Наш младший сын

                ДЕТСТВО И ОТРОЧЕСТВО
          Здесь в Уральске 21-го апреля 1965-го года родился мой младший сын – Алексей, как он шутил, став взрослым, между тельцом и овном, делая ударение на второй слог. Роды в общем прошли благополучно, если не считать небольшого скандальчика, случившегося из-за того, что в самый ответственный момент акушерки угощались селёдкой и не спешили на помощь роженице. Они не знали с кем имеют дело - Софья Сергеевна умела за себя постоять. Через несколько дней с бывшим соседом из прежнего дома, Лощилиным Петром Ивановичем, на его новом «Запорожце» мы поехали за новорожденным.         
          Не могу обойти молчанием один фантастический случай, имевший место в жизни этого замечательного человека. Я не могу ручаться за абсолютную точность своего рассказа о том давнем и таком необыкновенном случае, а потому изложу его так, как он задержался в моей памяти. Во время войны на фронте Пётр Иванович попал в плен. При удачно сложившихся обстоятельствах ему удалось бежать. Пройдя некоторое расстояние по лесу в сторону линии фронта, он вышел на опушку и теперь ему предстояло преодолеть совсем небольшое расстояние ползком, скрываясь в высокой траве, до начала следующего леска. Когда до намеченной цели оставалось всего несколько метров, подчиняясь невольно охватившей его тревоге, он поднял голову и посмотрел вперёд. Мгновенно всё тело его «обмякло» - перед ним, буквально в пяти шагах, на краю опушки, у дерева следующего леска, стоял немецкий солдат с автоматом и глядел на «омертвевшего» Петра Ивановича. И тут случилось то, чему мне трудно было бы поверить, и, тем не менее, это произошло – солдат жестом правой руки подаёт знак: «ползи!» Жизнь никогда, ни в каких условиях, ни при каких обстоятельствах не лишает человека возможностей оставаться ЧЕЛОВЕКОМ!
           Мы уже третий год живём в новом доме на третьем этаже. Наши соседи, через стенку, оказались людьми не очень чистоплотными и нашу квартиру стали регулярно «навещать» соседские клопы. Чтобы как - то обезопасить от их нашествия нашего малыша мы стали устраивать ему постель в железном корыте, и это продолжалось до тех пор, пока соседи не переехали в другой город. От клопов мы избавились. Зато, поскольку ещё не был налажен вывоз мусора, нас стали одолевать мухи. В жаркие летние дни наш ребёнок лежал на постели голеньким и когда муха садилась ему на животик и начинала бегать по нему, он заливисто хохотал от щекотки. Однажды, когда Алексею от рождения было уже около восьми месяцев, Софья после глажения белья оставила горячий утюг на столе рядом с детским столиком, за которым сидел ребёнок, и ушла в магазин за молоком. Алексей потянул утюг за шнур к себе и уронил его на кисть своей правой руки. Ожог получился очень серьёзный, хотя могло быть и ещё хуже, будь утюг тяжелее. Утюг был импортный, немецкий, и очень лёгкий. Лечение было долгим, и шрам остался навечно. Дважды Алексей оказывался на грани жизни и смерти. Первый раз была допущена ошибка в диагностике заболевания участковым детским врачом. К счастью, в городской детской больнице, его лечащим врачом оказалась мать моего ученика – Татьяна Федотовна Козлова. Второй раз я накормил его консервированными грибами, которые купил в магазине. Отравление проявилось очень скоро, мы отправили его в инфекционную больницу и «продежурили» там с Софьей до той поры (чуть ли не до утра), пока не наметилось улучшение его самочувствия, и угроза тяжёлых последствий миновала.
