Нужный фокус

Майкл подстригал газон. Свежескошенная трава пахла умопомрачительно. Мужчина медленно шагал по мысленно начерченной траектории, а газонокосилка негромко жужжала, услаждая его слух. Он дошел до забора и повернул обратно. Солнце поднималось выше, запах травы становился сильнее, ветер разносил его вокруг, и все соседи знали, что Майкл Шелли косит газон. Собственно, как и на прошлой неделе.

Он всегда любил идеальный порядок. Кто-то мог бы сказать, что это признак психического заболевания, но Майклу было всё равно. Он всегда фокусировался на том, что считал важным для себя. Чаще всего это касалось порядка и чистоты, а остальное он пропускал. Мнение окружающих его мало волновало. А сегодня его больше всего интересовал газон, который должен был стать идеальным к обеду.
***
Когда-то он жил в крохотной квартирке. В его распоряжении были: очень скромная по размеру спальня, такой же площади кухня, санузел, где можно было, раскинув руки, упереться в стены, и прихожая со встроенной кладовкой, больше похожей на узкий шкаф. В такой квартире идеальный порядок поддерживать было довольно просто. Генеральную уборку Майкл делал по субботам, оставляя на каждый день недели свою зону, а на воскресенье — лестничную площадку.

Раз в месяц он брал выходной среди недели и ехал в Вулл-март. Там Майкл покупал новые перчатки, салфетки, губки, скребки, средства для чистки унитазов, мытья пола, полировки мебели и отбеливания штор. А также — большую пачку стирального порошкам. Вернувшись с приятными покупками домой, он раскладывал их по местам и любовался своими приобретениями.

Работа отнимала много времени, но сейчас он вряд ли смог бы рассказать, чем занимался в те годы. Он уставал, это помнилось.
Зато, когда Майкл переступал порог своей сияющей чистотой квартиры, вдыхал запах лимонного освежителя, то усталость покидала его. Разогрев в микроволновке банку супа и наскоро поужинав, он обычно шёл в святая святых. Кладовка, куда он не мог даже войти, а только заглянуть, была от пола до потолка уставлена разными баночками, флаконами, баллончиками. И контейнерами.

В жёлтых были перчатки, в синих губки, в красных скребки. Салфетки для уборки хранились в зелёных емкостях двух оттенков — Майкл перекладывал содержимое в зависимости от частоты использования. В изумрудный контейнер попадали самые новые, только после стирки, восхитительно пахнущие лавандовым ополаскивателем. Салатовый прятал в себе салфетки, которым было больше двух недель. Майк использовал их для натирки полов и потом ликвидировал.

Так он жил три года, дружа с теснотой ради абсолютной чистоты, видя каждую пылинку, замечая даже самый крохотный обрывок этикетки с консервов или упаковки порошка. Пока однажды в такой упаковке не нашел маленький прозрачный пакетик с лотерейным билетом — подарок от фирмы-производителя на Рождество.
Благодаря выигрышу, Майкл получил возможность не работать, а несколько лет назад переехал в собственный дом.
Он выкупил его у разорившегося предпринимателя, сделал ремонт и установил у входной калитки столбик с табличкой:
"Здесь с года 20** живёт Майкл Шелли, лучший в мире борец за чистоту". Соседи, проходя мимо, посмеивались, но вслух ничего не говорили.
***
Майкл наслаждался ароматом свежескошенной травы и жужжанием газонокосилки, но солнце немного мешало полному погружению в процесс.
Мужчина остановился, вынул из кармана рубашки белоснежный носовой платок, вытер вспотевший лоб, сложил платок вчетверо и убрал в карман брюк. Подумав, повторил действие. Облегчение не наступало, но платков в кармане больше не было. Солнце поднялось уже высоко, и Майкл вполне здраво рассудил, что стакан лимонада со льдом ему не повредит. Он выключил газонокосилку и вошёл в дом.

Разувшись на пороге, мужчина, осторожно ступая, прошёл в душ, оттуда — на кухню. Стерильная кухня почти звенела от хрустальной чистоты. Стеклянный кувшин с водой сверкал в солнечных лучах не хуже бриллианта. Майкл достал из холодильника лимон, мяту, добавил в воду, туда же бросил горсть голубоватых кубиков льда из контейнера в морозилке.
— Милый, ты закончил? Нам уже можно выйти во двор? — в кухню вошла миловидная полная блондинка с кудрявым малышом на руках. Мальчик болтал ногами и улыбался.
— Папа, гулять, гулять!
Майкл вздохнул. Он совсем забыл про Аманду и сына. До сих пор казалось странным, что в его жизни есть ещё кто-то, кроме него самого. Иногда он забывал об этом, как сейчас. Если бы не тот лотерейный билет.. Но тогда не было бы и этого дома..

— Извини, Мэнди, ещё не готово, — Майкл поморщился, — кажется, я положил слишком много льда.
— Но, дорогой, у нас и так прекрасный газон, а малышу всё равно, где играть в мяч, — Аманда отвлеклась на сына и не увидела, как потемнели глаза мужа.
— Ещё не готово, — повторил Майкл, допил лимонад и вышел из кухни.
— Пойдем наверх, малыш, — Аманда обняла ребёнка.
Мальчик нахмурился, но спорить было бесполезно, это он уже знал.

В спальне Аманда спустила ребенка с рук.
— Сынок, пойдем погуляем в парк. Сложи машинки в рюкзачок.
Малыш серьезно посмотрел на маму и принялся аккуратно заполнять игрушками рюкзачок в виде дракончика. Аманда тем временем сложила в спортивную сумку детские вещи и немного своих, помедлив, открыла сейф и взяла оттуда несколько чеков и пару пачек наличных. Взвесив на руке ключи от джипа, положила их в сейф и захлопнула дверцу.
— Идём, малыш! — она взяла сына на руки, подхватила сумку и спустилась вниз.

Газонокосилка стрекотала, Майкл мерно вышагивал за ней, когда жена с сыном проскользнули к калитке у него за спиной. Аманда порадовалась, что не загнала машину в гараж. Она усадила малыша в детское кресло, поставила сумку с вещами рядом, и подошла к краю газона. Майкл заглушил косилку.
— Мы уезжаем, — Аманда говорила спокойно, хотя ей хотелось сломать эту дурацкую машину или хотя бы засадить газон бамбуком.
— Когда вернётесь? — вежливо поинтересовался Майкл.
— Мы не вернёмся, Майкл. Признаю свой проигрыш. Зря я надеялась, что ради сына ты хоть немного забудешь свою манию, увидишь мир вокруг. Я ошибалась.
Не дожидаясь ответа, Аманда вернулась к машине, и вскоре синий Шевроле скрылся за поворотом в конце улицы.
Майкл вернулся к газонокосилке. До обеда всего ничего, а добрая половина газона была не подстрижена.