Родопи

Я в этот день почему-то вновь закурил. Закурил просто так, не думая ни о чём, и ни о каких последствиях. Ах-ах, тем более, что пять лет как не курил, думал, что всё, бросил окончательно. Не знаю почему, рука потянулась к сигаретной пачке забытой кем-то из строителей. Обыкновенные болгарские сигареты из тютюн-табака низшего качества, с торговой маркой «Родопи», которые мы читали на русский лад с английского, как «Pogonu» (погоны). Эти сигареты были очень крепкие, но вкуса табака там почти не было. Аналогично можно было восхищаться их «накуром», если взять и просто накуриться обыкновенным сеном. Запах от сигаретного дыма был весьма стойкий и от одежды в течение часа не просто пахло благородным табаком, а практически смердело горелой бумагой, а от рук и того дольше. Вкус ужасный, даже «Juicy Fruit Bubble Gum» не могли перебить запах и вкус этого табака. Если вам вдруг предстоит встреча с девушкой, то умоляю, не смейте курить этот кизяк (иначе и не скажешь) перед встречей с ней, пожалейте себя и её. Да, если в Болгарии был такой элитный табак, то я им, в тот момент, глубоко сочувствовал.
Дел было много?! Ха-ха! Они никогда не иссякали, тем более, заканчивался квартал, и нужно было закрывать отчётные формы, формировать акт выполненных работ, ловить заказчика и подписывать выполненные строительные объемы, считать зарплату. Я сделал паузу в работе, крутанул колесико зажигалки, и яркое пламя её стало пожирать вонючую бумагу вместе с «элитным» болгарским табачком. Через пять лет воздержания от курения, запах табака показался мне отвратительным, но я всё равно затянулся ещё раз, пытаясь выпустить клубы дыма в виде своеобразных колечек в сторону окна. Сквозь кольца дыма я смотрел на это строительное безмолвие, на поднятую стрелу башенного крана с подвешенным за гак каким-то грузом. Тоскливо взирал на опустевшей строительный двор, на выкрашенный в синий цвет самосвал марки ЗИЛ, подмигивающий мне своими лупоглазыми фарами. Все было в гармонии с синим забором, выкрашенным такой же точно краской, как и все строительные механизмы и временные сооружения, вплоть до нашего строительного вагончика. Цвет индиго, конечно, возбуждал и радовал — он был синий-синий, а вот небо в этот день подкачало, не радовало, не гармонировало. Оно было не в цвет — серое и хмурое, и весьма пыльное, такое же, как оконное стекло нашей «прорабки», через которое я пытался разглядеть что-то там вдалеке — две девичьи фигурки, идущие по диагонали стройки, диссонирующие с унылым совершенством и великолепием строительной площадки. Они шли весело, непринуждённо, легкой походкой, лавируя модными туфельками меж кирпичного боя и крупного гравия, иногда поправляя ладонями свои пышные светло-русые причёски.
— Какие-то молодые девчата от двадцати пяти лет забрались на нашу стройку и по диагонали, срезая путь, продвигаются в сторону деревни, — почему-то подумалось мне, — идут в сторону селения, возвышающегося на ближайшем холме, в котором расквартировалась наша бригада. Непорядок, — подумал я, — через стройку ходят посторонние люди, как по-своему приусадебному участку.
Я поднялся с табурета и, не выпуская сигареты из пальцев, вышел из вагончика, медленно продвигаясь навстречу идущим. Тот час, девушки, увидев меня, остановились, заулыбались и, опередив моё ворчание, спросили:
— Мы что-то нарушаем?
Я хотел было ответить, что да, нарушаете, что это строительная площадка, и что, здесь нельзя просто так шастать посторонним людям, тем более «Homo sapiens» и ещё без касок, но вместо этого улыбнулся, отбросил подальше сигарету и ехидно произнёс:
— Да, нет, что Вы, как можно? Как такие миловидные дамы могут ещё что-то нарушать? Я думаю, что для Вас вообще нет никаких запретов!
