Г. Часть III. Глава 3

3


     – Задание ваше, Галина Семёновна, я, признаюсь, выполнял не слишком тщательно. Оно ведь, знаете, неприятно. Не тот коленкор, не та масть. Потому и энтузиазма особенного не было. Я, конечно, говорил с людьми, задавал вопросы, и прочее. Но если они закрывались и сообщать информацию не хотели, я на них не давил. Зачем? Я в своём окружении на хорошем счету, не хочется портить. Поэтому и не связывался с вами, не о чем было рассказывать. Пока пять дней назад ко мне не обратился один человек.
     Тут он почувствовал, как следователь вся напряглась. Значит, вот оно, то самое, что больше всего её интересует, подумал Шестаков. Чувства чувствами, а долг ищейки никто не отменял. И он, вопреки своему настрою, вдруг пожалел её. Наверное, нелегко вот так вот разрываться между двумя желаниями. Между своей собственной жизнью, которую почему-то называют личной, и жизнью показной, для других. Хотя эта Галина производила впечатление человека, относящегося к работе всерьёз. В этом есть свои плюсы, но... Вова Шестаков привык заниматься своим делом легко, играючи. Излишняя серьёзность вызывала у него кислую усмешку. Но сейчас эту усмешку он старательно сдерживал. Не в том положении довелось оказаться.
     – Продолжайте, Владимир... Павлович, – отчество явно далось Галине с трудом. – Вам известно имя этого человека?
     – Нет, имя мне неизвестно. Он представился довольно странно, назвался Доброжелателем.
     – Доброжелателем? – в её голосе послышалось удивление, и Вова невольно скосил на неё глаза. А что, подумалось ему вдруг, довольно приятное лицо. Раньше он как-то не обращал на это внимания: обстановка была не слишком подходящей.
     – Да, интересную он себе клику... то есть псевдоним выбрал. Кажется, в советские времена было весьма популярно?
     – Несомненно. В анонимных посланиях. – Галина произнесла это задумчиво и тихо, почти про себя. – И кому же он желает добра, этот ваш аноним?
     – По–видимому, мне, – с иронией отозвался карманник. – По крайней мере, он довольно много и красноречиво говорил о том гонораре, который меня ожидает.
     – Гонораре за какую работу?
     – Самую что ни на есть привычную, по моей специализации.
     – Не поняла, поясните.
     "Ого, – промелькнуло у Вовы, – какими фразочками бросается. Начальнический тон, все дела. Да, прокурорские замашки въедаются так, что не выведешь".
     – Этот человек, – с насмешливой расстановкой ответил он, – предлагал мне вытащить у некоего охранника некий пульт сигнализации. Как он объяснил, от некой двери некоего коридора. Коридора, в котором располагается некая квартира. В которой, судя по всему, находится некая ценность. С продажи которой мне и обещан хороший процент.
     Высказав всё это, Вова выжидательно замолчал. Информация, как он прекрасно понимал, не имела особой ценности без имени заказчика. Но имени он действительно не знал – по крайней мере, пока. Выяснить его было бы нетрудно, человек явно видный. Однако Вова отнюдь не спешил докапываться до нужных фактов. Ведь предложение было действительно очень соблазнительным.
     – И это всё? – настойчиво спросила Галина.
     "Хватка у неё имеется, – уже не в первый раз отметил про себя Шестаков. – Положим не бульдожья, но всё же..."
     – По–моему, это уже немало, – нехотя ответил он.
     – Немало? Вы должны понимать, Владимир Павлович, что дело очень важное. Я пытаюсь нащупать какие-либо ниточки уже несколько месяцев. Но каждый раз получается одно и то же: никакой конкретики, общие фразы, размытые показания. Вы даёте мне шанс... шанс разобраться наконец с этими людьми. Раз уж... раз уж вы пошли на риск и стали работать со мной, нужно довести дело до конца. Что вы ответили этому человеку?
