Рубцов Николай Михайлович

НИКОЛАЙ  МИХАЙЛОВИЧ  РУБЦОВ  (1936 – 1971)

«Тихий голос России»
               
                (В композиции участвует несколько
                исполнителей.  Все песни написаны
                на стихи Н.Рубцова)

      Поэт Николай Михайлович Рубцов – это тот поэт, о котором наш известный композитор Георгий Свиридов сказал, что это - «тихий голос народа», это - «душа России».

     Судьба подарила поэту всего 35 земных лет.  Если быть точным – 35 лет и 16 дней.
Но за эту недолгую жизнь он написал столько стихов и таких, что без его имени сегодня уже невозможно представить современную поэзию.
      В этих стихах нет ни одного фальшивого слова – всё выстрадано переживаниями жизни. Стихи написаны чистейшим русским языком. Поэт предпочитал использовать слова только духовного, эмоционального значения. Чаще всего звучит слово «душа». И нельзя не отметить, что стихи Николая Михайловича настолько музыкальны, что являются как бы мелодией слов.

   Сочинять свои чистые, порой грустные, но в то же время светлые песни (как он сам часто называл свои стихи) помогала любовь к отчизне.  Неиссякаемая, не проходящая с годами нежность к зелёным  лугам, к золотым осенним лесам,  к медленнотекущим водам,
к терпким ягодам – всему, всему, без чего он не мыслил не только своего творчества, но и своей жизни.
Я люблю, когда шумят берёзы,
Когда листья падают с берёз,
Слушаю – и набегают слёзы
На глаза, отвыкшие от слёз.
Всё очнётся в памяти невольно,
Отзовётся в сердце и крови,
Станет как-то радостно и больно,
Будто кто-то шепчет о любви.
Только чаще побеждает проза,
Словно дунет ветер хмурых дней;
Ведь шумит такая же берёза
Над могилой матери моей.
На войне отца убила пуля,
А у нас в деревне у оград
С ветром и дождём шумел, как улей,
Вот такой же жёлтый листопад…
Русь моя!  Люблю твои берёзы!
С первых лет я с ними жил и рос,
Потому и набегают слёзы
На глаза, отвыкшие от слёз…

      Пожалуй, верно определение, что судьба и характер человека во многом зависят от того, чем его душу наполнили в детстве. Детство у Коли было обездоленным. Он остался без матери в пять лет.
Домик своих родителей
Часто лишал я сна.
- Где он опять?  Вы не видели?
  Мать без того больна.
В зарослях сада нашего
Прятался я, как мог,
Там я тайком выращивал
Аленький свой цветок.
Этот цветочек маленький
Как я любил и прятал!
Нежил его, - вот маменька
Будет подарку рада!
Кстати его, некстати ли,
Вырастить всё же смог…
Нёс я за гробом матери
Аленький свой цветок.

      А потом не стало и отца, и пришлось Коле до дна испить чашу страданий.
      В семь лет его определили в детдом в селе Никольском Вологодской области.
      Там он закончил 7 классов и отправился поступать в мореходное училище в город Рига. Но его не приняли: ему ещё нет 16 лет.  Не дорос!
Как я рвался на море!
Бросил дом безрассудно
И в моряцкой конторе
Всё просился на судно,
Умолял, караулил,
Но не трезвые, с кренцем
Моряки хохотнули и
Назвали младенцем…
      Неудача!  Он возвращается и поступает в лесотехническое училище: лес и море – две бескрайние стихии – привлекали  Николая своей красотой и мощью.
     Но получив в 16 лет паспорт, он снова рвётся на море. Теперь -  в Архангельск.
     Ему хотелось морской романтики, а его вдруг взяли на тяжёлую работу помощником кочегара. Но он и этому рад:
Я весь в мазуте, весь в тавоте,
За то работаю в тралфлоте.

