Грустная легенда об острове Маори памфлет Часть 2

  Конечное, иногда на острове Маори иногда случались и пасмурные дни. И понедельники тоже.

  В один из таких дней к острову причалила лодка с одним из наших самодовольных граждан на борту. Конечно же, это был миссионер христианской концессии– представитель наиболее пронырливой людской породы с кольтом в одной руке и деревянным крестом – в другой.
  Когда он вылез, пошатываясь от морской болезни на песчаный берег, его немедленно окружили любопытные туземцы. Заметив их, наш миссионер закричал во все горло:
 - Ура! Америка! Свобода! Выбор! Слава Богу.
Пока все жители с недоверием смотрели на его звездно-полосатый цилиндр, он достал ярко- красную баночку из кармана и под изумленный вздох столпившихся зрителей, с шипением открыл её:
- Coca-cola! – гордо произнес он. – Американская мечта!
Отхлебнув слегка, он передал баночку человеку, у которого было более всего перьев на голове (это был вождь племени), предлагая испробовать. Переглянувшись со своими согражданами, тот храбро сделал несколько глотков, но затем выплюнул жидкость на песок. «Ну и как?» - загудел соплеменники после столь необычной дегустации. «Да дерьмо собачье!» - во всеуслышание объявил вождь, потрясая своим боевым топором в воздухе. Вслед за этим он гордо вылил остаток из баночки себе под ноги.
  По толпе зрителей вновь пронесся вздох изумления. Некоторые даже засмеялись. «Видишь, как радуются» - подумал наш обыватель - Но зачем на песок выливать? Это же денег стоит!» Однако он горько ошибался, наш миссионер. Эти проклятые троглодиты даже не догадывались о существовании, каких-либо денег. Все, что было ему так привычным, весь этот всепобеждающий гламур его внутреннего мирка как будто обратился в прах, и принес открытие о том, что жители острова обладают совсем другой шкалой ценностей. Тогда он решил внести луч Просвещения этой убогой общине.
 
Его поселили возле хижины туземца, которого он окрестил именем Луизиан, и который обладал большими способностями в изучении иностранных языков. В перерывах между занятиями и различными ремеслами, которыми Луизиан безостановочно предавался, он завел с ним один весьма душеспасительный разговор.
  Миссионер порылся в карманах и достал оттуда смятую стодолларовую купюру:
 - Возьми, - он сказал, - Луизиан, это за труды твои, ибо ты много и праведно трудишься, но никогда не получал за это достойного вознаграждения.
Туземец осторожно взял бумажку в руки, развернул и посмотрел на свет.
- Что это? – спросил он у миссионера.
 - Деньги, - скромно ответил тот, - теперь твой труд будет взвешен точно на весах.
- И зачем эти деньги? – недоумевал Луизиан.
- Ну, - замялся тот, - деньги нужны для того, чтобы почувствовать себя богатым…Ты чувствовал себя когда-нибудь богатым?
- Пожалуй, да – задумчиво ответил Луизиан – однажды я насобирал целую корзину больших съедобных устриц, и жена меня за это расцеловала. Мы были очень довольны!
- Вот видишь, – подхватил миссионер, – а за эти деньги ты мог бы купить себе целые две корзины устриц!
- Не знаю, - засмеялся Луизиан. - Какой дурак отдаст целые две корзины устриц за обычный клочок бумаги? Ведь устрицы можно съесть, можно выменять, а эти деньги разве меня насытят? И для чего мне целые две корзины, когда одна непременно стухнет?
- Но сначала можно купить одну, получить сдачу, а затем купить вторую?
- А зачем мне покупать, если можно пойти и наловить снова?

  Вот так они спорили до самого заката солнца, пока Луизиан не доплел своей корзины, после чего аккуратно сложил сто долларов в надежде показать жене и детям все эти замысловатые рисунки.
  «Ну и дикари» - уныло подумал наш миссионер, рисуя палкой что-то на песке. И вскоре он, увешанный копрой и связками сушеных кальмаров, отправился на лодке к себе восвояси.

 Но недолго их тропический мирок отдыхал от проявленных благ цивилизации. Вскоре после нашего обывателя - миссионера, на берег острова, по протоптанной дорожке ступил другой представитель цивилизованного сообщества. Это был, конечно же, коммивояжёр.
  Пыхтя толстенной сигарой, он пристально оглядывал так приятно царапнувший его взор тропическое изобилие джунглей и приветливость местных жителей, но поскольку он был бизнесменом до корня волос и времени у него было в обрез, решил перейти непосредственно к делу:
- Haw do you many? – первым делом осведомился он.
Услышав знакомое слово «many» Луизиан сбегал рысцой в свою хижину и принес коммивояжёру свою помятую стодолларовую купюру.
И за эти деньги коммивояжёр продал ему старое, почти музейное ружье времен Гражданской войны между Севером и Югом и горсть патронов к нему, да еще научил, как ими пользоваться.
  Вскоре о Луизиане услышала вся община, поскольку он с помощью этого ружья, да еще и в одиночку, завалил целого кабана, что позволило всему племени целых три дня есть, плясать и веселиться!
  Вначале, конечное, вожди и старейшины племени хотели изъять эту громкую, небезопасную и вонючую штуковину и просто утопить её в океане, от беды подальше, но наш парень уперся рогом и не за какие блага не хотел с ней расстаться, а вожди, к сожалению, не знали, что такое насилие.
 Он сделал это просто потому, что это ружье сильно поднимало его статус в глазах местных жителей. Ни у кого, даже у шаманов такого не было! Благодаря ему Луизиан стал, ну, чуть ли не первым парнем на деревне! И многие начинали ему потихоньку завидовать.