Ты - не Ева 56

Глава 56
- Жариков, - вдруг позвала Ева. – Почему ты не нарисовал ни одной нормальной картины?
- Что ты имеешь в виду? - неохотно отозвался художник.
- Хорошую правильную картину, где только Адам и Ева… Но тебе ведь это неинтересно? Тебе захотелось перекроить все по-своему? Ты еретик, Жариков!
Денис не счел нужным отвечать, но Ева не унималась:
- Сними свои картины со стен и собери под окном.
- Это еще зачем?
- Неужели не понятно? – вымученно улыбнулась Тамара. – Собирается устроить аутодафе. Заодно и нас всех тут дымом притравить. Стула мало…
Он кивнул, показывая, что понимает. С места не сдвинулся.
- Шевелись давай, - Ева попыталась сделать свой голос грозным, но он сорвался на тонкую ноту. Завибрировал.
- Я сейчас брошу еще баллончик, - предупредила она.
- Бросай, - Денис пожал плечами. Какая разница – задохнуться угарным или другим газом.

- Мы можем растянуть удовольствие, принеси Самаэля, - начала торговаться Ева и зачем-то добавила, - пожалуйста.
Никто не обращал на нее внимания.
- Я тогда все картины сожгу – теперь Ева пыталась угрожать. Но пленники, казалось, объявили ей бойкот. Если травить их, закидывая по одному баллончику, они, может, в конце концов и помрут или потеряют сознание, но ей ведь нужен адский огонь, а не газовая камера.

Воспользовавшись очередной передышкой, Тамара кивнула головой в сторону самой большой картины – «Ева и Лилит». Внимательно разглядывала каждый штрих, стараясь запомнить – кто знает, что там в арсенале у ненормальной, вдруг и вправду сожжет. Задумчиво проговорила:
- Впечатляет. Ты очень талантлив, Денис.
Как ей хотелось чем-то заполнить эти томительные минуты ожидания, перебить звучанием человеческого голоса шуршание за щитом, где опять что-то готовилось. А созерцание наполненного жизнью многопланового полотна погружало в другую реальность, с не очень счастливой, но – не сумасшедшей - Евой.
- Спасибо, - видно было, что даже в такой ситуации художнику очень приятна ее похвала.

- Жаль, если все это пропадет…
Тамара еще раз окинула картину долгим внимательным взглядом, запоминая детали. Потом посмотрела на Ингу:
- А тебе идет беременность, - ее голос звучал грустно.
- Это не мое тело, - отозвалась девушка, тоже разглядывая Еву на картине и внутренне соглашаясь с Тамарой. Наверное, этого уже никогда не будет – ее и тяжелого, круглого, похожего на налитое яблоко живота.
- Не важно. Все равно идет.
- И Адам даже не смотрит на нее, - Тамара видела, что любое упоминание об Адаме отзывается в этой девочке болью. Любит. Подумала – если она сама спасется, а смерть Адама окажется правдой, надо будет научиться с этим жить… И Инге тоже…

- Он не похож, - отметила Тамара, кивая на мускулистого кудрявого атлета и до мельчайших черт, до пор на коже представив Адама. Откуда-то взялась не надежда – уверенность, что он жив, Ева намеренно врет или заблуждается – не важно.

Тома сказала об этом Инге. Но та словно не обратила внимания.
- Почему не похож? – заинтересовался Жариков, чуть повышая голос, чтобы перекрыть надоедливый тревожный звук – что Ева там делает?
- Она знает, - загадочно ответила Тамара, морщась от очередного приступа рези внизу живота. Ей вдруг показались такой несусветной глупостью собственная растерянность и недовольство, когда узнала, что беременна от Санька. Она ведь чувствовала себя в первый месяц такой несчастной, связанной неожиданным обстоятельством  по рукам и ногам. Дура, сейчас бы все отдала, только чтобы вовремя добраться до больницы и сохранить дочку.

Ее подмывало спросить у Инги, сделала ли та аборт. Но разве уместно сейчас праздное любопытство.
Ева, поняв, что ей под окно картину никто не принесет, вырвала распылитель из очередного спрея. В нос ударил резкий запах одоранта, хотя она и держала баллон в положении «от себя». Замутило, затошнило, но сбить ее с толку было не так-то легко. Она запустила шипящий сосуд в окно, попав как раз под ближайшую к окну картину. Выждав несколько секунд, чтобы вокруг нее самой газ рассеялся – она соблюдала технику безопасности – бросила запаленную свечу.

