Лаборатория. Не входить!

СБОРНИК РАССКАЗОВ

/Черновик. Не читать! Не ссылаться! Не предъявлять в качестве доказательства чего бы то ни было. Прочитав, забыть!/

Собрал сам — расскажи другому.

Парад названий.
1. Иллюзорные цели.
2. Патологический пассионарий.
3. Благотворительный забег.
4. Воздушное сообщение. Собрание стихов. Явка не обязательна.
5. Папик с большой дороги. Праздники и блудни РЖД им. Н.А. Некрасова. О дотациях корпорациям. Коррупция в рублях и унциях.
6. Открытый финал — басне мораль.
7. Короткие сообщения.
8. Достаточная простота мудреца.
9. Отцифровал.
10. Я сборщик камней деревянных.
11. Король-клептоман. Пьеса.
12. Остров трёх мушталлеров.
13. Стихи без романа.
14. Чем заканчивается родина.
15. Последнее прибежище патриота.
16. Не тот.
17. Дойный ангел.
18. Гражданская экспозиция.

Теперь собственно текст, если в нём ещё осталась необходимость.
Правитель правил испокон века. Сменяемость властей, предержащих и подсобных, — этот давно преодолённый предрассудок — по-прежнему считался почтенной аксиомой среди других подобных, впечатанных в Скрижали Светлого Настоящего. Основной документ...
Далее — разборчиво, но разрозненно и, видимо, из каких-то других областей. Оставить на виду то, что само будто желает быть забытым. Где мы: в мире мудрых мыслей или в царстве дурных наклонностей? Изъявительное наклонение могло бы здесь кое-что прояснить, представить процесс как реальный (согласно многим заочным пособиям), если, конечно, вовремя подобрать соответствующий случаю глагол. Но вернёмся к нашим Скрижалям.
О верните нам наших баранов!
Этот не вполне библейский постулат по сути не сулит ничего. Но так и звучит, так и зовёт за собой в корпоративную даль обездоленных, в обетованный рай обнищавших, но сильных духом, куда  попадают почти все победители ежегодного добровольного партийного забега. Когда уляжется публицистическая пыль и остынет пыл навсегда отставших памфлетистов.
Это, конечно, далеко не всё. Но разрешите же нам, наконец, откланяться, расплакаться и примириться.
Пост скриптум тут может стать важнее изложенного  основоположниками. Последовательность глав не столь принципиальна, как возможность их произвольного дополнения или сокращения. И толкования. Они призваны говорить за себя сами. Здесь поиск новых форм вряд ли возможен без частичной (вплоть до полной) потери смысла. Мизансцены будут прописаны дополнительно. В массовых сценах и одиночных пикетах заняты народные статисты и заслуженные сотрудники органов королевской беспечности. Действующие лица — те же. Время действия зависит от слаженности движений работников сцены и от закулисной возни служителей. Занавес

Rus, solis-lit rus

1.

Земля отвернётся от солнца вот-вот.
Лучами закат по касательной бьёт
столетнюю ель, и вершины берёз,
и блеск фонарей, ослепших всерьёз,
летящих на свет, похожий на тот.

Посветит и канет, подбросит до звёзд,
вернёт фонарю его место и рост.

2.

Вечерний свет зажёг столбы
и поднял крыши на дыбы,
и озарил, минуя всех,
вершины леса снизу вверх,
в тени витиеватые дубы
оставив. Так и напиши.

Взлетают ели и берёзы,
свет на исподе листьев розов.
Но исподлобья на восток
глядит закат, и невдомёк
насельникам иных биоценозов,
чем живы мы в своей глуши.

3.

Мудрец пустынный
Дата
Всё

27.08.2021


...
Дитмар Эльяшевич согласен?

Эпиграфы
1.“Этот невероятный Бродский” ВН (комм. к 2 гл.)


