История в лицах. Иван IV Грозный

По страницам книги. А.К.Толстой. "Князь Серебряный"

                Иван Васильевич IV Грозный,
             государь, царь и великий князь всея России
              (25 августа(4 сентября) 1530 г. — 18 (28) марта 1584 г.)

Предки: по отцу - "Рюриковичи мы", по матери - Глинские, по легендарным сведениям - потомки Мамая.
Семья: брат - Юрий, жёны - Анастасия Романовна Захарьина-Юрьева, Мария(Кученей) Темрюковна, Марфа Собакина, Анна Колтовская, Анна Васильчикова, Василиса Мелентьева, Мария Нагая; дети - Иван, Фёдор, Дмитрий.
Сподвижники и приближённые: в молодости - митрополит Макарий, Алексей Адашев, игумен Сильвестр, Андрей Курбский; в годы опричнины: Басмановы, Малюта Скуратов; в конце жизни - Годуновы.
Соправитель: Симеон Бекбулатович.
Жертвы: митрополит Филипп, Басмановы, Михаил Репнин, Иван Висковатый, Иван Фёдоров-Челядин, Старицкие, Михаил Воротынский, сын Иван Иванович.
Противники: Сигизмунд II, Стефан Баторий, Юхан III, Девлет-Гирей, Кучум.
Адресаты: Елизавета I, Ермак Тимофеевич, Иван Фёдоров.
Современники: Филипп II Испанский, Генрих II, Екатерина Медичи, Фредерик II, Ода Набунага, Селим II, Тахмасп II, Вильгельм Оранский, Миклош Зрини, Хай Жуй, Гайавата, 
         
Литература:
А.Зимин. Реформы Ивана Грозного: очерки социально-экономической истории России середины XVI в. Опричнина Ивана Грозного.
В.Кобрин. Иван Грозный. М. 1989.
Р.Скрынников. Иван Грозный. М. 2001. Начало опричнины. М. 1966. Ермак. М. 1992.
Н.Давыдова. Царь Иван и Покровский храм. М. 1994.
Б.Флоря. Иван Грозный. М. 2009.
А.Филюшкин. Андрей Курбский. М. 2008.
А.Зимин. И.С.Пересветов и его современники. М. 1958.

Перед учениками на занятиях уже прошла галерея могущественных, но часто весьма жестоких правителей XVI века - Генрих VIII, Карл V, Филипп II... И вот очередь Ивана Грозного. 
Об Иване Грозном так написал Катырев-Ростовский, заставший первого царя в юном возрасте (в переложении Максимилиана Волошина:
Был  ликом  некрасив, 
Очи  имея  серы, 
Пронзительны  и  беспокойны, 
Нос  протягновенен  и  покляп. 
Ростом  велик,   а  телом  сух, 
Грудь  широка  и  туги  мышцы. 
Муж  чудных   рассуждений,   
Многоречив  зело, 
В   науке   книжной   опытен   и   дерзок,   
А  на  рабы,  от  бога  данные, 
Жестокосерд,
В  пролитьи  крови —
Неумолим.
Жен  и  девиц  сквернил  он  блудом  много. 
И   множество   народа    немилостивой   
смертью   погубил.

Вот какую харакеристику Ивана Грозного даёт Алексей Толстой в "Истории государства Российского от Гостомысла до Тимашева":

Настал Иван Четвёртый,
Он Третьему был внук;
Калач на царстве тёртый
И многих жён супруг.

Иван Васильич Грозный
Ему был имярек
За то, что был серьёзный,
Солидный человек.

Приёмами не сладок,
Но разумом не хром;
Такой завёл порядок,
Хоть покати шаром!

Жить можно бы беспечно
При этаком царе;
Но ах! ничто не вечно —
И царь Иван умре!
Вначале - о погоде. По легендам, над Москвой в момент рождения наследника у Василия III разыгралась гроза со шквалом. Город озаряли бесконечные вспышки молний. Будто бы сама погода предупреждала,  кто приходит в свет. Наследник был долгожданным - первая жена государя всея Руси Соломония много лет не могла родить детей. Василий развёлся с ней,  отправив в Покровский монастырь в Суздаль, становившийся из княжьева града местом ссылки, и женился на молодой красавице Елене Глинской. Выходцы из Литвы Глинские совсем недавно стали служить государю, и невесту предложил влиятельный дядя Михаил - "последний рыцарь" Восточной Европы, сменивший несколько подданств и менявший веру. По линии матери родившийся в 1530 г. княжич Иван оказался потомком Мамая, с которым воевал предок по отцовской линии - Дмитрий Донской. Часто считают, что внук византийской царевны и свойственник сербских деспотов соединил в себе и хорошие, и дурные стороны характера предков. Малоизвестно,  что у Ивана вскоре родился младший брат Юрий, оказавшийся глухонемым - позже его символически отправили на удельное княжение. Василий действительно, судя по письмам, питал нежные чувства к молодой жене,  но счастье их длилось недолго.
Когда наследнику было всего три года, умер великий князь Василий Иванович,  и фактическая власть перешла к ещё довольно молодой вдове.
Большое влияние на политику приобрел князь И. Т. Телепнев-Оболенский. Молва считала его возлюбленным правительницы Русского государства. В 1538 г. княгиня Елена неожиданно скончалась. Поговаривали, что она была отравлена, но эту версию не поддерживал сам Иван Грозный, иначе какой аргумент это был бы у него против бояр...  Опровергают отравление и антропологи, не нашедшие в останках княгини яду.
8-летний государь попал в руки многочисленных временщиков из ближних бояр, старавшихся извести друг друга у трона, Все знатные бояре "били, чтобы не быть битыми". Лишь несколько месяцев побыл опекуном мальчика воевода Василий Немой Шуйский, прозвище которого было дано по его немногословию.
Иван Грозный позднее вспоминал, как Шуйский унижал его, малолетнего великого князя, обреченного терпеть произвол со стороны сменявшихся как в калейдоскопе временщиков.
Однажды Шуйские ночью напали на Бельских,  а заодно и на митрополита Иоасафа. Иван был разбужен и сильно напуган,
Пока ближние бояре грызлись за место у малолетнего правителя, у страны было весьма шаткое положение.
Можно согласиться с замечанием историка Альшица, что положение Московского государства в 1530-ые - 40-ые годы точь-в-точь походит на то, о чем говорится в пушкинской "Сказке о золотом петушке":
Воеводы не дремали,
Но никак не успевали:
Ждут, бывало, с юга, глядь, —
Ан с востока лезет рать.
Справят здесь, — лихие гости
Идут от моря.
Это про постоянные набеги крымских ханов с юга почти до самой Москвы. Про то, как казанские отряды опустошили окрестности Нижнего Новгорода, Мурома, Балахны, Костромы. Как шведы налетали с моря по Неве на крепость Орешек... А ведь многие помнили,  как при Иване III и Казань, и Ливонский орден были вассалами Москвы и платили дань, как Крым был союзником князя против Литвы и Большой Орды...
Видный публицист середины XVI в. Ермолай-Еразм (между прочим, автор "Повести о Петре и Февронии")писал о положении крестьян: «Всегда в волнениях скорбных пребывающа, еже не единаго ярма тяготу всегда носяще».
Царственный отрок начинает проявлять свой норов. В декабре 1544 г. следует приказ о казни Андрея Шуйского. Летом 1546 г. казнены князья Кубенский и Воронцовы. 15-летний Иван выглядит вымученным,  не очень готовым к серьёзной деятельности. В своём первом военном лагере он ведёт себя странно: пашет и сеет поле, ходит на ходулях, рядится в саван. Все придворные при этом должны делать то же самое - трём недовольным боярам отрубили головы...
Но тут Иваном серьёзно занялся глава русской церкви, а сам он вдруг заговорил о скорой женитьбе.
Инициатором венчания 16-летнего Ивана на царство считают митрополита Макария. Если быть точными, идея принятия царского титула московским государем давно витала в воздухе.
 В 1489 году Иван III возложил бармы и шапку Мономаха на своего внука Дмитрия, который являлся его соправителем. На золотой печати, прикрепленной к тексту мирного договора с Данией в 1516 году, отец Ивана Грозного уже именуется как «царь и государь». Тогда же "императором" именовал Василия III император Максимилиан.
16 января 1547 г. в Успенском соборе Кремля митрополит возложил на Ивана так называемую шапку Мономаха. Известно, что её надевал ещё его отец. Чистой легендой была принадлежность этой короны Константину Мономаху и Владимиру Мономаху - шапка явно попала в Москву из Золотой Орды.
В число царских регалий вошли скипетр, вручавшийся царю после возложения на него Шапки Мономаха, и цепь «злата аравийского золота», возлагавшаяся на царя у Царских врат во время литургии.
В марте царь венчался с боярышней Анастасией Романовной Захарьиной-Юрьевой. Невесту выбрали, проведя широкие смотрины.
Не успело ещё улечься в памяти торжественное действо - в Москве произошла большая беда - "великий" пожар.
Выгорел почти весь город - 25 тысяч дворов, включая часть Кремля. В поджоге подозревались Глинские. Юрий Глинский был убит прямо в церкви.
«И от се­го бо вни­де страх в ду­шу мою и тре­пет в кос­ти моя» - вспоминал позже царь.
Разгневанная толпа двинулась в село Воробьево, где находился царь. Решившись на переговоры с восставшими, Иван Васильевич смог уладить конфликт и обещал править в согласии со своими подданными. Символом его обещания стал первый Земский собор, названный «собором примирения». Он собрался в феврале 1549 г., как представительное собрание - "своё государство из городов всякого чину". Историки приводили речь царя на Лобном месте, обращенную ко всему народу, но часто считают,  что это - позднейшая придумка. Собор обсудил задуманным государственные преобразований с целью нот дальнейшей централизации.
В это время произошёл расцвет публицистики, обсужлавшей насущные вопросы, и прежде всего - каким быть государству.
Иван Пересветов: «не мочно царю без грозы быти; как конь под царем без узды , тако и царство без грозы ». Однако "гроза" могла уже и до Ивана IV оборачиваться вспышками державного гнева. Можно вспомнить, как дед,  Иван III, заслужил прозвище Грозного в том числе и преследованим оппонентов, в том числе нестяжателей, а его сын приказал отрезать язык боярину Берсеню Беклемишеву за то,  что тот начал критиковать великого князя за решение государственных дел самолично, без совета с Боярской думой.
Но пока, в первые годы правления молодого государя, проходит много нужных преобразований,  проводимых совместно с ближним окружением.
Относительная стабильность в Русском государстве наступила к началу 1549 года. В это время вокруг молодого царя сложилась группа сподвижников,  получившая, согласно А.Курбскому, название Избранная рада. В неё вошли, помимо товарища детских игр Ивана боярина Андрея Курбского, думный дьяк Алексей Адашев, автор знаменитого "Домостроя" новгородец игумен Сильвестр, духовник царя с 1547 г., служивший в кремлёвском Благовещенском соборе, воевода Дмитрий Курлятев.  По инициативе Адашева создаётся находящееся в Москве при царе трёхтысячное стрелецкое войско.
"Избранная тысяча" бояр и дворян на царской службе получила земли вокруг Москвы, правда,всем не хватило. Например, брат царицы Никита Романович владел под Москвой сёлами Покровское-Рубцово и Измайлово,
В 1550 г. созывается Стоглавый церковный собор, на котором унифицированы обряды и поклонение святым.  В том же году принят новый Судебник,  в котором есть уже деление на статьи, разделы, впервые введены наказания за взятки, разграничены обязанности должностных лиц. Ограничено местничество: оно не распространяется на начинающих службу новиков, определён порядок совместной службы первых и вторых воевод.
Начато строительство Большой засечной черты - заграждений и укреплений от Брянска до Переславля-Рязанского, частично проходившей вдоль Оки. Но она не оградила окончательно центральные районы от вторжений крымских ханов. Позднее на ней возникают укреплённые города - Орёл, Болхов, Ряжск, Скопин.
Наконец, Избранная рада решает подчинить Москве Казанское ханство. Первые походы в 1548 и 1550 г.г, не были успешными,  не удалось утвердить в Казани ставленника Москвы Шах-Али(Шигалея).
С осени 1551 года на острове напротив Казани, в устье Свияги,  возводится укреплённый городок Свияжск, привезённый по брёвнышку по Волге из под Углича. В подданство Москве одновременно приводится правый, горный берег Волги - чуваши и горные черемисы(мари).Летом 1552 г. организуется наиболее масштабный поход на Казань, причём вначале пришлось ещё и отбивать очередное вторжение крымцев.
"От пушечнаго бою и от пищалнаго грому и от гласов и вопу и кричяния от обоих людей и от трескости оружии и не бысть слышати другу друга". Примечательно,  что царь не принимал активного участия в осаде, стоя в версте от стен Казани.
Марийское сказание «Как погиб марийский царь Йыланда» отразило участие в походе присягнувших на подданстао Москве черемисов (марийцев). Оно рассказывает об обвинении царём князя Йыланды в измене и роли его воинства в событиях: «…как отрубили голову Йыланде, в тот же миг бочки с порохом взорвались. После этого царь раскаялся и повелел заложить в городе Казани Зилантьев монастырь в честь Йыланды». В походе участвовала и мордва. Как известно,  после 49-дневной осады Казань удалось взять, положив под стены и башни бочки с порохом.
Подкопом под Арскую башню с закладкой пороха руководил Михаил Воротынский. 2 октября город был окончательно взят. Был захвачен в плен хан Едигер, погиб имам. Воевода и в Казани были оставлены отличившиеся Александр Горбатый-Шуйский и Василий Серебряный. Ещё четыре года в землях казанских татар продолжалось приведение их в подданство Москве.
Дальнейшие действия по расширению границ государства были прерваны "огненной болезнью" царя поздней осенью и зимой, Большинство бояр присягнули тогда ближайшему родственнику царя - Владимиру Старицкому, хотя у Ивана недавно родился сын Дмитрий. В дальнейшем царь использовал этот факт для обвинений названных врагов в измене.
Преобразования в стране продолжили в 1555-56 годах, когда были отменены кормления - содержание должностных лиц зачёт подчиненных им людей (теперь содержать ихорошо было обязанность вотчинников) и принято Уложение о службе.
В 1554 г. отряд Юрия Пронского взял Астрахань и посадил там вассального хана. Окончательно Астрахань присоединена к владениям Московского государства в 1556 г. Весь путь по Волге стал принадлежать Московскому царству. В 1557 г. в подданство Москве вступили башкирские земли.
Не прост вопрос о вхождения в состав российских земель Кабарды, князья которой вступили в союзные отношения с царём.
В 1550-ые годы энергично развиваются внешнеполитические связи России. Европейские миссии регулярно осваивают путь через Архангельск в Москву и через Москву и Астрахань на Восток. После посольств Ченслера и Дженкинсона организуется английская Московская компания и возникает Английское подворье в Зарядье. Постоянными партнёрами Московии показывают себя Дания, Голштиния, развиваются дипломатические сношения со Священной Римской империей. При этом на Западе не вполне понятен титул царя, а соседи России не признают  его титул "государя всея России (Руссии)", не соглашаясь с претензиями на украинские и белорусские земли. И, конечно, внешние связи России затрудняет запертость для неё Балтийского моря,
Обострились споры царя с Избранной радой о том, нужно ли начинать противоборство с Ливонский орденом ради закрепления на Балтике или вслед покорению Казани и Астрахани завоевать ещё один остаток от Золотой Орды - Крымское ханство. Если Иван стоял за первое, то сторонником второго был прежде всего Адашев.
Вначале военные действия в обоих направлениях начались одновременно. В начале 1558 г. войска под руководством царя взяли Нарву и Дерпт (Юрьев). Так началась Ливонская война. Сразу же Нарва начала использоваться как порт России для торговли с ганзейскими городами и Фландрией. В том же году отряды волынского магната на русской службе Дмитрия Вишневецкого победили крымцы под Азовом, а в 1559 г.  войско брата Алексея Адашева Дмитрия взяло Гёзлев (Евпатория) в Крыму. Однако царь сосредоточился на Ливонии, где к 1560 г. фактически перестал существовать Орден. Но его территории перешли под контроль Польши(Литвы), Швеции и Дании,
В 1550-ые годы Московское государство преобразовываломь и культурно.  Как и западноевропейские государи, Иван IV поддержал появление и развитие книгопечатания. Печатный двор на Никольский улице в Москве возник, вероятно,  под руководством иностранцев, но уже в начале 1560-ых годов сложилась своя школа во главе с Иваном Фёдоровым, напечатавшим в 1564 г. первую датированную книгу  -"Апостол". В дальнейшем Фёдоров по неясным причинам покинул Россию и трудился в белорусских и украинских землях, выполняя дипломатические поручения от царя.
Символом могущества страны и расцвета культуры  в первые годы правления Ивана IV стал собор Покрова на Рву на Красной площади в Москве. Он был воздвигнут в честь взятия Казани в день Покрова и завершён в 1558 г. Называют два имени зодчих - Постник Яковлев и Барма. Но вскоре храм стали называть по приделу Василия Блаженного - московского юродивого, обитавшего поблизости также в 1550-ые годы. О храме и первом российском царе - книга для учащихся "Царь Иван и Покровский храм" Н.Давыдовой, которую хорошо использовать на этом занятии. Обратим внимание на то, что легенда об ослеплении мастеров царём не подтверждается. Постник позднее строил обновлённый Кремль в Казани. Но многие знают стихотворение Дмитрия Кедрина "Зодчие" по этой легенде. "Страшная царская милость" - выколотые по приказу Ивана Грозного глаза творцов Василия Блаженною - перекликалась со сталинской милостью - безжалостной расправой со строителями социалистической утопии". (Е.Евтушенко).
  В августе 1560 года умерла первая жена Ивана Грозного царица Анастасия Романовна Захарьина - Юрьева. Считается,  что она и её брат умели смирять вспышки гнева царя, а после смерти жены, в которой всю жизнь подозревал отравление,  государь стал впадать в депрессию и всюду видеть врагов. Ещё более это усилилось ввиду болезни и смерти в конце 1562 г. митрополита Макария.
Царь перестал с 1560 г. собирать Избранную раду. В 1561 г. - пожалуй,  первая вспышка гнева царя, вызванная завистью - казнён герой похода в Крым Дмитрий Адашев.
Алексей Адашев отправлен воеводой в Ливонию. Сильвестр сослан.
В 1563 г. - крупный успех в кампании на литовской территории - взят Полоцк. Но в начале следующего года военное счастье отвернулось от России.
Поражение на Уле стало поводом для расправы с Михайло Репниным и Юрием Кашиным,  убитым без суда и следствия. После этого,в апреле 1564 г., бежит в Литву Андрей Курбский, опасаясь расправы царя после того,  как был отправлен с командования войсками воеводой в   Юрьев(Дерпт). Вскоре ближний боярин уже раскрыл перед противником многие сведения о войсках Москвы, получил земли в Литве и командовал войском против своих соотечественников, жаждя наказать Грозного за казни своего окружения. И он не последний,  кто бежал к королю. Измена Курбского, ранее - ближайшего соратника, разгневала царя до предела.
3 декабря Иван Васильевич отправляется на богомолье в Троицу, но сначала надолго останавливпется в Коломенском. Помолившись в Троице, царь не возвращается в стольный град,  а едет оттуда в Александрову слободу - резиденцию, существовавшую ранее для охоты его отца(ныне - город Александров). 3 января 1565 г. оттуда приходят две грамоты.
"Учинити ему на своём государстве себе опришнину, двор ему ... учинити особной". Во второй грамоте называются "изменники" - бояре и дворяне, подлежащие казням. В "особной двор" вошли наиболее доверенные царю люди, в также молодые выдвиженцы. Само слово "опричнина" означает "то, что кроме" наследственных владений.
Верхи организовали "народное прошение" государю вернуться в Москву с заверениями в своей верности. Делегация поехала к царю в Слободу, он согласился вернуться, но всё равно учредить опричнину и по своему усмотрению казнить изменников. В феврале Иван приехал в столицу и казнил пять человек, в том числе прославленного воеводу Горбатого-Шуйского. И вновь уехал а Слободу продолжать "суд да дело". По сообщениям иностранцев, у государя при этом выпало большое количество волос - признак нервного кризиса...

