Человек сосны

commedia dell’arte




время действия: конец XVIII века
место действия: Генуя






действующие лица:
 
ПИНО
ПАНТАЛОНЕ, пенсионер
ГРАЦИАНО, пенсионер
ИЗАБЕЛЛА, балаганная актриса
БУФФЕТТО, балаганный актёр
АРЛЕКИНО, балаганный актёр
ГВАРД, белый ворон
НЕРА, чёрная кошка








Сцена 1. Комната в доме Панталоне. Входит Панталоне, с поклажей.

ПАНТАЛОНЕ. О, дом мой… отчий кров. Привет тебе, привет, давно не виделись.

Входит Грациано, с поклажей и поленом.

ГРАЦИАНО. Ещё навидаетесь, нечего гостя держать за порогом.
ПАНТАЛОНЕ. Что ж ты, Грациано, лезешь своими пыльными башмаками прямо мне в моё лирическое настроение! Сказал же: приглашу.
ГРАЦИАНО. От тебя дождёшься, как же. Да, неказисто в твоём родовом поместье площадью в одну квадратную комнату. Небось, и мебели доверять нельзя, одна труха. Хватит лирики, Панталоне, разжигай очаг, кушать будем.
ПАНТАЛОНЕ. Я забыл, как управляться с очагом.
ГРАЦИАНО. Склероз, таки, обуял.
ПАНТАЛОНЕ. Хуже: страх перед новой старой жизнью.
ГРАЦИАНО. Так и будем страшиться или уже начнём обживаться?
ПАНТАЛОНЕ. Надеюсь, ты не забыл, что мой дом для тебя временное пристанище.
ГРАЦИАНО. Временное-временное, не сомневайся, с таким занудой, как ты, я едва добрёл от работы до пенсии, а уж жить с тобой под одной крышей всё равно, что пожелать себе скоропостижной кончины. Разжигай, а я расколю полено. Где взять топор?
ПАНТАЛОНЕ. Меня здесь не было вечность, откуда мне знать. Но есть подозрение, что в кладовке есть всё, родители были такие скопидомы…
ГРАЦИАНО. Друг мой, твои родители умерли и дурацкие воспоминания их дурацкого отпрыска лично мне не нужны. Я хочу тепла, вина, еды и постели, больше мне от тебя и твоей халупы ничего не надо.
ПАНТАЛОНЕ. Временно.
ГРАЦИАНО. Хорошо, я мужчина положительный и всё необходимое при себе имею. А имею я при себе тесак. И подмети пол, что ли, смахни паутину…
ПАНТАЛОНЕ. Эй! Хорош командовать! Я – домохозяин, что хочу, то и ворочу.
ГРАЦИАНО. Панталоне, хватит трещать, делай уже хоть что-то, только молча. (Рубит тесаком полено.)
ПАНТАЛОНЕ. Хочу и говорю!
ГОЛОС ПИНО. Левее.
ГРАЦИАНО. Какая разница, Панталоне.
ПАНТАЛОНЕ. Про что речь?
ГРАЦИАНО. Какая разница, говорю, как выглядят дрова для топки.
ПАНТАЛОНЕ. Согласен.
ГРАЦИАНО. Вот оно мне нужно, твоё согласие. (Рубит тесаком полено.)
ГОЛОС ПИНО. Глухой, что ли, говорят тебе, руби левее.
ГРАЦИАНО. Панталоне, заткнись!
ПАНТАЛОНЕ. Во-первых, не ори – не дома; во-вторых, я молчу.
ГРАЦИАНО. Кто же тогда командует, как мне рубить полено?
ПАНТАЛОНЕ. О, да у тебя слуховые галлюцинации, старый пьяница.
ГРАЦИАНО. А ты… ты… Ты, Панталоне, вообще дундук.

Влетает Гвард, усаживается.

ГВАРД. Пино, ты как?
ГОЛОС ПИНО. Всё путём.
ГРАЦИАНО. Каким путём?
ПАНТАЛОНЕ. Ты про что?
ГРАЦИАНО. Ты сказал: всё путём.
ПАНТАЛОНЕ. Я сказал? Я ничего не говорил.
ГРАЦИАНО. Старый глухарь.
ПАНТАЛОНЕ. Вышвырнуть тебя на улицу, что ли…
ГРАЦИАНО. Ворона в доме не к добру.
ПАНТАЛОНЕ. Да ещё и белая.
ГВАРД. Пино, я - Гвард.
ГОЛОС ПИНО. Понял.
ГВАРД. Ты тут ничего не выдумывай, я – за подмогой, одному мне тебя отсюда не вызволить, я же ещё маленький, скоро вернусь. (Улетает.)
ПАНТАЛОНЕ. Улетел, слава богу.
ГРАЦИАНО. Мне послышалась в карканье человеческая речь.
ПАНТАЛОНЕ. Я – глухарь. А ворона – не попугай, ей нечем разговаривать.
ГОЛОС ПИНО. Так-то бы это не ворона, а ворон.
ПАНТАЛОНЕ и ГРАЦИАНО (друг другу). Откуда ты знаешь? А ты? А ты… Это не ты сказал? Не я?
ГОЛОС ПИНО. Имя ворона Гвард.
ПАНТАЛОНЕ и ГРАЦИАНО (друг другу). Откуда ты знаешь? А ты? А ты… Среди нас есть кто-то третий… Если нас двое, третьего быть не может! Нет? Нет… Нет.
ГОЛОС ПИНО. Эй, старики, это я говорил. Я - полено. Точнее, я - из полена. В смысле, в полене. А левее надо было рубить, чтоб не повредить мою черепную коробку.
ПАНТАЛОНЕ и ГРАЦИАНО (хором). Ой.
ГОЛОС ПИНО. Короче, старики, или вы уже что-нибудь делайте с поленом или верните обратно, в священную оливковую рощу, откуда так-то бы приличные люди ничего не таскают.
ПАНТАЛОНЕ. Так то ж – приличные, а мы-то вот.
ГОЛОС ПИНО. Но ежели хотите знать моё мнение, раз так уже сложилось, лучше сделайте, например, марионетку. Тут и делать-то нечего, я-то же, в принципе, уже есть.
ГРАЦИАНО. Так то ж - в принципе, а мы-то здесь.
ГОЛОС ПИНО. Слушаем сюда. Просто отколите от полена лишнее и останется гений моей красоты.
ПАНТАЛОНЕ. Мне страшно.
ГРАЦИАНО. Лучше на растопку.
ГОЛОС ПИНО. Священное дерево? Святотатцы! Кары небесной захотелось?
ГРАЦИАНО и ПАНТАЛОНЕ (хором). Ни за что.
ГОЛОС ПИНО. Приступаем к работе.
ПАНТАЛОНЕ. Да. Грациано, я тут уборкой займусь, а ты вырезай марионетку.
ГРАЦИАНО. Ладно. (Вырезает из полена марионетку.)
ПАНТАЛОНЕ. Представь! Мы исполним мою мечту. Я буду играть на шарманке, а петь и представлять акробатические номера будет Пино. У нас в семье была шарманка. И скрипка есть, и мандолина. Жаль, я не умею. Но шарманка выручит.
ГРАЦИАНО. Кто такой Пино?
ПАНТАЛОНЕ. Он, болван, он, как ты, Грациано.
ГРАЦИАНО. Да ладно, оба болвана! Как интересно… Ну-ну?
ГОЛОС ПИНО. Я отдаю свой голос против Панталоне: я называюсь Пино.
ПАНТАЛОНЕ. Почему?
ГОЛОС ПИНО. Потому что меня родила сосна, а вы – мои приёмыши. Грациано – приёмыш-отец, а ты, Панталоне, будешь мне мамой.
ПАНТАЛОНЕ. Кто? Я? Мужчина может быть только папой.
ГРАЦИАНО. Папа – в Ватикане, место отца в этом доме уже занято мной, остаёшься только ты, Панталоне.
ГОЛОС ПИНО. Ребята, в вашем возрасте уже нет разницы, кто папа, кто мама. О! Я проявляюсь. Точнее выразиться, воплощаюсь.
ПАНТАЛОНЕ. Так-то бы да…
ГРАЦИАНО. Я брак не делаю, мальчик.
ПИНО. Внимание! Вынужден предупредить. Я такой умный и много чего знающий только до тех пор, пока в полене, после освобождения из природного заточения вы будете обязаны взять на себя ответственность за моё воспитание, образование и культуру, которой я стану щеголять на людях.
ПАНТАЛОНЕ и ГРАЦИАНО (хором). Вот уж ответственностью-то нас не запугать, у нас огромный трудовой стаж на ответственных должностях и – ничего, даже в тюрьме не сидели, сами сажали…
ПИНО. Ребята… а вот и я.
ПАНТАЛОНЕ и ГРАЦИАНО (хором). Какие мы тебе ребята, сопляк! Мы тебе, родители!
ПИНО. Так-то бы у меня нет соплей, я деревянный. А, хотя может быть, смола похожа на сопли, природа.
ПАНТАЛОНЕ и ГРАЦИАНО (хором). Заткнись.
ПИНО. Я, как гражданин Италии, имею право голоса.
ПАНТАЛОНЕ и ГРАЦИАНО (хором). Мы – генуэзцы!
ПИНО. Большая разница…
ПАНТАЛОНЕ и ГРАЦИАНО (хором). Принципиальная. И ты тоже!
ПИНО. Я?
ГОЛОС ПАНТАЛОНЕ и ГРАЦИАНО (хором). Да. Ты – генуэзец, гордись!
ПИНО. Как скажете. Всё, уже горжусь. Но сосна-то и по-генуэзски: Пино.
ПАНТАЛОНЕ и ГРАЦИАНО (хором). И что?
ПИНО. Я – Пино. Имя у меня такое.
ПАНТАЛОНЕ и ГРАЦИАНО (хором). Какое?
ПИНО. Пино…
ПАНТАЛОНЕ и ГРАЦИАНО (хором). Тебя не спросили! Родителям лучше знать! Ты – не бывшее дерево, ты – будущий человек, и у тебя должны быть именины.
ПИНО. Тогда я буду Пино. В честь святого, который делал людям подарки.
ПАНТАЛОНЕ и ГРАЦИАНО (хором). Мы решим, мы, сами! А ты ещё никто и звать тебя никак. Не мешай родителям решать!
ПИНО. Ладно. Тогда, господа родители, я погуляю пока?
ПАНТАЛОНЕ и ГРАЦИАНО (хором). Пока! Пока!
ПИНО. Хорошо, что я с самого рождения умею ходить, иначе как избежать родительских ссор. А ребёнку некогда, ему нужно знакомиться с окружающей действительностью. Здравствуй, мир! (Уходит.)
ПАНТАЛОНЕ. Пино?
ГРАЦИАНО. Пино.
ПАНТАЛОНЕ. Или Пино?
ГРАЦИАНО. Или Пино.
ПАНТАЛОНЕ. Пино?
ГРАЦИАНО. Пино?
ПАНТАЛОНЕ. Или…
ГРАЦИАНО. Или.

Входит Нера.