      А затем  -  служба в армии – 4 года на военном эскадренном миноносце Северного флота (1955-1959г.г.).  Годы службы на море (хотя  для многих – это годы тяжких испытаний) для Николая были самыми благополучными за всю его жизнь (в бытовом отношении). Четыре года у него была крыша над головой, он был одет, обут, накормлен.
     В армии он и стихи начал серьёзно писать: вышел первый его сборник стихов «Волны и скалы». В армии он познакомился с единомышленниками, которые стали для него и коллегами, и друзьями на многие годы.
     В эти же годы случилось крушение его первой большой любви.  И это навсегда осталось самым печальным его воспоминанием. С Танечкой Агафоновой он познакомился на танцплощадке. Было это ещё в г. Тотьме, где Николай учился тогда в Лесотехническом училище, а Татьяна была студенткой педучилища.  И позже он вспоминал:
И юность, и плач радиолы,               
И полные слёз глаза
Моей девочки нежной
Во мгле, когда гаснут огни.
Как я целовал их поспешно,
Как после страдал безутешно,
Как верил я в лучшие дни.
     Закончив педучилище, Татьяна была распределена в Среднюю Азию, и пути их разошлись навсегда, так как вскоре Татьяна там вышла замуж. Николай сильно переживал, дико ревновал:
О том, как близким был тебе
И о закатах пламенных
Ты с мужем помнишь ли теперь,
В тяжёлых стенах каменных?
Нет, не затмила ревность мир.
Кипел! Но вспомнил сразу я:
Назвал чудовищем  Шекспир
Её, зеленоглазую.
И чтоб трагедией души
Не стала драма юности,
 Я говорю себе: «Пиши
О радости, о лунности…»
И ты ходи почаще в луг
К цветам, к закатам пламенным,
Чтоб сердце пламенело вдруг,
Не стало сердце каменным.
Да не забудь в конце концов,
 Хоть не моя ты, не моя -
На свете есть матрос Рубцов,
Он друг тебе, любимая.               
   /Звучит песня  А.Барыкина  «Букет»
Я буду долго гнать велосипед,
В глухих лугах его остановлю,
Нарву цветов и подарю букет
Той девушке, которую люблю.
Я ей скажу: - С другим наедине
О наших встречах позабыла ты,
И потому на память обо мне
Возьми вот эти скромные цветы».
Она возьмёт, но снова в поздний час,
Когда туман сгущается и грусть,
Она пройдёт, не поднимая глаз,
Не улыбнувшись даже…Ну и пусть.
Я буду долго гнать велосипед,
В глухих лесах его остановлю.
Я лишь хочу, чтобы взяла букет
Та девушка, которую люблю…

       Как правило, у хороших поэтов все стихи – биографичны. Вот в одном стихотворении:
Я вырос в хорошей деревне,
Красивым – под скрип телег!
Одной деревенской царевне
Я нравился, как человек.
Там нету домов до неба,
Там нету реки с баржой,
Но там на картошке с хлебом
Я вырос такой большой.
Мужал я под грохот МАЗов
На твёрдой рабочей земле…
      Да, ему пришлось перебрать много рабочих профессий – кочегар, слесарь-сборщик, шихтовщик – но главным делом своей жизни он, конечно, считал поэзию. Отслужив в армии, проработав 4 года на «Путиловском заводе», он в 26 лет едет в Москву, поступать в Литературный институт. Хотя он уже был в больших городах – видел Ригу, Архангельск,  прожил несколько лет в Ленинграде,  но Москва его поразила, а московским Кремлём он был просто очарован.  И это чувство выплеснулось в стихотворение:
Бессмертное величие Кремля
Невыразимо смертными словами!
В твоей судьбе, - о русская земля! –
В твоей глуши с лесами и холмами,
Где смутной грустью веет старина,
Где было всё: - смиренье и гордыня -
Навек слышна, навек озарена,
Утверждена московская твердыня!
Мрачнее тучи грозный Иоанн
Под ледяными взглядами боярства
Здесь исцелял невзгоды государства,
Скрывая боль своих душевных ран.
И смутно мне далёкий слышен звон:
То скорбный он, то гневный и державный!
Бежал отсюда сам Наполеон,
Покрылся снегом путь его бесславный.
Да!  Он земной!  От пушек и ножа
Здесь кровь лилась.  Он грозной был твердыней!
Пред ним склонялись мысли и душа,
Как перед славной воинской святыней.
Но как, взгляните, чуден этот вид!
Остановитесь тихо в день воскресный -
Ну, не мираж ли сказочно-небесный
Возник пред вами, реет и горит?
И я молюсь, - о русская земля! -
Не на твои забытые иконы,
Молюсь на лик священного Кремля
И на его таинственные звоны.

