Г. Часть III. Глава 5

5


     Когда плотная ткань повязки закрыла ей глаза, акробатка поневоле вздрогнула, как от прикосновения чего-то чужеродного, непривычного. Нет, что бы там ни говорили, а возможность видеть – одна из базовых для человека. Когда тебя внезапно её лишают, непроизвольно испытываешь приступ лёгкой паники.
     Её ассистент, специально нанятый для такого случая, крепко завязал повязку на затылке и отошёл в сторону. "Итак, – торжественно вещал шпрехшталмейстер, – как вы видите, тут никакого обмана. Гортензия действительно ослепла на время! Сейчас она в кромешной тьме! Но это не помешает ей продемонстрировать вам всё своё умение!"
     "Чтоб тебе провалиться! – желчно подумала Катерина. – "Кромешная тьма"! "Продемонстрировать своё умение"! Конечно, легко говорить! Языком молоть – это не по канату бегать". Но она быстро себя осадила. Сейчас не время давать волю негативным эмоциям.
     Ассистент подвёл её к верёвочной лестнице, закрепил на спине страховку. Затем нагнулся к ней, и она услышала у самого своего уха шёпотом произнесённое пожелание удачи. Гортензия ничего не ответила, лишь чуть заметно повела плечом. Она не верила в удачу. Какая вообще может быть удача в хождении по канату? Тут всё решает выдержка, точность движений и вера в собственные силы. А случайности... ну, на то они и случайности. Могут произойти когда угодно и с кем угодно. И удача тут совершенно ни при чём.
     Привычными движениями Катерина начала подниматься вверх. Ровно тридцать восемь ступенек, которые она знала наизусть. Каждую неровность, каждый узелок, к которым она прикасалась сотни, если не тысячи раз. Но сегодня она ничего не видела. Могла воспринимать мир лишь на ощупь, приблизительно, с допущениями. На тренировках было как-то по–другому. Там она не чувствовала той ответственности, которая сейчас вдруг оказалась на её плечах. Ладно бы ещё это была идея Давида Робертовича, но ведь она сама высказалась за повязку... Но если уж назвалась груздем...
     И вот уже последняя ступенька лестницы, и она стоит на самом верху, на площадке. Музыка, обычно игравшая во время её выступлений, сейчас стихла. На недостаток внимания жаловаться не приходилось – стояла совершенная тишина, в которой она очень ясно слышала стук собственного сердца. Да, пожалуй, такого безмолвия во время её выступлений ещё не бывало, промелькнула шальная – и ненужная – мысль. Все зрители, как один, ждут её успеха или провала. Провала, возможно, даже с большим возбуждением. Ничто так не захватывает, как зрелище чужой неудачи. Впрочем, она не должна доставить им такого удовольствия. Всё в её руках – и ногах.
     Катерина вытянула вперёд правую ногу и нащупала ею начало каната. Его привычная твёрдость, податливая, но упорная напряжённость, сразу успокоили её. Здесь, наверху, на высоте тридцати восьми ступенек, всё было до предела просто. Ты проходишь от одного конца до другого – или не проходишь. Тут не существует двусмысленностей и компромиссов. Успех или провал однозначны, их никто не может поставить под сомнение. И твой главный соперник – всегда канат. Один и тот же, ничуть не меняющийся со временем канат. Который ждёт своего шанса...
     Гортензия перенесла центр тяжести направо, развела руки в стороны и переступила левой ногой. Канат дрогнул, словно недоумевая, почему она двигается так медленно. Конечно, можно было бы рискнуть и пойти с обычной скоростью, но рисковать Катерина не хотела. Какой смысл? Гораздо важнее сделать всё чётко, без помарок.
     Мягкая ткань повязки прилегала чересчур близко к глазам, неприятно щекотала веки. "Не обращая внимания, не обращай внимания", – повторяла про себя акробатка, делая третий шаг. Однако не так-то легко было отвлечься от этих непривычных ощущений. В ситуации, когда важна любая мелочь, подобные неприятности могут дорого обойтись. На четвёртом шаге она допустила маленькую неточность, не слишком плотно поставив пятку левой ноги к носку правой. Канат предупреждающе качнулся и на мгновение Гортензия почувствовала себя как будто в невесомости. Она хорошо знала, что это означало: равновесие оказалось потеряно. Ей оставалось только одно – сгруппироваться и перенести центр тяжести в противоположную опасной сторону. Она сделала это автоматически, на инстинкте. Несколько мгновений, бесконечно долгих, канат ещё колебался, но затем успокоился, замер. Худшее было позади. Теперь уже, решила Катерина, она подобной ошибки не допустит. Она поймала ритм, нащупала самую середину этой "строптивой верёвки", её остов. И, нащупав, всеми мышцами стоп приклеилась к нему. Теперь они с канатом составляли единое целое, а значит, невозможность видеть уже не имела значения. Катерина чуть ускорила темп, она была уже на середине дистанции. Стояла гробовая тишина, казалось, что мир внизу перестал существовать. Но она знала, что все как один сейчас сосредоточены лишь на ней одной. "Не сегодня, – промелькнула у неё всё та же мысль. – Сегодня вам не дождаться".
     Канат между тем уже пошёл вверх – значит, до конца оставалась примерно четверть пути. С повязкой на глазах Гортензии трудно было точно определить расстояние. Но не более семи метров, с которых начинается подъём. Только не промахнуться мимо площадки, остальное уже не так важно. Не спешить, спешить ей некуда. Пятку ровно к носку, и ещё раз, и ещё. Единое целое с канатом, вплоть до самого последнего момента. И вот уже по углу наклона она понимает, что площадка совсем близко. Достаточно протянуть ногу и можно её нащупать. Однако Катерина знала – нельзя поддаваться этому соблазну. Сколько бывало случаев, когда канатоходцы срывались на последнем метре из-за спешки. Тем более сейчас, с повязкой... Нет, она выдержит характер, дойдёт до самого конца.
     Гортензия в последний раз перенесла ногу, и носок упёрся в твёрдую плоть площадки. Не позволяя себе ускориться, она так же медленно, с чувством собственного достоинства, сделала ещё один, последний шаг, и взобралась на помост. Канат остался позади.
     Аплодисменты не стихали долго, наверное, минуты три. Катерина стояла, повернувшись лицом к залу, и почти не слышала их. В ней родилось и ширилось какое-то новое, непонятное чувство. "Я могу, я могу, я совершенно точно могу", – повторяла она про себя, сама не зная, к чему относится это "могу". И всё время, пока внизу рукоплескало человеческое море, Гортензия не снимала повязку. Сквозь её плотную ткань, казалось ей, она провидела будущее.