Противостояние

«Человека можно уничтожить, но его нельзя победить»
Эрнест Хемингуэй

Есть люди генераторы.  От них подзаряжаешься Светом, Добром, Знанием. Вокруг них магнитное поле. В сени их обаяния  спокойно и надёжно.
С Михалычем свела нас охотничья страсть. Тяга к приключениям. Судьба подарила двухнедельное общение с ним среди таёжных древних крепей в отрогах Главного Уральского хребта, в сорока километрах от перевала Дятлова. Одним из сказочных, дивных вечеров на берегу речки Тошимки, под сполохами Млечного Пути. Костёр деловито ворочал сучьями, переливалась флейтами речка, и я спросил его, откуда у него такие страшные шрамы от левой кисти до плеча. Вот тогда он и рассказал одну из своих историй. Номер кувырнадцать.

Часть 1. Встреча друзей.

Ехали мы с товарищем с рыбалки в дальних «пикулях». Дорога шла мимо города, где молодыми, начинали свою трудовую деятельность. Вспомнили одного из нашей компании, кто так и остался здесь. Обзавёлся семьёй. Периодически созванивались. Саныч звал в гости. Посидеть за рюмкой «чая». То, сё. Но всё как-то суета и недосуг. А что, решили, адрес знаем. Городишко не велик. Дело  к ночи. Не прогонят, если, глядишь и переночуем.
Дом Саныча нашли почти сразу. Всего один раз то и спросили у ковыляющей от магазина с авоськой бабульки, где мол N - ская улица, мать? Было воскресенье, потому вероятность застать дома бывшего коллегу была весьма велика. Квартира оказалась на первом этаже. По причине изнуряющего зноя, все окна в «хрущёвке» были нараспашку, двор фонтанировал чарующей мелодией жизнедеятельности человейника: брякали кастрюли, затейливо матерился на кого – то хриплый баритон, долбил басами из динамика бониэмовский хит, детский визг, хлопала стиранным бельем женщина на балконе третьего этажа, ароматы аппетитно шкворчащей на сале картошки провоцировали дикое слюноотделение оголодавших путников. Постучались. И надо же. Дверь открыл сам хозяин. Форма одежды домашняя. Трусселя в клеточку на голое тело. Очки. - Бааааа! Мужикииии! Какими судьбами! Да наконец- тоооо! Ёксель моксель! Объятия, массаж правых конечностей. Представил супругу.
  – Ну входите, входите! Не буксуйте на проходе - то. Саныч обернулся и строгим голосом скомандовал кому – то: «Место Граф! Свои!» - У нас, мужики, собачка большая. Да вы не пугайтесь. Он воспитанный.
Войдя в проходную комнату, она же зал или «большая», справа на диване Михалыч увидел огроменного, чёрного королевского дога. Этакий телёнок. Он не помещался весь на двуспальной мебели. 
- Какой интересный у вас, Саныч, конь! – Он нас, часом, не скушает? Ну, посмеялись, мол, да что там, нет, он мирный!
- Давайте за стол, с дороги. Сколько ж лет прошло? За встречу обязательно надо символически и всенепременно усугубить. Подмигнул жене и та стремглав сделала маневр на кухню.
Саныч сразу предложил заночевать. - Да куда вы!? Черти! Столько лет! Нет уж, братушки, не отпускаю. Отдыхайте. Завтра поедете. Ну и засиделись за полночь. Уговорили две ёмкости «Пшеничной»,  под грузди в сметане.  Вспоминали молодость,  хохотали, хлопали друг друга по плечам одобряюще. Всё обычно. Людям свойственно радоваться хоть какому-то разнообразию в скучной рутине повседневности. Греться теплом в ауре друзей.

