Лебеди и Люди

                Лебеди и люди

Павел Н. Лаптев

                рассказ

               
Жизнь человеческую сравнивают с временами года. Весна — детство и юность, лето зрелость. Здесь молодость и здоровье, торжество больших дел. Осень и зима как последние вехи. Жизнь на исходе, дряхлость и сплин. Эти воззрения есть у многих писателей. Правда, некоторые не находят вдохновения в тёплом времени, любят насыщенную красками вторую половину года, несмотря на её частую серость и слякотность. Кто-то величает зиму с её снегом и солнцем, невзирая на её суровость.
В каждом сезоне, как и у людей в разные отрезки их жития бывает своё очарование. И у Выксунского городского парка тоже. Заводчики братья Баташёвы рядом с господским домом придумали для себя такую неземную красоту более двух веков назад. Но ничего нельзя забрать с собой в вечность. Это чудо осталось всем нам.
Ах, как радостно гулять здесь летом! Бродить и нашёптывать, нет, декламировать стихи. Кому? А разве мало живых существ? Вот деревья и травы. Прыгают белки, проносятся чайки и голуби. Вот два озера, Большая и Малая Лебединка. Плавают утки с утятами. И лебеди, дивные ангельские создания. Все прислушиваются, приглядываются. Хорошо, если они с улыбкой встречают поэта, бормочущего рифмы. Может быть даже, определяя для себя некую его странность. Есть и такие, кто не может совладать со злостью своей, хмурится и ворчит, мол, нечем заняться лентяю, вот и шляется по тропинкам. Знали бы они, какая чудесная музыка звучит внутри, в сердце. Там и свет, и краски, неописуемые словами. А хочется, хочется рассказать об этом. Всем. Да, каждый творец желает, чтобы его голос услышали и возрадовались вместе с ним. Хочет передать это блаженное естество трудов своих принимающим. Дабы в вечной любви все живые существа обрели счастье.
Сколько слов сказано о Выксунском парке, не сосчитать! Но больше, больше нужно писать о таком дивном месте, сочетающем неземную благодать, свежесть и покой дольней природы.
Я шёл мерно по липовой аллее, слагая рифмы. Остановился, прислушался к шелесту листьев, щебету птиц. Поднял взор к ветвям и увидел в них проблески солнца. И ощутил внутри — любовь. Да! В естественной прекрасной среде можно осознать присутствие Создателя, в незримом эфире увидеть сердцем горний мир. Наша земная природа есть отголосок, проекция рая. А мы, люди, созданные по образу и подобию Творца, вспоминая о потерянном доме, возводим такие шедевры, как этот парк. На радость себе, ближним, любимым своим.
Я продолжил движение. Впереди прогуливалась молодая пара. У юноши белая рубашка с короткими рукавами, светлые брюки. Девушка одета в платье, слегка голубое. Догнав влюблённых, я услышал их разговор, замедлил шаг.
— Руслан, я тут подумала, какой был бы мир без воды, — сказала девушка.
— Без воды? — переспросил юноша. — Сухой.
— Да, нет. Ты понимаешь, что всё есть растворы. Могла ли зародиться жизнь без «Аш Два О»?
— Не знаю, — ответил Руслан. — Людмила, есть другие жидкости. Спирт, например.
— Фу! — поморщилась девушка. — Все живые существа были бы...
— Пьяные.
— Ага!
— А в кислоте? — спросил парень.
— В кислоте были бы из пластмассы или стекла, — сказала Людмила.
— Нет, из золота.
— Почему?
— Потому, что золото не растворяется в кислотах, — утвердил Руслан.
Я вспомнил о селеновой кислоте, но ничего не сказал.
Но молодые люди, словно уловили мои мысли и посмотрели на меня.
Я свернул с аллеи на тропинку. Подходя к Большой Лебединке, услышал лай и сперва не придал ему значения. Мало ли псов, и с хозяином, и бродячих бегают по парку. Но, когда я увидел двух лебедей на берегу, то поспешил туда. Одна птица лежала неподвижно на животе, длинная шея была вытянута вперёд, глаза закрыты. Другая ходила вокруг неё, махая крыльями и шипя на большую чёрную собаку, которая то приближалась, то удалялась. Я тоже захотел отпугнуть её, но та бросилась на меня. Быстро осмотревшись, я поднял сухую ветку и начал прогонять зверя. Это мне удалось, она отбежала. Но пришлось стоять между ней и птицами.
На мою радость, та самая молодая пара, Руслан и Людмила, тоже подошли к воде. Они попытались приблизиться к лебедям, но сначала тот, который стоял, не подпустил. Но быстро успокоился. Пока девушка что-то ласково говорила ему, парень быстро отсмотрел лежащего лебедя со всех сторон, потом поднял его и отнёс в воду.
— Повреждений нет. Может, перегрелся на солнце. Жарко, — сказал он и, с трудом открыв клюв, с ладони влил туда воду.
Другой лебедь зашёл в озеро и начал крыльями создавать волны.
— Видишь, охлаждает? — сказал Руслан.
Собака убежала, и я бросил палку и подошёл к озеру.
— А кто из них кто, Руслан? — спросила девушка.
— Я думаю, этот самец, — парень кивнул на лежачего и стал поливать его.
— А зачем он ушёл далеко от воды?
— Не знаю, Людмила, может траву пощипать, — предположил Руслан. — Эй, вставай! — потрепал перья.
И тут лебедь очнулся! Да, он открыл глаза, медленно поднял голову и — поплыл. И с ним рядом была его подруга.
— Слава Богу! — радостно воскликнула Людмила.
— Да, уж, — сказал Руслан.
Мы немного постояли, провожая взглядом белую пару. Молодые ушли, я же пошёл к Малой Лебединке и сел в беседке на лавочку, размышляя над случившимся.
