Цивилизация Х-134 главы 48-50

Глава 48.   Волнения в городе.

Эдуард  вернулся  в подземный город без происшествий. Его ждали с нетерпением жители этого необычного города. Лидер партии сообщил, что Ямайке помогает его следователь,  и он должен  в скором  времени выйти из блока задержания. Его друзья и товарищи  с облегчением вздохнули. 
 Пришло время, и надо было забирать с типографии листовки. На эту операцию отправили Арсения и Василия, так как Ямайку и Аннет ждать было некогда. Молодым людям дали точный адрес, к тому же им было поручено разбросать листовки по городу. Это нужно  было сделать из  астролета ночью. Можно сказать ребят отправляли на сутки, и старшие товарищи  переживали за молодых. Чтобы избежать провала операции, их должен был подстраховать Михаил. В случае провала, он мог, первое:  вести отвлекающие маневры, второе:  прийти на помощь, прикрывая ребят с помощью звуковой пушки, третье: вернуться в подземный город за помощью. Вообще пунктов могло быть и больше, но действовать надо было по обстоятельствам. Рано утром молодые люди отправились на верхний ярус города, то есть на поверхность земли. Листовки были  разбросаны.  Операция прошла успешно, и на следующие сутки, проснувшийся утром город читал обращение партии «Зеленая планета» к жителям города.
                « Мирные жители, Земли!
К вам обращается  Цивилизация Х- 134 (текст листовки был изменен самим редактором типографии, и одобрен  Арсением и Василием).
Экология  нашей планеты в опасности. Вы страдаете от загрязнения окружающей среды, но мы еще больше страдаем, чем вы, потому что мы жители микромира. Наша цивилизация погибает. Десятого июня на Площади Медиков будет показан документальный фильм про нас. Про нашу жизнь. Это мы, чтобы остановить вас, пошли на вас войной, и вы стали умирать от чумы. Мы её  остановили, но на время, если вы не остановите загрязнение планеты, нам придется уничтожить ваш мир, чтобы спасти наш и с десяток других, мирно существующих, параллельно нашей и вашей цивилизаций. Одумайтесь, примите меры. Наша цивилизация сильнее и древнее, вашей.  Давайте будем друзьями!
                Цивилизация Х- 134».
Город шумел и бурлил.  В  красных, синих, золотистых одеждах люди повыскакивали на улицы города, чтобы подобрать и прочитать листовки. Их текст бурно обсуждали все слои населения. Кто-то верил, кто-то смеялся и бросал в мусор, но равнодушных оказалось не так много.
- Лен,  а Лен! – кокетливая блондинка вертела в руках листовку. Её коллега, как и она, тоже  парикмахер, стригла бородатого, солидного господина.
-  Посмотри, что тут  напечатали,  оказывается, мы  мешаем жить малышам из цивилизации Х -134.
- Это, что, мы тут с инопланетянами общаемся? – отозвалась Лена.
- Да, не-е-е. Они тут живут с нами, но мелкие очень. Они из микромира.
- Муравьи, что ли?
- Нет, еще меньше,  и  кажется похожи на людей, и  рассуждают ни как  муравьи, а как образованные.
- Мадам, стригите меня аккуратнее, хватит обсуждать телесериалы, - завопил бородач.
- Папаша, это не сериал, это листовка. Вот, погляди.
-Ну-ка дайте, почитаю,- мужчина протер очки, нахмурил брови и стал читать. Через две минуты он стал еще серьезнее и вдруг сказал,- Я так и знал, что мы тут не одни, и похоже мы сильно коптим небо, а они потом этим дышат!
- Папаша, ты, что в это и впрямь веришь?
- Я не папаша, я академик исторических наук, а вы, мадам, стригите меня ровнее,- Тут приписка:  «Присоединяйтесь к партии «Зеленая планета». Сбор 10 июня в 11.00. Площадь Медиков» Вот и приду.  Здесь есть о чем думать,  говорить, обсуждать и действовать! Только так и не иначе!
- Я тоже приду!
- И  я!
- И я!
Все, кто находился в зале, решили пойти на этот митинг.
- Мы за чистое небо над головой, мы за Цивилизацию Х- 134,- подвела итог  спонтанного собрания из нескольких человек, парикмахер Лена.
В кафе, в ресторанах, в офисах, в цехах заводов, в магазинах, на рынках, на кафедрах и на виртуальных просторах  – везде обсуждали листовки. Обсуждение их содержания стало модным и популярным в это последнее время, как среди образованных и ученых людей, так и  среди простых работяг. Но вышло так, что и те и другие  решили идти на митинг.
