Коля гость

Саша находился при Ленине неотлучно, потому что знал каждую тропку, он знал все грибные места и водил Ленина по всем этим местам, пока Ленин не сдал Сашу в криогенную клинику. За что сдал - Бог весть. Ходили слухи, что в благодарность за труды Ленин передал Саше весь свой опыт, организовав таким образом преемника, готового в момент социалистического коллапса привести страну в порядок. Когда-то Саша был проводником Ленина к лесным богатствам. Теперь Ленин стал проводником для Саши. Проводником к светлому коммунизму.

Сашу разморозили первого августа семидесятого года и тотчас направили в колхоз. Следовало проверить, всё ли из ленинских учений Саша запомнил верно. Саша запомнил всё, поэтому вскоре ему доверили управление этим колхозом. Чуть позже ему вверили колхоз пошире. Саша справился. Тогда высшие силы принудили его к государственной деятельности, сочинив для него не вполне внятную биографию. Примени Саша иной навык, иную стратегию, и мировая история пошла бы другим путём. Но Саша привык управлять колхозами, поэтому уже многие годы всё в его руках превращалось в коровник: и домашний быт его вместе с молодой семьёй, и дачный участок, и даже частный банк, в коем хранился некоторый его капиталец - всё превратилось в стойло. Так произошло и с государством. Высшие силы вознегодовали, требуя прекратить безобразие, но позже хитро смекнули, что и в этом есть прок. Так на карте появилось хозяйство небывалого масштаба, и хозяйство то ждала немыслимая участь.

В какой-то миг у Саши появился сын, спустя время - другой. Высшие силы забили тревогу:

- Watta hell? Нарушаешь божественное триединство! Отцом, сыном и святым духом обозначили мы пределы твоей династии, но ты, шарлатан, пытаешься всех нас перехитрить и выйти за грань! Не было такого уговора, чтобы ты родил второго, а кое-кто подсказывает, что на подходе третий! Так вот, как мы поступим с тобой и твоими отпрысками: ты останешься Отцом для своего народа, доколе он будет в состоянии терпеть тебя, но отныне у тебя будет лишь один сын, и зваться он будет Николай. Он скоро родится. Двое старших сыновей твоих сольются в одну трансцендентную ипостась и вдвоём станут духом единым, а святым ли - никто этого доселе не знает. Очевидно только: будут невидны и неслышны, и будет от них исходить лишь один белый шум. Аминь и аллилуйя.

Скоро у Саши родился сын Николай, коий, кажется, тут же слился с телеэфиром и радиоволнами, старшие же сыновья выпали из поля зрения обывателей, слившись единственно с долларом. Николай рос проворно, постигая таинства трона отцовского, но какая-то незримая сила отталкивала его от мысли покуситься на власть. Возможно, он не хотел умирать: его отец, ярый апологет И. Грозного, ради трона был готов на всё; возможно, в том была причина недопонимания между отцом и сыном, как и заведено между поколениями; возможно, Николай не был воспитан как следует в качестве преемника. Так или иначе, своё совершеннолетие Николай встретил, не имея никакой фактической власти, да и не сказать, чтобы очень хотел иметь власть, поэтому имел исключительно молодых крестьянок в своём кондоминиуме, читал байки про Сашу на каналах, глядел Юру Дудя по трубе и тосковал по незнакомым временам вместе с Лапенко, совершенно позабыв о надвигающихся выборах  председателя колхоза.

Отец говорил Николаю:

- Собери уже эйнзатц-бригаду и выбей из народа эти жалкие сто тысяч подписей, я всегда утверждаю, хватит этих колхозниц перетряхивать, будешь у меня в Швейцарии...

- Гнить, - закончил Коля отцовскую мысль.

Саша не успел втолковать сыну, насколько важна для династии власть, хотя перед смертью и сам часто задумывался над тем, накой нужна эта власть, как долго она будет этой династии принадлежать и как скоро имя династии втопчут в грязь пришлые ироды из конкурентоспособных семей.