Полуденная нега накрыла лёгкой тёплой пеленой. Я закрыл глаза, в которых сначала на красном фоне мерцали солнечные блики и тени веток, потом набежали волны холодного тумана. Вот он начал таять, стала проясняться безлюдная аллея. Я определил, что нахожусь под водой, на дне, но дышал. И вот увидел большого белого лебедя. Птица опускалась, доставала клювом ил и всплывала. Так продолжалось три раза. Вот и я стал подниматься, словно наполненный воздухом. Вынырнув, увидел сушу, которую птица возводила из ила. Я понял, что присутствую при рождении мира. И вот вода быстро ушла, я опустился маленьким, словно насекомое. Залез в щель и наблюдал дальше. И увидел огромное гнездо на липе. Из него выпало яйцо и разбилось на две части. Из верхней образовалось небо, из нижней земля, из желтка вылетело солнце, а из белка месяц. Всё происходило, словно на киноплёнке, то уменьшаясь, то увеличиваясь. Из гнезда начали выпадать другие яйца и разбивались. Из них вылезали люди, животные, непонятные светящиеся существа и расходились по парку. Я стал увеличиваться и уже сидел на лавочке, как прежде. Вот из одного яйца выпрыгнул деревянный единорог, начал двигаться в мою сторону, громыхая телом. Интересно, могли ли в нём, словно в троянском коне, уместиться все хорошие поэты, почему-то подумал я? Единорог дошёл до моей лавочки, остановился, стукнул передними копытами об асфальт, тряхнул гривой и умчался. Я пошёл за ним и увидел, как он прыгнул через заграждение в амфитеатр.
Послышались звуки скрипки. Я понял, кто это играет. Женщина в длинном платье на холме. Белая статуя выводила красивую мелодию. Я подошёл к ней. Она улыбнулась мне и сошла по воздуху со своего основания. Со своих пьедесталов спустились белые фигуры бородатых мужчин, похожих на знаменитых писателей, взяли её за руки и поспешили за единорогом. За ними невесть откуда побежали два изваяния пионеров с горном и барабаном.
Я пошёл в амфитеатр. На круглом танцполе, «пятаке» звучала чудесная музыка. Бездушные создания играли на инструментах и танцевали. Единорог прыгал и тряс головой. Писатели, взявшись за руки, выводили па. Здесь были и бесформенные инсталляции из труб и брёвен, которые тоже крутились вокруг своих осей. И я, поддавшись сему действу и ритму, словно опьянев, пустился в пляс, подпрыгивая и махая руками.
Те, кто приближались ко мне, спрашивали:
— Что каждому нужно?
— Без чего не может никто?
— Что нужно мне?
— Что надо мне?..
Я отвечал всем, не открывая рта, что не знаю.
И существа сказали сами:
— Имя!
— Имя!
— Название!
И просили:
— Как меня зовут?
— Назови меня!
— И меня!
— И меня!..
Я произнёс в себе:
— Зачем?
Скрипачка осказала:
— Ты дашь нам душу. Мы станем живые навсегда.
И все начали повторять:
— Мы живые!
— Живые!
— Живые…
Я молчал. И вот стихла музыка. Все остановились. И замерли. С неба спустилась большая птица лебедь и превратилась в красивую длинноволосую девушку в белом одеянии. Она сияла и я прищурился. Девушка подошла, положила руку мне на голову и я ощутил блаженство, несравнимое ни с чем земным. Она улыбнулась и пропела тонким голосом:
— Павел, ты видел, как танцует время. Не трать его.
Я пытался что-то сказать, или спросить о происходящем.
Но девушка положила свою ладонь на уста мои и произнесла:
— Это диво, — показала на статуи, — когда творения людских рук оживают. Большее чудо — человек с духом небесным внутри. С даром бесценным. Возгори любовью к миру сему, ко всем живым существам. И отойди от него, чтобы писать о нём. Зажечь огонь любви друг ко другу и к Творцу всяческих.
Я отступил чуть от девушки и по глупости и гордыне своей начал спорить закрытым ртом:
— Как же любить ближних, ведь они часто сами злые? Как любить Небесного Царя, не видя Его?
Девушка ничего не ответила и стала подниматься от земли, снова превращаясь в лебедя.
— А как тебя зовут? — спросил я.
Она не сказала.
— Ведь у всех должно быть имя, — крикнул я, также не открывая уст и вспомнил где-то прочитанное: — Великая Птица или Царевна Лебедь?
— У меня много имён, но ни одно не произносится языком человеков. Оно как жар огня, как вкус воды, как запах земли...
— А как пишется твоё имя? — спросил я.
— Как молния, — ответила она.
И, махая крылами, скрылась за облаками, которые быстро превратились в тёмные тучи. Налетел сильный ветер. Деревья начали гнуться под его силой. Молния прорезала воздух вычурной вязью и вонзилась в одну сосну. Дерево вспыхнуло, словно спичка. Гром пронёсся, сотрясая эфир. И ливень холодный застил всё вокруг. Статуи то ли растворились в нём, то ли просто исчезли. Я вышел из амфитеатра. И весь сырой, сел на скамейку аллеи. И закрыл глаза, в которых ещё горел небесный разряд, имя Великой Птицы. Я закрыл руками уши. И так просидел неведомо сколько времени, а когда открыл, то обнаружил, что ливень прошёл и светило солнце.
На роликовых коньках подъехала маленькая девочка с косичками и бантиками, в цветном платьишке. И сказала:
— Любовь есть отречение себя. Чем больше отдашь, тем больше получишь. Не трать время.
И, засмеявшись, уехала по аллее.
Я сидел и обдумывал происшедшее со мной. Сон ли это был? Или явь, граничащая с невидимым миром. Так и не понял. Только ощутил в себе необъяснимое словами изменение. Как-будто поверил, что кроме зримой окружающей нас действительности существует другая сторона бытия, значительно красивее, чудеснее этой. Которая открывается почему-то не всем. Или всем? Может мы сами не хотим её видеть? Потому, что так проще и легче жить, без неё. Мы сами закрываемся покрывалом мирским, чтобы не мешал тот мир. Ибо слишком уж много требует от нас — любить.
Не хотелось уходить отсюда. Мои думы и природа парка были в гармонии. Я словно растворился в солнце, ветре, в липовых листьях. Тёплое, мягкое, нежное — это женское начало в мире. Как его не хватает. В мире, где войны, зло, подлости. Без женщин он давно бы погиб. Мы, мужчины бы погибли. Только нужно не забывать заботиться о них, беречь их, жалеть — любить.
Где-то рядом начала жужжать коса. Это работные люди, словно цирюльники причёсывали траву. Возле них стоял очень низкого роста мужчина с длинной седой бородой до пояса в странной одежде: широкополая шляпа, фуфайка с короткими рукавами, цветные шорты. И босой. Он жестикулировал и что-то говорил косарям. За шумом инструментов пролетали обрывки фраз:
— Труд... Бесполезно... Бесплатно... Гулаг... Беломорканал... Беломор.
Рабочие не обращали внимания на мужчину.
