Как с человеком

- «… позвонили в дверь. Это пришли мама с папой.
          - Ну, сын! Как прошёл день? Что в школе нового? – спросил папа с порога.
Андрей рассказал родителям обо всём. Папа заявил, что Андрей уже достаточно большой, а главное – умный мальчик и прекрасно понимает всю подоплеку происходящих в школе событий.
          - Думаю, ты сам сможешь принять правильное решение, как себя вести. Мы тебе вполне доверяем. Считаю, ты поступишь, как надо, - сказал папа. – И, полагаю, что в случае затруднений мы с мамой сможем помочь тебе советом.
Мама согласно кивнула…»
Чтение сказки прервал звук отворяемой входной двери. Мама закрыла книжку:
- Папа пришёл. Пойдём встречать!
Женька охотно подскочил с дивана и вместе с мамой прошлёпал, босоногий, в прихожку.
«Поговорите с нами» А. Осипова осталось сиротливо лежать на диване.
Женькин папа, высокий худощавый мужчина, при виде жены с сыном просиял улыбкой и, протянув Женьке пять:
- Привет, сын! Ну, как дела?
- Норм! – с готовностью отрапортовал Женька.
- Привет, заинька! – папа чмокнул маму. – У тебя как?
- Да всё в порядке, вроде. Пойдём ужинать?
На кухне вовсю распевал и вещал телевизор: шёл какой-то комедийный сериал вперемешку с рекламой.
Пока мама накрывала на стол, Женька радостно носился по кухне и комнатам, от души наслаждаясь первым днём наступивших мартовских каникул. Ни тебе делать уроки (Ох, как они надоели!), ни тебе рано ложиться, ни тебе рано вставать! Никакой школы! Никаких учителей! Целых две недели свободы! Вот жизнь наступила! Всегда бы так!..
Восторги мальчика были прерваны резонным вопросом отца:
- А на каникулы вам что-нибудь задали?
Резко остановившись, Женька с неохотой кивнул. Радостный блеск в глазах тут же погас. Глаза ребёнка сделались спокойно-непроницаемыми, точно в комнате, куда только что снаружи пробивался тёплый солнечный свет, вдруг резко захлопнулась дверь, и наступила непроглядная тьма.
- Много? – продолжал отец.
- Ой, а мы же дневник-то у тебя так и не посмотрели, - вспомнила вдруг мама. – Неси скорее, покажи оценки! Нам же интересно!
Женька, облегченно вздохнув (вопрос о количестве заданных на каникулы уроков откладывался на неопределённый срок!), побежал за дневником.
Раскрыв дневник на последней странице, родители погрузились во внимательное изучение отметок за третью четверть.
- Ой, а пятёрок-то сколько! – восхищённо воскликнула мама. – И по литературе, и по биологии, и по обществознанию… Никогда ещё столько не было!..
- Угум, - недовольно издал папа, - зато по географии – тройка! По ОБЖ – тройка! Красота!..
- Ну… ладно… что ж теперь? – неуверенно-примирительно забормотала мама, не желающая ни ссор, ни зарождающейся напряжённости в отношениях с близкими. Особенно в такой замечательный вечер. Идиллию которого так не хотелось нарушать. – Пятёрок-то зато…
- По математике – четвёрка… Красавец!.. – иронически подытожил папа.
- Дорогой… четвёрка – это, всё-таки, не тройка, это не так уж плохо, зато…
- …по иностранному - четвёрка, - с тихим отчаянием приговорённого к смертной казни перечислял папа.
- Исправит, - уверенно произнесла мама. – Вот подзанимается и в следующей четверти обязательно исправит! Правда, Женечка?
В ответ послышалось замогильное папино «Угум!». Совсем сник, бедняга.
- Но зато сколько пятёрок! – предприняла мама новую попытку подбодрить совсем сникшего папу.
- Вы про эти пятёрки так говорите, точно это премии Оскара, - раздражённо процедил папа.
