Рыжее рондо 4

РЫЖЕЕ РОНДО
повесть

       *    *    *
       Андрей всё же позвонил Аркадию, который – вот удача – только что вернулся с полевых работ для того чтобы через три дня уехать снова.
       – Ну, как дела, старатель? Нашёл своё золото?
       – А долго ли умеючи, – нахально ответил Андрей.
       – Да ты что! – засмеялся в телефоне Аркадий. – И что, до сих пор живой и на свободе? Рад, рад за тебя!
       – Послушай, Аркадий, у меня правда есть один серьёзный вопрос. Скажи, ты слышал что-нибудь о ручье Безымянном, который впадает в реку Быструю?
       Аркадий хмыкнул.
       – Знаешь, дружище, я даже не спрашиваю, какую именно Быструю ты имеешь в виду. Их по Камчатке знаешь сколько? Что же до Безымянного, то такой ручей я знаю, но ни в какую Быструю он не впадает.
       – А у вас, у геологов, нет такой привычки – каждый безымянный ручей Безымянным называть? В смысле с большой буквы. Ну, то есть как бы временное название, что ли. Пока что-то другое не придумали. А?
       Андрей прикрыл глаза и словно наяву увидел, как Аркадий чешет в затылке.
       – Ты знаешь, нет. Мы обычно ручьи условно нумеруем. Первый ручей, дальше за ним Второй, Третий... Или, скажем, Первый левый ручей. Как-то так. А вообще, бывает по-всякому. Опять же, смотря что считать ручьём, а что речкой. Сам знаешь, если в июне это бурный поток, который каменюки с собой легко тащит, то в октябре он, может, еле журчит. Ладно, давай, пока-пока, у меня тут куча дел. Увидимся. Удачи тебе! Ой, стоп! Ты в курсе, старатель, что первое добытое золото следует вернуть реке? Обычай такой. Иначе рыжая удача отвернётся. Не забудь. Ну, всё, до связи.
       – Пока-пока-пока, – пробормотал Андрей обескураженно.
       Ишь, чего удумали... обычай у них... ну-ну.

       *    *    *
       Про то, чтобы добраться до цирка с востока, нечего было и думать. Чтобы достичь текущего с него ручья, а потом подняться по снежнику на перевал 825, нужно было сначала целый день продираться сквозь дремучий камчатский лес и ольшаник, притом не зная дороги, при полном отсутствии каких бы то ни было троп. Не сказать чтобы цель была такой уж недостижимой, но Андрей решил пойти по пути наименьшего сопротивления – как вода горного ручья, как камчатский медведь.
       В самом деле: ну, скажем, вот вылез ты из машины, потратил день, дошел до ручья под перевалом, заночевал. Утром пошёл по ручью в крутую гору, без тропы. Добрался-таки до снежника, по которому идти легче, и к вечеру вышел на перевал. Вот перед тобой всё, любуйся. Слева «тысяча сто», справа вторая (850 с копейками), чуть дальше влево – третья, искомая, 986. Прямо перед тобой внизу цирк с озерком. Ты достаёшь бинокль и смотришь на озерко, на ручьи; ведёшь взгляд дальше – по снежнику вверх. Возможно, даже различаешь и саму жилу. А дальше что? Спускаться круто вниз по кедрачу? Ну-ну. И потом выходить по ручью «Д» в долину Быстрой, потому что подниматься обратно тебе ой как не захочется, а может, и просто не получится. Почему? Да мало ли почему. Возвращаться обратно через долину Быстрой... послушай, парень, а сколько ты намерен взять с собой провизии? И вообще, чего ты хочешь достичь, какова твоя цель? Что ты ещё возьмёшь с собой и что думаешь принести оттуда? Ощущаешь ли ты себя тренированным камчатским геологом, да и вообще, выживешь ли ты в одиночку на таком маршруте? Ну-ка, посчитай километраж. Ты пойдёшь пешком, а вовсе не поедешь на Нюше, которая, повторимся, останется с той стороны хребта...