Я снял обувь и пошёл по траве. Перед взором под ритм косы начали пролетать лучезарные всплески рифм: «Роса на траве, как это просто — роса на траве. Прозрачная россыпь, зелёная простынь. Трава в серебре. Я выйду босой этим утром туманным. Перо в рукаве. И буду писать вместе с солнцем желанным росой на траве. А что написать мне, о чём же стихиры мне здесь сочинить? О том, что важнее всего в этом мире нам нужно — любить. О том, что исчезнут вселенной законы, любовь не уйдёт. Планеты и звёзды, года и эоны — всё переживёт. А в воздухе сером, в тумане бескрайнем, тумане страстей написано вязью, написано тайной холодных ночей, о том, что за мною по самому следу придут косари. И скосят траву во славу победы вечерней зари. Успей прочитать прозрачные капли. Умеешь читать? И если, конечно, поверишь, не так ли? — Ты сможешь летать! Стихи на траве, идёшь и читаешь, но их не дави. Ведь если успеешь, из них ты узнаешь о вечной любви».
Ах, как хорошо в Выксунском парке осенью! Золото её — радость для глаз, для души. Золото, которое растворится позже в зимнем серебре.
Я снова увидел Руслана и Людмилу в это время года в дендрарии. Они сидели на скамейке, обнявшись. Вероятно, горячие сердца грели их сильнее, чем светлые куртки. Я тоже сидел чуть поодаль. Молодые люди, вероятно, не узнали меня, или вспомнили, но постеснялись поздороваться. Да и у меня не было желания сближаться с ними, мешать общению.
Я размышлял о том, что в любые эпохи, и в древние, языческие и поздние, когда клерикализм накрывал собою целые страны, и даже в государствах с богоборческой, еретической системой, каждый человек имел хоть какой-то духовный опыт, невидимый и непонятный другим. Чувствовал душу свою, как реальность. И часто опыт его не был связан с официальным мировоззрением. Потому и есть такое: человек верит в мир иной, а не может принять догматы того места, где он родился. Ищет, прочитывает много книг, часто переписанных друг с друга, но не находит в их мифологии истину. Граждане страны, где вера не поощрялась, и гналась, и просто замалчивалась,  слышали об этой субстанции в школе — «играй с душой», «рисуй от души». Да, искусство! Чувства, как проявления души. А если есть она, то есть и её Творец. Всё просто.
Я записывал на смартфоне навеянные красками природы рифмы, проговаривал их тихо. Молодые люди, глядя в мою сторону, шептались. Потом Людмила сказала:
— Стихи? Зачем? Сейчас кто только не пишет. Интернет завален рифмованными виршами. Любовь — морковь...
И громко засмеялась.
— Да... — задумался парень.
— Ты что обиделся, Руслан? — мягко спросила девушка.
— Нет, что ты,  — ответил парень. — Но как ты думаешь, рифма к слову Выкса есть?
Людмила задумалась.
— Выкса... Икса... Проникся, свыкся... Хныкса! — снова засмеялась.
— Да, — усмехнулся Руслан и продекламировал:  — Мой город Выкса ни плакса, ни хныкса. Ни уравнение с игриком, с иксом...
— Умча! — захлопала в ладоши Людмила. — Прямо талант.
— Таланта мало, — усмехнулся Руслан. — Нужно желание.
— Рассказывать, — продолжила Людмила.
— Показывать, — поправил парень. — Когда читаешь хорошую книгу, то видишь картинку. Словно кино смотришь, где букв, строчек нет. Так ведь?
— Точно, — согласилась девушка.
— Ну, вот. Если есть, что представить зрителю, нет, читателю, то и описывай. Как-то так, — сказал Руслан.
Они улыбнулись друг другу. 
К ним быстрым шагом подошла немолодая полная женщина в красном платье с цветами и с большой сумкой.
— Здрасьте, тётя Анджела! — поздоровался юноша.
Женщина нахмурилась, посмотрела на Руслана. Потом на Людмилу.
— Привет, мам! — поздоровалась Людмила.
— Больше дел нет? — спросила женщина.
— Анжелика Юлиевна! Тёть Анджел... — хотел сказать что-то Руслан.
— Вы посмотрите на них! А! В наше время такого не было, чтобы обнимались и целовались на людях. Советский человек был целомудренный.
— А дети откуда появлялись? — спросил с улыбкой Руслан.
— Хам! — сердито сказала Анжелика Юлиевна. И к дочери: — Я в сад пошла. В отличие от тебя, делами занимаюсь. А ты хоть дома уберись.
— Мам, я позавчера убиралась.
— Ну, и что! Пыль копится каждый день.
— Быль... Я на столешнице — пыль, — зачем-то сказал Руслан.
Женщина фыркнула и пошла от них.
Мимо проходил маленького роста длиннобородый мужчина, досаждавший летом косарям. Всё в той же одежде. Я вспомнил слова, которые он выдавал работникам и для себя назвал его Беломором.
— Молодой человек, — обратилась к нему Анжелика Юлиевна.
— Да, — сняв шляпу, поклонился он. — Вечно молодой и...
— Но вы, наверно, — прервала женщина, — тоже застали то время.
— То время? Средневековье или что темнее? — задумался Беломор.
Анжелика Юлиевна замешкалась.
— Когда главным был человек труда с нравственными ценностями.
— Вряд ли, — ответил мужчина. — Мне кажется, что люди и тогда, и сейчас те же. То есть, гомо сапиенс не изменился в сущности своей. Я думаю, что он не меняется веками, если не тысячелетиями.
— Как так? — удивилась Анжелика Юлиевна.
— А так, — продолжил Беломор. — С чего бы ему меняться? Эволюция? Глупость. Даже если предположить наличие естественного отбора в природе, он не увеличивает отдел, как вы говорите, нравственности в головном мозге. Философия и социология? Где их модель идеального общества?
— Коммунизм! — громко сказала Анжелика Юлиевна.
— Не утопия ли?
— Нет!
— Но, ни одна теория устройства человечества не принесла ему счастья.
— Да! А вы, я вижу, любите спорить со всеми? — возмущённо спросила женщина.
— В какой-то степени, — подтвердил Беломор. — В споре рождается истина. Но вы правы, по социальной справедливости мы продвинулись на этой планете. Не везде, конечно. Но повторю, внутренне человек не изменился. Те же желания, страсти, что и в былые времена. И ещё — смерть.
— Что смерть?