 
              Не тот


    "Этот невероятный Бродский..."
                ВН
 — Слувыл?
 Вадим Удманцев, так его звали, брутально шепелявил.
 — Да.
 — Мувык!
 В старом особняке на углу Малой Пироговки и Хользунова, у балконной балюстрады второго этажа, напротив настенного ватмана с расписанием занятий познакомился я с ним, а вскоре и с Жорой, Георгием Дейсадзе. Они учились в одной группе, я — в другой того же, первого курса филфака. Жора был старше нас на 10 лет. Весёлый, бывалый циник. Вадим не умел шутить, а Жора не умел говорить серьёзно.
 — Не ссы, Вадик! Сдадим экзамены, — говорил он перед очередным походом в магазин.
 Ранней весной того года хоронили большого артиста. Мы втроём, сидя на скамье невдалеке от Новодевичьего монастыря, видели траурный кортеж, проехавший мимо нас в сторону кладбища. День был светлый, тёплый, глубокий, из тех, которые не повторяются. Мы пили пиво. Вадик рассказал нам о подозрениях, посетивших его накануне. Наш друг не исключал, что он Христос. Аргументы были неожиданны, неочевидны и неопровержимы: допускающая варианты южнорусская наружность, казачье происхождение, наличие в давней родне офицера Люфтваффе... Да и в конце концов, не может же такая мысль прийти в голову совершенно безосновательно. Жора и я соглашались с ним. Почему нет. Сочетание благих намерений и безумной энергии при иных обстоятельствах и впрямь могли бы обернуться чем-нибудь... спасительным. Но не в этот раз.
 Процессия из серьёзных машин, сопровождающих печальный автобус, в окружении милицейских автомобилей со спецсигналами проследовала по Большой Пироговской. Грустной новости было уже несколько дней. Мы решили выпить чего-нибудь покрепче, помянуть Артиста. Купили, переместились на берег Новодевичьего пруда, выпили. Продавщица в продуктовом, просчитавшись, выдала Вадику лишнюю булочку. Обнаружив её в полиэтиленовом пакете с провизией, который был украшен изображением анфас гибрида Пугачёвой и Киркорова, и надписью "С праздником, дорогие женщины!", он хотел было вернуть неправедно нажитое.
 — Ешь, не парься! Она в накладе не останется, — сказал Жора, давно утративший веру в людей.
 — Теперь я стал таким же подонком, как вы... — откусил от случайной добычи Вадим и стал ещё серьёзнее, чем обычно. За разговором шло время, пряча детали в бездонные карманы. Кто, интересно, предложил прогуляться по Новодевичьему? И где, собственно, наша молодость, представлявшая, как водится, собой, чуть менее, чем из себя?
 Вход был закрыт. Решили штурмовать пятиметровую крепостную стену. Нас манили не столько исторические захоронения, сколько древние башни и возможность продолжить трапезу в одной из них. Поздний завтрак в бастионе Сен Жерви мерещился нам, чёрт возьми! Кстати пришёлся длинный кусок толстого кабеля, найденный у подножия стены. По кирпичным выступам и впадинам мне удалось забраться на неё. Друзья протянули наверх тяжёлый чёрный трос, я перекинул его на другую сторону и закрепил, прижав отогнутым краем металлической кровли. Вскоре мы в полном составе сидели наверху и любовались открывшимся видом во всей его элегической наглядности.  Романтические слёзы блеснули в глазах пьянеющего Вадика. Он, первым спрыгнув со стены, пошатываясь, отправился осматривать памятные плиты. Двери в башни оказались наглухо запертыми. Мы с Жорой ещё некоторое время выпивали, закусывали, курили и беседовали, восседая на монументальной границе двух миров, потом присоединились к товарищу. Он наткнулся на могилу Лысенко, разразился гневной речью, готов был опрокинуть и растоптать памятник душителю советской генетики. Мы с трудом удержали его, поочерёдно всплескивающего ногами, от совершения акта вандализма, оттащив на безопасное — для последнего приюта палача — расстояние. Негромкие голоса донеслись до нас с дальнего конца кладбища. Я, пригнувшись, петляя между могилами, пошёл взглянуть на нежданных гостей, оставив Жору присматривать за Вадиком. Двое в штатском и пожилая дама свернули с аллеи и пропали из виду. "Не за нами," — подумал я и, стараясь ступать тихо, отправился обратно. Вдруг страшный вой огласил окрестности. Я побежал к своим, но обнаружил одного Жору. Он потерял подопечного, увлёкшись чтением эпитафий, и теперь растерянно оглядывался по сторонам. Завывания не умолкали.
