Дорожная симфония

Он заварил лапшу. Сел возле окна и начал размышлять. Мелькание строений, деревьев, столбов и других элементов заоконной жизни гипнотизировало, создавая иллюзию маятника. Глядя на это движение, его внутренний дисбаланс волшебным образом уравновешивался. Ему захотелось просто плыть по реке собственного воображения. Будучи человеком весьма широких взглядов на жизнь, он позволил себе слегка пофилософствовать. «Что есть дорога? Движение, – глядя в окно, начал он управление мыслями. – Но это лишь с одной стороны. Когда ты идёшь или бежишь. А вот ты в поезде. И двигается только он. Ты лишь с его помощью условно перемещаешься в пространстве. Ты практически статичен. Добровольно ограничен. Статика в движении… Мдааа… И к чему я об этом?» – удивился он и тут же прекратил свои раздумья. Да и правда, к чему осмысливать то, что неважно, и вообще тревожить свой ум, когда можно расслабиться.
Он сидел на нижней полке трёхъярусной кровати своего плацкартного хостела. Эти скромные апартаменты были по-своему уютны и привычны. Ему не нравились замкнутые пространства купе, где он ощущал себя узником, и даже испытывал некую клаустрофобию. От этого и любовь к плацкарту. Здесь почти все доступно для обозрения и восприятия. Столько звуков, цветов, запахов, новых людей. Их невыплаканные слёзы, закутанные в молчание слова, накопившиеся жизненные истории – только в этом ограниченном стенами вагона мире они могут найти своих слушателей. И нечего бояться, – говори всё, что взбредёт в голову. Ведь любая высказанная мысль останется и заплутает в нитях чужих разговоров. А затем и потеряется в железнодорожной сети навсегда.
Сам того не замечая, он снова наблюдал за медленно текущими мыслями и вёл внутренний диалог. «Всё-таки странно ощущать, что ты вот лежишь или сидишь на полке, а на самом деле едешь. Спишь, но при этом все слышишь. Стук колёс, хлопанье дверей, разговоры соседей. И ведь как бы они не старались говорить шёпотом, твой слух ловит и посылает в мозг каждое слово. И это несмотря на собственное дикое сопротивление «не слушать». «А кофе по утрам… – тут мысль от воображаемой картинки запнулась, словно  о препятствие, – разве можно назвать так эту жидкость? Почти кипяток вперемешку с темно-коричневым порошком из пакетика… бррр!» Он закрыл глаза, представляя истинный кофейный аромат, чтобы перебить неприязнь от возникшего образа.
Теперь его взгляд зацепился за белый квадрат не подлежащего утилизации контейнера. «А вот и лапша. Главный атрибут вагонной жизни. Практически уже традиционная в дороге еда. Нет, какие всё-таки японцы молодцы! – Вырвалось мысленно  искреннее восхищение. – Придумали для всего человечества этот пищезаменитель».
Внутреннее содержание коробки тем временем уже было залито водой. «Почти горячей, – отметил его ум, – и почему до сих пор в вагонах висят эти допотопные водонагреватели? Достаточно странно, что в нашем современном мире с различными технологиями воду греют в «титане». Может, уже заварилось?» Мысль перескочила, и тут же рука автоматически потянулась к крышке. Чувство голода обуславливало действия, но запущенный процесс брожения ума уже не остановить. «Почему мы едим это? – Рука остановилась, зависла над его единственным обеденным блюдом. – Ведь там бесцветные верёвочки. По запаху как пластик, а по вкусу как отварная в муке ткань. Пересоленная, обжигающая перцем. И всё же безвкусная жижа». Он с грустью приоткрыл пластиковую крышку контейнера, где в горячей воде ритмично покачивались свёрнутые в параллельные изгибы набухающие макаронные изделия цвета стареющих зубов. От возникшей ассоциации внутри него назревало чувство отвращения. Но внезапно вырвавшийся из-под крышки запах специй заставил желудок предательски заурчать. «Провокация!» – вскричал его голодный организм от дикого желания нырнуть в горячую жидкость вилкой, заботливо вложенной сюда производителем. И он не удержался. Нырнул. И с животной жадностью начал поглощать плавающую массу, обжигая рот.