НЕРА. Кто тут шумит без моего спроса…
ГРАЦИАНО. Это ещё кто?
ПАНТАЛОНЕ. Ой, Нера!
НЕРА. Да не может быть! Напялил маску Панталоне… да хоть сами панталоны натянул бы вместо маски, узнала бы, Джеппетто вернулся!
ПАНТАЛОНЕ. Столько лет прошло…
ГРАЦИАНО. Десятилетий.
ПАНТАЛОНЕ. Возраст можно не уточнять.
ГРАЦИАНО. Быстро же ты переквалифицировался в мамочку.
ПАНТАЛОНЕ. Попрошу без сарказма!
ГРАЦИАНО. Да ладно, я же с пониманием.
НЕРА. Ну, долго я ещё тут о тебя тереться буду безответно, погладь уже!
ПАНТАЛОНЕ. Нерочка… Конечно, это уже не та Нера…
НЕРА. Как не та? Очень даже та! Погладь, и поймёшь, я – ещё та Нера.
ГРАЦИАНО. Не отвлекайся.
ПАНТАЛОНЕ. Я должен её погладить. (Гладит Неру).
НЕРА. О, Джеппетто…
ГРАЦИАНО. Почему это ты должен?
ПАНТАЛОНЕ. Мой дом стоит на улице, которая называется «Чёрная кошка».
ГРАЦИАНО. И совсем даже не улица.
ПАНТАЛОНЕ. Ну, переулок.
ГРАЦИАНО. Я читал табличку на углу, там написано «Тупик Чёрной кошки»!
ПАНТАЛОНЕ. По-любому, Нера – хозяйка, богиня, царица. Раньше тупика-переулка-улицы.
НЕРА. О, Джеппетто… как давно меня никто не ласкал…
ГРАЦИАНО. Эта кошка готова тебе отдаться.
ПАНТАЛОНЕ. Я тоже. Жаль, я не кот.
ГРАЦИАНО. У нас – важная тема, не отвлекайся.
ПАНТАЛОНЕ. Чёрт побери, пальпация кошки подсказывает, что это та же Нера, что и тогда! Я же помню!
НЕРА. И я, и я…
ГРАЦИАНО. Я решил назвать ребёнка Пьеро.
ПАНТАЛОНЕ. Только через мой труп!
НЕРА. Чёрт, в самый пикантный момент взять и не взять! Ну, да ничего, я своё возьму, хоть и старик, а свой. Милые бранятся – только тешатся.
ПАНТАЛОНЕ и ГРАЦИАНО (хором). Хватит препираться! В семье должен быть мир! Мы должны уступать друг другу! Ты – мне! А ты – мне! Ты – мне, я тебе, и оба мне, в смысле, нам. Хорошо, пусть будет Карло. Эй, Пино, тебя звать Карло. (Друг другу, наперебой, перечисляют знаменитостей, носивших имя, особенно выделив Гоцци и Коллоди.) Где ребёнок? Куда ты смотрел? А ты! А ты! Его нигде нет. Такой шустрый Карлик, Карлуша… Он во дворе? Его могут украсть! Сломать! Сжечь! Из тебя никудышный родитель. Из тебя! Из тебя! Во двор! Бегом! Бегом… (Убегают.)
НЕРА. Да. Муж и жена – одна сатана. Не хотела бы я замуж, мяукай всю жизнь с одним и тем же… Ни за что. Значит, Джеппетто вернулся навсегда? Отлично. Уж на плошку сметаны я его всегда уломаю… заломаю!


Сцена 2. Гвард сидит у крытой повозки, на которой надпись: «Балаган Карабелла».

ГВАРД (кричит). Пино! Где тебя носит нелёгкая! Пино, пора ехать!

Входит Арлекино.

АРЛЕКИНО. Раскаркался. Где твой закадыка уже? Ехать надо.
ГВАРД. Где-где… а я знаю? Ищи.
АРЛЕКИНО. Кар-кар, мог бы уже и обучиться по-человечески, бестолочь. Вот ведь ворона, она и Пизе ворона, и в Риме, и в Генуе. Спрашивается, чего воевать. И не только ворона, и небо то же, и земля, даже люди одни и те же, все родственники, а кто-то придумал границы, которых в природе даже и не видать, и давай пулять друг в друга, а тут жизнь гастрольная, нельзя долго на одном месте тормозить, деньги платят за удивление, а тут, что ни выходной, одни и те же рожи кормить…

Входит Изабелла, в маске Коломбины.

ИЗАБЕЛЛА. О, господин! Уж вы, случайно, не Арлекино ли?
АРЛЕКИНО. Ну, вроде как-то типа того, да.
ИЗАБЕЛЛА. О, звезда знаменитого балагана «Карабелла»! Позвольте постоять рядом с вами, побеседовать, да просто подышать одним воздухом!
АРЛЕКИНО. Да ладно! Серьёзно? Легко. Ну, как?
ИЗАБЕЛЛА. Чё?
АРЛЕКИНО. Дышится как?
ИЗАБЕЛЛА. Ничё так-то бы. Чесноку с утра накушались, господин актёр?
АРЛЕКИНО. Естественно.
ИЗАБЕЛЛА. Чё естественного, за фанаток же надо тоже думать. Я вот фанатею днями и ночами, набираюсь смелости, подхожу к вожделенному объекту, а из него в ответ амбрэ, и весь завтрак как на ладони.
АРЛЕКИНО. Стоп! Слишком много информации в кучу. Давай, разгребём.
ИЗАБЕЛЛА. Давай.
АРЛЕКИНО. Разгребаем. Во-первых, как к тебе обращаться?
ИЗАБЕЛЛА. Коломбина. Разве непонятно?
АРЛЕКИНО. Если я звезда, то мне понимать недосуг, светить надо, на размышления времени не остаётся.
ИЗАБЕЛЛА. Во-вторых?
АРЛЕКИНО. Вот именно.
ИЗАБЕЛЛА. Спрашивай.
АРЛЕКИНО. Здесь чья пресс-конференция моя? Вот ты и спрашивай.

Входит Буффетто.

БУФФЕТТО. Нашёл?
АРЛЕКИНО. Чего?
БУФФЕТТО. Пино.
АРЛЕКИНО. Искал. Нету. Нигде.
БУФФЕТО. Что за чёртово создание! Никакого толку. Договорились ведь, не можешь актёрствовать, будешь марионеткой. А что такое марионетка? Марионетка - это балаганное изделие, которое живёт только когда его за верёвочки дёргают, причём, исключительно в заданном направлении. А это сосновое ничтожество смеет шляться, где ни попадя, интересоваться, чем ни попадя. Изабелла, почему ты – Коломбина?
ИЗАБЕЛЛА. В роль вхожу.
БУФФЕТТО. Молодец. Только некогда, выезжаем.
АРЛЕКИНО. Изабелла!? Ты!? Не узнал… Ну, ты даёшь!
ИЗАБЕЛЛА. Всё, что могу. Только любовь мою отдать некому, даже просто предложить попробовать…
АРЛЕКИНО. Бедная, может быть, и фиг с ней, с любовью, переходи на простые бабские отношения с мужчинами.
ИЗАБЕЛЛА. Так и сделала бы, будь я бабой, а ты мужчиной.
АРЛЕКИНО. Ну, ты не баба – это да, но как же я-то не мужчина, у меня и доказательство есть, показать могу.
ИЗАБЕЛЛА. Арлекино, я тебя умоляю, не сегодня и не сейчас.
БУФФЕТТО. Эх, с кем приходиться работать. Один болван, другой чурка, третья вообще Изабелла.
АРЛЕКИНО. Согласен, нелегко.
ИЗАБЕЛЛА. А что значит это твоё «вообще Изабелла»? Думаешь, я не слышу подтекста? Не понимаю подкола?
БУФФЕТТО (рыдает). О, планида, планида ты моя...
АРЛЕКИНО. Опять плачет. И плачет, и плачет навзрыд. Жалко.
ИЗАБЕЛЛА. Буффетто, что является причиной твоих постоянных слёз? Выскажись, полегчает.
АРЛЕКИНО. Точно, у меня так всегда.
БУФФЕТТО. Хотите поговорить об этом?
АРЛЕКИНО. Да!
ИЗАБЕЛЛА. Нет. Но надо, ты же у нас руководство, а оно должно быть здорово.
АРЛЕКИНО. Точно! А для здоровья нужен диагноз. Рассказывай!
БУФФЕТТО. Хорошо. Я сам устал от этой ноши, которая и тяготит, и тянет, и вот, похоже, настало время вытянуть. У меня всегда одна и та же причина для неподдельных страданий души и сердца: балаган. Живём и работаем, как в каком-то средневековье… А балаган реформировать надо. Понимаете? Ах, коллеги вы мои, если бы вы только могли осознать глубину необходимости новых форм… Нет, вы, простые актёры, Пиногда не руководили труппой, потому просто не можете знать, насколько назрела необходимость перемен!
ИЗАБЕЛЛА. Ах, если бы знать, если б знать. Ну, не плачь, не плачь, мой маленький…
БУФФЕТТО. Уж какой есть.
АРЛЕКИНО. А на фига перемены? Всё и так отлично. Мы с голоду не вымираем, люди хохочут, даже радуются иногда. Чего менять?
БУФФЕТТО. Всё, время вышло. Пойду, омою лицо после страданий. Изабелла, принеси полотенце, чтобы утереть мне моё заплаканное лицо. А ты, Арлекино, запрягай.
ГВАРД. Эй, а Пино!?
АРЛЕКИНО. Ворон напомнил про Пино? Что с Пино-то?
БУФФЕТТО. Изабелла, как думаешь?
ИЗАБЕЛЛА. Мне до этого поганца дела нет, ни актёр, ни кукла, ни рабочий сцены, одно слово: дерево. От него только занозы по всему телу, и сам он весь – одна сплошная заноза.
БУФФЕТТО. Что, весь?
ИЗАБЕЛЛА. О, ты знаешь, моё желание любить не знает границ.
БУФФЕТТО. Ты полегче бы, у нас других актрис нет.
ИЗАБЕЛЛА. То-то и оно! А вы не цените, не бережёте. У тебя один балаган на уме, Арлекин от меня гасится, как от прокажённой, а я здоровая девушка!
АРЛЕКИНО. Где ты здоровая, в каком месте? Изабелла, девушка, особенно женщина, должна обладать туловищем, выдающимся во всех нужных местах. 
ИЗАБЕЛЛА. А я тебе не нужник! Жаль Пино всё одно, но мне приятно. Мне нравится запах сосны, он чрезвычайно полезен для здоровья.
АРЛЕКИНО. Зато он не курит, не пьёт и даже не кушает, идеальный член коллектива.
ИЗАБЕЛЛА. Ты про кого?
АРЛЕКИНО. Про Пино, естественно.
ИЗАБЕЛЛА. Ничего естественного, двое мужчин рассуждают о третьем мужчине, в присутствии девицы!
АРЛЕКИНО. Чёрт возьми, она ещё при всём при том девица… Как в тебе совмещается столько разного всего?
ИЗАБЕЛЛА. О, я на такое способна в своей природной любвеобильности, что не приснится ни одному патологоанатому. Я же ни о чём таком не прошу, ничего запредельного, только любви и обнимашек! Можно много обнимашек и чуть-чуть любви, не возражаю.
АРЛЕКИНО. Жалко мне тебя, рад бы помочь, да обнять нечего.
ИЗАБЕЛЛА. О, я несчастная…
БУФФЕТТО. Всё! Время. Ждать не будем. Успеет – хорошо, нет – сам виноват. Эй, Гвард, догоняй.
ГВАРД. Без Пино даже не мечтай.
БУФФЕТТО. Замечательная птица, она нам очень и очень годится. За дело, коллеги! Изабелла, так и быть, но не забудь полотенце. (Уходит.)
ИЗАБЕЛЛА. Запрягай, запрягай. А я побежала!
АРЛЕКИНО. Помоги! Ты же знаешь, меня мулы не слушаются, а за тобой они вприпрыжку!
ИЗАБЕЛЛА. Некогда, мне руководство утереть надо, а это, поверь, не повозку запрягать, это даже не труд, это миссия.
АРЛЕКИНО. Ты вечно подтираешь за ним.
ИЗАБЕЛЛА. Нет, подтирают сопли, а слёзы утирают. Как хорошо быть глупым: думать нечем, но как опасно: можно схлопотать. Глупость должна быть молчаливой, Арлекино, научись тишине. В конце концов, чтобы запрягать мулов, слова не нужны. Запрягай, запрягай. (Уходит.)
ГВАРД. Может, оно и к лучшему.
АРЛЕКИНО. Нет, мулы сюда не пойдут. Что ж, опять придётся самому организовывать. Гвард, полетели.
ГВАРД. Рождённый ползать, летать не может.
АРЛЕКИНО. Всё самому приходится делать, всё сам, всё сам. (Уходит с повозкой.)
ГВАРД. Хорошо-хорошо, к лучшему. И всё же, Пино, где ты? Неужели мне, старику, опять рыскать? До чего же бестолковая марионетка, а какая была сосна! На загляденье, мудрая, красивая, священная. Спилили… Ничего святого. Эх, человек-человек, до чего ж ты безнадёжен, если гробишь святыни, бессмертия не жди.

Входит Пино.