 — Собака Баскервиллей, — пошутил невозмутимый Жора, и мы пошли на звук. Наш приятель был найден лежащим в огромной надгробной вазе, куда он залез зачем-то и вот теперь никак не мог выбраться оттуда. Обуреваемый смешанными ощущениями алкогольного веселья и физического отчаяния, он издавал протяжный, нечленораздельный стон до тех пор, пока мы не извлекли его из западни. Пора было завершать потустороннюю экскурсию и срочно ретироваться. Держась за кабель,  мы легко добрались до середины стены и, стоя на продольном декоративном выступе, готовились завершить эвакуацию. Но тут Вадик  заснул и плашмя рухнул вниз. Мы спрыгнули и осмотрели лежащего ничком друга. Торчащий из земли в десяти сантиметрах от его головы кусок арматуры, ссадины на лице, порванные джинсы, испачканная куртка... Отделался быстрым отрезвлением.
 — Выспался? — спросил его Жора. И мы вновь полезли на стену, с особой осторожностью оберегая пострадавшего.
 — Кальдерон остался?
 Силы возвращались к Вадику. Однажды после занятий, прощаясь с однокурсниками, я сообщил, что еду к сестре за Кальдероном. В институтской библиотеке осталась одна пьеса в единственном экземпляре, на титульном листе которого простым карандашом было начертано: "Жизнь есть сон, и проспать её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно проспанные годы". У сестры я рассчитывал заполучить целый том с испанскими пьесами из Библиотеки Всемирной Литературы. "Я с тобой", — заговорщицки сказал Вадик. Я удивился, но не возражал. Когда я вышел с книгой из дома на Большом Ржевском, удивился Вадик: "А где кальдерон?!" Он, как оказалось, ожидал увидеть в моих руках бутылку с чем-нибудь таким, ради чего действительно стоило совершать эту поездку. Калдыр, кальвадос, Кальдерон — найдите три отличия! С тех пор слово влилось в наш лексикон.
 Выросшая минимум вдвое преграда была позади. Напитки закончились, а дух крепчал и требовал свершений. Переполненный впечатлениями дня, Вадик безумствовал и фонтанировал. Заговаривал с прохожими, пел, выкрикивал в несовершенное пространство воинственные фразы. Намереваясь разъехаться по домам, мы с Жорой окольными путями увлекали его в сторону метро, надеясь, что недолгая пешая прогулка позволит ему прийти в себя. Однако всё вокруг нас представлялось ему подозрительным и враждебным: люди, здания, чугунные ограды, застеклённая троллебусная остановка. Внезапно издав боевой самурайский клич, он развернувшись в прыжке, как распрямляющаяся пружина, нанёс сокрушительный удар задней ногой по собственному отражению. Стеклянный враг осыпался к нашим ногам.
 — Так и пиши: "Находясь в состоянии, оскорбляющем собственное достоинство, совершил противоправное действие..." — диктовал старлей. Нас даже не пришлось задерживать. Мы сами подошли к отделению милиции, материализовавшемуся из угрожающего окружения (начинало темнеть) в пятидесяти метрах от злосчастного сооружения, подвернувшегося под горячую ногу. Несколько милиционеров стояли у крыльца и просто пригласили нас не проходить мимо, когда мы поравнялись с ними.
 — Не буду я ничего писать! Сажайте меня в тюрьму, полицаи! — заорал Вадик, в разорванной одежде с засохшими земляными пятнами и со следами недавних увечий на лице и впрямь выглядевший, как узник совести. Разорвал белый лист и гневно отшвырнул от себя казённую авторучку. “Урроды!” — рычал он на уводящих его под руки тюремщиков.
 Было совсем поздно, когда нас наконец выпустили на волю. Вышли на узкую улицу с разбитой остановкой вдалеке, с освещённой табличкой на углу жёлтой пятиэтажки  и с нелепым якобинским анахронизмом в названии. Пошли к метро.
 Так подумал я тогда. Сейчас, когда  всё чаще сомневаюсь в себе, я думаю: при чём здесь якобинцы?
 Интересно, что через много лет, когда разрешать возникшие сомнения стало возможно, вступив в короткий диалог со своим карманным телефоном, я узнал, что тот самый Лысенко был похоронен не на Новодевичьем, а на Кунцевском кладбище.
 Вообще тридцать лет спустя всё это кажется сном. Настоящими представляются последний путь великого человека, закончившаяся жизнь, наступившая тьма. С обочины этого пути весенний ветер навсегда уносит три тающие тени в прохладный сумрак улицы 10-летия Октября.

