Послевкусие грёз

Послевкусие грёз
 
                «Там, где торжествует серость, к               
                власти всегда приходят  чёрные».
                Трудно быть богом. 
                А. и Б. Стругацкие.

Владимир Краснов светился от счастья, на лице играла широкая довольная улыбка. Указательный палец бесшумно скользил по дисплею модного, недавно подаренного к 50-летнему юбилею, смартфона.
– Вов, а Вов, ужинать будешь, в конце концов? Или так и продолжишь залипать в своём телефоне? – недовольно ворчала жена Маша, отчаявшись увидеть супруга за семейным ужином.
– Иду, Маша, иду, – откликнулся Владимир, не отрывая взгляда от экрана. Разочарованно вздохнув, ещё раз пробежался пальцами по виртуальной панели, ткнул в клавишу «отправить» и с чувством исполненного долга заспешил в кухню.
Новое приложение для мгновенной отправки сообщений установил отцу старший сын Дениска, и теперь мужчина с нескрываемым удовольствием познавал и осваивал возможности новомодного гаджета. Жена хоть и хмурилась, но, по горящим глазам Владимира, догадывалась, что её подарок пришёлся по вкусу. Да и внешнее недовольство было, скорее, показательным, притворным.
– Ну всё, теперь за уши не оттащишь от игрушки. Прощай ремонт в доме,  исправные розетки, новые обои… – продолжала добродушно бурчать Маша, накладывая в тарелку ароматное пюре с котлеткой.
– Вон, какие богатыри выросли, – Владимир кивнул в сторону шестнадцатилетних сыновей-близнецов. – Они всё и помогут по дому. Не так ли, великовозрастные правонарушители? – усмехаясь, подмигнул мальчишкам.
Скрытый подтекст в словах отца Дениска с Максимом усекли сходу. Индульгенция за прогулянные уроки была получена. Накануне классная близнецов позвонила их родителям и, не застав Маши дома, обрадованно скороговоркой выложила все накопленные прегрешения горе-учеников Владимиру, получив искренние заверения в немедленном реагировании.
– Та-ак, – протянула мать. – Вот с этого места поподробнее. Что-то я, похоже, пропустила, – впилась пронзительным взглядом в своих мужчин.
– Всё нормально, мамуль, всё нормально, – хором торопливо заверили мать близнецы.
– Ну смотрите мне, – Маша шутливо пригрозила пальцем. – Если что, отцу первому попадёт.
– А я-то каким боком? – по-мальчишески вскинулся Владимир. – Чуть что, так сразу отец.
– Сиди уж. Причину я всегда найду, – рассмеялась Маша. – Вот сейчас, поди, длинноногими красотками в телефоне любовался.
– Ещё бы! – Владимир показушно облизнулся, словно мартовский кот, стремясь подначить супругу и принимая предложенный игривый тон.
– Да ты что, мам, – Дениска «бросился» на подмогу отцу. Никем он не любовался, он сообщения строчил, я сам краем глаза видел.
«Медвежья услуга» не осталась без внимания.
– От, даже как! – удивлённо воскликнула мать и попыталась грозно сдвинуть брови
– Ну да, – по-простецки вклинился в разговор прямодушный Максимка. – Я даже папке подсказал, чтобы он в конце сообщений точки не ставил.
– А это здесь причём? – вновь удивилась Маша.
– Ну как ты, мам, не понимаешь, точка в чате означает, что собеседник обижен или разгневан.
– Вам бы вовсе писать без знаков препинания, – вяло отмахнулась мать. – Сначала точки с запятыми, после сердечко не того цвета и как итог – прозябание во френд-зоне, – обвела пронзительно-лукавым взглядом сыновей и остановилась на Владимире.
– Ого, какие знания! – уважительно выдохнули Максимка с Дениской.
– Вы мне зубы не заговаривайте. С кем это ваш папка так увлечённо чатился?
– Ну, ты, мать, прямо Пинкертон, – шутливо развёл руками Владимир, потянулся к жене и, приобняв за плечи, чмокнул в щёку. – Ты у меня, посмотри, какая красавица! Ну какая модель с тобою сравнится.
Маша улыбнулась, кокетливо отодвинула руку супруга.
– И всё же? – настойчиво не сдавалась она.
– Сдаюсь, сдаюсь, – поднял руки Владимир. – Возможно, разочарую, но конкуренток у тебя нет. И никаких длинноногих прелестниц тоже нет. Вот как-то так, – пожал плечами, состроив грустную «мину». Выждал немую паузу и эмоционально продолжил. – А есть, как сказал Максимка, групповой чат, созданный нашим боевым братством. Помнишь старшину курса Витьку Зайцева? Он меня и добавил в чат. Столько всего тебе сейчас покажу. Там и курсантские фото ребят, и нынешние. Семьями, на отдыхе, на службе… Все последние новости: каждый пишет, о себе рассказывает. Любые темы дружно обсуждают. Уже больше десятка наших присоединились к общению. Со многими я с окончания училища не виделся и не разговаривал. Ромка Круглов стал судьёй, Витька адвокатскую практику ведёт, Игорёк Сидоров до сих пор ещё служит, скоро адмиральские погоны получит, Миха Стышкин юных кадетов воспитывает в столице. Многие из наших уже на пенсии, свои шесть соток возделывают. Судьба всех по стране разметала. Но большинство после службы в родных пенатах осело…
 – Рада за ребят! – поддержала мужа Маша. – Обязательно после ужина посмотрю.
Заботливая и понимающая женщина трепетно относилась к воспоминаниям Владимира, отставного флотского офицера. Знала она и о том, что годы курсантской юности были дороги и важны для супруга, а мужская дружба являлась для него святой и незыблемой. Нет, никакой ревности при этом она не испытывала и даже старалась в меру своих сил и возможностей поддерживать Владимира.
Хоть расстояния между друзьями молодости составляли сотни и тысячи миль, всегда в доме любящей четы с искренним гостеприимством принимали самых близких и верных. Вот и Колька Гончарук, с которым Володька пять лет в училище «не разлей вода»,  прошлым летом гостил с женой Аней. Женщины впервые познакомились друг с другом и сразу оказались на «одной волне».
– А Коля тоже в чате? – поинтересовалась Маша.
– Конечно, он среди наших – главный авторитет. Всегда на помощь придёт, подскажет, поддержит, в любом споре арбитром выступит. Ты знаешь, иной раз в чате такие баталии развёртываются! Особенно, если разговор о политике заходит. Страсти вскипают, накаляются до предела. И вот здесь без Кольки не обойтись, – эмоции захлёстывали Владимира…
– Не горячись, ешь давай, – остудила пыл Владимира жена.

Появление однокурсника в чате сослуживцы восприняли радушно и с огоньком. Шутки и прибаутки лились рекой
Гоша. Ура, нашего полку прибыло!
В. Зайцев. Что сразу полку? Исправляйся, в дивизии!
Юра Городец. Это у вас, на северах – в дивизии. Бери выше, по-нашему, тихоокеанскому – в эскадре!
Кося. Ну и понесло же вас. Какие там эскадры-дивизии. Нет, чтобы по-семейному встретить новичка, хлебом-солью, да чаркой с водочкой.
Николай. Это Вовка-то новичок?
Гоша. А кто же ещё? Мы лет тридцать о нём ничего не слышали. Пусть уж сам проставляется.
Владимир. Ребята, я безмерно всем вам рад! Хоть сейчас готов поляну накрыть.
Кося. Нам только подпоясаться, и мы у тебя. Ловим на слове!
Михаил Стышкин. Давай, Вовка, колись. Рассказывай, где и как все эти годы от нас шкерился.
Владимир. Ребята, всё как обычно. В девяностых уволился со службы, работал в оборонке, сейчас в бизнесе. Хоть и громко звучит, но бизнес махонький.
Кося. Типа свечного заводика?
Владимир. Ну да, можно сказать и так. На жизнь хватает, не жалуюсь. Женат, сыновей рощу…
Гоша. Давай сразу, присоединяйся к нам!
Владимир. К нам – это к кому?
Николай. Есть тут неуёмные.
В. Зайцев. Это Гоша о себе во множественном числе. Ему с утра до вечера скучно на своём диспетчерском посту. Можно сказать бездельничает. Вот и отрывается в чате.
Гоша. А чё, я себе на пенсию заработал. Теперь могу и не напрягаться… 
 Незамысловатый дружеский трёп, словно глоток свежего воздуха, бодрил, поднимал настроение.   

С каждым днём разговоры и переписка в чате увлекали Владимира всё больше и больше. Эйфория не отпускала его: когда ещё доведётся погрузиться с головой в юношеские годы, вспомнить с друзьями проказы молодости, походы на шлюпках и катерах, первую кругосветку и боевую службу. Прошлого уже не вернуть, а воспоминания о лучших годах навевали тёплую ностальгию, будоражили кровь. За три десятка лет, проведённых вдали друг от друга, накопилось немало недосказанного. Мысли, желания рвали душу. Неутолённая жажда общения наконец-то получила возможность выплеснуться, выговориться от души, поделиться жизненным опытом. 
Сопричастность к единому некогда коллективу единомышленников воодушевляла отставного флотского. Впрочем, как и всех остальных участников чата, для которых понятия дружбы, бескорыстия и чести не были пустым звуком...
Расхожее мнение, что современные гаджеты порабощают своих владельцев, в очередной раз доказывало свою правоту.
Едва Владимир просыпался, рука машинально тянулась к смартфону. В первую очередь – просмотреть кучу видеороликов, сброшенных в чат со всех уголков необъятной страны. С Ютубов, ТикТоков, из личных видеоархивов друзей…, бесконечная вереница фотоснимков, чаще всего с отдыха или рыбалки, поздравления с праздниками, памятными датами… И всё необходимо прокомментировать, «отлайкать», высказать своё мнение, вступая в спор или полемику. А после, наслаждаясь вечным хардом под голоса Криса Нормана и Сьюзи Кватро, тоже заброшенными в чат кем-то из меломанов, спешить на работу, торопливо проглатывая на ходу бутерброд с маслом и сыром.
Ладно бы ещё только с утра. Но ведь и на работе никуда не скрыться от телефонной кабалы. При каждой свободной минуте, на каждом обеденном перерыве рука и взор прикованы к смартфону. А уж вечером дома, само собой разумеется: можно, не глядя на часы, до полуночи, а то и после, «залипать», пока сон не сморит, да «игрушка» из рук не выпадет. На Камчатке у Ромки Круглова уже утро заалело, у Володьки в Сибири ещё темень непроглядная, у москвича Михи Стышкина и крымчанина Митьки Григорьева и вовсе рабочий день только закончился.
Это сейчас все они солидные и авторитетные мужи. А для своих так и остались сашками, вовками и митьками. Только один из них с друзьями попрощался и на боковую, как другой, чуть продрав глаза, уже тут, в чате, на связи. Чем не вахта круглосуточная! Эх, широка и необъятна страна!