В день выборов резиденцию председателя уничтожил портативной ядерной боеголовкой чернокожий злоумышленник, зафиксированный камерой безопасности, которую тот сорвал с ограды и использовал для снятия гламурного селфи. Помимо председателя злоумышленник уничтожил тысячи невинных служащих резиденции - невзрачных колхозников с замашками, но тысяч этих не жалко - они прозябали на местах без особого умысла. Чудом выжившие в ядерном огне утверждали, что перед инцидентом злоумышленник битый час писал лозунги на оградах резиденции, более часа пытался обойти колючую проволоку на тех оградах, затем сходил в ближайший строительный за пассатижами, пробрался в самое сердце резиденции, установил боеголовку и ушёл. На вопрос корреспондента первого канала "какого чёрта?" выжившие наперебой твердили о том, что, дескать, роль сыграли сотни факторов, как то:

- Внешность злоумышленника. Выглядел он вполне миролюбиво, несмотря на расчехлённую боеголовку, но некоторые увидели в ней баскетбольный мяч;

- Лозунги он писал достаточно приевшиеся: "Луку на мыло", "Батька go home" и тому подобное. "Мы столько насмотрелись на всё это за десятилетия... нам и в голову не могло прийти, что этот человек задумал преступление", - доложил газете "С.Б." один из выживших с курорта на Ямайке.

- Пассатижи у злоумышленника были новые и, судя по всему, дорогие. Говорит Василиск Порфирьевич Однокуров: "Я бы никогда в жизни не пошёл на дело с новым оборудованием, тем более купленном в ближайшей лавке за полчаса до преступления. Мы с товарищами по молодости... Ну, это ладно. Конечно, лавка дотла сгорела в ядерном огне вместе с лавочников, но мы знаем недруга в лицо. Наши камеры передавали сигнал в штаб КГБ дистанционно, у нас есть доказательства. В следующем месяце мне пришьют оторванную голову, и тогда злоумышленнику несдобровать. Трепещи, о безумец!"

"Подрыв резиденции председателя положил начало цепочке трагических событий, произошедших в нашем родном болоте, - писал корреспондент газеты "Флагшток старости" Юрген Виссарионович Дуппель. - Из тьмы безумия прорезались стальные очи былых преступных бандформирований, и ничто здесь уже не будет прежним."

"Ужасы тридцатилетней давности оживают на наших глазах, - писал Е. Б. Натов для журнала "Мурзи-LAW". - Вся страна проваливается в хаос, и только самые коварные и самые предприимчивые наживаются на горестях обыкновенных комбайнеро;в и хоккеистов, выстраивая моднейшие дачи, хозяйства и яхты с той же уверенностью и мощью, с коей выстраивают они и новые комбинации на образовавшейся политической доске."

"Никто не понимает, что случилось, - заявил глава КГБ, генерал-майор Лукашенко, - но виновные виновники не будут пить вино: они будут догна;ны, будут выловлены из своих нор, они будут нака;заты и справедливость обоснует: кто, зачем и как [...]"

Впрочем, произошедшее вполне укладывается в рамки современного стойла. И не такое могло произойти в обыкновенном провинциальном колхозе. Мы не станем выяснять личность преступника, взорвавшего резиденцию главнокомандующего, хотя первые пальцы показали на Колю.

- Только этот малолетний либерал-конформист мог проделать подобное с нашим народом! - утверждал З. Позняк, раскачиваясь в гамаке на берегу Ривьеры, попивая коньяк и сотрясая Фейсбук. - У него были перспективы, но он, как и всякий юный максималист, не захотел ждать! Уповали на справедливость? Поздняк! Вот вам результат: сотни выживших!

Господь Бог созерцал происходившее - как и всегда - без посредников. После ядерного взрыва в резиденции председателя парламент объявил чрезвычайное положение и в панике самораспустился: самые вороватые успели сбежать, иные министры разбрелись по районным ОПГ, предоставив рабочие места чинам пониже. Власть сосредоточилась в руках военных и МВД, принявшихся крышевать те самые ОПГ и пить водку с тройным усердием. Обывателям даже не растолковали суть вопроса, да и не успели бы растолковать: т.н. Первая Волна Разгибернации продлилась всего неделю, в течение коей честной народ веселился и всячески праздновал.

"Я на радостях убил собственную тёщу, - сообщил нашему корреспонденту Евген Линник. - Всю мою жизнь в этой стране не происходило ничего, а тут раз! Принудительное свержение! Так и нужно менять власть! В том числе, менять власть в собственной семье..."