— Мы болеем, мы стареем и умираем. Чтобы не вещали религии, ничего не меняется в веках. Кто стал летать по воздуху, светиться, кто стал жить вечно? Никто. Выдаётся желаемое за действительное. Слова, слова, слова. Кто за них отвечает? Горы книг написаны, а старик, больной старик, сидящий в пещере возле костей мамонта и старик, сидящий возле телевизора в наше время, один и тот же.
Руслан и Людмила воспользовались этим диалогом и потихоньку удалились со скамейки и скрылись за деревьями.
Анжелика Юлиевна и Беломор продолжили разговор.
— Вы пессимист, нигилист. Или вообще атеист, — обозвала женщина собеседника.
— Я реалист, — ответил мужчина. — Я верю, что мир неслучаен. Такая красота не могла произойти сама собой. Но люди используют невидимое, трансцендентное в своих корыстных целях. Подменяют религией веру. Играют в православие, в буддизм, в... Хотите открою великую тайну?
— Какую ещё тайну?
— Всё, что нужно человеку, у него есть внутри, — тихо сказал Беломор. — Ищите и обрящете.
— А вы чего там нашли?
— Я? Нашёл себя.
Мужчина низко поклонился, что борода коснулась асфальта и, заложив руки за спину, что-то бормоча, медленно пошёл по дендрарию.
Анжелика Юлиевна увидела, как все разошлись, села рядом со мной. Она была возбуждена. Ей нужен был слушатель, собеседник. А мне не хотелось с ней общаться. И я встал и собрался уйти. Но женщина попросила:
— Подождите. Вы же слышали наш разговор? Вы же сами из того времени. Да?
Я усмехнулся, пожал плечами.
— Знаете, — сказала она. — этот бородач прав. Мы не молодеем. И ничего нет гаже старости. Все проблемы меркнут по сравнению с ней. Время летит. Детство долгое, юность всё быстрее и быстрее. И вот тебе уже сорок, пятьдесят. И года щёлкают, словно семечки. Болезни, слабость и — одиночество. Вы думаете, мне нужен этот сад? А? Да пропади он пропадом! Общение. Вы думаете, пожилые идут в кружки, секции, в храмы на службы, зачем? А? Поболтать... Дома тошно, муторно. У детей своя жизнь. А я боюсь, что дочь уйдёт. С этим... И я останусь одна.
Я хотел сказать, что это похоже на эгоизм, но промолчал.
Женщина заплакала, промокнула платком глаза.
— Молодой человек! — громко сказала Анжелика Юлиевна. — Почему, почему вы мужики такие чёрствые? А? — спросила. — У меня тоже был муж. Но он ушёл. К другой. Значит, я хуже той? Или он плохой? А? И этот Руслан отнимает у меня последнюю радость.
Женщина ещё больше расплакалась и, не найдя во мне единомышленника, пошагала быстро из дендрария.
Да, люди спорят. И у каждого своя правда. Или она, все-таки, одна?
Надо мной пролетела пчела. Я невольно нагнулся. Потом ещё несколько насекомых с жужжанием пронеслись мимо. Словно напомнили, что есть другая сторона бытия — тишина. В разуме, в сердце, где душевный мир и покой. И радость. Нужно стараться не думать плохо, отгонять, как этих букашек мысли, тогда сознание станет чистым, без пыли и мир будет восприниматься в его первозданной красоте. Я улыбнулся себе. Улыбнулся солнцу, небу. Поднял ладони, словно трогая прохладный осенний ветерок и он, лёгкий и ласковый, поздоровался со мной. Потом полетел вниз, волнуя жухлую траву. Снова поднялся и стал подбрасывать падающие разноцветные листья. И я услышал музыку вальса и дивное пение. Кто-то играл на невидимой скрипке, играл с душой. Девичий голос пел откуда-то сверху, с небес: «В парке осень, прохладно, безлюдно. Листья в ветренном танце кружатся. Они весело, дружно и чудно гобеленом на землю ложатся. Как художник огромною кистью осень живо рисует пейзажи. Облака, лужи, ветви и листья выставляет в своём вернисаже. Тюль ажурная — редкие ветки. В них слепящее солнце играет. Что-то шепчут пустые беседки, фонари головами кивают. Как смела и забавна затея — мне гербарий цветной собирая, походить по бескрайней аллее, и волшебные рифмы слагая. Осень — это предвестие рая, Боже мой, в ней какая отрада! В парке сказочном встречу тебя я. Полюблю сразу с первого взгляда».
А как чудесен Выксунский парк зимой! С его белыми шапками на вершинах сосен, с танцующими снежинками. Словно девушки в белых платьях, они кружатся, кружатся и ложатся в ладони. И таят. И нет ни одной одинаковой. Как и наши неповторимые женщины, но все прекрасные и любимые.
Я прогуливался по льду Большой Лебединки. Вокруг её острова катался на лыжах пожилой мужчина в спортивном костюме с надписью «СССР» на спине, вязаной шапке. Одежды, вероятно, времён его молодости. Мы не были знакомы, но старик, поравнявшись со мной, поздоровался и улыбнулся. На втором своём круге пожелал хорошего дня. На третьем напомнил о чудесной погоде. Я кивал головой и улыбался в ответ. Подошедши к пустому лебединому домику на берегу острова, я зачем-то заглянул внутрь, где были сено и белый пух. Лыжник тоже остановился и сказал:
— Птицы в тёплой квартире сейчас. Недалеко здесь. Зимуют.
Я согласился, кивнув.
— Красивые создания. И, главное, верные друг другу, — продолжил монолог Лыжник. — Помню в детстве моём... Не здесь. На одном пруду тоже жили лебеди. Как полагается, на зиму улетают на юг. Но одна лебёдушка не успела к морозам. Осталась. Что-то с крылом у неё было. И замерзала. И остался с ней её суженый... А я мальчишкой был тогда. Гулял с ребятами. Только льдом сковало гладь. Вот смотрю, с одного берега лиса приноровилась поохотиться. По льду скользко ходить. Но она и так и эдак пыталась схватить лебёдушку. А та бегом от неё, взлететь пыталась. И шипела, и отгоняла. А рядом кружил с криком её любимый, пытаясь отогнать лису. Ну, мы с друзьями сжалились над больной птицей и шубами поймали её. И друга её тоже. Его и ловить-то не надо было. Сам за нами, за своей любовью шёл. Так они вдвоём и жили всю зиму у меня в хлеву. А весной, когда на пруд прилетели их сородичи, выпустили пару... Да... — задумался старик. — Лебединая верность, — и оживился снова. — А я один. Моя жена умерла год назад... Полвека мы с ней прожили душа в душу... Но жизнь продолжается. Моя жизнь. Поэтому я радуюсь всему вокруг. И забочусь о здоровье... Что ж...
