Эркин и три наташи

Паром шел из Яловы в Стамбул. Азиатский берег уже скрылся за горизонтом, а до европейского было еще далеко. Вот-вот должны были показаться Принцевы острова. День клонился к вечеру — на западе небо уже заалело и окрасило море в розовый цвет, а на востоке оно было зеленоватое, и только над паромом — стального цвета, потому что сверху нависла туча. Создавалось впечатление, что всё происходящее за пределами её тени нереально, что там совсем другое море, другая страна.
Туча принесла с собой холодный порывистый ветер, и Алексей закутался в плед. Книга, которую он пытался читать, упала на палубу. Алексей хотел нагнуться, чтобы ее поднять, но молодой турок, который сидел рядом в шезлонге и копался в своем смартфоне, его опередил.
— Пожалуйста, — сказал он по-русски, с улыбкой протягивая книгу Алексею.
— Вы говорите по-русски?
— Я окончил курсы русского языка для гидов в Стамбуле. Меня зовут Эркин.
— Эркин, наверно ваш преподаватель был родом с юга России или с Украины, у вас «г» фрикативное, — Алексей был не прочь поболтать с турком, книга не читалась, заняться было нечем. Можно было, конечно, спуститься в салон, там был телевизор и турки смотрели свои бесконечные сериалы. Но менять шило на мыло не хотелось. Здесь, на палубе, все-таки можно было дышать морским воздухом, что полезно для легких.
— Он был из Краснодара. А что такое фри… фри… кативное. Это как картошка фри?
— Это значит мягкое.
— Ага. А вы, наверно, профессор, изучаете языки?
— Я писатель, — сказал Алексей. Ему нравилось представляться незнакомым людям писателем, хотя на самом деле он работал в газете, в отделе экономики. Но год назад он написал два рассказа, которые были опубликованы в толстом журнале, что давало ему основание считать себя писателем и с презрением относиться к своей основной профессии.
— Я тоже, — сказал молодой человек.
— Интересно, — оживился Алексей. — И о чем вы пишете?
— Я пока что ни о чем не пишу, но напишу обязательно.
— О чем же вы хотите писать, коллега?
— О любви, конечно.
— Что-нибудь в стиле легенды о Фархаде и Ширин?
— Нет, я хочу написать повесть о любви к русским женщинам.
— Конечно, тут вы, турки, большие доки.
— Доки — это докеры или доктора?
— Это значит большие мастера — так умеете охмурять наших баб, что они готовы всё отдать, только бы вас удержать. Обещаете жениться и купить дом с видом на море, вот только пока денег не хватает, чтобы заплатить налог на наследство или на развод, или на контрольный пакет акций… В общем, нужно раскошелиться, посеять деньги, чтобы пожать счастье.
— Вы имеете в виду жиголо. Да, у нас многие мужчины этим промышляют, заманивают девушек обещаниями, а потом обирают. Они негодяи, за такое надо под суд отдавать. С немками такое не проходит, они знают, что почём, а наташи — они доверчивые, от ласковых слов они теряют голову, и наши паразиты этим пользуются. Но я не такой, если уж я полюбил, то полюбил всей душой, я сам теряю голову от любви.
— Послушайте, почему вы всех русских женщин называете наташами?
— Имя красивое, нам нравится. Звучит как плеск морской волны. Ветер холодный, вы совсем озябли, может, мне спуститься в бар за коньяком или хотите чаю?
— А потом вы порекомендуете мне лавку, где продаётся самый лучший трикотаж по самой низкой цене или ювелирка, а может, кожа? Нет уж, спасибо, если мне захочется выпить, я и сам могу спуститься в бар.
— Я не работаю на торговцев, я писатель. Я хочу написать книгу о радостях и муках любви и о разочарованиях, которые подстерегают слишком доверчивых любовников.
— Вот как, а расскажите мне свою историю, прежде чем запечатлеть ее на бумаге. Может, я, как более опытный автор, смогу дать вам полезный совет.
— Хорошо, только мне нужно для этого немного выпить. Мне легче говорить на чужом языке, когда я немного выпью. Давайте спустимся в бар.
— Нет, там шумно, здесь, на палубе, спокойнее. Вот и солнце, кажется, пробивается сквозь тучу. Попросите официанта принести нам виски. Вон он крутится около семейства немцев.