ПИНО. Гвардик мой!
ГВАРД. Пино!
ПИНО. Я – Пино, псевдоним у меня такой, не предавай моей натуры, друг мой. Привет-привет, я так много увидел за сегодняшнее утро на земле: новые лица животных, неожиданные морды людей… То есть, наоборот. Неожиданные лица животных, новые морды людей… Нет.
ГВАРД. Они уехали.
ПИНО. А, понял! Лица людей и морды животных. Странно, что люди обижаются, когда им говоришь, что у них морда. Животным, например, всё равно, если им скажешь, что у них лицо. А что обиднее на самом деле, ещё неизвестно. И чем природа человека отличается от природы животного? Или птицы? Или насекомого? На первый взгляд, ни чем, и на второй тоже. Но люди обижаются, а остальной мир нет. Загадка природы. О, Гвард мой дорогой, мне так много ещё предстоит узнать!
ГВАРД. Зачем?
ПИНО. Надо! И хочется.
ГВАРД. Они уехали.
ПИНО. Кто?
ГВАРД. Труппа балагана «Карабелла».
ПИНО. Без меня?
ГВАРД. Точно так.
ПИНО. А я?
ГВАРД. А ты остался. Точнее, тебя оставили. Бросили.
ПИНО. Ну, конечно, кинули, как ненужную деревяшку. Это же логично. Если палка надоела или она перестала выполнять нужную функцию, её выбрасывают. Разумно. Практично. Так поступило бы любое животное. Я же и говорю, мне очень странно, почему люди обижаются, когда им говорят, что у них морда. Так просто, сделай вид, что у тебя лицо и успокойся. Выражение части организма, что располагается выше плеч, от наименования никак же не меняется. Голова, она же у всех голова, как ни назови: крыша, кость, башня, черепок, котелок, головка, горшок, будка, чердак, чан, тыква, бубен, курятник, балда, калган, гыча, балбешник, балабас…
ГВАРД. Пино, остановись! Не в том проблема, что тебя кинули, а в том, что ты станешь делать дальше.
ПИНО. Жить! Набираться ума-разума!
ГВАРД. Ты был мудрее всех людей, вместе взятых, и что тебя сгубило? Правильно, любопытство.
ПИНО. Не любопытство, Гвард, любознательность!
ГВАРД. Знать всё и обо всём невозможно. Ты говоришь о получении как можно большего количества информации, а знание оно простое и ты им владел.
ПИНО. Да, владел. Но больше не владею. Забыл, стоило родиться на свет. А хочется!
ГВАРД.  Хватит, умничать, пора возвращаться в священный бор, домой.
ПИНО. Чтобы вернуться в священный бор, как домой, нужно опять стать поленом.
ГВАРД. Не обязательно делать это «опять», можно сделать это «снова».
ПИНО. Не пудри мне мозг, ворон!
ГВАРД. А он у тебя есть? То-то, что нет.
ПИНО. Пусть нет мозга, но я не дурак, как Арлекино.

Входит Арлекино, набрасывает сеть на Гварда.

АРЛЕКИНО. Есть! Поймал. И – в мешок. Я не дурак, сосновый ты сучок. Я использовал тебя как приманку, чтобы поймать Гварда. Разве дурак способен на такое? Я даже не обижаюсь. Жалко ворона?
ПИНО. Нет.
АРЛЕКИНО. Правильно, у тебя нет сердца.
ПИНО. Зачем он тебе? Ты же не понимаешь его, для тебя его речь – карканье, не более.
АРЛЕКИНО. Лично мне он не нужен, но нашему балагану очень. Потому что даже те, кто ненавидит балаган, всё равно сбегается на площадь, чтобы поглазеть на живую белую ворону! А чем больше народу, тем больше наш гонорар, мы же находимся не на бюджете герцогской казны, как потопали – так и полопали, мы – реальные актёры, самими собой зарабатываем. Понимаешь?
ПИНО. Нет.
АРЛЕКИНО. Ну, и кто из нас дурак?
ПИНО. Сейчас я.
АРЛЕКИНО. И ныне, и присно, и вовеки веков.
ПИНО. Нет.
АРЛЕКИНО. Амэн.
ПИНО. Нет!
АРЛЕКИНО. Поздно, я первый сказал, а первое слово дороже второго. Всё, счастливо оставаться, меня балаган ждёт!
ПИНО. Не тебя, а Гварда.
АРЛЕКИНО. Ну, да, и меня тоже.
ПИНО. И не балаган тебя ждёт, а мулы.
АРЛЕКИНО. Нет, они любят Изабеллу.
ПИНО. Изабелла просила руководство, чтобы меня оставили?
АРЛЕКИНО. Нет. Пино, ты Пиному не нужен. Разве, что в холодную ночь, на растопку гастрольного костра! Обиделся?
ПИНО. Нет. Я не умею обижаться, тем более на разумную мысль.
АРЛЕКИНО. Хоть ты и чурка, но парень хороший. Жаль мне тебя. Желаю тебе.
ПИНО. Чего?
АРЛЕКИНО. Всего.
ПИНО. Чего всего?
АРЛЕКИНО. Чего сам желаешь. Бывай! (Уходит.)
ПИНО. А я? Ни балагана, ни ворона… А я-то хотя бы есть ли, нет ли? Что же делать. Гвард сказал, пора возвращаться домой, а он глупости не посоветует. Я успел ему возразить, что для священного бора я уже не гожусь, значит, она не мой дом. Моя колыбель – это да, пусть так. Но мой дом не там. Где же мой дом? Не знаю. Как же не знаешь, сосновая твоя голова! Дом Панталоне! Там и доктор Грациано был. Папа, мама, мама, папа. Тогда они меня любили. Любили? А вдруг!? Здесь-то меня точно никто не любит. И уведомили, что я Пиному не нужен. Да-да, Арлекин так и сказал: Пино, ты Пиному не нужен. А вдруг я нужен маме, папе, папе, маме… вдруг. И пусть они учат меня уму-разуму, я же не виноват, что тогда потерялся со двора. Может быть, и виноват. Не знаю. Так у них и надо спросить. Пино, иди в Геную! Где она? В какой стороне… Найду. О, пусть я без мозгов, зато я всегда такой находчивый! О, Генуя, я - к тебе!!!


Сцена 3. Комната в доме Панталоне. Нера просыпается.

НЕРА. Спать я могу долго и часто, но кушать-то надо же тоже. Джеппетто, о, Джеппетто, я изнемогаю без сметаны… Он идёт! Он пришёл, кормилец моей любви и нежности… заласкаю!

Входит Панталоне.

ПАНТАЛОНЕ. А ты, Нера, уже на пороге. На меня или на сметану делаешь стойку? На сметану, мурлыка, на сметану. Но сметаны нет. И больше не будет. Сломалась шарманка и ремонту не подлежит. Всё, чернушка ты моя, теперь у нас совсем тупик. Но молока я тебе принёс. Лакай, красавица. Ты-то не пропадёшь, найдёшь чем поживиться.

Из кладовки выходит Грациано.

ГРАЦИАНО. А, композитор. Привет.
ПАНТАЛОНЕ. Опять напился! Как же ты мне надоел, весь дом провонял…
ГРАЦИАНО. Хочешь новость? Мы, с тобой, больше не пенсионеры. Старики – это да, заслуженные – это даже очень, может быть, даже почтенные для кого-то, но денежного эквивалента нашему вкладу в трудовое обеспечение процветания его светлости герцога отныне – ни гроша. Я получил уведомление. Тебе пришёл такой же конверт, что там, не знаю, но уверен, то же самое, хозяин-то у нас один, альтернативы, собственно, Пиногда и не было. Письмо на столе, вместо хлеба.
ПАНТАЛОНЕ. Опять ты пьян. Пьянство твоё – вот, что у нас вместо хлеба. Конверт вскрыт?
ГРАЦИАНО. Не может быть? Я не при чём, это твоя чёрная любимица, конечно, с голодухи, изорвала. Чёрные кошки не к добру даже когда дорогу перебегают, а у нас она просто живёт, с утра до ночи и до утра, бегает по дому… И вообще, жить в Тупике Чёрной кошки – это тупое самоубийство…
ПАНТАЛОНЕ (прочитав письмо). Да, отказ в пенсии. Нера виновата? Дом? Почтовый адрес? Убирайся! Ты попросил гостеприимства на пару-тройку дней, а занимаешь жилплощадь целый год!
ГРАЦИАНО. Не занимаю площадь, а живу! И главное, Панталоне, я здесь прописан. У меня и документ есть. И у тебя тоже.
ПАНТАЛОНЕ. Как дальше жить… на что!?
ГРАЦИАНО. А что? Эй, где шарманка?
ПАНТАЛОНЕ. На свалке.
ГРАЦИАНО. Сломалась окончательно?
ПАНТАЛОНЕ. Безвозвратно.
ГРАЦИАНО. Как страшно жить… Возьмись уже за обучение на скрипке. Зря только валяется в кладовке.
ПАНТАЛОНЕ. Неспособен я! Говорил же. Дед играл, отец пиликал, а я могу только на шарманке ручку крутить.
ГРАЦИАНО. Покрутили… А скрипку надо продать.
ПАНТАЛОНЕ. Облом. Полный. Во всём. Остаётся одно: молиться.
ГРАЦИАНО. О, да, молитва - верный заработок, ничего не скажешь и ничего не возразишь. У меня есть несколько мелких заказов, да руки устали… 
ПАНТАЛОНЕ. Они у тебя дрожат от пьянства!
ГРАЦИАНО. Не ори, сам знаю. Ничего, похмелюсь и отправлюсь на трудовой подвиг. А ты хватит сидеть, иди молись, если больше ни на что не способен.
ПАНТАЛОНЕ. С утра начну.
ГРАЦИАНО. В понедельник?
ПАНТАЛОНЕ. С первого числа.
ГРАЦИАНО. Ну, да, ещё есть на что перебиваться…
ПАНТАЛОНЕ. На пьянство средств уже нет.
НЕРА. Одно и то же, изо дня в день. А не соснуть ли мне. Пожалуй. (Уходит.)
ПАНТАЛОНЕ. Да-да, молотим одно и то же, даже кошке надоело. Пошла…
ГРАЦИАНО. Я не пьяница! Я просто заполняю паузу между трудовыми сменами. А что ещё делать, не книжки же читать, которые ещё купить надо на какие-то деньги. И толку в них ровным счётом никакого. Как-то попробовал, гляжу в книгу и вдруг вижу фигу. И никакая докторская степень учёности не помогает, даже почётная. Ты чего бормочешь? Эй, Панталоне! Ты с ума сбрендил?
ПАНТАЛОНЕ. Вспоминал молитву, вдруг придётся к священнику идти за текстом, а он даром ничего не делает.
ГРАЦИАНО. Надеюсь, вспомнил текст?
ПАНТАЛОНЕ. Как ни странно.
ГРАЦИАНО. А раз вспомнил, значит, помолился.
ПАНТАЛОНЕ. Причём, мурлыканье Неры помогло. Детство напомнило, я на мгновение там оказался и вспомнил. Ох, как мать вбивала в меня знание Закона Божьего, не приведи кому Господь…
ГРАЦИАНО. А в меня вбивал отец, лично. Панталоне, ты же заведовал стулом самого столоначальника в канцелярии герцога, может, податься в мебельщики или даже краснодеревщики? Ты же за начальПином не горшки выносил.
ПАНТАЛОНЕ. Если честно, то если бы я выносил за ним горшки, то от меня было бы больше пользы, а в мебели я разбирался лучше.
ГРАЦИАНО. Хотя бы честно.
ПАНТАЛОНЕ. А если нам организовать строительно-ремонтную бригаду по благоустройству жителей Генуэзской республики? Ты же специалист по полам, доктор наук!
ГРАЦИАНО. Возраст, друг мой, возраст. Ни один житель не верит, что половой пенсионер, пусть даже и республиканского значения, в состоянии покрыть хотя бы прихожую.
ПАНТАЛОНЕ. Или хотя бы по благоустройству домашних животных?
ГРАЦИАНО. Я думал над этим вопросом. Сочинил даже название такой бригады: «Евроремонт для всех слоёв населения, включая крупный рогатый скот». И как-то, было, даже сунулся с предложением услуг. Удивительно, но отказали. Не помогла даже почётная грамота, удостоверяющая моё личное качество от самого герцога.
ПАНТАЛОНЕ. Может быть, название длинновато?
ГРАЦИАНО. Скорее, возраст. Люди теперь не доверяют старикам.
ПАНТАЛОНЕ. Признаться, правильно делают. Жизнь вокруг вон какая тяжёлая, а кто за это отвечает? Мы – старики. Ведь сами же всем говорим, что раньше жизненный уровень был качественно выше, жили мы радостно и прекрасно. А поглядеть вокруг – что видишь? То-то.
ГРАЦИАНО. Не надо было врать.
ПАНТАЛОНЕ. Не надо было понижать уровень.
ГРАЦИАНО. Нет, Панталоне, ты заблуждаешься, не могли мы понизить уровень жизни, ниже-то было некуда.
ПАНТАЛОНЕ. Как только молодёжь докопала яму до дна, оттуда постучали старики.
ГРАЦИАНО. Ага, и обвинили молодёжь, что она копает не туда, не то и не тем. А чем тем, объяснить не можем, мало, что не знали, так ещё и забыли, у кого склероз, у кого старческое слабоумие. Мне ли, почётному доктору, не знать правильного диагноза.
ПАНТАЛОНЕ. Покушать надо, доктор. Хотя на ярмарке кое-что перепало вместо монеток, но всё же. Видимо, нервное истощение, надо подкрепиться.
ГРАЦИАНО. И – по маленькой. По глоточку!
ПАНТАЛОНЕ. Грациано, ты неисправим!
ГРАЦИАНО. Я не игрушка, чтобы взять и переделать…

Входит Пино.