Когда пришло время ко сну, всё же хозяевам завтра на работу, Саныч проинструктировал,
– Значиться так. Спите на этом диванчике, Графка с нами в спальне будет. Ключ от квартиры оставлю в коридоре на полке. Отдыхайте не спеша. Оклемаетесь. Позавтракаете. Закройте хату. Ключ соседке оставьте. Предупрежу. А Графа не мохайте. Главное, завтра без меня, резких движений, маханиями руками не надо. Жара. Он потом на диван заберётся, и дрыхнуть будет до вечера. 
Михалыч всю жизнь занимался собаками. Охотник – промысловик, пятнадцать лет на промысле в тайге. Как без друзей четвероногих? Потому считывать малейшие нюансы по глазам и позе любого пса мог безошибочно. Первый же взгляд глаза в глаза при знакомстве и Михалыч подумал: «Ох, чую, задаст этот пёсик нам вопросы! Не сегодня, так завтра!»
Улеглись, покряхтывая на диванчик, похоже, нашего же возраста. Что – то там похохмили пару минут и Морфей понемногу  одолел путешественников. Он лежал на спине. Смотрел в качающиеся тени на потолке. Думал о своём. Вялый теплый ветерок в окна не остужал, да и подогрев «Пшеничной» разогнал температуру организма, оттого было жарко и душно. Находясь где – то в переходе от яви ко сну, он ощутил, как ему на голову легли мощные челюсти. Лбом ощутил давление. И тут же низким регистром, где – то в глубине огромного пса, зарокотало предупреждающее ворчание. Ещё не рык.  - Ну вот, начинается. Пёсик пришёл показать, кто здесь Хозяин и чьё место мы заняли! Главное сейчас не шевелиться. Спокойно, дорогой товарищ! Даже не моргай! – проводил сам с собой сеанс аутотренинга Михалыч. Действительно. Долгую минуту дог придавливал нижними челюстями голову лежащему человеку. Тихо рычал. Потом медленно, медленно поднял свою мощную голову, немного отошёл, и какое – то время пристально смотрел, поблескивая своими бельмами, на оккупантов его дивана. И не спеша ушёл к хозяевам в спальню, многозначительно поскрипывая досками пола.

