Возвращение эфроима севелы

ВОЗВРАЩЕНИЕ ЭФРОИМА СЕВЕЛЫ
ВОЗВРАЩЕНИЕ ЭФРАИМА СЕВЕЛЬI

Было это лет 15 назад, может, даже больше – но уже после того, как Севела провел, думаю, не самые худшие в его жизни дни в Калифорнии... И в том числе – в крохотной квартирке, которую я снимал в те годы и где на линолеумном полу верстались самые первые полосы “Панорамы”. Если вспомнить сегодня, кто там только не останавливался! Но в этот раз мы встретились с ним, где встречаются все, а именно – в Нью-Йорке.
Помню, мы прогуливались по Брайтону, остановились где-то перекусить – кажется в “Кавказе”, у гостеприимной Риммы. Потом я фотографировал его на фоне русских вывесок продуктовых и еще каких-то магазинов. А он тем временем рассказывал, какой он счастливый человек – что дало мне повод так и назвать вскоре появившуюся публикацию в “Панораме” – “Интервью со счастливым человеком”. И правда – именно таким он себя чувствовал тогда: в творческом багаже его уже насчитывался десяток книг - отчасти переведенных на немецкий, французский, английский и даже японский языки.
Удивительно, что при этом жизнь Севела вел кочевую, редко где задерживаясь больше чем на месяц-другой – разве только у нас, в Калифорнии, и вот теперь – в Нью-Йорке, где он жил уже не первый месяц. И уезжать, кажется, в этот раз никуда не спешил.
Как он умудрялся работать в таких условиях – Бог ведает. Но факт остается фактом - почти после каждой “остановки” появлялась новая его книжка
А потом он исчез из нашего поля зрения. Причем надолго. Понемногу книги его на прилавках магазинов и лотков оказались завалены грудами хлынувших из России дешевых изданий, и имя писателя Севелы в эмиграции стало забываться. Время от времени доходили сведения из России, где полным ходом шла перестройка, что он там. И что книжки его издаются, и что, кажется, он там что-то снимает – на одной провинциальной студии. Время от времени даже приходили от Севелы приветы через зачастивших туда и оттуда визитеров..
Но вот он снова здесь. И мы сидим с ним во дворике позади дома; вдоль ограды тянется высокий холм , за который сейчас закатится багровый диск солнца. Севела, щурясь, поглядывает на него и, почти не останавливаясь, говорит.
Вы слышали когда-нибудь, как он рассказывает? И о чем? Тогда – читайте.

