Вхождение в новый коллектив по-армейски. из серии

             
  Узкая длинная комната. Это кабинет, в котором за одним столом спиной к окну сижу я, заместитель командира полка по вооружению (в обиходе – главный инженер). За вторым столом, стоящим буквой «г» к моему столу, сидит заместитель командира полка (без приставок) Иван Галака. Я человек новый, второй день в полку. Тишина, работаем с документами. Открывается дверь, входит начальник штаба полка Алексей Труфанов. Он молча проходит пару раз до окна и обратно, затем останавливается около стола Галаки, кладёт на стол рубль и продолжает свою прогулку. Я краем глаза посматриваю, что будет дальше. Иван лезет в карман и молча кладёт ещё один рубль. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить смысл происходящего (бутылка водки стоила два рубля восемьдесят семь копеек) – проверяют меня. Молча кладу тоже рубль и утыкаюсь в бумаги. Труфанов берёт деньги и выходит из кабинета. Всё это происходило в полной тишине, не было произнесено ни одного слова. Минут через пять Галака отрывается от своих бумаг и говорит:
- Сейчас он сходит за мост, там есть магазинчик.
Дело в том, что управление нашего полка располагалось на берегу небольшой реки Юрос, которая и являлась городской чертой Архангельска. Достаточно было перейти небольшой деревянный мост, чтобы оказаться в городе. А рядом с мостом находился маленький магазин, в котором можно было приобрести горячительное. Хотя я в то время и не знал этих топографических особенностей, смысл происходящего понял сразу: мои коллеги хотят позна;омиться поближе, а заодно и прощупать, что я за птица такая, почему меня, сопляка, назначили на столь высокую должность. Всё командование полка было на 10-15 лет старше меня, подполковники. А тут – тридцатилетний капитан назначен на должность, к которой они шли гораздо дольше. В те времена сроки службы между званиями были больше, чем сейчас. Путь от лейтенанта до подполковника. Занимал теоретически (на самом деле, дольше) не менее 14 лет. Хотя Северодвинская бригада, в которой я служил до этого, находилась всего в тридцати километрах от Архангельска, и они обо мне уже знали достаточно много, ничто не может заменить живой контакт. Как у нас говорили, ничто так не спаивает коллектив, как «Столичная». Испытания эти я сдал успешно. С самого начала со всем командованием полка ; меня установились ровные и даже дружеские отношения. Тем более, что жили мы в военном городке, вместе семьями отмечали различные торжества, жёны и дети тоже активно общались между собой. Исключение составлял начальник политотдела Локтионов. На это было несколько причин. Во-первых, он был старше всех нас по возрасту, кажется, даже зацепил немного войну. Во-вторых, он же был официальным представителем партии и постоянно демонстрировал, что стоит над нами. Поэтому никогда не участвовал в наших межд;собойчиках. В-третьих, он никак не мог смириться с тем, что мы с ним ровня на карьерной лестнице: равные должностные категории и равные оклады. Особенно его зацепило то, что он не был допущен к документам по специзделиям и в сооружения с этими изделиями. Его, начальника политотдела, не допускают ; тому, что разрешено этому выскочке, пацану! Была ещё одна причина ненавидеть меня. Через две недели после моего прихода в полк мы вылетели на полигон для проведения стрельб по мишеням. Точнее, весь личный состав выехал воинским эшелоном, а мы – командир полка Григорий Осьмачко, Локтионов и я через несколько дней вылетели самолётом. Я вот сейчас пишу и задаю себе вопрос, который раньше не возникал: а какого чёрта Локтионов попёрся на полигон? За свою службу я десятки раз ездил на различные полигоны, но не припомню ни одного ещё случая, чтобы приезжали начальники политотделов. Но я отвлёкся и возвращаюсь к основному повествованию. Как я потом понял, мне устроили проверку на алкоголеустойчивость. Проверка началась ещё в ресторане Архангельского аэропорта, в котором мы ожидали посадку в  самолёт. Разумеется, пообедали с водочкой. В Москве мы остановились в гостинице аэрофлота с тем, чтобы ;тром вылететь в Астрахань. Осьмачко сказал, что недалеко от гостиницы есть ресторан, в котором встречались Сталин с Черчиллем. Не посетить это историческое место никак нельзя. Там испытания продолжились. Закончилось тем, что обратно в гостиницу мы возвращались в темноте. Я с большим трудом дотащил своих экзаменаторов, которых бросало из стороны в сторону, как при шторме, до места нашего ночлега. Утром поехали в аэропорт и вылетели в Астрахань. Состояние у обоих было та;ое, что жалко было на них смотреть. Поэтому в Астраханской гостинице сразу побежали в ресторан лечиться. К этому времени они оба уже, очевидно, решили, что испытания я прошёл успешно, и занимались только восстановлением своего здоровья, не интересуясь, заполнена ли моя рюмка. Утром невыспавшиеся и измученные мы выехали в Ашулук. В поезде задремали, а когда проснулись, нам показалось, что свою станцию мы пропустили и срочно выскочили из вагона (стоянка поезда всего три минуты).  Оказалось, что на самом деле мы вышли на одну остановку раньше. Пришлось ждать следующего поезда. А где ждать? Ну, конечно же в местной закусочной с вытекающими отсюда последствиями. Я этой истории никогда никому не рассказывал, всё осталось между нами. Но Локтионов никогда не мог простить мне, что я явился свидетелем его грехопадения. В его глазах он стал моим заложником.
  Для вхождения в полковой коллектив есть ещё одна (для главного инженера, пожалуй, главная) категория – инженерно-технический состав полка. Ты должен показать, чего ты стоишь как специалист, что ты можешь и умеешь делать руками и головой. Эта задача была для меня самой лёгкой. К этому времени у меня уже был большой опыт ремонта и настройки нашей техники, значительный опыт выполнения этих задач на полигонах. К тому же за мной тянулся шлейф моей предыдущей работы. Положительный след. Сейчас, спустя более полувека, могу сказать это без ложной скромности. К тому же мне повезло, что практически сразу по прибытии в полк мне пришлось ехать на полигон, где я смог проявить себя в реальном деле. Стрельбы мы выполнили отлично, лучше, чем сами ожидали. Это было время, когда только начинали применять ракетные мишени (РМ) и опыт в этом практически отсутствовал. Такую цель из-за её малой отражающей поверхности и высокой скорости очень сложно обнаружить, а тем более уничтожить. Нам разрешили для уничтожения двух РМ всего 3 ракеты, хотя по правилам стрельбы положено 6. Мечтали уничтожить хотя бы одну РМ, а уничтожили обе.
  Вот так проходило у меня вхождение в должность. К моменту возвращения с полигона я был признан человеком на своём месте, авторитет мой стал непререкаем.