Эти листовки попали так же  в руки Куратора города -  Кравчанец  Ивану Романовичу. Он стоял перед экраном  соединительного канала с его подчиненными, кричал, топал ногами, требовал отчета, кто допустил этот безумный митинг.
Наконец его успокоила одна  старая, мудрая женщина, из отдела маркетингового планирования, Светлана Ивановна. Она объяснила ему спокойным и хорошо поставленным  низким тембром голоса:
-  Инопланетяне, Иван Романович, все равно не существуют. Люди придут,  порассказывают  друг другу байки, послушают сказки на ночь, хлебнут пивка и довольные разойдутся по домам.  На  утро уже  никто, ничего  не вспомнит. А если кто и вспомнит, то на него посмотрят как на безумца.
 Мэр выслушал ее, хлебнул воды из стакана, вздохнул, резко выдохнул  и уже более спокойным пошел в кабинет. В этот день он никого в свой кабинет не вызывал и никуда не выезжал.  Он весь день просидел  в кабинете,  пил свой любимый нано-коньяк  и с кем-то  разговаривал по вербальной связи, возможно, что советовался.


Глава 49.       Убийство.

Тем временем Ямайка выздоровел.
Старший по отделению  распорядился посадить парня в другой блок, но дежурный видно, что-то перепутал, и его отвели к «старым друзьям», из-за которых  он попал в лазарет. Заключенные сидели тихо и на Яна не смотрели. Все шло так, как будто бы и ничего не произошло. Затем один переглянулся  с другим,  достал  из-за  пазухи буханку хлеба с салом, протянул Ямайке и сказал:
- На, братан, поешь и прости нас за драку. Мы не хотели.
Парень посмотрел на сокамерников внимательным долгим взглядом, а затем протянул руку для рукопожатия и сказал:
- С кем не бывает. Пусть будет мир.
- Мир!
- Мир!
- Мир!- со всех углов он услышал глухо отчеканенные слова «коллег по цеху».
Дальше все шло своим чередом. Как ни в чем не бывало, люди занимались, чем хотели, и чем вообще было возможно  в четырех стенах тесной камеры. Старик Хоттабыч толстым указательным пальцем ковырялся  в носу, а худой Федор и небритый Санек  резались в карты.  Ананий  лежал на полке и храпел. Ямайка опять остался один. Он явно не вписывался в этот коллектив, и ему от этого становилось не по себе. Временами он улавливал на себе колючий взгляд Федора и прищуренный взгляд  близорукого Санька. Было видно, что их в данный момент интересовала не игра в карты, а что-то другое, что они скрытно и не заметно обсуждали.  Ямайка хотел было подойти к ним, но что-то его удерживало. Он всем нутром чувствовал,  что  эти люди меньше всего хотели сейчас, чтобы  он подошел к ним. От этого странного противоречивого чувства он чуть не сошел с ума, но переборол себя и подошел к Старику Хоттабычу.
- Старик Хоттабыч, как вы тут без меня? Что нового произошло?
- А ты, сынок, не бойся за нас. У нас, значит, новое хуже старого. Но все было благополучно в этот раз.
Сидим потихоньку, значит, а срок идет. Гляди, времечко пролетит, и мы на волю волюшку, «полетим» как пташки, только каждый в свой срок. Вот так и не иначе.
- А, ты, папаша, за что сидишь?
Старик призадумался, вытащил из носа жирную козюльку, растер её на груди и продолжил беседу.
- Сижу за то, что и думать не думал значит, а пришлось, не дай Бог каждому. И не приведи Господь,- и старый мужчина перекрестился.
- Может,  расскажешь? На душе станет легче.
- А ты в чужую душу не лезь. Она,  как говорят, потемки.
- Ну, колись папаша!- Ян толкнул  по- дружески его своим плечом в бок и заулыбался.