Часть 2. Утро. Битва.
Развесёлый воробьиный базар носился в кленовых кронах оглушительно. И откуда у этих птах такая энергия? Мозг просыпался. Веки поднимать не хотелось. Ленно. Сон цеплялся бархатными лапками, не отпускал. Хозяева на цыпочках суетились по квартирке, собираясь на работу. На первой трели заткнулся в разгоне чайник. Зажурчал кипяток в кружку. В ноздри приятно дохнуло ароматом немудрящего парфюма. Саныч  не громко пробасил откуда – то сверху, - Проснулись? Нет? Архаровцы? Чайку испить с кофием не желаете? Михалыч разлепил таки глаза, - Утречко доброе! Чайку, это с удовольствием, - и прогоняя остатки сонного морока, поднялся, потянулся, хрустнув суставами. – Насыпай по золотинку твоего Цейлонского, только морду лица сбрызнем. Потом расселись на тесной кухоньке, с удовольствием прикусывая ароматный чай маковыми сухариками. – Саныч засобирался, - Ну, мужики, как опять по рыбку двинете, меня не забывайте. Адрес тот же. А Бармалей наш в спальне лежит. Завтракайте спокойно. Ключ как договорились. Бывайте! Шлите голубей! Поручкались. Обнялись на прощание, – Вот и служебная притарахтела. Поехал я, - и Саныч стремительно вышел в прихожую. Мягко клацнула замком дверь. Остались вдвоём, точнее втроём. Товарищ, сделав последний глоток, крякнул, задумался, - Михалыч, вот чего. Пойду я до лавки схожу, курева куплю. Тебе - то проще, некурящему. И поедем.
- Ааа. Ну давай, давай. А я пока газетку на десерт почитаю, - ответил  Михалыч, аппетитно  хрумкая сухарём, - да чайку ещё пошвыркаю.
Оставшись один на кухне, он развернул лежащую на холодильнике «Правду», и побежал зорким глазом по диагонали передовицы. Отгородившись от мира, точнее входа в кухню простыней газеты. Не прошло и минуты, как он почувствовал пристальный взгляд, несмотря на экран газеты. Рефлексы промысловика тренированные, безошибочные. Он медленно опустил бумажный разворот. В метре от него стоял Зверь. Не мигая, налитыми кровью белками, смотрел прямо ему в глаза. Их взгляды были на одной линии. Михалыч, конечно, понимал, что гляделки сейчас закончатся. Хозяин дивана пришёл наказать обидчика за неуважение. Или он. Или я. Пёс зарычал и обнажил клыки. Все мышцы противников собрались в одну плотную тетиву. Михалыч опустил подбородок, защищая шею. И в этот момент огромная собака бросилась на него, молча. Он вскочил, опрокинул кухонный стол и резко выставил вперед голое предплечье. Огромная пасть, костедробительный аппарат, сомкнулся на его запястье, как будто рука попала под мельничный жернов. Взрыв адреналина перекрыл боль.  Пёс прижал человека к стене. Он стоял на задних лапах, выше головы Михалыча. Всё на кухне гремело и падало. Звенела разбитая посуда. Упала со стены полка.  Михалыч сдерживал демона предплечьем, как щитом, кровь его брызгами заливала кухню. Правой рукой он со всей своей силы бил "собаку Баскервилей" кулаком по рёбрам, в голову, куда попало, но тот зверел от этого всё больше. Окровавленные клыки жевали человеческую плоть, медленно перемещаясь к плечу. В руке что- то хрустело, трещали сухожилия, но боли особой не чувствовал. – Вот сейчас доберётся до шеи, и тут и конец вам, Вячеслав Михалыч, откусит он головку на завтрак! Вытолкнуть из кухни почти центнер мышц и костей не хватало сил, уж больно тяжёлая туша, хоть и не слабак Михалыч, и спортсмен, и тайгой тренирован, но никак. И тут в придавленном к стене теле взорвалась спящая ярость, душил её Михалыч всегда. Знал он, как может быть опасен для окружающих опьянённый адреналином. – Ну, уж, хрен тебе, гад! И он ударил торжествующего опьянённого кровью пса, снизу. Очень сильно! Ногой спортсмена лыжника. По качающимся «колокольчикам». Взвыл страшный вурдалак. Завизжал как свинья на жертвеннике. Разомкнул челюсти и с грохотом вылетел в большую комнату, визжа и подвывая. Снёс обеденный стол и стулья. И не переставая выть, скрылся в спальне. Михалыч в два прыжка вылетел следом, захлопнул в спальню дверь и заклинил в дверной ручке ножку стула. В спальне происходил конец света. Там грохотало, трещало и встетенькивало. Злобная сволочь то рычал страшно, то снова выл с подвизгиванием. Во дворе тем временем собирался любопытный, очень спешащий на работу народ. Подъехал пошарпанный милицейский «уазик». Увидев через открытое окно кухни вяло спешащие «органы», "Конан - варвар" открыл входную дверь.
Вошедшим стражам предстала колоритная картина. Привалившись спиной к стене, обессиленный Махалыч напоминал кадр из ужастика «Они возвращаются». Из порванной в клочья руки фонтанчиками выплёскивалась кровь, стекала по бедру, образуя лужу. Собственно он весь был покрыт сгустками своей крови. А в спальне продолжался Армагеддон.
   
Эпилог.
Его увезли на скорой. Заштопали крестиком и гладью измочаленную руку. Сухожилия на счастье не пострадали.  Вкололи какие- то лекарства. И уже через два часа Михалыч вернулся к месту битвы. Хозяева, конечно, были уже дома. Весть ласточкой облетела городишко. На скамейке причитали старушки, увидев «Последнего легионера». Он был страшен. Только что ушёл участковый, заполнил свои бумажки, взяв автографы у хозяев.
А дурная псина, в злобе и отчаянии от унижения уничтожила в пыль и щепки всё, что было в спальне нажито кропотливым трудом хозяев. Прощаясь, Саныч виновато смотрел в сторону, разводил руками, вздыхал.
 – Послушай моего совета, Саныч! Усыпи его от греха, - спокойно рекомендовал весь забинтованный,  - он человечьей крови попробовал. Теперь он опасен, в том числе и для вас. И унижение от поражения не забудет. Знай.