В опричнину царь выделил уезды,  примыкавшие к западным границам,  а также часть Подмосковья,  северные районы, богатые лесом и пушниной. Их этих земель наследственных собственников принудительно переводили в земщину. Опричники получали и всё, что конфисковали у "врагов государя". Их отряды получали униформу - чёрные кафтаны, к лошади привязывались метла и собачья голова - символы того, что метлой они избавляют землю от "собак"-врагов.
Разделена на опричную и земскую часть была и Москва. Опричники заняли район от Воздвиженки,  где появился Опричный двор, до Москвы-реки, и Воронцово поле.
По мнению историка В.О.Ключевского, "учреждение это всегда казалось странным как тем,  кто страдал от него, так и тем, кто его исследовал".
Изначально опричников было около тысячи, затем их число увеличилось до 5-6 тысяч. Расходы на опричников шли с земщины. Уже скоро опричное войско превратилось в своеобразный орден во главе с царём с резиденцией в Александровой слободе. Туда переехали из Москвы посольства, Печатный двор, различные дворцовые службы.
В это же время царь становится...писателем. Безусловно,  он имел литературный дар и употребил его в ответных посланиях на разоблачительные письма Курбского. Оба участника этой переписки эмоциональны,  цитируют библейские выражения, отстаивает свою позицию.
Письмо Андрея Курбского (перевод):Царю, Богом препрославленному и более того — среди православных пресветлым явившемуся, ныне же — за грехи наши — ставшему супротивным (пусть разумеет разумеющий), совесть имеющему прокаженную, какой не встретишь и у народов безбожных. И более <сказанного> говорить об этом всё по порядку запретил я языку моему, но из-за притеснений тягчайших от власти твоей и от великого горя сердечного дерзну сказать тебе, <хотя бы> немногое.
Зачем, царь, сильных во Израиле истребил, и воевод, дарованных тебе Богом для борьбы с врагами, различным казням предал, и святую кровь их победоносную в церквах Божьих пролил, и кровью мученическою обагрил церковные пороги, и на доброхотов твоих, душу свою за тебя положивших, неслыханные от начала мира муки, и смерти, и притеснения измыслил, оболгав православных в изменах и чародействе и в ином непотребстве и с усердием тщась свет во тьму обратить и сладкое назвать горьким, а горькое сладким? В чем же провинились перед тобой и чем прогневали тебя заступники христианские? Не они ли разгромили прегордые царства и обратили их в покорные тебе во всем, у которых прежде в рабстве были предки наши? Не отданы ли тебе Богом крепчайшие крепости немецкие благодаря мудрости их? За это ли нам, несчастным, воздал, истребляя нас со всеми близкими нашими? Или ты, царь, мнишь, что бессмертен, и впал в невиданную ересь, словно не предстоит тебе предстать пред неподкупным судией и надеждой христианской, богоначальным Иисусом, который придет вершить справедливый суд над вселенной и уж тем более не минует гордых притеснителей и взыщет за все и мельчайшие прегрешения их, как вещают <божественные> слова? 
Первый ответ Курбскому (перевод):Писание твое принято и прочитано внимательно. А так как змеиный яд таишь ты под языком своим, то хотя письмо твое по хитрости твоей наполнено медом и сотами, но на вкус оно горше полыни; как сказал пророк: «Слова их мягче елея, но подобны они стрелам».
Второе письмо Курбскому: Широковещательное и многошумное послание твое получил, и понял, и уразумел, что оно от неукротимого гнева с ядовитыми словами изрыгнуто, таковое бы не только царю, столь великому и во вселенной прославленному, но и простому бедному воину не подобало, а особенно потому, что из многих священных книг нахватано, как видно со многой яростью и злобой, не строчками и не стихами, как это в обычае у людей искусных и ученых, когда случается им кому-либо писать, в кратких словах излагая важные мысли, а сверх меры многословно и пустозвонно, целыми книгами, паремиями, целыми посланиями!
Ответ Курбскому: Русская земля правится Божиимъ милосердиемъ, и пречистые Богородицы милостию, и вс;хъ святыхъ молитвами, и родителей нашихъ благословениемъ, и последи нами, своими государи.
  И при этом Иван продолжал далеко не милосердные действия. Вот уже сосланы под Казань ростовские князья - за поддержку Лалимира Старицкого в 1553 г. и ярославские - просто потому, что из их рода изменник Курбский. Многих из них вскоре казнят или постригут в монастырь.
...Одно из распространенный заблуждений - что от опричнины пострадали в основном зажиточные люди. О том, как было с простонародьем, красноречиво написано в известной детской книге.
Наталья Кончаловская. "Наша древняя столица".
Когда ж боярские рода
Гонением упорным,
Чтоб не было от них вреда,
Повырывали с корнем,
Взялись опричники за люд —
За мужика простого,
Презрев и нищету и труд,
Лишая пищи, крова.
Тогда сжигал опричник дом,
Ничьим мольбам не внемля,
И расправлялся с мужиком —
Он увозил его силком
Пахать опричне землю.
Отрёкся от кафедры митрополит Афанасий, возможно, из-за несогласие с царём. И тут происходит некоторая "передышка", какое-то время в 1566 г. казни прекращаются. В это время заседал Земский собор, решавший вопрос возможного мира с Польшей.
300 участников собора 1566 г. - представители земщины - подали челобитную  об отмене опричнины. Из них "всего" трёх казнили, остальных всячески преследовали. Новый митрополит - Филипп - сделал многое, чтобы их помиловали. Царь поставил условие - митрополит должен с ним соглашаться, но Филипп говорил:"Повинуюся твоей воле;но умири же совесть мою: да не будет опричины!"
  Мир не заключён. Действия сил Ивана в Прибалтике и Белоруссии всё более малоуспешны. И в следующем году поиски врагов и расправы с ними возобновляются. В том числе царь собственноручно заколол верного ему боярина Фёдорова-Челядина, бывшего главу Боярской думы всё за то же - подозрение в поддержке двоюродного брата, а также за неудачи в походе под Оршей.
  В Слободе нередко оргии опричников чередовались с покаяниями царя в церкви. Иван объявил себя опричным "игуменом" и ночью поднимал своё войско на церковную службу... При этом келарь и пономарь - сподручные опричники Афанасий Вяземский и Малюта Скуратов. Но прямо в церкви царь мог и объявить смертный приговор.
Вопрос: Объясните, почему допускалось такое святотатство и не могли царя отлучить от церкви.
  В 1568 г. в Успенском соборе  у царя потребовал отменить опричнину митрополит Филипп.  Он был лишён сана и сослан в Тверской Отроч монастырь, а его слуги забиты железными палками, Все новые письма опального святителя с осуждением бесчинств в стране царь с презрением называл "филькины грамоты".
  В 1569 г. пришла очередь Владимира Старицкого - по приказу царя он, его жена и дочь выпили вино с ядом... Постриженная ранее в монастырь мать Владимира Евфросинья, обвинявшаяся в поддержке боярских заговоров, была утоплена в Шексне.
  И в том же году впервые во владения России вторгаютя воюющие на стороне Крыма турецкие войска. Они проходят с Дона к Волге, осаждают Астрахань,  но безуспешно.
  Часто считали, что опричники были в основном дворянами,  служилыми людьми, в угоду которым царь расправлялся с боярами.  При изучении фактов видно, что это не так. Среди опричников были и дворяне(например,  Грязные),  и князья и бояре(Вяземские, Щербатовы, Трубецкие, Одоевские) как  и среди их жертв. Были и новообретённые представители придворной знати, как, например, брат жены царя-"черкашенки" Марии Михаил Темрюкович, ставший в фольклоре нелюбимым народом жестоким Кострюком. Что обращает внимание: царь охотно брал в каратели иностранцев, которым нечего было терять.
  Показательно, какие иностранцы служили Ивану Грозному во время опричнины и в поздние годы. Наёмный вестфалец Генрих Штаден, приписавший себе звания и отличия, бесчинствовавший вместе с другими опричниками, но не пошедший защищать Москву от Девлет-Гирея. В своих записках он выписал полюбившееся ему русское выражение:"Ruka ruku moit". Елисей Бомелий - бывший то астрологом, то лекарем, а часто - изготовителем ядов, арестовывавшийся в Англии за шарлатанство, а Иваном IV в конце-концов замученный за шпионаж. Были и пленные или поступившие на царскую службу из Ливонии.
  Апогей опричного террора наступает в 1570 году.  С декабря опричное войско во главе с царём начинает карательных поход по собственной стране в направлении Новгорода. Поводом стали заявления Грозного об обнаруженной измене новгородцев. Причём имелись два взаимоисключавшихся варианта: сговор идти под Старицкого и сговор с Сигизмундом о переходе в его владения. И вот по пути разгрому подвергаются Клин, Тверь,  в Торжке убиты все пленные. 8 января после молебна в Софийском соборе и обеда царь прямо на мосту через Волхов подал сигнал:"Гойда!" И начались повсюду убийства без всякого суда. Особенно зверски бесчинствовал новый любимец царя Малюта (Григорий) Скуратов из ветви знатного рода Бельских. До этого в Твери он лично совершил по приказу царя убийство Филиппа, скрытое, выданное за естественную смерть,
  ...Через семь с половиной месяцев новгородцы собрали и погрбли воедино в братской могиле тела погибших во время погрому в людей. По рассказу местной летописи,  их оказалось 10 тысяч. По крайней мере не менее этого числа было число жертв.
  После Новгорода карательные отряды пошли и на Псков,также обвинённый царём в "измене". Традиционно считают, что псковичи откупились богатыми дарами, лишь выдав ряд названных Грозным "изменников". Позднее сложилось предание о внебрачной дочери Ивана, жившей во Пскове, встретившейся с царём и отговорившей его от разгрома города, отражённое в драме Л.Мея "Псковитянка" и одноимённой опере Римского-Корсакова.
  Лето 1570 г. Серия казней в Москве. Жертвами стало до 200 человек,  принадлежавших к высшей элите. Но тут появились и "козлы отпущения": среди казнённых оказались отец и сын Басмановы и Афанасий Вяземский - до тех пор подручные царёвы опричники.
  И постоянно казни и опалы сопровождаются разгулом всяких жутких выдумок царя. Боярина Овцына казнили рядом с овцой.Новгородского архиепископа царь приказал отрешить от сана и "женил" его на лошади, а затем отправил в Москву в санях, запряжённых этой лошадью и повелел всю дорогу играть на балалайке...
  Расплата пришла в следующем году. На разорённую страну обрушилась войско крымского хана Девлет-Гирея,  пришедшее к Москве. Выставленные южнее столицы опричные силы оказались несостоятельны.
  "И мая в 24 день...татарове посад зажгли. И Божиим гневом, грех ради наших, Москва згорела вся... И церкви каменные от жару росседалися... А хоронити некому... А царь Крымской в те поры отошол в Коломенское... А сам царь и великий князь Иван Васильевич с опричниной в те поры гол из Серпухов в Бронниче село в Коломенском уезде, а из Бронниче села мимо Москву в Слободу, а к Москве не пошол; а из Слободы пошёл в Ярославль и дошёл до Ростова,  и тут пришла весть, что Крымскай царь пошёл прочь, и царь и великий князь воротился к Москве".
  В эти два года повсюду в довершение всего свирепствует голод, в некоторые края пожаловала чума.
  Страх царя был велик. После 1571 г. он продолжает обустраивать, как запасную столицу, далёкую северную Вологду. Там строится кремль, Софийский собор, напоминающий кремлевские,  и колокольня - уменьшенная реплика Ивана Великого, возникает и иноземная слобода.
  В следующем, 1572 г. крымцы вновь двинулись к Москве, имея 100-тысячное войско. Но тут уже путь им преградили войска,  собранные "земщиной",во главе с Михаилом Воротынским. Когда Девлет-Гирей, перейдя через Оку,  обошёл Серпухов,  Воротынский ударил со стороны Коломны и разбил татар в сражении у села Молоди. Те разбились о построенный "гуляй-город" и оказались атакованы с тыла. После этого крымские ханы не рашались на походы к Москве продолжительное время. Царь, без которого Воротынский одержал победу, после этого перестал пользоваться силами опричников, возобновив прежние воинские порядки, но через год казнил своего спасителя Воротынского, которого боялся, как и Курбского, обвинив в том, что тот хотел его "околдовать".
Вскоре царь писал попавшему в крымский плен своему любимому опричники Василию Грязному.
Василию Грязному (перевод):Писал ты, что за грехи взяли тебя в плен; так надо было, Васюшка, без пути средь крымских улусов не разъезжать, а уж как заехал, не надо было спать, как при охотничьей поездке; ты думал, что в окольные места приехал с собаками за зайцами, а крымцы самого тебя к седлу и приторочили. Или ты думал, что и в Крыму можно так же шутить, как у меня, стоя за кушаньем? Крымцы так не спят, как вы, да вас, неженок, умеют ловить; они не говорят, дойдя до чужой земли: пора домой! Если бы крымцы были такими бабами, как вы, то им бы и за рекой не бывать, не только что в Москве.
Всё, что связано с опричниной, царь в этот момент как бы гонит от себя. Отправлен в Ливонию Малюта Скуратов, Его гибель во время штурма крепости Вейсенштейн (Пайде) некоторыми была расценена как фактическое самоубийство - Малюта предчувствовал, что царь стал относиться к нему с подозрением.
Некоторое время царь избегал массовых репрессий, даже запретив говорить об опричнине. Но едва устоялось новое окружение, начал вновь его изводить. В 1574 г. опять пошли казни элиты, включая двух настоятелей монастырей и людей, близких к родне очередной кратковременной жены царя - Анне Васильчиковой (отправленной в монастырь). Вновь - казни в Новгороде, где замучен новый архиепископ.  А в 1575 г. произошло неслыханное в истории России: Иван формально отрёкся от царского венца, передав ему Симеону Бекбулатовичу - крещёному касимовскому царевичу. Сам он переехал из Кремля и называл себя только "государем князем московским", подписывая грамоты "Иванец Васильев". Фактически второй опричниной стал образованный государев удел, а Симеон формально распоряжался земщиной. Но этот эксперимент оказался кратковременным,  и уже осенью 1576 г. Иван вернулся у прежним регалий,  а Симеона отправил на удельное княжение в Тверь, Полагают,  что весь этот спектакль был ради того, чтобы легче было претендовать... на польский престол,  покинутый в это время Генрихом Анжуйским, и всё кончилось, когда королём польским избрали Стефана Батория.
Действия царя и в эти годы отличаются полным отсутствием единой линии: он то усиленно воюет, то предлагает заключить мир с Польшей против Швеции; то благоволит к иностранцам,  то в 1580 г. отдаёт приказ сжечь Немецкую слободу...
Вопрос учащимся: Репрессии Ивана Грозного - закономерны для царя или следствие его душевного помрачения? Попробуйте обосновать обе точки зрения. Какова тут была доля наследственности или испорченности властью?
Показательны международные послания Грозного. Вот что он пишет Елизавете Английской, к которой ранее даже предпринимал сватовство.
Из послания Елизавете Английской: Ажно у тебя мимо тебя люди влад;ют, и не токмо люди, но мужики торговые, и о нашихъ о государских головах и о честех и о землях прибытка не смотрят, а ищут своих торговых прибытков. А ты пребываеш въ своемъ девическомъ чину, как есть пошлая девица.
(Обратим внимание: царь не понимает,  зачем нужен английский парламент).
Шведскому королю Юхану III (перевод):
Первое: ты пишешь свое имя впереди нашего — это неприлично, ибо нам брат — цесарь римский и другие великие государи, а тебе невозможно называться им братом, ибо Шведская земля честью ниже этих государств, как будет доказано впереди. Если ты говоришь, что Шведская земля вотчина отца твоего, то ты бы нас известил, чей сын отец твой Густав, и как деда твоего звали, и был ли твой дед на королевстве, и с какими царями он был в братстве и в дружбе, укажи нам всех их поименно и грамоты пришли, и мы тогда уразумеем.
В 1570-ые годы войска Ивана IV добились некоторых успехов в Прибалтике. Царь со злорадством писал Курбскому, что он сам теперь - в Вольмаре, куда когда-то бежал его оппонент. Совершались походы к Риге, дважды осаждался Ревель(Таллинн).
До наших дней следом осады 1577 г. остался полуразрушенный монастырь святой Бригитты (Пирита). В то же время растут поборы царя и репрессивные действия в отношении латышей и эстонцев, и они уже не поддерживают русских, а склоняются в подданство Польши и Швеции.
В конце 1570-ых годов шведы вытесняют русских из Эстонии, а войска нового короля Польши Стефана Батория берут обратно Полоцк.
"Бесчисленные враги восстали на Русскую державу"- вопиет царь на церковном соборе в 1580 году, но не соглашается полностью оставить Баторию земли в Ливонии. В следующем году войска короля осаждают Псков, но город героически выстоял. Однако разорены Великие Луки, Опоскачать и ряд других горловины на северо-западе. Шведы одновременно берут Нарву, а затем - Ивангород и Копорье, но не могут овладеть в 1582 г., осадив, Орешком.