       А хотя бы и вдвоём. Мало у нас в камчатских горах да лесах народу гибнет каждый год? Что одиночки, что в группах... Притом даже на «домашних» маршрутах, чего уж говорить про дикие.
       Значит, следует внимательно изучить подходы со стороны реки Быстрой, с северо-запада. Что ж, смотрим. Причём смотрим не на карту масштаба 1 : 100 000, которая отпечатана в восьмидесятых годах прошлого века на основании топосъёмки шестидесятых. Смотрим именно спутниковые картинки – там точнее и актуальнее, там по состоянию «на почти сегодняшний день».
       У-у, куда можно доехать! Андрей даже не ожидал. Старая лесная дорога, которая потом через перевал ведёт на Банное, имеет ответвление – как раз туда, куда надо. Вот здесь она вроде как обрывается и теряется, но по опыту он хорошо знал, что не обрывается, а именно теряется, и что обычно можно проехать немного дальше – где полкилометра, а где и полтора. Она просто не видна, деревья спутнику глаза заслоняют. Это хорошо.
       Хуже другое. Эта дорога идёт по левому берегу Быстрой, а нужен правый; где-то придётся переправляться. Искать брод? Не факт, что найдёшь; может статься, что просто зря потратишь время, а кроме того, Андрей прекрасно знал, что такое речка в горах. К тому же запросто может оказаться так, что именно в нужном месте будет не одно русло, а два или даже три. По закону подлости. Переправа через речку в камчатских горах – занятие хлопотное и порой рискованное. Возможны, как говорится, варианты. А Лёху на выходные припахали сразу на обеих работах, он только руками развёл и сказал, чтобы Андрей не вздумал переть в одиночку.
       Следовательно, нужно искать путь по правому берегу. Что ж, смотрим; вот досюда можно доехать вообще без проблем, эти места Андрей знал хорошо, здесь река делает характерный петлеобразный поворот, сюда люди на пикнички ездят. А вот тут лесная дорога имеет пару ответвлений влево, они бегут среди каменных берёз и густых кустов дальше на юг вверх по реке и сходятся. Андрей был там всего раз, и то лишь на километр углубился, но помнил, что дорога уходила и дальше. Это именно то, что надо. Браконьерские тропы, ага; докуда-то можно доехать на машине с хорошей проходимостью (Нюша доедет запросто), а дальше народ чешет на квадриках, моциках и пешком. Лёху, кстати, туда тоже заносило. А если джентльменам рыбалки хочется забраться подальше вверх по течению, то для этого есть дорога по той стороне реки, которую Андрей для себя отмёл.
       Получается так: доехать туда, куда получится, это примерно вот здесь. Дальше дороги просто не может быть: два широких и глубоких распадка с крутыми бортами и наверняка сильными ручьями. Девственный лес, но: именно лес, а не ольшаник, и это главное. В ольшанике с рюкзачиной и со стволом наперевес сдохнешь уже через двести метров, и дальше идти не захочется. А по нормальному лесу всё же проще, хоть и... ну-ка, сколько? Больше шести кэмэ, и да, это по прямой. Забиваем в GPS точку, где Безымянный сливается с Быстрой, точка «B», а заодно прикидываем контрольные пеленга на вершины, которые со склона при хорошей видимости будут заметны однозначно – даже на дерево лезть не понадобится, достаточно прогалин. Таких вершин обнаруживается три; надёжно – одна. Цифирки – в табличку. Идём дальше. Вот тут «Д» впадает в Безымянный, а других ручьёв и нет. Впрочем... как сказать «нет»... на карте нет, но это ещё вовсе ничего не значит. Снимаем координаты, точка «D». Худо-бедно, но три-четыре спутника прибор всегда поймает даже среди гор, а кроме того, есть и GPS в смартфоне, это для контроля.
