Безумство

   Очнувшись в больнице под капельницей, Кружилина никак не могла понять, как она сюда попала и чего здесь делает? Почему она лежит под капельницей?! Она до боли в голове напрягла память. И в памяти ярко вспыхнуло заплаканное лицо Марийки! Толик!..
- Толик! Мой Толик!.. - заплакала беззвучно и горько Олеся, закрывая рукой глаза.
   Вспышки жуткого зловещего сна с новой силой замелькали в памяти. Олеся, страшно боясь реальной гибели судна!
- Господи! Что же это я лежу здесь?! Надо же узнать, что произошло! Где пароход?! Что с командой?! Надо быстрее идти!.. – вихрем засверкало в голове.
   Со стоном стиснутых зубов, Кружилина заметалась так, словно хотела проснуться ещё раз! Проснуться так, чтобы ничего этого не было! В это время в палату вошла медсестра. Она подбежала к метавшейся Кружилиной, пытаясь силой её удержать и уложить на подушку:
- Тихо! Тихо!!! Нельзя вставать!!! Нельзя трогать капельницу!!!
- Не хочу!!! Не хочу тут!.. - навзрыд плакала Олеся.
- Так! Быстро успокоилась! - прикрикнула на неё медсестра и строго спросила: - Ты что, хочешь ребёнка потерять?! Тебе ребёнок нужен?!
"Ах, да! У меня же его ребёнок!" - вспомнила Кружилина и испугалась, прислушиваясь к животу.
   В животе было тихо, словно там кто-то в страхе затаился, тоже так же прислушиваясь к тому, что творилось снаружи.
- Ребёночек тоже хочет жить. Он всё чувствует, - продолжала уже мягким тоном медсестра, поправляя одеяло, подушку и капельницу.
   Кружилина резко прекратила плачь, и молча смотрела на женщину.
- Тебе подружки привет передали, вчера приходили, - улыбнулась женщина и ободряюще моргнула глазами: - Не переживай. Как родишь, некогда будет о других думать. Думай сейчас о нём, - кивнула она на живот и направилась к дверям: - Спи. Тебе сейчас спать надо.
   И Олеся уснула. Тяжесть и боль какой-то не то потери, не то утраты не уходила даже во сне, словно поселилось в её плачущей душе на место того, кто там жил.
    Сон плотным туманом заволок всё. Длинная длинная лестница, уходившая в небо, затерялась в белых облаках. Олеся шла по ней всё выше и выше. Из туманных облаков вышел навстречу ей дед, которого они давно похоронили. Вышел и смотрит на неё. "Деда, позови Толика", - беззвучно просит Олеся. Дед отрицательно качает головой и молчит. "Деда, ну позови Толика! Он нам здесь нужен!" - настаивает внучка, чуть не плача.  Дед смотрит на неё, а потом на её руку. И она чувствует, что держит за руку ребёнка. Хочет взглянуть на него, посмотреть - сын это или дочь, но отчего-то не может опустить головы. Дед снова смотрит на неё. И она чётко слышит его слова: "Нет его среди нас. Иди с миром. Тебе сюда ещё рано". И уходит по лестнице, исчезая в густых облаках. "Боже мой! - кричит Олеся. - Где же он?!"
   Она проснулась вся в поту. В окнах тёмная ночь. Снег летит. В голове роются и мелькают горящие мысли: « Люди говорят, что утопленников на небо не берут… не берут на небо… не берут! Наверное поэтому Толика нет с дедом… Где же ты, Толик? Где ты, любимый мой, единственный?!.» От бессилия, от того, что невозможно ничего сделать и узнать, Олеся начинает сквозь зубы плакать и кричать!
   Двери палаты открылись, вошла женщина в белом халате. Олеся прекратила крик и замерла:
«Кто это?»
   Женщина подошла к ней, положила руку на лоб и тихо проговорила:
- Кричишь, как в горе. Не надо, ангела под сердцем носишь. Не спугни его. Чего так кричишь, милая?
- Сестра, а те, кто утонул, где они? – затаив дыхание, спрашивает Олеся.
   Женщина внимательно посмотрела на неё и всё поняла.
- Один Бог знает, где они, - ушла она от ответа.
- А Бог молчит, - шепчет Олеся, и губы её вновь дрожат.
   Женщина ещё пощупала её лоб и тихо вышла из палаты. Олеся устало глядит в потолок. Из темноты на неё взглянули бархатные тёмно-зелёные глаза любимого.
- Я так долго тебя искала, ты уж не уходи, пожалуйста. Ведь я теперь не одна, - шепчет Олеся, глядя на видение, боясь, что оно исчезнет.
   В палату вошла медсестра, включила свет. Подошла к кровати, поставила Кружилиной укол, выключила свет и ушла. И Олеся провалилась в глубокий сон.
   Она понимала, что надо теперь бороться за жизнь ещё не родившейся крошки. Но при одной мысли, что она больше никогда не увидит Анафеева, она становилась просто безумной. Ни одна клеточка не могла принять этого и смириться с жестокой реальностью! Олеся сама уже не знала, чего хочет и куда? Жизнь словно застыла с того момента, когда она узнала о пропаже экипажа, безумно веря в свой сон! Ей хотелось встать и убежать подальше из этой палаты с пугающими пустыми рядом стоящими кроватями. И она рвалась, сама не зная куда! Звала криком, сама уже не зная, кого зовёт!
  Утром зашла убирать палату пожилая няня. Посмотрев на унылую пациентку, она вздохнула и произнесла:
- Вот будешь себя так рвать, ещё и ребёночка погубишь. А будешь беречь, родится он на свет здоровым и красивым, тебе на радость.
   Кружилина молчаливо смотрела на женщину, прислушиваясь к тому, что она говорит. Нянечка убрала палату и ушла. Олеся, глядя на закрытые двери, вдруг поняла суть того, что она сказала! И, закрыв глаза, она горько заплакала. Из её глаз потекли совсем уже другие слёзы - слёзы смирения. Словно что-то тёмное, гнетущее улетело из души, то, что закрывало яркий свет. Нежно прикасаясь к своему животу, она подумала:
"Ведь он никуда не ушёл... Он здесь, со мной... Что же я так плачу? Зачем убиваюсь, словно его схоронила? Да и не верю я в его смерть... Нет её у него, потому что я люблю его больше жизни!.."
   Она вытерла слёзы, и с этой минуты решила больше не плакать. Полное спокойствие и безразличие поселились вокруг неё, словно она закружилась в медленном танце монотонного хоровода без лиц. Почему-то не хотелось ни пить, ни есть. Она ни о чём не думала. Всё, что приносили ей подруги, которых так и не пускали к ней из-за карантина, она не трогала. Так прошла неделя.

продолжение следует -----------------------