     Итак, в Москве он сдаёт экстерном экзамены и поступает в Литературный  институт.
Его учителем становится  некто  Сидоренко, который сразу  понял, что этого студента учить нечему,  ему надо только не мешать.
    Большую часть времени, занимаясь студенческими делами и зарабатывая себе на хлеб, он проводит в родных местах – Вологде  и её окрестностях, но адреса постоянного не имеет:  снимает «углы»,  ночует у друзей и знакомых, то есть совершенно не устроен.
Уж сколько лет слоняюсь по планете,
А до сих пор пристанища мне нет!
     Одно время, уже будучи женатым, вынужден был жить с женой врозь, так как общежитие, где он жил, не было семейным, а жена – Генриетта  Михайловна Меньшикова – тоже не имела своего жилья и жила с дочкой  Леной  в другом общежитии.
И только в 1969г. усилиями вологодских друзей-коллег (сам-то он не был наделён напористостью от природы) он получил небольшую квартиру в Вологде. Но жить в ней ему пришлось всего 1,5 года.

     Лето, как правило, он проводил в селе своего детства – в  Никольском.  Редко вспоминал  своё трудное детство – а чего там было вспоминать: - одна карамелька к празднику, а в дни учёбы – карандаш, разломанный на двоих.    Нет, он вспоминал другое:
Вот говорят, что скуден был паёк,
Что ночи были с холодом, с тоскою.
Я ж больше помню ивы над рекою
И запоздалый в поле огонёк.
      Выросший сиротой, он перенёс всю свою сыновнюю любовь на мать-Россию (в образе своей родной деревни)  и ей посвятил свои лучшие стихи.
В этой деревне огни не погашены,
    Ты мне тоску не пророчь!
Светлыми звёздами нежно украшена
     Тихая зимняя ночь.
Светятся, тихие, светятся, чудные,
     Слышится шум полыньи,
Были пути мои трудные, трудные,
     Где ж вы, печали мои?
Скромная девушка мне улыбается,
     Сам я улыбчив и рад!
Трудное, трудное всё забывается,
     Светлые звёзды горят!
Кто мне сказал, что во тьме заметеленной
     Глохнет покинутый луг?
Кто мне сказал, что надежды потеряны?
     Кто это выдумал, друг?
В этой деревне огни не погашены,
    Ты мне тоску не пророчь!
Светлыми звёздами нежно украшена
    Тихая зимняя ночь…               

/Звучит песня Ю.Алтунина «Деревенские ночи»               
Ветер под окошками тихий, как мечтание,
А за огородами в сумерках полей
Крики перепёлок, ранних звёзд мерцание,
Ржание стреноженных молодых коней.
К табуну с уздечкою выбегу из мрака я,
И по травам скошенным, удилами звякая,
Конь в село соседнее понесёт меня.
Пусть ромашки встречные от копыт сторонятся,
Вздрогнувшие ивы брызгают росой –
Для меня, как музыкой, снова мир наполнится
Радостью свидания с девушкой простой!
Всё люблю без памяти  в деревенском стане я,
Будоражат сердце мне в сумерках полей
Крики перепёлок, дальних звёзд мерцание,
Ржание стреноженных молодых коней.