Из динамика телефона лилась тихая спокойная мелодия. Владимир выбрал из галереи смайлик с зажатой ладонью и поднятым кверху большим пальцем, нажал клавишу «отправить» и откинулся на спинку дивана. Спешить сегодня некуда, впереди законный выходной. Полно времени, чтобы просмотреть и прослушать десятки видеороликов, сброшенных в чат друзьями. А то и просто поваляться бесцельно на диване, ностальгируя о прошлом, предаваясь воспоминаниям под звучащий из смартфона задушевный дальневосточный шансон. Приморские сопки, Амурский залив, бурлящий океан, незабвенный Владивосток… Картины далёкой юности оживали перед глазами…
 
– Суши вёсла! – звонко скомандовал Володька, сидя на книце с правого борта и упираясь ногами в заспинную доску.
Повинуясь команде, гребцы дружно закончили гребок и развернули лопасти вёсел параллельно воде.
– Вёсла под рангоут! – последовала команда.
 Лишившись хода, шлюпка мягко закачалась на тихих волнах залива. Курсанты облегчённо вздохнули, потирая натруженные ладони и смахивая липкий пот с обветренных лиц.
Шестивёсельный ял, в котором Володька сегодня за старшину и на румпеле, далеко оторвался от преследователей. Теперь можно немного и передохнуть. До Песчаного осталось чуть больше мили. Если напрячь взгляд, то видно отдыхающих на золотистом песочке.
– Эх, сейчас бы в водичку окунуться, – с наслаждением вымолвил Митька. Ему, пожалуй, тяжелее всех. Хоть он сегодня и баковым, но мозоли сорвать о рукоятку весла и валёк уже успел.
– Будет тебе водичка, – отозвался с загребной банки командир отделения Юрка Городец. – Даже и не мечтай. Ходуля устав блюдёт. Сейчас ближе подойдёт, в рупор орать начнёт, что, мол, раскорячились посредь залива, – недовольно кивнул в сторону медленно приближающихся ялов.
Занудного и мстительного служаку, кавторанга Свиридова, по кличке Ходуля за его двухметровый рост, ненавидело большинство курсантов. Сегодня он был старшим на шлюпочных гонках. Под его неуклонным надзором семь ялов с командами из четверокурсников совершали переход от шлюпбазы до полуострова Песчаный и обратно. Характер зловредного ротного курсанты успели изучить «от и до» за время службы. Ведь и последний их «залёт» был связан с его неизменной бдительностью.
Ближе к вечеру, после занятий друзья вшестером отправились в спортгородок «размять косточки». И тут Володьку внезапно осенила дерзкая идея, «подкупающая новизной»: устроить мини-турнир по баскетболу. А так как своей баскетбольной площадки на территории училища, отродясь, не существовало, по общему согласию мигом перемахнули трёхметровый кирпичный забор и через десяток минут уже вовсю бросали тяжёлый мяч в корзину на площадке у ближайшей школы. И надо же было такому случиться, что именно в этот момент из дверей школы вышел Ходуля. Судя по всему, с родительского собрания. На мгновение остановился, скользнул взглядом по группе спортсменов, не спеша достал из кармана записную книжечку и, медленно обводя глазами увлечённых игрой ничего не подозревающих курсантов, занёс все фамилии в чёрный список.
На утреннем построении приказ начальника факультета был зачитан: за самовольное оставление воинской части каждому по пять суток ареста с содержанием на гарнизонной гауптвахте.
Но на этом история, отнюдь, не закончилась. Попасть на губу – задача не из простых, для отбывания наказания мало схлопотать пять суток от начальства. Гауптвахта в гарнизоне одна, да и она – не резиновая. Принимали арестантов исключительно за определённый бакшиш. Как правило, для «добровольного пожертвования» было достаточно банки краски. Нет краски, нет и места для нарушителя воинской дисциплины. Почесал старшина роты затылок, поскрёб по сусекам и спровадил первого по алфавиту из провинившейся шестёрки на «кичу» с тремя литрами белил. Да где же напастись краски на всех арестантов? Вошло высшее начальство в положение, заменило арест трудовыми работами. Приказало по вечерам яму копать вдоль забора по периметру училища. Яма непростая, в глухом месте, где тропа для самоволок натоптана, и высота кирпичного забора позволяет это самое ограждение перемахнуть. Приказ есть приказ, никуда не деться. Плачь, но копай в глубину на пару метров, а в длину и вширь ещё более. К тому же в ночь и ливень тропический подоспел, наполнилась яма водой «под самую завязку». Эко, наслушались спортсмены-неудачники крутых флотских «комплиментов» в свой адрес от возвращающихся ночью в родные пенаты самовольщиков. Как бы то ни было, но наказание нарушители отработали честным трудом… Вот и сейчас никто не ждал никаких поблажек от Ходули.
Митька тяжело вздохнул в надежде, что его мечта искупаться всё-таки исполнится на берегу Песчаного, печально окинул взглядом кисти рук и, пожимая плечами, виновато растопырил кровоточащие ладони всем напоказ.
– Обратно рулевым посадим, – через плечо бросил Юрка Городец…
К Митьке отношение друзей-сослуживцев особое, можно сказать – отеческое. Он и на абитуре-то вместе со всеми не был. Впервые его заметили перед КПП училища уже после сдачи приёмных экзаменов. Сидит паренёк на скамейке день, другой, третий… Вновь поступившие вовсю маршируют на плаце, песни флотские под чеканный шаг горланят, КМБ проходят. А неизвестный каждый день с утра до вечера по-прежнему на своём месте. С печальным лицом, но в то же время целеустремлённым взглядом сверлит стены училища. Заметил как-то по утру адмирал Картамонов незнакомца, приказал доставить к нему на беседу. Из кабинета начальника училища парень вышел окрылённый и уже через час вместе со всеми постигал флотские премудрости. Оказалось, приехал он самостоятельно из глухого городка под Ярославлем с личным делом подмышкой, да опоздал к приёму. Это после друзья подробности разузнали. И что добирался на перекладных до Приморья, и дома у него с родителями полный разлад… Но закончилось всё благополучно. Тем более, невысокий щупленький курсантик оказался жутко эрудированным и смышлёным. А расположение друзей заслужил не только добротой и порядочностью, но и своей физической немощью. Ни подтянуться на перекладине, ни подъёма переворотом сделать. Зато настырности и силы воли – не занимать. Все друзья за него кулаки держали, когда Гоша к турнику подходил. Хором скандировали: «Гоша, давай, Гоша, тянись».
Гошой он стал не сразу, а по прошествии времени. По имени Митьку никто и не звал. Раз Григорьев – значит, будешь Гришой. Со временем незаметно прозвище «Гриша» трансформировалось в более краткое «Гоша», так и прижилось. Через год усердных ежедневных самоистязаний Гоша и подтягивался не менее десятка раз, и наравне со всеми окрепшее тело на турник забрасывал.
Истинный секрет Гоши курсанты узнали где-то через пару недель. После того, как заметили его частые отлучки на КПП. В едином спаянном коллективе непросто оставаться «за семью замками». Вот и над Гошей приоткрылась завеса тумана. Заступил кто-то из ребят на дежурство по КПП, а в комнате посетителей – Гоша. Да не один, стоит рядом с ним девчушка-пигалица. Это после молва разнесла, что Гоша не один приехал, а с девчонкой своей. Ладно бы сам на красавца тянул, ведь внешне ничего особенного, ни статью не вышел, ни силой. И что она в нём нашла? А девчонка головой к груди парня прильнула, жмётся, на глазах слёзы... Мало того, оказалась беременной от Гоши, выгнали её родители из дома. И он, как настоящий мужчина, взял девушку с собой из Ярославля на Дальний восток. Вот так двух зайцев сразу и убил: мечту осуществил и любимую не бросил!
О том, как жила влюблённая пара на курсантское довольствие в семь рублей, как снимали пристрой-развалюху в частном секторе, можно целый роман написать. Ни прописки, ни средств к существованию, ни родных и близких рядом. Ко всему ещё, увольнения курсантов-первокурсников – не чаще одного раза в месяц. А когда уж ребёнок появился… Через все трудности прошли Гоша с любимой. Конечно же, не без помощи и поддержки друзей-однокурсников…
Почти четыре года минуло с тех пор. Заматерел Гоша, возмужал, физически окреп. Недаром сегодня гребцом на баковой банке – туда кого попало не посадят, берут самых проворных и ловких. Но «отеческого» присмотра со стороны друзей он так и не лишился…
– Вёсла! – скомандовал Володька, оглядываясь через плечо на приближающиеся шлюпки. – На воду!
Вёсла дружно ударили по лазурной глади и шлюпка, набирая ход, устремилась к песчаному берегу.
– Раз!.. Два-а-а! – продолжала звучать команда рулевого. – Навались! – отрыв от преследователей вновь увеличился.
Загребные Юрка Городец и Саня Пеньчуков мощными гребками задавали общий темп. Юрке силушки не занимать – он не только командир отделения, но и член сборной факультета по шлюпочным гонкам. Высокий статный парень, по его словам, в нём русская и грузинская кровь смешались. Небольшая горбинка на носу, ничуть не портящая греческий профиль, тёмная кудрявая шевелюра с зачёсом назад убийственно действовали на девчонок – влюблялись сходу. В ответ влюблялся и Юрка. После молча переживал, страдал, что выбрать не может никого из поклонниц. Всё искал свой идеал, мечтал о «большой и чистой» любви, чтобы до беспамятства и «крышу сносило».
На четвёртом курсе уже полроты женатые. Как же иначе, ещё год и выпуск. А там, глядишь, отправят служить в «тьмутаракань», типа бухты Провидения или Кувшинской Салмы на северах. Без женского присутствия рядом – никак. И не важно, по большой любви семью завёл или по залёту.
Юрка вспыхивал словно порох, вокруг завидного кавалера всегда кружились стайки девчонок. Но все отношения обычно заканчивались ничем. Пара месяцев ухаживаний, походов в кино, волнительных «медляков» на училищной дискотеке и …расставание. Юрку захлёстывала новая любовь. Наконец-то он нашёл свой идеал! Но, последующие отношения оказывались ещё короче предыдущих. В муках отчаяния Юрка даже начал сочинять стихи.
«Где-то живёт моя вечная женщина,
Светлые волосы в росах купает.
Мы самим небом с нею повенчаны,
Только она вот об этом не знает», – срывающимся глухим голосом декламировал он близким друзьям, пытаясь вызвать их сочувствие.
Герой-любовник уже опасался появляться на дискотеках, чтобы не быть разорванным яростной толпой брошенных поклонниц. Юрка корил себя за непостоянство, безжалостно линчевал свою совесть, горюя по неудавшимся романам, и приходил к неожиданному выводу, что расставание с худенькой и стройной белокурой Оксанкой и замена её на пышную красотку Танюшку было непозволительной ошибкой. И чувства к Оксанке вспыхивали в парне с новой силой, вступая в неразрешимый конфликт с муками совести.
Наблюдая за тоской друга, однокурсники наперебой давали «мудрые» советы, которые всё больше сводились к одному: «Плюнь на всех, найдёшь себе новых!», – чем ещё больше вгоняли Юрку в печаль.