— Я родился в деревне, на востоке страны. Хозяйство у нас небогатое, но всё же мы как-то сводили концы с концами, пока был жив отец, — начал свой рассказ Эркин, глотнув виски из запотевшего стакана. — Перед смертью он долго болел, лечение требовало много денег, и мы влезли в долги. Выплатить их мы не смогли, хотя пришлось продать теплицу. Это была хорошая большая теплица, там мы выращивали помидоры и сладкий перец и этим жили. Конечно, у нас, как у всех сельских жителей, был огород и домашний скот, куры, но для нормальной жизни этого не хватало. У меня ведь, кроме матери, ещё две сестры и младший братишка. Вот мы и решили, что мне надо ехать в Германию на заработки. Обычно наши люди ищут работу за границей через родственников и знакомых, Но у нас не было ни родственников, ни знакомых за границей. Добрые люди посоветовали мне обратиться в одну контору в Стамбуле, которая за небольшие деньги отправляла людей на работу за границу. Там мне сказали, что в Германии мест пока нет, и предложили работать «по-чёрному» во Франции, шить одежду в подпольном цеху. Мы работали в подвале по двенадцать часов в день, там же ели и спали. Выходить на улицу нам не разрешалось, чтобы не привлечь внимание полиции, мы ведь работали нелегально и у хозяев могли быть большие неприятности, если бы полицейские вышли на их след.
Во Франции я пробыл почти год, но такая жизнь была для меня невыносима, и однажды я ушёл. Вышел на улицу и больше не вернулся в цех, а пошёл на вокзал и уехал в Германию. По пути никто меня не задержал, потому что во Франции много людей с такой внешностью, как у меня, а в Германии ещё больше.
В Кёльне, куда я приехал, я сразу нашел работу в турецкой закусочной на привокзальной площади — обслуживал клиентов, помогал на кухне. Заработок у меня здесь был меньше, чем во Франции, но мне хватало на то, чтобы поддерживать семью и на троих снимать комнату недалеко от места работы. Здесь я познакомился с эфенди Орханом, эфенди — это по-нашему господин, уважаемый человек. У него было несколько ресторанов на востоке Германии, отель в Сиде и туристическое агентство в Стамбуле. В Кёльн он приехал по делам и случайно набрел на нашу закусочную. До отправления его поезда оставалось еще порядочно времени, и от нечего делать он стал меня расспрашивать, кто я, откуда и как оказался в Германии. Я всё ему выложил без утайки. Он похвалил меня за то, что я всего за три месяца научился сносно говорить по-немецки, спросил, умею ли я пользоваться компьютером. Я сказал, что каждый вечер сижу в Интернете — читаю турецкие газеты и книги, и он опять меня похвалил, а на прощание дал мне свою карточку, и сказал, чтобы я позвонил ему через неделю. Я и позвонил, а он предложил мне место гида в своем туристическом агентстве.
Наш офис находится в Мармарисе, и мы возим экскурсии по всему эгейскому побережью, от Фетхие до Бодрума. Немецкий язык я осваивал самостоятельно, а русский учил на курсах для гидов в Стамбуле. Нам, туркам, вообще легко даются языки, мы как попугаи в точности повторяем слова и можем говорить без акцента. Мы учим язык с голоса. Вы, наверно, заметили, что у нас даже торговцы на рынке могут сносно объясниться по-русски. Им не хватает слов, но те слова, которые они знают, они выговаривают правильно. Но это лишь в том случае, если их учил языку русский, а если это был украинец или азери, то они говорят с характерным для этих народов акцентом.
Я влюбился в русскую девушку во время экскурсии в Эфес. Ее звали Марина. Она была вовсе не блондинка, как большинство наташ, а шатенка с голубыми, как капли бирюзы, глазами. Она путешествовала вместе с матерью. Вот та была блондинка, крашеная, наверно, но блондинка. Она очень понравилась нашему шоферу, и он потихоньку спросил меня, как будет по-русски «ты красивая».
