
   В деревне имелась так же и сельская беднота, в большинстве своём это были пьяницы и бездельники, которые и пальцем не хотели пошевелить, чтобы выбиться из нужды. Но когда пришла Советская власть, она почему-то стала опираться именно на них. И теперь они ходили по деревне гоголями и выбирали: кого же теперь им «заворотить»?! У соседа моего деда была небольшая мельница, где он трудился в поте лица, но его, как неугодного классового элемента, раскулачили и после суда отправили на Соловки, где он и сгинул бесследно. А его семью (жену с пятью ребятишками) выгнали из дому, который перевезли на другое место и установили в качестве правления колхоза. Тётя Клава успела только спрятать в картофельных кустах швейную машинку, остальное их имущество разграбили, раскулачившие их, сельские «пролетарии». На этой швейной машинке она, как умелая мастерица, и обшивала соседей, этим и кормила свою семью. Мои дедушка и бабушка надолго приютили пострадавших, хотя и самим теперь было тесно, так как пришлось срочно перестроить свой деревянный дом в одноэтажный, чтобы их самих не раскулачили. Лошадей и коров сдали в колхоз. Такие вот были времена и порядки.
   Но прошло время, и крестьянам разрешили иметь в своём хозяйстве одну корову (телят и свинью). Однако все поля для покосов и выпаса скота теперь считались колхозными. Колхозникам выделили дальние кочковатые покосы для  заготовки личного сена. А вот коров своих ходили пасти по очереди в подпаски с (нанятым всем скопом) пастухом.
   Русская деревня постепенно приходила в упадок, но ещё имелись в ней сельские жители, которые, всё же, упорно держались за землю. Колхозы богатством не блистали.
   Мои родители от нищеты и разрухи уехали работать на Крайний Север. Сначала жили в балк’е – это такой вагончик на полозьях с печкой «буржуйкой» и привозной водой. Но через полгода нашей семье выделили комнатку (на пятерых) в бараке. Система коридорная (прямо по Высоцкому), но это уже было почти что - счастье! Впоследствии моя мать осталась одна с нами – тремя детьми.   
   Других детей их родители регулярно вывозили летом на юг, а нам было сложно выехать. Но вот как-то маме выделили путёвку на курорт в Ессентуки. Старшая сестра уже работала, а нас со средней сестрой мать завезла по пути на юг в родную деревню к сестре тёте Шуре на лето (в Вологодскую область).
   Всё в деревне нам (городским детям) было в новинку. Вода из колодца, рукомойник, часы ходики с гирями… Огород с прополкой, хождение на дальние покосы. С большим трудом я научился обходиться с косой литовкой. В отличие от современных китайских кос, у дедовской косы была крепкая сталь, так что для умельца - косить ею было почти что удовольствие. Никаких триммеров в 1967 году ещё не было, и другой личной огородной моторной техники тоже. Мотоцикл – предел мечтания.
   Особой привилегией было держать у себя на дому колхозную лошадь. Была такая лошадь и у нашего пастуха дяди Пали (то есть Павла). Местное личное стадо колхозников состояло из полусотни коров, быка-производителя и некоторого количества молодняка. Одному пастуху с таким стадом было трудно управиться, а собаку в помощь пастьбе заиметь не разрешали: боялись, что она может травмировать коровушек. Так что, вместо резвой пёски в помощь пастуху, люди ( от каждого двора) по очереди ходили в подпаски (или нанимали кого из молодёжи). Это было огромное подспорье для семьи, так как наёмному подпаску полагалось три рубля денег и продпаёк на день (деревенская пенсия была у некоторых колхозников всего 12 рублей). Но и работа эта была неимоверно тяжкая, а для пожилого человека просто невыносимая. Мне было тогда 11 лет, и, как и все мальчишки моего возраста в те годы, я дома не сидел, а по целым дням пропадал на улице. Весь день на ногах, а тут…
   Вставали на работу в 4 часа утра. В положенное время хозяйки выдаивали своих коров и выгоняли их со двора в свой проулок. Далее животные сами шли к месту сбора. Как говорится: порядок знали. Двигаясь по центральной улице деревни, стадо прирастало всё новым поголовьем Бурёнок. По деревне коровы шли дисциплинированным строем, по пути ощипывая случайно проросшую по обочинам траву, так что косить у заборов тогда не приходилось. Далее двигались вдоль огороженных колхозных угодий к местам выпаса километров пять. Пастух восседал впереди на лошади, а два подпаска шли пешком позади, подгоняя увлекающихся попутной травой, коровёнок.  У пастуха имелся кнут, которым он ловко щёлкал, подавая очередную команду стадному войску, а у подпасков - по длинной хворостине.