В то же мгновение его слух и обоняние взорвались музыкой поездной жизни. Как по мановению палочки невидимого дирижёра, по всему вагону разнёсся аромат свежих огурцов, и похрустывание яичной скорлупы. Откуда-то справа по-свински вкусно запахло копчёной колбасой, слева – запечённой с чесноком полкурицы. Отовсюду слышался перестук бьющихся о борта стаканов ложек. Захватывающая всё больше плацкартного пространства симфония запахов и звуков оповещала всех пассажиров о наступлении времени позднего завтрака. Эта прелюдия вдохновила и тех, кто уже размял вялыми движениями онемевшие от сна мышцы спины, и других, только что решивших провалиться в сладкую дрёму после бессонной ночи. Вскоре вагонный оркестр чистил, резал, мешал, жевал Tutti  , не спеша и торжественно двигаясь к апофеозу. После затянувшейся основной партии в различных её вариациях на первый план выступили голоса насытившихся пассажиров. Их нестройный хор все с большим воодушевлением  обсуждал политические события, рассказывал семейные истории. И, наконец все разговоры  слились в один невнятный гул под шуршание мешочков, пакетиков, фольги, бумажных обёрток.
Внезапно начавшийся концерт после своей кульминации подходил к логической коде. К этому времени лапша была съедена, и жидкость, в которой она плавала, выпита из коробочки прямо через край. Он сложил мусор и отслужившую свою единственную службу вилку внутрь одноразовой супницы. Накрыл крышкой. И почти в полной тишине засыпающего после бранча  вагона, приступил к чаепитию.
Напротив него полулежала с закрытыми глазами девушка. Ещё пару минут назад она не отрывала взгляд от планшета  и, поддавшись стадному инстинкту, с аппетитом  уплетала протеиновый батончик. На верхних полках тихо посапывали мужики, навернувшие во время общей трапезы по пачке Доширака вприкуску с домашними бутербродами. На нижней боковой одинокая бабушка тщательно убирала со стола крошки, аккуратно сметая их в свёрнутый по-рыночному газетный кулёк. Повсюду жужжали негромкие голоса, старательно сходящие на шёпот. Еле слышный шорох полиэтилена постепенно уступал шуршанию постельного белья и поскрипыванию под тяжестью ёрзающих тел полок. Вскоре почти всё окружающее его пространство наполнилось сладким сопением вперемешку с густым храпом. Наступил антракт. Оркестр плацкартного вагона, исполнив полуденный концерт, набирался сил перед следующим своим выходом.
Будучи сторонником дорожных традиций, он решил присоединиться к сообществу засыпающих и с удовольствием вытянулся на полке. Перед тем, как слух, а затем и всё сознание наполнились ритмичным «ты-ту ты-тУ, ты-ту ты-тУ», его внутренний наблюдатель с удовольствием представил то место, где ждали вкусный обед и мягкая кровать. «Вот за что мы любим эту жизнь на колёсах, – задержались в сознании опоздавшие мысли. – Она обостряет наши чувства, придавая яркость аромату и вкусу домашней еды, а после вагонной бессонницы дарит радость наслаждения тишиной и ночным покоем в собственной постели. «Да… Всё познаётся…, – заплутав в полусонном тумане, мысль вынырнула из дремоты, чтобы поставить точку в каденции  рассуждений, – …познаётся в сравнении. Только выйдя из зоны собственного комфорта, ты начинаешь ценить простые вещи. Как интересна… разнообразна...жизнь» С этими словами он наконец провалился в сон. На безмятежном лице мелькнула улыбка счастья.