Оные. Часть 6. Время плакать, или Железная рыба

Голова Фортуната раскалывалась на части, словно её изнутри ковыряли тупым ржавым сверлом. Плечи и спина ныли, как после тяжелой работы на мельнице старины Джордана. Он открыл глаза: из глубоких порезов на руках, оставшихся после кровопускания, ещё немного сочилась сукровица; жар спал, но во всем теле по-прежнему чувствовалась ужасная слабость. Сколько он так пролежал? Неизвестно… С момента, как на дне того самого оврага сознание покинуло его, Фортунат практически ничего не помнил: только смутные всполохи и обрывки, как его поднимают, куда-то несут, а он сквозь мутную пелену слышит плач матери и чувствует нечеловеческую слабость и боль.

      Юноша немного привстал и осмотрелся: место, куда его принесли, было одновременно торжественно-величественным и столь же запущенным. Гранитные блоки стен и резные колонны избороздили глубокие трещины, вверху, на потолочных балках, проглядывала чёрная плесень и гроздьями свисала серая паутина. Сумрачно и глухо, зато множество нефов и алтарей чуждых богов выстроились ровными рядами в альковах. Несколько раз он ловил краем глаза движение за колоннами: в арочных сводах скользили тени. Невысокие, худые и быстрые тени. Он было подумал о тех детях, которых отдавали в Храм на праздник Даров, но тут же отказался от этой мысли, так и не поняв, что и почему в ней было неправильно.

      Покачиваясь от слабости, Фортунат осторожно поднялся со своего ложа из мягкой соломы и сделал несколько шагов по ледяному каменному полу к плотной тёмно-красной завесе, колыхавшейся от сквозняка на медных позеленевших от сырости кольцах между двух огромных базальтовых колонн. За ней, у дальней стены, возвышался алтарь из чёрного камня в форме пирамиды со срезанным конусом, увенчанный плоской столешницей, которая в свете факелов блестела… Да, после кровавых событий в лесу этот запах мокрого железа с кислинкой врезался в память Фортуната надолго.

      Над алтарем на стене он увидел мозаику и, близоруко прищурившись, разглядел, что загадочная сцена — не то охота, не то какие-то дикие пляски — сложена из настоящих человеческих костей, скрепленных неким серым раствором.

      Фортунат вздрогнул и отпрянул, налетев спиной на что-то острое и твердое. Обернувшись, он с трудом подавил собственный крик: на вид обычная статуя, но только с нечеловеческими длинными руками и когтистыми пальцами сверлила его насквозь горевшими красным огнём глазами. На миг Фортунату показалось, что она всхлипнула, а из глазниц потекли кровавые слёзы. Юноша замер, боясь шелохнуться, и статуя перед ним тоже оставалась неподвижной.

      Несмотря на скромное и тяжелое ремесло, отец Фортуната, кузнец Кириак, не чуждался наук и слыл человеком образованным, поэтому у них в доме водились самые разные книги, в том числе по истории и искусству. Фортунат вспомнил, как когда-то давно читал в одной из них, что «оживить» статую можно с помощью обыкновенного дыма, который только нужно правильно рассеять, чтобы очертания неодушевлённого предмета кривились и искажались, словно отражаясь в зеркале или тёмном стекле.

      Сглотнув, стараясь унять тошноту и дрожь, Фортунат с опаской приблизился к статуе и внимательно её осмотрел: так и есть — сзади спрятан маленький кованый светильник, источавший тонкий запах смолы, а стена напротив была такой гладкой, что, казалось, само время веками полировало её.

      — Приветствую тебя, Фортунат, в моей скромной обители, — пропел тягучий голос, и несколько факелов разом погасли, будто их кто-то задул. — Милостью Божией ты встал. Значит, всё самое страшное уже позади.

      Особо набожным Фортунат никогда не был, равно как и излишне суеверным, но разглядывая высокую тёмную фигуру в длинном плаще, почувствовал, что колени предательски подгибаются, а от прежней решимости не осталось и следа — исходившие от Целителя сила и уверенность казались всепожирающими, как огонь в костре. Невольно бросив короткий взгляд на застывшее лицо, скрытое за зеленой полумаской, Фортунат вздрогнул и внутренне сжался, осознавая, что его семья и друзья остались где-то далеко-далеко, по ту сторону стен великого Храма, и сейчас он по сути находится с апостолом один на один.

