Ромео и Джамиля. Глава 11

Ночью Шамшур покинул заставу. Опасаясь, что местные могут его перехватить после выезда, пограничники разыграли целый спектакль. Ушедший на границу наряд в назначенное время дал сигнал двумя ракетами: красной и зелёной. Это означало вызов тревожной группы. Тотчас же к воротам подогнали крытый тентом грузовой ГАЗ-66. Туда загрузились вооружённые бойцы. Под шумок в кузов усадили и Шамшура.

Выехав из заставы, грузовик помчался по рубежу прикрытия на правый фланг. Там, на стыке с участком соседей его уже поджидала вооружённая группа из комендатуры. Солдата с вещмешком перегрузили в другую машину и повезли прямиком в погранотряд. Туда он добрался как раз к утреннему построению части.

Комендантские высадили Шамшура у здания штаба. Там он остался в ожидании решения своей участи. Он видел, как под звуки духового оркестра промаршировали подразделения гарнизона. Когда с плаца последним ушёл музыкальный взвод, группа офицеров направилась к штабу. Старшим среди них был заместитель командира погранотряда – коренастый мужик в звании подполковника.

Увидев одиноко стоящего неподалёку солдата, офицеры приостановились.
- Товарищ солдат, ко мне! – гаркнул подполковник.

Шамшур, пытаясь изображать строевой шаг, какой-то вихляющей походкой неумело подошёл. Выждав немного, замкомандира части строго спросил:
- Ну, почему молчим!?
- Доложите по форме, – негромко подсказал рядовому капитан, стоявший сбоку. Его единственного из всех Шамшур узнал. Это был офицер особого отдела, который ещё в учебке проводил беседы с личным составом. Он вызывал солдат к себе в кабинет, расспрашивал о всякой чепухе, задавал неожиданные вопросы. Говорил тихо, вкрадчиво, но после этих разговоров каждый выходил слегка озадаченный – не сболтнул ли он чего лишнего.

Шамшур собрался с мыслями – за время, проведённое на заставе, он совершенно отвык от уставных форм общения.
- Товарищ подполковник, рядовой Шамшур по вашему приказанию прибыл! – наконец разродился он.

- Откуда ты, рядовой? – поинтересовался старший офицер.
- С двадцать пятой заставы.

Особист наклонился к уху замкомандира части:
- Это тот боец, из-за которого возникли проблемы с местными. Фронтовики грозятся заблокировать заставу. Зыкин вчера докладывал.
- А, так это ты, паршивец! – рявкнул подполковник, вспомнив вчерашнюю телефонограмму. – Ты что же это, прелюбодей несчастный, вздумал себе девку завести!? У тебя что, между ног засвербело!? Ты потерпеть до дембеля не можешь!?

Офицеры с насмешливым интересом разглядывали рядового. Шамшур сжал зубы так, что во рту что-то хрустнуло.
 - Ты, похотливый прыщ, женской ласки захотел!? Я тебе покажу женскую ласку! – продолжал старший офицер. – Чего молчишь, словно дерьма в рот набрал!?

В душе солдата всё перевернулось. Брань подполковника отбила у него желание, что-либо объяснять. Говорить о своей любви к девушке, доказывать, что их отношения ни разу не вышли за рамки дозволенного, уверять в чистоте своих чувств было бессмысленно. Шамшур, еле сдерживая закипевшую внутри злость, отчётливо произнёс:
- Вы подлец, товарищ подполковник! Пользуясь своим положением, вы оскорбляете меня! Это вам чести не делает! Если бы мы были на гражданке, то я бы в морду вам дал.

Офицеры перестали улыбаться.
- Ишь ты! – с некоторым удивлением и, как показалось Шамшуру, досадой произнёс подполковник. – Оскорблённую невинность из себя корчишь!? Ну-ну! Посиди-ка десять суток на гауптвахте, а там посмотрим, что с тобой делать. Капитан, распорядитесь!

Сказав это, подполковник повернулся и пошёл в штаб. Остальные двинулись следом. Рядом с Шамшуром остался один особист.

***
На гауптвахте у новоприбывшего отобрали все личные вещи. С него сняли кожаный армейский ремень с бляхой и поясной ремень брюк, из форменной кепки вырвали звёздочку. После отвели по коридору в самую дальнюю камеру. Там уже находился один арестант – прыщавый долговязый субъект в замусоленном камуфляже.