- Ну, не премии Оскара, но, все же, определённые достижения, - примирительно увещевала мама.
- Да я когда учился в школе, - не выдержав, взорвался глава семейства, - у меня не то что троек, четвёрок и то не было! Если бы я принёс в четверти тройку, родители бы мне такое устроили!..
Это была правда. Женькина бабушка, папина мама, всю жизнь проработавшая в школе учительницей, имела прекрасную возможность тщательно контролировать успеваемость сына. Придерживавшаяся сама строгих правил в воспитании детей, она приучила к этому и Женькиного папу, привила ему это мировоззрение своей суровой, обусловленной матерински-учительской любовью.
- … Это что же? – негодуя обращался папа уже к Женьке. – Значит, получается, когда меня спросят на работе: «Как успехи в школе у сына?», я что скажу? Что сын – троечник? А что это значит? Значит: это моя недоработка, значит: я – плохой отец! Получается, так. Именно это обо мне и будут думать! Я – плохой отец! Я пустил на самотёк твою учёбу! Так?
Мама устало молчала, Женька – растерянно-виновато. Придавленные грузом суровой папиной правоты, ни мать, ни сын не нашлись, что ответить. На возражения не осталось ни сил, ни желания. В них просто пропал всякий смысл.
- Значит так, дорогой товарищ, - в голосе отца, по-видимому, принявшего это молчание за согласие, зазвучали металл и безапелляционность, - доверие наше с мамой ты не оправдал. Теперь выполнение каждого твоего домашнего задания я буду тщательно контролировать. Да, да! – добавил он с ещё большим нажимом и категоричностью, заметив недовольство в глазах сына.
Мать молча, с отрешённой грустью во взгляде, наблюдала этот вербально-невербальный поединок отца с сыном. Двух самых дорогих людей в жизни.
- С завтрашнего дня, чтобы не болтаться без дела, приступаешь к выполнению заданий! Покажи, что задали по русскому и математике.
- Я всё сделаю сам, - тихо, но твёрдо ответил Женька.
- Меня не интересует, - металл в папином голосе зазвенел громче, с каждым словом набирая силу, - сам ли ты сделаешь, и что ты сделаешь. Я прошу тебя, - возобновил он, чеканя каждое слово, - пожалуйста – покажи – мне – какие – упражнения – вам – задали – на – каникулы?
Сын (яблоко от яблони, всё же, точно недалеко падает!), решив, по-видимому, не уступать отцу в упорстве, процедил:
- Нет!
Какое-то время отец и сын сверлили друг друга взглядом, словно соревнуясь, кто не выдержит первым и опустит или отведёт глаза: папа – полные возмущенного недоумения, сын – показного спокойствия.
- Так… я что-то не так сказал? – на сей раз папин голос был тихим и от этого ещё более угрожающим.
- Мам, как мне сказать папе, что я не хочу больше с ним разговаривать?
- Наверное, так прямо и сказать, - вздохнула мама, пожав плечами.
- Папа, - обратился Женька к отцу, не забывая также чеканить каждое слово и изображая преувеличенную почтительность, - как бы это сказать… я – не – хочу – больше – с тобой – разговаривать!
- Так! Ладно, - коротко сказал папа и одним движением руки, протянутой к пульту, выключил телевизор. В кухне воцарилась полная тишина. Но отнюдь не умиротворяющая. У мамы был подавленный вид, у папы – обиженно-сердитый, у сына – растерянно-виноватый.
Папа, уткнувшись в тарелку, принципиально хранил молчание. Не выдержав долее тягостного давления этой удручающей тишины, Женька несмело обратился к маме:
- Ма-а-м… а почему папа такой вредный?
Во взгляде матери отразился ужас, и она с испугом глянула на папу. Тот по-прежнему, с отчуждённым молчанием мрамора, глядя только в тарелку, поедал ужин. Мать облегченно вздохнула:
- Попробуй обратиться к папе с этим вопросом.