          Развивался Алексей хорошо. Довольно рано у него начали проявляться различные способности. Так в возрасте около восьми месяцев он удивлял нас тем, что мог своим голоском, без слов, спеть первое музыкальное предложение русской народной песенки «Во поле берёза стояла», абсолютно чисто интонируя и прочно выдерживая высоту каждого звука. Говорят, маленький Моцарт упал в обморок, впервые услышав звучание трубы.  Алексей очень болезненно реагировал на звучание баяна, скрипки. Было ему лет двенадцать, когда мы взяли его с собой в филармонию послушать приехавший в Уральск литовский струнный квартет. Буквально с первых тактов сын наш разволновался, а затем и вовсе, не выдержав, расплакался, и мы были вынуждены уйти домой.
           Недалеко от нашего дома была небольшая детская спортивная площадка, заменявшая стадион «мальчишкам с нашего двора». У Алексея были хорошие лёгкие – лёгкие будущего стайера: он мог долго, без устали бегать по «стадиону». Если во время такой пробежки из телевизора, стоявшего на тумбочке у окна и двери на балкон, которые выходили в сторону «стадиона», вдруг зазвучит «Мелодия» В. Глюка из оперы «Орфей и Эвридика» (а она как- то частенько тогда попадала на экран с мультфильмом «Волшебная сила искусства»), её обязательно услышит Алексей. Он прекращает бег, забивается в угол площадки, его сковывает ступор: руки повисли вдоль туловища, голова опущена, и он своим печальным видом очень напоминает «зайку» Барто, которого «бросила хозяйка».
           Детские стихи я ему начал читать уже с тех самых пор, когда смог без опасения брать его на руки; некоторые из них, которые мне особенно нравились, я читал ему многократно, и слушал он их с большим удовольствием. Разговаривать Алексей начал не рано и не поздно, а ровно в соответствующий его возрасту срок, хотя мог это сделать гораздо раньше. Однажды, когда я как обычно держал своего сыночка на коленях и читал ему уже в который раз хорошо знакомое нам стихотворение еврейского поэта Льва Квитко «Лошадка» (в переводе С.Я. Маршака) и, прочитав слова «горит на столе одинокий огонь, и смотрит в кроватку осёдланный…» остановился, запнувшись. Мой малыш тут же закончил предложение нужным словом - «конь». Это было так неожиданно, и очень меня удивило.
           Первое слово, произнесённое Алексеем уже с полным осознанием его значения, было и не «мама» и не «папа», а «тапти». Дальнейшее общение с нами наш «вундеркинд» предпочёл вести на собственном, изобретённом им, языке. Всем предметам и совершаемым действиям он давал свои названия и определения, и мы некоторое время больше угадывали, чем понимали то, что он говорил.  К сожалению, задёрганные   бытом, всевозможными «нехватками», мы не могли выкраивать время для составления словаря такого необыкновенного языка. Со временем мы стали хорошо его понимать, а Алексей, в свою очередь, полностью овладел «великим и могучим», и «новояз», постепенно исчезавший из употребления, совсем выветрился из нашей памяти. Мы его окончательно забыли, о чём теперь стоит только очень и очень пожалеть.
           Читать Алексей научился годам к четырём и, как всякий начинающий «читатель», читал подряд всё, что попадало в поле его зрения. В нашем районе (мы жили недалеко от вокзала) парикмахерская была только непосредственно на вокзале. Парикмахером там работала мать ученицы нашей музыкальной школы; мы были с ней хорошо знакомы, я постоянно пользовался её услугами и привёл однажды к ней постричься своего сына. В зале было народу немного. Мы сели и стали ожидать своей очереди. Я стал просматривать журналы, газеты, лежавшие на столе; тишину в парикмахерской нарушало лишь лёгкое пощёлкивание ножниц. И вдруг среди этой тишины этаким звонким торжествующим голосом мой сын произносит слово из разряда, как теперь говорят, нетрадиционной лексики. Потом ещё одно, потом ещё и ещё. У меня внутри всё как-то сразу опустилось и похолодело; я растерялся, не зная, что подумать и что предпринять. Но тут я глянул в большое окно парикмахерской (а парикмахерская находилась на первом этаже как раз напротив перрона) и увидел на железнодорожном пути вагоны товарного поезда.  На них белым по серому местные «недоросли» начертали всё, чем успели овладеть за свою жизнь в процессе изучения непосильной для них российской словесности, а мой сын это с большим удовольствием озвучил.