       Дальше – вверх по течению ручья «Д», и вот там ольшаник в лесу неминуем... здесь, здесь и особенно вот здесь, перед выходом в цирк, это очень хорошо видно. Там не только ольшаник, там вообще всё будет мешать – и шиповник, и рябинник, а внизу и шеломайник. Обычное дело для дикого камчатского леса. Что ж, придётся пробиваться. Главное, что вполне реально добраться до цирка засветло и не ночевать у речки с медведями.
       М-да. Что у нас сегодня? Среда? Решено: послезавтра очень раненько поутру выходим.

       *    *    *
       Пока Андрей доехал до Микижинского мыса, где от дороги на «Голубую лагуну» съезд направо в лес, он трижды пытался дозвониться до Лёхи. Безуспешно. Лёхи не было на связи со вчерашнего вечера. Андрей решил, что либо сломался телефон, либо его по работе загнали куда-то в такие места, где нет связи. Он оставил ему СМСку: «Куда пропал?», после чего свернул на лесную дорогу, ведущую к Быстрой.
       Проехал Кузьминки, а ещё через час он уже двигался браконьерскими автомобильными тропами и, наконец, достиг того места, где Нюшу пришлось поставить на прикол. К удовольствию Андрея, это место находилось чуть ли не в километре дальше запланированного. Замечательно, подумал он, меньше будет пешком топать.
       Слишком много времени пришлось потратить на маскировку Нюши. Косогор не позволял, и пришлось метров двести возвращаться назад. Зато там Андрей, въехав чуть вверх по склону и повернув влево, сумел оказаться за густой полосой ольшаника, так что был совершенно уверен: Нюшу не заметит никто. Тем не менее, она была тщательно замаскирована, и лишь тогда он пустился в пеший путь. Он легко нащупывал взглядом тропы, пробитые квадроциклами, – их водители запросто петляли меж берёз в тех местах, которые обычному джипу уже не по силам. Справа невдалеке под косогором шумно несла свои воды Быстрая.
       Ещё через час следы квадриков окончательно пропали. Андрей выключил давно не нужный смартфон и запустил GPS. До точки слияния Быстрой и Безымянного оставалось менее пяти километров – это два с половиной часа неспешного хода по лесу, максимум три. Силы следовало беречь.
       Первый же большой распадок, как и ожидалось, встретил его  достаточно полноводным ручьём. Андрей спокойно преодолел его вброд, а на другом берегу разулся, вынул стельки, снял, сполоснул и выжал носки, после чего устроил себе небольшой привал и лёгкий перекус. Он знал, что через полчаса берцы будут сухими – спасибо американцам китайской национальности, – а влажные носки можно заменить. Такая же процедура ждала его и в следующем распадке, зато первые носки, привязанные к рюкзаку сверху, уже практически высохли и, таким образом, снова заняли своё место на ногах.
       Точки слияния двух рек он достиг немногим после полудня и ещё почти полтора часа продирался через кустарник до русла ручья «Д». Ага, вот и он. Всё же интересно, почему геолог Костя так назвал свои ручьи? Что скрывается за странной аббревиатурой? Если бы он назвал их, скажем, «А», «Б» и «В», всё было бы понятно. Или, допустим, пронумеровал... А «О» – это всё-таки «озеро» или что-то означает?
       Вопреки ожиданиям, ольшаник вдоль русла ручья «Д» оказался не столь уж непролазным. Ручей был достаточно полноводным, потому что нёс не только ту воду, которую дало ему озеро, а вбирал в себя ещё и из попутного грунта. Где-то Андрею приходилось давать кругаля, где-то идти прямо по воде и переходить на другую сторону, но сбить ноги он не боялся: идти, в общем-то, совсем недолго, всего-то километра три, да и темп невелик. Времени предостаточно.
       На часах было 16.20, когда Андрей вышел, наконец, к цирку и вытер пот.
       – Ух ты!.. – только и смог вымолвить он.