      — Т-ш-ш, Фортунат, спокойно, — Целитель подошёл к нему и принялся деловито, словно простой жрец, осматривать: ощупывал грудь и бока, наклонял его голову то вправо, то влево. — Конечно, ты заразился, но, слава Богу, контакт был недолгим. Всё позади — ни ломота, ни жар уже не вернутся обратно.

      Напуганный Фортунат трепетал от жара, исходившего от апостола, и послушно выполняя все его приказания: высунуть язык, задержать дыхание, закрыть глаза и пальцем дотронуться до кончика носа. Казалось, само присутствие Целителя рядом затуманило рассудок, и между моментом, когда тот произносил слово, и соответствующим движением бескровных губ оставался едва уловимый промежуток. Складывалось ощущение, что звук голоса сначала звучал в голове Фортуната, а уж потом апостол произносил его вслух.

      — Что было в лесу? — неожиданно спросил Целитель, невесомо касаясь лица Фортуната на редкость мягкими и чуткими пальцами, словно вылепляя его черты заново. — Что так напугало тебя? Ты же их видел, не так ли?

      — Я никого там не видел, — еле ворочая языком от накатившейся слабости, выдавил из себя Фортунат, буквально плавясь под руками апостола. В нём сработал некий первобытный инстинкт, какое-то неведомое доселе понимание, что надо молчать, потому что всё, что он видел, грозит ему смертельной опасностью. — Было очень жарко, я просто пас коз. Одна убежала, и я пошёл за ней в лес. После обо что-то споткнулся, упал и сильно ударился, затем сознание покинуло мою голову. Должно быть, я слишком долго лежал на солнцепёке.

      — Должно быть так, — усмехнулся Целитель, наступая на него и тесня обратно к соломенной подстилке. — Только слишком далеко в лес твоя коза убежала.

      Апостол небрежно взмахнул рукой, ноги Фортуната подкосились, и он шлёпнулся задом на ворох соломы.

      — Какой тебе показалась статуя, которую ты только что видел? — Целитель достал из кармана какой-то порошок и кинул в жаровню, отчего еле тлевший огонь мгновенно вспыхнул, но тут же успокоился, освещая и согревая мрачную залу. — Можешь не отвечать. Я и так вижу, насколько ты удивлён и растерян. Старому, мёртвому миру было известно более двадцати тысяч богов, но ныне живущие не вспомнят и сотой их части. А ты, Фортунат, как и все жители нашей благодатной земли, не должен искать истину нигде, кроме Священной Книги Земной и Небесной Печали, — Целитель тихо засмеялся, искоса поглядывая на поражённого Фортуната и продолжая что-то медленно перемешивать в глиняной чашке.

      — Простите моё невежество, достопочтенный Целитель, но кого эта статуя изображает? — набравшись смелости, спросил Фортунат, завороженно следя за размеренными движениями рук Целителя.

      — Нашего Бога, кого же ещё? — пожав плечами, ответил апостол и протянул Фортунату чашку с булькающим пахучим питьем. — Пей, это поможет вернуть твои силы и прояснит разум. Быть может, ты вспомнишь, что тебе оные говорили?

      Застигнутый врасплох Фортунат потерял дар речи и непроизвольно соединил пальцы левой руки в охранный знак.

      — Я сказал: пей! В твоих же интересах вспомнить весь разговор. Ты же разговаривал с ними? Жестами, знаками? Что они рассказали тебе? Как оные собираются нападать? — крепко зажав голову вконец ослабшего парня, Целитель силой вливал варево в рот. — Побудешь пока у меня, а если не прекратишь упрямиться, то придётся отдать тебя Воину, — довольно ухмыльнулся апостол, заметив, как непроизвольно дёрнулся Фортунат. — Он, кстати, о тебе уже спрашивал. Очень скоро ты сможешь убедиться, что в Долине действуют совсем не те традиции и законы, к которым вас приучали с самого детства.

***



      В большой комнате было тепло и сухо от плясавшего в каменном закопченном камине огня. Чуть покатые стены крепились грубо обтесанными балками и были испещрены рисунками, изображающими бегущих или, наоборот, коленопреклоненных человечков. Атмосферу можно было бы назвать уютной, если бы не напряжение, буквально повисшее в воздухе между пятерыми, сидящими в креслах с высокими спинками. Кресла образовывали круг возле стола, который своей неправильной формой больше всего напоминал древний алтарь, в любой момент готовый принять новую жертву своему древнему богу. Камень, из которого был вытесан стол, был чудесным образом прозрачен и в то же время пронизан скоплениями уродливых наростов и странных фигурок.