- Ладно, парниша,  знаток ты уговаривать, вот, слушай  лично от меня, мою историю и не перебивай, значит,- старик разгладил  свою тощую бородку и начал сказывать,- Давно это было. Был тогда я молодым, как ты и зеленым, и влюблен я был в одну принцессу, которая, жила, значит, напротив  нашего дома. Красотой  была неописуемой,  все мальчишки с нашего двора были в нее влюблены.  Выйдет она со двора, значит, в короткой юбчонке, а коса до пояса, ножки длинные, стройные, каблучок  - чок - чок. По всему двору слышно, как она идет. И не идет, а плывет, и бедрами вот так водит:  влево – вправо, влево - вправо. Мы,  мальчишки, из-за нее сильно дрались, не на смерть, а на славу, кому она достанется. А досталась она мне, значит.  Был я тогда не таким, как сейчас: косая сажень в плечах, и на лицо, ничего, симпатяга. Но видно она меня не любила.  Я к ней и так и этак, но в Загс ее, все- таки, затянул, значит. Свадьба была лихая. Три дня и три ночи, гуляли. На три квартала гремела. Ну, вот тогда я, спьяну и поспорил с корешами, что если верна она мне будет, то ребята, значит, поставят мне магарыч, а нет, то есть смогут ее у меня увести, то я, значит, буду у них лошарой, и они все от меня откажутся.  После свадьбы все было не плохо. Правда ребята, прямо при мне к ней подкатывали, но она молодцом, значит, не поддавалась. Но, однажды, лет через пять, один кореш мне отчет дает, что, мол,  видел,  как с одним она флиртовала. Я ж ему докажи, а он мне, мол и доказывать не буду, значит, когда уйдет от тебя, тогда сам и поймешь. А она и впрямь от меня ушла с одним, недоноском.  Я, правда, плохо его знал, не с наших он краев был. Но факт оставался фактом. Уехали они куда-то, а я стал узнавать,   кто он и откуда. И узнал, что работает он, значит, в полиции, так ефрейтор захудалый, но живут они хорошо, душа в душу. Я его как-то выследил и подкараулил. Хотел, значит, ему,  как следует надавать, а он при оружии  оказался  и  прострелил мне руку правую. И пошел, я значит, на инвалидность. Тот и был, значит, король, который  принцессу у  меня и у всего двора увел, а я остался «лошарой», не смог я этого стерпеть и решил ему отомстить. Но как, пока не знал. Шли годы, а однажды произошел такой случай: как-то вечером, я гулял по парку в нетрезвом состоянии. Честно, говоря, я еле на ногах держался, значит, и плохо себя чувствовал. Мне так было плохо, что хотелось кого-то убить. Я присел на корточки возле какого-то дерева, чтобы справить нужду, и  услышал знакомый голос. Он журчал как ручеек весной, но меня в этот момент это сильно раздражало. Мне захотелось,  чтобы обладатель, а вернее обладательница этого голоса немедленно замолчала. Ну, я и подошел к этой женщине. Она оказалась ни кем не иначе, как моей бывшей. Рядом стоял ее обсосанный муженек. И тут вдруг у меня яростно застучало в голове:  «Убей  его! Убей!» Я вынул из-за пазухи нож и молниеносно воткнул этому гаденышу в живот со всей мочи. Он на глазах моей принцессы, значит, и на моих глазах скончался. Приехала  полиция, кем-то вызванная, меня схватили, упаковали,  и вот я здесь. Нет, я не старик Хоттабыч, я, даже не старик. Мне всего сорок три года. Это жизнь меня сделала таким, но мне понравилось убивать. И этих я тоже хочу убить,- и он кивнул в сторону сокамерников.
Ямайка отодвинулся от безумца.
- Папаша, угомонись, начни с себя. Что, ты,  сделал в своей жизни, чтобы тебя любили, ценили. У тебя есть дети?
- Нет, я не люблю детей.
- Вот и ушла от тебя твоя принцесса. Она хотела нормальной семьи. А ты любил только себя. Нет, не её, а себя. Ты ничего не смог ей  дать. Не смог, потому что не хотел. И сейчас ты ее разлучил с любимым  человеком. Ты разрушил ее жизнь. Ты разрушил свою жизнь тоже. Ямайка резко встал и отошел в сторону. Ему не хотелось больше ни с кем  разговаривать. «Скорее бы меня Терентьев   вытащил  отсюда»,- подумал он. Все, что он сейчас хотел, так именно этого. День, еще один  скучный, ненужный день в тюрьме склонился к концу, и Ямайка пошел ложиться спать.
- Ямайка, иди сюда, быстро открой консервную банку,- Федор стоял у стола и держал в руке охотничий  нож.
- Э-э-э, у  вас  откуда эта штука?- удивился Ян.
- Много будешь знать, скоро состаришься. Ну, ты идешь, или нет?
Ямайка  подошел, открыл консервы  со словами:
- Что сами открыть не могли?
-  А может мы тебя в  «свои»  хотели записать.
-  Мужики, не надо! Меня от сюда скоро «вытащат». Вот ты, Федор, за что сидишь?
- Ну, это, бабу свою крякнул!
- А ты, Саня за что?
 - Я, это, бабку  астролетом  зацепил. Царствие ей небесное! - Я, вот, никого не «крякнул», а  сижу с вами.