       Жители Камчатки настолько привыкли к окружающей их красоте, что подчас её просто не замечают. Ну, горы; ну, лес; ну, речка... что такого-то? У приезжих захватывает дух, а они лишь улыбаются: да-да, примерно вот так и живём... Тем, кто почему-либо покинул Камчатку, этой красоты ужасно не хватает. И порой её отсутствие столь невыносимо, что люди плюют на долгожданный материк и возвращаются обратно.
       Горная цепь обступила восьмисотметровый цирк сплошной стеной, чуть ли не амфитеатром, словно нависая над маленькой блестящей круглой сценой – озерком, в лёгкой ряби которого весело купались лучики солнца. Зелёная площадь цирка, конечно, не была плоской – он был похож на правильную овальную чашу, местами бугристую. Её края плавно поднимались во все стороны от озера (кроме той стороны, откуда пришёл Андрей) и вдруг взлетали вверх, становясь местами коричневыми, местами зелёными и серыми. Стены цирка казались поцарапанными гигантской когтистой лапой; на обращённых к северу склонах белели полосы длинных снежников. Снег виднелся и там, на перевале – на восточной стороне цирка между основной вершиной и самой низкой, которая по высоте своего пупыря едва превосходила сам перевал. В цирке кое-где росли цепочки березняка и кустарники, а здесь, в стороне выхода из него стояла густая рать ольхового стланика вперемешку с множеством отдельных берёз.
       И сверху – синь. Безбрежная чистая синь камчатского неба.
       Это был ещё не альпийский луг – полям рододендронов положено расти выше. Во внутренних стенах чаши и даже на гребнях вершин было много кедрача; он перемежался серо-чёрно-ржавыми полосами миллионов голых обломков всевозможных андезитов, базальтов и сланцев, составлявших стены. Бархат низкого кустарника и кедрача выстилал неровное дно чаши; во многих местах дно топорщилось небольшими буграми и проваливалось неглубокими впадинами. Уже упомянутый редкий березняк изо всех сил тянулся к солнцу.
       Андрей вдыхал чистейший воздух, и сердце рвалось наружу от ощущения счастья. Ему было не с кем поделиться своей радостью, а ещё он подумал, что если бы сейчас он был не один, высказанные слова наверняка испортили бы добрую половину кайфа. Было тепло и в то же время свежо. Солнце сверху лупило вовсю.
       Словно магнитом, какая-то мощная тяга влекла Андрея к трём последним снежникам северного отрога, с вершиной 986. Где-то там, в его борту выходит мощная кварцевая жила. Её, наверно, даже можно разглядеть в бинокль, если она не под снежником...
       – Тренируем выдержку! – громко крикнул Андрей сам себе и звонко засмеялся.
       Вылил из фляги оставшуюся воду и набрал свежей из ручья.
       Первым делом следовало обустроить лагерь, для чего найти подходящее надёжное место – притом не прямо на входе в цирк снизу. Поэтому он двинулся в левую сторону и через две сотни метров нашёл то, что хотел: небольшая, уютная и закрытая плотным ольшаником полянка с «коридором» наружу, с крепкой, искривлённой ветрами берёзой и площадью, вполне достаточной для постановки палаточки и разведения костра. Подобных мест наверняка хватало на всём протяжении зарослей от входа в цирк, но Андрей сознательно выбрал то, что подальше.
       Под берёзой, разумеется, нашёлся валежник, и Андрей первым делом развёл костёр, чтобы устроить себе царский обед. Затем чуть подправил конфигурацию поляны, немного поработав складной лопаткой как топориком. Поставил свою маленькую двухслойную палатку, надул коврик, разложил спальник, вынул оба фонарика – словом, создал себе необходимый и достаточный уют.
       Он чувствовал себя совершенно счастливым – даже несмотря на то, что конечная цель была ещё не в руках.
       «Потом приду в Камчатгеологию и просто скажу: там-то и там-то, а дальше не моя забота», – подумал Андрей и улыбнулся.
       И тут же вспомнил двух фраеров, которые изображали оперативников; их фраза словно прозвучала в прозрачном горном воздухе, только чуть по-новому:
       – Андрей Викторович, предлагаем вам добровольно сдать всё золото, которое вы незаконно добыли в названном вами месте...