Дама, которая была чуть-чуть постарше и повыше, промолвила чуть ли не в ухо своей подружке:
— Света, молодой человек иронизирует или просто «дуркует»!
А я почему-то подумал про себя:
— Ругаться — плохо, иронизировать — отвратительно, надо быть самим собой. И, вздохнув, ответил:
— Нет, я не «дуркую», просто вышел посмотреть на милых дам — соскучился по женскому обществу…
— Света, — опять зашептала её подружка, — так он еще и ловелас к тому же, да, видимо, ещё и бабник?! Я чувствую «таких» за версту.
— Господи, — промолвил я сам себе, — зачем я вообще вышел из своей «кельи»? Шли бы они туда, куда им надо, и шли бы, мимо…
— Нет, Мария, по-моему, вполне приличный молодой человек. И вовсе он не ловелас и не иро-о-онизирует, — справилась со сложным словом Света.
Так я узнал, как звали вторую девушку — Мария.
— Да, даже если он и иронизирует, то это же лучше, чем занудно читать нам нравоучения? — И, повернувшись в анфас ко мне, уважительно спросила: — А, Вы, что, здесь на стройке самый главный?
— Да, — почти хрюкнул я, извинившись за своё горловое бульканье, — да-да, днём я самый главный…
— А ночью? — Как бы в пустоту промолвила Мария.
— А ночью? Нет, не главный. Ночью есть поглавнее!
— И кто же это? — Света заинтересованно смотрела на меня. — Кто же может быть ночью главнее самого главного?
— Ночью начальник — сторож, но он ещё не пришёл и я его жду. Ха-ха-ха, — неискренне рассмеялся я, на что девушки только улыбнулись.
— Какой-то у Вас армейский юмор.
— Ну, почему сразу армейский? Нет…
— Да-да, я знаю! — Света нахмурила черные полоски подобия бровей, скорее даже не брови уже, а сплошной «татуаж». — Смешно, вроде командир, но и не командир. А это не Ваша бригада поселилась в деревне, немного выше нас, через пару домов, в отдельном коттедже?
— Наша, — ответил я ей. Теперь я знаю, где они живут, похожи как сестры. — Да, кстати, я скоро поеду туда, дождусь сторожа, и меня водитель самосвала отвезёт.
— Ой-ой, Мария, слушай, — Света встрепенулась, обнажив свои белоснежные зубы, — а может нас главный начальник стройки тоже подвезет до нашего дома? Так не хочется в эту горку карабкаться!
— Почему бы и нет, я могу, то есть не сам лично, а машина-самосвал. Отвезёт, куда скажите, ну и сами дальше, ножками…
— В смысле?
— Без смысла, машина с двумя кабинами: впереди маленькая, для начальника, а сзади большая, для всего остального.
Девушки одновременно посмотрели на самосвал:
— Мы, это, не хотим в большую кабину, нам в ту, где водитель. Вы что, хотите, чтобы мы ехали в кузове?
— Я не хочу, но, видимо, придётся.
— Почему придется?
— Дорогие мои, не может же самый главный начальник стройки в кузове ехать, а Вы в кабине, на месте начальника? Так не положено.
— А если мы все вместе в кабину? — Света умоляюще посмотрела на меня.
— А если мы все вместе в кабину, — я хитро улыбнулся, прищурив левый глаз, — то это нарушение ПДД, а поскольку в нашей деревне нет ГАИ и Петрович не всегда трезвый за рулем, то — всегда пожалуйста. Семь бед один обед!
— Света, да он душечка! — Мария чуть ли не бросилась меня обнимать. — Давай подождём этого сторожа и поедем? Сколько он будет ещё добираться? Наверное, в сельпо, за горилкой стоит?
