Ненаписанный рассказ о странной любви

Мой друг Сева  - писатель.
     И так как мы дружим с ним, начиная  с нелегкого послевоенного детства, в котором слыли, как сейчас говорят, неблагополучными  детьми, то я могу с уверенностью сказать, что он – успешный писатель. Чего  не могу сказать о себе,хотя тоже иногда занимаюсь этим ремеслом, проработав учителем в школе почти сорок лет.
  Мы с ним окончили один и тот же факультет – филологический,  но в разных университетах: он – в Московском, я  в Ленинградском, а сейчас живем в нашем родном  городе на Черноморском побережье Кавказа  и часто ходим друг к другу в гости.
  Когда я ухожу навестить своего друга, моя жена обязательно кричит мне вслед:
   - Передай Севочке, что его последний рассказ – прелесть!
   Но я никогда этого не делаю, потому что знаю, как болезненно  Сева относится к подобным  случаям.  Когда он слышит: «Моя жена сказала…», то ему кажется, что сказавший это  мужчина  в душе обзывает его дамским угоднком.
   Дело в том, что он пишет рассказы преимущественно  для женских журналов, и милые дамы – читательницы всегда с восторгом принимают каждый его опус, засыпая его письмами с отзывами, аналогичными восклицанию моей жены.
    Скажу честно: я не прочел ни одного его произведения, хотя наша квартира  сплошь завалена журналами  в пёстрых обложках с однотипными названиями: «Лиза», «Наша Даша», «Иван-да-Марья» и тому подобными. Их читают  мои три внучки, две дочери, жена и  даже престарелая тёща.
  Но с творчеством моего друга я знаком не понаслышке,  так как у Севы была и есть  привычка  готовиться к творческому  процессу весьма странным образом. Над его его письменным столом на стене висит доска, к которой  он прикрепляет канцелярскими кнопками  небольшие листочки бумаги с сюжетами будущих рассказов, изложенных лишь в одном предложении. И всего за несколько минут я знакомлюсь  со всем, что он собирается написать, и это доставляет мне огромное удовольствие, так как  мой друг обладал недюжинным чувством юмора. Вы можете убедиться в этом сами, прочитав следующие перлы литературных замыслов: «О том, как мать невесты искала в будущем муже своей дочери качества своего потенциального любовника», «О том, как девушка  хотела выйти замуж за генерала, а вышла за прапорщика и никогда не жалела об этом, так как у прапорщика был автомобиль «Тойота», а у генерала – «Москвич», «О том, как три подруги невесты хотели отбить у неё жениха, но расхотели, когда он   стал ухаживать за всеми четырьмя».
  Написав рассказ, Сева снимал с доски соответствующий листочек и выбрасывал его в мусорную корзину, но через некоторое время там появлялась записка с новым сюжетом. Это напоминало мне сцены из детективных сериалов, где у сыщиков тоже была такая доска с портретами предполагаемых преступников, и, арестовав их, они с гордостью убирали фото в  ящик стола. 
  Когда я сказал об этом Севе, он лишь усмехнулся:
  - Неужели ты думаешь, что я могу кичиться  количеством своих опусов? Просто память у меня уже не  та, и это помогает мне помнить, что я уже написал и над чем еще предстоит работать.
  - Но почему ты пишешь только для женских журналов? - не отставал я.
   - А потому…  Чтобы не уезжать из Москвы после окончания университета,   я устроился на работу в общежитие Трехгорного мануфактурного комбината. Там в то время ввели должность психолога, словно специально для таких бездельников, как я. Поэтому   за два года работы в обществе одних лишь представителей женского пола я отлично изучил их характер, привычки и стремления…. И, вообще, не мешай мне работать. Иди на кухню и приготовь что-нибудь на ужин из продуктов, которые найдешь в холодильнике. А за трапезой с бутылкой грузинского вина мы с тобой и поговорим с тобой о литературе. Например, о том, почему Лев Толстой выдал Наташу Ростову замуж за Пьера Безухова, а не за  Анатоля Курагина.    
 
  Первым делом, зайдя в квартиру моего друга, я подходил к доске его литературных замыслов и изучал её, изумляясь глубокому знанию женской психологии, которое он получил, работая на Трёхгорке. Но повторяю: этого ля меня  было достаточно, чтобы оценить Севу  как писателя,  не читая его произведений.