А вот Саня Пенчуков – полный антипод своему напарнику. Хоть и загребной, но веслом работает нехотя, через силу, со стороны – будто трудовую повинность отбывает. Для него мук совести не существовало, впрочем, как и принципов тоже. Рослый, плотный, с уже наметившимся «пивным» брюшком, юноша шёл по жизни легко и беззаботно. Отец – тут же в училище, на кафедре, каперанг. Сынуля в семье ни в чём отказа не испытывал. Обласкан родительским вниманием, при деньгах и валютных тряпках, вхож в самые знатные городские круги. Соответственно и девицы вокруг него вились непростые, «самого высокого полёта».
Только чутьё курсантское не обманешь, друзья-сослуживцы сразу распознали «хилое нутро» однокурсника. Вроде незлопамятен, открыт, приветлив, а доверия к нему нет. Вроде бы свой в коллективе, а спроси любого, никто «в разведку не возьмёт». Да и он особо не раскрывался. У большинства основная жизнь кипела в стенах училища, а у Сани где-то там, за КПП: в кафе, барах, великосветских тусовках… В чём не откажешь, так это – в красноречии. Байки умел глаголить – аж, все слушатели рты раскрывали. Часами соловьём заливался, историй знал великое множество. С ним не заскучаешь. Будь то на отдыхе, перекуре или просто при свободной минутке, вокруг Сашки всегда толпа.
При всём своём внешнем лоске Саня отличался удивительной неряшливостью. Готовятся курсанты ко сну: один гюйс гладит, другой постель насвежо перестилает, третий стирку затеял. Чистота на флоте в фаворе! Один Саня разнагишался в кубрике, развалился на шконке и, знай себе, байки травит.
– Что за духан по кубрику ползёт? – неожиданно воскликнет кто-то из курсантов. Зашмыгают парни носами:
– Блин, Пеня, опять твои караси воняют! – возмущённо взорвутся голоса. – А ну бегом стирать!
Прямо по Ильфу и Петрову: «… и воздуха тоже не озонировали».
Саня лениво поднимется, брезгливо подцепит свои носки двумя пальцами и безропотно вразвалочку побредёт в сторону помывочной. Забросит носки в раковину, откроет кран с водой, а пока тонкая струйка течёт, примостится на подоконнике, сигарету в зубы и давай новую байку травить. И ведь заслушаешься, прям, не оторваться. Кто-то уже за него и кран перекрыл, чтоб вода на пол не лилась, только бы конец истории дослушать, а он, знай себе «поёт-заливается». После спрыгнет с подоконника, достанет караси из раковины, крепко-накрепко отожмёт и в кубрик, сушить.
Женился Саня, как и большинство, на четвёртом курсе. Невесту мало кто видел, девица непростая, тоже из богемной тусовки… Свадьбу играли в элитном санатории на берегу заповедной бухты. В первый день лишь единицы избранных на торжестве присутствовали. Зато на второй от щедрости столы ломились и горячительное рекой лилось. Всех однокурсников, сумевших добраться до санатория, привечали и ключи от номеров выдавали. Вот только жениха с невестой среди празднующих уже не было, на белой яхте по морю в свадебный «круиз» отправились.
Недолго длился медовый месяц. Через пару недель наставила благоверная рога новоиспечённому мужу, и молодые развелись. О чём Саня, в силу своего характера, в общем-то и не жалел…
– Берег и вёсла! – прозвучала команда
Гребцы вынесли вёсла из воды и прижали их к борту
Дубовый форштевень шлюпки рассёк набегающую пенную волну и заскрипел по сверкающему в лучах полуденного солнца песку. Чуть в отдалении вся прибрежная линия полуострова кишела беспечными отдыхающими. Курсанты гурьбой босиком высыпали на берег. Митька тут же закатал штанины и заплюхал ступнями по прохладной водице, с тоской всматриваясь в быстро приближающиеся ялы остальных участников перехода. Похоже, мечте искупаться, сегодня суждено остаться несбыточной. Вон, гражданские, телеса коптят под палящими лучами, а после плещутся в освежающей синеве, сколь душа пожелает. А им курсантам, прям как в поговорке – «близок локоть, да не укусишь». Подсластить горькую пилюлю могло лишь обещание Ходули: победитель гонки обратно идёт под парусом.
– Эх, пивка бы сейчас холодненького, – разделяя мысли друг друга и завистливо поглядывая в сторону пляжников, одновременно выдохнули Володька с Юркой.
– Отставить разговорчики! – рявкнул Ходуля, неожиданно «вынырнув» из-за спины курсантов. – Давно на «губе» не были?
– Так жарко ведь, товарищ капитан второго ранга, – ничуть не смущаясь, протянули курсанты. – Вы и сами, поди, не прочь хлебнуть холодненького? Только команду дайте, мы мигом слетаем, – друзья откровенно издевались над кавторангом.
– Я, я…, – позеленел от злости Ходуля, – доложу вашему ротному…
– Так мы же о квасе! А вы о чём подумали? Неужто о …, – Володька демонстративно прикрыл ладонью губы и состроил круглые глаза.
– Именно о пиве!
– Вот видите, не мы первые это произнесли!
– Остры, смотрю, на язычок, – подостыл Ходуля. – Если не ошибаюсь, вы ещё свой срок на губе не отмотали. Попрошу начфака ускорить ваше перевоспитание.
– Вы, товарищ капитан второго ранга, информацией не владеете. Мы уже непосильным трудом искупили свою вину. А дважды за один проступок по уставу не наказывают.
– Дерзить изволите, товарищ старшина второй статьи! – Ходуля впился холодным взглядом в Юрку.
– Никак нет! – Юрка вытянулся во фронт. – Виноват, дурак, исправлюсь!
Ходуль лишь безнадёжно махнул рукой. Чего с них взять, четвёртый курс, уже наглеют понемногу, чувствуют свой статус.
– Городец, командуйте общее построение, – зло бросил кавторанг, окидывая взглядом разбредающиеся по берегу экипажи шлюпок.
Своё слово он сдержал. Победитель пойдёт в обратный путь под парусом. Остальным же вновь придётся грести, преодолевая сопротивление лёгкого бриза.
– А впрочем, – махнул рукой Ходуля, – пятнадцать минут перерыв и всем поднимать паруса…
– Рангоут ставить… Ванты крепить… Приготовиться к поднятию паруса!
Толпа зевак-отдыхающих залюбовалась слаженными действиями курсантов. Идти под парусом – не то, что на вёслах. Здесь и выучка требуется и навыки. Митьку, как пострадавшего, освободили от всех хлопот. Он убрал флаг и заменил изогнутый румпель на прямой.
– На фалах!.. Паруса поднять!.. По местам!.. – ещё недавно «гребцы на галерах», курсанты примостились на рыбинах, держа в руках фалы и шкоты.
В считанные минуты дневной бриз раскидал ялы по бескрайнему заливу. Наполненные ветром фоки и кливеры, понесли шлюпку в сторону стоящего на рейде танкера «Находка».
– Правь на танкер, – прокричал Юрка Городец рулевому Митьке.
Команда довольна, что среди них такой опытный мореход, как Юрка. С ним любой манёвр не страшен. С парусами управляется мастерски, шкотами играет, словно жонглирует.
– Кося, не спи, трави фока-шкоты, – прикрикнул Юрка на Лёшку Косых.
Лёшка встрепенулся, исполняя команду. Он вечно задумчивый, малоразговорчивый, больше слушает, да на ус мотает. Все свои мысли на бумагу перекладывает и вслух курсантам зачитывает. Вот где от смеха друзья животы надрывают. Ещё на первом курсе, Лёшка написал любимой бабушке письмо, первая строка которого сразу стала крылатой в коллективе и была многими взята на вооружение. «Здравствуй дорогая бабушка! – писал Лёшка. – Получаешь ли ты пенсию? Если да, то почему не пишешь…».
Впрочем, шутку понимали все и старались над бабушками особо не подтрунивать. Зато над любимыми девушками, оставшимися вдалеке, в родных краях, отрывались в письмах по полной. И всё благодаря Лёшке, который эти самые истории и придумывал. Ну какая девушка удержится от слёз, вожделенно проглатывая строки от «лежащего в реанимации» любимого, в которых он повествует о героическом прыжке с борта корабля в полыхающее от мазута море, чтобы спасти гибнущего друга…
Но последняя Лёшкина литературная выходка вышла боком всем его сокурсникам. В начале учебного года, четверокурсники переехали из надоевших казарм, по сотне коек на одно помещение, в комфортное общежитие с кубриками на 6-10 проживающих.
В честь новоселья Лёшка нарисовал картину на огромном листе ватмана. На нём красовался коллаж из романа «Двенадцать стульев» с шуточными физиономиями великого комбинатора и предводителя дворянства. Украшала «панно» витиеватая надпись: «Общежитие имени монаха Бертольда Шварца». Сие творение Лёшка прикрепил к двери кубрика с внутренней стороны. И надо же было такому случиться, что на следующий день с проверкой в общежитие нагрянул начальник факультета капитан первого ранга Пунаков. Реакцию каперанга на безобидное и незамысловатое «полотно» можно было сравнить разве что с рефлексом быка на красную тряпку. А далее началась и вовсе настоящая коррида! Сначала разлетелась в клочья картина, безжалостно сорванная с двери… На глазах у позеленевшего от ужаса дежурного по роте и дневального Пунаков растоптал обрывки «бессмертного» творения. Его слова при этом прозвучали словно предсмертный рёв, пронзённого шпагой матадора быка: «Две недели организационного периода! Для всей роты».
Прощай увольнения, минуты и часы свободного времени, беззаботного отдыха, неизменных перекуров… Ежедневная отработка распорядка дня, строевые занятия, круглосуточные авральные работы в ротном помещении, учения по приёму пищи, передвижению по территории училища, уборке закреплённой территории… И всё под жесточайшим надзором и контролем сонма проверяющих.
– Я вам покажу Бертольда Шварца, – язвительно злорадствовал начфак. - Выбью из вас одесскую дурь!
Хотя при чём здесь изобретатель пороха несчастный Бертольд и в чём провинилась перед высшим флотским начальством столица юмора, было совершенно непонятно. При всех понесённых злоключениях курсанты остались горды своим высокохудожественным творением, а имя благочестивого монаха-францисканца навечно закрепилось за общежитием для старшекурсников…
На очередном галсе шлюпка сделала поворот оверштагом и подошла с подветренной стороны к борту танкера. Вблизи посудина выглядела настоящей махиной.
– Закурить не найдётся? – прокричал вахтенному Саня, высоко задрав голову.
– Лови, – донеслось в ответ, и в шлюпку шмякнулась пачка сигарет.
– Салют морфлоту! Благодарствуем! – поблагодарили пожилого моряка курсанты, довольные полученным презентом.
Прикрытая от ветра высоким бортом шлюпка лениво покачивалась на волнах.
– С Песчаного? – кивнул в сторону полуострова скучающий мужчина, заводя разговор и надеясь встряхнуть дрёму от занудной дневной вахты.
– Ну да, – отозвался Митька. – Дошли, облизнулись на отдыхающих и обратно.
– Сочувствую, – понимающе ответил вахтенный. – Сейчас весь город на пляжах. Вон, кивнул головой в сторону едва виднеющейся городской набережной, – яблоку упасть негде.
Головы шлюпочников моментально повернулись в указанном направлении. Вахтенному сверху отлично всё видно, прямо как на ладони. С поверхности моря толком ничего и не разглядеть. Но искру сомнения в головах курсантов слова моряка разожгли.