       А-а-а!!! Андрей чуть не взвыл от внезапно нахлынувшей злости. Паранойя возвращалась, и надо же, в самое неподходящее время, в таком чудесном месте... размазывая в мерзкую слизь всё удовольствие, которое он только что испытал!..
       Впрочем, можно подкинуть им информацию инкогнито. Так сказать, написать анонимку на этот цирк и на вон тот склон. Чего сложного-то? В конце концов, можно вообще ничего не сообщать, раз уж геологи действительно нашли «всё, что есть, и всё, что хотели». Свой мешочек он намоет, а дальше уже не его проблемы.
       Закипел чайник; он налил в термокружку горячий кофе, вышел на край цирка, закурил и долго смотрел на яркие языки снежников. Солнце неспешно валилось в закат, постепенно окрашивая западную часть неба в безумно прозрачный и в то же время ярко-сочный пурпур.

       *    *    *
       Андрей проснулся очень рано. Спалось очень хорошо и спокойно. Медведей он не очень опасался – в середине июля место медведей уже не в горах, а на речке, у них начинается рыбалка.
       Как следует позавтракав, он уже предвкушал свидание с волшебным местом, в последний раз мысленно проделывая путь по снежнику к золотоносной жиле. Сколько раз за прошедший месяц он ходил туда в своих грёзах, а сегодня пройдёт, что называется, «в реале»...
       «Сломал» и собрал палаточку, уложил в рюкзак остальной хабар. В малый ранец бросил туалетную бумагу, аптечку, пакет с пеммиканом, печенье, складную лопатку (правда, она чуть-чуть торчит) и полупустую флягу. Все остальное необходимое – на разгрузке и в карманах. Аккуратно затушил остатки костра простым и проверенным способом. Положил большой рюкзак среди ольшаника, набросав сверху травы: камуфляж под камуфляжем, почти незаметно. Надел рюкзачок, слегка попрыгал, взял карабин и пошёл в цирк, намереваясь обойти озеро с востока.
       Ага, вот и ручей «Ж». Вернее, ручеёк. Ручьишко. Узенький, еле течёт, в нём почти нет воды. Тянется откуда-то вон с того склона. Ну да, там уже давно нет снежников, ибо склон обращён к югу.
       Взял чуть вправо и вышел к озеру. К озерцу, его иначе и не назовёшь. Оно очень маленькое – в самом деле, чуть больше тридцати метров. Вода выглядит очень чистой, берег тоже. Совсем не то, что на каком-нибудь лесном озере. Красиво, словно из волшебной сказки, когда-то снятой Александром Роу.
       А может, «Ж» означает «жиденький»? Или «жадный» – в смысле «жадный до воды». Не-е, скорее «Журчащий». Хотя если он еле течёт в июле, то осенью его вообще быть не должно, почти пустое русло...
       Андрей, словно поднимаясь по ступеням амфитеатра, вышел к южной стене. Сверху нависала громада высоты 986. Старый серо-коричневый колосс, поросший зелёной щетиной кедрового стланика, словно приглашал Андрея: «Ну, что ж, здравствуй, человек. Пришёл? Подходи, будем знакомиться»...
       Три широких длинных снежника. Ручей «Х» – вот он! – тянется к самому правому, крайнему. Впрочем, там дальше есть ещё один снежник, но он совсем узкий и больше обращён на запад.
       Андрей сбросил рюкзачок и достал фляжку. Наклонился к ручью и набрал хрустальной воды.
       Хрустальной! «Х» – это Хрустальный!
       Андрей глотнул студёной влаги, смакуя и не отрывая взгляд от снежника, обшаривая глазами борта барранкоса. Жилы не видно; значит, она ниже или вообще под снежником.
       Забросил фляжку в рюкзак, надел его и пошёл вверх по правой стороне ручья; вышел на большой, хоть и невысокий пригорок неправильной формы, на котором Создатель, словно балуясь, набросал плотные цепочки довольно больших разнообразных камней.
