Вышка для Тлумака

– Так! Что тут у нас? – «Настоящая зима». – Хорошая тема. – Прошу.
– В декабре солнце вовремя ушло и наступила полярная ночь. Были тёплые дни, но к Новому году снегу навалило и он не растаял.
– Прекрасно! Людям радость. – Следующий вопрос.
– Весь январь держались морозы. Порой совсем как в былинные времена.
– Принято! – Следующий вопрос.
– Наступил февраль. И что же! Метёт... как по писаному.
– Ну-с, голубчик! – Отлично! – Вашу зачётку, пожалуйте!

Северный город сдал экзамен и продолжил очищать центральные улицы от снежных завалов. Чтобы люди и машины приходили и привозили всё в срок.

Его спальные районы (дворы – всего-то на двадцать метров вглубь), занесённые «по самое не балуй» живут своей жизнью.

... Один старый дом просыпается особенно поздно. Кряхтит. Слушает метеосводку через вентиляцию. Сегодня снова метель.

– Ничего. Ему в толстом халате и растоптанных тапках тепло.
– Сейчас чайку заварю и совсем хорошо будет.
Дом ждёт, когда закипит вода и смотрит во двор.

С крыши длинного гаража напротив ветер срывает белые космы снега. На фоне стены выделяется зелёная, похожая на скворечник, военная вышка. Возле проходит каменная гряда, из которой торчат чахлые кривые деревца. Как пух на лысине у старика. По периметру «стратегического объекта» сохранились обрывки сетки-рабицы и колючки на распорках. Будка вышки по форме напоминает чайник. На треугольной белой крышке торчит круглая антенна.

Дом спохватывается. Крякнув, выключает газ. Заваривает себе покрепче чаю и слегка суетливо возвращается к окну. Он с любопытством высматривает что-то на территории воинской части ...

Эти двое – очень давние соседи и вместе состарились. Трудно сказать, кто кого переживёт. Сейчас снег деликатно прикрыл следы их разрушений. Отводную канаву, похожую на мочеприёмник, забитую мусором, и переполненные контейнеры у дома. Зато крыши украсил плотной белоснежной пастилой и припорошил сахарной пудрой.

– Стоим, как пирожные, – бурчит старик.

Засыпал останки сгоревшей заправки на территории в/ч. И огромный ангар, потерявший крышу (может, летел из Канзаса), забитый доверху пустыми сломанными ящиками.

– На кой они чёрт?! ...

Но эти двое ещё живы.

В части служат контрактники. И сейчас в будке дежурит Григорий Тлумак.

Дом поджидает, когда человек выйдет. Такое случается крайне редко. Наконец широкий в тазу и спине мужчина неспешно спускается на два пролёта узкой железной лесенки. Вынимает откуда-то широкую деревянную лопату и делает полосу в снегу. От будки до ворот. Позже сюда придут ребята помоложе и сделают из полосы удобную траншею.

– Ага! Дом проникается уважением к тактику Григорию. И сетует на то, что им никак не удаётся потолковать. Судя по поведению, служивый – человек важный и бывалый. Мог бы порадовать соседа байками. Но Тлумак также неспешно возвращается в будку. Садится широким затылком к окошку. А чуть погодя и вовсе закрывает его жёлтой фанерой.

Дом гадает, что делает человек в будке.
– Наверное ест из термоса пшённую кашу с порядочным куском прозрачного сала на дне и запивает горячим чаем. Пишет корявые буквы в толстом журнале. Смахивает тяжёлой ладонью сладкие капли на пол. А после несколько раз ловит свою голову у самой поверхности стола... И, смирившись наконец, засыпает.

– Известно. Солдат спит – служба идёт.
Дом кряхтит, по-доброму несколько раз хекает в седые усы, закрывает глаза. И резко встряхивается, когда с соседней территории вдруг доносятся сухие и короткие автоматные очереди: тата-та. Решето его памяти хранит несколько застрявших воспоминаний с таким же аккомпанементом.

Чуть погодя внизу появляются миниатюрные сверху люди в зелёной одежде.  Они что-то возят на тележках или носят в руках и перекладывают это с места на место... Движение здесь возникает около десяти и в двенадцать неожиданно останавливается.

Старый дом тяжело вздыхает, сожалея о краткости представления – воздух наполняется затхлыми запахами пустых ловушек для тараканов и давно не проветриваемой одежды в шкафах – и задрёмывает…
*** 
Полярная ночь пошла на убыль, и старик сменил обычный листовой чай на витаминный. «С каждым годом эта злая дама всё неохотнее уступает весне. Но тут уж ничего не поделать и она отыгрывается на нас, стариках. Треплет хрупкие сосуды и слабые нервы резкими перепадами температур. Два дня мороз выше 20, а следом, в один день – до ноля.
На неуверенные лучи нарождающегося солнца нет никакой надежды. На час-два, между завтраком и обедом, окутают мир серой дымкой, от которой ни тепло-ни холодно – одно расстройство – и тонут в лиловой мерзлоте».

Вот таким днём, а вернее, ночью, старика отвлекло организованное движение на территории за колючкой. Тихо урчали двигатели зелёных транспортёров. Словно у огромных, беременных топливом, радио и электростанциями жуков в ожидании заправки. Им махали флажками, перестраивая и провожая за распахнутые ворота, военные. Тяжёлая вереница машин проползла между гаражами и скрылась из виду.
 
С того дня заколоченный скворечник Тлумака покрыла изморозь, а жизнь у соседей не изменилась ни в чём. Сплошная рутина.
 
Старик ждал. В мае во всей красе вышло, обещавшее не покидать город, солнце-обманщик... Месяц отзвенел и отцвёл… Лето шагнуло на июльский перевал...

Дом дряхлеет и сокрушается в ожидании радостных вестей от соседа.