Экипаж шлюпки молча переглянулся между собой, и все взгляды просительно сосредоточились на Юрке. Он командир отделения и за старшего, ему и решать. Юрка посмотрел в глаза Володьки, своего лучшего друга, и, заметив лёгкий кивок, с хрипотцой в голосе скомандовал:
– Гоша, курс на набережную!
Рулевой резко переложил руль на борт, шлюпка развернулась носом по линии ветра.
– Кливер на левую… Вынести кливер…Фок раздёрнуть… Руль прямо… – команды следовали одна за другой.
Поймав ветер, шлюпка быстро приближалась к городской набережной и центральному пляжу.
– Может, вернёмся? – с сомнением в голосе наконец-то прорвало Витьку Зайцева.
Он старшиной на младшем курсе, ему в «залётчики» нельзя. Ещё бы! Младший командир, главный корабельный старшина и пример для сотни юных курсантов.
Командирская карьера Витьки складывалась непросто. В училище он пришёл после Уссурийской кадетки. По сравнению с зелёной абитурой с гражданки – полностью готовый к взрослой воинской службе курсант, два года суворовской выучки за плечами. В первое увольнение рванул Витька на электричке в соседний гарнизон, из Владивостока в Уссурийск, проведать свою бывшую альма-матер. Да не повезло, откуда ни возьмись появились неказистые на вид контролёры и потребовали билетик, которого у Витьки и не было. Попытки объяснить занудным проверяющим их бесперспективность в требовании у военнослужащего какого-то билетика ни к чему хорошему не привели. Пришлось бесшабашному Витьке объясниться с ними более радикальным методом, за грудки тряхнуть и «пендаля» вдогонку прописать. Контролёры хоть и ретировались, но на конечной станции подошли уже с милицейским патрулём. На Витьку составили протокол за безбилетный проезд и отпустили восвояси. Через неделю копия протокола пришла в училище. Командиры и начальники долго думали и гадали, как бы наказать нарушителя гарнизонных границ и буйного «правдоборца». А так как первый курс на гауптвахту не сажают, то ограничились лишением первого зимнего отпуска. В пользу относительно мягкого наказания сыграли скептические строки из милицейского протокола, повествующие о том, что означенный курсант не только отказался покупать билет, но и нанёс травмы и увечья двум бдительным контролёрам, а также оказал упорное сопротивление стражам правопорядка. Окинув взглядом щупленькую фигуру низкорослого курсантика с чистыми ясными глазами, вытянувшегося по стойке «смирно», начфак недоверчиво ухмыльнулся, вяло махнул рукой, отпустил нарушителя из кабинета и разорвал протокол конкурирующего ведомства.
Так Витька первым из роты стал «политиком». Политиками называли в курсантской среде нарушителей воинской дисциплины, которые оставались проводить законный отпуск в стенах училища. Кроме политиков были ещё «академики» и «олимпийцы». Академики – это те, кто завалил экзамены и остался для пересдачи, а олимпийцы – не сдавшие зачёты по физической подготовке. Компания подбиралась очень весёлая и сплочённая общим несчастьем. Политики среди всех – в самом привилегированном положении. Ведь им не нужно корпеть над учебниками, преодолевать полосы препятствий на стадионе. Знай себе прохлаждайся, бегай в самоволки и, главное, поменьше попадайся на глаза редкому начальству. Отпуск – он же отпуск для всех.
Но Витьке и тут подфартило. За неделю до зимнего отпуска сменился ротный. Назначили командовать первокурсниками нового командира с флота, капитана-лейтенанта Музыченко. Занимательной оказался личностью. Первый его инструктаж перед отпускниками запомнился всем и надолго.
– У каждого из вас дома есть девушка, которая ждёт вас и скучает, – внушал ротный вкрадчиво-приглушённым нравоучительным тоном, совсем непохожим на командирский. – Поэтому, товарищи курсанты, объясняясь с нею, никогда не произносите слово «люблю» …
– А что же говорить, товарищ капитан-лейтенант? – не сдержался кто-то из строя.
– А говорить нужно: ты мне нравишься, – продолжал поучать умудрённый жизнью командир. – Скажешь, люблю, считай, что пропал…
В дальнейшем служба нового ротного не заладилась. Его лояльное отношение к курсантам начальство не понимало. Ну как можно ставить предмет этики и эстетики выше истории партии? У большинства на курсе двойки за контрольную по высшей математике, а он объявляет благодарности за семинар по психологии семейной жизни и отпускает всех в увольнение. Непорядок!
Короче, Витькино наказание ротный проигнорировал, и курсант вместе со всеми отправился в очередной отпуск.
А чашу терпения у начальства переполнила последняя выходка ротного, когда он приказал украсить все мрачные однотонные стены казармы росписью с флотскими баталиями, ликами Великого Петра и выдающихся флотоводцев.
Загремел Музыченко в командиры роты обеспечения с характеристикой невменяемого и непригодного для обучения и подготовки будущих офицеров к тяготам и лишениям. Ну а Витька за три года дорос от командира отделения до главного корабельного старшины и отличника учёбы…
– Если Ходуля спалит, всем не поздоровится, – продолжил свою песню Витька.
– Да ему ещё больше часа не до нас будет, – отмахнулся Володька. – На остальных ялах мореходы ещё те. Толком никто управляться с парусами не умеет. Пока все на шлюпбазе соберутся, мы успеем искупаться и обратно вернуться.
Открывшаяся во всей красе городская набережная развеяла последние сомнения. Гремела музыка, фланировали влюблённые парочки, разбрызгивали живительную влагу фонтаны, толпы страждущих осаждали приземистое бетонное строение с маленьким окошком и надписью «пиво на вынос».
По левому борту промелькнуло голубое ограждение недавно презентованного дельфинария, за ним – мол с редкими рыбаками, после по берегу бухты потянулись лежаки под разноцветными зонтами, оккупированные многочисленными отдыхающими, остался позади муляж пиратского корабля, используемого в качестве площадки для вечерних дискотек…
С провисшими парусами при стихшем ветре шлюпка медленно вошла в городскую гавань и ткнулась в берег чуть в стороне от основной массы загорающих и купающихся горожан.
– Паруса убрать! – скомандовал Юрка.
Саня с Витькой выскочили из шлюпки и подтащили нос вглубь берега. Володька с Юркой опустили паруса и закрепили фал на мачте. Кося с Митькой, мигом скинули пропотевшую робу и прямо с берега щучкой занырнули в лазурную глубину.
– «Сбылась мечта идиота»! – хором добродушно вырвалось у всех остальных.
– «…Дайте хоть часть валютой», – тут же прозвучало в ответ от вынырнувшего поклонника Ильфа и Петрова.
– «…Перед вами, Шура, открываются врата великих возможностей», – иронично добавил острый на язычок отфыркивающийся Митька, поглядывая на грузного Саню, рыскающего жадным взглядом по занятым лежакам.
Володька с Юркой вытащили из-под кормового сиденья мятое оцинкованное ведро, шепнули друг другу пару слов и поспешили в сторону лестницы, уходящей ввысь, к городской улице.
– Витёк, следи за обстановкой, мы мигом, – на ходу бросил Юрка Зайцеву.
Действия друзей никого не удивили, назначение старого ведра было известно всем. Сей предмет курсанты использовали исключительно под пиво. Кто-то может себе представить военнослужащего срочной службы, бредущего по части с батареей пивных бутылок или несущего подмышкой трёхлитровую банку пива? То-то и оно. Неиссякаемая фантазия и смекалка курсантов нашла выход из затруднительного положения.
Оцинкованное ведро!
Во-первых, с ним не надо лишний раз светиться на глазах дежурного по факультету, контролирующего вход и выход в казарменные помещения. Можно просто метнуть с любого этажа в окно и ничего с железякой не будет. Ну, подумаешь, бока помнутся, так это не страшно, наоборот, лишь придаст уборочному инвентарю больше естественности. Во-вторых – объём. Как никак, литров семь или восемь пива поместится. В-третьих, удобно через забор перебрасывать и передавать, благо, пивная бочка частенько стояла в двадцати шагах от глухого угла училищного забора, прямо недалече от спортгородка, который командиры и начальники ближе к вечерам вообще не посещали. А под золотистое пивко и футбольные баталии старшекурсников веселей проходят. Набегался вдоволь, присел на скамеечку зачерпнул кружечку из общего ведёрка и пропустил в удовольствие. И самое главное – в-четвёртых! Доказало свою незаменимость на практике: курсант с ведром в руках не вызывает подозрения у командования…
«Приборзели» четверокурсники, решили пивко прямо в ротное помещение принести по случаю очередного юбилея. А на встречу Ходуля собственной персоной. Косо посмотрел на двух курсантов, тащивших тяжелое ведро за одну ручку, бросил взгляд на слегка вспененную поверхность. Посторонился, чтобы дорогу не преграждать. Работают курсантики, делом занимаются, хозработами. А что там, в ведре, олифа ли, вода мыльная или ещё что-либо, да бог с ним, лишь бы делом заняты были. По первой Володьку с Юркой, аж пот прошиб от страха. После привыкли, специально в свободные руки брали по малярной кисти или метле… Срабатывало беспроигрышно…
Через некоторое время сплочённый экипаж шестивёсельного яла дружно плескался в водах залива, попутно успевая зачерпнуть гранёным стаканом пенного напитка из ведра. Стакан позаимствовали тут же на набережной из ближайшего автомата для газированной воды.
Саня времени даром не терял, разом познакомился с двумя блондинистыми девицами в микро-бикини на завязочках, едва входящими в моду и сводящими с ума всю мужскую популяцию. Галантно приобняв прелестниц за талии, он показывал им устройство шлюпки и заливал про дальние походы, шторма и ураганы. Девицы оказались без комплексов, глупо похихикивали, даже не отказались от предложенного стаканчика пива, по достоинству оценив креатив с ведром. Но взгляды всё равно бросали в сторону Юрки, вгоняя молчаливого старшину в краску. Похоже, он вновь успел влюбиться с первого взгляда.
– Шухер, братва, патруль! – прозвучал тревожный голос бдительного Володьки.
В мгновение ока курсанты распрощались с девчонками, столкнули шлюпку в воду. Действовали слаженно и без суеты.
– Поднять паруса!.. Отваливай!.. Кливер на левую!.. – шлюпка увалилась на левый борт. – Шкоты на правую! – поймав ветер, ускоряясь, отошли от берега.
Подбежавшему к урезу воды патрулю оставалось только смотреть вслед удаляющемуся экипажу и сетовать по поводу упущенной «добычи».
До шлюпочной базы летели на всех парусах. Бодрые, довольные, на кипящем в крови адреналине, сожалея о брошенном впопыхах мятом ведре с остатками золотистого напитка и обсуждая незабываемые достоинства блондинок Маши и Кати. Больше всех дивидендов получил лишь Лёха Косых, успевший взять телефончики девчонок. Глядя на переживающего Юрку, он, скрипя сердцем, по-дружески поделился одним из номеров…
 