ВЛАСТЕЛИНЬI МИРА НОСЯТ БРЮКИ В КЛЕТКУ
- Есть в Америке небольшое число людей, о которых очень мало знают не только в мире, но в самой Америке. Это своего рода закрытый клуб. Он и составляет тот, можно сказать, скрытый от глаз, но очень важный пласт вершителей судеб – не только Америки, но мира. Они, эти люди, решают, кто будет следующим президентом – и не только в США. А я попал туда! Мне разрешили выступить перед ними. Вот как это было.
Где-то в начале 80-х некто Немайер, очень занятный человек, профессор университета Нотр-Дам в городке Саутхемптон штата Индиана, антикоммунист и такой же антифашист, предложил мне следующее. В Чикаго, сказал он, начинается ежегодный съезд очень правой организации – она, может, даже правее общества Джона Берча. Это группа богатейших людей, объединенных своим происхождением – они потомки первых пилигримов, высадившихся в районе Филадельфии с парусника “Мэйфлауэр”. Со временем они захватили большую часть богатств Америки, по крайней мере, ее недра. Так что на самом деле не у евреев главные деньги Америки, как многие думают, а у них.
Посуди сам: большинство евреев с зарплатой, превышающей 100 тыс. долларов, - кто? Юристы, врачи и т.п., т.е., профессионалы, интеллигенция. А по-настоящему богатых евреев в Америке вообще-то немного. Я где-то читал, что евреи, составляя 6 процентов населения Америки, владеют 12 процентами ее богатств. Возможно. Но среди евреев нет Рокфеллеров, Морганов, Гетти... “А эти, - рассказывал мне профессор, - собираются ежегодно, обсуждают всякие проблемы, и в этом году в Чикаго они арендуют целый этаж в “Шератоне”. Две тысячи делегатов прибудут туда для встречи. Я, правда, не уверен, что мне дадут пригласить вас, - заключил свой рассказ Немайер. – Они очень строги в отборе: ни евреев, ни негров, ни женщин. И ни католиков – они все протестанты. Но все же я попробую вас провести туда”.
Из скудных сведений, которые я почерпнул у профессора Немайера, мне стало казаться очень заманчивым попасть к ним, посмотреть на эти страшноватые лица. И, представь себе, он сумел убедить их: мне было дозволено двадцать минут выступления. 500 долларов за 20 минут. Это я говорю не потому, что меня волновало, сколько мне заплатят – сейчас поймешь, почему я подчеркиваю эту цифру. А еще я был предупрежден: если с самого начала, с первых слов я не понравлюсь аудитории, меня немедленно выпроводят оттуда, мне просто не дадут больше говорить.
И я включился в эту гонку, мне захотелось все же их победить – и в то же время что-то новое узнать для себя.
На возвышенности, где разместился президиум, уже появилась карточка с моим именем – прямо напротив огромной тарелки с чикагским стейком. Меня тут же представил председательствующий на этом собрании – ежегодном собрании Филадельфийского общества (Philadelphia Society), так они себя называют – и предупредил аудиторию: “Наш гость необычный, у нас никогда не выступали евреи, а на этот раз мы решили дать слово человеку из этой группы населения, которая все ж с нами сталкивается – и очень часто. Нам нужно знать этих людей. Особенно если они из России, из страны коммунистической. Может быть, они что-нибудь интересное и нам поведают...”
А публика... Когда я глянул сверху на эти сотни столов – посредине каждого торчал микрофон на гибкой ножке, и за каждым сидело по четыре человека, - я ахнул: это были персонажи – ну, я бы сказал...
- Что-нибудь из карикатур Бориса Ефимова? – догадался я.
- Точно! Персонажи Бориса Ефимова с четвертой страницы газеты “Правда”: широкие челюсти и узкие макушки голов. Все они были очень пожилые. Клетчатый пиджак или брюки – обязательно что-то в клетку. Потом, они носили очки, совсем “по-ефимовски” сделанные – широкие сверху и узкие внизу. Розовые склеротические щечки, фарфоровые зубки и хохолки редких седых волос. И этим людям, таким милым дедушкам, которых, кажется, боялся сам председательствующий, он сказал: “Я вас прошу потерпеть - если вам не понравится, мы это быстро закруглим”. Я подтянул к себе ближе шнур микрофона и обратился к ним – непривычно для них.
Я им сказал: “Джентльмены! Я не могу сказать “леди и джентльмены”, потому что ни одной леди в зале я не вижу. Прошу прощения за то, что вам придется немножко напрячься, потерпеть мой акцент; я и сам не терплю людей, говорящих на моем родном, русском языке с акцентом. Я понимаю вас. Так что не только потерпите, но и прислушайтесь к тому, что я буду говорить. И постарайтесь запомнить это – ибо, возможно, завтра вас поднимут ночью с постели и поставят к стенке!”
После этого я заткнул себе пасть куском стейка и глянул робко в зал. Зал онемел. Никто не шевелился, только иногда очки поворачивались друг к другу – они молча переглядывались, затем, как по команде, вскочили и зааплодировали. Я им понравился, и они меня приняли – я оказался так называемый “славный малый”. Потом меня долго не отпускали, они меня просто закидали вопросами - о России, о коммунизме. Они, оказывается, очень мало о нем знали...
- Но боялись, - предположил я.
- Но боялись страшно. Ровно час меня пытала эта аудитория. Председательствующий просто умолял их прекратить: “Хватит, больше нельзя, потому что ломается график всего дня!”.
- Английский у тебя приличный? – поинтересовался я.
- Да, приличный, но акцент железобетонный, русский. Язык я выучил в эмиграции – никогда его до этого не знал. Я его выучил в гостиницах Америки, слушая тексты реклам. Они повторяются в течение дня по 5-6 раз. Я их запоминал и без словаря догадывался, о чем идет речь. А так как я начинал учить английский в отелях, да и чаще всего слышал английскую речь из уст персонала, обычно негритянского, то и произношение у меня было, как у негров. Я через слово вставлял “you know“, так что это был не самый лучший английский.