- А в жизни нет справедливости - многозначительно произнес Федор.
- Я это заметил,— Ямайка  подошел к своей полке, поправил подушку и лег на постель, накрывшись  казенным, байковым одеялом с головой. Не прошло и пяти минут, как парень уснул.
Хоттабыч сидел в своем углу и,  задумавшись, курил.
- Хоттабыч,  а ты байки не хочешь?
- А что вы таки, за мной приставлены?  Хошу, значит, сплю,  хошу,  значит, курю.
- А ты кури в темноте, нам свет спать мешает.
- Вчера не мешал, а сегодня мешает? Вы что сегодня барыни - государыни?
- А ты вот рот свой прикрой, а то чикнем! - зашипел на него Санек.
- А ну, попробуй!
- Давай  сюда, выходи, посмотри, что у нас есть! - и мужчина умело и ловко стал крутить  вокруг кисти руки нож.
Хоттабыч подошел, ткнул того ногой в грудь, и Санек упал с грохотом на пол,  роняя близлежащий стул. Ворвался дежурный.
- Вы, почему не спите?- и выключил свет.
Дверь с грохотом тяжело закрылась снаружи.
Хоттабыч  медленно в темноте стал прокладывать путь к своей полке и вдруг на шее ощутил  чью-то железную хватку. В другую минуту он почувствовал резкую боль в животе и начал валиться на пол…. 
Ранним утром, когда только забрезжил рассвет, но птицы еще не проснулись, и не начали свое бойкое  щебетание, когда даже ветер шалун, еще не очнулся от сна, Ямайке дежурные по тюрьме, вязали руки. Руки его были в крови, а рядом с ним лежал нож. Его аккуратно взял следователь Иванов и положил в свою сумочку для вещественных доказательств.
Хоттабыч  лежал на полу в луже крови, неестественно задрав голову. Его «стеклянные» глаза «смотрели»  куда-то вдаль, и было понятно, что они никогда уже не увидят этот мир. Иванов закрыл глаза покойнику,  подобрал с полу еще пару улик и устремился вслед за стражей, ведущей Яна.  Мякишев ничего не понимая, и спросонья часто моргая глазами, не мог  понять, что конкретно произошло, и  это, страшный сон или явь, которая разделила его жизнь на «до» и «после».


 Глава 50 .    Допрос.

Допрос Яна длился долго.
Его допрашивали, но тот ничего толком не мог объяснить.
- Ты мне дурака не валяй!  Как ты мог спать, когда даже дневальный слышал грохот в вашей камере? И на руки свои посмотри,  они в крови убиенного.
- А убили то, кого?
– Да ты на него посмотри, сокрушался следователь Иванов!- Он еще тут спектакль будет разыгрывать. В дверь аккуратно постучали,  и в кабинет вошел следователь Терентьев. Он  сидел,  на допросе  Мякишева  молча, ничего не спрашивал, просто  молча, сидел и слушал. Через сорок минут он так же ,тихо и молча,  покинул кабинет.   А Иванов не унимался:
- Мякишев, лучше сразу признайся в своем преступление, и тебе тогда смягчат приговор. На помощь Терентьева не рассчитывай, хоть он тебя и не считает виновным.
- Я ничего не совершал, я  действительно не невиновен. За что вы меня мучаете, что я вам плохого сделал?
- Мякишев, ты вот свой тон прибереги для другого случая. Ты, что, не понимаешь, что наш закон суров?  Если ты не признаешься в  содеянном, то тебя ждет смертная казнь, и ты лишишься  жизни, а твоя семья – мужа и отца. А, если признаешься, то за хорошее поведение просидишь лет пятнадцать и выйдешь на свободу. Слышишь? На свободу! Так значит, давай по порядку. С чего все началось и когда? Подсудимый Коваль перед смертью тебя оскорблял, унижал или угрожал?
- Коваль это кто? Старик Хоттабыч?
Да, он самый,  Максим Сергеевич Коваль, значит, наш убиенный.
- Да, не убивал я его, и поговорили мы с ним мирно.
- Значит, когда вы с ним беседовали?
- Где - то полдевятого вечера.
- Так, значит, полдевятого, и  о чем вы говорили с ним?
- Он рассказывал про свою жизнь и про свое преступление, из-за чего он сюда попал.
- А ты?
- А я ему сказал, что он испортил свою жизнь себе и своей  жене.
- Значит, у вас все – таки  был разговор на  повышенных тонах?
- Да, вообще- то  был.
- А что было потом?
- Я пошел спать.
- В каком часу?
- Часов  в девять.
- Кто может подтвердить?
- Да и Санек, и Федор.