Моя Марина сидела в автобусе напротив меня, и, когда я рассказывал пассажирам о достопримечательностях, которые нам встречались по пути, она смотрела, как ребенок смотрит на понравившуюся ему игрушку в витрине магазина. Я даже не уверен, что она слышала, что я говорю. Это меня очень смущало, но я пытался как-то собраться и не сбиться. Я прочитал много книг об античных городах и мог ответить на любые вопросы экскурсантов. Но она меня ни о чем не спрашивала, и только когда мы вышли из автобуса, чтобы пройти к источнику у дома, где жила Дева Мария, она взяла меня за руку и сказала потихоньку: «Мы живем в отеле «Голмар» в Ичмеллере». Это было как признание в любви. Больше чем признание в любви, потому что признание — это уже вершина горы, с которой можно увидеть всю округу, а то, что она сказала мне на ухо, был лишь намёк на то, что мы пока не видим, но очень хотелось бы увидеть.
— Да вы поэт, Эркин, вам нужно писать не прозу, а стихи.
— Для этого нужно оставаться намного ребенком, немного летать в облаках, а жизнь меня уже давно приземлила.
— Вы пришли к ней в отель?
— Конечно, на следующий же день, с букетом красных роз, но не застал её на месте. Они с матерью уплыли на пароходе по реке. Я подсунул под дверь ее номера записку с приглашением на ужин в ресторан «Маэстро». Я не был уверен, придет ли она на свидание, но сделал всё, чтобы не ударить в грязь лицом. Сказал хозяину ресторана, которого я хорошо знал, чтобы скатерть на столике была новая, чтобы цветы в вазе были свежие, а свечи — самые дорогие, чтобы шампанское было не местное, которое напоминало лимонад с запахом дрожжей, а французское. Насчет блюд я не беспокоился — повар в ресторане знал свое дело. А официанта я попросил называть меня «эфенди Эркин». Я очень волновался перед свиданием, как будто это было мое первое свидание, хотя у меня были подруги и во Франции, и в Германии. Но у меня с ними были скорее дружеские отношения, нежели любовные.
И вот я сижу за столиком и думаю: «А вдруг она придет с матерью. У меня просто не хватит денег, чтобы накормить обеих, а это позор». Но, слава Аллаху, она пришла одна. В своем розовом платье она была как фея с французской открытки, и я даже растерялся от такой красоты, но все же взял себя в руки и стал ее расспрашивать о том, как она живёт и чем занимается. Женщинам нравится рассказывать о себе. Но не все мужчины это понимают и предпочитают говорить о себе любимом.
Она сказала, что живет в Екатеринбурге, что учится в институте на экономиста, а отец её заведует универмагом в центра города. Тут я мысленно снял шляпу, потому что у нас в Турции торговцы — самые богатые и уважаемые люди. А потом она больше слушала, чем говорила. Слушала не меня, а Таркана, которого хозяин завёл по моему заказу, потому что все наташи без ума от этого певца. Всё же прихвастнул, что учусь в университете, а тут просто совершенствую свои знания в области языков, что отец у меня владеет золотым магазином в Стамбуле и скоро, наверно, подарит мне яхту. Какому молодому человеку не хочется казаться крутым перед девушкой, которая нравится? Это было бескорыстное вранье, просто я хотел ей понравиться.
— И понравились, конечно, как может не понравиться юноша, у которого отец богатый негоциант.
— Негоциант — это что-то вроде негодяя?
— Это купец.
— Спасибо, я потом запишу, я всегда записываю незнакомые слова. Нет, ей было всё равно, кто мой отец. Мне показалось, что она даже не слышала, о чём я говорил, просто смотрела на меня и молчала. После ресторана мы ещё долго гуляли по набережной до самого Мармариса, смотрели, как городские огни играют в воде, ели мороженое, заходили то в один бар, то в другой, где играла живая музыка. Я проводил её до отеля, и тут она наскоро чмокнула меня в щеку и сказала: «Приходи завтра в час, мама уедет в город за покупками».
Трудно описать, что я чувствовал, когда возвращался в свой отель. На своем языке трудно это описать, а уж на чужом и подавно. А впрочем, каждый мужчина хоть раз в жизни испытывает такое и ему не надо ничего объяснять. Всё следующее утро я не мог ни о чем другом думать, как только о предстоящем свидании. Мне нужно было писать текст экскурсии в Каппадокию, но я не написал ни строчки, я ходил вдоль пляжей туда-сюда, курил и посматривал на часы. Ровно в час я был в отеле «Голмар». Марина была в каком-то халатике в цветочек, а под халатиком ничего не было. Она бросила мои цветы на пол и стала расстегивать на мне рубашку, приговаривая: «Молчи, молчи…» Ну я и молчал, и не потому, что она мне приказывала, а просто мне нечего было сказать. В один миг мы оказались в постели. Тело ее было сладкое, как сахар, и я не мог от него оторваться. Я был как сумасшедший, я растворился в ней. И даже когда дверь номера открылась и появилась ее мать с пакетами в руках, я не в силах был остановиться. А мать как будто не обратила на нас внимания, стала доставать из пакетов тряпки, рассматривать их. Наконец Марина оттолкнула меня и сказала матери, кивнув в мою сторону: «Ты будешь?» Сказала так, как будто я был хот-дог или пирожок с повидлом. «Нет, — сказала мать, — некогда. Кончай по-быстрому и собирайся, через полчаса придет такси в аэропорт».