Сапоги мои – скрип да скрип
                под берёзою,
Сапоги мои – скрип да скрип
                под осиною,
И под каждой берёзой – гриб,
                подберёзовик,
И под каждой осиной – гриб,
                подосиновик.
Знаешь, ведьмы в такой глуши
                плачут жалобно;
И чаруют они, кружа, детским пением,
Чтоб такой красотой в тиши
                всё дышало бы,
Будто видит твоя душа сновидения.
И закружат твои глаза тучи плавные
Да брусничных глухих трясин лапы,
                лапушки.
Таковы на Руси леса достославные,
Таковы на лесной Руси сказки бабушки.
Эх, не ведьмы меня свели с ума-разума
                песней сладкою,
Закружило меня от села вдали  плодоносное
                время краткое…
Сапоги мои – скрип да скрип
                под берёзою
Сапоги мои – скрип да скрип
                под осиною.
И под каждой берёзой гриб –
                подберёзовик,
И под каждой осиной гриб –
                подосиновик…               

       У Рубцова была не просто любовь к природе, а удивительное единение с природой.
                /Слушаем песню А.Морозова  «В горнице»               
В горнице моей светло,
Это от ночной звезды.
Матушка возьмёт ведро,
Молча принесёт воды…
Красные цветы мои
В садике завяли все.
Лодка на речной мели
Скоро догниёт совсем.
Дремлет на стене моей
Ивы кружевная тень,
Завтра у меня под ней
Будет хлопотливый день!
Буду поливать цветы,
Думать о своей судьбе,
Буду до ночной звезды
Лодку мастерить себе…

      К своим стихам он относился чрезвычайно ответственно. Уже издав первую книжку стихов, войдя в литературные круги и обретя любовь читателей поэт Рубцов сомневался в своём творчестве.  Вот в письме к другу Яшину он пишет: «Сомневаюсь, смогу ли создать что-либо настояшее. Найдёт ли на меня, осенит ли что-нибудь обще интересное?
Это не от меня зависит,  поэтому и сомневаюсь».
Стихи из дома гонят нас,
Как будто вьюга воет , воет
На отопленье паровой,
На электричество, на газ!
Скажите, знаете ли вы
О вьюгах что-нибудь такое:
Кто может их заставить выть?
Кто может их остановить,
Когда захочется покоя?
А утром? Солнышко взойдёт –
Кто может средство отыскать,
Чтоб задержать его восход?
Остановить его закат.
Вот так поэзия.  Она
Звенит – её не остановишь!
А замолчит – напрасно стонешь!
Она незрима и вольна.
Прославит нас или унизит,
Но всё равно возьмёт свое!
И не она от нас зависит,
А мы зависим от неё…

       Он сомневался! А между тем уже были написаны такие задушевные строчки «улетели листья с тополей» и музыкой Алтунина, сочиненной на эти стихи, наслаждались тысячи почитателей.               
                /Слушаем песню Юрия Алтунина
Улетели листья с тополей,
Повторилась в мире неизбежность.
Не жалей ты листьев, не жалей,
А жалей любовь мою и нежность.
Пусть деревья голые стоят,
Не кляни ты шумные метели,
Разве в этом кто-то виноват,
Что с деревьев листья улетели.
И по этим золотым дождям
Не печалься, не грусти,  не надо.
Так приходит осень в гости к нам,
В этом и утрата и награда.