- Это мы еще выясним. Кстати. Ваше оружие на экспертизе, как оно у вас оказалось? Ведь его хранить в камере, запрещено?
- Это у Федора спросите, он просил меня им открыть консервную банку  и  при этом держал его в руке.
- Это, мы выясним. Мякишев, хватит нам всем морочить голову! Это бесполезно, все улики против тебя! Твое сопротивление оказывает  тебе медвежью услугу. Лучше во всем  сразу признаться, пока не поздно.
- Да ничего я не совершал! Я просто крепко спал и ничего не слышал и тем более не видел.
- Мякишев, твое сопротивление бессмысленно!
- Еще раз повторяю, что ничего не сделал. Поговорил  с  Хоттабычем и пошел спать.
-  У меня такое впечатление, что ты сошел с ума. Я еще раз повторяю, что упираться нет смысла, ты себе сам хоть веришь? Хочешь, расскажу, как было дело? Ты, Мякишев, значит, повздорил с Коваль, тот набросился на тебя с кулаками  (нам известно, что этот человек психически не нормален). Началась у вас драка. Это подтвердил, дежурный. Он и выключил свет. Все улеглись спать. А ты, значит, ждал, когда все уснут, и чтобы отомстить - убил Максима Сергеевича. Затем аккуратно вытер  вот об эту тряпочку оружие преступления, нож чистенький, без следов крови и своих отпечатков пальцев подкинул Веревкину. Тряпку тоже ему подложил, пока  все спали.
- Вы, что, делаете эти умозаключения на основе показаний уголовников со стажем, у которых, чтобы убить человека, не вздрогнет ни одна мышца на лице? Вам не кажется, что меня подставили?- закричал в отчаянии Ямайка,- А мотив преступления – это месть, они меня с самого начала невзлюбили, и все об этом знают. Вы, наверное, не забыли, что я только что из лазарета, куда я был помещен после побоев?
- А где, значит гарантия, что это не твоя месть. Ведь ты же ненавидел Максима Сергеевича? А зачем нож  Веревкину  подкинул? Ты сразу отомстил,  как минимум двоим за один вечер. Признайся, ты же пока лежал в лазарете, мечтал о месте?
- Я не собирался никому мстить, и где гарантия, что этот нож мой, Вы же сами сказали, что  на нем нет отпечатков пальцев.
- А твои руки в крови! Посмотри они же до сих пор в крови! Ты вытер нож, но забыл про руки, ты их просто не вытер. Так может поступить только новичок, невнимательный, необтесанный новичок!
 - Что говорят сокамерники?
- Все видели вашу драку, потом легли спать. Рано утром Веревкин пошел в туалет и споткнулся об труп,  вызвал дневального. Дальше ты все знаешь сам.
У Яна затряслись руки. Он был в отчаянии, не знал, что делать в этой ситуации. Его обвиняли в страшном преступление, а он не в силах был себя защитить. Ему хотелось рыдать, грызть землю, но он отчетливо понимал, что его действия ему ни чем не помогут, а только усугубят и без того его плачевное положение: «Даже Терентьев ушел и ничего не сказал. Скорее всего, он ничем не сможет мне теперь помочь!- рассуждал про себя Ямайка.- О, Боже, за что ты меня покинул, что я тебе плохого  сделал за свою короткую жизнь?» И вдруг  Яна осенила мысль:
- Вы это все подстроили? Вы же знаете, что я повстанец. Вы хотите знать?
- Да, где и сколько. Хорошо. Наконец ты сам все понял.
- А, что сразу не спросили?
- Я таких, как ты знаю. Хотел, что бы  ты, Мякишев,  испугался и помучился, тогда и спросили бы. А ты сообразительный.
- Да вы, что   с этими убийцами, которые  убили Ковыль, сговорились что ли?
- Тише, тише, Мякишев, Хоттабыча они сами убили. Ступай к себе в одиночную камеру и там «дозревай». А мы тебя еще обо всем расспросим.
- А Терентьев?
- Мы ему уже сделали строгий выговор! Все расскажешь, мы тебя отпустим на свободу!
-  Не получится!
- Это мы еще посмотрим! Не таких ломали!
- И что мы вам плохого сделали?
Следователь посмотрел на парня долгим взглядом и наконец, произнес:
 - Власть! Деньги и власть! Они правят миром. А не зеленые человечки. Больше ничего сказать не могу. Не положено.
Следователь вызвал охрану, и парня в наручниках повели, как и обещал следователь, в одиночную камеру. У Ямайки начались тяжелые дни, которые переросли в долгие   месяцы одиночества.