Владимир открыл веки, сладко потянулся и взглянул на часы. Надо же, ушёл в себя, задремал всего на полчаса, а события из удалой юности так и стоят перед глазами. Будто и не прошло более трёх десятилетий. Дотянулся до телефона, заглянул в чат. А там… шум и гам, «аж, перья летят».

Гоша. А за кого ещё голосовать-то? По-твоему, девка эта лучше? Та самая, что из «Дома-2». Или за Навального, который бабло от пиндосов получает?
В. Зайцев. Вообще-то Ленин революцию тоже на германские денежки сотворил. А после немцам кукиш показал.
Михаил Стышкин. А ты что, опять революции хочешь, чтобы кровь реками по стране пролилась?
В. Зайцев. Получается, ты желаешь, чтобы всё в стране оставалось как сейчас? коррупция запредельная, мздоимство, властный беспредел. Законы только для нищих, и беззаконие для власть имущих.
Гоша. Лично меня и сейчас всё устраивает. Пенсия есть, работой обеспечен.
В. Зайцев. Вот видишь, у тебя пенсия есть. А нас – её лишили, и вряд ли до пенсии доживём. И за всё спасибо надо сказать нашему президенту.
Михаил Стышкин. Я бы попросил президента не трогать, господа офицеры. Он и так непосильную ношу тянет. Лично я своих кадетов воспитываю на патриотических чувствах и любви к Родине.
Владимир. О чём сыр-бор, ребята? Я что-то пропустил?
В. Зайцев. Да вот, народ спорит за кого голосовать. Я вообще на такие шоу не хожу. А Гоша у нас обеими руками за действующего президента.
Гоша. Ну да, зачем что-то менять, когда и так всё хорошо и стабильно.
В. Зайцев. Для кого хорошо? Для силовиков, военных, судей, прокуроров, чиновников, олигархов? У них при таком президенте всегда всё хорошо. А про народ ты подумал?
Владимир. Не знаю, как вы, ребята. А я считаю, что такая власть недостойна страной управлять.
Гоша. Так для того выборы и существуют. Надо на них ходить и голосовать.
В. Зайцев. Выборы опять сфальсифицируют, и какие угодно цифры для тебя нарисуют.
Михаил Стышкин. По-моему, офицеры всегда должны быть верны присяге.
Владимир. Мы вообще-то присягали народу и государству, а не властям.
Михаил Стышкин. Ты забыл, что в тексте было ещё и «Советскому правительству».
Владимир. Почему же, помню, только после одумались и эти слова убрали.
Михаил Стышкин. Получается ты тоже за революцию?
Владимир. Я бы ответил так: если начнут строить баррикады и раздавать с полуторок трёхлинейки, то свою я обязательно получу.
В. Зайцев. Смайлик! Смайлик! Смайлик!
Михаил Стышкин. И будешь стрелять в своих друзей, которые по другую сторону баррикад? С которыми братскими и кровными узами юности связан?
Кося. Стоп! Горячие финские парни! Вы так далеко зайдёте. Остыньте. Вот Гоша послушно голосует за президента и не парится. Я тут ролик интересный нашёл, зацените!
Гоша. Ну вот, как всегда, на мне круг замкнулся!

На несколько минут переписка в чате прекратилась. Спорщики просматривали видеоролик.

Гоша. А что, ничего так девочка. И вокруг шеста неплохо танцует.
В. Зайцев. Фигня. Моя лучше умеет.
Михаил Стышкин. Народ, я бы попросил подобный контент в чат не бросать. У некоторых дети могут подобное увидеть.
Кося. Дети сейчас в сети и не такое смотрят. Да и нечего где попало телефоны оставлять. В конце концов, можно на блокировку ставить.

Политические баталии тут же были забыты и плавно переросли в шутливую перепалку по поводу достоинств танцовщицы-стриптизёрши.


Вечером за ужином Владимир выглядел задумчивым, всё больше молчал. Сыновья, наскоро проглотив жареной картошки, удрали на улицу.
– Тебя что-то беспокоит? – заботливо поинтересовалась Маша
Мужчина ещё несколько секунд продолжил смотреть рассеянным взглядом в свою тарелку, после опустил вилку на стол и поднял глаза на жену.
– Всегда восхищаюсь твоей чуткостью и проницательностью! – улыбнулся и движением руки нежно заправил свисающую прядку женских волос за ушко супруги.
Маша зарделась: не так уж и часто в последнее время приходилось слышать комплименты от мужа.
– Рассказывай, не держи в себе, – тихо произнесла Маша и накрыла своей ладошкой ладонь Владимира.
– Вот одного не пойму, неужели нужно быть настолько зашоренным и недалёким, чтобы не видеть простейших истин, – выпалил Владимир.
– Успокойся, не горячись, – Маша слегка прижала ладонь мужа к столу. – Опять в чате перепластались?
Владимир, казалось, не слышал супругу.
– Ну ладно, Миха Стышкин, он уже четвёртый десяток в погонах, ему простительно. Носа не высовывает дальше своей части, ему по статусу положено «политику партии» в жизнь претворять и юное поколение воспитывать в духе преданности властям, – горячо продолжил Владимир. – Он и в училище послушным и ведомым был, чуть что сразу «под козырёк». Но Гоша-то, смышлёный малый, всегда отличался «умом и сообразительностью». Неужели все они не видят, куда страна катится?
– Так может, они искренни в своих высказываниях? – прищурилась Маша.
– Вот это больше всего и беспокоит. Если уж грамотные, умудрённые жизнью мужчины, знающие «почём фунт лиха», принимают всё за чистую монету и верят телеканалам и официальной пропаганде, то, что уж говорить обо всех остальных. За страну обидно.
– Кого же подразумеваешь под «остальными»?
– Конечно же, весь российский народ.
– По-моему, сейчас и в народе-то согласия нет. Так чем же ваша компания отличается от всех «остальных»? Или вы не есть этот самый народ?
– И ты, Брут! – Владимир попытался театрально сдвинуть брови, придавая лицу изумлённую гримасу.
Маша рассмеялась и артистично вытянула изящную руку, имитируя зажатый в ладони кинжал.
– Сдаюсь, сдаюсь, – тут же примирительно обвила руками шею супруга.
– Всё равно не хочу сравнивать ребят с «остальными». Не каждому дано бок о бок пять годков провести. Мы же в юности были одно целое. За друга в огонь и воду, не раздумывая. Ну не могли они с годами так измениться. Не хочу в это верить!
– Всё-таки не хочешь или не можешь?
Владимир, казалось, вновь задумался или просто не нашёлся, что ответить. Тут же,  стряхнув секундное оцепенение, приобнял супругу и прикоснулся губами к щеке.
– А ты не думал, что ребята остались прежними и ничуть не изменились? – прильнув к мужу, вполголоса сказала Маша.
– Возможно, ты и права, – чуть слышно ответил Владимир.
– Постарайся их понять, будь добрее к людям. И поменьше зависай в своём чате. У тебя даже давление подскочило от волнения. Лучше позвони Коле Гончаруку, послушай, что думает по этому поводу. Да не забудь передать от нас привет Ане, напомни, мы очень по ним скучаем и ждём в гости.
«Как же! Добрее к людям, поменьше зависай… – подумал про себя Владимир. – Выслушай женщину и сделай наоборот», – упрямо пронеслось у него в голове.
Но слова жены, тем не менее, запали в душу, настроение улучшилось, и он жадно набросился на еду.
Пожелания Маши «упали семенем в удобренную почву», и уже на следующий день Владимир с нетерпением набирал номер своего друга. Он бы позвонил в тот же вечер, но разница во времени не позволила будить Кольку Гончарука и беспокоить по пустякам.
Да разве это причина! Колька всегда готов его выслушать в любое время суток.
 
Отставной офицер флота, кавторанг Николай Гончарук пользовался заслуженным уважением среди друзей юности. Вовсе не за свой послужной список, хоть и оттрубил в плавсоставе до самой пенсии, да и сейчас не сидел дома, а на рыболовном сейнере бороздил моря в качестве помощника капитана. «Колька – человек слова и дела!» – отзывались о нём друзья. Помочь в трудоустройстве на заслуженной пенсии – без Николая никак, собрать однокурсников на юбилей, прощание – под силу лишь ему одному. Он же первым и узнал, что Лёшка Бондарь забыт и брошен близкими, к постели прикован. Сбор денег организовал, лекарства нашёл, с квартирным вопросом проблемы уладил…
 Не один пуд соли съели вместе Володька с Колькой за годы учёбы. Началась дружба с абитуры. Схлестнулся Володька в городском парке с местной шпаной, да силы оказались неравны – один против троих. Вот здесь и подоспела неожиданно помощь в виде коренастого невысокого паренька, с которым и был-то едва знаком – койки стояли рядом в казарме. А когда обоих в училище зачислили, обойтись друг без друга уже не могли. Вместе в нарядах полы драили, девчонок кадрили на дискотеках, шпаргалками на экзаменах делились, вдвоём ботинки старшины привинчивали к полу шурупами…
Жутко лютовал старшина над курсантами первогодками. Денно и нощно прививал им любовь к флотскому порядку. Особенно любил «зайчики» устраивать.
– Рота!.. Десять секунд… Отбой! – зычно командует перед сном старшина.
Разбегаются курсанты из строя, успевают выпрыгнуть из прогаров, нырнуть под одеяла в панцирные койки, замереть.
– Считаю до трёх скрипов!.. Один!.. Два!.. Три! Рота, подъём! Построение в центральном проходе!
И так раз двадцать – тридцать подряд, пока курсанты не научатся мгновенно «умирать» без единого скрипа, все сто человек одновременно. Бывало, «зайчики» до полуночи затягиваются.
– …Считаю скрипы!.. Раз!.. – и тишина в казарме, все «спят». – Рота, подъём! У курсанта Григорьева прогары стоят криво!..
Чем силён флотский коллектив, так это сплочённостью и единомыслием: вместе лишения переносят, вместе обидчику и планы мщения вынашивают.
Проснулся поутру старшина:
– Рота подъём! На зарядку стройся! – сунул ноги в хромовые ботинки, попытался шагнуть и… носом в палубу…
«Повезло ему ещё, – шептались довольные Вовка с Колькой. – На соседнем факультете своему старшине нагадить в ботинки умудрились»…
Столько лет прошло, а есть, что вспомнить. Хоть и стыдно порой за юношеские проказы…