          Алексей был очень забавным малышом, с оригинальным образом мышления и богатой фантазией. Усатого соседа он всерьёз принимал за В.И. Чапаева и постоянно донимал его расспросами, где и как тот содержит своего боевого коня. Сосед подыгрывал ему и сочинял всякие невероятные истории, чем ещё больше разжигал его интерес к «подвигам» легендарного комдива.
          Сынок не раз удивлял нас своей очень своеобразной детской логикой. Жарким летом 1969-го года Соня купила мне соломенную шляпу для предохранения моей головы от вредного воздействия солнечных лучей. Надев шляпу, я продемонстрировал себя в фас и профиль своим родным, чтобы услышать их оценку моей персоны в новом «прикиде». И Алексей так определил влияние только что приобретённого головного убора на изменение моего предназначения, как личности: «Папа, ты в этой шляпе похож на шпиона, который обокрал магазин». Оригинальность высказывания юного «философа» мне так понравилась, что я при всяком удобном случае этот блистательный афоризм, высказанный экспромтом моим четырёхлетним сыном, стал пересказывать всем родным, друзьям и знакомым. Прошло почти сорок лет с того «исторического» момента, и вот в местной небольшой тогда газетке «Огни Приуралья» (в 2008-м году, примерно) были напечатаны эти слова в разделе, посвящённом детскому юмору. Трудно сказать, какими безвестными путями обрели они «бессмертие».
           В другой раз Алексей «огорошил» меня вопросом, на который сам же дал свой ответ, опередив мои смутные и неприятные предположения. Жил у нас в квартире симпатичный пёсик Тобик, конституцией своей напоминавший карликовую лайку, если таковые существуют в природе, а в соседнем дворе «проживала» дворняжка по кличке Пальма. И вот как-то мой сынок меня спрашивает:
             - Папа, ты знаешь зачем наш Тобик бегает к соседской Пальме?
            Мне стало немного не по себе. Я задумался, что же ему сочинить такое, более-менее убедительное, чтобы без ущерба для родительского авторитета выйти из такого щекотливого положения.  Но он сам тут же ответил:
            -У Пальмы скоро родятся щенки и он хочет, чтобы они были похожи на него.
           Алексей ещё до школы много читал и соответственно много знал. Мы с ним регулярно посещали книжный магазин и покупали детские книжные новинки. Продавщицы магазина полюбили юного книголюба и прозвали его «читалкой».
            По пути к автобусной остановке, чтобы ехать на работу, я доставлял его в детский садик и потом, проезжая мимо садика, в окно автобуса, из которого хорошо просматривался двор садика, наблюдал любопытную сценку. Во дворе садика, рядом с корпусом, перед стоящими полукругом детьми стоит Алексей и, как экскурсовод перед путешественниками или политработник перед группой военнослужащих, что - то увлечённо им рассказывает.
           Когда мы гостили у моих родителей в Силантьевке, он, играя во дворе, услышал, что где-то далеко, на краю посёлка, отчаянно скулит щенок. Будучи очень добрым и жалостливым от природы, сынок наш отправился «разбираться» с хозяином щенка, чем доставил нам массу беспокойства.
         Вечером одного предосеннего дня мы с ним отправились в сельскую парикмахерскую. У входа в парикмахерскую сидели несколько мужчин, ожидавших своей очереди, и рассуждали о том, что приближается осень и почему - то стали кусаться мухи. Алексей тут же включился в разговор и объяснил, что это уже не те мухи, которые летом хозяйничали в жилых помещениях, а те, которые в летнее время обитали вокруг животных, а с наступлением холодов вслед за ними перемещаются ближе к людскому жилью и своими укусами уже начинают досаждать людям.