       Андрей достал телефон, включил его и сделал несколько снимков – камни, ручей, снежник... Глубоко и радостно вздохнул, еле удержавшись, чтобы не заорать радостное «йехууу!!!».
       Продолжая шагать вперёд, повернулся назад, чтобы сфотографировать цирк – и мгновенно присел. Сунул телефон в карман, поднял карабин, быстро откинул крышки прицела, навёл.
       Из зарослей, в которые убегает ручей «Д», выходила группа людей с рюкзаками, лопатами и ещё какими-то непонятными штуками, похожими на сложенные стремянки.
       Тут и полный идиот понял бы: это не туристы.
       Вжимаясь в почву, Андрей медленно пополз к единственному доступному укрытию – к ближайшей гряде больших камней. Подумать только, обернись он минутой или двумя позже – и он наверняка был бы замечен. А кто они такие? Чёрт их знает. Нормальным людям тут вообще делать нечего, а с учётом того, что...
       В общем, теперь оставалось только наблюдать, делать выводы, а потом поступать сообразно обстановке. «Бережёного и Бог бережёт – сказала монашка и...»
       Андрей успокоил дыхание, натянул на голову сетчатую камуфляжную балаклаву и осторожно выглянул меж двух камней.
       Люди шли по кратчайшему пути к снежнику ручья «Х».

       *    *    *
       Так проходит ещё полчаса. Андрею уже до чёртиков надоело наблюдать и делать вид, что анализирует. Ему давно уже всё ясно, и теперь остаётся лишь одно: дождаться нужного часа и уйти отсюда незамеченным.
       И к чёрту всё это.
       Проклятое рыжевьё.
       Нет, конечно, можно резко вскочить и дать отчаянного стрекача вокруг озера.
Андрей прикидывает: увидят не сразу, пока включат мозги, пока добегут до стволов, пока похватают их и получат целеуказание от Лысого, пока бросятся в погоню... какая будет дистанция? Метров триста, а то и четыреста. У него будет фора. Добежит до своей полянки, схватит рюкзак и уйдёт в ольшаник, там спрячется... или будет тихо уходить... Куда? Как?
       По стандартному пути вдоль ручья не выйдет, там дозоры. Вернее, где-то там. Где? Неизвестно. А может статься так, что его снимут ещё в тот момент, когда он будет бежать вокруг озера. Или вообще выйдут прямо из зарослей и там встретят. Так что не имеет смысла обсуждать альтернативные пути спуска к реке, вариант «встань и беги» отпадает.
       Вариант «Die hard» (умри тяжело, но достойно), выражающийся в том, чтобы дать бой, по ряду причин тоже как-то не прельщает.
       Андрей кусает губы. Ладно, он будет уходить по сумеркам. Жаль, что борт барранкоса здесь такой пологий. А то можно было бы выскользнуть и, скрываясь за ним, просто обойти весь цирк по самому краю. Медленно обойти, неспешно. Правда, это тоже ничего не гарантирует, и вообще самое слабое место любого плана – этап подхода к его полянке, где рюкзак в ольшанике.
       По радио проходит очередная серия докладов от часовых – мол, всё в порядке. Ишь, дисциплинированные, докладывают каждые полчаса, поэтому надолго не уснёшь, даже если захочешь.
       Ладно... Что там на «полянке»? «Бригадир», поговорив с Лысым, поворачивается в сторону «работничков», машет рукой. Все прекращают свои занятия и сбредаются в кучу почти на середине «поляны». Зачем? Непонятно. Ещё работать и работать; впрочем, может, предстоит либо поздний обед, либо ранний ужин. А может, инструктаж какой.
       «Бригадир» активно жестикулирует, «помощник» ему вторит, Лысый чуть в стороне, остальные внимают.
       Внезапно голова «бригадира» лопается и разлетается во все стороны своим красным содержимым, словно арбуз, который взорвали изнутри.