Царь по-прежнему часто живёт а Александровой слободе. И среди прочего пишет там музыку... Ведь там живёт лучший композитор при его дворе Фёдор Христианин.
Можно послушать распев,  сочиненный собственнолично Иваном IV. Обычно ученики говорят, услышав это:"Ужас..."
Иван продолжает пополнять свою "либерею" - библиотеку (которую до сих пор ищут,  хотя это и не изначально его библиотека,  а собрание ещё деда и бабки со множеством книг, привезённых из Италии, известных по описи). Много лет составляется "Лицевой летописный свод" - многотомная всемирная история, начиная с библейской и включая Грецию, Рим, Византию и Русь.
Около 1575 года в текст "Лицевого свода" внесены правки, касающиеся царствования Ивана Грозного. Почти наверняка их сделал своей рукой  сам царь, и это - единственный дошедший до нас его автограф. Далее 1572 г. свод не найден: похоже, царь потерял к нему интерес ближе в концу правления. Вообще летописание к началу 1570-ых годов сильно сокращается и бдительно контролируется.
Вот краткая хроника семейной жизни царя после первого брака: вторая жена взята после бесплодного сватовства в Европу из "черкашен", то есть адыгов Кабарды и Адыгея - это Кученей (Мария Темрюковна), которой ныне  поставлен памятник в Нальчике. Свадьба состоялась в 1561 г., в 1569 г. Мария умерла. И здесь царь подозревал отравление... Несколько браков заключено в Слободе. Совсем трагическая история - осень 1571 г, когда умерла через две недели после свадьбы Марфа Собакина (это - сюжет драмы Мея и оперы Римского-Корсакова "Царская невеста"). Анна Колтовская - супруга на несколько месяцев (1572 г.), пострижена в монахини. Далее - скороспелый брак и развод с Анной Васильчиковой. Шестая,  невенчанная жена - вдова убитого опричниками дьяка Василиса Мелентьева (1576-77 г.г. ) Наконец, потерпевший неудачу в сватовстве к невесте высокого происхождения в Англии, Иван в 1580 г. женится последний раз на Марии Нагой(Нагих). Церковь признала лишь первые четыре брака.
Лишь от первого брака выросли взрослые дети - царевичи Иван и Фёдор. Иван Иванович отличался неврозами, был трижды женат... В ноябре 1581 г. он заступился за побитую отцом жену и был насмерть поражён им жезлом в припадке безумия (царевич скончался через 10 дней). Очень широко известна картина на эту тему И.Е.Репина - "Иван Грозный и сын его Иван". Царь затем  страшно горевал по поводу потери сына и наследника. Его вдова, беременная,  родила мёртвого ребёнка...
Царевич Фёдор отличался слабым здоровьем, по словам отца, был "постник и молчальник,  более для кельи,  чем для власти державной, рождённый". Его женитьба на Ирине Годуновой означала взлёт при дворе её брата Бориса, ранее служившего в опричнине и женатого на дочери Малюты.
Сын Марии Нагой Дмитрий, родившийся за два года до смерти царя, получил в удел Углич, где в 1591 г. погибнет при загадочных обстоятельствах... Его мать переживёт нескольких правителей после Грозного и муки, связанные с бесконечными дознаниями насчёт сына.
В начале 1580-ых годов царь всё хуже себя чувствовал, часто использовал носилки. Всё происходившее вокруг вгоняло его в депрессию. Это - и разорение,  вызванное последствиями опричнины и долгой войной. и волнения на окраинах. Источники показывают,  что половина земли в это время не обрабатывалась. В 1581 г. вышел указ "о заповедник летах", временно запретивший частновладельческим крестьянам переходить к другому хозяину на Юрьев день. "Временное" растянулось,  как известно, почти на 300 лет крепостного права. Война с Польшей закончилась в 1582 г. Ям-Запольским перемирием, по которому были потеряны все русские приобретения в Ливонии и передан Польше город Велиж. По Плюсскому перемирию 1583 г.  Швеция получила русские земли на Балтийском побережье, кроме бассейна Невы. Многолетняя Ливонская война ничего не дала России.
В Москву в качестве посредника при заключения перемирия с Польшей приезжал папский посол Поссевино. При этом он предлагал пойти на унию русской церкви с католичеством, что реализуется вскоре на западе украинских и белорусских земель.
Антонио Поссевино о беседе с Иваном IV (1582 г.):
"Государь начал с того, что повторил то же самое, что незадолго до этого докладывали Антонио бояре. Затем он сказал: "Ты видишь, что я уже вступил, в пятидесятилетний возраст и жить мне осталось немного. Воспитан я в той вере, которая одна является истинной, и не должно мне ее менять. Близок день суда, когда господь решит, наша или латинская вера основывается на истине". "Но, — сказал он, — я не осуждаю того, что ты, посланец великого папы Григория XIII, исполняя свои обязанности, заботишься о римской вере. Поэтому ты можешь говорить об этом, что тебе будет угодно".
В это же время, с 1582 г., приходит известие о покорении экспедиций Ермака Сибирского ханства. С одобрения царя поход Ермака снарядили получившие богатые пушниной земли в Прикамье купцы Строгановы. Теперь государь имеет титулы царя казанского,  царя астраханского и царя сибирского. Российское государство увеличилось к концу правления первого царя в 2 раза, но это была разорённая страна. А население её было меньше, чем в начале правления Грозного! "Народная масса потянулась, не медля, на богатые земли Поволжья и в лесные районы среднего Урала"(С.Платонов). Многие беглые пополнят ряды казаков на окраинах России.
Весь 1583 год царь подумывал о том, не попросить ли убежище в Англии. Его портрет, показанный аристократке на выданье Мэри Гастингс, совсем не понравился девушке, и с мечтами об английской жене было покончено. С начала 1584 г. Иван Васильевич был уже совсем нездоров.
Вот что написал Джереми Горсей, англичанин, занимавшейся врачеванием при царе:
"И вот настал это предсказанный последний день жизни царя Ивана Грозного. Ничто не предвещало скорой кончины... В полдень царь в очередной раз пересмотрел свое завещание, но о смерти, впрочем, он не думал, так как приказал главному аптекарю приготовить все необходимое для бани и развлечений. Затем он пожелал узнать, о чем говорят созвездия, и послал Бельского к колдуньям. Бельский сказал колдуньям, что царь велит их всех заживо закопать в землю или сжечь живьем за ложные предсказания: день наступил, а он в полном здравии, как всегда. Бельскому ответили:
"Господин, не гневайся! Ты знаешь, день окончится только когда сядет солнце".
...Он позвал другого своего любимца Родиона Биркина и приказал ему принести шахматы. На полях рукописи Горсея есть примечание о том, что царь смог расставить все свои фигуры, кроме короля,
"которого он никак не мог поставить на доску"."Он [царь] вдруг ослабел (faints) и повалился навзничь. Произошло большое замешательство и крик, одни посылали за водкой, другие в - аптеку за ноготовкой и розовой водой, а также за его духовником и лекарями. Тем временем он был удушен и окоченел (he was strangled and stark dead)". Текст Горсея пытались трактовать и переводить так,  что доказывали насильственную смерть царя. Но, очевидно, речь идёт о наступившем удушьи.
Для захоронения царя отвели особое место в кремлёвском Архангельском соборе. Он не дожил до 54 лет. Земский собор признал царём Фёдора Иоанновича. Формально Иван IV правил более 50 лет, фактически - 37.
  В последующие времена правители старались подчеркнуть, что будут править, не как Иоанн. В 1652 г. Алексей Михайлович принёс покаяние за гибель невинных людей в годы правления Ивана Васильевича. Чёткую разделительную оценку его царствования  проводили историки, 
Н.М.Карамзин отмечал:"Сей  Монарх,  озаренный  славою,  до восторга  любимый  отечеством,  завоеватель  враждебного  Царства, умиритель  своего, великодушный  во  всех  чувствах,  во  всех намерениях, мудрый Правитель, Законодатель, имел только 22 года от рождения: явление редкое в Истории Государств! Казалось, что Бог хотел в Иоанне удивить Россию и человечество примером какого-то совершенства,  великости  и  счастия  на  троне...".
Но"герой добродетели  в  юности",  Иоанн  становится "неистовым  кровопийцем  в  летах  мужества  и  старости".
"Двойственность   характера лишала его устойчивости".(В.О. Ключевский)
Из известных историков лишь Р.Виппер оправдывал почти все действия Ивана Грозного,  объясняя их "государственной необходимостью". Но эта концепция была заимствована Сталиным, с середины 1930-ых годов вдруг особо возлюбившим грозного царя. И вот с такими формулировками - борьбы "прогрессивного царя" поотив "реакционного боярства" продержалось в СССР преподавание истории до смерти вождя, после чего всё встало на свои места и авторы получили возможность вновь критически оценить то время и последствия правления Ивана IV.
Вопрос: Как вы считаете, опричнина и другие жестокости при Иване IV в России аналогичны тому, что происходило в других странах в это время религиозных и державных распрей (вспомним Варфоломеевскую ночь, герцога Альбу и т.д.) или Иван Грозный даже для того времени явление, исключительное по одиозности? (Так, например,  считал В.Б.Кобрин). Насколько удачно сравнение Ивана Грозного с Людовиком XI, предложенное Карамзиным?
(Есть и другая крайность: утверждение, что при Иване Грозном якобы и погибло не так много людей (при этом учитывают только официальные данные о казнях 2-3 тысяч видных собственников), а вот на Западе инквизиция и правители в те времена явно погубили больше. Что здесь прежде всего не учитывается,  могут подумать и ученики, Конечно, число жертв гораздо больше, чем мы знаем по документам: ведь в России никто не учитывал,  сколько погибло крестьян, горожан, а знаем мы лишь списки бояр и служилых людей, и то составленные спустя годы, когда ряд имён затерялся, а про некоторых писали:"а имена ты сам знаешь, господи".)