   Вскоре, по приезде, настала и моя очередь идти в подпаски. Поёживаясь от утреннего холода и зевая с непривычки, умылся из рукомойника, выпил кружку парного молока с ржаным хлебом, экипировался по походному в резиновые сапоги и тётушкин плащик. Со двора вышел вслед за нашей коровой Картинкой. За спиной у меня висела котомка с нехитрой снедью: бутылка молока, яйца, огурцы, пирожки и краюха ржаного хлеба. Идя за коровьим стадом, надо было внимательно смотреть под ноги, а то враз можно поскользнуться на свежей коровьей «лепёшке».
   Дядя Паля был инвалидом ВОВ и сильно прихрамывал на раненую ногу, но на лошади он мне казался похожим на самого Василия Ивановича Чапаева. Вместо бурки и папахи, правда, у него на плечах была огромная плащ-палатка и картуз на голове, а взамен сабли – самодельный резной посох, который он иногда метал в гневе в сторону особо сноровистой, непослушной тёлушки. А уж речь его была до чего живописна и в пылу весьма многоэтажна, так что юному отроку было чему поучиться у него, особенно, истинно русскому словесному фольклору.
   Суть пастьбы состояла в том, чтобы, постоянно жующее жвачное стадо, регулярно перегонять на новый, неощипанный, сочный травяной участок. Вот только  день этот выдался очень жарким. Так что коров и так подгоняли, непрестанно жалившие их, оводы, мошка и прочие гнусы. Бедные животные, как могли, отмахивались своими хвостами (вертели ушами и мотали головой, дрыгали ногами) и разбредались по кустам, где их труднее было достать вездесущим кровопийцам. Требовалось постоянно бегать, чтобы сбирать отбившихся бурёнок в стадо. Иногда приходилось попридержать стадо, когда бык Бугай внезапно брался за свою работу по осеменению. Деревенским детям частенько приходилось наблюдать подобные картины, так что ничего необычного для них в этом деле не было!
   Вторым подпаском был Виктор - взрослый сын соседки, но бегал он ещё шустрее моего, видимо, сказывалась армейская закалка. Кстати, почти все деревенские парни служили во внутренних войсках. Как сурово говаривали тогда в народе: «Вологодский конвой шутить не любит. Шаг влево, шаг вправо – попытка к бегству. Прыжок на месте – провокация. Стреляем без предупреждения!»
   Так и бегали мы, почти, что до упаду, пока не разразилась гроза. Кажется, никогда ещё я так не радовался дождю, как в этот день. Дождь прогнал надоедливую мошку, и стадо остановилось. Дядя Паля с Виктором расположились пообедать под густым кустом, и под чекушку, предусмотрительно прихваченную моим молодым соседом. У меня сил на еду уже не было. Я рухнул на мох под дерево и моментально уснул. Проснулся я от непонятного ощущения. Оказалось, что какая-то сердобольная тёлка подошла ко мне и стала заботливо вылизывать моё лицо, обильно орошаемое дождём…
   Но к вечеру погода опять наладилась. Когда пригнали стадо обратно в деревню, коровы мычали на всю округу, возвещая своих хозяек о возвращении домой и самостоятельно разбредались по своим дворам. А дядя Паля поручил мне ответственную миссию - отогнать его лошадь на ночную пастьбу на выпас за околицу…
    Седла на лошади уже не было, за шею привязана длинная верёвка с колышком на конце (который надо было каким-нибудь камнем вколотить на месте в землю, чтобы животное далеко не убежало за ночь). Всю дорогу я боялся: как бы она ненароком не наступила на верёвку (иначе я слечу с лошади кувырком), а ещё, из-за отсутствия седла, меня, как неумелого наездника, во время бега, постоянно, как мешок, бросало на холку, а это - не очень комфортно (и опасно для будущего потомства). К тому же, кобыла сразу же почувствовала неопытного седока и вскоре перестала меня слушаться. А когда я попробовал натянуть поводья и поддать ей в бока, она зло огрызнулась на меня и клацнула зубами. Далее кобылица самостоятельно направилась на старую заброшенную конюшню. Я начал соображать: что же мне теперь делать? Когда она проходила через распахнутые высокие ворота конюшни, я ухватился за притолоку и повис на руках, раздвинув ноги, а лошадь тут же и вышла из-под меня. Спрыгнув на землю, я, что осталось у меня сил и духу, пустился в деревню к пастуху домой. Кричу: «Дядя Паля, от меня лошадь убежала!» Пришлось ему ковылять за мной, чтобы изловить непослушную кобылку…
   Ещё пару раз после этого мне довелось сходить в подпаски. И ко мне почему-то привязалось прозвище – Пастушок. Вообще, в деревне было принято здороваться со всеми прохожими, и в ответ на моё приветствие, мне неизменно отвечали: «Здорово, пастушок!»


                29.07.2020г.