ГОСПОДА ЕВРЕИ, С КЕМ ВЬI?
- В общем, председательствующий поднялся и поблагодарил меня, даже похвалил и потом добавил: “Пользуясь тем, что вы, как я знаю, выступаете большей частью перед еврейской аудиторией Америки, я хочу воспользоваться этим и передать мое послание евреям – потому что напрямую у нас никакого контакта не получается. Попробую через вас, и, пожалуйста, постарайтесь это сделать: оно будет полезно и евреям, и нам. Дело в том, что мы приближаемся к огромнейшей, кровавейшей бойне, которая разразится в скором времени в Америке на расовой почве, и она решит, будет ли продолжаться белая цивилизация или отдаст Богу душу. И вот в этой битве, - повторил он, - евреи, люди одного с нами цвета кожи, находятся на другой стороне – там, где черные и многоцветные латиноамериканцы. Пожалуйста, поговорите с вашими соплеменниками откровенно, напомните им, что в Америке скопилось евреев ровно 6 миллионов. Цифра роковая и зловещая для еврейства. (Он, конечно, имел в виду Холокост, в котором погибло то же число евреев.) Пожалуйста, передайте им, до того как затрещали выстрелы на баррикадах: мы просим их переходить к нам и занимать боевые позиции в наших порядках, а не стоять между или, чаще всего, против нас.
- А ведь правда - самые активные либералы в Америке преимущественно евреи...
- Да, конечно, да! – согласился Севела. – И он напомнил мне о еврейских молодых парнях, которых скормили крокодилам в Алабаме, когда они защищали там права черных. А черные оказались, при этом, самыми страшными антисемитами в Америке.
Честно говоря, я в этом монологе ничего не понял.
- Так кто кормил ребятами крокодилов?
- Кто кормил? Белая полиция Алабамы. Евреи шли во главе колонны черных - и полиция натравила на них собак, которые их загнали в болота. Между прочим, я сам видел жутковатую картину много лет спустя. Был огромнейший митинг черных в Центральном парке в Нью-Йорке. И туда прорвался отец этого Джерри Гудмана, съеденного крокодилами: он порывался выступить в защиту так называемых негритянских прав – а его, человека с белым цветом кожи, сбросили с трибуны. И вот, после моего выступления председательствующий сказал мне, что евреям не выжить на стороне черных, потому что те – антисемиты. И он, мол, предлагает, пока не поздно, перейти к ним – потому что, сказал он, “битва будет страшной, и цифра 6 миллионов должна быть в памяти у каждого вашего соплеменника. А вместе мы можем выжить”. Когда я вышел из зала, какой-то служащий протянул мне конверт, и уже в машине я открыл его: там было не 500 долларов, а все 1000. Это замечательная американская черта - сходу оценить ситуацию и все переделать. Меня они оценили...
- А сам-то ты - как ты их оценил?
- О, они были страшны! Именно тем, что напоминали сказочных гномиков – а я уже понял, какая сила за этими людьми.
- Ну, хорошо – по существу ты разделяешь их идею?
- Абсолютно! – не задумываясь, произнес Севела. – Я полностью попал под ее влияние. У меня и до этого уже были такие предчувствия, собственные выводы, что в стране назревает расовый конфликт, который приведет к резне. Старички эти только подтвердили их. Потому что они это уже знают.
- И ты кому-то передал их призыв? – спросил я.
- Нескольким людям, которые близки к главным еврейским кругам, начиная от “Юнайтэд джюиш эпил”... да и к другим организациям – я рассказывал им об этом. А те усмехались только почему-то... Они, как я понял, посчитали, что их пугают. На мой же взгляд, эти старички никого не пугают – а наоборот, пытаются спасти, перевести евреев в защищенный лагерь.
- Я сейчас вспоминаю один эпизод третьего, кажется, года моей эмиграции. Да, шел 79-й. Я с сыном снимал квартиру в доме, преимущественно заселенном американскими евреями пенсионного возраста – так уж случилось. Как-то меня остановила во дворе соседка. В те дни предстояли президентские выборы, и она спросила, за кого я собираюсь голосовать? “За Рейгана, конечно!” - ответил я.
В те годы большинство нашей эмиграции было решительно настроено против демократов: в них мы видели продолжателей дела социализма здесь, в Штатах – что нам, по понятным причинам, нравиться не могло. Рейган же с его противостоянием “империи зла” нам вполне импонировал. Моя пожилая собеседница всплеснула ручками: “Боже мой, какой ужас! Неужели вы за республиканцев?”. Я говорю: “Да!” – “Но евреи не могут быть за республиканцев! – искренне удивилась она. – Евреи всегда были за демократов!”. Я думаю, это та самая линия, которая проходила и проходит до сегодняшнего дня в политике еврейских общин.
- Несомненно, - согласился Севела. – Линия очень сильно, ярко выраженная. А эти старички приглашали всех. Они никому не грозили, но просто предсказывали, что может произойти в недалеком будущем.
Текстовки
1. В редакции “Панорамы”, 1981 г. Слева направо: Э.Севела, А.Половец, С.Рахлин.
2. Э.Севела как друг детей. В данном случае – Даниелы. Лос.Анджелес, 1998 г.
3. Вечером перед отлетом из Лос-Анджелеса. 1998 г.

Александр Половец