Вторая Волна Разгибернации началась, когда европейские страны решили нагреть республику и внедрили на её территорию польские танки вместе с прибалтийскими геликоптерами. Действо напоминало Великую Отечественную: в руинах полегли десятки деревень, иные сёла превратились в пепел. Апогеем мероприятия стал прорыв в днепровское устье российского ледокола "75 years of Great & Holy Victory, bljad". Однако веселье закончилось, не успев начаться. Тысячи белорусских партизан-ватников упразднили вторжение на западе страны, на востоке же боевые войска приняли российские ледоколы с энтузиазмом, предпочтя откатиться в любом из развитий на столетие назад. Что и произошло. Россия сожрала ослабшую республику целиком.

Не успев осознать гибельность очередного аншлюса, русские управители принялись выкачивать из новоприобретённых земель скотину и вывозить на ближний восток тонны навоза. Следом они планировали наложить руки на калийные рудники, однако наложили сугубо в штаны после того, как губернатор нового округа, назначенный московскими бизнесменами, спустя две недели после назначения пропал в бездонных топях Триморска. Покумекав так и сяк, управители пожали плечами, и вслед за скотиной в Имперскую Русь хлынул поток дармовой рабсилы, однако не стоит думать, что рабсила поддалась без удара во вражескую физию. Андрей Фёдорович Крылович, внук Фёдора Андреевича Крыловича, разбомбил портативной ядерной боеголовкой три десятка передовых крейсеров противника и зацепил одну танковую дивизию, шедшую на деревню Опочки! с невыявленной доныне целью. Крыловичу присуждена премия Мира и вручён именной тесак с вензелями посмертно. Сопротивление подняло сжатый кулак; русские почуяли запах беды.

Когда московские бизнесмены утвердили нового ставленника в Минске, тот застрелился спустя несколько дней. Бизнесмены рискнули ещё. Ставленника нашли повешенным в сарае близ кондоминиума, принадлежавшего некоему Николаю Александровичу (как было явлено на бронзовой табличке у входных ворот). Бизнесмены настаивали. Третий ставленник был отравлен третьим днём. Четвёртый был убит четвёртым заклинанием из книги "Присутство" знаменитой ведической квадрологии Шавла Кривомазовича Ъ., а пятого ставленника до смерти избили участники вокально-инструментального ансамбля "Pesnoir's". Бизнесмены уповали на удачу ещё десять раз - сплошное разочарование. Тем временем на территории бывшей республики воцарилось безумие. Новые хозяева сочиняли судьбу для братского народа. Учитывая этого народа невероятную устойчивость к капризам пришлых диктаторов, диктаторы организовали срочную комиссию и выступили с докладом в ООН:

"Этот народ нас безжалостно вырезает! Продыху нет, одни убытки! Поэтому мы вводим череду нововведений, призванных обеспечить тотальную безопасность, в том числе безопасность иных стран от посягательства вышеназванного народа на чужие суверенитет и территориальную целостность. No pasaran!"

Среди массы интересных нововведений более других Господу понравились "Концлагеря для несогласных" - своеобразный сервис, предоставляющий всевышнему поиск наиболее искушённых душ для игры в дартс и кегли.

"Не воспринимайте всерьёз всего, что пишет этот шаромыжник, - заверяет всезнающий Господь. - Понятие "нравилось" никак не обрисовывает мою позицию, но если я выражусь внятно, любое сознание, и не только человеческое, испытает когнитивный диссонанс невиданной мощи, при коем разум обречён на мгновенное сгорание. К примеру, я утверждаю, что ..."

***

Итак, похоронив сотню первостатейных журналистов в закрытых гробах, редакция нашего журнала продолжает историю безумия в отдельно взятой постреспублике спустя полгода. Мы наняли молодых талантливых публицистов для возобновления расследования, однако интервьюирование Господа Бога отныне не является приоритетным. Поэтому мы продолжаем копошиться чёрт знает в чём...

"Я вчера Фейсбук открыла, - говорит известная тележурналист Ольга Бурьян, - а там только и слов, что о концлагерях для несогласных. Несогласных с чем? Я без понятия. О чём речь вообще? Предоставили бы конкретные варианты, с которыми мне следовало бы согласиться, - тогда да, тогда никаких вопросов, но теперь..."

"Концлагеря для несогласных опутывают чудовищной сетью всю постстрану, от Бреста до Витебска, - пишет спам-бот на сайте "tam.by", - и сама постстрана уже потеряла былые границы и очертания, однако ныне границы вспыхивают внутри государства - новообразования, набухающие на карте бывшей Р.Б., словно волдыри после ипритной атаки."