ПИНО. А вот и я. Привет-привет, привет!
ГРАЦИАНО. Что за наглость…
ПАНТАЛОНЕ. Что-то неуловимое…
ПИНО. Я – Пино! Ваш сын.
ГРАЦИАНО. Я, конечно, доктор, но вдруг так жаль, что не врач.
ПАНТАЛОНЕ. Сын… сын…
ПИНО. Вы не хотите меня узнать. Зря вернулся. Здесь меня тоже никто не любит, не ждёт. Теперь я окончательно Пиному не нужен.
ПАНТАЛОНЕ. Бог мой, Грациано, не может быть…
ГРАЦИАНО. Конечно, не может, я, может быть, и бог, но не твой, Панталоне.
ПАНТАЛОНЕ. Это же наш Карло!
ГРАЦИАНО. Что за фигня… Чёрт, марионетка же!
ПАНТАЛОНЕ. Мальчик мой! Сыночек! Прости не узнал сразу…
ПИНО. Мама…
ГРАЦИАНО. Да, материнское сердце не проведёшь.
ПИНО. Папа…
ГРАЦИАНО. Ну, типа того. Здорово, пацан.
ПАНТАЛОНЕ. Карлушка мой, Карлик… О, Господи, благодарю, ты услышал мою молитву!
ГРАЦИАНО. Был бы голый, влёт узнал бы, а в одежде, как человек.
ПИНО. Я так рад… так рад… рад-рад…
ГРАЦИАНО. А чего это ты, мать, насчёт молитвы бормотал, ты, разве, не денежного довольствия просил?
ПАНТАЛОНЕ. Естественно. И вот оно!
ГРАЦИАНО. Если я немедленно не выпью, мне придёт капец.
ПАНТАЛОНЕ. Выпей, отец! Выпей за нашу дружную семью! И мне налей.
ГРАЦИАНО. Всё, я рехнулся.
ПАНТАЛОНЕ. Корчага – под полом.
ГРАЦИАНО. Так вот, где ты прятал от меня живительную влагу!
ПАНТАЛОНЕ. Сынок, кушать будешь?
ПИНО. Я же Пино, мама!
ПАНТАЛОНЕ. Отлично, так я и думал. Не хлещи из горла, доктор, люди пьют из кружки.
ГРАЦИАНО. Ой, да как скажете, просто столько драгоценного времени уходит на всякие церемонии. (Наливает вино.)
ПАНТАЛОНЕ. Гигиена прежде всего!
ГРАЦИАНО. Я здоров!
ПАНТАЛОНЕ. И здоров просто заразительно. Малыш, чего ты сейчас больше всего хочешь?
ПИНО. Свой угол.
ПАНТАЛОНЕ. Определимся, не сомневайся.
ГРАЦИАНО. Ну, за здоровье.
ПАНТАЛОНЕ. Амэн.
ПИНО. Вы даже не спросите, где я был всё это время, как жил?
ГРАЦИАНО. Ох, хорошо-то как!
ПИНО. По-всякому, папа. Я столько всего навидался…
ГРАЦИАНО. Удивительно, как деревяшка может что-то видеть, и вообще жить. Чудо.
ПАНТАЛОНЕ. Отличное вино. Именно, что чудо. Во всех смыслах! На полную катушку! Какая разница, что с тобой было, где и как, ведь оно произошло без нас. А теперь ты здесь, с нами.
ГРАЦИАНО. Примешься объяснять или лучше ещё примем?
ПАНТАЛОНЕ. Потом. Объявляю пятиминутку трезвости. И не спорить!
ГРАЦИАНО. Пять, пять минут – это много или мало… Это пропасть времени.
ПАНТАЛОНЕ. Решается вопрос благосостояния, а также возможное процветание нашей семьи.
ГРАЦИАНО. Панталоша, время пошло.
ПАНТАЛОНЕ. Не гони, старик, не кучер. Итак, Карло, ты окончательно вернулся?
ПИНО. Да.
ПАНТАЛОНЕ. Зачем?
ПИНО. Чтобы получать советы, перенимать ваш жизненный опыт…
ПАНТАЛОНЕ. Вот!
ГРАЦИАНО. Правильный мальчик получился.
ПАНТАЛОНЕ. Но разве могут родители дать ребёнку всё, что они обязаны и что могли бы, от всей души и от всего сердца, если они прозябают в голоде и холоде, проще говоря, в полной нищете.
ГРАЦИАНО. Причём, без просвета.
ПАНТАЛОНЕ. Тебе нас жалко?
ПИНО. Нет.
ГРАЦИАНО. Ничего себе, дитё!
ПИНО. Если вы в нищете, значит, ваш жизненный опыт никуда не годится, и он мне не нужен.
ГРАЦИАНО. Какой-то неправильный мальчик получился.
ПАНТАЛОНЕ. И всё же ты пришёл, а мы твоя семья, верно?
ПИНО. Верно. Кроме того, я не Карло. Моё имя Пино.
ГРАЦИАНО. Щенок, родителям лучше знать, кто ты, тем более, как тебя звать, потому что это мы тебе дали имя!
ПИНО. Я – щенок?
ГРАЦИАНО. Цуцик!
ПИНО. Но родителями щенка могут быть только собаки, а вы же люди.
ГРАЦИАНО. Эх, выпороть бы тебя, да толку-то колотить по дереву.
ПАНТАЛОНЕ. Сынок, мы – не собаки, мы – люди. И как всякие человеческие родители надеемся, что в нашей глубокой старости ты станешь нам надеждой и опорой.
ГРАЦИАНО. Стаканчик вина хоть будет кому поднести…
ПИНО. Зачем мне это?
ПАНТАЛОНЕ. Так заведено среди людей, а ты же человек?
ПИНО. Не уверен. И не то, чтобы да, и не то, чтобы нет…
ПАНТАЛОНЕ. Но хочешь стать человеком?
ПИНО. Скорее, да, чем нет.
ПАНТАЛОНЕ. Отец, принеси-ка верёвку, в кладовке. Грациано! Ты меня слышишь?
ГРАЦИАНО. Я возражаю против такого тона обращения к законной прописке…
ПАНТАЛОНЕ. Получишь ещё одну корчагу вина, только живо!
ГРАЦИАНО. Никаких претензий! (Убегает в кладовку.)
ПИНО. Зачем тебе верёвку?
ПАНТАЛОНЕ. Бельё после стирки, чтобы просушить, надо во дворе развесить, что возможно только путём повешения через верёвку.
ПИНО. А я уж было подумал, что для меня. Я же внешне похож на марионетку, и всем почему-то хочется обязательно привязать меня, чтобы управлять.
ПАНТАЛОНЕ. Какие сволочи.

Входит Грациано, с верёвкой.

ГРАЦИАНО. Прошу, хозяйка. Но в обмен на обещанное.
ПАНТАЛОНЕ. Ага, сейчас, только разбегусь. (Бьёт Грациано.)
ГРАЦИАНО. Ах, я умираю.
ПАНТАЛОНЕ (берёт верёвку). Такие так запросто не умирают, они проживают долго и нудно. (Связывает Пино.)
ПИНО. Нет! Мама, не смей! Я свободный человек! Меня нельзя сажать на верёвку! Я же не за тем вернулся домой…
ПАНТАЛОНЕ. Не верещи! Начнём с того, что ты не человек. Зачем вернулся, ты нас уже оповестил. И ты получишь искомое. Но за всё надо платить, особенно за воспитание в частности и образование вообще. Гарантирую, и то, и другое ты получишь сполна. А на привязи ты будешь до тех пор, пока не станешь человеком! Ну, или правильной послушной марионеткой. Содержаться будешь в кладовке. По воскресным и праздничным дням мы будем водить тебя на ярмарку. Будешь ты петь или плясать, или произносить какие-то мудрые тексты, которыми я тебя обеспечу, неважно. За одно только то, что ты живая деревянная кукла, нам будут бросать монеты. Так ты вызволишь маму с папой из нищеты. А дальше посмотрим. Уж поверь, я непременно придумаю что-нибудь этакое, чего нигде и Пиногда не бывало.
ПИНО. Я не хочу!
ПАНТАЛОНЕ. Я тоже. А что поделаешь, такова жизнь. В кладовку, сынок, в кладовку! Вперёд! (Уводит Пино в кладовку.)
ГРАЦИАНО. Какой поворот… Какой изворотливый мозг! Вот он жизненный опыт, столько лет трудового стажа при дворе его светлости даром не проходят. Ай да Панталоне, ай, да паршивец. Что ж, неужели я всё пропил? Пустая голова! (Срывает маску.) Нет-нет, я тоже должен внести мою лепту, иначе быть мне не только битым, но и вышвырнутым на свалку. О, я стану самым лучшим отцом на свете и самым примерным мужем… Хм, ну, тут не всё так однозначно, но всё решаемо. Ой, я сорвал маску? Не заметил. То-то показалось, что как-то легко и ясно. Думай же, ум мой, думай, подключай уже мозг, хватит блуждать по извилистым тропам сознания, выходи на столбовую дорогу, с генеральной линией прозрения, соображай… сделайся ценным членом сообщества семьи… Есть! Эврика. Уф… Без маски? Без маски! Маска мешала мне думать. Маска склоняла меня к пьянству. Маска, во всех моих грехах виновна маска. Интересно, как я выгляжу без неё… Свет мой, зеркальце, скажи… да всю правду доложи… Ой, страшно как, вдруг там ужас… Нет, не могу. Не стану. Спасибо за недолгое облегчение и подсказку, но без маски я – не доктор Грациано, я… я… кто я? Даже не помню, как меня зовут. Нет-нет, сомнения – в прошлое, маску – на лицо, и живи, как все, доктор Грациано. Уж как-нибудь доживи. (Глядится в зеркало.)

Входит Панталоне.

ПАНТАЛОНЕ. Ты всё понял, Грациано?
ГРАЦИАНО. И понял, и восхитился. Ты надёжно привязал пацана?
ПАНТАЛОНЕ. Не сомневайся.
ГРАЦИАНО. Всё верно. Со всем согласен. Но ко всему вышесказанному и прежде сделанному у меня есть одно существенное дополнение. Карло у нас симпатичный малец вышел, за верхнюю половину туловища-то я отвечаю. А за красоту люди не платят, она их обижает, унижает, просто бесит. А вот за показ уродства, за то, что страшнее их, они готовы раскошелиться, вроде, как из любви к человеку. А разве можно любить уродство? Зато уродству можно радоваться, что сам не такой.
ПАНТАЛОНЕ. Разумно. И?
ГРАЦИАНО. Карло надо сделать хирургическую операцию. Не гнуть и ломать, абы как, а так, чтобы и ходил сам, и трудился, но выглядел бы урождённым инвалидом.
ПАНТАЛОНЕ. Эврика! Оказывается, ты способен и на неё? Ай да Грациано, такой молодец. Жалко ребёнка, но он наш, мы его произвели на свет из полена, соответственно, мы и решаем, каким ему быть, исходя из собственного видения и размышления. Нечего тянуть, пошли.
ГРАЦИАНО. В кдадовке темно, веди его сюда, а я приготовлю инструмент.
ПАНТАЛОНЕ. Слушаю и повинуюсь, о, мужчина! (Уходит в кладовку.)
ГРАЦИАНО. Самое главное внешность, которую надо постоянно править, периодически подправлять и, может быть, видоизменять. Чтоб стоя перед зеркалом в конце жизни, не умереть от скуки однообразия. (Достаёт столярные инструменты.) Молоток, рубанок…
 
Входит Панталоне, с Пино на верёвке.