       *    *    *
       Следом за «бригадиром» начинают падать и остальные «работнички». Не все сразу, а по одному, по два, по три... До Андрея доносятся гулкие звуки выстрелов, которые долгим эхом гуляют по цирку; на них накладываются новые звонкие хлопки. А от зарослей – всё с той же стороны ручья «Д» – выскакивает группа вооружённых людей. Они быстро перемещаются в сторону «поляны», разворачиваясь в редкую цепь и не переставая прицельно стрелять редкими одиночными. Также Андрей по звукам понимает, что откуда-то – да всё с той же стороны – работают снайперы.
       Все бойцы в одинаковой камуфляжной форме и в чёрных масках. Их человек пятнадцать. Они действуют слаженно и чётко, они охватывают «поляну» полукольцом, и выглядит это в точности как показательные выступления спецназа по телевизору. Андрей внезапно понимает, что видит работу группы захвата – она берёт шайку чёрных старателей. СОБР, ОМОН... или кто там ими занимается. Может, спецназ ФСБ.
       Оставшиеся в живых «работнички» падают на колени, поднимают руки. Бойцы с автоматами наизготовку подходят ближе...
       ...но что это?! Они достреливают всех подряд!!! Люди что-то кричат, падают... выстрел, выстрел, выстрел... и контрольный в голову, контрольный в голову, контрольный в голову.
       Глаза Андрея лезут на лоб. Это что за спецназ такой?! У них на спинах нет никаких надписей, нет нарукавных шевронов и эмблем. Они в одинаковых разгрузках, не слышно никаких криков и команд, они общаются исключительно жестами и вообще похожи на одинаковых боевых роботов. Кажется, что у них даже рост одинаковый, и не понять, кто у них старший...
       Всё это длится какие-то считанные минуты и происходит столь быстро, что Андрей еле успевает фиксировать и анализировать события. Нет. Это не взятие шайки! Это полная, бесповоротная зачистка. И Андрея пронизывает ужас.
       Внезапно кто-то из убитых привстаёт. Это Лысый!!! К нему подходит один из «спецназовцев» и подаёт руку, помогая подняться. Они приветствуют друг друга лёгким ударом «ладонь в ладонь». Говорят о чём-то. В это время остальные начинают тащить трупы к зарослям ольшаника. По двое – один за одну ногу, другой за вторую. Быстро волокут и возвращаются за следующим убитым, за их барахлом.
       Андрей видит, как Лысый снова расчехляет бинокль и осматривает цирк. Не дожидаясь, пока они упрутся взглядами друг в друга, Андрей – ни жив, ни мёртв – медленно сползает на животе подальше от амбразуры и очень плавно тянет за собой карабин. Переворачивается на спину и понимает, что произойдёт дальше, когда прозвучит команда прочесать окрестности.
       Сколько там должно быть ударов в минуту у нормального человека? Семьдесят два? У Андрея сейчас, наверно, под двести.
       Он зачем-то смотрит на часы. Семнадцать двадцать две.
       Так проходит полчаса. Потом ещё сколько-то. Сердце давно успокоилось – то ли Андрею удаётся овладеть собой, то ли ему просто на всё наплевать. В этой мышеловке его просто шлёпнут в ту же секунду, как только увидят. Если выскочить, то шлёпнут секундой позже. Поэтому он просто закрывает глаза и проваливается в небытие.