Я развёл руками, не зная, что ответить. И пошёл к берегу. Там были качели с сиденьем на двоих человек. На цепях. Легонько раскачивался на них знакомый — Беломор. Он был всё в той же одежде: шляпе, фуфайке, шортах. Правда, на ногах валенки. В руке была бутылка, из которой он что-то прихлёбывал.
Беломор крикнул Лыжнику:
— А смысл?
Тот остановился и ответил:
— Здоровье!
Я замедлил шаг и услышал такой диалог:
— Зачем?! Жизнь бессмысленна. У всех нас один конец — на два метра вниз чесать затылок, — сказал Беломор.
— Ну, ты загнул, — усмехнулся Лыжник. — Два метра! Полтора, а то и меньше.
— Мать сыра земля переварила миллиарды людей. Что бегай, что не бегай, один итог.
— А межитожье? — спорил старик Лыжник. — У меня воздух и солнце — радость! А у тебя?
— У меня? — Беломор посмотрел на бутылку. — Своя радость... Наш мир иллюзия. Наши желания иллюзорны, — продолжил он. — Наше тело временный переход из праха в прах. Потому, что ничего здесь не принадлежит нам. Мы лишь перекладываем материю из одной формы в другую. Никого не будет, слышите? Ни вас, ни меня, его не будет, — показал на меня. — Никого из ныне присутствующих. Зачем рвать жилы, напрягаться, если всё пропадёт. Зачем иметь богатство, если его нельзя забрать в гроб, зачем заводить детей, если и они умрут. Зачем лелеять тело, заниматься спортом, если мы не властны над ним. Оно болеет, стареет, его могут убить, а конец один — смерть.
Я пошёл от них. О чём спор? Не найдут истину в нём, потому как меряют зримой меркой. Да, вот лебеди не задумываются о смысле жизни, о том что полезно, что приятно. Просто живут. Просто заботятся друг о друге. И любят. Видят ли они иное, то, что неподвластно нам, людям?
Ведь, если предположить, что мир не только материален, значит критерии будут другие. Значит есть «послеитожье»? И есть истина?
Лыжник догнал меня.
— Дорогу! — сказал он весело и, когда отъехал на несколько метров, крикнул: — Жизнь бессмысленна без любви!
И умчался.
Жизнь бессмысленна без любви! Вот истина.
Я побрёл по снежной тропинке к двум оврагам, где с ледяных горок катались весёлые горожане.
Говорят, мир тесен. И одни мимолётные встречи с кем-то запоминаются, а другие исчезают из памяти. Но вот второй, третий раз увидишь людей и думаешь: да, оказывается, это они сидели на скамейке в дендрарии осенью, и ты нехотя, а, может и специально, подслушал их беседу. И непростой разговор с Анжеликой Юлиевной тоже. А потом, вроде, забыл.
В этот раз была беда. Молодые люди катались с ледяной горки и санки-ватрушка девушки на большой скорости врезалась в дерево. Я увидел машины неотложки и полиции на краю оврага. Девушка лежала на дне его без сознания. И парень, который то сидел возле неё, то ходил взад-вперёд, махал руками, что-то говорил Полицейскому. Да, это были они — Руслан и Людмила.
Я спустился вниз.
— Я не знаю, не знаю, как так получилось. Это я виноват, — сказал Руслан.
— Она одна сидела? — спросил Полицейский.
— Одна.
— Значит, ты не виноват.
— Нет, нет. Я виноват! Потому, что я пригласил её сюда, — продолжил причитать юноша. Полицейский что-то писал на листе бумаги.
Женщина Врач в белом халате и колпаке, сидевшая на корточках возле девушки и делавшая ей укол, сказала молодому человеку:
— Это, наверно, камень вон тот виноват, — показала на лежащий небольшой булыжник возле ледяной дорожки..
— Камень? — удивился Руслан, — Откуда он взялся? Не было его, — поднял и бросил подальше, повторил: — Не было его. Как с неба свалился.
— Камень преткновения, — задумчиво сказала женщина.
— Как? — не понял Руслан. — Да нет, я виноват! Признаю... Люда! — бросился к девушке. — Она ведь жива?
— Жива, — ответила Врач. — Но головой ударилась сильно. Надо скорее везти. Кто поможет поднять?
Я вызвался. Вместе с Русланом, подошедшим Лыжником мы с трудом вынесли носилки из оврага и поместили в медицинский автомобиль. Поднялся и Полицейский.
— Я с ней поеду, — сказал Руслан.
— Ты — со мной, — предупредил Полицейский. И обратился ко мне: — Вы свидетель?
Я покачал головой. Посмотрел по сторонам — были немногочисленные люди, взрослые и дети.
— Тогда не мешайтесь, — попросил Полицейский. И крикнул нескольким ротозеям: — Есть свидетели?
Кто был, начали расходится. Только вездесущий бородатый мужчина в шляпе, Беломор, поднял руку с бутылкой и сказал:
— Я видел! Эти люди сидели вместе. Девчушка  спереди. Я ещё подумал: будет беда. Потом — бах! В дерево! Так, что хоть соблюдай правила и законы, хоть нет, толку мало.
— Причём здесь правила, если камень не заметили, — посетовала Врач.
Руслан сел на бордюр, обхватил голову руками, начал причитать:
— Я виноват! Я убийца! Почему так получается, что в этом мире страдают невинные люди?
Беломор продолжил нравоучение:
— Скажите мне, а почему на войне убивать можно, а в мирное время нет? Или почему мы ставим памятники полководцам, которые посылали на смерть тысячи и миллионы? А человека, нечаянно убившему ближнего своего, сажаем в тюрьму?
— Кто кого убил? — спросил Полицейский.
— Этот... — Беломор показал на Руслана.
—  За ложные показания есть ответственность, — напомнил Полицейский.
— Вот! Правда глаза колет! — ответил Беломор. — А знаете, в чём она настоящая? В том, что всё иллюзорно. Власть, собственность, государство и так далее — это всё искусственные вещи. Вы иллюзия. Легитимность есть выдумка богатых. Суть в том, что если отбросить навязанные общественные договоры, то материя и вещи из неё не должны никому принадлежать.
— Экстремизмом пахнет, — предупредил Полицейский и погрозил пальцем.