          Первые дни в школе Алексей посвятил изучению текстов, начертанных на плакатах, во множестве развешанных на стенах школьных коридоров, призывающих к упорному овладению знаниями. Тут и призыв В.И. Ленина «учиться и учиться», и слова Л.Н. Толстого, сравнивавшие учение с лодкой, в которой гребцы против течения успешно продвигаются лишь тогда, когда активно работают вёслами, и стоит им перестать грести, как их тут же понесёт течением назад. И, конечно же, знаменитое высказывание Карла Маркса о том, что «в науке нет широкой столбовой дороги» и многие другие, очень умные и нужные детям, слова. И всё это «наша надежда» подробно нам докладывал, вернувшись из школы.
            Отличником Алексей не был, но учился легко, без напряжения, и, как ученик, был на хорошем счету. В свободное время он занимался спортом: лёгкой атлетикой, был вратарём детской футбольной сборной команды города, ездил на Республиканские соревнования в Кентау, имел по футболу второй взрослый разряд и второй юношеский разряд по шахматам. Когда он учился в восьмом классе, старший мой сын Сергей отвёл его в секцию бокса. В боксёрской секции Алексей не задержался – любое насилие над человеком, и не только над человеком, над любой Божьей тварью, противно его принципам.
           Одновременно с общеобразовательной школой он посещал и музыкальную школу. Музыкальные способности он имел хорошие. Преподаватель, предлагая ему произведение для изучения, старался не показывать его на инструменте, поскольку Алексей запоминал сыгранную преподавателем пьесу или этюд и дома старался закрепить её по памяти, не заглядывая в ноты, что тормозило развитие навыков чтения нот. Музыкальную школу он окончил успешно, но продолжить музыкальное образование не захотел.
           По достижении пятнадцатилетнего возраста в поведении Алексея стали проявляться несвойственные ему отрицательные тенденции. Началось это с того, что вместо хорошего, положительного товарища, с которым он дружил с первого класса, Беспалова Игоря, вдруг подружился с жившим неподалёку Вячеславом, пареньком весьма свободного, даже развязного поведения. Приходя к Алексею, Вячеслав усаживался на стул и начинал раскачивать своё полнеющее тело на двух его задних ножках, в результате чего стул постепенно разваливался. На наши замечания реакция была очень непродолжительной.
           Вячеслав в школе учился очень успешно. Во время государственных экзаменов по математике за среднюю школу, он находился под неослабным наблюдением преподавателя до полного завершения им своей работы: Вячеслав за оставшееся время мог выполнить ещё и несколько чужих. Как только он справился с заданием, преподаватель сейчас же выпроводил его за дверь.
          До возникновения этого «союза» ребята учились в разных школах, но теперь Вячеслав стал настойчиво сманивать Алексея в ту школу, где учился сам, и Алексей, к сожалению, согласился, как мы с матерью его не отговаривали.
          В это же время мы решали вопрос о поступлении Алексея в Тверское суворовское училище. Вопрос о поступлении в училище не решился по многим причинам: тут и более, чем у меня, его «антимилитаристский», мягкий и добрый характер. Думалось, что время, которое он потратит в училище на изучение разных видов оружия и способов их применения, других воинских дисциплин, будет с гораздо большей пользой использовано дома, в спокойной домашней обстановке для чтения интересных и нужных книг, для занятий другими полезными делами. К глубокому сожалению у Алексея жизнь потекла совсем по иному сценарию. Регулярно с новым другом они стали ходить купаться на речку Деркул (с трёх сторон города Уральска протекает три реки: Урал, Чаган и Деркул). После купания друзья шли на дачу родителей Вячеслава, находящуюся недалеко от речки, где вдали от «шума городского», более бывалый и предприимчивый друг стал приобщать своего слабовольного, податливого приятеля   к активному освоению одного из атрибутов взрослой «мужской» жизни – хмельному застолью.