      — Нужно провести ещё один праздник Даров! — Воин склонил голову и поднял ладони, требуя тишины. — Праздник Плодов можно перенести, а Ему нужны силы. Если в Долину и дальше начнут проникать, то мы рискуем… Очень рискуем всем и всеми!

      — Я, кажется, уже объяснял, что нельзя, — Книжник нахмурился и опустил глаза, изучая собственные колени, укрытые длинной чёрной хламидой. — Мы должны поддерживать популяцию, а если не будет приплода…

      — Он прав! — встрял Целитель, нервно барабаня пальцами по бокалу с вином. — Я против. К тому же мы точно не знаем, что оные замышляют. Надо попробовать по-хорошему разговорить этого парня.

      — Я согласен с Воином, это пустая возня, — растягивая слова, медленно произнес Некромант. — Мы все совершаем ошибки, но лучше пожертвовать десятерых, чем потерять сотни и тысячи.

      — Мальчишку надо убить! Уверен, что он меня видел, — уверенно отрезал Воин, чувствуя поддержку того, чей авторитет здесь был абсолютным. — Вы что, не понимаете? Это были разведчики! А за ними придут новые, более мощные силы.

      — Любезнейший Воин, ты же и сам прекрасно знаешь, что никто из нас не сравнится с тобой знанием искусства войны, но не стоит слишком спешить в таком щепетильном вопросе, — наконец произнёс Лжец, чей голос сегодня мог стать решающим.

      Воин тут же скривился — Лжец никогда не говорил прямо «нет». Скользкий и изворотливый, как угорь, он всегда ухитрялся подтолкнуть собеседника к выгодному решению, оплетая его, как сетью, словами. Своими манерами, хитростью и умом он был совершенен, как дьявол, способным выпутываться из любых ситуаций.

      — Мы не можем убить его просто так, в Долине поползут слухи, появятся вопросы, сомнения. Целитель забрал его, а значит, парень, Фортунат, должен непременно вернуться домой. Ведь никакого греха он не совершал.

      — Ты в своём уме, Лжец?! — не веря в услышанное, Воин помотал головой. — Он разговаривал с оными и видел, как я их уничтожил. Был свидетелем, как земля приняла их!

      — И что с того? Я действую по закону и не позволю убить этого парня, — по тому, с каким преувеличенным внимание Лжец разглядывал рисунки на стенах, неискушенному наблюдателю могло показаться, что апостолу ужасно скучно в этой компании. — Он не преступник, просто до неприличия юн, любопытен и глуп. Словом, это недостаточный повод, чтобы его убивать.

      — Я правильно понимаю, что ты предлагаешь вернуть его обратно в Долину? — проведя четырёхпалой ладонью по изуродованному много веков назад лбу, уточнил Некромант, тщательно скрывая своё раздражение. Он с самого начала был против обращения этого наглеца и нахала, но у Бога на сей счет была своя точка зрения.

      — Да, но я не сказал, что Фортунат вернется обычным, — лениво потянувшись, словно довольная сытая кошка, Лжец невозмутимо смерил взглядом раздражённого Некроманта. — А Он что говорит? Готов ли Он принять новое, незапланированное подношение? Быть может, перенасыщение спровоцирует какую-нибудь… неприятность? Разумеется, если Воин ошибся, а оные и вправду не нападут.

***



      — Я обратился, чтобы узреть, чей голос говорит со мною. И когда увидел Его, то пал к ногам Его, как мертвый. И молвил Он, чтобы я не боялся… — торжественный голос Воина, возносящий молитву, заполнял собой всё пространство.

      Марк поднял голову, и ему совершенно не понравился фанатичный взгляд апостола, сверкающий из-под маски. Сегодня Марку, как и всем остальным жителям Долины, не нравилось многое.

      На внезапно созванное всеобщее собрание явились Воин и Некромант, и в каждом их слове и жесте Марк видел недобрый знак. Апостолы объявили, что вместо праздника Плодов Божьих они проведут праздник Даров, а это означало одно — ещё десять детей снова зайдут в ворота Храма, чтобы никогда не вернуться обратно.