— Подождите 5—10 минут, сейчас прибудет, — я слегка прокашлялся после этих зловонных сигарет. — Что, так и будем стоять на улице, дождика дожидаться? Пойдёмте в вагончик, посидим, поболтаем…
— А у Вас там курить можно? — Произнесла скороговоркой Света, мельком взглянув на меня.
— Конечно можно, она же для этого только и предназначена. Я сам только что сидел там за столом и курил, пока не увидел Вас. Просто не успел выбросить сигарету, когда выскочил на улицу. Ну, а на улице конечно, нельзя курить — загрязняется атмосфера, портится экология. А в «прорабке», пожалуйста, сколько угодно. Там все сидят и курят. Курят и курят, курят и курят…
— Смеетесь? — Мария серьёзно посмотрела на меня. — Света, он смеётся над нами!
— Серьезно? — Света посмотрела мне в глаза. Он не просто смеётся — насмехается!
— Да не смеюсь я! Я действительно говорю правду, хотите Вы этого или не хотите, но там все курят. Курят и курят, курят и курят! Поэтому, пойдемте, подождём сторожа там, и, если хочется курить, курите, я не возражаю. — Повернувшись в сторону «прорабки», я, махнув рукой, продолжил, — прошу, девочки. Заходите, располагайтесь!
Они вошли внутрь строительного вагончика, я протиснулся вслед за ними, прикрыв за собой дверь.
— Вот, видите, какое чудо строительной индустрии — строительный вагончик, в просторечии «прорабка». Справа — комната рабочих строительной бригады, с шкафами для переодевания. Прямо — умывальник, электрокотёл. Слева — кабинет начальника, — прошу налево!
Девушки осторожно проникли в комнату прораба, и, присев на деревянную лавочку, отполированную до блеска, выложили свои сигареты марки «Родопи» на край рабочего стола. Я, как истинный джентльмен, пододвинул им пепельницу и чиркнул колёсиком зажигалки. Когда они прикурили, сделав по затяжке и выпустив клубы сизого дыма в потолок, Света спросила меня:
— Какие у Вас тут лавочки отполированные, аж до блеска, осталось только лаком покрыть!
— М-да, — сморозил я, — действительно, а что ещё тут делать? Вот, сидим и натираем их «пятой точкой» с утра до вечера, чтобы блестели. Всё как в армии — должно сверкать и блестеть!
— А работаете когда?
— А это есть работа — сидеть и натирать лавочки. А, в смысле, работа? Я работаю, одновременно. Да-да, Вы удивительно прозорливы. Я работаю головой и «пятой точкой», а рабочие, как раз в этот момент, работают руками на стройплощадке. Моя работа — это выписать инструмент, заказать строительный материал и обязательно поругаться с поставщиками. Но, это так, мелочи, ерунда. Главное, как Вы правильно заметили, рабочие работают, а я говорю, что надо делать, согласно чертежей. Мой взгляд упал на альбом с чертежами на рабочем столе. Чертежи были выполнены на бумаге фиолетового цвета, и назывались почему-то «синька».
— А-а! Вот по этим чертежам Вы строите? — Мария ткнула своим ноготком прямо в чертёж и под её пальцем образовалась какая-то выпуклость. — У Вас что-то там на другой странице лежит, — сказала она.
— Ничего страшного, наверное, ручка или линейка, — я перевернул лист чертежа в альбоме и увидел, что с обратной стороны к чертежу приклеился скелет какой-то рыбы, похожей на селедку — голова, сам скелет и хвост. Он был засохший и практически выглядел как гербарий, скорее чучело позвоночной рыбы. Рядом, на другом чертеже отображались многочисленные круги от стаканов.
— Света, ты посмотри, я думаю, это скатерть-самобранка, универсальный альбом — два в одном! — Мария легонько хохотнула.
— Да, действительно. Вы были правы — это не только, как говорится, то, почему строят, но и то, на чём пируют — скатерть самобранка. Я завтра разберусь, кто использовал её не по назначению, — и, как бы невзначай отодвинул чертежный «Талмуд» в сторону. — Ну, и откуда Вы идете, если не секрет? Куда, я уже догадался.