ПАНТАЛОНЕ. А вот и мы, папочка.
ГРАЦИАНО. Будешь ассистировать, Панталоне.
ПАНТАЛОНЕ. Да, конечно.
ПИНО. Что вы делаете?
ПАНТАЛОНЕ. Не обращай внимания, сынок, косметический ремонт.
ГРАЦИАНО. Ребёнку всё равно, а родителям на пользу. Нужна анестезия.
ПАНТАЛОНЕ. Он же дерево.
ГРАЦИАНО. Не ему, мне. Я же переживаю. Рекомендую присоединиться.
ПАНТАЛОНЕ. Солидарен. (Наливает вино.)
ПИНО. Вы хотите что-то сделать со мной?
ГРАЦИАНО. И с тобой, и с собой. Появление в семье ребёнка в корне меняет жизнь всей семьи.
ПАНТАЛОНЕ. Ну? Вздрогнули.
ГРАЦИАНО. Ещё как. Такая ответственность – это родительство, прямо жуть. Итак?
ПАНТАЛОНЕ. Принимаемся за психофизическую хирургию, мой ангел. Воспитание ребёнка состоит гнёта, ломки, приколачивания и прочая, прочая, прочая.
ГРАЦИАНО и ПАНТАЛОНЕ (хором). Приступаем. (Переделывают Пино.)
ГРАЦИАНО. Готово, кажется. Готово ли… Готово. Как?
ПАНТАЛОНЕ. По-моему, задуманное удалось. А ну, Карло, встань.
ГРАЦИАНО. Самостоятельный ты наш.
ПИНО. Покажите мне меня.
ПАНТАЛОНЕ. Отец, принеси зеркало.
ГРАЦИАНО. Мать, сама принеси. Сынок, походи, подвигайся. Не жмёт, не трёт?
ПИНО. Нормально.
ПАНТАЛОНЕ (подносит зеркало). Жаль, маловато зеркальце, общее впечатление не получишь. Мне нравится. Свежо, остро, по-новому.
ПИНО. Интересно. Эх, увидеть бы всё сразу.
ПАНТАЛОНЕ. Устроим.
ГРАЦИАНО. Это вам, ребята, не Микеланджело какой-нибудь или Буонаротти, тут всё свёрстано не по лекалу с канонами, а исходя из практической необходимости плюс привлекательность необыкновенной исключительности.
ПАНТАЛОНЕ. Выставить бы в каком-нибудь храме или во дворце, вот был бы эффект и выручка!
ПИНО. А дальше что?
ГРАЦИАНО. Мать, надо обмыть произведение, иначе рассохнется – таков кодекс строителя. Где там вторая корчажка?
ПАНТАЛОНЕ. Нет её и не было, пошутила к месту.
ПИНО. Так что же дальше?
ПАНТАЛОНЕ (привязывает Пино). Мы с твоим отцом сходим в таверну, покушаем, в конце концов, а ты привыкай жить дома, на привязи.
ГРАЦИАНО. Всё, сынок, ты своё отгулял.
ПИНО. Как на привязи, я же не собака…
ПАНТАЛОНЕ. Ты лучше. Доктор Грациано, прошу на выход.
ПИНО. Я не хочу на привязи!
ГРАЦИАНО. Заткнись. Учись быть послушным и вежливым. Всё, баста. Уходим.
ПАНТАЛОНЕ. А что, по-моему, жизнь прекрасна, нет? (Уходит.)
ГРАЦИАНО. Одно ясно, всё у нас будет хорошо. (Уходит.)
ПИНО. Ладно. Когда хорошо и прекрасно – это всегда здорово.

Входит Нера.

НЕРА. О! Ты что?
ПИНО. Привет, кошка. Я – Пино. Хотя родители называют меня Карло. Сосновый человек я.
НЕРА. Человек? Ты уверен?
ПИНО. Нет, но мне хочется быть человеком.
НЕРА. Чтобы быть, надо стать. Я – Нера, это моя территория, и, если бы ты был животным, я тебя прогнала бы. Но ты не живое, так что, будь.

Влетает Гвард.

ГВАРД. Пино! Где ты?
ПИНО. Гвард! Дорогой мой! Вот же я!
ГВАРД. Пино!? Ты!? Что с тобой сделалось…
ПИНО. Меня преобразовали мама с папой.
ГВАРД. Кто!? Ах, эти маски, Панталоне с Грациано. Они нелюди! Такое сотворить с божьей тварью… Ещё и привязан!?
ПИНО. Да ладно, не сердись, как сказал бы Арлекино, всё путём.
ГВАРД. Я тебя развяжу. (Развязывает.)
НЕРА. Ворона, не тронь, не твоё.
ГВАРД. Никто Пиного не смеет связывать.
НЕРА. Эй, птица! Я не поняла, ты в корень обурела, что ли. Или меня здесь, типа,  не стояло?
ГВАРД. Кошка, не мешай.
НЕРА. Охрендеть! Ты с кем так гадко себя ведёшь, курица небесная! А ну, хромай отсюда своими крылышками, бяк-бяк-бяк-бяк, чтоб я тебя больше не лицезрела нигде, как в принципе, так и в окружающей природе.
ГВАРД. С ума сойти. Наглая животина, ты хоть понимаешь, на кого тянешь?
НЕРА. Ой, интересненько, и на кого же!
ГВАРД. Я – Гвард, ворон священного бора.
НЕРА. Ой, боюсь-боюсь-боюсь, забоялася.
ПИНО. Ребята, не надо ссориться, пожалуйста.
НЕРА. Тебя не спросили.
ПИНО. Меня никто Пиногда ни о чём не спрашивает.
НЕРА. Ну, так и не встревай, живее будешь.
ПИНО. Живее буду? Интересное правило.
НЕРА. Я тебя и не такому обучу. А ты, блондинчик, вали отсюда, не-то как цапну!
ГВАРД. Не понимает по-хорошему. Что ж, естественный отбор диктует. (Клюёт Неру в голову.)
НЕРА. Ай! (Падает в обморок.)
ПИНО. Гвард, ты её убил?
ГВАРД. Нет, конечно, священным тварям, как мы с тобой, убивать нельзя. Просто оглушил, чтобы не мешала разговаривать.
ПИНО. Красивая. Как сказал бы Арлекино, классная тёлка.
ГВАРД. Это кошка, а не тёлка. И забудь ты Арлекино. Надо понять, что с тобой!

Вбегают Панталоне и Грациано.

ГРАЦИАНО. Белая ворона! Я же говорил!?
ПАНТАЛОНЕ. Она украдёт сына! Гоним её! Гоним! (Машет на Гварда курткой.)
ГРАЦИАНО. Ради ребёнка, орла не побоюсь! (Кидает в Гварда предметы.)
ПИНО. Гвард, лети! Они не священные твари, они могут убить!
ГВАРД. Я не брошу тебя! Я рядом! (Улетает.)
ГРАЦИАНО. Панталоне, прячь Карло в кладовку! А я погоню ворону со двора! (Убегает.)
ПАНТАЛОНЕ. Карло! Как эта подлая птица посмела только развязать тебя? Ты, конечно, сопротивлялся.
ПИНО. Нет. А зачем?
ПАНТАЛОНЕ. А затем, что папа с мамой велели тебе быть на привязи. (Связывает Пино.) О, Грациано, ты настоящий мужчина. Эх, жаль, я не женщина, вышла бы замуж, не раздумывая. Вот так, с верёвкой в кладовке и пребудешь отныне. Эй, Нера, ты жива или притворяешься?
НЕРА. Еле-еле душа в теле.
ПАНТАЛОНЕ. Вот и хорошо, сама справишься. Карло, в кладовку шагом марш!
ПИНО. Пожалуйста.
ПАНТАЛОНЕ. Спасибо. (Уводит Пино в кладовку.)
НЕРА. Я чуть не умерла, а всем не до меня! Какой вокруг торжествует дикий, необузданный эгоизм, просто ни в какие ворота.

Входит Панталоне, запирает кладовку.

ПАНТАЛОНЕ. Надо же, чуть не потеряли ребёнка. Как ты, Нера?
НЕРА. Как-ка, как раненная в голову, как…
ПАНТАЛОНЕ. Иди, я тебя приласкаю…
НЕРА. Что! За блюдце молока я должна доставлять тебе удовольствие? Ещё чего. Вот поставишь плошку сметаны, тогда проси. А сейчас пошли вы все, мне боевые раны теперь зализывать и зализывать. (Уходит.)

Входит Грациано.

ГРАЦИАНО. Прогнал со двора. Красивая птица, но такая вредная. И каркает, главное дело, как будто права, что чуть не ограбила честных граждан в их собственном доме.
ПАНТАЛОНЕ. Всё-таки, красота – это такой невоспитанный сволочизм, то ли дело мы, обыкновенные люди, сама прелесть, что за народ.
ГРАЦИАНО. Как ребёнок?
ПАНТАЛОНЕ. Нормально. Ему всё едино, дерево – самый лучший материал для производства детей.
ГРАЦИАНО. Запри кладовку.
ПАНТАЛОНЕ. Уже.
ГРАЦИАНО. Ну, тогда чего ж мы стоит? Пошли.
ПАНТАЛОНЕ. Слышишь?
ГРАЦИАНО. Кто-то играет…
ПАНТАЛОНЕ. Это же скрипка, нет?
ГРАЦИАНО. По-моему, да.
ПАНТАЛОНЕ. Карло!? (Распахивает дверь кладовки.) Это Карло играет!
ГРАЦИАНО. Не может быть… И ведь прилично пиляет! На верёвочке, смирно… Ласковый ты наш, ненаглядный… Мило так, чистенько!
ПАНТАЛОНЕ. Хо-хо! Папочка! У нас не просто урод, урод на скрипке! Вот это деньги… вот это состояние… вот это жизнь! К чёрту таверну, Грациано, идём в кабак! Здесь есть, что праздновать!
ГРАЦИАНО. Не забудь запереть дверь.
ПАНТАЛОНЕ. Уже. Вот уж я помолился так помолился. И никакого ремесла не надо, если Бог к тебе благосклонен. Первый же концерт предложим священнику, отблагодарим Всевышнего за столь бесценный дар.
ГРАЦИАНО. Амэн.
ПАНТАЛОНЕ. Ах, как играет, ох, как играет! Откуда в нём это, не то, что школы, элементарных навыков нет. Я же почему задержался в кладовке. Завожу парня, а он, мол, что это? Он даже не знал названия величайшего изобретения человечества. Скрипка, говорю, и показываю принцип игры. Он тут же – хвать и, не поверишь, попросил разрешения поскрипеть. О, бесценный дар неба! Конечно, ещё много работы, но мы его сделаем, нашего Карло. И будет у нас в семье свой Антонио Бертали! Помнишь, Грациано? О, это был скрипач. И композитор, надо признать, очень даже. На радость всей Генуе. Взял и уехал насовсем в Вену. С одной стороны, вроде бы предатель родины, а с другой – прав, столица настоящей музыки всё же там. Ничего, наш Карло займёт его место, восполнит пробел…
ГРАЦИАНО. Вспомнил.
ПАНТАЛОНЕ. Ну, ещё бы, Антонио Бертали…
ГРАЦИАНО. Нет, не его, имя моё собственное вспомнил. Случайно сорвал маску и так нахлынула автобиография, что хоть вой, а имя моё вспомнить не мог. Антонио! Меня зовут Антонио. Антонио Паганини.
ПАНТАЛОНЕ. Звали, Грациано, звали. Человеку следует скрывать имя данное при рождении, чтобы дьявол его не узнал и не погубил.
ГРАЦИАНО. Да-да, конечно, хоть это и антинаучно, но лучше своё имя не помнить, а всего вернее не знать вовсе.
ПАНТАЛОНЕ. Да, друг мой, мы – маски, и потому вечны.
ГРАЦИАНО. А как твоё имя?
ПАНТАЛОНЕ. Неважно.
ГРАЦИАНО. Забыл?
ПАНТАЛОНЕ. Нет, помню. И Пиногда не забывал. Потому и выгляжу старше моего возраста, такая это ноша. Нера, мне кажется, всякий раз мурлычет его.
ГРАЦИАНО. Идём, Панталоне, в кабак. Там и жизнь не движется, и музыка по ранжиру, наша: гопца-умца-дримцаца. (Уходит с Панталоне.)