           С началом учебного года, вернувшись с работы, я не стал заставать Алексея дома, который приходил домой довольно поздно. Софья, приходившая с работы значительно раньше меня и застававшая его дома, на поздние прогулки сына никак не реагировала. Мои предостерегающие беседы на эту тему с тем и с другим к положительному изменению ситуации не приводили. В этой новой школе, как я узнал позже, образовалась такая «тёплая» компания куда входил сам Вячеслав, куда вовлёк теперь и Алексея. Как они проводили время, как отдыхали, чем занимались, стоит только догадываться. Прошло не так много времени после окончания школы и из этой группы совсем ещё юных ребят в живых к сегодняшнему дню остались, пожалуй, лишь Алексей да Вячеслав; остальные погибли при различных обстоятельствах, и в основе их несчастий лежит, конечно же, употребление алкоголя.
           Я пока ни о чём не догадывался и, когда среди моих коллег заходил разговор на эту тему, я с гордостью заявлял, что у моих ребят с этим всё в порядке. Старший сын понемногу «прикладывается», но всегда в положительном окружении и слишком не увлекается. Как говорят в народе «знает меру». А младший, я в этом твёрдо был убеждён, по складу своего характера никогда в рот и капли не возьмёт спиртного. Я не мог себе и представить, какое жесточайшее испытание готовит мне, уже в который раз, моя судьба. В процессе борьбы за выживание мы упустили нашего замечательного, талантливого сына. Тревожный звонок прозвучал ещё задолго до окончания школы Алексеем. В какой-то поистине чёрный день в нашу дверь позвонили. Я открыл дверь и увидел своего сына, едва стоящим на ногах, но друзей доставивших его и след простыл.
            По состоянию здоровья у меня хватило сил лишь на не очень напряжённую и непродолжительную беседу – серьёзный «мужской» разговор был мне не под силу. В результате перенесённого нервного потрясения, через некоторое время я серьёзно заболел. Длительное и непрерывное пребывание моего затрёпанного, слабого   организма в состоянии постоянного психического напряжения, депрессии, связанные с неприятными жизненными перипетиями, привели к такому истощению моей нервной системы, что я на целый месяц угодил в больницу. «Arcus nimium tensus rumpitur» - чересчур натянутая струна лопается. Насколько это было серьёзно, насколько был пугающим мой внешний вид, я узнал значительно позже из разговора с нашей соседкой-врачом, Серафимой Яковлевной Охотницкой, которая мне однажды сказала, что они считали меня уже обречённым.
           В больнице, куда я попал на излечение, заведующим отделением был наш бывший ученик музыкальной школы, Гречанин Николай Романович; медицинская сестра, которая делала мне уколы, была родительницей так же нашей бывшей ученицы. Так что в плане лечения сложилось всё как нельзя лучше, и мы победили!
         Мать, не помню, по каким причинам никак не отреагировала на такое серьёзное происшествие с Алексеем. После этого наступило затишье, но сына нам как будто подменили: он перестал читать книги, что совсем недавно было основным и самым любимым его занятием в свободное время; он перестал слушать хорошую, серьёзную музыку. Меня это очень тревожило, я потерял покой, и снова создалась угрожающая ситуация нервного срыва. Софья моя, будучи профсоюзным «деятелем», хотя совсем небольшого ранга и, к тому же нештатным, всё – таки сумела меня обеспечить на всё лето путёвками в местный Уральский дом отдыха на природу. «Medicus curat, natura sanat» – врач лечит, природа исцеляет. Ещё перед этим и наш школьный профсоюз отправлял меня в санаторий почти на целый месяц, так что к началу учебного года я был уже достаточно трудоспособен.
           Школу Алексей окончил неплохо. С выбором профессии проблем тоже не было – он решил стать врачом, так же, как его старший брат. Была лишь одна проблема: куда поехать учиться – в Самару или в Актюбинск. Я настаивал на том, что надо поехать в Актюбинск, где поступить у него шансов было на все сто процентов, в то время как в Самаре требования к абитуриентам, прибывшим из других республик, по разным причинам были несколько выше, чем к местным. А вот после успешного окончания первого курса, а то и семестра, из Актюбинска можно было перевестись в любой другой российский институт без особых проблем. И опять же к моему мнению не прислушались и настояли на своём: решили поступать сразу в Самарский институт, который окончил Сергей, его старший брат. Единственно, чего мне удалось добиться, так это убедить Алексея сделать попытку поступить в Петербургскую военную медицинскую академию, где экзамены проводились значительно раньше, чем в гражданских учебных заведениях, и оставалось после них достаточно времени, чтобы, после неудачной попытки сдавать уже в институт гражданский.