– Всё, выговорился? – неторопливый рассудительный голос Николая, действовал на Володьку успокаивающе. – Выпустил пар? Я полностью на твоей стороне, но ты на ребят зла не держи.
– Нет вовсе никакого зла, так, обида проскальзывает временами.
– Я чуть раньше тебя к чату подключился. И всё что ты слышал и видел, это ещё цветочки. Не забыл, надеюсь, что Витька Зайцев сейчас адвокатскую практику ведёт? А его полный антипод – Ромка Круглов – судействует на северах. Так они как сойдутся «в рукопашной» – «туши свет». И что самое интересное – оба одних взглядов придерживаются. Ромка хоть и «государев» человек, но объективно всё оценивает и другим пытается глаза открывать. Он же первым в конце года всех предупредил, что под сукном уже лежат принятые властью несколько десятков законов, и каждый из них против людей направлен. А нам ещё только предстоит узнать, что в них написано и ужаснуться карательным мерам. И намекнул, чтобы мы никаких иллюзий не испытывали по поводу исполнения этих законов, что до каждого дойдёт. Серёга из Магадана бахвалился, мол, до их глуши «рука Москвы» не дотянется, и будет всё, как прежде. Просчитался, как и все садоводы, рыболовы, предприниматели, простые граждане. Мы же всегда считали, что «жесткость законов компенсируется необязательностью их исполнения». Ан, нет, по каждому ударило, в чём мы и смогли убедиться.
– Так ведь Ромка Круглов, тоже в «карательной обойме»
– В том-то и дело. Говорит слова правильные, но идти-то обязан со «со всеми в ногу», иначе из властной вертикали вылетит. Но, насколько земля слухами полнится, судит он справедливо.
– Что же тогда Витьке не нравится?
– А где ты видел, чтобы судья и адвокат в одну дудку дудели? Витька простых людей защищает, он снизу ситуацию видит, а не наоборот. Потому и настроен критически в отношении Ромки и при каждом удобном случае «шпильки ему вставляет». А ведь в училище оба были «не разлей вода».
– Да уж, видел в чате его перепалки с Гошей. Ромка до сих пор пытается выбить из него «политический инфантилизм». Но и Гоша в ответ «за словом в карман не лезет».
– А нужно ли?
– Вот и я об этом думаю. Слушай, Коля, я бы вообще табу наложил на политику в нашем чате. Может, тогда бы и разочарований не было. Мы себя помним совсем другими.
– Не получится, Вовка. Любой мужской разговор в результате скатывается на политику. А после на баб или рыбалку. Или, наоборот. И если вспомнишь каждого по училищу, то мы и тогда характерами и взглядами различались, но перед нами единая цель стояла – стать флотскими офицерами, понятия дружбы были выше любых уставов. Потому и дороги нам курсантские годы. Кто-то говорит, это юношеский максимализм, но многие эти принципы через всю жизнь пронесли и через себя не преступили. Сейчас все разговоры в чате – это тоже мы, ничуть не изменившиеся, только слегка жизнью потрёпанные. Или, точнее, обтёсанные, – ухмыльнулся Николай
– Согласен, – задумчиво ответил Владимир. – Но всё же мне как-то не по душе…
– Да, есть ещё одна причина разноголосицы, и она не менее важная, – дружелюбно продолжил Николай. – Впрочем, ты о ней знаешь и сам вскоре её последствия увидишь…
Душевные самокопания Владимир отвергал. По мнению коллег, он принимал решения моментально, ориентируясь по обстановке, не раздумывая брал всю ответственность на себя. Результат, как правило, оправдывал ожидания подчинённых и даже превосходил. Мало кто из них знал, что предшествовало таким решениям: будь то анализ ситуации, просчёт вариантов, предвидение последствий. Сам Владимир мог бы привести немало плюсов и минусов своей предпринимательской жилки. Но эти качества не имели ничего общего с глубокими душевными переживаниями.
 Сейчас же стоило задуматься. «Что-то общее есть в словах Маши и Кольки. Оба говорят об одном и том же, хоть и разными словами. А я и не желаю об этом думать. У меня в памяти друзья остались такими, как и тридцать лет назад. Возможно, будь я ближе, поддерживая постоянно контакты, общение, узнавал бы что-то новое, и мои воспоминания в свете свежих событий претерпевали бы логические изменения, – рассуждал про себя Владимир. – Но нужно ли мне это?»
Так и не найдя ответа, забыв о переживаниях, он вновь погружался в телефон, просматривая многочисленный присланный контент, строча комментарии, перекидываясь шутками и новостями.

Гоша. Народ, нас в чате уже больше сорока из роты. А про некоторых так и нет никакой инфы. Кто-нибудь, о Саньке Пенчукове что-то слышал?
Михаил Стышкин. Я его в последний раз в девяностых на Балтике встречал, он с флота увольнялся. Вроде как, папик ему тёплое место ближе к столице нашёл.
Юра Городец. Надо у Витька спросить, он обо всех всё знает.
В. Зайцев. Привет, братва. Вы меня опередили. Я и сам его разыскивал. Но новости печальные. Живёт в Подмосковье, один-одинёшенек, то ли в коммуналке, то ли на съёмной квартире. Дозвониться до него практически невозможно, с десятого раза телефон взял. Короче, что я выяснил. У него какое-то заболевание неизлечимое и срочно требуются деньги на операцию.
Гоша. Сколько?
В. Зайцев. По его словам, шестьдесят тысяч.
Р. Круглов. Разве это деньги? Скинемся, кто сколько может.
Владимир. А что он сам не напишет в чат?
В. Зайцев. Да вроде у него смартфона нет, только кнопочный.
Владимир. Подозрительно как-то. Может, развод?
Михаил Стышкин. Да какая разница. Мы братство или нет. Если нужна помощь, всегда окажем.
Владимир. Я, конечно, «за». А Сашке с училища надо было за здоровьем следить. Говорили ему, не усугубляй свою жизнь великосветскими замашками. Жри меньше, качайся на турничках, бегай… Так он же нас не слушал.
Гоша. А кто помнит, как мы «шестёрку» бегали?

Марш-бросок на шесть километров с полной выкладкой для третьих-пятых курсов – мероприятие обязательное, а для начальства – значимое. Помимо всего, ещё и ненавидимое флотскими. Не сказать, чтобы моряки-курсанты не любили спорт. Спорт в училище всегда в почёте. Игровые виды, индивидуальная физподготовка: турничок, гири, полоса препятствий, плавание и бег на короткие дистанции. Но в знойную жару на пределе возможностей отстукивать в едином ритме подошвами ботинок повзводно шесть кэ-мэ по пересечённой местности, да ещё с автоматом за спиной и противогазом на боку… Ну, нет, извольте. Это сухопутные пусть лошадиным спортом занимаются, а морякам на корабле подобное и не пригодится. Примерно так рассуждали будущие флотоводцы, единые в своём разгильдяйстве и  юношеском максимализме.
Усугублялась ситуация и тем, что зачёт принимался только по первому и последнему результату для каждого подразделения. Хочешь-не хочешь, но сам беги и отстающего за собой тащи. А если учесть, что в последние годы шестёрка не входила в курсантские нормативы, то картина для третьекурсников становилась и вовсе печальной. Надо же, такое невезение!
Маршрут забега после первого километра делал резкий поворот, скрывая «марафонцев» от всевидящего ока организаторов, и нырял под мостовой переход.
На пробной дистанции, торопиться некуда, всего лишь пристрелка сил и возможностей. Но отстающие выявились сразу. Первым выдохся Саня Пенчуков.
– Стоп, ребята, я больше не могу. Перекурить надо, – срывающимся голосом, задыхаясь, произнёс он.
– А что, идея! – подхватили остальные, затормозив в прохладной тени под мостом.
Присев на корточки и перекинув автоматы на колени, любители табака с наслаждением затянулись.
– Главное, на трёх кэ-мэ отметиться. Там всех по головам пересчитают. А после обратно можно и не спешить.
– Спеши-не спеши, на зачёте не проканает, и отмечаться придётся, и на финише результат показывать.
– Ага, чей взвод не уложился в норматив, повторно бежать заставят.
– Эх, сейчас бы на пляжике под солнышком нежиться, а не пыль глотать на этом долбанном забеге.
– А что, если на зачёте не напрягаться? – глубокомысленно изрёк Саня, окидывая хитрым взглядом сокурсников, в сомнении ожидающих от него продолжения интригующей фразы. – Бежим до этого места, перекуриваем… и обратно!
В глухой тени повисла немая пауза.
Саня, торопясь удовлетворить любопытство изумлённых товарищей поспешно стал излагать своё предложение.
Суть дела оказалась настолько проста, насколько авантюрна и дерзка.
– Сейчас со старта нас не видно. Правильно? – Сашка обвёл решительным взглядом притихших курсантов. – Значит, остаётся лишь отметиться на трёшке, а после финишировать в нужное нам время.
– Мы это и без тебя знаем, – фыркнул Гоша.
– Следовательно, – продолжил Саня, – за нас на трёшке отмечается, например, третий взвод, который по графику должен стартовать на следующий день после нас. Со склона сопки им хорошо виден момент нашего старта. А до контрольной отметки третий взвод добирается на рейсовом троллейбусе. Им надо проехать всего лишь две остановки, после построиться и дружно пробежать мимо проверяющего, который пересчитает по головам и запишет со слов номер взвода.
– После вновь садятся на троллейбус и возвращаются в училище, а нам остаётся лишь финишировать, изображая взмыленных и умученных! – продолжил Сашкину мысль Гоша.
– А на другой день мы выручаем третий взвод точно по такой же схеме.
– Прикольно! Я уверен, что получится! – захлопал в ладоши Лёшка Косых.
– А чё, классный вариант, проканает однозначно, – поддержали все остальные.
Дерзкая многоходовка, задуманная курсантами, удалась на все сто. Финишировал взвод строго по часам с оценкой между «хорошо» и «отлично», во избежание подозрений. Такой же результат повторил на следующие сутки и ранее страхующий третий взвод.
Авантюра так бы и осталась незамеченной, если бы не «его величество случай». Кто-то из бдительных горожан, взволнованный хаотичными передвижениями групп курсантов с боевым оружием по улицам и в транспорте, позвонил в комендатуру гарнизона и задал «неловкие и неуместные вопросы». Колесо дознания закрутилось.
В книге выдачи оружия из оружейной комнаты пофамильно значились все курсанты, получившие автоматы и снаряжение. Суровую тяжесть карающей десницы пришлось принять на себя младшим командирам. Кое-кто из них лишился старшинских лычек, а дежурные по роте, непосредственно ответственные за «святая святых» оружейную комнату, отправились отбывать срок на гарнизонной гауптвахте. Особо выносить «сор» за стены училища командование не желало, повторно стартовать аферистов никто не заставил. Может, начальство оценило авантюру курсантов, но, скорее всего, хлопотная организация ненавистных бегов за пределами училища навевала тоску и на командный состав.
Самыми недовольными во всей этой истории остались офицеры-физруки, которые ещё несколько месяцев рьяно пытались прививать любовь к дальним дистанциям своим подопечным, выжимая из них «кровь и пот» на грани возможного и невозможного…

Необходимая сумма была набрана за пару дней.
В. Зайцев. Народ, я собранные деньги перевёл на карточку Сашки. В приложении смотрите загруженную квитанцию.
Михаил Стышкин. Ну он хоть доволен? Поблагодарил или по-прежнему в тени держится?
Кося. Давай, Витёк, не тяни, выкладывай.
В. Зайцев. Он как-то странно отреагировал. Сначала деньги получил, а после в телефонном разговоре сказал мне, что они ему были нужны для лечения его жены.
Юра Городец. Не хило! Был же разговор, что ему лично на операцию.
В. Зайцев. Да я и сам его не пойму. Отказался он от своих слов.
Владимир. Какая разница, ему или его жене. Главное помогли товарищу, не оставили в беде.
В. Зайцев. Тут такое дело. Он мне сказал, что ещё шестьдесят тысяч нужно, теперь уже ему лично на операцию. И счёт идёт на дни.
Владимир. Я как чувствовал, что какой-то развод.
Кося. Что-то подобное мне кажется знакомым. В его манере.
Юра Городец. Кто-нибудь знает, чем он по жизни занимается?
Р. Круглов. Пока сам лично не появится в чате и не объяснит ситуацию – никаких денег. Что за операции, кому, зачем…
Юра Городец. Мутненько всё это. Благими намерениями…
В. Зайцев. Будем считать, что решение принято. Любую помощь окажем. Но он должен всё объяснить. Я в телефонном разговоре передам ему наш вердикт.