Как только дверь закрылась он с надеждой спросил:
- Братан, курить есть?
Шамшур отрицательно покачал головой. Во время досмотра один из конвоиров забрал у него только что початую пачку сигарет.

Прыщавый горестно вздохнул:
- Со вчерашнего обеда не курил. Уши пухнут. Терпежа нет.
Глаза его выражали тоску. Он сел на металлический табурет, вмурованный в бетонный пол посреди помещения, и нехотя спросил:

- Тебя за что на кичу бросили?
- За неуставные отношения, – неопределённо высказался Шамшур.
- За дедовщину? – уточнил собеседник.
- Нет, – Шамшур сомневался: говорить или нет. Потом всё же решился. – Я с местной девчонкой познакомился, и мы на границе встречались.
- Ух ты! – удивился сокамерник. – Девчонка наша, русская?
- Нет, азербайджанка.

Долговязый скорчил неопределённую гримасу.
- Так, в чём твоя вина?
- Её родственники, когда узнали, то подняли хай. Мне чуть ли не попытку изнасилования шьют. А наши испугались. Решили, что это станет поводом для обострения. Короче, меня с заставы убрали, а здесь я сразу же на какого-то подполковника нарвался. Он мне хамить начал. Ну, я ему и ответил…
- Забавно, – грустно улыбнулся солдат и протянул руку. – Меня Сергеем зовут.

В Закавказье Сергей Яшкин попал в мае прошлого года. После учебки его, имевшего водительские права, определили в автопарк, где он вскоре сел на сто тридцатый бортовой ЗИЛ. Службу свою он тянул исправно – регулярно ходил в наряды, ездил в рейсы, ремонтировал технику. Так бы и продолжалось дальше, но на свою беду во время одной из поездок в расположение соседней мотострелковой части водитель познакомился с тамошним каптёрщиком.

Каптёрщик этот предложил рядовому Яшкину сделку. Он пообещал ему ящик тушёнки и ящик сгущённого молока в обмен на зимнюю камуфлированную куртку, в просторечии называемую бушлатом. Дело в том, что в отличие от пограничников, ходивших в камуфляжной форме, мотострелки носили обмундирование песочного цвета. Камуфляж среди армейцев ценился высоко, и они с готовностью приобретали его.

Каптёрщик на дембель должен был уходить осенью, и он решил заранее обзавестись камуфлированным обмундированием, видимо, чтобы выпендриться по возвращению домой.

Яшкин сделкой заинтересовался. Он был вхож на вещевой склад, куда нередко наведывался по служебной надобности. Правда, ограничиваться ролью посредника, то есть договариваться с кем-нибудь из складских, а, значит, и делиться обещанной провизией, ему не очень-то хотелось, и он решил пойти на воровство.

Через пару недель у него как раз выдался удобный момент. В очередной раз оказавшись на складе, он заприметил на стеллажах около входа несколько новеньких зимних курток, видимо, приготовленных для выдачи. Недолго думая солдат стянул одну из них и спрятал у себя в машине. Увы, уехать с добычей ему не дали. Исчезновение бушлата сразу же заметили. Начальник склада по горячим следам провёл расследование и обнаружил пропажу в кабине ЗИЛа прямо под сидением.

Факт кражи можно было бы замять. Однако прапорщик, занимавший должность начальника склада, находился в контрах с капитаном, командовавшим авторотой. То, что воришка был подчинённым капитана предопределило его судьбу. Делу дали официальный ход.

- А ты чего с азербайджанской связался? – спросил шёпотом Яшкин после отбоя. – У тебя что, дома девушки нет?
Шамшур отрицательно мотнул головой. Говорить ему на эту тему не хотелось. Весь день их гоняли то подметать плац, то тут же на этом плацу чеканить строевой шаг. Новоиспечённый арестант прошлую ночь не спал и к вечеру валился с ног. В отличие от него сидевший уже третьи сутки расхититель армейского имущества не прочь был поговорить. Его интересовало, как этот с виду вполне себе обычный паренёк ухитрился завести отношения с местной, и насколько далеко эти отношения зашли.

У самого Яшкина до армии девушки не было. Этот факт сам по себе не являлся чем-то постыдным. Около половины его сослуживцев или ещё не успели обзавестись подружками, или уже успели с ними расстаться. Яшкин относился к первой категории – вот только признаться в этом товарищам он почему-то постеснялся. Поэтому в первые же дни пребывания в учебке он написал своей бывшей однокласснице Галке письмо, в котором попросил её с ним переписываться.