  Но однажды я ознакомился с анонсом рассказа, отличавшимся, как мне показалось,  от всех  предыдущих.
  Он звучал так: «О том, как девушка полюбила человека, которого все ненавидели». Что-то в новом  сюжете поразило меня до глубины души, и я решил, что должен обязательно прочесть  этот рассказ, когда он будет написан.
  Но прошла неделя, потом вторая, третья, а эта бумажка продолжала висеть на доске. И, когда минул месяц, я за ужином спросил своего  друга:
  - А почему ты никак не закончишь рассказ о девушке, полюбившей человека, которого все ненавидели?.
   Сева посмотрел на меня  надменно и насмешливо, налил в бокал грузинского вина и произнес траурным голосом  краткую речь истинного  служителя Мельпомены, из чего я сделал вывод, что его будущий рассказ, был задуман, в отличие от всех других, как трагедия:
  - Польщен, что  впервые за все время нашего знакомства, а, точнее сказать, дружбы, ты обеспокоился   по поводу заминки в моем творчестве. Это говорит о том, что всё человеческое тебе не чуждо, в том числе, и литература.  Я знаю, что ты  читаешь  только классиков, а твоими любимыми авторами являются Ильф и Петров. Хотя однажды слышал, что на каком-то банкете, по-моему, на встрече с однокурсниками, ты похвастался, что у тебя есть друг – писатель.  У которого ты не прочел ни одного произведения. И вдруг я слышу, что тебя интересует судьба одного из рассказов, которые я пишу, как ты однажды выразился, конвейерным способом, фиксируя движение этого конвейера на специальной доске.. Так что же произошло, друг мой?
  Всё, что он сказал, было чистейшей правдой, и я ответил ему, смущенно понурив голову:
  - Не знаю, Сева. Чем-то зацепили меня твоя задумка, что-то  есть в ней  таинственное и… не только женское.
    Сева рассмеялся:
    - Я тебя понимаю и прощаю…:  Авторов, пишущих для женщин, ты писателями не считаешь. И  простил я тебя  по двум причинам: во-первых, ты – мой друг, а, во-вторых, так считает большинство читающего человечества. И еще.. Ты можешь сейчас помочь мне в решении трудного вопроса: стоит ли мне писать этот рассказ или нет..  В нем еще не написано ни строчки. … Дело в том, что он основан на реальных событиях, произошедших во время моей учёбы ы университете. И героиня рассказа , может быть, еще жива. И, прочитав его, она обязательно скажет: «Севка, Севка, какой же ты подлец!  Выставил на весь белый свет мою чистую и трогательную любовь, да еще и похихикаваешь над ней мерзко». И она будет права… Мой любимый жанр – трагикомедия, потому что все в нашей жизни печально и смешно.
  Он выпил до дна полный бокал вина и сказал:
  - А теперь слушай и старайся  представить свои молодые годы… Только тогда ты сможешь понять, что случилось  сорок лет тому назад   в небольшом студенческом коллективе, каким являлась группа  первокурсников филологического факультета МГУ имени Ломоносова, членом которой я имел счастье быть.   
   Сева закрыл глаза и мечтательно улыбнулся, и я понял, что он уже там, в прекрасном мире своей незабываемой молодости.
  \- Я был счастлив  и бездумен, - начал он свой рассказ, - потому что исполнилась моя мечта – учиться в самом лучшем университете страны, у меня была любимая девушка, в которую я влюбился ещё на приёмных экзаменах, почти каждый день  она водила меня  по театрам и музеям Москвы, так как была коренной москвичкой. Её звали Лена, и у неё была подруга по имени Нина, которая тоже училась в нашей группе..
  Лена считала её необыкновенной девушкой. Она была умна, начитанна и красива, занималась фехтованием и водила машину. Но об этом никто из наших студентов не знал, из-за  её необыкновенной скромности. И мне до сих пор непонятно, почему Лена при каждой нашей встрече начинала взахлёб рассказывать мне об удивительных качествах своей подруги. Мне даже стало это надоедать, и однажды я сказал ей, шутя:
  - Больше о Нине – ни слова. Я уже полюбил её, а с тобой  мы проводим сегодня последний вечер.
  Она, конечно, рассмеялась, но, однако, хвалебных панегириков  в честь нашей однокурсницы я больше не слышал.