      «Потому что зло — есть реальная сила, и мы не можем допустить, чтобы она стала равной добру. Бог нуждается в нашей вере и наших молитвах. Мы должны быть Ему верны и благодарны за ту милость, которую он нам дарует», — говорил Некромант, и все покорно внимали ему. Марк тоже слушал, но не слышал апостола, машинально повторяя за ним заученные с детства слова и доведённые до автоматизма охранные жесты.

      В Доме Молитвы и Знаний собралось столько народа, что запоздавший Марк с трудом протиснулся внутрь. В такой толпе искать родителей было бесполезным занятием, поэтому он просто прижался к стенке у входа. Сегодняшнее зрелище было поистине незабываемым: отрешённые, сосредоточенные лица, торжественная тишина, пропитанная благовониями. Жители Долины, затаив дыхание, ждали, когда назовут имена Даров, и либо украдкой облегченно вздыхали, либо горделиво поднимали головы вверх, стараясь не показывать своё горе. Дальше последовала особо торжественная литургия, общая молитва и исповедь, скомканные поздравления для «счастливых» родителей, которые навсегда запомнят, как за их чадами в полуденном мареве затворятся двери Великого Храма. Поверят, что именно так угодно Всесильному Богу, будут гордиться, но… никогда себе этого не простят.

***



      Гром, грохот, плач, крики. Марк резко вскочил с кровати и кинулся во двор. Он позвал отца, но внезапно замолк, услышав гудение… Гудение в небе, словно где-то застрекотала гигантская стрекоза. Шум быстро нарастал, заглушая все звуки, а на земле появилась гигантская вытянутая тень. Марк поднял голову и увидел, как нечто чёрное, огромное и блестящее пронеслось над полями и, описав круг, возвращалось. Ему показалось, что это дьявольская летающая рыба, и он даже смог разглядеть её тупую морду, блестящие на Солнце глаза, ещё одну голову, которая молниеносно вращалась на самой макушке, поднимая порывы сильного ветра. Уткнув лицо в ладони, Марк услышал собственный всхлип, когда рыба с оглушительным рёвом пронеслась прямо над ним. Внутри у него всё сжалось от страха, Марку почудилось, что рыба снижается и выпускает железные когти, чтобы вцепиться в него и утащить в мрачный Ад.

      Люди бежали. Обезумевшие от ужаса, они в панике выскакивали из домов, хватали детей и неслись к единственно безопасному месту в Долине — Храму своего Господа. Марк сам не понял, как подхваченный одуревшей от страха толпой, оказался в первом дворе Храма. Обессиленный, он потерял равновесие и упал, закрывая руками голову и прижимаясь к земле, словно хотел спрятаться в её недрах. Люди кричали и плакали: кто-то просил прощения у Господа за своё неверие, а кто-то, наоборот, славил апостолов за их прозорливость и требовал скорей провести праздник Даров, чтобы вымолить милость у Бога. Уже ни у кого не осталось сомнений, что над Долиной пролетел демон, которого наслали оные, чтобы искупать эти земли в крови.

***



      «Скажи, что это неправда, — звучало в голове Марка. — Пожалуйста, скажи, что всё это неправда». Но это была правда: скрючившись и сжавшись в комок, он лежал в грязи и сжимал руками колени. Наверное, среди всеобщего безумия каким-то чудом ему удалось найти эту нишу в стене и забиться в неё. Марк точно не помнил, как всё произошло, просто перед глазами вдруг расплылось, а людские голоса, перемежаемые властными окриками разъярённых апостолов, слышались как в тумане.

      Он осторожно выполз из ниши и осмотрелся: вокруг ни души и ни звука. Должно быть, успокоенные апостолами, все разошлись по домам готовиться к празднику и молить Бога о том, чтобы оные не вернулись.

      Марк обвел взглядом внутреннее пространство Храма: ряд дворов, расположенных ярусами, освещался несколькими светильниками, закрепленными на стенах железными кольцами. Дрожа от страха, Марк проскользнул за решётчатую ограду и оказался в следующем дворе — который, как гласила Священная книга, назывался Местом Очищения. Вокруг стояли поленницы, сосуды с маслами и благовониями, три остывшие жаровни, поверх которых лежали тяжёлые железные решётки. Марк знал, что именно здесь приносят малые жертвы, а по воскресеньям в небо вздымаются клубы плотного чёрного дыма, и хотя воздух был пропитан миррой, ладаном и шафраном, но всё равно стоял тяжелый запах крови животных. Завороженный зрелищем, он запоздало понял, что если кто-то поймает или увидит его, то точно случится беда — законами Долины было строго запрещено после заката находиться внутри Храма.