13.10.2021


Короткие сообщения


Вначале было не как у всех.
Не приветкакдела, а видишь какой закат?
Молодость — самый большой успех!
Мимо идут те, кому за.

В высоких ботфортах, в коротком пальтишке —
Она, конечно, не Зина Мерц,
Но через три дня он ей пишет:
Верни моё сердце!

Она наступила, как Новый год,
Преступно молода, неприлично благополучна.
Он знал, и то, и другое пройдёт.
Циничному лирику иногда становилось скучно.

Бывали случаи за гранью фола.
Однажды суженый был застукан
В кафе с нарядной особью обоего пола,
Кладущими в себя продукты.
И получил сообщение: Сука ты!

Далее будни, канары-мальдивы. офис в Сити.
Годы уходят. Но дело не в том.
Наш поэт уже не учредитель,
А десять лет как курьер на своём авто.

Такое, говорят, может случиться с каждым.
Дальше не письма, а словоформы на б и на ё...
По прошествии дней она ему скажет:
Найдёшь время, верни. Это моё.




Она наступила, как Новый год.
Преступно молода, неприлично благополучна.
...







Вчера мороз, сегодня слякоть.
Он словно похудел и вырос.
И рад не всяким.
Не раздаёт грибов навынос.

Вон, видишь, возле поздних
опят стоит и причитает вслух, кряхтеньем сотрясая воздух,
толпа из двух старух.

То скрип, то свист, то писк, то щёлк
Качают сосны на весу.
Старушки знают в лесе толк.
В старушках знают толк в лесу.

Здесь мокро, зыбко, зябко, гулко.
Часы идут
неслышно под присмотром птичьим.
И тут
дышать без яндекса и гугла
прилично, хоть и непривычно.

Теперь ему ни ер, ни ять
не по фигуре.
Но подошвам лестно
ступать
по мягкой шкуре
сырого леса.

30.11.2021




Не снег, это шерсть волкозавра седого,
Которого чёрный шаман приручил, застывший в языческом танце. Сугубым
Молчаньем встречают они проходимцев случайных,
На миг обернувшись сугробом у дуба.


Так родилась пьеса

1.План

Мур
Стена Мура
Бон плезир
пьеса
Место Ташкент
Время июль 43.
Один, два, три дня?
Лица Георгий, Рая, хозяйка МА, военком, писатели..., ровесники..., молочница, Ахматова?
Жизнь в преддверии гибели
Одна из черт подростковой психики - безосновательное ощущение себя не таким как все. В случае с Муром - более, чем обосновано.
Было бы правильно измерять возраст человека не с начала, а с конца. Это должен сказать кто угодно: Рая, молочница, узбек на рынке... Несостоявшиеся - жизнь, любовь, призвание. С одной стороны. И вся эта родинавойнапобеда с другой. К чёрту такие весы! Час мужества пробил на наших часах... И часы к чёрту! Сюда - украденные, проданные часы... За всем, надо всем этим тень, крыло, слёзы МЦ. Это должна быть трагедия. Le mur Сартра - лейтмотив и фон. Пусть читают эту книгу с Раей. И - Париж как потерянный рай.

Из дневника Мура

    Для призраков закрыл я вежды.
                АП

Склонился над моей тетрадкой...
Уже не я.

Опять весна. Конец надеждам.
Приехал я, как три сестры,
в свою Москву! Закрыты вежды.
А мог бы быть царём горы.

А мог бы ведь остаться целым
и перебиться без войны.
выуживая "время — делу"
из непочатой глубины.

Потеха длилась жизнь, не дольше.
И завершилась, как строка
черновика, добытая из толщи
чужого дневника:

ничем, нечаянной разгадкой
небытия...

16.12.2021

Границы

Попала явь, как слово в скобки,
как птица в путы, рыба в переплёт.
И снится бег, похожий на полёт,
по мху и камню заполярной сопки,

пустой квадрат на остове железном,
колючий электрический забор,
болото, просека, отсрочка по болезни
сном непробудным, вид его - дозор.

Полярный круг решает бродский ребус.
Болото любит мать, дочь окружает лес.
Здесь ныне дикий финн садился в свой троллейбус,
и уезжал, и ныне он - не здесь.

И бьётся рыболов в сетях налима.
Белёсое светило пало ниц.
Над озером скользишь неумолимо
навстречу нарушителю границ.

25.01.2022
...
Чьи это стихи?
Ахмадулиной.
А голос?
Пугачёвой.
А сейчас кто говорит?
Талызина.
А ты кто?
Брыльска.


Простой культурный код - наше всё, шапка Ахеджаковой, изба в Елабуге.

Наше свободное 2021
Сергей Фоминъ
Вчерашний день

Вчера по Невскому народ
Гулял до полвосьмого.
Там женщину ногой в живот
Бил полицейский Вова.

Серёжа задержал троих.
И Саша с Колей тоже
Не отставали от своих,
Дубасили прохожих.

Ты не увидишь имена
Их на обломках трона,
Когда вздохнёт твоя страна,
Когда слетит корона,

Когда безжалостный прибой
Нас с головой накроет,
Когда придут и за тобой
Такие же герои,

Когда из сдавленной груди –
Ни стона, ни проклятья,
Лишь скажешь сам себе: Гляди –
Твои родные братья!




Ошибка Уицраора

А кесарь мой — святой косарь.
                К.Н.Батюшков


Наш кесарь — не косарь
С бензиновой клешнёй,
Не всадник он на бледном скакуне.
Он — просто царь
С тугой мошной
В ограбленной стране.