           В горвоенкомате вопросами кандидатов, желающих поступить в военные учебные заведения, занимался мой бывший ученик, прапорщик Самарский Валерий (через несколько лет он погиб в автомобильной катастрофе). Нашёлся и попутчик, Гольдберг Игорь, с отличием окончивший Уральское медицинское училище. Поездка эта оказалась «экскурсионной». Позже я узнал, что в народе эта академия получила название «академия отцов и детей», где отцы преподают, а учатся их дети, дети родных и близких, а так же «по блату», т.е. всяким другим степеням знакомства. Мой коллега (царство ему небесное) Костенко Борис Иванович, рассказывал мне, как его товарищ, преподаватель этой академии, говорил ему, что у многих его коллег к каждому новому приёму уже есть свои «протеже». И, естественно, наши ребята не прошли «по состоянию здоровья».
           В Самаре Алексей совсем немного не добрал необходимое количество баллов для поступления. Когда мать приехала в Самару, чтобы выяснить все подробности его неудачи, ей ответили, что, если бы она приехала немного раньше и указала в заявлении, что мы не нуждаемся в общежитии, то его непременно бы приняли.
           Время до следующего года (учебного) решено было использовать для более надёжной подготовки по необходимым предметам. Приехавший в отпуск Сергей отвёл Алексея на станцию скорой помощи и устроил его   на работу в качестве санитара, чтобы определиться в правильности выбранной профессии, чтобы обогатиться некоторым опытом общения с больными и приобрести кое-какие полезные навыки для возможной будущей работы.          
            Проработав один год на станции скорой помощи, Алексей утвердился в своём твёрдом намерении стать именно врачом. За этот год он подтянул свои «слабые звенья» - химию и физику, под руководством опытных специалистов и сделал ещё одну, опять безрезультатную, попытку поступить в военную академию. Зато на этот раз в Уральск приехала приёмная комиссия Актюбинского медицинского института и всё прошло без осложнений.
              Но теперь появилась новая проблема – жильё. Сначала отыскалась комнатка, похожая на ночлежку, у родителей одной нашей знакомой, жившей с нами по соседству в Уральске.  Затем Софья сняла квартиру для Алексея у некоей Веры Александровны, где уже жил парень из Уральска Петров Вячеслав. Слава был серьёзный, трудолюбивый юноша. «Мне бы такие мозги, как у Алексея, я многого сумел бы добиться в жизни» - часто говаривал Слава. Этот парень мог бы стать хорошим, надёжным другом Алексею, но Алексей опять выбрал не ту компанию: Ким Владислав и Сергей Колосов.
            Родители Владислава Кима подолгу бывали в отъездах, и дружная компания угрожающе регулярно стала организовывать у них на квартире «дружеские попойки». Телефонная связь в то время была налажена плохо и нам с великим трудом удавалось дозвониться (нам очень помогали наши друзья, железнодорожные связисты), чтобы быть в курсе всех событий. Но, однако же, при всех «отягчающих обстоятельствах» Алексей был одним из лучших студентов института. Об этом говорят, например, грамоты, которыми он награждался, как «ПОБЕДИТЕЛЬ предметной Олимпиады – 85, показавший отличные знания по нормальной физиологии» и как «ПОБЕДИТЕЛЬ 1-го тура Всесоюзной Олимпиады («студент и научно – технический прогресс») - по специальности ТЕРАПИЯ».
           Не лишним, наверное, будет сказать и о том, что «искуситель» его также все свои проблемы «разрулил» легко и просто.  Сначала поступил в Московский авиационный институт - не понравилось; бросил институт, пошёл в армию.  Отслужил, поступил в Петербургский педагогический институт. После окончания института работал в школе и одновременно начал заниматься предпринимательством, где очень даже неплохо преуспел.