  Но однажды вечером  я проводил её домой на Большую Ордынку, мне предстояло долгое возвращение в  своё общежитие по заваленной снегом Москве, и поэтому я недовольно вздохнул, когда она сказала;
  - С моей Нинкой случилась ужасная вещь. Я расскажу тебе об этом, только ты никому больше  не проболтайся, хорошо?
  Я, конечно, сначала обиделся на  то, что она смогла заподозрить  меня в болтливости, потом последовали её извинения  с обязательным поцелуем в финале, и, наконец, она поведала мне историю, показавшуюся мне неправдоподобной  и нелепой.
  Нина влюбилась в человека, которого в университете не любил никто. Мало сказать, не любил, его все ненавидели .. Руководство,  преподаватели, студенты и даже технички…
  Его звали Павел Иванович, и он преподавал у нас истмат, то есть, исторический материализм. Я понимаю, что мало кто из тогдашних студентов испытывал симпатию к этой занудной философской дисциплине, но мы возненавидели её именно из-за преподавателя. 
  Я хорошо запомнил первую встречу с ним. В аудиторию вошел тщедушный человек, назвать которого мужчиной у меня не поворачивается язык, и, осторожно ступая по тщательно натертому паркету, взобрался на кафедру. Именно, взобрался, так как кафедра была для него  слишком велика, как Эверест для гнома. Но это не вызвало у  нас ни тени насмешки, так как мы еще в школе узнали, что Наполеон тоже был мал ростом, но зато как велик своими деяниями!
  Потом он провел по поверхности кафедры кончиком пальца,, внимательно посмотрел на него и сурово нахмурился. 
 Затем новый преподаватель так же мрачно осмотрел и нас, останавливая на каждом взгляд своих тусклых, ничего не говорящих глаз, и  сказал:
  - Меня зовут Павел Иванович.
  И тут я хихикнул, причем, довольно громко. Вся группа повернулась в мою сторону и посмотрела на меня с осуждением. Милые юноши и девушки, вероятно, забыли, что точно так звали небезызвестного Чичикова, искателя  мертвых душ. Вот и мне, как только прозвучало это имя, внезапно представилось, что  мы и есть эти самые мёртвые души, а Павел Иванович пришел к нам, чтобы вложить в них крупицы знания  никчемной науки под названием исторический материализм. То есть, превратить нас, мёртвых, в нечто материальное.
  Но осуждающие взгляды моих однокурсников подействовали на меня ужасно: мне стало стыдно и нехорошо.   Словно я обидел человека, заслуживающего глубокого к себе уважения.
    Лекции свои он читал весьма своеобразно. Он доставал  из  папки узкую полоску бумаги и читал записанную на ней  цитату одного из классиков марксизма-ленинизма,  медленно и торжественно. Например: «Фридрих Энгельс в своей работе «Анти - Дюринг» говорит «Материалистическое понимание истории исходит из того положения, что производство, а вслед за производством обмен его продуктов, составляет основу всякого общественного строя; что в каждом выступающем в истории обществе распределение продуктов, а вместе с ним и разделение общества на классы или сословия, определяется тем, что и как производится, и как эти продукты производства обмениваются».
   Ты не удивляйся, что я так точно цитирую этого классика. Я до сих пор  не понимаю смысла этого высказывания, но помню его наизусть, так как пересдавал истмат три раза, а на семинарах, зачётах  и экзаменах Павел Иванович требовал точного воспроизведения текста   Я помню, как профессор слушал мой ответ с карандашом в руке, записывал им что-то в своем блокноте, а, когда я исчерпал весь запас моих знаний,  сказал: «В приведенной вами цитате  вы пропустили три слова:  «его» пред словом «продуктов»   «всякого» перед словами «общественного строя» и «сословия» в сочетании «классы и сословия». Тем самым вы  несколько исказили мысль Фридриха  Энгельса, а это в нашей науке недопустимо». После чего поставил в зачётке жирную «тройку», из-за  которой  я мог лишиться стипендии на весь семестр.
  Но вернемся к первой лекции, так как  именно она многое объясняет в вопросе любви и ненависти, являющемся идейной основой моего ненаписанного рассказа.
 Итак, после прочтения цитаты Павел Иванович сел на высокий стул за кафедрой, который, как я узнал позже, был поставлен специально для него, и, подперев голову жестом роденовского мыслителя, задумался. Думал он достаточно долго, минуты три, и так как глаз его не было видно, мне показалось, что он просто заснул.  Утомленный общением с нами, которых он  уже считал невежами и невеждами. А как еще можно оценить мерзкое хихиканье при произнесении лишь при имени преподавателя и гробовое молчание группы после цитирования великого высказывания классика марксизма – ленинизма. Он  начинал догадываться, что его смысл не дошёл до нас, и был совершенно прав: мы не поняли там ни слова.