Женька, чуть осмелев:
- Пап, ну почему ты такой вредный?
Папа соизволил поднять на сына взгляд, полный возмущения и укоризны:
- Я вредный?! Да потому что с тобой как с человеком начинаешь разговаривать, а ты – что? Ведёшь себя непонятно как! Раз ты со мной не желаешь разговаривать, то, значит, и я не буду! Всё.
Оставшуюся часть вечера семья безмолвствовала.   

***
Первый учебный, после непродолжительных весенних каникул, день закончился. Женька, не спеша, подходил к дому. Всякий раз, по возвращении из школы, у него в памяти всплывали разговоры с отцом о его, Женькиных, успехах в школе, об оценках, строгий, не терпящий возражений тон отца, усталое разочарование в голосе, нудные нотации о том, что если не …, то …, что вот он, отец, в Женькины годы … В Женьке тогда закипало чувство несправедливой обиды, смешанное с чувством вины и зарождающейся нелюбви к себе такому, какой он есть, и… к отцу. Женьке начинало тогда хотеться специально, назло отцу, нахватать столько троек, чтобы у того аж в глазах потемнело… Пусть хоть лопнет тогда от злости!.. Надоел со своими приставаниями: «Какие сегодня оценки?» да «Сделал уроки?»! Так и крикнул бы ему в лицо: «Да какие оценки! Я тебе сын или кто? Ты меня что – за оценки любишь?». Открывая дверь дома, мысленно решил: «Вот если сегодня опять пристанет, обязательно крикну!».
Приоткрыв дверь в прихожую, услышал чьи-то сердитые голоса. Постоял, прислушался. Один из них – нападающий – был бабушкин, второй – несмело обороняющийся – отца. Женька тихонько вошёл и, затаив дыхание, остановился, стараясь не шуметь.
Разговаривали в кухне.
- Ну, так чего ты ждёшь, я тебя спрашиваю? – прокурорским тоном вела допрос бабушка. – Почему не устроишься на другую работу? Вот объявление. Читай! Сколько можно за гроши горбатиться?
- Это объявление дал наш завод, мама, - устало возразил ей отец со вздохом. – Посмотри внизу контакты.
- Так чего ты ждёшь! – возмущённым воплем взорвалась бабушка. – Когда пинка под зад дадут?!..
- Я что могу? – так же сорвавшись, загремел отец. – Была бы другая работа – ушёл бы! Нет пока, я тебе уже говорил… Сколько повторять можно?
Последовала небольшая пауза, которая, по-видимому, понадобилась бабушке, не ожидавшей ответного выпада от сына, чтобы морально пережить этот выпад.
- Ну, сынок, - Женька услышал, как бабушка поднялась с табуретки, судя по всему собираясь уходить. – С тобой, как с человеком, а от тебя, как всегда, сплошная грубость, хамство в ответ и никакой благодарности! Спасибо, сынок. На мою помощь можете больше не рассчитывать!..
- Мама…
- Всё! Я ухожу…
Женька, не дожидаясь, пока бабушка выйдет в прихожку, бесшумно, через оставленную приоткрытой дверь, вышмыгнул обратно на улицу и спрятался в огороде за смородиновым кустом. 
«Вот и ещё с одним, как с человеком, обошлись», - размышлял Женька, глядя вслед уходящей бабушке. Больно это, всё-таки, быть человеком…
В доме было тихо. Мама ещё не вернулась с работы. Женька осторожно заглянул в кухню. Отец сидел к нему спиной, ссутулившись, с поникшей головой, точно провинившийся двоечник.
А, всё-таки, жалко его…
«Как тут не стать вредным!» - понял вдруг Женька. – «Когда тебе отовсюду вредят…»
Вечером, когда отец, заглянув в Женькину комнату, по своему обыкновению спросил: «Уроки сделал?», сын спокойно ответил:
- Да, пап! Всё сделал.