       Вот удивительно, как в глубинке Руси, в совершенно простой семье появляется на свет мальчик, отмеченный Богом.  Он был четвёртым ребёнком в семье, после него родилось ещё двое, но только он – один из шести – стал поэтом Рубцовым.
      Искра Божья  -  его талант.
      Жизнь, кажется, сделала всё, чтобы погубить зёрнышко его дарования. Но вопреки всему он всё-таки стал поэтом Рубцовым.
      Однажды в поездке у него украли чемодан.  А путешествовал он много: одно из своих стихотворений он так и начал: «Как центростремительная сила, жизнь меня по всей земле носила».  Что можно было украсть у Рубцова?  Талант умыкнуть невозможно, а именно он составлял главное богатство его жизни.  Стихи создавались на ходу и прямо в голове:
он не пользовался черновиками.  Не случайно он как-то обмолвился, что, если внезапно умрёт, то унесёт с собой целую книгу никому неизвестных стихов. Так оно к нашей печали и получилось: после его смерти архив его был до обидного мал.

     Он был непростым человеком: доверчивость и открытость души  переплетались в нём с тяжёлой замкнутостью,  а застенчивость уживалась с безоглядной русской удалью, переходящей порой за рамки.   Он понимал, что не всё в его жизни правильно, и тогда - в чёрные полосы его  жизни – из под  пера выходили строки,  обнажавшие душу.  Но он не боялся показаться таким, каким он был на самом деле.  Таково одно из его стихотворений – «Расплата»:
Я забыл, что такое любовь.
И под лунным над городом светом
Столько выпалил клятвенных слов,
Что мрачнею, как вспомню об этом.
И однажды,  прижатый  к стене
Безобразьем, идущим по следу,
Одинокий, я вскрикну во сне   
И проснусь, и уйду, и уеду.
Поздно ночью откроется дверь
(неприятная будет минута),
У порога я встану, как зверь,
Захотевший любви и уюта.
Побледнеет и скажет:  - Уйди,               
Наша дружба с тобой позади,
Ничего для тебя я не значу,
Уходи!  Не гляди, что я плачу.
И опять по дороге лесной,
Там, где свадьбы бывало летели,
Неприкаянный, мрачный, ночной
Я тревожно пойду по метели.

      Но в жизни всё бывает: жизнь идёт полосами и потому естественны переходы из одного состояния в другое.  И тогда в радостные моменты из него рвались открытые светлые чувства, он как бы заверял всех в своей чистоте
Доволен я буквально всем!
На животе лежу и ем
Бруснику, спелую бруснику!
Пугаю ящериц на пне,
Потом валяюсь на спине,
Внимая жалобному крику
Болотной птицы…
                Надо мной
Между берёзой и сосной
В своей печали бесконечной
Плывут, как мысли, облака,
Внизу волнуется река,
Как чувство радости беспечной…
Я так люблю осенний лес,
Над ним – сияние небес,
Что я хотел бы превратиться
Или в багряный тихий лист,
Иль в дождевой весёлый свист,
Но превратившись, возродиться
И возвратиться в отчий дом,
Чтобы однажды в доме том
Перед дорогою большою
Сказать:  -  Я был в лесу листом!
Сказать:  -  Я был в лесу дождём!
Поверьте мне, я чист душою…

      Мы уже говорили, что быт поэта был крайне скуден. Да сам Рубцов никогда и не придавал решающего значения материальным ценностям,  не вникал в мелочи быта, так как сосредотачивал силы и главное внимание исключительно на поэзии.  И потому от него, как от вольной птицы отскакивала любая житейская грязь.
      Да он и жил-то действительно, как птица: засыпал там, где его заставала ночь; лёгок был на подъём и неутомим в бесконечных перелётах с места на место; и питался, как птичка. Он и писал о птицах с большим проникновением и пониманием их судьбы.  Вот, например, небольшое стихотворение  «Воробей»:
Чуть живой.  Не чирикает даже,
Замерзает совсем воробей.         
Как заметит подводу с поклажей
Из-под крыши бросается к ней,
И дрожит он над зёрнышком бедным,
И летит к чердаку своему.
А гляди, не становится вредным
От того, что так трудно ему.
        Написано, как будто о самом поэте. Он часто писал для дочки и детские стихи:
В дверях из метели старик-водовоз
Утром вошёл, и Алёнка  сказала:
- Мама, ты видишь, пришёл Дед Мороз,
  Я его сразу – при сразу узнала!
                Или:
Ночь наступила.  Заснули дома.
Город заснувший окутала тьма.
Спать малыша уложили в кровать,
Только малыш и не думает спать.
Мама не может понять ничего,
Мама негромко спросила его:
- Что тебе, милый, уснуть не даёт?
- Мама, а как крокодил поёт?