  Но тут он вдруг встал и заговорил, вдохновенно и красиво, Даже голос у него изменился: вместо жалкого тенорка вконец разочарованного человека, я услышал в нем баритональные нотки агитатора и убежденного революционера времён великих мировых потрясений. Павел Иванович пытался превратить «Анти – Дюринг»  в поэму, которая должна была потрясти наши слабые  души, склонные к  юношескому пессимизму.
  И мы слушали его, затаив дыхание, словно к нам пришел новый вития, способный своим словом объяснить и решить все проблемы человечества. А он, почувствовав это наше состояние,  распалялся всё больше и больше, порой повышая свой голос до крика. Вскоре узкое пространство кафедры стало мешать ему, и он сбежал с неё и заметался по аудитории, которая была тоже тесной даже для него,  маленького и тщедушного. Наши головы послушно поворачивались за ним,  наши рты были открыты от изумления.   
  И тут Павел Иванович, как говорится, перебрал, то есть, перешел ту грань, которая отделяет  панегирик от бурлеска. Чтобы понять это, представь себе, что трагедийную поэму, к примеру, лермонтовского «Демона» читает цирковой клоун. Тогда содержание этой трагедии уже не имеет для слушателей никакого значения, они хохочут, следя за ужимками клоуна. Вот именно это и случилось  с нашим  преподавателем такой серьёзной дисциплины, как истмат, попытавшегося донести до нашего сознания  её постулаты средствами развлекательного шоу.
   На перемене почти вся группа высказала о Павле Ивановиче именно такое мнение: клоун и позёр  с задатками  талантливого оратора.  Правда были еще люди, которые не успели еще очухаться от его красноречия, и сказали, что он хороший, но своеобразный преподаватель, который сможет прояснить нам  эту неудобоваримую науку. Но общее впечатление было не в пользу Павла Ивановича, хотя, как ты, вероятно,, понял, ненавидеть его у нас не было никаких оснований.
 Ненависть пришла позже, когда начались  семинары, зачеты и экзамены…
  Ты не хмурься, я  же понимаю, что ненависть к человеку, который не является твоим явным врагом, - нехорошее чувство. Но, если этот человек считает всех нас недоумками и заставляет  зубрить цитаты, в которых ровным счётом ничего не понимаем, то рано или поздно ты возненавидишь его.
   Перед экзаменом по истмату, а он был у нас первым, мы денно и нощно  сидели парами на койках в общежитии и  долдонили  эти высказывания классиков.       Один воспроизводил  их по памяти , а другой  следил, не пропустил ли  тот  какое-либо слово или даже  запятую.
  Но, несмотря на это, почти половина студентов нашей группы завалила  экзамен. Такая же картина была в других группах. И в коридоре перед деканатом выстроилась огромная очередь за допуском к пересдаче. Старенький декан глотал таблетки и, не стесняясь нашего присутствия, кричал, что поставит на ученом совете вопрос о соответствии Павла Ивановича занимаемой должности.
  Я уже упоминал о его привычке проверять чистоту своего рабочего места из-за которой его терпеть не могли  уборщицы, ибо он почти каждый день писал на них жалобы в хозчасть университета.. 
  Но  отстранить Павла Ивановича от преподавания не мог  никто: ни ученый совет, ни студенты, ни, тем более, технички.   Потому что он был номенклатурой партийного руководства, какого, точно не скажу: то ли обкома, то ли  горкома, то ли даже ЦК КПСС. Но это уже для моего рассказа  о любви значения не имеет. Главное, что  такого  человека полюбила  чистая и красивая девушка. 
   Ты можешь в такое поверить?
   Так вот и я сначала не поверил. И стал незаметно наблюдать за Ниной на лекциях, когда Павел Иванович  витийствовал и страдал от нашего непонимания.
  И, глядя на  неё, я испытывал чувство восхищения и… жалости. Я восхищался ею, потому что она видела , как все окружающие ненавидят  Павла Ивановича,  но продолжала любить его. Она сидела за столом, гордо подняв свою прелестную головку, независимая и красивая, и моя душа замирала от восторга
 А жалел я её при виде того, как торопливо и старательно она записывает его восторженные и крикливые эскапады, не замечая, насколько жалок и ничтожен предмет её любви, превратившийся  в клоуна.