Забудем о журналистах. Накой нам эти хитрецы, жаждущие славы. От них лишь чесоточные хлопоты, и больше ничего. Забудем о Господе. Накой нам этот Мудрец, плевавший на человечество. От Него лишь чахоточная мизантропия. Забудем о республике. Нам нужно знать лишь то, что происходило в момент не господского, но морального воскресения. И ровно этот момент нам известен.


- Привет, Николька, - вскартавил невысокий человечишко в старомодном костюме на босу ногу.

- Ты кто? - спросил Коля, покинувший вагон железнодорожного поезда и только сейчас сообразивший свою беспомощность.

- Я? Хо-хо, вашу маму, - прослезился человечишко, тряхнув лысиной. - Я, между прочим, некогда проверял этот вагон на прочность. Зубами пломбы грыз... Ленин я, понимаешь.

- Не понял, - не понял Коля. - Ты от какой Лены? Которая на углу Октябрьской, или которая геев у нас на районе линчевала?

- Малолетний проходимец, - замешкался Ильич, откинул плечи и приклал к пузу кулачки. - Я ваш, можно сказать, дед. Не кровный, да что с того! Историю не учили, что ли? Как с таким дела делать... Ладно, большой разницы нет. Ваш отец не справился. Это не хорошо. Придётся вам выбирать, батенька.

- Чего? Что выбирать? - негодовал Коля, глядя на старомодного человека, стоявшего вместе с ним на платформе безвестной ж.д.-остановки. Кажется, то были Верхи, а быть может Несята, Войничи или Рабкор.

- Выбирать будущее. В печь крематория, а может в братскую могилу. Здесь недалеко, в овражке. А то и стать новым председателем, - злорадно распространял человечек, взявшись пальцами за выступающую пуговку своего пропитанного пылью пиджака. - Подымем, наконец, этот пролетариат с колен, чтоб ему пусто было!

Будучи вполне смышлёным парнем, Коля наконец узнал человечишку с козлиной бородкой и рыжеватым обручем жидких волос над сверкавшей морщинистой лысиной.

- Ты... Вы настоящий? - спросил Коля, отступил к насыпи и хотел было сбежать в лесную гущу, но его обступили странные фигуры в расшитых орнаментом рясах и парень машинально приподнял руки над головой.

- Ещё бы. Самый что ни на есть подлинник, - ответил Ильич. - В отличие от клонов, я сохранил весь свой опыт и всю свою память. И я всё ещё дружу с головой. Больше того. Я до сих пор заправляю коммунарами в любой части света. Первый в Галактике, первый во Вселенной, ё-моё!

- Но... Как? - насупливался и мрачнел в недоумении Коля.

- Не важно. Вам, батенька, это донесут в другом рассказе. Здесь я по делу. Вы ведь заметили, куда влипли?

- Я слышал. Старик в вагоне сказал, тут концлагерь. Но никто не знает, какой именно: трудовой или...

- И это не важно. Важно то, что вы... Всё же перейду на ты. Так, согласись, правильнее. Важно то, что ты предпримешь, батенька. Прими вот что: конкретно данный лагерь, в который ты сейчас прибыл, расположен в сердце Европы, в моём сердце, так сказать. В центре всего. Имя лагерю - гуЛ.А.Г. Этот гуЛ.А.Г. не потому "ЛАГ", что "лагерь". В него сосланы все родственники твоего отца. Вся твоя большущая семья. Кроме почивших, конечно. Ну, а "гу" здесь для созвучия. Лагерь тут, всё-таки, весьма серьёзный. Мы хотели привлечь к названию как можно больше СМИ.

Коля слушал ленинскую речь, и с каждым ленинским словом его дыханье становилось тоньше и зыбче, словно ему купировали азот.

- Мы хотим организовать особенный вид реалити-шоу, - говорил Ильич, - но с более важной целью. Мы обязаны доказать всему человечеству, что тот самый Колька, этот младший сын последнего диктатора Европы, - всё ещё человек.

- Я - человек, - оскалился Коля, - а если это кому-то не понятно, так я на них плевал с крыши своего кондоминиума.

Ленин улыбнулся, как мерзостный старикашка, молча отвёл Колю к скамье и пригласил его присесть. Затем умостился на плесневелую доску сам, перекинул ногу за ногу, обнял пальцами колено, просвистел что-то из Высоцкого и, наконец, продолжил:

- Никто не идеален. Но Александр Григорьевич, твой отец, вышел за грань... Эх, Саша-Саша... А ведь был неплохой малый... Первые два срока оттянул вполне достойно, не хуже многих, да вот третий топтал уже без искры. А потом... Ах, этот страх... Страх... Знаешь, Николька, страх - штука разрушительная, но она не передаётся по наследству.