Света сделала вторую затяжку, посмотрела на меня и негодующе изрекла:
— На что Вы намекаете, молодой человек? Маша, ты представляешь, он на что-то намекает?
— Нет, я не на что не намекаю, подумал, что-то, как-то, разговор у нас не клеится, вот и спросил для продолжения. А, если двум обворожительным блондинкам нужен кулер с водой, то он там, — я указал пальцем в угол комнаты, решив прикинуться этаким простачком. — Мне интересно, действительно, откуда идут такие две миловидные, красиво одетые дамы, несвойственного для здешней среды прелестного вида? Неужели с работы?
— Света посмотрела мне прямо в глаза:
— Откуда? Вот ещё, и причём здесь кулер? Конечно, такие молодые красивые дамы идут только с работы!
— У Вас интересная работа! — Быстро ответил я ей и осекся.
— Что значит интересная?
— Ну, я имею в виду, у Вас какая-то хорошая престижная работа, что Вы можете, так вот, как говорится, извините меня за это слово, «расфуфыренные» ходить на работу? Вот я хожу, так сказать, в строительной робе — у меня работа такая, строительная. Какая же у Вас такая, « фильдеперсовая» работа?
Света посмотрела на меня, безнадежно покачивая головой:
— С Вашей стороны очень неучтиво, молодой человек, говорить, что мы «расфуфыренные» и, как там ещё… Вы даже не представились.
— Вы, тоже.
— Но, в начале разговора Вы поняли, как нас зовут. Теперь нам важно понять, как зовут Вас, только не обманывайте, говорите настоящее имя, а не какое-нибудь там, типа, Вальдемар. — Света грозно посмотрела на меня и, ткнув локоть в край стола, подперла свою левую щеку ладонью.
— Браво! Так Вы уже всё сказали, значит я ничего не буду придумывать. Вы сами назвали моё имя — Вальдемар! Да, я — Вальдемар, мама меня звала в детстве Вальдемарчик а, папа грозно — Вальдер — знаменитый властитель!
Света с изумлением посмотрела на меня:
— Это какие-то это сказки Андерсена.
— Я вообще не могу понять, — Мария потушила сигарету в пепельнице, — что это всё реально происходит. Я что, нахожусь в каком-то другом мире, и, вокруг меня происходят галлюцинации?
— Милые девчата, Вы находитесь в реальном мире, но вокруг нас действительно происходят всякие галлюцинации. И мне кажется, корень зла в этих сигаретах «Родопи» — они явно с галлюциногеном, — шуткой я пытался разрядить обстановку.
Глянув в окно, я увидел, что подошёл сторож и зашёл в свой вагончик, специально приспособленный для сторожевой службы, а из него вышел водитель самосвала, которого почему-то звали Марком Петровичем.
— Вот и Марк вышел, поехали домой, девчата — время!
— Марк? — Девушки были изумлены, — Марк, Вальдемар… Ладно, поехали.
Они глянули в окно, услышав рёв двигателя, и заулыбались, когда у большегрузного авто вспыхнули ярким светом лупоглазые фары, зазывая в дорогу. Компания поднялась и потянулась к выходу, только Света, повернувшись ко мне, как бы невзначай накрыла своей ладонью моё запястье, и, то ли спросила, то ли сказала :
— Вы же, Вальдемар, обещали нас подвезти домой?!
Я посмотрел на неё с нежностью, которую можно было, принять за невыносимую тоску и пролепетал:
— Да-да, я обещал, что Вы не пойдёте пешком. Карета подана, мадам, осталось только уговорить Марка!
— Не «madame» а «mademoiselle»*, — ответила мне Света, щелкнув пальцами по рукаву строительной куртки, — учтите это на будущее, Вальдемарчик!