Magna Carta или Кто сказал “Навальный”?

                I

Сцена из придворной жизни

Иоанн — король Англии
Уильям Маршал — граф Пембрук
Шут

Зал в Виндзорском замке

Шут (присаживается на несуществующий стул, облокачиваясь на невидимый стол; напевает с книгой в руке)

Пошли меня за смертью. Я вернусь,
Когда и сам ты ждать устанешь.
Не спи, король, мотай на ус!
Не жди от любящих восстанья.

Украли мышку у кота,
Украли шутку у шута.
А Умный Генрих — молодец:
У Рыжего отжал венец!

Ты сыт и пьян, но не любим
Клеветниками. Плюнь на это!
Не спи, король, как мы не спим.
Отравим их, и горя нету!

Украли озеро и лес,
Украли небо у земли.
А Харальд на престол пролез:
Из капитанов в короли!

Тебя не любят — не горюй:
Нет толка от ослиных шествий.
Не спи, сажай, руби, воруй!
Солдат довольно в королевстве!

Украли рыбку из пруда.
И остров свистнули ничей.
Тебя не любят — не беда:
Хватает в тюрьмах палачей!

Вильгельм потомков воспитал:
Из-под тебя не вырвать трона.
Не спи, король! Дрожи, вассал!
У стен — мятежные бароны!

Украли царство у отца,
Мы крали жён из-под венца,
А хартию переписать —
Нам, как два пальца...

Иоанн

Ты умеешь читать?

Шут

А ты умеешь править?

Иоанн

Что ты читаешь?

Шут

Учу историю, чтобы не влипнуть в неё.

Иоанн

Ну и каковы по-твоему её уроки?

Шут

С обезглавленным договориться проще. Быстро отнятое не считается украденным. Единожды солгавши, не останавливайся!

Иоанн

Смотри, не угоди, как Иустин, из школы на эшафот.

Шут

Уж лучше, как Стефан, из клозета на престол!
(Встаёт со “стула”, горизонтальным движением предплечья открывает скрипучую пустоту, воровато оглядывается по сторонам, отбрасывает книгу, затем проходится колесом)

Иоанн

Довольно, шут, поди!
(Уильяму)
Что Роберт?

Уильям

Грозит отнять твои дворцы и земли.

Иоанн

А чернь?

Уильям

Устроили шествие с факелами, но уже расходятся.

Шут (уходит, напевая вполголоса)

Чернь разинула хлебало.
Получите по забралу!

Уильям

Зачинщики задержаны и наказаны. Удалось схватить их главаря, руководившего толпой и выкрикивавшего: "Король —  казнокрад!" и "Свободу Англии!"

Иоанн

Кто он?

Уильям

Горожанин. Он глухонемой.

Иоанн

Как же он кричал?

Уильям

Пока не сознаётся. Но с ним работают.

Иоанн (поднимает забытую шутом книгу)

Шут прав. С тех пор, как вернулся Фиц-Уолтер, я совсем не сплю.


                II

Песня менестреля

С коварным демоном крылатым
Отважный рыцарь  бьётся смело.
Огнём сверкают его латы.
Его забрало запотело.

Король не спит в своей кроватке.
С высоких стен глядит устало
На затихающую схватку
Сквозь запотевшее забрало.

Повержен враг. Замолкли пушки.
Вот — обездвиженное тело.
Ах, боже мой, опять старушка!
Забрало снова запотело...

Король не спит... Глядит с упрёком
На усмирённые кварталы
Его всевидящее око
Сквозь запотевшее забрало.



Последнее прибежище патриота

Ну здравствуй, мент! С чем ты пришёл?
С наркотиками, с обыском, за взяткой?
На вверенном участке всё в порядке?
А на семейном — тоже хорошо?

Есть новый мерс с коробкой автомат,
Айфон, квартира, домик за бетонкой,
Наручники, дубинка, автомат.
О чём ещё мечтать мальчонке!

Как там у вас в отделе по борьбе?
Но пасаран? Ни пяди либерастам?
Почём вход-выход из высокой касты
Уже успели объяснить тебе?

Кто здесь кому вопросы задаёт?
Вспотело удивлённое забрало.
Сейчас вся жизнь, вся служба промелькнёт
Перед тобой. Попал ты, малый!


Проснись, герой! Засада и арест,
Дознанье, суд, тюремная прописка...
Кто здесь? Твой полуночный энурез
Из службы собственного сыска.