     Конечно, в стихах Николая Рубцова находилось место и шуткам, и иронии.  Вот каким неотразимым видит он себя во время службы на флоте:

Я марширую на плацу,
А снег стекает по лицу!
Я так хочу иметь успех,
Я марширую лучше всех!
Довольны мною все кругом:
Доволен мичман и старпом,
И даже – видно по глазам –
Главнокомандующий сам!

     Он не стеснялся подтрунивать над собой,  когда, например, сидел без денег.  Чего стоит его  «Элегия».
                /Слушаем песню Ю. Алтунина
Стукнул по карману  -  не звенит.
Стукнул по другому  -  не слыхать.
В тихий свой,  таинственный зенит
Полетели мысли отдыхать.
Но очнусь и выйду за порог,
И пойду на ветер, на откос,
От печали пройденных дорог
Шелестеть остатками волос.
Память отбивается от рук,
Молодость уходит из-под ног,
Солнышко описывает  круг,
Жизненный отсчитывает срок.
Стукнул по карману -  не звенит.
Стукнул по другому -  не слыхать.
Если только буду знаменит,
То поеду в Ялту отдыхать.

    А вот он шутит в письме из Никольского к другу,  поэту Александру Яшину:
«…поеду отсюда в конце месяца. Как раз будет лотерейный розыгрыш, я выиграю  «Москвич», вот в нём и поеду.  Между прочим, за это лето научился играть в лотерею: два раза подряд выиграл по 1 рублю.»
       А вот другого плана стихотворение «Хлеб»:
Положил в котомку сыр, печенье,
Положил для роскоши миндаль,
Хлеб не взял:  -Ведь это же мученье
Волочиться с ним в такую даль!
Всё же бабка сунула краюху!
Всё на свете зная наперёд,
Так сказала:  - Слушайся старуху!
Хлеб, родимы1, сам себя несёт!..

      В один из  «забубенных»  периодов своей жизни вот как он представляет свою будущность:
Моё слово верное прозвенит!
Буду я наверное знаменит!
Мне поставят памятник на селе:
Буду я и каменный навеселе!
     Памятник ему действительно поставили. И не один!
     В г.Тотьма в парке на берегу реки Сухоны бескорыстными стараниями скульптора Вячеслава Клыкова, лауреата Государственных премий СССР и РСФСР, поставлен памятник: задумчиво сидит на скамейке Николай Михайлович в накинутом на плечах пальто, скрестив на коленях руки.
    Второй памятник  -  в г. Вологда. Там же именем поэта названа улица. Примечательно, что улица эта  такая же короткая. как и его жизнь.  На этой улице, на мемориальной доске выгравировано: «Улица названа именем видного русского советского поэта-вологжанина Рубцова Николая Михайловича 1936 – 1971»

   В год 70-летия поэта (2006г.) город Емецк Архангельской области обзавёлся памятником из редкого гранита:  Сидит поэт в ночном ресторанчике, где  он любил бывать, и рядом  -  тот самый украденный чемоданчик.  Кстати, друзья-биографы были уверены, что в том чемодане была рукопись  -  Николай Михайлович в прозе начал писать биографическую повесть.
    Памятники были поставлены и в Череповце, и в Мурманске.