Возможно чтение исторических баллад А.К.Толстого о временах Ивана Грозного - оно уместно и при варианте с занятием по роману "Князь Серебряный" (см.ниже).
Помимо творчества А.К.Толстого, времена Грозного весьма широко отразились а литературе и искусстве. Кроме уже упомянутых картин, пьес, опер это - "Песня про купца Калашникова" и "Боярин Орша" Лермонтова, фильм Эйзенштейна "Иван Грозный", снятый в 1940-ые годы (первая серия получила премию, вторая была запрещена к показу, третью запретили даже снимать). В те времена поощрялись только такие хвалебные произведения о царе, как пьесы А.Н. Толстого "Орёл и орлица" и В.Соловьёва "Великий государь". Для всех наших соотечественников,  конечно,  царь стал своеобразным комиком, путешествующим во времени, в фантазии Булгакова и снятой по её мотивам комедии Гайдая... Из удачных работ последних лет можно выделить фильм П. Лунгина "Царь" (2009 г.) о трагедии митрополита Филиппа.
Отдельная тема - Иван Грозный в фольклоре. Это и песни о взятии Казани, и о нашествии крымского хана (та самая, подлинная того времени - "А не силная туча затучилася..."), и былины о боярине Никите (иногда - Иване) Романовиче, спасающем от гнева царя невинных людей и царевича Фёдора. Боярин противопоставляется окаянному злодею Малюте:
«Старшбй боярин Иван Романычь! Умел ты царски семена блюсти. Чем мне тебя дарить и жаловать?
Али селами, аль деревнями, али красными подселками?». —
«Не дари меня ни селами, ни деревнями.
Дай ты мне волюшку над Малюткой сыном Скурляткиным».
Старшбй боярин Иван Романовичь
Схватил Малютычьку Скурляткина:
«Малютычька Скурляткии сын,
Не за свой ты кус хватаешса,
Скоро этим кусом ты подавишся».
Часто народные песни больше осуждают зверства опричников, чем самого царя, но последний всегда изображается как крайне подозрительный правитель, всем угрожающий казнью, даже ещё при взятии Казани.
Царю наряду с боярином Никитой нередко противопоставлялся и Василий Блаженный, говорящий государю правду в глаза.
Можно упомянуть и татарские песни о взаимоотношениях царя и отправленной в ссылку царицы Сююмбеке. Хотя возможно, что некоторые сюжеты песен и былин восходят ещё к Ивану III, также Васильевичу и прозывавшемуся иногда Грозным. В народной памяти да и в бытовой памяти элиты произошло наложение "четы грозных Иоаннов"... И куда более позитивный образ Ивана III, хотя и деда Ивана IV не только по родству, оказался заслонён драматической фигурой внука...