Чем заканчивается родина

Бывают ночи...
                В.Набоков

Жить далеко, где озеро, погода.
Следить порой, как без печали
Смешная родина с народом
От ветхой пристани отчалит.

Сугроб. Рябина. Дети гор.
Менты. Доместикаты. Чаты
Подъездные. И "стёрто — вор"
На дверцах лифта. И молчать

Не в силах. Некуда бежать.
Быль. Небылицы и кошмары.
И явь почище сна. Кровать,
Плывущая к пенатам. Нары.






Тринадцать
Сергей Фоминъ
По прочтении съесть и забыть         


           Пока грохочущая слякоть
           Весною чёрною горит.
                БП


I

Снег и грязь. И смех и грех.
Метель. Девятое. Морталь.
Метёт и заметает всех,
кого не жаль.

От трёх вокзалов вдалеке
в шинели летней, налегке, —
рассудком побеждает вновь
позор и странную любовь...

К отчизне, матерясь, приник
упырь, и пересох родник
любови вечной на Земле.
А ночью, говорят, в Кремле,

у настенных усыпален
сугроб крамольный был навален.
Жилищник в штатском не дремал,
и Сам об этом не узнал.

Второй замечен за манежем
и моментально обезврежен.

Как юный демон, над Страстной —
мятежным вихрем, чёрною весной:
— Давай, Сергеич, дуй за мной!

Тебе под бронзовым плащом
всё нипочём! Нам до рассвета
успеть бы. Вон, гляди, ещё
один стоит у Моссовета.

— Я знаю этого, Мишель!
Какая чёртова метель!

Ему б чугунное пальто —
укрыться от имперской мути.
Он русский позабыл за то,
что им разговаривает .....!
 
Снег и смех. Грязь и грех.
Каюк любви, стихам, весне!
Метёт и заметает тех,
кто на войне.

— Ты с нами, Владимыч?
Заёрзал кадык
беззвучно
на вые могучей,
глотая весеннюю вьюгу.
— Весне человечества светит кердык!
Поможем, Маяк, другу!

Под ними — фонари. А над —
бесы жалобно визжат.
И скрылся в подворотню от —
культурный кот.

II

Здравствуй, мама! Я в порядке.
Нет ни ручки, ни тетрадки.

Телефоны отобрали.
И теперь вернут едва ли.

Здесь уже весна. Красиво!
Взят Херсон. В осаде Киев.

Я под Харьковом. На травке.
Вспоминаю те поправки...

Помнишь, позапрошлым летом
спорили с тобой об этом.

Впрочем, это всё — некстати.
Не лежать мне в медсанбате!

Приезжай ко мне на танке.
Забери мои останки.

III

На Ваганькове с гитарным
силуэтом за спиной
ждёт четвёртый. — Что вы, парни,
долго едете за мной?

Ведь у нас не водка стынет,
не комический куплет!
Идут по Украине
солдаты группы Z!

Чем там Василич занят?
Плевать на грязь и снег!
Летим к нему! Он знает
о вурдалаках больше всех,

как эту тать
достать,
и где у этого ушлёпка
кнопка.

IV

Детки в комнатках не спят,
в телевизоры глядят.
Бесы в форточки снуют,
деткам песенку поют.

— Гласят гонцы
во все концы:
“Летят, летят альфа-самцы!

Пришёл марток.
Летим, браток,
летим в соседнюю страну
на справедливую войну!

Воюют птички и зверьё,
воюет естество твоё!

Наш старший товарищ —
орёл пожилой —
в кровавую пищу
ушёл с головой.

Летим же на запад!
Нам не западло
за что-нибудь пасть
всему свету назло!”

— Блажен, кто насаждает мир
стальной десницей.
Его призвали Олимпийцы
как угощение на пир!

V

На Никитском мрак и жуть.
Есть такая речка Мжуть
по дороге в Беларусь.
Больше не святая — Русь!

Мчится в пропасть вдоль могил
птичка-троечка без крыл.
— Пятым будешь, догоняй!
На погоду не пеняй!

Гоголь, кто там? — Лев Толстой.
Он матёрый, не простой,
смотрит на Москву сердито.
Прямо глыба из гранита!

— Дай ответ, сидячий камень!
Человечище, ты с нами?

Пролетая над Арбатом,
как не захватить Булата.

Отделилась от стены
тень. Любители войны,
разлетелись бесы, воя.
— С нами дух и голос Цоя!

VI

На Спиридоновке ветер.
У Прекрасной Дамы плохие манеры.
Все мы — этой метели дети.
— Айда, Саша, из сквера!

Из нас никто здесь не мессия.
Но и без нас — ни ме, ни бе!
Что, и такой твоя россия
дороже всех краёв тебе?