Я молча оделся и вышел на набережную. Навстречу мне шли люди, какие-то англичане, и мне показалось, что они посмотрели на меня так, как будто я был весь в дерьме и от меня воняло. Я потом долго не мог прийти в себя от обиды и унижения. Так, наверно, чувствуют себя изнасилованные женщины.
— Вы романтик, эфенди Эркин, многие мужчины позавидовали бы вам. Она отдалась вам задаром, да ещё без всяких обязательств, — это, знаете ли, редкость в наше время.
— Да какая там любовь. Она использовала меня как гигиеническую прокладку, и всё тут.
— Любовь не вздохи на скамейке. И не прогулки при луне.
— Пушкин?
— Нет — Щипачев.
— Хорошие стихи. Надо будет посмотреть в Интернете.
— А вы бы хотели, чтобы девушка все время заглядывала вам в глаза, как преданная собака, держала за руку и признавалась в любви?
— Храни меня Аллах от таких девушек. Была у меня одна такая, липкая, как лукум в жару. Звали ее Кира, откуда-то с севера, где у вас добывают нефть. И глаза у нее были как северное небо — серые. Красивая была, ничего не скажешь; когда мы с ней ходили по базару, торговцы ели её глазами, а на меня смотрели с завистью. Я влюбился в неё сходу, просто упал в любовь, нырнул с головой. Я вёз группу на экскурсию в Памуккале. Это была двухдневная экскурсия. На ночь мы остановились в отеле, где был большой бассейн с минеральной водой. Был уже поздний час, но моим туристам не терпелось искупаться — всё-таки минеральная вода полезная для здоровья, а я сидел на краю бассейна и посматривал, чтобы никто не утонул, — многие из них уже порядочно набрались. И вот эта Кира подплыла и столкнула меня в воду, стащила с себя лифчик и стала ко мне прижиматься грудью. Какой мужчина выдержит такое, и я сдался, обратил все в шутку, хотя у меня вся одежда была мокрая и ботинки тоже. А ночью она пришла ко мне в номер. И уж на следующий день мы не расставались. Даже в автобусе она все время ко мне прижималась и даже пыталась влезть ко мне на колени.
Я сдуру дал ей свой телефон, и она звонила мне днём и ночью. После наших ночных игр я являлся на работу невыспавшийся, и мой начальник сделал мне замечание. Но мне было все равно — любовная горячка лишила меня разума. Нам категорически запрещалось брать на экскурсии посторонних людей. Но она оплачивала все экскурсии, только чтобы быть рядом со мной. Поначалу это меня радовало. Я гордился тем, что такая красавица влюбилась в меня, в простого, по сути, деревенского парня. Но моим туристам не очень нравилось, когда экскурсию вёл гид, на котором висла девушка. Особенно это раздражало женщин. Я перестал получать чаевые. Но это все ерунда по сравнению с тем, что случилось позже, во время экскурсии на озеро Кейджегиз.
У нас в группе была девчушка в очках, серьезная такая, наверно, студентка или даже школьница. После экскурсии она подошла ко мне и спросила про могильники в скалах, мимо которых мы проплывали. Я мог написать путеводитель по скальным захоронениям, но Кира не дала мне ничего рассказать. Она сорвала с девчушки очки, бросила их на землю и стала топтать их ногами. «Ой, что вы делаете!» — кричала та. «Не лезь к моему парню, кошка драная», — сказала Кира.
Я не знал, что мне делать, то ли извиняться перед студенткой, то ли унимать Киру. Стоял как дурак между ними и молчал. Зато туристы мои не молчали. Они были в шоке от поведения моей девушки и все как один требовали, чтобы она немедленно покинула группу. И что мне было делать в этой ситуации?