Друзья-товарищи были не то, чтобы разочарованы, они были обескуражены поступком Сашки. В чате он так и не появился и никому из друзей детства не позвонил. Вместе со всеми переживал и Владимир. Хотя и понимал, что романтичной и безрассудной молодости уже не вернуть, а друзья юности с годами иногда тоже меняются и случается – не в лучшую сторону.
– С иллюзиями нужно уметь расставаться, – однажды в задушевном разговоре высказала Маша. – Как бы этого не хотелось.
– Я и сам понимаю, что мы уже не те, что в молодости, – грустно согласился Владимир.
Но даже явное осознание сказанного не принесло успокоения.

Юра Городец. Ого, что это за пижон на фото в цветастых шортах и белых шлёпках на фоне пальм и пляжа!
Владимир. Обезьянки на плече не хватает!
Михаил Стышкин. А живот-то отпустил!
Гоша. …и харю наел!
Кося. Наконец-то оценили!
Владимир. Колись, давай, куда тебя занесло.
Кося. Сейчас в Таиланде с супругой. С утра слонов кормили, после нежились под солнышком на островах, а к вечеру по плану традиционное шоу трансвеститов и восхваление Бахуса.
Гоша. Ты с ними это, того – поосторожнее.
Кося. С Бахусом или трансами?
Юра Городец. Да бог с ним, с Бахусом.
Михаил Стышкин. Это ты, Юра, зря, С Бахуса-то всё и начинается.
Гоша. Ага, и заканчивается в постели с трансом…
Кося. Блин, мне уже страшно…
Владимир. Мы в тебя верим, главное, бдительность не теряй.
Кося. Я, народ, только одним глазком на них посмотрю. Любопытство распирает. А утром уже дальше по маршруту в Сингапур.
Гоша. Ого, не дёшевый городишко! Если поиздержишься в пути, телеграфируй, скинемся.
Кося. Думаю, в бюджет уложимся.
Михаил Стышкин. Если не секрет, то во сколько поездочка обойдётся?
Кося. По планам в двести. А там уже посмотрим.
Юра Городец. Сам заработал или банк взял?
Кося. Я законопослушный налогоплательщик. Всего-то три зарплаты отложил.
Гоша. А чё, для Дальнего Востока это даже немного, тем более, Кося мастером в энергохозяйстве числится. Я вот просиживаю штаны начальником охраны в ТЦ, так мне больше сороковника никто и не платит. Но если пенсию флотскую прибавить – на жизнь хватает.
Михаил Стышкин. Ну да, сейчас средние зарплаты по стране в пределах тридцати- сорока. Если не считать столицу и дальний Восток – там повыше. Я вообще считаю, что меньше зарабатывать здоровому человеку стыдно.
Владимир. У нас в городе средние и до двадцати не дотягивают. А большинство и вовсе получает четырнадцать – шестнадцать.
Гоша. Да ну, не может быть.
Владимир. Получается, что весь город должен ходить и стыдиться?
Михаил Стышкин. Мало платят, переходи на новую работу, иди на стройку вкалывать, подработку бери.
Гоша. Кто на что учился.
Владимир. По-твоему, и учителям, и врачам нужно на стройку податься?
Гоша. Или бизнес открывать.
Михаил Стышкин. Все проблемы как раз из-за бизнеса. Если бы предприниматели честно налоги платили, тогда и учителям с врачами на достойную зарплату хватит.
Владимир. А ты лично когда-нибудь налоги платил? За себя и за того парня. Когда девяносто процентов твоих доходов забирает государство. Насколько я знаю, ты – государев человек, и привык зарплату получать в кассе. А что такое зарабатывать, знаешь?
Михаил Стышкин. А то я не знаю, как бизнес жирует. Там купил, здесь продал – и в наваре. Ещё с девяностых предприниматели жирок накопили на торговле да на переделе госсобственности, а теперь плачут и на жизнь жалуются.
Юра Городец. А ты, Миха, не путаешь рядовых предпринимателей с олигархами?
Михаил Стышкин. По мне между ними никакой разницы.
Гоша. Если бы государство всё в своих руках держало, тогда бы и порядок был. И цены, и зарплаты на уровне.
Владимир. Между прочим, грамотно торговать – это наука, и не каждому под силу её освоить. По-моему, узколобо мыслить, что все бизнесмены и предприниматели только торгуют и жирком обросли. Лично моя фирма занимается производством. Ни сейчас, ни в девяностых мы особо и не шиковали, а боролись за выживаемость и каждую копейку в дело вкладывали. А если внимательно посмотреть вокруг, то и слепой увидит, что состояния сейчас делаются, в основном, на госслужбе, а запредельная коррупция в стране связана с освоением бюджетных средств.
Юра Городец. Я хоть и на бюджете, но прекрасно понимаю, что без предпринимательской инициативы и свободы мы бы до сих пор поголовно ходили во вьетнамских кедах и синих трикошках с вытянутыми коленками, питались бы в столовках с обязательным рыбным четвергом и знали только один вид пива – Жигулёвское.
Гоша. Я не прочь в столовке борщеца навернуть и пюрешку с котлеткой заточить под компотик.
Михаил Стышкин. На примере 90-х мы уже видели свободу. Хватит, наелись досыта.
В. Зайцев. Ностальгия по диктатуре и тирании? Тебя так и тянет в тридцать седьмой.
Владимир. Разве сейчас не к нему катимся?
Михаил Стышкин. А что, зато порядок и твёрдая рука.
Кося. Скучно вашу перепалку просматривать. Ловите новые фотки! Кто там обезьянку хотел!

Владимир впервые почувствовал, что общение в чате начинает его тяготить. Нет, он по-прежнему ежедневно жадно вчитывался в экранные строки, переживал за друзей, радовался вместе со всеми хорошим новостям, присоединялся к поздравлениям с юбилеями, появлениям на свет детей и внуков. Но тот эмоциональный пыл и задор, с которым он, словно мальчишка, «сломя голову» бросался в острые дискуссии, перепалки потихоньку пропадал. Усилием воли мужчина сдерживал себя, чтобы не написать возмущённых или язвительных комментариев наиболее радикальному оппоненту, чья жизненная позиция или трактовка событий в корне расходилась с принципами и взглядами отставного офицера.
После, несколько поостыв от эмоций, взвесив аргументы «за» и «против», убеждался, что разумнее иной раз промолчать. «Тем более, и так есть, кому сотрясать воздух, – рассуждал Владимир. – Пусть Ромка Круглов пикируется с Гошей, кто из них больше родину любит и желает ей добра и процветания. Конечно же, я и сам вижу ту самую причину разногласий, о которой мне Колька намекал. Не зря гласит народная мудрость, что сытый голодного не разумеет. А если вспомнить постулаты Маркса, то всё встаёт на свои места. Бытие определяет сознание…»
После этих мыслей Владимир усмехнулся и продолжил вслух, словно убеждая самого себя в собственных же раздумьях:
– Надо же! Не зря нам на кафедре марксизма-ленинизма вдалбливали в головы исторический материализм… Вот Кося, на фото красуется с красотками на югах, соря деньгами. Впрочем, честно заработанными. Витька Зайцев выставляет фотки своих новых игрушек: скоростной ямахи с двумя водомётами да серебристого кавасаки в тысячу кубов. В словах некоторых и вовсе проскальзывает пренебрежение и лёгкое презрение к тем, кто не нашёл своего места в жизни и живёт от зарплаты до зарплаты. Юрка, тот чаще молчит, как в молодости, редко вступает в дискуссии. Он и раньше презирал материальные блага. Потому и режет правду-матку. Рома Круглов – вершитель судеб – знает, где «соломку подстелить, чтобы не упасть», и других пытается освободить от шор. Хотя, что проку, всё равно никто его не слушает и не слышит, уже давно нет доверия власти. Миха Стышкин как был правильным, так и остался при своих, с непоколебимой верой в великих кормчих. Один Гоша кайфует, наслаждаясь жизнью, не желая глубоко вникать в тонкости закулисья и периодически стравливая наиболее рьяных спорщиков. Про Саню Пенчукова после последних событий даже вспоминать не хочется.
«А что я хотел? – вновь вернулся к раздумьям Владимир. – Навсегда остаться с юношескими грёзами, не замечая, что стал другим не только мир, но и все мы? Или в пылу молодости мы чего-то не замечали? А может, не хотели замечать? Или, наоборот, всё видели, не придавая внимание, как казалось нам, незначительным мелочам?
Не найдя ответа, Владимир отбросил в сторону телефон. Пустой и бесполезный трёп в чате лишь отравлял настроение. Нестерпимо захотелось вживую пообщаться с кем-то из близких друзей. Николай в море, до него сейчас не дозвониться. «Наберу Юрку», – решил Владимир, но, посмотрев на часы, отложил эту затею.
За вечерним столом собрались все домочадцы. Глава семьи разрезал испечённый супругой душистый пирог и разложил по тарелкам.
– Вы бы хоть за ужином телефоны в сторону откладывали, – Владимир, слегка раздражаясь, сделал замечание сыновьям.
– А…, что? – Дениска вытащил из уха миниатюрный наушник и оторвал взгляд от экрана, одновременно проглатывая большой кусок пирога.
– Ешь, давай, сынок, – ласково произнесла мать.
– Уже можно приступать к трапезе? – встрепенулся Максимка, не поднимая глаз от смартфона и успевая строчить что-то во «В контакте».
– Да что же вы за люди-то такие! Без телефона ни секунды прожить не можете, –  ворчливо продолжил Владимир. – Один целыми днями в стрелялки и догонялки погружён, другой с перепиской в соцсетях расстаться не может… У вас вся жизнь так и проходит в виртуальном пространстве.
– Это ты со зла, па, – осторожно парировал Дениска.
– Мы с тебя тоже пример берём, – пробурчал Максимка, откладывая в сторону смартфон. – Ты же и сам с головой в своём чате, с утра до ночи.
– И в самом деле, чего накинулся на мальчишек, – заступилась за детей Маша.
– У вас экзамены на носу, – пошёл на отступную Владимир. – Лучше бы за учебники засели.
– Да сдадим мы эти экзамены, – отмахнулся Дениска.
– Ага, запросто, – поддержал брата Максимка. – Мы же умные, все в тебя, по словам мамы.
– Это что, расценивать как комплимент или камешек в мой огород, – Владимир бросил взгляд на супругу, и лёгкая улыбка появилась на его лице.
– Конечно, комплимент, па! – опередили мать мальчишки.
– Ты же сам нам рассказывал, что экзамены на одни пятёрки сдавал. Чем мы хуже!
За столом повисла секундная пауза. Владимир с Машей посмотрели друг на друга и одновременно прыснули смехом…