— Скифских метелей большой знаток,
С нами товарищ Александр Блок.

VII

Достоевский сполз со стула.
В храмах славят Вельзевула!

— Хайль, старик, салют, нихао!
Стыдно русским быть, Михалыч?

VIII

Под охраной бульварного круга,
обведённого белым (на деревьях)
по тающему чёрному (на асфальте),
пишешь письмо. Не другу,
а так, кому бы довериться, —
читателю.

Тут у нас пока спокойно. Памятники —
на местах. Власти с нами почти нежны.
Медные всадники
не скачут по набережным.

В карманах ещё полно мелочи.
Многие верят во что-то, как дети.
Другие, напротив, улететь не прочь
(да не на чем!),
в частности — снег и ветер.
А вообще, конечно, ночь.

Обрывки таких — неотправленных, смятых —
носит по воздуху в нашей глуши.
Спят отправители, спят адресаты.
Не смотри, не читай, не пиши!

IX

Вдесьтером — по-над Манежной
и над Красной. Пылью снежной
опоясаны, у Спасских
машут Минин и Пожарский.

— Это кто с крестом в охапке,
в меховой нелепой шапке?
Лях иль еврей? Тунгус, казах?
Да это, братцы, Мономах!

— Нет, то — другой, из Украины.
Ну что тут скажешь...
Города твои в руинах.
Прости нас, княже!

— Выбирай, Владимир, Будду!
Я ему молиться буду.

Грозной поступью железной
по препонам бесполезным,
по щитам и автозакам,
вопреки дорожным знакам —
белым, красным, жёлтым, синим —
мы не сгинем! —
прут, не распуская нюни.
Перед ними — Шакьямуни.

09.03.2022









Искусство толкования PS

Эскиз-конспект текстологической оценки произведения “Тринадцать” автора Фомин С.Б.
Головной отдел экспертной герменевтики ФСБ*.

глава I
   Памятник поэту М.Ю. Лермонтову  на Новой Басманной улице “оживает” в ночь с 8 на 9 марта 2022 г. Поэт замышляет символическое шествие-полёт над ночной Москвой — в поддержку победоносной миротворческой спецоперации ВС РФ на братской Украине.
   Метель, сменившая недавнюю оттепель (“снег и грязь”), переносит героя на Пушкинскую площадь, откуда — уже вдвоём с лириком А.С. Пушкиным (“Сергеичем”) — персонажи вновь перемещаются в сторону Садового кольца и пролетают над площадью Маяковского. Здесь они обращают внимание на памятник футуристу В.В. Маяковскому (“Владимычу”), который, как по-доброму шутит Сергеич, испытывает немой восторг (“русский позабыл”) перед грандиозным масштабом личности действующего Президента РФ, излагающего свои неизменно мудрые мысли и исторические концепции на языке (бесконечно польщённой этим фактом) русской литературы (“что им разговаривает Путин”).
   Перед лицом опасности, грозящей РФ (“Весне человечества светит кердык”) со стороны многочисленной кучки жидо-бандеровских бандитов, окопавшейся на ошибочно неприсоединённой территории, памятник В.В. Маяковскому безоговорочно поддерживает акцию солидарности с действиями ВС РФ. Поэты продолжают полёт-манифестацию над столицей, сопровождаемые “жалобно визжащими” бесами, олицетворяющими предателей национальной идеи, украинских шпионов и врагов государства.

глава II
   Ненаписанное письмо смертельно раненного в ходе освободительной спецоперации под Харьковом русскоязычного солдата матери.

глава III
   На Ваганьковском кладбище к патриотической аэро-процессии присоединяется ныне покойный артист В.С. Высоцкий. Он призывает товарищей обратиться за информационной поддержкой к памятнику писателю Н.В. Гоголю (“Василичу”), в силу происхождения хорошо осведомлённому о специфике мистико-бактериологических и грязно-ядерных разработок врага (“где у этого ушлёпка кнопка”).

глава IV
   Песенка бесов-провокаторов.

глава V
   Василич становится пятым участником безусловно согласованной акции. Совместными усилиями деятели культуры как бы удерживают русский мир (любовно называемый ими “птичкой-троечкой”) от падения в пропасть, к которой безуспешно подталкивают его недружественные страны.
   Не остаются в стороне писатель-баталист Л.Н. Толстой, бард-фронтовик Б.Ш. Окуджава и певец В.Р. Цой. Под натиском светлых законопослушных сил бесследно рассеиваются бесы: пятая колонна, коллаборационисты и изменники родины.

глава VI
   Автор почти одноимённого текста символист А.А. Блок традиционно поддерживает и одобряет всё происходящее. Он — девятый.