  «Наверное, с самого раннего детства она   обожала  цирк, - думал я, - и сохранила эту бездумную детскую любовь до сих пор»
  А вскоре произошло то, что должно было произойти. О её странной любви узнала вся наша группа, а затем и весь факультет.
   Помня истину, что всё тайное когда-нибудь становится явным, я воспринял это спокойно.. Зато моя любимая девушка Лена  не могла себе представить, как такое могло случиться, ведь об этой тайне знали всего трое: она, я и сама Нина.
  - Ты никому не говорил о том, что Нина любит Павла Ивановича? – спросила  однажды Лена, проницательно глядя мне в  лицо своими огромными страдающими глазами .
   Когда меня подозревают в чем-то  нехорошем, я сразу признаюсь, что совершил этот гнусный поступок, но делаю это таким образом, что  человеку, который засомневался в моей  порядочности, сразу становится стыдно.
  - Я точно не помню, - ответил я небрежно, - но, кажется, я сказал об этом Жоре Карапетяну и Люсе Бусаргиной.  Неужели они могли…?
  Люди, которых я назвал, были известны у нас как самые  заядлые болтуны  и сплетники, и Лена пришла в ужас, прежде чем поняла, что я так жестоко пошутил. На это у нее ушло не менее трёх минут, в течение которых она была готова возненавидеть меня и навсегда расстаться. 
  Вероятно, слухи о том, что в него тайно влюблена самая красивая девушка из нашей группы, дошли и до Павла  Ивановича, так как он однажды явился на лекцию в новом шевиотовом костюме и в туфлях на высоких каблуках. Он был не так криклив, как прежде, и провел всю лекцию, не поднимаясь на кафедру, а разгуливая по аудитории с видом почтенного и самоуверенного сластолюбца.
  А потом случилось нечто невероятное.
  Мы с Леной вышли после занятий на улицу и стали дожидаться Нину, которая почему-то задержалась. Шел мелкий весенний дождик, по лужам разгуливали надувшиеся влюбленные голуби, а из окна соседнего жилого дома доносилась трогательная мелодия из кинофильма «История любви»
  Нина вышла из дверей университета, задумчивая и  похорошевшая, подошла к нам и, покраснев, произнесла:
   - Павел Иванович пригласил меня в кино …
    Мы застыли в изумлении, не зная, что сказать.
   - На какой фильм? – наконец спросила Лена.
    Я удивленно посмотрел на нее, потому что вопрос этот показался мне совсем неуместным и даже глупым..
    Но Нина ответила на него  серьёзно, видимо, считая, что название фильма имеет какое-то значение в этой непростой ситуации:
  - «Дама с  собачкой», по Чехову.
    - И ты согласилась? – спросил я.
    - Да, - коротко она.
     Потом посмотрела на часы и добавила:
  - Так я пошла… Мне еще надо пообедать и привести с себя в порядок. Сеанс начинается в восемнадцать тридцать.
   - Не забудь взять зонтик, - посоветовала Лена, и я снова удивился странности этого разговора.
   - Конечно, - согласилась Нина и ушла.
   А мы с Леной были так поражены услышанным, что прошли весь путь до её дома, не сказав ни слова, и расстались у подъезда  молча и потерянно.

   Следующий день бы выходным, но опять дождливым, и я до полудня бездумно провалялся на койке, даже не вспомнив о вчерашнем  событии.  Но потом меня позвали к телефону, и голос Лены в трубке озабоченно  спросил меня:
   - Ты намерен узнать, чем закончилось    кино, на которое Нину пригласил Павел Иванович?
   - По-моему тем, что Гуров задается вопросом,   как избавить себя от необходимости прятаться и  обманывать, - ответил я.
   - Это я и без тебя знаю! – закричала Лена. – Что было у них после кино? Ведь должен был Павел Иванович что-то сказать ей!
  -  Вероятно, да…Пригласить девушку в кино, а после не сказать ей ни слова, - это нелепо и невежливо…
  - Опять ты со своими дурацкими шутками… Я звоню ей с утра, но она не отвечает… Может, она вообще домой не приходила?