Дмитрий Кедрин

                Зодчие


                Как побил государь
                Золотую Орду под Казанью,
                Указал на подворье свое
                Приходить мастерам.
                И велел благодетель, -
                Гласит летописца сказанье, -
                В память оной победы
                Да выстроят каменный храм.
                И к нему привели
                Флорентийцев,
                И немцев,
                И прочих
                Иноземных мужей,
                Пивших чару вина в один дых.
                И пришли к нему двое
                Безвестных владимирских зодчих,
                Двое русских строителей,
                Статных,
                Босых,
                Молодых.
                Лился свет в слюдяное оконце,
                Был дух вельми спертый.
                Изразцовая печка.
                Божница.
                Угар и жара.
                И в посконных рубахах
                Пред Иоанном Четвертым,
                Крепко за руки взявшись,
                Стояли сии мастера.
                "Смерды!
                Можете ль церкву сложить
                Иноземных пригожей?
                Чтоб была благолепней
                Заморских церквей, говорю?"
                И, тряхнув волосами,
                Ответили зодчие:
                "Можем!
                Прикажи, государь!"
                И ударились в ноги царю.

                Государь приказал.
                И в субботу на вербной неделе,
                Покрестясь на восход,
                Ремешками схватив волоса,
                Государевы зодчие
                Фартуки наспех надели,
                На широких плечах
                Кирпичи понесли на леса.

                Мастера выплетали
                Узоры из каменных кружев,
                Выводили столбы
                И, работой своею горды,
                Купол золотом жгли,
                Кровли крыли лазурью снаружи
                И в свинцовые рамы
                Вставляли чешуйки слюды.

                И уже потянулись
                Стрельчатые башенки кверху.
                Переходы,
                Балкончики,
                Луковки да купола.
                И дивились ученые люди,
                Зан_е_ эта церковь
                Краше вилл италийских
                И пагод индийских была!

                Был диковинный храм
                Богомазами весь размалеван,
                В алтаре,
                И при входах,
                И в царском притворе самом.
                Живописной артелью
                Монаха Андрея Рублева
                Изукрашен зело
                Византийским суровым письмом...

                А в ногах у постройки
                Торговая площадь жужжала,
                Торовато кричала купцам:
                "Покажи, чем живешь!"
                Ночью подлый народ
                До креста пропивался в кружалах,
                А утрами истошно вопил,
                Становясь на правеж.

                Тать, засеченный плетью,
                У плахи лежал бездыханно,
                Прямо в небо уставя
                Очесок седой бороды,
                И в московской неволе
                Томились татарские ханы,
                Посланцы Золотой,
                Переметчики Черной Орды.

                А над всем этим срамом
                Та церковь была -
                Как невеста!
                И с рогожкой своей,
                С бирюзовым колечком во рту, -
                Непотребная девка
                Стояла у Лобного места
                И, дивясь,
                Как на сказку,
                Глядела на ту красоту...

                А как храм освятили,
                То с посохом,
                В шапке монашьей,
                Обошел его царь -
                От подвалов и служб
                До креста.
                И, окинувши взором
                Его узорчатые башни,
                "Лепота!" - молвил царь.
                И ответили все: "Лепота!"
                И спросил благодетель:
                "А можете ль сделать пригожей,
                Благолепнее этого храма
                Другой, говорю?"
                И, тряхнув волосами,
                Ответили зодчие:
                "Можем!
                Прикажи, государь!"
                И ударились в ноги царю.

                И тогда государь
                Повелел ослепить этих зодчих,
                Чтоб в земле его
                Церковь
                Стояла одна такова,
                Чтобы в Суздальских землях
                И в землях Рязанских
                И прочих
                Не поставили лучшего храма,
                Чем храм Покрова!

                Соколиные очи
                Кололи им шилом железным,
                Дабы белого света
                Увидеть они не могли.
                Их клеймили клеймом,
                Их секли батогами, болезных,
                И кидали их,
                Темных,
                На стылое лоно земли.

                И в Обжорном ряду,
                Там, где заваль кабацкая пела,
                Где сивухой разило,
                Где было от пару темно,
                Где кричали дьяки:
                "Государево слово и дело!" -
                Мастера Христа ради
                Просили на хлеб и вино.
                И стояла их церковь
                Такая,
                Что словно приснилась.
                И звонила она,
                Будто их отпевала навзрыд,
                И запретную песню

                Про страшную царскую милость
                Пели в тайных местах
                По широкой Руси
                Гусляры.

                1938


Давид Самойлов
Иван и холоп

Ходит Иван по ночному покою,
Бороду гладит узкой рукою.
То ль ему совесть спать не дает,
То ль его черная дума томит.
Слышно – в посаде кочет поет,
Ветер, как в бубен, в стекла гремит.
Дерзкие очи в Ивана вперя,
Ванька-холоп глядит на царя.
– Помни, холоп непокорный и вор,
Что с государем ведешь разговор!
Думаешь, сладко ходить мне в царях,
Если повсюду враги да беда:
Турок и швед сторожат на морях,
С суши – ногаи, да лях, да орда.
Мыслят сгубить православных христьян,
Русскую землю загнали бы в гроб!
Сладко ли мне? – вопрошает Иван.
– Горько тебе, – отвечает холоп.
– А опереться могу на кого?
Лисы – бояре, да волки – князья.
С младости друга имел одного.
Где он, тот друг, и иные друзья?
Сын был наследник мне Господом дан.
Ведаешь, раб, отчего он усоп?
Весело мне? – вопрошает Иван.
– Тяжко тебе, – отвечает холоп.
– Думаешь, царь-де наш гневен и слеп,
Он-де не ведает нашей нужды.
Знаю, что потом посолен твой хлеб,
Знаю, что терпишь от зла и вражды.
Пытан в застенке, клещами ты рван,
Царским клеймом опечатан твой лоб.
Худо тебе? – вопрошает Иван.
– Худо, – ему отвечает холоп.
– Ты ли меня не ругал, не честил,
Врал за вином про лихие дела!
Я бы тебя, неразумный, простил,
Если б повадка другим не была!
Косточки хрустнут на дыбе, смутьян!
Криком Малюту не вгонишь в озноб!
Страшно тебе? – вопрошает Иван.
– Страшно! – ему отвечает холоп.
– Ты милосердья, холоп, не проси.
Нет милосердных царей на Руси.
Русь – что корабль. Перед ней – океан.
Кормчий – гляди, чтоб корабль не потоп!..
Правду ль реку? – вопрошает Иван.
– Бог разберет, – отвечает холоп.
1947–1950

Вариант занятия - по роману А.К.Толстого "Князь Серебряный".

       Время действия романа "Князь Серебряный": июнь 1565 г. - начало 1566 г., эпилог - декабрь 1582 г.
                Время написания романа: 1862 г.

Другие версии:
М.Лермонтов. Песнь про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова.
И.Лажечников. Опричник.
Л.Мей. Псковитянка. Царская невеста.
А.К.Толстой. Смерть Иоанна Грозного.
Н.Костомаров. Кудеяр.
А.Островский. Василиса Мелентьева.
Т.Гриц. Ермак.

История России проходит через всё творчество Алексея Константиновича Толстого. В период начала "Великих реформ" после отмены крепостного права был дописан роман "Князь Серебряный" - первый большой опыт писателя в историческом жанре. Задуман он был ещё в молодые годы, первые эпизоды автор успел прочитать в 1850 г. Гоголю, а также Смирновой-Россет. Считается, что Гоголь предложил ему включить в роман песню "Пантелей - государь ходит по двору..." На серьёзную работу над романом ушло около шести лет. Напечатан роман был в 1862 г. в журнале "Русский вестник". У повествования - подзаголовок:"Повесть времён Иоанна Грозного".
Время Ивана Грозного особо волновало Толстого - именно в те годы, как он считал, в России вызрела та деспотия, которая до сих пор мешает переменам. О Киевской Руси он замечал: "Передать не только колорит той эпохи, а главное, заявить нашу общность в то время с остальной  Европой". Она была уничтожена "впоследствии  яростью  монголов, обрушившихся на Россию как стая саранчи". В Европе сохранялось "вече", "в  то  время,  как  гнусная  Москва  его уничтожила - вечный позор Москве!" Вот что пророчит Тугарин Змееевич в одноимённой балладе А.К.Толстого:
И время придет,
Уступит наш хан христианам,
И снова подымется русский народ,
И землю единый из вас соберет,
Но сам же над ней станет ханом!
И в тереме будет сидеть он своем,
Подобен кумиру средь храма,
И будет он спины вам бить батожьем,
А вы ему стукать да стукать челом -
Ой срама, ой горького срама!

Можно поговорить с учениками,согласны ли они с таким видением истории Московского государства.
"Горе кровавой тирании Ивана Грозного" - вот что является основной темой "Князя Серебряного".
Из предисловия:"В отношении к ужасам того времени автор оставался постоянно ниже истории. Из уважения к искусству и к нравственному чувству читателя он набросил на них тень и  показал  их,  по  возможности,  в  отдалении.  Тем  не  менее,  он сознается, что при чтении источников книга не раз выпадала у него из рук, и он бросал перо в негодовании, не столько от мысли, что мог
существовать Иоанн IV, сколько от той, что могло существовать такое общество,  которое  смотрело  на  него  без  негодования.  Это  тяжелое чувство  постоянно  мешало  необходимой  в  эпическом  сочинении объективности и было отчасти причиной, что роман, начатый более десяти лет тому назад, окончен только в настоящем году".
Писатель замечал - вслед за Дюма! - что он "оставался верен истории в общих чертах", но "позволил себе некоторые отступления в подробностях".
Главный герой - собирательный образ. В романе есть ещё ряд вымышленных персонажей, имеющих различные прототипы.
Из книги Н.Белова "101 биография русских знаменитостей, которых не было никогда":
"Василий Семенович Серебряный — русский князь, боярин, воевода. Князь участвовал во многих войнах во время правления Ивана IV Грозного. Отличился при взятии Казани (1552), Полоцка (1563), руководил взятием города Юрьева (1558), возглавлял ряд удачных походов во время Ливонской войны...
...Князь Никита Романович Серебряный — образ вымышленный, отождествить его с каким-то конкретным историческим лицом очень сложно, несмотря на некоторые соблазнительные биографические аналогии. Истинный прообраз главного героя не исторический персонаж, а легендарный князь Никита Романович, популярнейший образ идеального боярина, отважного заступника за правду, широко распространенный в русском былинном и песенном эпосе".

