жираф

                Жираф

 Третий раз она рассказывала о смерти мужа. Ее пальцы сплетались и расплетались   на скатерти стола, колено затянутое тканью юбки   слегка дрожало.     Подталкивая указательным пальцем ложку к краю стола, я время от времени кивал головой в знак сочувствия. У меня затекла нога, но я не решался изменить позу, думая,  умрет ли он в этот раз, но он никак не хотел умирать, хотя уже хрипел и говорил бессвязно.

 Кафе, выкрашенное приторно-розовым, с каким-то ядовито-зеленым растением в углу было увешено зеркалами   украшенными   лепниной в виде безе, в другом углу престарелая дама похожая на Серафиму Георгиевну, доедала ужин.    В одном из зеркал  отражался официант, подозрительно нюхающий пальцы, я  думал, есть ли здесь туалет, придя к выводу, что должен быть.
 
 Она, обращаясь, как казалось, к кому-то третьему за столом,  говорила о моей чуткости такой редкой в наше время и что теперь, когда она выговорилась, ей значительно легче. Мне удалось сбалансировать ложку на краю стола, вспоминая при этом, умер он все-таки или не умер.

 Некоторое время я еще держал паузу, сочувственно кивая, потом  предложил сменить тему, и в подтверждение весьма ловко подбросил и поймал ртом маслину. Она взглянула на меня, кося  зеленым взглядом сквозь пряди волос.

 Вечер оказался довольно прохладным, голуби что-то поклевывали у ног,     держа  ее за руку повыше локтя, я репетировал про себя «жирафа», надеясь, при случае, прочитать, шевеля дыханием пряди волос похожих на водоросли. Она говорила что-то неразборчиво о какой-то Ковалевой.  Забылась  третья строка четвертого куплета и это ужасно  раздражало.

 Начал накрапывать дождь, я предложил ей попрыгать, чтобы согреться. Сначала не получалось, вдова все время запаздывала с прыжком, но потом, добившись синхронности мы стали прыгать все выше, все дольше зависая в воздухе.
   
 Потом она ушла, игриво развернувшись на каблуках, ушла не прощаясь. Ничего не отразилось в темной луже. В доме напротив вздрогнула и взвилась занавеска,  вероятно, открыли дверь.  Что мне, все - таки, в ней нравилось  так это походка, она шла, будто раздвигая  плечами невидимых встречных.

 Сидя в пустом трамвае, я предоставил мысли течь безмятежно и свободно, поддавшись ее неторопливому убаюкивающему бормотанию, притворившись, что ее течение меня совсем не интересует. Мысль представлялась мне потоком, которому лучше не препятствовать, она растекалась бесчисленными причудливыми ответвлениями, образуя   озера и заводи с неясными, уводящими вдаль берегами.
      
« Послушай…   далеко, на озере Чад изысканный бродит жираф»