     Вова закинул руки за голову и уставился вверх, в прозрачную глубину стеклянного купола. Отсюда он был похож на готовящуюся к взлёту межпланетную ракету. Право, улететь бы куда-нибудь далеко и никогда не вспоминать о нелепых, случайных сплетениях событий, которые привели его в тихий ноябрьский день в этот торговый центр! Как бы было хорошо! Однако Шестаков не принадлежал к числу людей, слишком долго предающихся мечтаниям. Нерешаемых проблем не существует – нужно лишь подобрать к ним ключ.
     – Я ответил, что подумаю, – сказал он спустя минуту. – Он дал мне три дня.
     – Думаю, вы понимаете, что вам необходимо согласиться.
     "Отлично понимаю, дорогуша", – чуть было не сорвалось у него с языка.
     – Я соглашусь, – только и ответил Вова. – Без практики теряешь сноровку, знаете ли.
     – Это правильно, это вы верно говорите. Значит, через три дня вы встретитесь снова?
     – Именно так.
     – Где?
     – В "Хромой кобыле" на Зеленоградской.
     – Как вы сказали? – удивлённо переспросила Галина.
     – В "Хромой кобыле". Никогда не слышали?
     – Как раз слышала, и не раз. Но это заведение... высокого уровня. Очень высокого.
     – А то, – ухмыльнулся Вова, пожалуй, слишком раскованно. – Мой... работодатель – человек не рядовой. Это по всему видно.
     – Вы можете его описать?
     – Словесный портрет хотите? А где же художник, который его нарисует?
     – Художник мне не нужен, – их взгляды встретились, и глубоко внутри её глаз блеснул огонёк. – У меня отличная память на лица и хорошее воображение.
     – В полиции бы такие заявления не одобрили, – обнажил в улыбке свои идеально белые зубы карманник.
     – Мы, слава богу, не в полиции, Владимир Павлович. И у меня свои методы работы.
     Это было справедливо, методы работы Галины явно отличались от мусорских. И за это Вова был ей благодарен.
     – Его не так легко описать, – неторопливо проговорил Шестаков, стараясь больше не смотреть ей в глаза. – Он довольно высокого роста, немного выше меня. Представительный, но не толстый, скорее наоборот. Одет хорошо, со вкусом. Волосы тёмные, средней длины, черты лица... ну тут не знаю, не мастер я описывать. Пожалуй, скорее тонкие, нос несколько длинноват, на мой вкус. А вообще, знаете, я мало обращаю внимания на лица. Мне важнее, что человек говорит, ну и... что у него в кармане, знаете ли. А так, в общем, он без особых примет, как у вас принято говорить.
     Галина некоторое время молчала, обдумывая сказанное. Хмурилась, что-то записала в книжечке, которую извлекла из сумки. Затем повернулась к нему и сказала:
     – Вот что, Владимир Павлович. Я настоятельно прошу вас быть осторожнее. Играм тут не место. Люди, с которыми мы имеем дело, настроены серьёзно. Я вовсе не исключаю, что они способны пойти и на крайние меры. До этого подобного не случалось, но... в таких делах нельзя ни за что поручиться. Поэтому старайтесь руководствоваться здравым смыслом. Когда вам будут известны подробности, свяжитесь со мной. Только, пожалуйста, хотя бы за три дня до назначенного срока. Мне нужно будет подготовиться... ну, вы понимаете.
     – Да, Галина Семёновна, я хорошо вас понимаю. Это ведь в моих интересах тоже. Даже в большей степени, мне кажется.
     – Полагаю, об этом мы не будем дискутировать, – довольно сухо промолвила она, поднимаясь со скамьи. – Не думайте, пожалуйста, что я не понимаю, в каком вы положении. Но жизнь всегда состоит из компромиссов. Всего доброго, Владимир Павлович, – следователь протянула ему свою белую узкую ладонь. Желаю вам удачи.
     Он пожал эти маленькие, тонкие пальцы с коротко подстриженными ногтями и почувствовал, как она слегка вздрогнула от его прикосновения. "Будь она хотя бы лет на пять помоложе..." – быстро промелькнула у Вовы мысль, но он тут же её отогнал. Не бывает в жизни никаких "бы".
     – До свидания, – только и сказал он, старательно отворачивая лицо.
     – До встречи, – ответила Галина и быстрым шагом направилась прочь, сквозь беспечно фланировавшую по торговому центру толпу.