Счастье понимания

Исаак Левитан. Знакомство с ним началось с хрестоматийной «Золотой осени», висевшей у меня над изголовьем кровати. Несколько лет с этого живописного праздника природы начиналось каждое мое утро, его же видела последним перед выключением торшера. Однако Левитана я полюбила не из-за осени, точнее, не только из-за нее. По-настоящему он открылся мне в самом русском его пейзаже «Над вечным покоем».
Кто-то из ранних критиков называл этот шедевр мрачной, пессимистичной и даже неудачной работой художника, данью моде декаданса, который кругами начинал расходиться тогда по литературным салонам. Но я в этом пейзаже всегда видела благоговение, преклонение ученика перед великим своим учителем - природой, ее безмолвной мудростью, которая выше человеческой вечности и выше человеческого покоя. Что-то невозможное, невыразимо щемящее появляется глубоко внутри при созерцании картины Левитана. А потом, минуты спустя, происходит принятие бытия с его муравьиным копошением и опускается на всё твое существо долгожданное умиротворение - благодать.
Позже, когда смотрела «Солярис» Тарковского, великолепного знатока живописи, на языке которой он, собственно, и говорил часто в своих фильмах, в последних кадрах, где Океан дарит главному герою островок его памяти, вдруг увидела Левитана. Так же, как серебристые воды озера Островно огибали мыс со старым кладбищем и церквушкой, пенистые потоки чужого разума омывали воссозданный им из глубин памяти Криса кусок Земли. Это узнавание родных образов, это созвучие душ в каких-то тонких и глубоко личных ощущениях явилось для меня откровением. И это было счастьем понимания.