Галка в школе была серой мышью, поэтому у неё с парнями тоже не сложилось. К радости новобранца, девушка откликнулась на его просьбу. Постепенно, в ходе переписки, она разоткровенничалась. Письма эти для неё превратились в подобие личного дневника, и единственным человеком, обладавшим правом его прочтения, стал бывший одноклассник.

Вначале Яшкина смутила такая искренность, но со временем он привык настолько, что тоже стал делиться с Галкой сокровенным. Проучившись десять лет в одном классе, они по-настоящему узнали друг друга, только очутившись на расстоянии в тысячу километров. В конце концов, между ними возникло чувство взаимной симпатии, которое Яшкин по возвращению домой собирался конвертировать во что-то большее. Единственное, что его смущало – это его абсолютное неумение обращаться с женщинами. При каждом удобном случае он старался побольше разузнать об этом от своих бывалых товарищей.

***
Последующую неделю оба сокамерника провели в обычных для людей в их положении трудах. Каждое утро их вместе с другими сидельцами выводили в часть, где они выполняли самые грязные и тяжёлые работы. Содержащиеся на губе чистили туалеты, подметали территорию, носили из столовой полные баки с помоями. После обеда наступало время строевой подготовки. Печатать шаг, отрабатывать подходы к командиру или бесконечно тянуть ногу, замерев по команде сержанта, было занятием не из приятных, но приходилось терпеть. И Шамшура, и Яшкина караульные особо не третировали, предпочитая прессовать губарей из числа «индусов». Да и те отделывались легко.

Вообще, гауптвахта в погранотряде отличалась довольно мягкими условиями содержания. Если пограничник попадал в особую немилость к начальству, то его предпочитали посылать на гарнизонную губу в расположении мотострелковой дивизии. Участь таких арестантов была лютой. Тамошние конвоиры, в большинстве своём выходцы из Средней Азии и Казахстана, относились к погранцам с особой жестокостью.

Шамшур счастливо избежал отправления на гарнизонную гауптвахту. По окончанию отсидки он получил свои вещи обратно, подпоясался, снова закрепил на форменной кепке звёздочку. Закинув вещмешок за спину, он вышел на волю. За дверями караульного помещения его поджидал капитан из особого отдела.
- Ну, что товарищ боец, пойдём к новому месту службы.

Сердце Шамшура ёкнуло. Всё же он рассчитывал вернуться к себе на заставу.
- Пока перекантуешься в отряде, в комроте, а там посмотрим, – сказал весело особист, похлопывая его по плечу.
- Товарищ капитан, а можно мне обратно? – со слабой надеждой произнёс солдат.
- Нет, это исключено! Твоё появление на заставе нежелательно. Оставим тебя здесь ради нашего спокойствия.
- Но я ведь ни в чём не виноват!
- Я знаю, но так будет лучше. Короче, приказы не обсуждают, – капитан протянул сопроводительную бумагу и указал направление. – Зайдёшь на первый этаж казармы. Найдёшь канцелярию. Отдашь это, и тебя там поставят на довольствие. А теперь, шагом марш!

Шамшур не знал, что в тот день, когда его посадили на губу, особист отправился к нему на заставу и провёл там тщательное расследование. Были опрошены почти все его сослуживцы. Бойцы, ходившие с Шамшуром в наряды, подтвердили, что его поведение с девушкой не выходило за рамки приличия. Известным стало и о драке на кухне. Лейтенант Газаев рассказал о своём разговоре с подчинённым.

Сформировав своё мнение, капитан созвонился с начальником местной милиции и вместе с ним отправился к родственникам девушки. Они встретились с Лейлой. И хоть молодая женщина была подавлена и говорить не очень-то хотела, особисту всё же удалось добиться от неё самого главного. Она призналась при свидетелях, что её юная родственница ходила на границу по своей воле, и что между ней и солдатом ничего кроме разговоров не было.

Осталось решить вопрос с отцом девушки. Разговор с ним, даже при посредничестве милицейского начальника, оказался нелёгким. В конце концов, пришли к компромиссу. Договорились, что Шамшур больше на заставу не вернётся, а местные не будут проводить в отношении пограничников каких-либо враждебных действий. Инцидент удалось замять.