    Работая внештатным корреспондентом районных газет,  Рубцов объехал много земель и многое видел,  но не было для него родней и ближе такой скудной на урожаи, но щедрой на душевное тепло родной северной земли.  Не зря он говорил в своей  «Звезде полей»:
Звезда полей во мгле заледенелой
Остановившись, смотрит в полынью.
Уж на часах 12 прозвенело,
И сон окутал Родину мою.
Звезда полей!  В минуты потрясений
Я вспоминал, как тихо за холмом
Она горит над золотом осенним,
Она горит  над зимним серебром…
Звезда полей горит не угасая,
Для всех тревожных  жителей земли,
Своим лучом приветливо касаясь
Всех городов, поднявшихся вдали.
Но только здесь, во мгле заледенелой
Она восходит ярче и полней.
И счастлив я пока на свете белом
Горит, горит звезда моих полей.

     К этому времени он уже многое знает в жизни и готов встретиться со своей юностью.
                /Слушаем песню  Ю. Алтунина  «Отплытие»
Размытый путь.  Кривые тополя.               
Я слушал шум – была пора отлёта,
И вот я встал и вышел за ворота,
Где простирались жёлтые поля.
И вдаль пошёл… Вдали тоскливо пел
Гудок чужой земли,  гудок разлуки!
Но глядя вдаль и вслушиваясь в звуки,
Я ни о чём ещё не сожалел…
Была суровой пристань в поздний час.
Искрясь во тьме, горели папиросы,
И трап стонал, и хмурые матросы
Устало поторапливали нас.
И вдруг такой повеяло с полей
Тоской любви,  тоской свиданий кратких!
Я уплывал…всё дальше…без оглядки
На мшистый берег юности своей.

      В эти же годы он пишет стихотворение  «Синенький платочек».  Прочитав его, кажется, что оно написано умудрённым, пожившим человеком,  а было  в ту пору Рубцову  чуть больше тридцати.
Я вспоминаю, сердцем посветлев,
Какой я был взволнованный и юный!
И пусть стихов серебряные струны
Продолжат свой тоскующий напев.
О том, какие это были дни!
О том, какие это были ночи!
Издалека, как синенький платочек
Всю жизнь со мной прощаются они.
От прежних чувств остался, охладев,
Спокойный свет, как будто отблеск юный,
Ещё поют серебряные струны,
Но редок стал порывистый напев.
И всё ж хочу я,  странный человек,
Сберечь, как есть,  любви своей усталость,
Взглянуть ещё на всё, что там осталось,
И распрощаться… Может быть, навек.

         За неимением жилья Николай Михайлович часто проводил в деревне не только лето, но и зимние долгие месяцы. Не всегда это приносило ему радость… Об этом он откровенно пишет в письме к другу:  «В деревне, где я по-прежнему снимаю «угол», мне уже многое надоело. Иногда просто тошно становится от однообразных бабьих разговоров… Столько ненависти в словах некоторых женщин, вернее, всё-таки баб, что слушать их просто страшно.»
В моё окно проникли слухи,
По чистой комнате моей
Они проносятся, как мухи, -
Я сам порой ношусь по ней!
И вспомнил я тревожный ропот
Вчерашних нескольких старух.
Они,  они тогда по тропам
Свой разнесли недобрый слух!
- Ему-то, люди, что здесь надо?
  Ещё утащит чьё добро!  -
Шумели все, как в бурю стадо…
И я бросал своё перо.
Есть сердобольные старушки
С душою светлою, как луч!
Но эти! Дверь своей избушки
Хоть запирай от них на ключ!
Они, они  -  я это видел! –
Свой разнесли недобрый слух.
О Русь!  Кого я здесь обидел?
Не надо слушать злых старух… 