— Это всё ярлыки, — сказал Беломор. — Излишки собственности порождают власть над теми, у кого её нет. История человечества есть история реприватизации. Войны, прикрываемые благими знамёнами за веру, суть за деньги и территории. И за новых рабов. Рабство! Мы все рабы. Где свобода? В Америке? Чушь! Капитализм не синоним свободе. Напротив, имущественное расслоение порождает зависимость одного от других.
— А как же без государства, законов, будет хаос, — сказала Врач.
— Будет свобода! — крикнул Беломор, бросил бутылку в сугроб и зачем-то побежал и скатился с ледяной горки. Потом медленно стал подниматься наверх. Но, с первого раза не получилось. Упал, покатился кубарём вниз, и — зацепился бородой за дерево. Закричал:
— Помогите!
Я быстро спустился и начал помогать ему отцепиться. Но, не получалось. Борода запуталась за сучок и ещё мужчина тянул её своим весом. Я достал из кармана смартфон и резким движением им по бороде освободил Беломора. Клочок волос остался на дереве. Мужчина покатился вниз.
— Гады все! Мелкие глупые людишки! — выругался Беломор и полез наверх. Поравнявшись со мной, оттолкнул меня и, помогая себе руками, наконец выбрался.
— Мне нужно в больницу, — попросил он, тяжело дыша.
— А что у вас? — спросила Врач.
— Голова, — сказал Полицейский.
— Не хамите! — сказал мужчина. — Борода.
— Борода? — удивилась Врач.
— Да. Борода болит.
— А она настоящая?
— Конечно.
— А больница иллюзия, и я тоже, — сказала, улыбаясь, женщина. — Ладно, давайте, садитесь. Поехали быстрее! Гипс наложим вам на бороду, — скомандовала она и закрыла дверь неотложки. Беломор тоже сел и автомобиль уехал.
В это время, рядом с Полицейским, чуть не задев его, упал камень.
— Это что? Кто кидается? — грозно спросил он, оглядываясь. Вытащил из кобуры пистолет, предупредил: — Я буду стрелять!
— С неба что-ли? — спросил он. Убрал оружие.
Все посмотрели вверх.
— Может, из космоса? Метеориты?   
Полицейский поднял камень.
— Похож на шлак, — усмехнулся Полицейский и положил камень в сумку, пояснив: — Вещдок. Дожили. Небо осерчало и камнями кидается в людей. Надо в каске ходить. Ха! — и Руслану: — Ладно, отпускаю тебя.
— Да без разницы, — махнул рукой Руслан. — Мне теперь ни жизни, ни счастья нет.
— Да, нет в жизни счастья, — почему-то согласился Полицейский.
Нет в жизни счастья? Ну, может, мимолётное какое и есть? Ведь есть же радость, удовольствия, комфорт. А счастья долгого, абсолютного нет. Но, несмотря на беды, неприятности, несмотря ни на что, счастье есть. Счастье любить и быть любимым. Вечное счастье. Потому, что любовь навсегда. Нужно говорить о ней, кричать о ней! Писать о ней. Под зимним солнцем, которое светит всем — и добрым, и злым. С ритмом скрипящего под ногами снега:
«Мы встретились в парке на зимней аллее, часов приблизительно в шесть. Вдруг солнце взыграло и стало теплее. Спасибо, за то, что вы есть. И вы, словно ангел, впорхнули в беседку, в невидимой книге прочесть, что мы благодарны всем людям так редко, за то, что они с нами есть. Я вашим пленим очарованным взглядом, позвольте поблизости сесть. Какая отрада побыть с вами рядом. Спасибо, что вы возле есть. И вам я открою души своей дверцу. Прошу, окажите мне честь, и кроткой любовью зажгите мне сердце, успевшее мне надоесть. И в этом огне тихая безмятежность благую поведает весть, что есть в жизни счастье, что есть в жизни нежность, что вы в ледяном мире есть».
И как легко в Выксунском парке весной! Ожившая природа дарит всю себя нам, людям. Воскресение, возрождение, преображение. Боже, какие прекрасные эпитеты для этого времени года!               
Я снова был в городском парке у Малой Лебединки. Проходя по овальному мостику, узнал на нём, возле ротонды — Руслана. Рядом с ним стояла монахиня в чёрном. Странно, но чёрный цвет мрачен, хотя это просто отсутствие цвета, символ беспристрастности, отречения от мирской суеты и материальных благ. Юноша был одет в серый костюм, наверно, под стать его настроению. Они постояли там, о чём-то беседуя, потом прошли по мосту в другую его часть, остановились.
Я подошёл ближе.
— Видишь, лебедь закидывает голову на спину, — сказала женщина.
— Ну и что? — спросил Руслан.
— К непогоде. Будет дождь.
Парень посмотрел на небо, на облака.
— Я не знаю, — ответил.
Словно лёгкие раскаты грома пронеслись в небе колокольные переливы. Ещё. И ещё. Это недалеко от парка возвышается храм.
— Я не знаю, — снова повторил парень.
Монахиня перекрестилась.
— Красивый звон, — сказала она. — Как напоминание, отзвук небесной Церкви. Которая любит и утешает. Жалеет. Она есть Царство Божие. Для нас.
— А вы...— спросил Руслан. — В монастыре давно?
— Уж и не помню сколько. Время там не замечаешь, — ответила женщина. — Была замужем. Детей Бог не дал. На сносях была четыре раза... Но... Не хотели детки рождаться... Хотела на себя руки наложить. Муж пить стал. Я предлагала взять из детского дома ребёнка. Он ни в какую. Конечно, я его понимала. Каждый мужик желает свою кровь продолжать. Так прожили лет пятнадцать... Или двадцать. Я терпела. Жалела.
— Жалела?
— Да. Любила, значит... Потом он ушёл к другой. Вроде там появилось у него дитя. А я... Одна осталась. Постепенно к Богу пришла.
— А муж? Он жив сейчас?
— Нет. Несколько лет назад умер. Я молюсь о его душе постоянно.
Они помолчали. Смотрели на воду. Лебеди возле берега в камышах что-то строили. Клювами брали стебли, тину и бросали в сторону. Получалась дорожка.
— Счастливые, — кивнул Руслан.
Монахиня кивнула в ответ, сказала:
— Счастливые. Потому, что живут в гармонии. Надо учится у них. Не имеют страстных помыслов. Наслаждаются жизнью и природой. Но мы за них в ответе. Наши мысли, желания влияют на животный и растительный мир. На всю планету. Да что, там, на всю вселенную. Вот есть конституция, уголовный кодекс. Есть духовные законы. А как же? Написано в Библии, что нельзя убивать, осуждать... И так далее. Да, почему страдают невинные люди? Раз, и камень на пути...