«Теория, устройство и живучесть корабля», сокращённо ТУЖК, считалась у первокурсников наиважнейшей дисциплиной. И в то же время одной из самых сложных. Затрудняло освоение флотской науки ещё и косноязычие каперанга Сырых, тучного краснолицего начальника кафедры, читающего курс лекций будущим мореходам. Конечно, кое-какие крупицы знаний они получали, особенно, учитывая способности каперанга умело иллюстрировать мелом на доске свои витиеватые и путаные речи.
От старших товарищей курсанты знали, что больше всего экзаменующихся сыпется на первой сессии именно на ТУЖК. Потому к сдаче предмета решили подойти со всей основательностью и креативом. Идею предложил Витька Зайцев, у которого подружка работала в ресторане официанткой.
Кофе и коньяк!
Они и должны были выступить на экзамене в качестве союзников и главной ударной силой.
Ну какой флотский офицер откажется от такого убойного сочетания дефицитных деликатесов!
Было бы сказано, а уж реализовать идею и довести замысел до логического завершения курсантская смекалка всегда готова. Баночку импортного индийского растворимого кофе и пятизвёздочный армянский коньяк помогла достать в ресторане всё та же Витькина подружка. Сложность предстоящей операции заключалась в непредсказуемости экзаменатора на крепкий алкогольной напиток. Ладно ещё кофе, к нему одобрительно отнесётся каждый преподаватель. А вот коньяк? Да ещё в стенах военного училища, где само упоминание об алкоголе карается неукоснительно и безоговорочно. Разве что красноватое отёкшее лицо Сырых внушало осторожный оптимизм в «безнадёжном мероприятии». Но, «игра стоила свеч».
Традиционно в первой пятёрке «грудью на амбразуру» пошли отличники. Остальные в соседней аудитории тряслись от страха, с надеждой наблюдая, как дежурный по экзамену размешивает ароматный кофе в чашечке из сервиза, принесённого кем-то из курсантов из дома, и дрожащей рукой добавляет в напиток ложечку коньяка. Запах паров с едва-едва улавливаемым «божественным» ароматом повис в классе.
И вот первая чашечка, водружённая дежурным на подготовленный к такому случаю серебряный поднос, «отправилась» в экзаменаторскую. Курсанты за дверью напряжённо замерли, наблюдая в щёлочку за реакцией каперанга. Сырых мельком бросил взгляд на подношение и благосклонно кивнул.
– Есть! – выдохнул Витька Зайцев, разжав кулаки.
– Процесс пошёл, – прошептал Володька.
– Учует коньяк или нет? – с волнением в голосе произнёс Гоша
Экзамен набирал обороты. Первая пятёрка с достоинством «отстрелялась на рубеже». За это время Сырых успел дважды осушить чашечку мелкими глотками, удобно развалившись в своём кожаном кресле и ослабив галстук. Периодически он импульсивно подрывался к доске, исправляя рисунки и графики экзаменуемых.
С каждой новой порцией кофе возрастала и доза коньяка. Две, три, пять чайных ложечек пятизвёздочного растворялись в коричневом напитке. Пары терпкого аромата не остались незаметны для остального руководства кафедры. В аудиторию стали подтягиваться и коллеги каперанга. Курсантам пришлось задействовать оставшиеся чашечки из сервиза. По мере повышения градуса улучшались и результаты экзамена.
– Уф, четвёрка! – истекающий потом Юрка Городец вынырнул из аудитории. Силовые поля корабля явно не его конёк, потому и доволен.
– … Пять! – растопырил пальцы Гоша в ответ на немой вопрос покорно ожидающих своей участи.
Настроение нарастало у всех участников процесса, как у курсантов, так и у экзаменаторов. Соотношение коньяка и кофе изменилось «пятьдесят на пятьдесят». Наиболее горячие головы и вовсе предлагали отбросить ненужные ухищрения и наливать коньяк в чистом виде. Тем более экзаменаторы, смакующие напиток и увлеченные общением между собой, уже мало обращали внимания на отвечающих у доски и беззастенчиво «сдувающих» со шпаргалок.
Экзамен незаметно перевалил через «зенит». Половина курсантов, довольных отметками, расслабленно обсуждала итоги, держа кулаки за скрывающихся в аудитории товарищей.
Гром грянул нежданно.
– Два! – вылетел из экзаменаторской Саня Пеньчуков. В глазах курсанта светилось полное недоумение.
– Два! – развёл руками Кося, со злостью, едва не хлопнув дверью аудитории. – Валит, по-чёрному.
Последующая пятёрка курсантов довольствовалась точно такими же результатами. Не спасала ситуацию и возрастающая доза спиртного. Через щёлочку в двери курсанты видели, что Сырых, явно в приподнятом настроении, просто куражится над незадачливыми первокурсниками.
– Что ж вы, батенька, комингс с карлингсом путаете? Ай-яй, нехорошо! Идите, учите теорию, на каникулах вернётесь с пересдачей. Два!
– Это кто ж вас учил так пластырь на пробоину заводить?.. Струбцина, она, дружок, обходительности требует. Считай, своими «умелыми» действиями корабль на дно ты уже пустил. Два!..
Среди оставшейся десятки экзаменуемых только двое вытянули на трояк. Такого разгромного результата курсанты не могли представить даже в страшном сне. Фиаско оказалось полнейшим.
Экзамен окончился. Среди первокурсников царили тоска и уныние. Каково же было удивление курсантов, когда в экзаменационной ведомости, которую каперанг Сырых передал старшине Витьке Зайцеву после экзамена, на месте неудовлетворительных оценок красовались одни пятёрки. При этом, прощаясь, начкафедры похлопал по плечу, ближайшего к нему Косю и, весь светясь от удовольствия и наслаждения, обдавая коньячным выхлопом рядом стоящих, отечески проговорил: «Учите, сынки, матчасть, учите»…
 
Наутро Владимир снова в чате. Вроде и не хочется, чувствует, что надобно отвыкать от пагубной привычки. И начинать новый день лучше не с чтения переписки и просмотра контента, а, уж, как минимум, с утренней зарядки и бодрящей мелодии. Умом понимает, но справиться с рефлексами, порой труднее, чем прислушаться к рассудку. А в чате вовсю «сыр-бор стоит». Впрочем, похоже, он и не затихал с ночи.
Пробежав глазами переписку, Володька сразу выявил зачинщика, коим выступил в этот раз Юрка Городец.
 
Гоша. Уважуха, братан! Я на твоей стороне.
Михаил Стышкин. По мне, так без разницы, православный или мусульманин. Я и креста никогда не носил.
В. Зайцев. А ты не погорячился, Юрок, не поспешил?
Юра Городец. Сил моих больше нет, на это безумие смотреть. Сколько можно над народом издеваться. Животы отрастили, золотые кресты на шеи понавесили, на белые мерседесы пересели… Хапают, каждый под себя, ещё и нас призывают к покаянию. Сплошное лицемерие.
Р. Круглов. Юрас, ты явно головой тронулся.
Юра Городец. Я теперь Коран читаю. В нём все доступно и ясно.
Гоша. И намаз совершаешь? Вроде, аж, пять раз нужно.
Р. Круглов. Ты как был безбашенным, так и остался. Тебя кто-то посвящал?
Юра Городец. Зачем мне кто-то, у самого голова на плечах. Сам решение принял.
Гоша. Теперь у нас и мусульманин есть! Духи пойдут, а он – раз им дату рождения Мухаммеда, и уже свой.
Владимир. А ты не пробовал Библию читать?
Юра Городец. Читал, сплошное смирение. И вообще ненавижу слова «раб Божий», «господи, помилуй». Я ни для кого не раб и не надо меня миловать.
Владимир. Не пробовал истинный смысл этих слов найти? Ты же всегда вдумчиво подходил ко всему.
Гоша. Мы не рабы. Рабы не мы!
Михаил Стышкин. Да пусть хоть бритый с бубном ходит и «харе, кришна» поёт. Лишь бы человек хороший был.
Гоша. Типа, хоть горшком назови, только в печь не ставь.
Владимир. По-моему, всё намного серьёзней и нельзя так поверхностно к вере подходить.
Н. Гончарук. Я на Вовкиной стороне. Для меня вера – это святое. И внуков своих мы крестили.
Юра Городец. Да вы посмотрите на эти сытые рожи. В роскоши купаются, подношения от братков принимают, в церквях сплошное мракобесие. Зачем мне такая вера.
Владимир. Ты не прав. В нашем приходе у батюшки восемь детей и жена его с постели не встаёт из-за болезни. И доход на всю семью мизерный. Помогаем, кто чем может: одеждой, продуктами. Зато для каждого прихожанина доброе слово находит. К нему люди идут и с радостью, и с печалью. Никаких животов, мерседесов и злата в помине нет. И вообще, какое отношение имеет вера к стяжательству?
Н. Гончарук. Ты, Юрка, по-моему, телевизора насмотрелся или роликов в интернете и выводы неверные сделал.
Юра Городец. Не переубеждайте меня, и прошу без советов. Я уже решение принял.
Михаил Стышкин. Нечего взрослому человеку мозги вправлять.
Гоша. Ну мусульманин и мусульманин. Главное, чтобы не бухал.

Владимир впился взглядом в экран. Рука напряглась, сдавливая смартфон, будто пытаясь его раздавить, но тут же вновь расслабилась. Возникло желание вновь начать строчить сообщение в чат. Неожиданно указательный палец завис над виртуальной клавиатурой, скользнул поперёк экрана. Лёгкое прикосновение…, и перед глазами появилась виртуальная красная клавиша «удалить чат». Ещё до конца, не осознавая своего выбора, резким движением кисти, он вонзился пальцем в светящийся дисплей, словно стремился пробить его насквозь.
Владимир расслабленно откинулся на спинку кресла. Звуковой сигнал от пришедшего сообщения заставил вновь взглянуть на экран.
– Ты случайно покинул группу или осмысленно? – вопрошал со своего номера Витька Зайцев.
– Осмысленно, – отстучал одно слово Владимир.
– Я понимаю, – только и ответил Виктор.
В субботу, Владимир впервые выспался, приготовил тосты с ароматным кофе и подал Маше в постель. За обедом долго и обстоятельно беседовал с Дениской и Максимом, обсуждая выбор ВУЗа после школы и перспективы сдачи ЕГЭ. После исправил розетки в зале, вместе с Машей купили в универсаме новые обои. С удивлением обнаружил, что свободного времени осталось навалом, а завершение выходного, обычно пролетающего мигом, ещё далеко «за горами».
В душе царили благодать и покой.
Владимир задумчиво стоял перед книжной полкой и, наконец, выбрав трижды прочитанный роман «Трудно быть богом», ушёл с головой в перипетии драматических событий и глубокую философию любимых строк.
Уже перед сном, отложив «разом проглоченную» книгу, он достал из тумбочки «нечаянно забытый» с прошлого дня смартфон и набрал номер Юрки Городца. Непростой разговор двух верных друзей затянулся за полночь.
– …Я подумаю над твоими словами, – прощаясь, произнёс Юрка.
В комнату стремительно вошла Маша. Её лицо сияло счастливой одухотворённой улыбкой.
– Только что звонила Аня Гончарук. Они взяли билеты, через неделю прилетают. Так что, готовимся к встрече гостей!
Владимир нежно обнял жену и впился страстным поцелуем в губы, ощущая ответное влечение. Его рука незаметно смахнула телефон вглубь выдвижного ящичка.
…Несмотря на поздний час в чате «полыхали» нешуточные баталии по предстоящему голосованию за изменение конституции.