глава VII
   Десятым амбассадором специального мероприятия по деукраинизации древнерусских земель, воздушным пехотинцем на марше со всем согласных оказывается гроза либерастов романист Ф.М. Достоевский, которому мучительно больно (и стыдно) узнать об отступничестве украинской церкви.

глава VIII
   Лирическое отступление, предостерегающее граждан от безответственной веры неофициальным источникам дезинформации и от распространения оной ("Не смотри, не читай, не пиши!").

глава IX
   В арьергарде санкционированного свыше мирного десанта — князь Д. Пожарский, староста К. Минин и великий князь В.С. Святой-Креститель.
   Далее декларируется многоконфессиональный характер ("Выбирай, Владимир, Будду!") всенародной поддержки генеральской линии партии большинства. В завершение, символизируя единство народа (лучших его представителей) и силовых структур ("по щитам и автозакам"), делегация беспрепятственно растворяется в рассветной дымке перед Боровицкими воротами.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: Подопытный текст представляет собой (и из себя) художественное произведение ярко выраженной патриотической направленности, основанное на вымысле и переосмыслении некоторых культурных кодов. Может быть рекомендован для включения в программу спецшкол с углублённым изучением истории вопроса.

Справка-приложение N°б/н
   На экземпляре, переданном в ГОЭГ**, в правом верхнем углу страницы 1 размещена (вероятно, в качестве эпиграфа) фраза:
“сумма страданий даёт абсурд”
с указанием источника:
“Письмо генералу Z” ИБ
Зачёркнуто и заменено на цитату из стихотворения БП.

03.04.2022

*Фомин С.Б.
**Головной отдел экспертной герменевтики





2021

Песня рыбака

Чужое море, город, весь,
чужой прибой.
Плыви домой,
кораблик мой!
Тебе не рады здесь.

Ясак у местных не добыть,
они не платят дань.
От пристани отстань!
Назад! Нам тут не жить.

Вода чужая холодней,
коварнее волна.
Успех не принесёт она —
найдёшь его на дне.

Тут не уловишь время в сеть!
Отчалим налегке.
На их понятном языке
март означает смерть.

Над чёрной бездной ветер крут
небезопасна ночь.
Плыви, мятежный, прочь!
Тебе не рады тут.

31.03.2022


Повышение

Все на субботник! За бараком —
на выдумки большой мастак —
поэт, стоять привыкший раком,
изобразил собой верстак.

Начальник криво улыбнулся.
Прям не субботник, а парад!
Удачно так поэт нагнулся,
украсив знаком Зорро зад!

Хозяйской добротой без меры —
как солнцем ласковым — согрет,
он за царя, Расею, веру
продекламировал куплет.

Представлен к трудовой награде
за необычный верстачок:
назначен персональной б...
обыкновенный стукачок.

13.04.2022

Совпадения с личностью, кличкой и произведениями автора http://stihi.ru/avtor/verstak абсолютно случайны.

Москва, спалённая пожаром, Нептуну отдана.
15.04.2022

Темна весна во облацех

I

Чернеют этажи, витрины и  мансарды.
Последний бус уехал налегке.
Как позабытый электронный адрес,
всё вертишься на языке.

Прощай, немытая! Я остаюсь,
а ты, похоже, навсегда съезжаешь.
Весна-темна, собака, русь.
Влечёт тебя земля чужая.

Кто здесь кому изгой — вопрос.
Пустеет улица и исчезают зданья,
уходит прошлогодний пёс.
Останусь в этом месте без названья

ногой негодную качать листву без слов
и не любить своих, как супостатов,
за преданность начальству и любовь
к этническому своему субстрату.

15.04.2022

II

Не гостья, не паломница,
покуда ночь длинна,
пока весна во облацех
темна, вошла она.

Бьют капли, как горошины
по погребу. Стена
осталась в доме брошенном
из четырёх одна.

Как рассветёт, не мрачные
настанут времена.
Вернётся он с солдатчины,
когда уйдёт она.

21.04.2022


На стихи.ру чувак назвал свой шедевр Суть тебя!

Хронотоп

Уплывает облако, тень его,
тридевятое царство
из-под крыла осеннего,
светло-синего. Не до стансов.
Ещё не время, уже не пространство —

распоясавшаяся равнина,
пояс за поясом часовые
развязавшая. Поди утешь её!
Не прошедшее — пролетевшее.
Там теперь только белые спины
кучевые,
да горизонт выгибает выю.

12.09.2022

То не закат, не динамит,
не суперстар:
там от стыда горит
военный комиссар.