Алан Паркер читает Иосифа Бродского

В фильме «Дорога на Веллвилл» (1994) Алан Паркер рассказывает историю из детства Джорджа, приемного сына доктора Келлога (Энтони Хопкинс). Непослушный мальчик не поддался дрессуре и «сделал» отца-тирана. Красивый жест ребенка-победителя в конце сцены напомнил об истории, которую рассказал Иосиф Бродский в напутственном слове выпускникам Уильямс-колледжа в 1984 году («Напутствие» опубликовано в книге эссе Бродского – Нью-Йорк, 1985 г.) Речь не о «влиянии» – о рифме. И кто срифмовал – Паркер или Томас Корагессан Бойл, автор романа The Road to Wellville (1993), – неважно.

Бродский:

Двадцать лет назад в одной из тюрем на севере России произошла следующая сцена. В семь часов утра дверь камеры распахнулась, и вертухай обратился с порога к заключенным:

– Граждане! Коллектив ВОХР вызывает вас на социалистическое соревнование по рубке дров, сваленных у нас во дворе.

В тех краях нет центрального отопления, и органы УВД взимают своеобразный налог с лесозаготовителей в размере одной десятой продукции. В момент, о котором я говорю, двор тюрьмы выглядел точно, как дровяной склад: груды бревен громоздились в два и три этажа над одноэтажным прямоугольником самой тюрьмы. Нарубить дрова было, конечно, необходимо, но таких социалистических соревнований раньше не было.

– А если я не буду соревноваться? – спросил один заключенный.
– Останешься без пайка, – ответил страж.

Раздали топоры, и дело пошло. Узники и охрана вкалывали от души, и к полудню все, в первую очередь изголодавшиеся зеки, выдохлись. Объявили перерыв, все сели перекусить, кроме заключенного, который спрашивал утром об обязательности участия. Он продолжал рубить. Все дружно над ним смеялись и острили в том духе, что вот-де, говорят, будто евреи хитрые, а этот – смотри, смотри... Вскоре работа возобновилась, но уже с меньшим пылом. В четыре у охранников кончилась смена. Чуть позже остановились и зеки. Лишь один топор по-прежнему мелькал в воздухе. Несколько раз ему говорили "хватит", и заключенные, и охрана, но он не обращал внимания. Он словно втянулся и не хотел сбивать ритм или уже не мог. Со стороны он выглядел роботом. Прошел час, два часа, он все рубил. Охрана и заключенные смотрели на него пристально, и глумливое выражение на лицах сменилось изумлением, затем страхом. В половине восьмого он положил топор, шатаясь, добрел до камеры и заснул. В остаток срока, проведенного им в тюрьме, ни разу не организовывалось социалистическое соревнование между охраной и заключенными, сколько бы дров ни привозили.