Коля кивнул, будто сконфуженный деревенский лох.

- Саша нарушил божественный кодекс, - продолжал Ильич. - Ладно бы он просто отринул боженьку, но ведь он отмёл божественные заповеди - основу цивилизованного существа. Он не благословлял народ свой ежедневно (только порицал), не приносил хлебный дар (только изымал), не посвящал всевышнему первенца (не посвятил и мне, но так даже лучше), не окунался в микве (только в насилии), не готовил пепел красной коровы (но готовил омлет из куриных яиц), не отказался от права собственности на всё, что взрастила земля в седьмой год, не отменил в седьмой год все долги, не отдыхал в шаббат (и даже поигрывал в хоккей), не постился десятого Тишрея, не жил семь дней в сукке (а только с сукой, и гораздо дольше), не обеспечивал равноправие сторон в суде, не уничтожил идолов (впрочем, здесь я ему благодарен), не истребил потомков Амалека (но истребил многих других) и не возвратил похищенное. Он срывал с кожи признаки проказы, содержал много лошадей, имел большое число жён и приумножал свою личную казну. С одной стороны, кое-что из этого простительно, ведь именно я выучил Сашу атеизму. Но он зашёл так далеко, что назад пути не осталось. Он ниспроверг в себе человека, как любил выражаться Борис Абра;мович Бэ. Поэтому мне пришлось восстать из мёртвых и сбросить с трона своего приемника, приемника социалистических догматов.

- Вы его убили! - казалось, Коля не может усидеть на месте, так живо трепетало в нём все живое и животное. - Вы убили тысячи, миллионы! Как вы смеете утверждать...

- Я и мои покровители всегда пытались двигать Россию в правильном направлении. Мы и теперь пытаемся, но время перестало помогать нам. Мы слишком стары, нам не хватает познаний, наш критический ум вязнет в эфемерности современной политики. Скоро мы канем. Михаил Борисович Ха однажды правильно выразился о том, что твой отец обанкротил собственную жизнь гораздо раньше, чем мы. Тебе стоит это признать. И принять свою миссию.

- Чёрт, я не понимаю, чего вы хотите, - бросил Коля и отвернулся от Ильича.

- Мир требует, чтобы ты расплатился за грехи отца, - ответил Ильич и щёлкнул пальцами. Странные фигуры в рясах наклонились к Коле, взялись за юную голову десятком рук и повернули её к насмешливой ленинской физиономии. Ленин настырно продолжал: - Именно тебя высшие силы назначили ему единственным сыном, тебе и дела вершить. С тобой вся твоя семья: братья Саши - в том числе до пятого колена, - которых ты никогда не знал; твои деды и всё ещё живые прадеды, не знавшие о сродстве с твоим отцом; да и твои старшие братья, которые тебе никогда братьями не были, а были только духами и жили духом своего времени. Есть даже сводная сестра Саши - Лида. Не соскучишься.

- Вы как бессовестный еврейский кредитор, - улизнул Коля со скамьи. - Как я могу отвечать за поступки своего отца? Я ведь иная биологическая особь, с собственной системой ценностей и авторитетов. Я, может, только внешне на него похож... И я никогда бы не поверил даже в три процента: сам бы никогда за него не проголосовал; я - дитя поколения, которое уже не может понять заслуг, но видит одни изъяны. Как вы можете требовать от меня...

- Этого требует Великая Справедливость. Тебе поможет твоя семья - целый клан. Десять тысяч человек. Не десять миллионов, но уже что. В лагере ты должен очистить отцовское наследие, и весь мир будет следить за твоим прогрессом. Ты сам должен стать отцом: стать отцом большой семьи, не ударив лицом в грязь. Без насилия. Без воровства. Без хитрости и лжи. Без лицемерия. Только истина. Только справедливость, - Ленин на секунду смолк, прикусил губу и лукаво ухмыльнулся. - ... Начнётся голод: ты должен сплотить свою семью и прочитать что-нибудь из Щедрина (к хорошему вкусу приучают не в праздности). Будет мучить жажда - терпи, и заставляй терпеть близких. Капо возьмутся избивать вас - не сдавайтесь. Начнётся тиф - только ты знаешь, как поступить. Сгонят в душевые и пустят циклон... что ж, мир жесток. Умрут сотни. Умрут тысячи. Держи глаза раскрытыми, пока не увидишь свет.