— Камень? — удивился Руслан.
— Почему болеют дети? — продолжила Монахиня. — Потому, что в массе своей люди нарушают заповеди. Да, сто человек согрешили, пустили бумеранг проступков, а он вернулся и ударил по девочке.
— Да?
— Точно. Грех Адама изменил и его самого и окружение. Пришли болезни и смерть не только к человеку, но и ко всем существам. Потому и Христос воплотился, пострадал за нас, умер на кресте, воскрес и вознёсся, исцелив нашу падшую природу. Он дал нам лекарство здесь, в земной Своей Церкви, Тело и Кровь. Дабы и мы излечились от первородного греха и имели жизнь вечную... Подумай об этом. А где мысли, там и дела.
— А я вот уже какой месяц ничего делать не могу. Девушка моя в больнице. К ней не пускают... Мать её не пускает. Говорит, в коме Людмила. Тяжело мне, это ж я виноват в этом, — пожаловался юноша.
— Я понимаю, тяжко, — сказала женщина.
— Но я не могу без неё. И ещё понимаю, что если останусь с ней, то жизнь закончится. Что придётся до смерти ухаживать.
Монахиня вздохнула, сказала:
— Господь благ и милосерд. Не бывает креста тяжелее, чем тот, который может вынести человек.
— Но я не хочу! То есть я не знаю, как правильно...
— Да, бывают в жизни ситуации, когда нужно сделать выбор. И он нелегко даётся. Только...
— Очень нелегко, — подтвердил Руслан.
— Только, если осознаёшь, что по сравнению с расстоянием во вселенной, со временем её существования... ещё с чем... С вечностью эти вопросы так малы!
— Я не знаю, что такое вечность. Да и никто не знает. И есть ли она? — вспылил Руслан.
— Мы пылинки, рождающиеся на мгновения этих данных нам лет, — сказала Монахиня. — Я хорошо помню, как девчонкой бегала здесь, ловила бабочек. Как будто, вчера это было. И вот — раз, полвека, как один день. Так что, если осознать, что жизнь мала и все радости её мимолётны, что наше тело может существовать лишь в узких рамках температуры, давления... Понимаешь? Тогда можно поверить, что жизнь не могла возникнуть случайно, что её Кто-то создал. Создал для нас. И этот «Кто-то» нас любит. И, значит есть эта вечность. Есть жизнь за гранью видимого мира. И там нет рамок. Там счастье и блаженство. Там — Любовь. Надо попросить Бога и Он даст ответ.
— Просить? — услышали с берега голос уже знакомого маленького мужчины в шляпе. Беломор, уже с короткой бородой подошёл к воде с удочкой, забросил леску и стал ловить ротанов. Постоял с минуту, потом громко сказал: — Браво! Сначала создают себе проблемы, а потом просят, мол, помоги, Господи. А эти... — кивнул на Монахиню. — Клянчат: мы начали строить храм, помозите, братья и сёстры. Ха! Вы знаете, что просящий наводит того, у кого просит, на грех. Как? Создаёт проблему выбора. И часто ответ — фиг вам. И автоматически в книгу дел записывается: не дал, сволочь... Вот нищий сидит себе, ладошку держит, мол, подайте, Христа ради. Сколько людей проходит мимо и все они — что? Согрешают. Потому, что не дают бедняге.
— Логично, — сказал Руслан. — А Его?
— Что? — не понял Беломор.
— Бога тоже нельзя просить?
— Нельзя, — ответил мужчина и пропел: — Подай, Господи!.. Господа просим!.. Диакон голосит. А Дедушка на тучке сидит, мобильник разрывается, сообщения летят на комп, месседжи снизу. И тот просит исцеления, и этот богатства, и та мужа бы... А? Война идёт! И эти просят победы, и те. И у обеих сторон на флаге: «С нами Бог!» Не дурдом ли? — мелко засмеялся. — Но, суть такая. Он, — Беломор показал на небо пальцем, — тоже оказывается на распутье. Мы просьбами искушаем Бога!
— Не на распутье, — прервала Монахиня. — Выбор сделан. Потому и вы сотворены и живёте. И можете думать, выбирать, говорить. А выбор — любовь. Бог есть Любовь. Поэтому просьбы наши Ему не в тягость.
— Я знаю великую тайну. Бог у меня внутри. Я верю в Него в душе и мне не нужны посредники между нами.
— Ну, во-первых, это давно не тайна. Царство Божие внутри нас. А во-вторых, вера в душе... Вы едите, пьёте тоже в душе? Деньги ваши в кармане или в ней?.. Вера без любви и добрых дел мертва.
— Ну-ну... Любовь... Ха! Ну-ну... Дела...
Беломор поклонился, снял шляпу, оголив лысину. Потом, заложив руки за спину, пошёл по тропинке. Но опомнился:
— Рыба!
Кинулся к удочке, но та поползла вслед за уплывающей леской.
— Всё из-за вас! — сердито крикнул мужчина, забежал по пояс в воду, пытаясь схватить снасть. Но та скрылась в глубине. Беломор упал, шляпа поплыла от него. Один лебедь тут же схватил её клювом и потащил. Другой лебедь стал щипать мужчину. Он с трудом вышел на берег, отёр бородой лицо. Лебедь, что щипал его, продолжал донимать и на суше. Мужчина сбросил фуфайку и побежал.
— Люди мерзкие грешные животные. Гады все! — крикнул он.
Мне показалось, что деревянный единорог стукнул копытом. По крайней мере, земля колыхнулась и Беломор упал. Сразу встал, показал кулак статуе и побежал от озера.
— Не судите никого и сами не будете судимы, — крикнула ему вслед Монахиня, взглянула на парня и улыбнулась, сказал: — Бог ему судия.
— Так, всё-таки судья? — спросил Руслан.
— Любовь людская приятна, любовь божественная ещё и полезна. Творец мира неизменен и бесстрастен. Приписываемые человеческие черты и чувства суть для понимания людям. Бог есть Любовь, — который раз повторила Монахиня. — Наказывает же себя и судит сам человек. Понимаешь?
— Это как? — спросил Руслан.
— Вот как телефон твой? Или радио? Если приёмник настроен на нужную частоту, то звучит музыка. Так и Господь. Говорил, покайтесь, ибо приблизилось Царство Божие. То есть, настройтесь на Его частоту, иначе не будет работать ваша душа, ваша жизнь. Иначе, пойдёте в геену огненную. Хороший пример?