Сцена 4. Пино играет на скрипке во тьме кладовки. Из-под пола выбирается Нера.

ПИНО. Как тебе мелодия?
НЕРА. О, Пино, это не мелодия, это музыка. Поверь, я тяну лямку уже бог знает какой по счёту из моих жизней, но ничего волнительнее не слыхала, а в этом доме бывали музыканты, даже сам Антонио Бертали захаживал. 
ПИНО. Зачем мне это? За что?
НЕРА. Тебе же нравится…
ПИНО. Уже нет. Прежде, чем приступить к инструменту, нужно заставить себя сделать это. Извлечь первые звуки – ещё куда ни шло, покуда свеж и бодр. Но чем дальше, тем тяжелее и отвратительнее собственная игра. Не игра даже, работа. Приходят какие-то звуки, тона, фразы… Откуда? Почему? Я – дерево, у меня есть какая-то логика проживания, свойственная нам, соснам. Конечно, скрипки – тоже часть сосновой жизни, их делают из нас. Наверное, мы в состоянии предложить людям то звучание, что отвечает их потребностям, и души, и тела, и духа. Но звук извлекают люди. Я могу быть скрипкой, но не скрипачом!
НЕРА. Свеж и бодр? Ты так сказал о себе.
ПИНО. Ну, да, и что.
НЕРА. Разве дерево может ощущать свежесть и бодрость?
ПИНО. Наверное. Не знаю. Меня воспитывают не деревья, а люди.
НЕРА. Видишь ли, я вижу то, что не все замечают.
ПИНО. Во мне?
НЕРА. В частности и в тебе. Ответишь на мои вопросы?
ПИНО. Конечно.
НЕРА. В твоём животе есть какие-либо звуки?
ПИНО. Откуда ты знаешь. Да, недавно послышалось. С каждым днём всё громче. Как твоё урчание, когда ты слушаешь музыку.
НЕРА. А во рту чувствуешь влагу?
ПИНО. Да… да-да.
НЕРА. Здесь, в кладовке нет окна и воздух почти не поступает.
ПИНО. До вчерашнего дня меня это не занимало. Теперь же мне хочется света, ветерка. Я умираю? Не говори! Я сам уже догадался. Умираю. Возможно, мне ещё жить бы да жить, но музыка могущественнее моей природы, чтобы самой набраться мощи, она отбирает силы у меня. Она владеет мной, питается моими соками… уничтожает!
НЕРА. И ты перестал быть равнодушным к смерти и тебе хочется жить?
ПИНО. Да! Да! Да!!!
НЕРА. Ты умираешь, верно. Умираешь, как дерево. Но рождаешься, как человек.
ПИНО. Что… Что-что-что… Что!?
НЕРА. Скоро ты потребуешь еды, потом горшок. Всё, Пино, ты уже не дерево. Правда, ещё и не человек.
ПИНО. Как такое может быть…
НЕРА. А Бог его знает, или дьявол – кто знает.
ПИНО. Так же не бывает!
НЕРА. А бывает, чтобы полено рожало живых кукол? Поверь, не бывает. Поэтому валит столько народу со всей Генуи, со всей Италии на тебя поглазеть. Думаешь, из-за твоей музыки? Нет, поверь, людям плевать на чудо природы, их занимают фокусы, они обожают манипуляторов и с радостью отдают им последние гроши просто за то, что их ловко обманывают. 
ПИНО. Но я-то же вот он. Я есть.
НЕРА. И мы с тобой знаем, что ты не обман, а чудо. А что может происходить с чудесами? Не обыкновенное же прозябание, согласись. Нет, только новое чудо. Одна проблема, Пиногда не знаешь, к чему оно и зачем. Всё, я пошла, устала быть мудрой, надо расслабиться, мышек погонять хотя бы или просто подрыхнуть. На улице ночь, а у меня ещё ни в одном глазу.
ПИНО. Не оставляй меня!
НЕРА. Брось! Становишься человеком, готовься к одиночеству.
ПИНО. Людей же много…
НЕРА. И никто Пиному не нужен.
ПИНО. Как же мне готовиться?
НЕРА. Учись размышлять.
ПИНО. Я и так стараюсь.
НЕРА. Всё, пошла.
ПИНО. А потом, Нера, потом что, когда научусь?
НЕРА. Размышляй.
ПИНО. И всё?
НЕРА. Да, это всё. А больше ничего и не надо. Больше ничего и нет. Ушла. (Уходит.) 
ПИНО. Чем размышлять! Не чем! У меня нет мозга! Значит, нет ума. А я-то хотя бы есть? Эй, природа, ответь, я есть? А в ответ: музыка, музыка, музыка. Если музыка - всё, что есть моего, то пусть она звучит… мне так хочется звучать. (Играет.) Какая досада, не достаю. Не хватает длины пальца? Скажу, чтоб удлинили. Нет, лучше заменить всю кисть. Да-да, я знаю, что мне надо. Какой из меня человек! Человек может сам натренировать кисть, вытянуть пальцы. Любое животное в состоянии восстановить самого себя, развить, обеспечить. А я… Только пила, молоток, отвёртка. Я – дерево. Мебель. Сосновая музыкальная шкатулка. Даже размышлять не могу. Ничего, можно ту фразу сыграть по-другому, пока пальцы данной длины, буду исходить из данности. Обыграем вот так. (Играет.) Вот так… Вот так! Вот так! Вот так!!!


Сцена 5. Двор дома Панталоне. Влетает Гвард.

ГВАРД. Никудышный сторож, никудышный. Не защитил, не предотвратил. Эх, молодость, верно, мало века, мне ещё сотенку бы лет опыта, глядишь, сообразил бы, как охранить Пино. А-то ведь вот, что сотворилось… непонятное, может быть, даже непотребное. Не могу вернуть былую объективность, так мне горько и больно за соснового моего подзащитного. Хватит норов показывать, самолюбие тешить, ворон, лети в священный бор, спроси совета старейшин. Пусть они тоже думают, Пино не только мой, они тоже за него в ответе. Вот же зараза! Опять эта чёртова кошка крадётся. Охотница, тоже мне. Ну, видимо, пора перестать делать вид, что она всё время промахивается, настало время учёбы.

Нера подкрадывается к Гварду – ворон хватает кошку за шкирку.

НЕРА. Ворона! Не тронь!
ГВАРД. Никак не можешь уяснить, что я не нарушаю границ твоей территории?
НЕРА. Не могу, у меня природа.
ГВАРД. Я здесь из-за Пино, оставь меня в покое.
НЕРА. Не могу, у меня природа.
ГВАРД. Придётся тебя проучить раз и навсегда.
НЕРА. Не надо.
ГВАРД. Ты ведь Пиногда невольно не нарушала чужих границ, я прав?
НЕРА. Не надо.
ГВАРД. Я прав. Что, ползунок, полетаем?
НЕРА. Не надо!
ГВАРД. И сброшу тебя на чужой территории. Вот и посмотришь, каково оно!
НЕРА. Не надо!!!
ГВАРД. Надо, Нера, надо. (Улетает, с Нерой.)

К дому идёт Грациано, на поводке ведёт Пино, со скрипкой.

ГРАЦИАНО. Ты только глянь, что делает! Карло, останови ворону! Она кошку уносит, чтобы сожрать!
ПИНО. Не съест. И не убьёт. И не ворона, а ворон.
ГРАЦИАНО. Нера – талисман нашей улицы, без неё здесь может всё перекосячить.
ПИНО. Не улица, тупик. У вас куча денег, купите новый дом. Не хочу в кладовку, оставь меня здесь подышать.
ГРАЦИАНО. Да ради бога. (Привязывает поводок к крыльцу.)
ПИНО. Ради бога – это если бы ты меня снял с поводка.
ГРАЦИАНО. Ага, сейчас, разбежался, убежать хочешь.
ПИНО. Нет. Хочу без поводка.
ГРАЦИАНО. Карло, что с тобой происходит? Дышать он удумал каждый день, как будто есть чем, с поводка сорваться. А что ты сотворил сейчас на ярмарке! Да Панталоне сотрёт меня в порошок, когда узнает, что я собственными руками возвращал толпе деньги! Я сам себя стёр бы, если бы рука поднялась! Почему ты не стал играть?
ПИНО. Потому что я всё сыграл.
ГРАЦИАНО. Не было ни звука!
ПИНО. Было, отец, всё было.
ГРАЦИАНО. Я не слышал, никто не слышал!
ПИНО. Я сыграл произведение от и до. Я слышал.
ГРАЦИАНО. А мы? Мы тоже хотели слышать, люди даже деньги заплатили!
ПИНО. Зачем играть то, что уже проиграно. Оставь меня, ты вон копытом бьёшь, чтобы выпить.
ГРАЦИАНО. Не смей грубить отцу! Намекаешь, что я пьяница? Ничего подобного. И не твоё это соплячье дело! Можешь подышать пять минут, а потом – в кладовку, работать. Работать, работать и работать! Нашей семье нужны новые высоты…
ПИНО. Ты изготовил мне новые кисти?
ГРАЦИАНО. Почти.
ПИНО. Не буду играть.
ГРАЦИАНО. Характер проявляешь? Откуда ты его взял? И ведь не характер, а норов! И он хочет, чтобы мы его спустили с поводка. Да тебе не то, что верить, тебе доверять нельзя. Не страдай, я сделал круче. И, одновременно, проще. Всё же я классный столяр, особенно после корчажки доброго старого вина.
ПИНО. Что ты сделал?
ГРАЦИАНО. Шедевр. Костоправы всей Генуи должны в очередь выстроиться за такими протезами, в колонну по одному…
ПИНО. Ты полегче бы со своими хмельными фантазиями.
ГРАЦИАНО. Не сметь!
ПИНО. Я всё лично промерил, мне не надо отклонений…
ГРАЦИАНО. Да там всё по эскизу, не бойся. Просто я сделал не кисти, а по локоть, чтобы при операции случайно не повело, мало ли.
ПИНО. Но остатков едва хватало?
ГРАЦИАНО. Не поверишь, я сговорился с твоей птицей. Вернее, я ей всё растолковал, она и слетала в бор за древесиной.
ПИНО. Отлично! Дорогой Гвард! Браво! Брависсимо! Благодарю, дорогой мой, замечательный доктор Грациано! Отец!
ГРАЦИАНО. Ну, ладно, дыши хоть весь день. Мне-то показалось, что это галлюцинация. Насчёт вороны. Но всё наяву. Как в сказке.
ПИНО. Так чего тянуть, папа, проведём операцию прямо сейчас!
ГРАЦИАНО. Не смею, твоя мамаша ненавидит, когда что-то происходит без её контроля, а тут такое. Панталоне скоро придёт, пойду приготовлю инструменты. Не скучай. (Уходит в дом.)
ПИНО. Хорошо, новые кисти… Вот бы новый инструмент. Надо уломать родителей, чтоб раскошелились. Ой, да куда они денутся, стоит только, как сегодня, отказаться играть. И вместо басовой поставить виолончельную… Или все струны заменить… Но будет ли держать, разница в натяжении немалая. Зато каким звук может быть! Прости, подружка, пришла пора расставаться, мне тебя мало. Я тебя видеть не хочу. Ты дохлая, плоская, деревянная. Разбил бы, да память о предках. Может, кому-то когда-нибудь пригодишься. Ведь была же хороша и для меня. Растёшь-растёшь, и всё для того, чтобы оказаться, как можно выше и дальше от корня. К небу из-под земли.

Входят Изабелла, Буффетто и Арлекино.