  - Что,  сразу под венец пошла? Или к нему на квартиру? Не выдумывай, Нина – девушка благоразумная и  морально устойчивая…. Несмотря ни на что…Сейчас я еду к тебе, и мы с тобой отправляемся к ней… Вот увидишь, она или спит еще после вчерашнего киносеанса, либо зубрит истмат, чтобы  угодить любимому профессору…

   После долгого звонка, дверь нам открыла Нина, улыбающаяся и счастливая.
  - Ой, ребята, - закричала она, - как хорошо, что вы пришли!. Я сегодня в «Гастрономе» купила торт «Птичье молоко», вкуснятина необыкновенная!   Сейчас будем пить чай и смотреть по телевизору КВН.
  - Ты нам лучше скажи, чем  закончился вчера твой поход  в кино с Павлом Ивановичем,  -  не переступая через порог,  хмуро спросила Лена.  – Ты     призналась ему?
  - В чём? – удивилась Нина.
  - Ты дурочкой не прикидывайся! . В том, о чём скоро вся Москва будет говорить!  О твоей любви к Павлу Ивановичу!
   - Ах, об этом… Не было никакой любви… Да вы проходите… Чего у порога выяснять такой важный вопрос.
  Мы прошли в комнату, где на столе  стояла красивая  коробка с тортом.
    - Мой любимый, - ласково сказала Нина, положив на него руку. – Его можно купить только в нашем «Гастрономе». Потому что настоящее «Птичье молоко» выпускается только в Киеве, по специальному рецепту и доставляется в Москву на самолете,  Так как директор нашего «Гастронома» - бывший киевлянин.  Моя мама всегда говорит мне, когда я иду покупать этот торт, чтобы я проверяла, киевский он или нет. Появилось много подделок. Они  точно такие же, и по форме, и по красоте, и ингредиенты в них те же самые, а вкус не тот.
  - Ты нам зубы не заговаривай! – взбеленилась Лена. – Говори по сути!
  - А я и говорю по сути, - спокойно ответила Нина. – Павел Иванович нравился мне своей одержимостью  и умением убеждать людей  в правоте наших идей. Как, например, Овод, герой моего любимого романа. Мне казалось, что умнее его человека нет и быть не может. А все оказалось не так. Он  - подделка под Овода.
   - И ты поняла это после того, как сходила с ним в кино? – усмехнулась Лена.
    - Да.
    - Что же  он тебе сказал такого, что ты сразу прозрела?
    - Всего одну фразу…
    - Какую?
    - А ты смотрела этот фильм, «Дама с собачкой»?
    - Да, смотрела. И не раз…
    - Тогда ты должна помнить сцену, в которой Гуров Идет по заснеженной Москве, грустный и задумчивый, с палочкой в руке, глядя себе под ноги.
  -   Конечно,  помню.. Он идет очень долго, и некоторых зрителей это начинает так  раздражать, что они начинают смеяться.
    - А я поняла, почему режиссёр так растянул  эту сцену., Чтобы мы могли подумать о жизни вместе  с Гуровым… Ведь она у нас такая же сложная и непредсказуемая… Мы вышли из кино, и Павел Иванович спросил меня: «Тебе понравился фильм?»  -  «Да, очень - ответила я. – А вам?»  Он не сказал ни «да», ни «нет». Он произнес фразу, после которой  всё прояснилось; кто он, кто я, и что такое любовь. Он сказал: «Я не понял, зачем его одели в эти несуразные то ли валенки, то ли бахилы, как будто он старик какой-то… ». Представляешь, из всего увиденного и услышанного в этом  фильме его взволновало только одно: несуразная обувь на ногах Гурова. И ты знаешь, сразу после этого мне стало так легко, будто я камень с шеи сбросила…  Всё, ребята, больше об этом ни слова…Пьем чай с тортом и наслаждаемся жизнью…
  За столом она вела себя, как маленький, неугомонный ребенок. Смеялась, шутила и пела. И всё это было естественно и непринужденно, без всякого притворства.
  Я смотрел на неё с восхищением, Лена – с горечью во взгляде. Она еще не верила, что  эта странная  любовь  закончилась так грустно и так просто….

   После окончания университета Нина вышла замуж за геолога и уехала на Север. А Лена еще на пятом курсе  познакомилась с музыкантом из  известного вокально – инструментального ансамбля, названия которого  уже не помню. Я стал ей не интересен, и мы расстались Больше я  с этими девушками   не встречался и ничего о них не слышал… Вот так…