Руслан вздохнул.
— Всё как-то сложно, — сказал он. — Получается, нет выбора у человека. То есть, нет свободы. Либо так, либо эдак.
— Вот и свобода выбора.
— Да, нет. Свобода, это когда тебе не ставят условий. Когда ты не хочешь ни того, ни другого.
— Третьего не дано, — сказала Монахиня, — потому что мы сотворили не сами себя. У нас есть Создатель. Такова реальность.
— У меня нет будущего, — печально сказал Руслан.
— У нас есть оно, и у души и у тела. В перспективе и у падшего мира с его болезнями и смертью. И в этом радость. Радуйся! — пыталась утешить женщина.
— Когда это будет и будет ли, — скептически ответил Руслан.
— Для вечности нет слова «когда». Она уже здесь и сейчас, ощущаемая любящим сердцем, — сказала Монахиня. — И если ты это поймёшь и примешь, то твой выбор будет лёгок.
Руслан покачал головой, залез на ограждение моста и прыгнул. Несколько мгновений и он оказался под водой.
Монахиня не сделала ни одного движения, не сказала ни одного слова. Она смотрела как бы безучастно на меня, залезшего на перила, чтобы прыгнуть вниз, на лебедей, которые подлетели, подбежали к парню. Они сунули длинные шеи под воду и вытащили Руслана. Он быстро освободился от птичьих клювов и, тяжело дыша, вышел на берег. Я спустился на мост.
— И… Испугался, — дрожа, сказал Руслан. — Что не смогу ухаживать за больной и буду всю жизнь мучится от этого.
Монахиня сошла с моста и подошла к нему.
— А то, что девушка могла остаться одна? Это не страшно? — с улыбкой cпросила она, и добавила: — Но так бывает — для того, чтобы воскреснуть, нужно сначала умереть.
И хлопнула в ладоши, крикнула:
— Руслан! Людмила!
Это она лебедей подзывала. Бывают же совпадения. Как и одноимённая пушкинская поэма. Не был ли Александр Сергеевич здесь, в Выксе? Не гулял ли в парке? В мире нет случайностей. Значит, нет хаоса, всё закономерно и гармонично. И, значит, у мира есть начало. Сознательное, желанное. По любви. И жизнь не бессмысленна. И у неё есть будущее.
Лебеди подплыли к берегу и Монахиня угостила их хлебом.
— Нет для них расстояний, нет вселенной. А расстались бы, жили бы на Луне, на Марсе, через космос безвоздушный летали бы друг ко другу, — сказала женщина о птицах и добавила: — И для людей, которые любят нет расстояний. И времени нет. А, Руслан? — и улыбнулась.
— Руслан! — услышали все женский голос.
Это была — Людмила. Да, она была здорова, стояла чуть поодаль в светлой одежде.
Влюблённые побежали навстречу друг другу, обнялись.
— Ты... Ты... — целовал девушку Руслан. — Как же, ты ведь в больнице должна быть, в этой коме...
— Почему? — удивлённо спросила Людмила. — Я дома давно… А ты мокрый какой!
— Да, дождь начинается... Так тётя… Анжелика Юлиевна сказала, что всё плохо. И телефон твой не отвечал.
— Нет, нет, всё хорошо. Были ушибы и прошли уже. А мама...
— Токсичная твоя мама, — сказал Руслан. — И…
Монахиня прервала его:
— Не судите никого. Божьи законы всё выправят и любовь сгладит. Храни вас Господь и матерь Божия.
Внезапный порыв ветра колыхнул озеро, прошелестел травой, взлетел вверх по соснам, качнул их и растворился в кронах. Небольшое облако проплыло в небе. Упали несколько дождевых капель. Потом ещё и ещё. Тёплый ливень лёгкой трелью прошёлся по глади, спугнув лебедей, которые быстро укрылись в свой домик, уселись на соломенную шляпу Беломора, прижались друг ко другу. Юноша и девушка тоже ушли. К моему удивлению, и Монахиня исчезла. Несколько мгновений назад стояла у озера и вот, словно растворилась в дожде.
Я сошёл с моста, постоял немного под сосной, размышляя о том, что мы часто сетуем на отсутствие чудес в жизни, и не замечаем, что, на самом деле они бывают каждый день. Да, что там, каждое мгновение. Но главное чудо называется — жизнь. Какая радость, что у нас есть свобода, свобода выбора в этом падшем, и всё-таки прекрасном Божием мире. Радость, что можем выбрать любовь. У которой не бывает границ и препятствий.
Любовь... Как бы мы жили без неё? Как без воды? Любовь не растворяется, как золото, не исчезает. Это дар. Она просто есть у нас и всё. Счастьем в наших сердцах...
В шуршании дождя я услышал скрип качелей. На них, к моему удивлению, сидел Лыжник вместе с Анжеликой Юлиевной. Старик что-то наливал в два стакана из бутылки. Потом, когда я отвлёкся на грозу, эти двое тоже исчезли в дожде, оставив раскачиваться пустые качели. А, может, мне показалось и там никого не было?
Вот из-за облака выглянуло солнце, мягко погладив меня тёплыми лучами. Ровная белая стрела прорезала облака. Из далёких неведомых земель возвращался в родные края лебединый клин. Я подумал, что у двух птиц на этом озере тоже есть выбор, лететь на юг или остаться зимовать в парке. И у того самца из детства Лыжника был выбор между тёплым югом и помощью подруге. Между комфортом и жертвой. Между безразличием и — любовью. А, может быть это лишь инстинкт?
Как же хорошо жить! В таком разном мире, где Благая весть уживается с мифами, жизнерадостность с унынием. О котором мы думаем, что всё знаем и в то же время о нём, настоящем не ведаем ничего.
Я посмотрел на часы и пошёл домой, замыслив написать увиденное. Только позже, вечером. Приближалось время полуденного отдыха. Только не у лебедей. Они летели и пели. И в их голосах различались лёгкие вешние строки:
«У весны есть свой секрет, Ты его не знаешь? В суете других сует многое теряешь. Солнце яркое когда, словно это лето, покрывает города и теплом, и светом. И на всех на деревах, набухают почки. Вылезают на глазах малые листочки. Из заморских из краёв, прилетели птицы. И от песен соловьёв ночью вновь не спится. Тебе хочется любить — вот и нет секрета. Постарайся не забыть, и меня при этом».