АРЛЕКИНО. Вон он! Скрипач Карло!
ИЗАБЕЛЛА. Госпожи, его держат на поводке.
БУФФЕТТО. Марионетка.
АРЛЕКИНО. Я же говорил, что найду. Мне в полицию надо следователем, а не в балагане кривляться…
БУФФЕТТО. Не сметь! Не сметь оскорблять актёра!
АРЛЕКИНО. Да я же не про тебя…
ИЗАБЕЛЛА. Наш руководитель – средоточие всего актёрства Италии, да что там - всей Европы, он символ нашего ремесла! Его живое воплощение!
АРЛЕКИНО. Согласен, что всё актёрство нашло своё законное место в Буффетто, но я себя назвал кривлякой.
БУФФЕТТО. Здравствуй, Карло. Мы, лидеры нашего балагана «Карабелла», решили разыскать тебя.
ИЗАБЕЛЛА. После того, как ты отказался играть на площади.
БУФФЕТТО. А ведь ради тебя, ради твоей музыки, прервали мы наши всеевропейские гастроли.
АРЛЕКИНО. Да там тысячи людей обломились.
БУФФЕТТО. Что скажешь, скрипач?
ПИНО. А должен?
БУФФЕТТО. Нет, конечно, но мне, как профессионалу, чрезвычайно полезно выяснить причину твоего поступка.
АРЛЕКИНО. Ещё и деньги приказал вернуть, псих какой-то.
БУФФЕТТО. Это был психический срыв или вздорность непрофессионала?
ПИНО. Я вам не должен. Не о чем говорить.
ИЗАБЕЛЛА. Голос знакомый…
БУФФЕТТО. У нас к тебе практический интерес, мы к тебе с деловым предложением. Но хотелось бы послушать твою музыку, должны же мы знать, может ли наш балаган довериться такому странному персонажу.
ПИНО. Не надо, не доверяйтесь.
БУФФЕТТО. У тебя творческий кризис?
ПИНО. Просто оставьте меня в покое.
ИЗАБЕЛЛА. Пино? Пино…
БУФФЕТТО. Да ладно…
АРЛЕКИНО. Пино! Я сразу узнал, но сказать постеснялся. У него специфический разрез глаз.
БУФФЕТТО. Разрез – да… Но Пино был стройный, симпатичный…
ИЗАБЕЛЛА. Что с тобой случилось, Пино?
АРЛЕКИНО. Ой, да просто из соснового красавца сделали деревянного урода, что тут такого. Пню ясно, что за уродство денег дают больше, чем за идеал.
БУФФЕТТО. Нам ли, актёрам, этого не знать. (Плачет.) О, несчастная наша братия!
АРЛЕКИНО. Тогда уж и сестрия, правильно, Изабелла?
ИЗАБЕЛЛА. Пино, это ты?
АРЛЕКИНО. Он не хочет с нами разговаривать. Правильно, я тоже обиделся бы, если бы меня выбросили…
БУФФЕТТО. О, великий актёрский народ! Зачем мы идём на трату себя? Ради чего? Ради кого? Искренние сердечные порывы толпа всегда готова осмеять, охаять, а наши сердца рады растоптать, изуродовать.
ИЗАБЕЛЛА. Пино, дорогой…
БУФФЕТТО. Изабелла, чёрт побери, где моё полотенце, чтобы утереть слёзы! Я рыдаю за сотни коллег и тысячи искалеченных судеб, брошенных на алтарь балаганного искусства, а мне в ответ полное равнодушие от самых близких, самых-самых…
ИЗАБЕЛЛА. На, возьми платок и утрись.
БУФФЕТТО. Но ты же всегда сама делала…
ИЗАБЕЛЛА. Антракт. Понял? Пино, тебе больно?
БУФФЕТТО. Он дерево.
АРЛЕКИНО. Точно, ему по фигу. Ну, не хочет он с нами общаться. Кто мы такие по сравнению с ним, знаменитым скрипачом Карло. Чего непонятного? Я, может быть, тоже не стал бы с вами разговаривать, окажись на его месте.
БУФФЕТТО. Вообще-то лично я не обделён успехом и значительностью…
ПИНО. Привет, ребята. Да, я Пино. Просто приятно было вас послушать, я любил ваша голоса. Заслушался. Будь у меня сердце, я самих вас любил бы.
БУФФЕТТО. То есть, для любви к голосам сердца не надо?
ПИНО. Не знаю, Буффетто. Нет, Изабелла, мне не больно. И ни на кого не обижаюсь, ни зла не держу. Арлекино, как всегда, прав, меня сделали уродом ради денег.
ИЗАБЕЛЛА. Это он, Пино!
БУФФЕТТО. Тебе-то хоть перепадает?
ПИНО. Мне деньги ни к чему.
ИЗАБЕЛЛА. Я вспоминала тебя часто. Неожиданно мне стало совестно за то, что я предала тебя тогда.
БУФФЕТТО. Никто Пиного не предавал…
АРЛЕКИНО. Примитивное сокращение штата.
БУФФЕТТО. Он сам опоздал к отъезду, а дисциплина на балагане есть основа основ…
ПИНО. Я – Пино.
АРЛЕКИНО. А почему Карло?
БУФФЕТТО. Арлекино, ты совсем не балаганный человек, Карло – это сценический псевдоним.
ИЗАБЕЛЛА. А что, если нам попросить Пино вернуться?
БУФФЕТТО. К нам?
АРЛЕКИНО. Зачем? Он же скрипач, а мы – балаган.
БУФФЕТТО. Арлекино, не встревай. А что, если судить по отзывам, то Карло вполне мог бы заменить целый оркестр.
ПИНО. Я не Карло, я Пино. И никуда я отсюда не уйду и не уеду. У меня здесь дом, любящие родители…
ИЗАБЕЛЛА. Которые держат тебя на поводке.
АРЛЕКИНО. Уж не они ли тебя так изуродовали.
БУФФЕТТО. И всё - с любовью.
ПИНО. Я не знаю, что такое любовь. Я не знаю, что есть красота, а что уродство. Я не человек.

Входит Панталоне, в маске женщины.

ПАНТАЛОНЕ. Что за сборище у моего дома!
ПИНО. Мама… Мама, это ты?
ПАНТАЛОНЕ. Узнал, сынок!
БУФФЕТТО. Что за фантасмагория, как может сын не узнать мать…
АРЛЕКИНО. Как мать может быть у Пино? Он же из полена, а не из человека.
ПАНТАЛОНЕ. Это не Пино, это Карло. И он мой сын. Уж какой уродился. А если кому-то вздумалось отведать полена, так у меня и поленница есть.
БУФФЕТТО. Мы – актёры балагана «Карабелла»! Пришли сделать заказ вашему сыну Карло на музыку к спектаклю.
АРЛЕКИНО. А приходим и на тебе: Пино.
ПАНТАЛОНЕ. Чтоб я больше не слышала этого обзывательства! И что-то я не слышала о таком балагане.
ИЗАБЕЛЛА. Буффетто, оставь фанаберию, не вводи людей в заблуждение, у нас не балаган, у нас балаган.
ПАНТАЛОНЕ. А, ну, может быть, балаганов по всей Италии пруд пруди, хоть запруду делай. Как вы сказали: «Каравелла»? Красиво.
ИЗАБЕЛЛА. Нет, каравелла – это корабль. А у нас «Карабелла», что означает «милая красотка». Балаган комедии и фарса. Хоть бы захудалую мелодрамочку для души!
АРЛЕКИНО. Мелодрама – буржуазный жанр, а мы обслуживаем народ. У нас и петь-то некому, кроме меня, а должны петь все. Комедия и фарс! Фарс и комедия!
БУФФЕТТО. Да, когда в стране царит трагедия, балаганы представляют драму и комедию, но когда вокруг благоденствие, мы обязаны показать трагедию.
АРЛЕКИНО. На контрасте, так сказать.
БУФФЕТТО. Не только и не столько. Наша обязанность напоминать людям, что ночь всегда сменяет день, а день – ночь. А по утрам и вечерам людские души должны готовиться к наступлению света или тьмы.
ПАНТАЛОНЕ. То есть, у нас в стране, по-вашему, сейчас дают трагедию, раз вы играете комедию и фарс? Я не согласен с данным утверждением, как мужчина, и смею заверить, что не согласна и как женщина тоже.
БУФФЕТТО. Вот! И я на вашей стороне! У нас вокруг всё так здорово и замечательно, что пора менять репертуар. И музыка нам нужна грандиозная.
ПАНТАЛОНЕ. Толково. Музыку напишем. Изложите письменно пожелания с требованиями, сроки сдачи и пятьдесят процентов аванса. Что ты на меня так смотришь, Карло? Алё, онемел?
ПИНО. Мама, что ты с собой сделала!?

Из дому выбегает Грациано, с ящиком инструментов.

ГРАЦИАНО. Карло, я в ударе, мне на голову рухнуло вдохновение, я поймал кураж, закатывай рукава, делаем операцию и чёрт с ним, с Панталоне, ещё ждать его. Мы лучше встретим его аккордами новых рук! А ну, женщина, подвинься. И все – в сторону…
ПАНТАЛОНЕ. Я сейчас кому-то подвинусь… А напился-то в дым!
ГРАЦИАНО. Панталоша!?
ПАНТАЛОНЕ. Я сейчас сам кого-то подвину…
ГРАЦИАНО. Или кто!?
ПАНТАЛОНЕ. Я теперь Тереза. Понял?
ГРАЦИАНО. Никак нет.
ПАНТАЛОНЕ. Да все - придурки. Этот вечно обращается: мол, мама, мама, а все смотрят на нас, как на шибанутых, как будто мужчина не может быть мамой. Вот и сменила маску.
ГРАЦИАНО. И как теперь к тебе обращаться?
ПАНТАЛОНЕ. Сказала же: Тереза, я – его мать Тереза.
ГРАЦИАНО. Надеюсь, это не накладывает на меня дополнительных супружеских обязанностей или ты везде маску сменил, по всему организму?
ПАНТАЛОНЕ. Думаю, поленницы хватит на всех. Итак! Ты посмел заменить руки нашему сыну без моего участия?
ГРАЦИАНО. Хотел сделать сюрприз, как лучше…
ПАНТАЛОНЕ. А получилось, как всегда.
ПИНО. Мама! Это я настоял. Мне больше невмоготу. Я не справляюсь с музыкой во мне, она сложнее…
ПАНТАЛОНЕ. Ладно, хватит, уже слышала. Без проблем, сделаем. Но чтоб без моего контроля в последний раз!  Пошли в дом, нечего людям глаза мозолить.
ГРАЦИАНО. Да в нашем тупике один наш дом и тот – халупа.
ПАНТАЛОНЕ. Халупа!? Отчий кров – халупа!?
ПИНО. Мама, хватит уже скандалить! Надоело. Оперируйте уже, не желаю ждать.
ГРАЦИАНО. У тебя голос прорезался, что ли? Ты на кого глотку дерёшь, паршивец! На родительницу! Думаешь, нет на деревяшку управы? Есть огонь, вода!
ПАНТАЛОНЕ. Мальчики! Всё, дружно заткнулись.. Наша семья для посторонних – потёмки. Разберёмся в отдельном помещении. Пошли все в дом.
АРЛЕКИНО. А мы?
ПАНТАЛОНЕ. Что вы?
АРЛЕКИНО. Нам же интересно.
ПАНТАЛОНЕ. Пойдите вон и прочь, и на фиг!
БУФФЕТТО. Грубо. Невежливо. Но справедливо.
ИЗАБЕЛЛА. Я должна остаться. Мне надо остаться. И – вся любовь.
ПАНТАЛОНЕ и ГРАЦИАНО (хором). Любовь? Любовь… Ах, любовь… О-го-го!?
АРЛЕКИНО. Как у них синхронно выходит, да, Буффетто? В наш балаган бы их, да?
ПАНТАЛОНЕ и ГРАЦИАНО (хором). У нас семья.
ПИНО. Изабелла, не ломай комедию. Тебе не нужно полено.
ИЗАБЕЛЛА. Точно, полено мне не нужно. Урод.
ПИНО. Зачем ты так.
ИЗАБЕЛЛА. Девочки любят играть в куклы.
ПИНО. Эй, предки, отвяжите меня, не-то пойду вместе с забором.
ПАНТАЛОНЕ и ГРАЦИАНО (хором). Да легко. Ты отвязывай! Ты! Ладно, вместе. (Отвязывают Пино.) Но поводок остаётся, сынок.
ПИНО (с поводком). Я жду в доме. (Уходит в дом.)
ПАНТАЛОНЕ и ГРАЦИАНО (хором). И – вся любовь. Идём, идём! (Уходят в дом.)
БУФФЕТТО и АРЛЕКИНО (хором). Изабелла, что это было?
ИЗАБЕЛЛА. Изабелла? Ха-ха, я репетировала Пьеретту, просто маски под рукой не было. Буффетто, ты же автор пьесы, собственного текста не узнал?
БУФФЕТТО. Какого текста?
ИЗАБЕЛЛА. «Я должна остаться. Мне надо остаться. И – вся любовь».
БУФФЕТТО. Не верю.
АРЛЕКИНО. А я верю.
БУФФЕТТО. Ну, может быть…
ИЗАБЕЛЛА. Я удовлетворена. (Подхватывает скрипку.)
АРЛЕКИНО. Эй, скрипка не наша.
ИЗАБЕЛЛА. Что упало, то пропало. Если будет искать, скажите, я забрала. Хотели заполучить Пино? Вот пусть и приходит за скрипкой, а там, на месте, легче обрабатывать. Беру на себя.
АРЛЕКИНО. Ловко! С умом!
ИЗАБЕЛЛА. Я ведь в глубоком детстве занималась на скрипке, так что, попиляю на знаменитости чуток, хочется. Привет. Я – в балаган. (Уходит.)
АРЛЕКИНО. Артисты или цыгане приехали, снимай бельё с верёвкой, прячь, что не приколочено…
БУФФЕТТО. У меня так всегда, стоит сочинить пьесу, как тут же забываю, про что она была.
АРЛЕКИНО. А как же играешь?
БУФФЕТТО. Учу текст. Пойдём, Арлекино, составим смету для Терезы. Ой, кошка там, что ли?

