Уезжаем, уезжаем...

(Отрывок из романа "Красная фарфоровая кружка)

Почему мы уехали из Казахстана, я, честно говоря, так до сих пор и не знаю. Все отвечали на мой вопрос односложно: все уезжали, и мы уехали, там делать уже было нечего.

Как на мой детский ум, так мне было там делать что, много чего! Я была влюблена в Генку Курбатова, который потом в Боровлянах обнаружился. У нас была интернациональная компания, я, само собой, заводила. Мы ходили далеко в степь на казахское кладбище, там росли цветы, похожие на подснежники или крокусы; мы устраивали спектакли в пустом сарае - мама нам писала сценарии и оборудовал сцену; зимой у меня дома строили домики из маминых красных плакатов. И "Слава КПСС!" могла быть не только крышей и стеной, а даже полом под ногами. А еще смотрели страшные ледоходы на Иртыше, рыбачили. У меня там осталась казашка тетя Роза, которая угощала всегда баурсаками. А еще подружки немки двойняшки, у которых были белые карандаши в присланном из Германии наборе. Ну и главное - у калитки уехавшего в Германию Гайделя я сидела и плакала, когда надо было поплакать. Мне нужна была его привычная защита и теплота его рук.

У бабушки было больное сердце, и когда какой-то очередной врач сказал, что ей надо бы жить не в степи, а там где лес и, желательно, хвойный, думаю мама обрадовалась и зацепилась за идею переезда, что увезти себя и нас из этой горячей во всех смыслах степи. Заходя далеко в степь, мы иногда наблюдали миражи, а иногда огромные грибы дымовые с атомного испытательного полигона Семипалатинска.

Причины отъезда, на самом деле, были разные. Думаю, просто скопилось все. Мама вышла замуж за тихого и покорного Анатолия, теперешнего моего отца, Гайдель уехал, мой кровный набегами появлялся проведать меня, но больше потрепать нервы маме, разливал сопли о любви. Дядьки мои Анатолий и Виктор, мамины братья, росли непутевыми, поженились на абы ком, вместе бухали, постоянно дрались друг с другом. Вообще, там пили все. И пили страшно после ужасно тяжелого целинного труда в пекле летом до 45 градусов, в морозы зимой после 45 градусов.

Помню тучу плачущих людей на пристани, белый огромный красивый пароход "Семипалатинск" и нас, присевших на чемоданы на дорожку. Огромная семья белорусов Янцевичей принесла нам в дорогу много еды. Это была многодетная семья с огромных хозяйством, и у них всегда что-то шкварчело в сковороде, и я завидовала тому, что у них аж пятеро детей. Дозавидовалась, и очень рада своим пятерым детям, каждый получился со знаком качества.

Сначала мы поехали в деревню под Тверью, но пожив там недели две, окончательный выбор сделали в пользу Белоруссии. В Минске у бабушки жила вся ее родня.

Из окна поезда я видела темные ночные леса, а сквозь ветки деревьев блестели жёлтенько окна домов. И я думала: "Как страшно!"

Сейчас я живу в деревне, со всех сторон окруженной лесами. И мне не страшно. И дышится.

Хотя сегодня в Беларуси страшно. Правда, страшно. Сильно страшно. И лес тут ни причем.

Вечером пойду поддержать наших девушек - нашу Святую Троицу. Стыдно не идти, хоть и страшно...