- Вы совсем ох..ли! - затрясся Коля в припадке потного страха, подавившегося пламенем ярости, - какое право вы имеете здесь...

Но тут Ленин таким взглядом поглядел в Колькины глаза, что тот застыл и простоял, глядя в одну точку и не мигая, ещё с четверть часа. Всё, что говорил ему Ильич в то время, Коля уже не слышал.

- [...] Ты не представляешь, какие силы стоят за нами, - твердил Ленин. - Если бы твой отец был жив, в этой ситуации он торжественно повторил бы, что тысяча - не показатель. Понимаешь, о чём речь? Что касается миссии...  "Не кранай таго, што ёсць - ты у; гэтым сьвеце госць", у "памяркоу;шчыны" это очень популярно, - просмеялся он вдруг, и также вдруг помрачнел: -  но ты не можешь остаться здесь, в гуЛ.А.Г.е, гостем или прохожим. Ты здесь - чтобы доказать: у человечества всё ещё есть надежда. Если братья не сожгут тебя в печи местного крематория, значит всё получилось. Если ты сожжёшь их - для чего тогда человек?

День тишины заканчивался. Подошёл расписанный звёздами поезд. Ленин встал со скамьи, взобрался в тамбур и, махнув кепкой, скрылся в вагоне. Фигуры обхватили Колю кандалами по рукам и ногам, дёрнули в сторону леса - к мертвенно бледной тропке, пробитой меж лоз и акаций. А Коля всё пялился в сторону, где, как ему казалось, на него глазел богоподобный Ильич.

***

Вагон пустовал. На дальней скамье сидел человек в рясе - точно такой же, какую носили фигуры на платформе безвестной ж.д.-остановки. Лицо его скрывал опущенный капюшон с вязанными кисточками, спадавшими на орнаментованную грудь. Человек, казалось, похрапывал и в промежутках оттяжно сопел.

Ленин уселся напротив. Кашлянул в кулак. Присвистнул. Шлёпнул сидевшего в грудь. Тот покачнулся, пришёл в себя, откинул капюшон за спину, оголяя толстую переносицу, выпученные под круглыми очками глаза, высокий светлый лоб и чёрные лоснящиеся кудри.

- Ну, и что вы, Лейба, думаете о нашем несогласном? - спросил Ленин.

- А вы знали, что в банальном пересчёте на цифры полное имя бывшего президента равняется 354? - задал Троцкий встречный вопрос. - Это, полагаю, неким мистическим образом связано с 354-ой статьёй УК РБ: о распространении вредоносных программ. Таким образом, учитывая попытку развития в стране высоких технологий, Л.А.Г. - в определённом роде лаг, вызванный несоответствием республиканских харда и софта. Хотя, я больше склоняюсь к тому, что Лукашенко был обычным трояном, легитимно внедрившимся во власть, чтобы разрушить её функционал. И если верить практической гематрии, то в этом кроется особый смысл...

- Вы, батенька, хитрый человек, - сощурился Ильич. - Потому-то вы никогда мне не нравились. Я вам вопрос, вы мне - камень в огород.

- Жаль, Сталин в командировке. Пивку бы жахнули, - облизнулся Троцкий и припал к стеклу, за которым стлался чёрный лес. - На двоих не комильфо.

- По матушке вас, - Ленин извлёк из-за пазухи фляжку, наполненную в Бресте ржаной старкой. - Политическим проходимцам не наливаю.

Троцкий отмахнулся, водрузил на колени потёртый горьковский вещмешок, вскрыл и выудил со дна литр венского.

- Ну и пейте в одиночку, - обиделся Ильич. - И без вашего пива тошно, - он хлебнул старки и на минуту затих. - Это Гельфанд, скотина, виноват. Не мог всё до перестройки устроить... Возись теперь с этими несогласными... Да и ладно, прорвёмся. Теперь большевикам поможет только аннигиляционный коллапс. В третьем вагоне у нас сколько? Двести бомб? Отлично, батенька. Утром из Китая обещают целый эшелон. Устроим капиталистическим выродкам настоящее всесожжение! Никто, кроме нас!

К чему приводят мечты старого прожжёного коммуниста? Когда-нибудь мы это узнаем.