        А теперь представьте себе:  вот такая суровая, северная зима, надоевшее житьё в глуши,  вот такое недоброе окружение… И  поговорить-то не с кем… И вдруг появляется она  -  высокая,  статная, пышноволосая красавица.  И она не только молода и прекрасна,  с ней можно говорить о прелести русских рек, лесов и храмов.  И она слушает.
С ней можно говорить о поэзии – О Лермонтове и Есенине, об  Ахматовой…и она не только слушает, она всё понимает. Больше того, она сама пишет стихи, и не плохие.
В Воронеже, откуда она приехала, у неё вышел первый сборник её стихов и получил одобрение и редакторов, и читателей.
       Они познакомились в Литературном институте.  Что она знала о нём?
   -   То, что он был женат (хотя и без записи), она не знала.
   -   То, что у него растёт дочь, она не знала.
   -   На что он живёт (от гонорара до гонорара, а порой и без копейки) она тоже не знала.
   -   Что он пьёт, она знала;  да кто на Руси не пьёт?  И какое ей до этого дело?
        Она знала одно:  он  -  поэт, её поэт!  И вот она бросила всё и при ехала сюда, к нему.
        Трагическая и роковая любовь двух поэтов.
        Быт их не пугал.  Но их совместная жизнь была…такая…не ровная.
        Он хотел видеть в ней только женщину, родную, близкую душу.
        А она… она была с такими амбициями,  ей казалось, что Николай подавляет её, как личность, что без должного уважения относится к её стихам. Хотя он подготовил рецензию на второй её сборник стихов.
      Было много ссор, слёз, скандалов. Она уезжала, он бросался за ней, она возвращалась и всё начиналось сначала.
     С его друзьями-приятелями отношения не складывались: характер дерзкий, язычок острый – кому такое понравится?  Друзья не часто вмешивались в его личную жизнь, да он этого и не допускал. И все предупредительные слова и остережения отвергал с яростью и негодованием.
     Может быть, в этом неприятии уже был заложен страх перед неотвратимо надвигающейся катастрофой?
Мы сваливать не вправе
Вину свою на жизнь.
Кто едет, тот и правит,
Поехал, так держись!
Я повода оставил,
Смотрю другим во след,
Сам ехал бы и правил,
Да мне дороги нет…
      И не случайно в 1970 году, за несколько месяцев до гибели, написал пророческое:
Я умру в Крещенские морозы,
Я умру, когда трещат берёзы…
      Угадано день в день.  И даже состояние погоды  предсказано. Но несмотря ни на что, душа его не переставала быть чистой:
До конца, до тихого креста,
Пусть душа останется чиста!
Перед этой жёлтой, захолустной
Стороной берёзовой моей,
Перед жнивой – пасмурной и грустной
В дни осенних горестных дождей, -
Перед этим строгим сельсоветом,
Перед этим стадом у моста,
Перед всем старинным белом светом
Я клянусь: душа моя чиста!
Пусть она останется чиста
До конца, до смертного креста.

      Проходит время. Меняется жизнь, меняемся мы.  Но остаётся истинная поэзия  Рубцова и в ней, навсегда, неповторимая, пронзительная  рубцовская  мелодия и боль за Россию:
Взбегу на холм и упаду в траву.
И древностью повеет вдруг из дола!
И вдруг картины грозного раздора
Я в этот миг увижу наяву.
Пустынный свет на звёздных берегах
И вереницы птиц твоих, Россия,
Затмит на миг в крови и жемчугах
Тупой башмак скуластого Батыя…
Россия,  Русь  -  куда я ни взгляну…
За все твои страдания и битвы
Люблю твою,  Россия, старину,
Твои леса, погосты и молитвы,
Люблю твои избушки и цветы,
И небеса, горящие от зноя,
И шёпот ив у омутной воды
Люблю навек, до вечного покоя…
Россия, Русь!  Храни себя, храни!

      Поэта нет с нами.  Но он оставил нам то, чем была полна его душа:  он оставил нам СЛОВО.  И не случайно, сейчас поэта Николая Михайловича Рубцова относят к  классикам поэзии;  и утверждена Всероссийская  литературная премия имени Рубцова  «Звезда полей».  И где-то в бездне космоса на нас глядит Малая Планета  за № 4284 , названная именем Рубцова.               

                К  О  Н  Е  Ц