— Гнать её к чертовой матери. Она же чокнутая.
— Ну нет, она ведь любила меня и я не мог её оставить в незнакомом месте. Да она бы и не осталась, вцепилась бы в меня мертвой хваткой и не отпустила. Мы остались вместе и поехали в Мармарис на такси, а туристы уехали в автобусе без сопровождения. Они это так просто не оставили и написали на меня жалобу директору турагентства. Тот вызвал меня и сказал, что уволит, если кто-то ещё увидит мою «наташу» возле группы. Это значило, что увольнения мне никак не избежать и моя семья в деревне останется без средств. И тогда я попросил его послать меня куда-нибудь подальше, ну хоть на недельку. Он пошел мне навстречу и отправил меня в Каппадокию. Я сменил сим-карту у себя в телефоне и уехал. Не думайте, что это далось мне легко, она ведь мне нравилась, но её любовь оказалась сильней меня.
Больше я её не видел. Когда я вернулся, то уже не застал её в городе, отпуск у нее кончился, и она уехала туда, где у вас добывают нефть.
— Считайте, что вам повезло. Мне знаком такой тип женщин, они до добра не доведут.
— Я долго не мог её забыть, хотел даже ехать в Россию, чтобы её разыскать. Но потом встретил Валентину Павловну, и мне уже было не до Киры. Валентине Павловне было лет тридцать, не больше, но у меня язык не поворачивался назвать ее просто Валей, потому что она была настоящая дама, одевалась по самой последней моде, даже на пляж ходила в золоте и брильянтах, а жила в пятизвёздочном отеле «Манамар Бич». Её интересовали только рестораны, но мне удалось раскрутить её на экскурсию. Ей понравилось, как я рассказывал об античных городах, и она попросила меня купить для нее путеводитель по Эгейскому побережью. Я купил и принес его в отель. Вы, наверно, уже догадались, чем закончился мой визит в её номер. Да, так оно и случилось.
Она была замужем за большим начальником, то ли губернатором, то ли депутатом. Валентина Павловна должна была ехать на курорт с мужем, но того задержали дела. Она была великолепна, и я, конечно, влюбился в нее. Валентина Павловна привыкла к шикарной жизни, а у меня не было денег, чтобы каждый день водить её по ресторанам, но она сама платила за всё, а от меня требовались только ласка и слова любви. Меня это, конечно, угнетало, получалось, что я вроде как торгую любовью, но что я мог поделать, если она мне очень нравилась.
А ей нравилось курить наргиле или, как у вас говорят, «кальян», и я к нему пристрастился. Ей нравилась цыганская музыка, а я её терпеть не мог, но мы каждый вечер ходили в бар, где выступали венгерские цыгане. Ей нравилось шампанское, а у меня от него изжога, но приходилось пить его каждый день. В любви она была ненасытна и виртуозна. Она меня научила многому такому, о чём я раньше понятия не имел.
Днём она проводила время на пляже, и я мог спокойно работать, вечером я помогал ей развлекаться, а по ночам мы занимались любовью, и это была самая роскошная неделя в моей жизни. А потом вдруг нагрянул её муж. Он решил сделать ей сюрприз и приехал без предупреждения, на ночь глядя, когда мы были в номере в чем мать родила. Она накинула халат и нервно закурила, но муж и внимания на неё не обратил, он был здоровый, как бык, и ещё, наверно, боксер, потому что бил меня профессионально кулаками и ногами, а потом выбросил с балкона в сад. Хорошо, что это был только второй этаж, и я отделался лишь сотрясением мозга и двумя сломанными ребрами. Такие вот дела… — Эркин вздохнул и замолчал.
— И что теперь? — спросил Алексей. — За километр обходите «наташ»?
— Это ещё почему? Я надеюсь все-таки встретить свою «наташу», с которой у меня всё получится.
Паром разворачивался, чтобы удобней подойти к причалу в Стамбуле. Был час вечернего намаза, и над городом висел заунывный призыв муэдзина, размноженный сотнями динамиков.
На берегу они расстались, пожав друг другу руки. Алексей уже спешил к стоянке такси, когда Эркин догнал его и сунул в руку визитку.
— Если захотите купить себе кожаную куртку, идите только в этот магазин, там кожа лучшего качества по самой хорошей цене.