Входит Нера.

НЕРА. Я дома! Мой милый тупик…
АРЛЕКИНО. Чёрная. Пошли-пошли, а-то перебежит дорогу, нарезай потом кругали, чтоб не перейти…
НЕРА. Что ещё за персоны?
БУФФЕТТО. Непросто, как непросто быть в балагане, одновременно, актёром, драматургом, мизансценистом, директором и просто передовой личностью. Но приходится.
АРЛЕКИНО. А на фига?
БУФФЕТТО. А чёрт меня знает.
НЕРА. Артисты. Не дом, сплошная филармония. А сейчас спать, спать… (Уходит.)

Из дому выбегает Пино, с поводком.

ПИНО. Кровь! Кровь! У меня кровь! (Убегает со двора.)
БУФФЕТТО. А это что было?
АРЛЕКИНО. Может, нам уже не искать приключений?

Из дому выходят Грациано и Панталоне.

ПАНТАЛОНЕ. Карло! Он убегает, отец!
ГРАЦИАНО. Хватит. Хватит, Джеппетто. Заигрались.
ПАНТАЛОНЕ. Антонио, мы не одни.
АРЛЕКИНО. Не обращайте внимания, нас уже нет.
БУФФЕТТО. Что случилось, граждане? Можем мы помочь?
ПАНТАЛОНЕ. Можете, если уберётесь с нашего двора.
ГРАЦИАНО. С твоего, Джеппетто, с твоего. (Снимает маску.) Я ухожу.
ПАНТАЛОНЕ.  Не снимай маску, опасно.
БУФФЕТТО. Вполне симпатичное лицо. Ваш сын похож на вас.
ГРАЦИАНО. Что ты несёшь…
ПАНТАЛОНЕ. Пошёл вон, дурак!
АРЛЕКИНО. Я дурак, я, он – умный, непогрешимый.
ГРАЦИАНО. Играемся, играемся, рядимся, надумываем. Я не отец, я столяр Антонио, выстрогавший из полена куклу. Да там и строгать особенно не пришлось, практически само собой поотваливалась лишняя древесина. И это не мать, это шарманщик Джеппетто, типичный пенсионер. Правда, шарманка сломалась. Зато у него есть кров. А у меня нет, вот я и присоседился. А вы кто?
БУФФЕТТО. Разрешите представиться, Буффетто.
АРЛЕКИНО. Я – Арлекино!
ГРАЦИАНО. А на самом деле кто? Если сорвать маски?
АРЛЕКИНО. Мою маску не сорвёшь, её буквально сдирать придёся, может, с кожей.
БУФФЕТТО. Что произошло? Карло выбежал из дому с диким воплем, что-там о крови. Я уж подумал, убил он, что ли, из вас кого.
ПАНТАЛОНЕ. Это его кровь. Личная. Грациано… Антонио только тронул Карло отвёрткой…
ГРАЦИАНО. Тереза говорит… Ой, да какая ты Тереза, Панталоне, сбрось уже это бабство хотя бы с лица.
ПАНТАЛОНЕ. Не груби! Моё дело.
ГРАЦИАНО. Панталоне говорит мне, мол, порезался, что ли, дурак?
ПАНТАЛОНЕ. Пьяный дурак, я сказала.
ГРАЦИАНО. А я отвечаю, что нет. И тут вижу, что деревяшки ребёнка покрыты кожей. Когда, как она там появилась? В родителей играемся, а сами не заметили очевидного! Кукла переродилась в человека.
ПАНТАЛОНЕ. И кровь-то брызнула из Карло.
ГРАЦИАНО. Да не Карло он, Нико! Нико Паганини, вылитый! Ну, выстроганный.
ПАНТАЛОНЕ. Да нет, теперь как раз он и самый, что ни на есть, Карло. Пино его звали, когда он был деревом, а теперь он человек. Благодаря нашим, с тобой, между прочим, стараниям. Воспитание наше, потому что! Плюс музыка. Мы сделали из него гармоничного человека.
ГРАЦИАНО. Воспитание – это, по-твоему, что? Сломать, изуродовать, всучить скрипку и на поводке вывести на рынок?
ПАНТАЛОНЕ. Не лги себе! Хотя бы про меня! Всё не так просто. А твои инсинуации я не слышу!
АРЛЕКИНО. Но как-то же он стал человеком?
ПАНТАЛОНЕ. Ещё не стал! Мало ли, что на него нашло, подумаешь: кожа, немного крови.
ГРАЦИАНО. Это ты перестань врать. Самому себе! Мать Тереза…
ПАНТАЛОНЕ. Да пошёл ты! (Срывает маску.) Я – Джеппетто. Устал. Правда, устал. Носить маску на пенсии – это такая тяжесть, я вам доложу. Так хочется хотя бы перед смертью побыть самим собой.
ГРАЦИАНО. Тем более, когда не надо служить, выслуживаться. Весь цвет собственной жизни – быть слугой ради пенсии, которой просто взяли и отобрали. И пусть Карл останется Пино, ежели ему так хочется.
АРЛЕКИНО. И все его так зовут. Пусть. Куда он мог побежать? Стоит его разыскать.
ПАНТАЛОНЕ. Да что с ним будет, его вся Генуя знает. Вернётся. Никуда не денется.
ГРАЦИАНО. Ну, вернётся, и что? Что ты с ним будешь делать? Ты понимаешь, что мы изуродовали чудо! Идеальное существо, задуманное и созданное в священном бору? Природой ли, Богом ли, обоими ли вместе, какая разница. Он же теперь примется взрослеть! С его-то внешностью, с его-то психикой, которые сотворили мы с тобой.
ПАНТАЛОНЕ. Говорил тебе, не подбирай полено!
ГРАЦИАНО. Я просто хотел разжечь очаг в твоём доме и – всё!
БУФФЕТТО. Никто не может знать, что произойдёт. Никто добровольно не рождается и не умирает. Жизнь таково, какова есть. Думаю, музыка сотворила из марионетки человека, хотя верно, что сформировали его люди. Он вернётся хотя бы за скрипкой, я уверен.
ПАНТАЛОНЕ. Не знаю, что делать. Будет, что будет. Дождусь парня.
ГРАЦИАНО. А я, прости, уйду. С твоего позволения, Джеппетто. Пожалуйста, отпусти меня. Мне нужно сменить обстановку.
ПАНТАЛОНЕ. Конечно, иди, Антонио. Только возьми денег…
ГРАЦИАНО. Сколько-то есть, а больше не надо, заработаю. Пино вернётся, мало ли. И шарманка сломана. Тебе нужнее.
БУФФЕТТО. Ты можешь поступить к нам.
АРЛЕКИНО. Верно! Нам очень нужен классный столяр!
БУФФЕТТО. Более, чем некоторые актёры.
АРЛЕКИНО. Точно!
ПАНТАЛОНЕ. А что, толково.
ГРАЦИАНО. Неплохо.
АРЛЕКИНО. И обстановка меняется постоянно, мы же передвижной балаган!
БУФФЕТТО. Но только надо понять, что это балаган и без маски у нас не выжить. Техника безопасности.
АРЛЕКИНО. Зато не соскучишься.
ГРАЦИАНО. Маска у вас – это рабочая одежда?
БУФФЕТТО и АРЛЕКИНО (хором). Что-то вроде того. Балаган без маски – это чистое самоубийство. С нами?
ГРАЦИАНО. Не знаю, с вами ли. Но покуда нам по пути. Прощай, Джеппетто. Благодарю. Будь.
БУФФЕТТО и АРЛЕКИНО (хором). Всех благ и долголетия! (Уходят, с Грациано.)
ПАНТАЛОНЕ. Благодарю! Ну, что ж, Грациано… Антонио, прощай.

Входит Нера.

НЕРА. Джеппетто, не вмазать ли нам по плошке сметанки?
ПАНТАЛОНЕ. Остались мы вдвоём, Нера, а?
НЕРА. Пойдём, я расскажу тебе, как летала… О, то был полёт! Незабываемо!
ПАНТАЛОНЕ. Нет, вот мне всё же интересно, что там у них, как. Может, Грациано увидит, прослезится и захочет вернуться. Схожу-ка я на разведку. Так, где моя маска? В балаган идёшь, Панталоне, защищайся. Эй! Эй! Обождите меня! Я с вами! (Убегает со двора.)
НЕРА. Эй, стой! А сметана!? Вот мужичьё, ни грамма внимания к женщинам. То пнут, походя, то за шкирку да в небо, без спроса. Никакой стабильности в отношениях. Ни тебе поспать. Правда, полетала. Ах, какой был полёт… И пилот ничего себе, очень даже. Люблю блондинов, есть в них нечто такое… завлекательное, увлекательное. И чёрт с ним, что без спроса. Белый чёрт. Ангел мой неземной, ты повсюду со мной… Я тебя достану и не прощу. Хорошо, я знаю, где в доме сметана. И тебя достану. Я – Нера, это моя территория, моя. И я здесь госпожа. (Уходит в дом.)

Входит Пино, с поводком.

ПИНО. Чудо, чудо… я – человек. Мама, папа! Я здесь, не волнуйтесь.

Влетает Гвард, в лапах несёт футляр со скрипкой.

ГВАРД. Пино! Пино!
ПИНО. Гвард…
ГВАРД. Я тебе новую скрипку принёс. Старейшины приговорили помочь тебе стать человеком, ведь в полено ты уже Пиногда не вернёшься. Тебе надо выйти из тупика Чёрной Кошки. Понимаешь? Сосна, из кторой сделана скрипка, из нашего бора. Правда, очень специфическая, инструменты делаются делаются из разных пород, а эта вся сосновая. Чтобы заставить её зазвучать, надо очень и очень постараться, вложить всего себя, без остатка. Зато уж если совладаешь, то станешь не просто замечательным скрипачом, но величайшим музыкантом, создающим музыку Вселенной. Божественная планида.
ПИНО. Стать полноценным человеком?
ГВАРД. Полноценность человека – это что? Я не знаю. Но полноценным музыкантом стать можешь. Играй.
ПИНО. Да, да, да. (Вынимает скрипку из футляра.)
ГВАРД. Твоя рука кровоточит.
ПИНО. Знаю. Я отойду, мне надо состроиться с инструментом. (Отходит, играет, постепенно перевоплощается в человека.)
ГВАРД. У него получается… Пино, у тебя получилось! Да, ты больше не Пино, ты, Пино, человек!

Из дому выходит Нера, крадётся.

НЕРА (прыгает на спину Гварда). Попался!
ГВАРД (норовит сбросить Неру). Кошка… пусти!
НЕРА. Не прощу. Отлетал!
ГВАРД. Умереть, так в небе. (Улетает с Нерой на спине).
ПИНО (кончив играть). Ну, что? Гвард? Где ты? Это не скрипка, это сама музыка! Гвард! Я не хочу молчать, я не могу не звучать! (Играет.)

Входит Изабелла, со скрипкой.

ИЗАБЕЛЛА. Пино! Нет, нет, уже нет… Эй, человек, ты кто?
ПИНО. Я – музыка… Присоединяйся.