      Немного подумав, Марк решил где-нибудь спрятаться и дождаться утра, чтобы с первыми лучами проскользнуть в распахнутые жрецами ворота и вернуться домой. Прошмыгнув вниз по деревянной полукруглой лестнице, он оказался в большом полупустом погребе, в котором было всего несколько бочонков вина. «Здесь точно не спрячешься», — решил Марк, бочком протиснувшись в приоткрытую дверцу. Он вдруг подумал, что коль уж судьбой ему уготовлено провести ночь внутри Храма, то, может, стоит попробовать найти Фортуната? Вдруг тому стало легче или, наоборот, ещё хуже?

      — Господь справедливый, отец милосердия, — шептал Марк, ступая по тёмному коридору, пока наконец не вышел в следующий закрытый дворик. — Как же здесь страшно, — ему очень хотелось прихватить факел, но он не решился, до смерти боясь быть обнаруженным.

      Луна выглянула из-за тучки и обнажила главное помещение Храма — позолоченное святилище с колоннами и жертвенник, в котором никогда не гаснет огонь. Прямо за ним возвышалась темная башня, называемая в Долине Небесной Церковью, и Марк невольно залюбовался её ровными стенами, по которым сползал плющ, сплетаясь в замысловатые узоры на камне. Апостолы учили, что именно в Небесной Церкви обитает Слава Божья, именно там место встречи божественного и земного, центр творения Господа, а ещё хранится оригинал самого главного закона на свете — Свя­щен­ной Кни­ги Зем­ной и Не­бес­ной Пе­чали.

      Марк вжался в стену, едва заслышав шаги: из-за угла показались три высоких фигуры в бесформенных одеяниях.

      — Я же предупреждал, что нужно спешить! — взмахнув зажатым в руке факелом, проговорил Воин, и яркое пламя осветило презрительно-торжествующее выражение его лица, наполовину скрытого за полосой красной ткани. — Оные не остановятся ни перед чем, нам надо как можно быстрей организовать оборону.

      — Прости, что сомневался в тебе, — другой голос, чуть тише, и Марк из своего укрытия разглядел зелёную полумаску Целителя.

      — Надо же, как повезло! Небывалое совпадение: как будто нарочно сегодня явились на вертолете. Как только им удалось прорваться так далеко? — поправив золотую полумаску, Лжец уставился в темноту, и Марку показалось, что апостол смотрит прямо на тот уступ, за которым он спрятался. — Чувствуете? Какой-то не тот запах. Слишком свежий, чужой…

      — Сегодня здесь бушевала толпа, поэтому неудивительно, что после них осталось много всего, — не сбавляя шага, нетерпеливо бросил Целитель. — У нас много дел, ещё не хватало каждый угол обнюхивать.

      Возбуждённо переговариваясь, Воин и Целитель поднялись по широкой каменной лестнице и скрылись за массивной кованой дверью, а Лжец немного замешкался, оглядываясь и всматриваясь в темноту. Марк забыл как дышать, прижавшись спиной к холодному камню — сделай апостол шаг в сторону и точно наткнулся бы на него!

      Мокрая от пота рубашка неприятно липла к телу, и, несмотря на тёплую ночь, Марка била самая настоящая дрожь. «Надо немедленно найти безопасное место и спрятаться!» — думал он, пятясь подальше от двери, куда зашли три апостола. Марк несколько раз свернул наугад, бестолково петляя по лабиринту из невысоких каменных стен и оград, пока наконец не очутился на огромном пустом дворе, обрамленным кованым забором с железными пиками. Посреди возвышался сложенный из необтесанных камней древний алтарь высотой в три человеческих роста, из середины которого выбивался поток серебристого света. Предатели-колени дрожали, Марк замер от страха, наблюдая за этим сиянием божественной силы, которое, казалось, сам Господь направляет с небес. Концентрическими кругами свечение начало медленно расходиться по двору, проникая сквозь стены, завоёвывая себе все больше пространства. Дальше оно уходило в Долину, как бы питая её своей божественной силой, один-единственный источник которой был здесь, в Святая святых, и надёжно сокрыт ото всех внутри Храма.