Баллончик опять взорвался с легким хлопком, разочаровавшим Еву – оказывается, это не ошибка – закономерность. Но картина сразу занялась пламенем – тряпка, краски да деревянная рама – отличная пища для огня. Она изображала танцующую Лилит, меньше других похожую на Тамару, так как лица не было видно – его полностью закрывали метнувшиеся в страстном порыве волосы, ринувшиеся за быстрыми руками.
Всего несколько секунд было видно, как красно-серый язык стирает изображение, сначала сморщивая, пятная черным, потом накидываясь оранжевой лапой, вплетаясь в дьявольский танец, сокрушая. Но скоро место действия заволокло дымом, сквозь который проступали всполохи, с каждым разом все менее интенсивные. А когда он рассеялся под очередной приступ кашля пленников, на стене остались черные ошметки и жирное пятно – картина сгорела до обидного быстро.

Единственная радость – вонь была резкой, неприятной, тяжелой. Жаль, угарный газ вытягивало в разбитое окно.
И все-таки Ева была сбита с толку. Она явно представляла больший эффект от аэрозолей с предупреждающим значком «огнеопасно». Конечно, их металлический корпус разрывало в клочья, но площадь поражения была невелика. Впрочем, если разбросать их по помещению, то полотна на стенах загорятся. Только как из окна докинуть так далеко? Если бы жариковские произведения висели поближе одно к другому, можно было надеяться, что пламя пойдет по цепочке. Где-то так и произойдет, но вот от первой картины соседняя не занялась. Танец сгоревшей Лилит оказался сольным.

А ведь она так хорошо все рассчитала, представила, спланировала. Услужливая память подбрасывала ей факты из прошлого. Когда-то она читала о пожаре в школьном спортзале – кто-то из учеников принес «дихлофос», попробовал сделать «огнемет» - такой же, каким она напугала Жарикова, и спровоцировал пожар, в котором едва не погибли школьники. Хорошо, дверь была открыта, дети выбежали, но было несколько пострадавших от отравления угарным газом и травм, полученных в общей давке. Галерею можно было идеально замуровать. На случай, если не удастся стащить ключи – Жариков мог больше не бросить их так легкомысленно на стол, как в день ее первого посещения, Ева даже навесной замок купила, приметив на двери старые петли под него.

Но вот в самой галерее – сплошь бетонной, гореть оказалось кроме картин нечему – это не спортзал с деревянным полом и кучей инвентаря. Упустила… Слишком живо представила адское пламя, но вот «дров» для него оказалось маловато…

Опять все повторялось – страх, удушье, тяжелая боль в затылке. Тома прикрыла глаза, мыслями унеслась в самое приятное, легкое, дорогое: она с родителями и сестрой на море, бежит по песку, высоко вздергивая обожженными пятками и громко смеется, голубоглазый будущий архитектор целует ее, она целует его; они танцуют, остановив «десятку» на обочине только потому, что поймали по радио классную мелодию и не смогли усидеть в автомобильных креслах; срывается дождь, студенты прыскают с университетского двора, но они остаются, смотрят друг на друга, отслеживая веселым взглядом – одним на двоих – капли на любимом лице, улыбаются, соединяя мокрые губы;  они… «Наверное, я умираю», - подумала Тамара, вспомнив затертое выражение «Вся жизнь промелькнула перед глазами». Волевым усилием разлепила веки, глянула на Ингу. «Неужели тоже его вспоминает?» - кольнуло ревнивое недоумение и тут же показалось неуместным и пустячным.

Боль из живота, казалось, выплескивалась пугающей влагой, растекалась по белью, по джинсам. Но мозг еще работал. Собравшись с силами, Тома обратилась к Денису, отчеканила, выдыхая на каждом слоге:
- Картины сними. Отнеси подальше.
Он удивился – как такая простая мысль не пришла ему в голову.
- Помоги ему, скорбеть потом будешь, - подтолкнула Тамара и Ингу. Девушка подчинилась.

Пуля, попавшая Денису в плечо, большого урона не принесла. Было больно, как от брошенного камня, наверняка останется синяк, но он все еще мог действовать.
А вот Ева запаниковала – картины, единственное, что могло гореть, уносили подальше от окна. Пистолет не помог. Пули разили, когда объект находился близко, как в случае с Валентином, которому она выстрелила сначала в висок, появившись из-за угла, когда парень пытался вскрыть дверь монтировкой, а потом добила в упор в глаз и в переносицу – сюжеты криминальной хроники очень своевременно напомнили женщине, что именно попав в эти точки, можно убить. Но Денис и Инга двигались быстро, мешая прицелиться в голову, да и находились для травмата на приличном расстоянии.

А тут еще и визг шин – кто-то тормозил, влетев на парковку на большой скорости.
В панике Ева принялась выдергивать плоскогубцами один за другим распылители из баллончиков и забрасывать внутрь. Это помешало художнику и его помощнице: Ева услышала ожидаемый кашель, картины оставили – не до них, отбежали в дальний угол.

Теперь самое время действовать. Она зажгла свечу, но та сразу потухла под дождем. Еще и еще – Еве надоело, газ скоро выйдет. Тогда она бросила зажигалку. Отскочила в сторону, кинулась за угол, сопровождаемая взрывами-хлопками  – вовремя, ее не заметили и не успели остановить.