Юродивый Василий - Василий Блаженный, знаменитый московский юродивый, но его реальная жизнь закончилась до начала действия романа. Есть в романе и ещё несколько хронологических смещений, помогающих автору по-своему развить сюжет: например, уже взрослым показан молодой боярин Борис Годунов, будущий царь - а на самом деле в 1565 г. ему было 13 лет. Также взрослее своих лет показан старший сын царя Иван Иванович. А Малюте Скуратову поминают убийство митрополита Филиппа,  случившееся позднее.
Сам писатель так объясняет ещё один анахронизм:"Так, между прочим, казнь Вяземского и обоих Басмановых,  случившаяся  на  деле  в  1570  году,  помещена  для сжатости рассказа, в 1565 год. Этот умышленный анахронизм едва ли навлечет на себя строгое порицание, если принять в соображение, что
бесчисленные казни, последовавшие за низвержением Сильвестра и Адашева, хотя много служат к личной характеристике Иоанна, но не имеют влияния на общий ход событий".
"Лета от сотворения мира семь тысяч семьдесят третьего, или по нынешнему счислению 1565 года, в жаркий летний день, 23 июня, молодой боярин князь Никита Романович Серебряный подъехал верхом к деревне Медведевке, верст за тридцать от Москвы".
Начало романа - возвращение в Москву пять лет провоевавшего в Литве князя Никиты Серебряного. Ему - лет двадцать пять. "Еще не доезжая деревни, князь и люди его услышали веселые песни, а когда подъехали к околице, то увидели, что в деревне праздник. На обоих концах улицы парни и девки составили по хороводу, и оба хоровода несли по березке, украшенной пестрыми лоскутьями. На головах у парней и девок были зеленые венки. Хороводы пели то оба вместе, то очередуясь, разговаривали один с другим и перекидывались шуточною бранью". Празднуют Аграфену Купальницу.
  "В то же время показались всадники, человек с пятьдесят, сабли наголо. Впереди скакал чернобородый детина в красном кафтане, в рысьей шапке с парчовым верхом. К седлу его привязаны были метла и собачья голова.
— Гойда! Гойда! — кричал он, — колите скот, рубите мужиков, ловите девок, жгите деревню! За мной, ребята! Никого не жалеть!
Крестьяне бежали куда кто мог.
— Батюшка! Боярин! — вопили те, которые были ближе к князю, — не выдавай нас, сирот! Оборони горемычных!"
Ничего не зная о том, что в последние месяцы произошло в России, он натыкается со своим отрядом в окрестностях Москвы на бесчинствующих опричников, принимает их за разбойников и обезвреживает их со своими людьми. Оказывается,  что деревня Медведевка принадлежит опальному теперь боярину Морозову. А у самого боярина в московском доме Никита Романович узнаёт, что Морозов женился на его любимой девушке, выросшей без отца, окольничего, погибшего ещё под Казанью. Её руки домогался князь Афанасий Вяземский (один из руководителей опричнины), опричников которого встретил Серебряный.
  Посмотрим, как смотрели на Париж и Лондон,  глазами писателя на Москву XVI века."Если бы читатель мог перенестись лет за триста назад и посмотреть с высокой колокольни на тогдашнюю Москву, он нашел бы в ней мало сходства с теперешнею. Берега Москвы-реки, Яузы и Неглинной покрыты были множеством деревянных домов с тесовыми или соломенными крышами, большею частью почерневшими от времени. Среди этих темных крыш резко белели и краснели стены Кремля, Китай-города и других укреплений, возникших в течение двух последних столетий. Множество церквей и колоколен подымали свои золоченые головы к небу. Подобные большим зеленым и желтым пятнам, виднелись между домами густые рощи и покрытые хлебом поля. Через Москву-реку пролегали зыбкие живые мосты, сильно дрожавшие и покрывавшиеся водою, когда по ним проезжали возы или всадники. На Яузе и на Неглинной вертелись десятками мельничные колеса, одно подле другого. Эти рощи, поля и мельницы среди самого города придавали тогдашней Москве много живописного. Особенно весело было смотреть на монастыри, которые, с белыми оградами и пестрыми кучами цветных и золоченых голов, казались отдельными городами.
  Надо всею этою путаницей церквей, домов, рощ и монастырей гордо воздымались кремлевские церкви и недавно отделанный храм Покрова богоматери, который Иоанн заложил несколько лет тому назад в память взятия Казани и который мы знаем ныне под именем Василия Блаженного. Велика была радость москвитян, когда упали наконец леса, закрывавшие эту церковь, и предстала она во всем своем причудливом блеске, сверкая золотом и красками и удивляя взор разнообразием украшений. Долго не переставал народ дивиться искусному зодчему, благодарить бога и славить царя, даровавшего православным зрелище, дотоле не виданное. Хороши были и прочие церкви московские. Не щадили москвитяне ни рублей, ни трудов на благолепие домов божиих. Везде видны были дорогие цвета, позолота и большие наружные иконы во весь рост человеческий. Любили православные украшать дома божии, но зато мало заботились о наружности своих домов; жилища их почти все были выстроены прочно и просто, из сосновых или дубовых брусьев, не обшитых даже тесом, по старинной русской пословице: не красна изба углами, а красна пирогами.
  Один дом боярина Дружины Андреевича Морозова, на берегу Москвы-реки, отличался особенною красотою. Дубовые бревна были на подбор круглы и ровны; все углы рублены в лапу, дом возвышался в три жилья, не считая светлицы. Навесная кровля над крутым крыльцом поддерживалась пузатыми, вычурными столбами и щеголяла мелкою резьбою. Ставни были искусно расписаны цветами и птицами, а окна пропускали свет божий не сквозь тусклые бычачьи пузыри, как в большей части домов московских, но сквозь чистую, прозрачную слюду..."
Боярин Дружина Морозов (вымышленное лицо, хотя Морозовы - реальный боярский род) объясняет Серебряному:"Трудное настало время, Никита Романович! Такой ужас от царя, какого искони еще не видано... На то он царь, чтобы карать и миловать. Только то больно, что не злодеев казнили, а все верных слуг государевых..." Никита Романович настолько предан царю, за которого воевал, что не верит, пока не попадает в Александрову слободу.
  Вновь поглядим на места действия: "Дорога от Москвы до Троицкой лавры, а от Лавры до Александровой слободы представляла самую живую картину. Беспрестанно скакали по ней царские гонцы; толпы людей всех сословий шли пешком на богомолье; отряды опричников спешили взад и вперед; сокольники отправлялись из Слободы в разные деревни за живыми голубями; купцы тащились с товарами, сидя на возах или провожая верхом длинные обозы. Проходили толпы скоморохов с гудками, волынками и балалайками. Они были одеты пестро, вели с собою ручных медведей, пели песни или просили у богатых проезжих".
   "Въехав в Слободу, Серебряный увидел, что дворец, или монастырь, государев отделен от прочих зданий глубоким рвом и валом. Трудно описать великолепие и разнообразие этой обители. Ни одно окно не походило на другое, ни один столб не равнялся с другим узорами или краской. Множество глав венчали здание. Они теснились одна возле другой, громоздились одна на другую, и сквозили, и пузырились. Золото, серебро, цветные изразцы, как блестящая чешуя, покрывали дворец сверху донизу. Когда солнце его освещало, нельзя было издали догадаться, дворец ли это, или куст цветов исполинских, или то жар-птицы слетелись в густую стаю и распустили на солнце свои огненные перья?
Недалеко от дворца стоял печатный двор, с принадлежащею к нему словолитней, с жилищем наборщиков и с особым помещением для иностранных мастеров, выписанных Иоанном из Англии и Германии. Далее тянулись бесконечные дворцовые службы, в которых жили ключники, подключники, сытники, повара, хлебники, конюхи, псари, сокольники и всякие дворовые люди на всякий обиход.
Немалым богатством сияли слободские церкви. Славный храм богоматери покрыт был снаружи яркою живописью; на каждом кирпиче блестел крест, и церковь казалась одетою в золотую сетку.
Очаровательный вид этот разогнал на время черные мысли, которые не оставляли Серебряного во всю дорогу. Но вскоре неприятное зрелище напомнило князю его положение. Они проехали мимо нескольких виселиц, стоявших одна подле другой. Тут же были срубы с плахами и готовыми топорами. Срубы и виселицы, окрашенные черною краской, были выстроены крепко и прочно, не на день, не на год, а на многие лета".
Толстой не скрывает, что при работе над романом пользовался "Историей государства Российского" Карамзина, цитируя её при описании Александровой слободы:"В  сем грозно  увеселительном  жилище  Иоанн  посвящал  большую  часть времени  церковной  службе,  чтобы  непрестанною  деятельностью успокоить  душу.  Он  хотел  даже  обратить  дворец в  монастырь,  а любимцев своих в иноков. Выбрал из опричников 300 человек, самых злейших, назвал их братиею, себя игуменом, князя Афанасия Вяземского келарем, Малюту Скуратова параклисиархом; дал им тафьи, или скуфейки, и черные рясы, под которыми они носили богатые, золотом блестящие  кафтаны  с  собольею  опушкою;  сочинил  для  них  устав
монашеский и служил примером в исполнении оного..."

