Запись сто пятьдесят вторая. Ник. Болдырев - эссе

0.11.08 Несколько "автографских" вечеров прошло, все такие... посиделки. Поэтому - книги.

Читаю «Избранное» В. Ерофеева. Как же он складно пишет! Но какая же это чернота. Мне вот пришло на ум – это тоже вывих какой-то, (как те же геи, девоти), когда человек так относится к водке. То ли от ужаса перед жизнью, то ли от её несовершенства… Но тогда зачем это несовершенство умножать своим несовершенством – ведь самый низ у него, самая физиология…

И вот ещё - открыла новое для себя имя. Автор послесловия к томику Библиотеки Флорентия Павленкова – Николай Болдырев. Аж перечитала его. Накачала из сети несколько статей. Ему 60, живёт в Челябинске, букеровский лауреат. В томике его эссе: «По лезвию бритвы». Цитириует Лотмана: «Карамзин – сам себя строил, как писатель – средний, но «создал живой эталон русского писателя…, в котором душевное благородство мыслилось не как высокое достоинство, а … как естественное условие человеческой жизни и минимальное из требований, предъявляемых к литератору», трансформировал себя.

Вообще статья начинается такой декларацией: «Жизнь великого человека можно рассматривать … либо как процесс, как живое единство этого процесса, обладающее самоценным вечным смыслом, либо как сумму творческий достижений, когда сама жизнь видится лишь средством и способом для последних».

Не совсем понятно про «живое единство», но смысл понятен, в общем: либо он строит себя, либо его жизнь – это «средство и способ для творческих достижений». Хотя тут тоже формулировка не чёткая – так средство или способ? Потому что если средство, то тут некая предопределённость, если же способ, то тут серия процессов, которые ещё должны произойти.

Про Пушкина вообще размашисто: его сознание «было первоначально просветлённым».

Вводится понятие человека-дзена (то есть буддистское отношение к жизни, самый чистый образец – Пушкин, похоже, Ерофеева тоже туда же придётся) - излучающего «энергию довольства миром, собою, судьбою». Утверждает: «Никакого христианского страдания. Пушкин не знал его». И только, когда он женился на Натали, то «вступил в бесконечный конфликт с теми внутренними силами в себе, которые его до сих пор питали и хранили». (А по-моему, до женитьбы Пушкин был просто безответственный шалопай и повеса, а женившись, стал взрослым со всеми атрибутами, прежде всего – ответственностью. И никакие силы тут ничего поделать не могут). Утверждает, что произведения (стихи, надо полагать) Пушкина бессодержательны, «Мороз и солнце…», например. Ну, извините – стихи если и «содержательны», то не это их главное, держащее читателя, качество.

И человек-христианин (копание, анализ, проповедничество: Достоевский, Гоголь, Толстой). Первые принимают жизнь – как есть, радуются ей, вторые – пытаются исправлять.

«Христианский художник творчеством пытается подменить жизнь, ибо «творчество жизни» считает для себя непосильным. Творчество для него – бегство в дар» . «Дзенский художник… не стремится загрузить свои произведения содержанием… Здесь нет ни «мук», ни страданий, ни мучительной работы». (Он - что? – черновиков Пушкина не видел?) Ну и вывод: все попытки и потуги писать своё собственное «священное писание», это попытка прорваться (связать порванную тропу) к Богу.

Гоголь, по Болдыреву, загадочен и виновен в том, что выпустил на волю из своих произведений («ящик Пандоры») «трупную инфекцию» (интерпретация высказываний Розанова по этому поводу). Виновность в том, что ожили и миллионами разбрелись по Руси кошмарные уродцы (будто их до Гоголя не было. Взять школьный курс – тот же «Недоросль»).

Об Аксаковых – в «России было скучно жить», приближалась катастрофа, славянофилы пытались хоть как-то её предотвратить, зовя к истокам.

О Достоевском скупо – не любит (или очеркист, написавший биографию для «Библиотеки Павленкова» его не любит), мол, «чем дальше хронологически мы от человека, тем более осознаём его как тайну, как миф, как некое неведомое ему самому послание».

Потом идёт очень интересный текст по поводу того, что каждая хорошо написанная книга (вообще, любой, хорошо написанный, текст) – это собственная библия. (Я бы исправила «Евангелие от…»). И проводится аналогия с физикой ядра атома: мол, занимаясь букво- и словосочетанием, мы не знаем, какие силы приводим в движение – «труд обнаружения своих невидимых извне вибраций».

По Болдыреву «В одном случае творчество происходит в колоссальных напряжениях, борениях и муках («муки творчества»); в другом: творческий процесс лёгок и неприметен как полёт мотылька. Всё дело в настройке своего психо-энергетического аппарата на «божественные волны».  « …в одном случае творчество является делом человеческой «одарённости»,  человеческой «божественности»; в другом – «наитием свыше», приятем вести».

(Вообще-то, я не разделяю одарённость и «наитие». Одно без другого навряд ли возможно. Что это за «божественность» без наития, без приятия вести?)

Очень спорные мысли. Накачала из сети ещё несколько работ, надо разобраться.