      Марк повернул назад и тут же обо что-то споткнулся. Он присмотрелся и понял, что каменная стена за спиной блестит от жира и крови, а земля чуть левее была усыпана обглоданными костями. Оттолкнув ногой детский череп, Марк рванул прочь из этого каменного лабиринта, но сделав два шага наткнулся на груды костей, которые становились всё больше и выше: грудные клетки, тазобедренные кости, лопатки, бессчетное количество маленьких черепов. Их были тысячи: одни свежие и обглоданные, другие изрядно потускневшие, третьи такие старые, что уже начали обращаться в прах.

      Марк почувствовал, что челюсти у него свело от страха, а кожа на лице натянулась от гримасы ужаса и отвращения. Неужели Фортунат прав, и детей тут просто-напросто убивали годами?! Сделав несколько шагов вперед, Марк увидел, что правая часть стены сложена из сотен маленьких скелетов, окаменевших и превращенных в цементирующий элемент, строительный раствор между камнями. Потрясённый открытием, Марк едва справился с импульсивным желанием помчаться сломя голову по лабиринту каменных стен обратно к воротам или, наоборот, упасть на колени и молиться до тех пор, пока его не найдут. Он был на волосок от этого, ведь учения апостолов и законы Книги не имели ничего общего с этими кровавыми, дикими жертвоприношениями!

      — Куда же ты бежишь, Марк? Мы очень рады тебе! В нашем святилище мы рады всем, ибо Богу в пищу угодна любая плоть. — Неожиданно в стене появилось отверстие и начало расширяться, а потом оттуда раздались голоса и вой… ледяной, металлический вой.

      Ни в силах больше сопротивляться, Марк застыл. Тело, пронизываемое тысячами невидимых острых иголок, тряслось как в лихорадке. Из носа заструилась кровь, и капли, отчего-то волнообразно извиваясь в воздухе, маленьким потоком устремились к отверстию, которое поглощало их без остатка.

      — Боже милостивый. Боже мой, Боже! — вырвалось у Марка, теперь он казался себе невесомым, а воздух вокруг мерцал и колебался, как пляшущие языки адского пламени, проникая в мозг неподвижного тела.

      — Так и знал, что одним вертолетом происшествие не закончится. Идём, простому смертному здесь не место, — уверенный голос резко вырвал его из кошмара. Марк открыл глаза и увидел перед собой фигуру Лжеца, который, зловеще ухмыляясь, качал головой, разглядывая мокрые пятнышки спереди на штанах Марка. — Вижу, ты понравился Детям, но всё же я тебя у них отберу.

      Еле волоча ноги от пережитого страха, Марк послушно следовал за апостолом, не смея поднять голову и о чём-то спросить. Лжец оглянулся на жертву, кивнул, приглашая спуститься по пыльной лестнице в провал между стенами, истинные размеры которого было невозможно определить из-за темноты и мерзкого смрада.

      — Не бойся, я посвечу, — Лжец хлопнул в ладоши, и кисти его рук засверкали голубоватым сиянием. — Внимательно смотри под ноги. Ты мне интересен живым.

      Холодные пальцы соскользнули с перекладины, и Марк непременно упал бы, если бы Лжец не подхватил его подмышки и без всякого видимого труда не поставил бы на ноги. Сам Марк чувствовал себя не лучше мешка с перьями, но смиренно шёл за апостолом.

      «Господи, это сон, не иначе. Утром я проснусь дома и снова примусь за работу», — изо всех сил старался убедить себя Марк, но хруст гравия под ногами, запах плесени и сырость земли были слишком реальными, а каменные стены слишком твёрдыми и прочными. Тоннель извивался, уходя всё дальше вниз, и через какое-то время они вошли в просторную пещеру, с потолка которой свисали мириады светящихся сталактитов. На задворках сознания Марка замелькали образы пугающей силы: он снова увидел, хотя до последнего не хотел признаваться себе, тела четверых — Альдемара, Угуча, Убертина, Фомы, — выколотые глаза которых с укором взирали на Марка, будто моля о спасении. Когда он замешкался, апостол пребольно толкнул его в спину, красноречиво показывая, что нужно следовать дальше.

      «Их убили, точно убили! — думал Марк, прижимая руки к груди, словно пытаясь удержать щемящее сердце. — А перед этим их мучили. Долго и жестоко. Господи, помоги мне! Что же апостолы тогда сделали с Фортунатом? Что будет со мной, какая казнь уготована мне? Весь этот Храм — ложь! Все ложь! Здесь не может жить Бог, это Храм дьявола! Почему же мы не поверили Убертину? Он кричал нам на площади, что всё это неправда».