Каким же видит приехавший в Слободу князь Серебряный царя? "Страшную перемену увидел... Никита Романович.
Ему казалось далеко за сорок. Выражение лица его совершенго изменилось. Так изменяется здание после пожара. Ещё стоят хоромы -но украшения упали,  мрачные окна глядят зловещим взором, и в пустых покоях поселилось недоброе".
Подробно описан царский обед, церемониальные обращения государя к придворным.
  "В огромной двусветной палате, между узорчатыми расписными столбами, стояли длинные столы в три ряда. В каждом ряду было по десяти столов, на каждом столе по двадцати приборов. Для царя, царевича и ближайших любимцев стояли особые столы в конце палаты. Гостям были приготовлены длинные скамьи, покрытые парчою и бархатом; государю — высокие резные кресла, убранные жемчужными и алмазными кистями. Два льва заменяли ножки кресел, а спинку образовал двуглавый орел с подъятыми крыльями, золоченый и раскрашенный. В середине палаты стоял огромный четвероугольный стол с поставом из дубовых досок...Уже более четырех часов продолжалось веселье, а стол был только во полустоле. Отличилися в этот день царские повара. Никогда так не удавались им лимонные кальи, верченые почки и караси с бараниной. Особенное удивление возбуждали исполинские рыбы, пойманные в Студеном море и присланные в Слободу из Соловецкого монастыря. Их привезли живых, в огромных бочках; путешествие продолжалось несколько недель. Рыбы эти едва умещались на серебряных и золотых тазах, которые вносили в столовую несколько человек разом. Затейливое искусство поваров выказалось тут в полном блеске. Осетры и шевриги были так надрезаны, так посажены на блюда, что походили на петухов с простертыми крыльями, на крылатых змиев с разверстыми пастями. Хороши и вкусны были также зайцы в лапше, и гости, как уже ни нагрузились, но не пропустили ни перепелов с чесночною подливкой, ни жаворонков с луком и шафраном. Но вот, по знаку стольников, убрали со столов соль, перец и уксус и сняли все мясные и рыбные яства. Слуги вышли по два в ряд и возвратились в новом убранстве. Они заменили парчовые доломаны летними кунтушами из белого аксамита с серебряным шитьем и собольею опушкой. Эта одежда была еще красивее и богаче двух первых. Убранные таким образом, они внесли в палату сахарный кремль, в пять пудов весу, и поставили его на царский стол...Вслед за кремлями внесли около сотни золоченых и крашеных деревьев, на которых вместо плодов висели пряники, коврижки и сладкие пирожки. В то же время явились на столах львы, орлы и всякие птицы, литые из сахара. Между городами и птицами возвышались груды яблоков, ягод и волошских орехов. Но плодов никто уже не трогал, все были сыты. Иные допивали кубки романеи, более из приличия, чем от жажды, другие дремали, облокотясь на стол; многие лежали под лавками, все без исключения распоясались и расстегнули кафтаны. Нрав каждого обрисовался яснее".
Обращение "Никита-ста!" употреблялось при особом почтении к человеку (старший), в отличие от "Василий-су!", что означает просто "сударь". Боярина Василия царь просто отравил за этой трапезой... Грозному донесли об "обиде", нанесённой Серебряным опричникам,  и князь ожидает скорой расправы - "Уж не ожидает ли и меня такая участь?"
Всё же царь милует Серебряного, пожурив Вяземского за его дела, но потребовав, чтобы Никита целовал крест на том, что выполнит любую волю государя.
Царь в романе хочет «сравнять сильных со слабыми, чтобы не было на Руси одного выше другого, чтобы все были в равенстве, а он бы стоял один надо всеми, аки дуб во чистом поле».
Есть много свидетельств,  что совершив очередные казни, царь всячески замаливал грехи, рядясь со своими подручных в рясы.  Изображается это и в романе - после кошмарного сна с шествием казнённых царь Иван приказывает служить молебен и созывать колокольным звоном ночью опричную свиту. А на другой день всё начинается заново. «Враг имени Христова, — думал он, — упорно перечит мне и помогает моим злодеям. Но не дам ему надо мною тешиться! Не устрашуся его наваждений! Покажу ему, что не по плечу он себе борца нашел!»
И решился царь карать по-прежнему изменников и предавать смерти злодеев своих, хотя были б их тысячи".
И пал гнев царя на сына Ивана, на которого указывает Малюта - народ готов идти под него от проклинаемой опричнины! И тайный приказ: погубить царевича на Поганой-Луже и объявить, что тот погиб на охоте.
Алексей Толстой здесь использует народную песню о спасении былинным боярином Никитой Романовичем царского сына от гнева отца и Малюты, приводя её почти целиком.
И тут появляется ещё одна группа персонажей романа - отряд беглых "лихих людей" под водительством Ванюхи Перстня. До сих пор Александровский район сохранил "Берендеево царство" - лесные чащобы с болотцами. В этой глуши и действуют молодцы Перстня. Услышав от вестового, что близко едут разодетые опричники, они нападают на Малюту и его подручных, придя на помощь Серебряному. Царевич спасён,  Малюта бежал, Перстень становится теперь другом Никиты Романовича, а вот царевичу говорит в лицо, что разбойный промысел не оставит.
"На широкой поляне, окруженной древними дубами и непроходимым ломом, стояло несколько земляных куреней; а между ними на опрокинутых пнях, на вывороченных корнях, на кучах сена и сухих листьев лежало и сидело множество людей разных возрастов, в разных одеждах. Вооруженные молодцы беспрестанно выходили из глубины леса и присоединялись к товарищам. Много было между ними разнообразия. Сермяги, ферязи и зипуны, иные в лохмотьях, другие блестящие золотом, виднелись сквозь ветви дерев. У иных молодцов были привешены к бедрам сабли, другие мотали в руках кистени или опирались на широкие бердыши. Немало было тут рубцов, морщин, всклокоченных голов и бород нечесаных".
  Перстень рассказывает сотоварищам про своего сподвижника.
— Воля твоя, атаман, ты про него говоришь, как про чудо какое, а нам что-то не верится. Уж молодцеватее тебя мы не видывали!
— Не видывали лучше меня! Да что вы, дураки, видели! Да знаете ли, — продолжал Перстень с жаром, — знаете ли, что я перед ним — ничего! Дрянь, просто дрянь, да и только!
— Да как же зовут твоего богатыря?
— Зовут его, братцы, Ермаком Тимофеичем!
— Вишь какое имя! Что ж он один, что ли, без шайки промышляет?
— Нет, не один. Есть у него шайка добрая, есть и верные есаулики. Только разгневался на них царь православный. Послал на Волгу дружину свою разбить их, голубчиков, а одному есаулику, Ивану Кольцу, головушку велел отсечь да к Москве привезти.
— Что ж, поймали его?
— Поймали было царские люди Кольцо, только проскользнуло оно у них промеж пальцев, да и покатилось по белу свету. Где оно теперь, сердечное, бог весть, только, я чаю, скоро опять на Волгу перекатится! Кто раз побывал на Волге, тому не ужиться на другой сторонушке!
  Так в романе появляется Ермак. Это, пожалуй, самая загадочная из знаменитых личностей того времени. Какого бы происхождения он ни был, историки признают фактом предводительство на Волге дружиной казаков.
  Вновь Перстень приходит на помощь Серебряному,  когда тот оказывается брошенным в темницу при защите Дружины Морозова от налета князя Вяземского с опричниками. Цель Вяземского - похищение боярыни Елены Дмитриевны... Заодно он сжигает хоромы, творя насилие, мстя за опричников в Медведевке.
  При этом писатель ведёт действие по всем законам приключенческого произведения с неожиданными поворотами - ведь Дружина Андреевич хотел разрядить  пистоль в князя Серебряного,  узнав о том, что с ним тайно виделась Елена. Не забудем, что это - время "Домостроя"... И именно в этот момент на боярина налетели молодцы Вяземского, они стали обороняться вместе с Никитой Романовичем, и выстрелы достались налётчику.
  Люди Перстня проникают под видом калик-сказочников в Слободу, куда увезли Серебряного, и вызволяют его из темницы. При этом князь не хотел бежать - он же дал царю клятву слушаться его воли. Но его уносят силой, и среди разбойников князь решает "отдаться воле Божьей". Героя романа избирают атаманом, а тот предлагает отбить татарские набеги под Рязанью, послужив защите родной земли. Татар побеждают, но гибнет сын Малюты Скуратова Максим (на самом деле он умер позднее и в достаточно раннем возрасте), осудивший отца-палача и ушедший сначала в монастырь, а затем - к Серебряному. Царю же о победе докладывает Басманов, пришедший к месту сражения в последний момент.
  (Между прочим: предводителем налётчиков-татар автор делает ширинского князя Шихмата. Здесь явная издёлка над недавним министром просвещения князем Ширинским-Шихматовым,  от него, закрывшего Московский университет, немало натерпелись в конце правления Николая I сам Толстой и его коллеги-литераторы...)
  И вот "поле" - поединок, полагавшийся при вызове одного из противников, оскорбившего другого. Ученики наверняка назовут поэму Лермонтова "Песня про купца Калашникова",где описан такой же поединок также во времена Иван Грозного и опричнины. И седой Морозов в присутствии царя смог выстоять против Вяземского, а затем дело решили наёмные бойцы - мужик Митька одолел насмерть стремянного Малюты Хомяка, изувера,  до этого дважды ушедшего от Серебряного. Правым признан Морозов, но царь хочет сжить со свету принципиального боярина и врага опричников. Он подвергает Дружину Андреевича унижению, сначала пытаясь посадить его на обеде ниже опричников, в том числе Годунова, а после отказа сделав шутом. Но ведь шут может говорить всю правду!  И Морозов заявляет царю самое для него неприятное: — Как же мне потешать тебя, государь? — спросил он, положив локти на стол, глядя прямо в очи Ивану Васильевичу. — Мудрен ты стал на потехи, ничем не удивишь тебя! Каких шуток не перешучено на Руси, с тех пор как ты государишь!
...Ты начал знаменитых людей в монахи постригать, а жен и дочерей их себе на потеху позорить. И это тебе прискучило. Стал ты выбирать тогда лучших слуг твоих и мукам предавать. Тут дело пошло повеселее, только ненадолго. Не все же ругаться над народом да над боярами. Давай и над церковью Христовою поглумимся! Вот и набрал ты всякой голи кабацкой, всякой скаредной сволочи, нарядил ее в рясы монашеские и сам монахом нарядился, и стали вы днем людей резать, а ночью акафисты петь. Сам ты, кровью обрызган, и пел, и звонил, и чуть ли обедню не служил. Эта потеха вышла изо всех веселейшая, такой, опричь тебя, никому и не выдумать!" И - пророчество:"А разве вот что скажу: пока ты с своею опричниной в машкерах пляшешь, к заутрени звонишь да кровью упиваешься, наступит на тебя с заката Жигимонт, напрут с полуночи немцы да чудь, а с полудня и с восхода подымется хан. Нахлынет орда на Москву, и не будет воевод отстаивать святыни господней!...И будешь ты, царь всея Руси, в ноги кланяться хану и, стоя на коленях, стремя его целовать!" Так и произошло - в 1571 году...
Казнь на Красной площади, одна из многих в те страшные годы. Казнь,  как козлов отпущения,  отца и сына Басмановых, Вяземского, а также  Морозова... И тут появляется юродивый Василий:
— Пробори меня, царь Саул! — говорил он, отбирая в сторону висевшие на груди его кресты, — пробори сюда, в самое сердце! Чем я хуже тех праведных? Пошли и меня в царствие небесное! Аль завидно тебе, что не будешь с нами, царь Саул, царь Ирод, царь кромешный?
  "Царь кромешный"- эти слова Василия заставляют вспомнить Андрея Курбского, который называл в своих письмах царю опричников "кромешниками" - игра слов, "опричь"- "кроме".
  Вскоре Серебряный со своим отрядом прибывают с повинной к царю в Слободу. Никита Романович отказывается последовать предложению Грозного, вдруг начавшего опять ценить храброго князя, перейти в опричнину.
— Государь, — сказал он, сделав усилие над собою, — благодарствую тебе за твою милость; но дозволь уж лучше и мне к сторожевому полку примкнуться. Здесь мне делать нечего, я к слободскому обычаю не привычен, а там я буду служить твоей милости, доколе сил хватит!
И уходит Серебряный со своими людьми служить на засечную линию на Жиздре. Но по пути заезжает в женский монастырь, где постриглась после казни мужа Елена Дмитриевна.
— Прости, Елена! — вскричал он, падая ниц и кланяясь ей в ноги, — прости навсегда! Дай господь забыть мне, что могли мы быть счастливы!
— Нет, Никита Романыч, — сказала грустно Елена, — счастья нам не было написано. Кровь Дружины Андреича была бы между счастьем и нами. За меня он пошел под опалу, я же погрешила против него, я виновница его смерти! Нет, Никита Романыч, мы не могли быть счастливы. Да и кто теперь счастлив?
Елене князь говорит прямо: - Где наша родина? ...Не татары, а царь губит родину!
Никита Романович,  простившись с любимой, уезжает вновь на войну.  Роман как бы закольцован. И автор замечает, что надо ещё сказать о дальнейшей судьбе персонажей. Об этом повествует последняя глава - "Посольство Ермака". Действие там переносится в самый конец царствования Грозного, когда в Москву приезжает атаман Иван Кольцо - соратник Ермака - сообщить о покорении Сибирского ханства(1582 год). "В это скорбное время неожиданная весть пришла от крайнего востока и о бодрит все сердца, и обратила общее горе в радость".
Кольцо - тот самый Ванюха Перстень - на приёме у царя вспоминает о князе Серебряном и узнаёт о его гибели во время набега татар...
"В этот день Кольцо вместе с Строгоновыми обедал у Бориса Федоровича за многолюдным столом.
После обычного осушения кубков во здравие царя, царевича, всего царского дома и высокопреосвященного митрополита Годунов поднял золотую братину и предложил здоровье Ермака Тимофеевича и всех его добрых товарищей.
— Да живут они долго на славу Русской земли! — воскликнули все гости, вставая с мест и кланяясь Ивану Кольцу.
— Бьем тебе челом ото всего православного мира, — сказал Годунов с низким поклоном, — а в твоем лице и Ермаку Тимофеевичу, ото всех князей и бояр, ото всех торговых людей, ото всего люда русского! Приими ото всей земли великое челобитие, что сослужили вы ей службу великую!
— Да перейдут, — воскликнули гости, — да перейдут имена ваши к сыновьям, и ко внукам, и к поздним потомкам, на вечную славу, на любовь и образец, на молитвы и поучение!"
Как мы знаем, далеко глядит Борис Фёдорович...
Послесловие доводит рассказ до начала XVII века, говорится о запустении Александровой слободы, о кратковременном пребывании там в Смутное время отрядов Скопина-Шуйского и о "небесной каре".
Вопрос: Чему учат нас такие люди, как князь Серебряный и боярин Морозов? Что автор противопоставил произволу царя Ивана?
Позднее автор замечал:"Моим первым крупным произведением был  исторический  роман,  озаглавленный  "Князь  Серебряный".  Он выдержал  три  издания,  его  очень  любят  в  России,  особенно представители  низших  классов.  Имеются  переводы  его  на французский,  немецкий,  английский,  польский  и  итальянский  языки". Приключенческий жанр, захватывающее чтение делало "Князя Серебряного" весьма читаемой книгой и в ХХ веке. Но это - и весьма глубокая книга. Часто считают, что нет более убедительного  отображения эпохи Ивана Грозного в литературе.
К сожалению, роману не очень повезло с экранизациями - в одном и том же 1991 году вышли весьма поверхностно снятые "конкурирующие" "Царь Иван Грозный" и "Князь Серебряный"... Более удачной представляется музыкальная интерпретация - рок-опера П.Смеяна "Слово и дело" (2009 г.). Можно прослушать "Сказ" и другие фрагменты.

Возможно комбинированное занятие с активным привлечением книги "Царь Иван и Покровский храм", вопросами по ней, в том числе по фрагментам из романа "Князь Серебряный" и балладам Алексея Толстого. В самом романе вспоминается и Андрей Курбский,  и князь Репнин, которым посвящены баллады Толстого, написанные ещё в молодости. Для Алексея Толстого Курбский, Репнин - люди, не боящиеся говорить правду в глаза царю. Это же делает в романе Морозов и, конечно, князь Серебряный, который говорит, что есть, и литовскому сейму, и своему государю Ивану. Для автора все они - аристократы в буквальном смысле -"лучшие люди", которых безрассудно губит Грозный. Не забудем, что и сам Алексей Константинович был человеком, говорившим в глаза правду царю - Александру II.

Алексей Толстой

Василий Шибанов
Князь Курбский от царского гнева бежал,
С ним Васька Шибанов, стремянный.
Дороден был князь. Конь измученный пал —
Как быть среди ночи туманной?
Но рабскую верность Шибанов храня,
Свого отдает воеводе коня:
«Скачи, князь, до вражьего стану,
Авось я пешой не отстану!»

И князь доскакал. Под литовским шатром
Опальный сидит воевода,
Стоят в изумленье литовцы кругом,
Без шапок толпятся у входа,
Всяк русскому витязю честь воздает,
Недаром дивится литовский народ,
И ходят их головы кругом:
«Князь Курбский нам сделался другом!»

Но князя не радует новая честь,
Исполнен он желчи и злобы;
Готовится Курбский царю перечесть
Души оскорбленной зазнобы:
«Что долго в себе я таю и ношу,
То всё я пространно к царю напишу,
Скажу напрямик, без изгиба,
За все его ласки спасибо!»

И пишет боярин всю ночь напролет,
Перо его местию дышит;
Прочтет, улыбнется, и снова прочтет,
И снова без отдыха пишет,
И злыми словами язвит он царя,
И вот уж, когда залилася заря,
Поспело ему на отраду
Послание, полное яду.

Но кто ж дерзновенные князя слова
Отвезть Иоанну возьмется?
Кому не люба на плечах голова,
Чье сердце в груди не сожмется?
Невольно сомненья на князя нашли…
Вдруг входит Шибанов, в поту и в пыли:
«Князь, служба моя не нужна ли?
Вишь, наши меня не догнали!»

И в радости князь посылает раба,
Торопит его в нетерпенье:
«Ты телом здоров, и душа не слаба,
А вот и рубли в награжденье!»
Шибанов в ответ господину: «Добро!
Тебе здесь нужнее твое серебро,
А я передам и за муки
Письмо твое в царские руки!»

Звон медный несется, гудит над Москвой;
Царь в смирной одежде трезвонит;
Зовет ли обратно он прежний покой
Иль совесть навеки хоронит?
Но часто и мерно он в колокол бьет,
И звону внимает московский народ
И молится, полный боязни,
Чтоб день миновался без казни.

В ответ властелину гудят терема,
Звонит с ним и Вяземский лютый,
Звонит всей опрични кромешная тьма,
И Васька Грязной, и Малюта,
И тут же, гордяся своею красой,
С девичьей улыбкой, с змеиной душой,
Любимец звонит Иоаннов,
Отверженный Богом Басманов.

Царь кончил; на жезл опираясь, идет,
И с ним всех окольных собранье.
Вдруг едет гонец, раздвигает народ,
Над шапкою держит посланье.
И спрянул с коня он поспешно долой,
К царю Иоанну подходит пешой
И молвит ему, не бледнея:
«От Курбского, князя Андрея!»

И очи царя загорелися вдруг:
«Ко мне? От злодея лихого?
Читайте же, дьяки, читайте мне вслух
Посланье от слова до слова!
Подай сюда грамоту, дерзкий гонец!»
И в ногу Шибанова острый конец
Жезла своего он вонзает,
Налег на костыль — и внимает:

«Царю, прославляему древле от всех,
Но тонущу в сквернах обильных!
Ответствуй, безумный, каких ради грех
Побил еси добрых и сильных?
Ответствуй, не ими ль, средь тяжкой войны,
Без счета твердыни врагов сражены?
Не их ли ты мужеством славен?
И кто им бысть верностью равен?

Безумный! Иль мнишись бессмертнее нас,
В небытную ересь прельщенный?
Внимай же! Приидет возмездия час,
Писанием нам предреченный,
И аз, иже кровь в непрестанных боях
За тя, аки воду, лиях и лиях,
С тобой пред судьею предстану!»
Так Курбский писал Иоанну.

Шибанов молчал. Из пронзенной ноги
Кровь алым струилася током,
И царь на спокойное око слуги
Взирал испытующим оком.
Стоял неподвижно опричников ряд;
Был мрачен владыки загадочный взгляд,
Как будто исполнен печали,
И все в ожиданье молчали.

И молвил так царь: «Да, боярин твой прав,
И нет уж мне жизни отрадной!
Кровь добрых и сильных ногами поправ,
Я пес недостойный и смрадный!
Гонец, ты не раб, но товарищ и друг,
И много, знать, верных у Курбского слуг,
Что выдал тебя за бесценок!
Ступай же с Малютой в застенок!»

Пытают и мучат гонца палачи,
Друг к другу приходят на смену.
«Товарищей Курбского ты уличи,
Открой их собачью измену!»
И царь вопрошает: «Ну что же гонец?
Назвал ли он вора друзей наконец?»
— «Царь, слово его всё едино:
Он славит свого господина!»

День меркнет, приходит ночная пора,
Скрыпят у застенка ворота,
Заплечные входят опять мастера,
Опять зачалася работа.
«Ну, что же, назвал ли злодеев гонец?»
— «Царь, близок ему уж приходит конец,
Но слово его все едино,
Он славит свого господина:

О князь, ты, который предать меня мог
За сладостный миг укоризны,
«О князь, я молю, да простит тебе бог
Измену твою пред отчизной!
Услышь меня, боже, в предсмертный мой час,
Язык мой немеет, и взор мой угас,
Но в сердце любовь и прощенье —
Помилуй мои прегрешенья!

Услышь меня, боже, в предсмертный мой час,
Прости моего господина!
Язык мой немеет, и взор мой угас,
Но слово мое все едино:
За грозного, боже, царя я молюсь,
За нашу святую, великую Русь —
И твердо жду смерти желанной!»
Так умер Шибанов, стремянный.
1840

Князь Михайло Репнин

Без отдыха пирует с дружиной удалой
Иван Васильич Грозный под матушкой-Москвой.

Ковшами золотыми столов блистает ряд,
Разгульные за ними опричники сидят.

С вечерни льются вины на царские ковры,
Поют ему с полночи лихие гусляры,

Поют потехи брани, дела былых времен,
И взятие Казани, и Астрахани плен.

Но голос прежней славы царя не веселит,
Подать себе личину он кравчему велит:

«Да здравствуют тиуны, опричники мои!
Вы ж громче бейте в струны, баяны-соловьи!

Себе личину, други, пусть каждый изберет,
Я первый открываю веселый хоровод.

За мной, мои тиуны, опричники мои!
Вы ж громче бейте в струны, баяны-соловьи!»

И все подъяли кубки. Не поднял лишь один;
Один не поднял кубка, Михайло князь Репнин.

«О царь! Забыл ты бога, свой сан ты, царь, забыл
Опричниной на горе престол свой окружил!

Рассыпь державным словом детей бесовских рать!
Тебе ли, властелину, здесь в машкаре плясать!»

Но царь, нахмуря брови: «В уме ты, знать, ослаб,
Или хмелен не в меру? Молчи, строптивый раб!

Не возражай ни слова и машкару надень —
Или клянусь, что прожил ты свой последний день!»

Тут встал и поднял кубок Репнин, правдивый князь:
«Опричнина да сгинет! — он рек, перекрестясь.—

Да здравствует вовеки наш православный царь!
Да правит человеки, как правил ими встарь!

Да презрит, как измену, бесстыдной лести глас!
Личины ж не надену я в мой последний час!»

Он молвил и ногами личину растоптал;
Из рук его на землю звенящий кубок пал…

«Умри же, дерзновенный!» — царь вскрикнул, разъярясь,
И пал, жезлом пронзенный, Репнин, правдивый князь.

И вновь подъяты кубки, ковши опять звучат,
За длинными столами опричники шумят,

И смех их раздается, и пир опять кипит,
Но звон ковшей и кубков царя не веселит:

«Убил, убил напрасно я верного слугу,
Вкушать веселье ныне я боле не могу!»

Напрасно льются вины на царские ковры,
Поют царю напрасно лихие гусляры,

Поют потехи брани, дела былых времен,
И взятие Казани, и Астрахани плен.
1840

Давид Самойлов. Смерть Ивана Грозного

Смерть Ивана
Помирает царь, православный царь!
Колокол стозвонный раскачал звонарь.
От басовой меди облака гудут.
Собрались бояре, царской смерти ждут.
Слушают бояре колокольный гром:
Кто-то будет нынче на Руси царем?
А на колокольне, уставленной в зарю,
Весело, весело молодому звонарю.
Гулкая медь,
Звонкая медь,
Как он захочет, так и будет греметь!
«Где же то, Иване, жены твои?» —
«В монастырь отправлены,
Зельями отравлены…» —
«Где же то, Иване, слуги твои?» —
«Пытками загублены,
Головы отрублены…» —
«Где же то, Иване, дети твои?» —
«Вот он старший – чернец,
Вот он младший – птенец.
Ни тому, ни другому
Не по чину венец…» —
«Где же, царь-государь, держава твоя?» —
«Вот она, Господи, держава моя…»
А на колокольне, уставленной в зарю,
Весело, весело молодому звонарю.
Он по сизой заре
Распугал сизарей.
А может, и вовсе не надо царей?
Может, так проживем,
Безо всяких царей,
Что хочешь – твори,
Что хошь – говори,
Сами себе цари,
Сами государи.
Лежит Иван, в головах свеча.
Лежит Иван, не молитву шепча.
Кажется Ивану, что он криком кричит,
Кажется боярам, что он молча лежит,
Молча лежит, губами ворожит.
Думают бояре: хоть бы встал он сейчас,
Хоть потешил себя, попугал бы он нас!
А на колокольне, уставленной в зарю,
Весело, весело молодому звонарю.
Раскачалась звонница —
Донн-донн!
Собирайся, вольница,
На Дон, на Дон!
Буйная головушка,
Хмелю не проси!..
Грозный царь преставился на Руси.
Господи, душу его спаси…
1950–1952?

P.S. В России существовала негласная традиция: не открывать памятников Ивану Грозному. Нет его на памятнике "Тысячелетие России" в Великом Новгороде - так решил скульптор Микешин, ведь именно этот город царь подверг страшному погрому. Даже в период обожания Грозного Сталиным в СССР просто не открывали памятники царям. И так было и четверть века в постсоветское время. Об этом мы говорили на наших занятиях. Но начиная с 2016 года открыли два памятника Ивану Грозному - в Орле(который царь приказал построить как крепость, подписав указ)и в Александрове.
...Считалось, что открыть памятник Ивану IV - дурное предзнаменование. Вот так оно и вышло...