       Он уже ощущает себя мёртвым – как самурай, в любой момент готовый отправиться к праотцам. Ему всё равно, и он вообще не ощущает своё тело. Он отдельно от него, от тела; он сам по себе, спокоен и вечен, а вот это в камуфляже, валяющееся на спине в обнимку с карабином – это какой-то кто-то, и совершенно не имеет значения, кто. Валяется – и ладно. А он поднимается выше, почти до середины высоты гор, окружающих пустой цирк. Видит брошенные лопаты возле вырытых канав, большую груду хвороста и длинную проходнушку, по которой бежит хрустально чистая вода. Нет больше никого и ничего – ни людей, ни оружия, ни палаток, ни провианта... А если повернуться чуть влево, то из-под западного обреза снежника слегка заметен край богатой золотом кварцевой жилы мощностью в три метра. К ней очень легко приблизиться – лёгким желанием, совсем простым напряжением воли... достаточно лишь просто подумать... и даже не успев подумать, он мгновенно устремляется к жиле; это как зум, только не изображение приближается, а наоборот; и вот уже различимы мельчайшие красивые узоры в грубом разноцветном кварце; и он видит, как жила, чуть искривляясь, уходит в тёмную глубину горы и чуть вбок, становясь всё толще и толще...
       А в гулком цирке совсем пусто, если не считать вот этого странного тела в камуфляже, с дурацкой сетчатой балаклавой на голове, в обнимку с карабином и маленьким рюкзачком для краткого выхода. И что-то такое до боли знакомое в этом теле; и слышно, как в нём стучит сердце – тук-тук, тук-тук, тук-тук... и оно уже совсем близко, оно вдруг вмещает его всего, и он мгновенно переворачивается внутри, кое-как заняв самое удобное положение из всех возможных...

       *    *    *
       Андрей разлепляет глаза и видит сочное синее небо.
       Вокруг полная тишина. Такая, что звон в ушах.
       Он лежит всё там же среди камней, в своей лёжке, которая за этот день стала чуть ли не родной. Он кожей помнит каждый бугорок, каждый камешек, на которые опиралось его лежащее тело, которые мешали отползать от амбразуры и возвращаться к ней. Он как-то не очень уютно ощущает себя в своём же собственном теле, будто что-то непонятное мешает ему быть в нём.
       Который час? Ого... почти без четверти семь.
       Страшно хочется курить.
       Пересиливая чувство опасности, Андрей переворачивается на живот и медленно – очень медленно – ползёт к амбразуре. Осторожно выглядывает, постепенно охватывая взглядом «поляну» и скользя взглядом слева направо.
       Никого не видно. И полная тишина.
       Он подтягивает карабин, меняет позу, переводит ствол вправо и через оптику на максимальном приближении начинает медленно рассматривать дальние заросли. Чисто. Ни движения. Теперь влево, обратно на «поляну». Там нет ничего и никого – только лопаты, проходнушка и груда валежника. И вообще, такое ощущение, будто всё это он видит уже второй раз – хотя прекрасно понимает, что такое дежавю совершенно ложно. Не мог он это видеть – хотя бы в силу того, что не смотрел. Что вообще произошло за этот час?!
       Не в силах больше сдерживаться, Андрей достаёт сигарету и кое-как прикуривает. В голове сумбур. От первой же затяжки в глазах всё плывёт.
       Что это было? Как понять? Нет ответа.
       Не вынимая сигарету изо рта, Андрей поднимает карабин и смотрит на север – туда, где в зарослях лежит его рюкзак. Там тоже всё чисто – во всяком случае, ему так кажется.
       Куда они дели трупы? С собой унесли, что ли? Вся эта команда – которая вторая – где они? Где их автотехника? Каким путём возвращаться до Нюши? Что ждёт его на обратном пути?
       Вопросы громоздятся один на другой, но у сбитого с толку мозга не получается выдать хоть какие-то ответы. Андрей понимает, что ещё никогда в жизни так не уставал. Не физически, нет. Он дико устал эмоционально. Он почти на пределе. А ещё он понимает, что уснуть сегодня не получится – от слова «никак». Грядущая ночь принесёт кучу сюрпризов, иначе и быть не может, и надо как-то суметь их пережить.
       Он встаёт и, уже не таясь, бредёт... нет, не к «поляне». Что там делать? И не вверх к снежнику. Он идёт к озеру. Он уже не в состоянии планировать что-то наперёд. Сейчас важнейший этап – дойти до рюкзака. Там видно будет.
       Обходит озерцо, безучастно воспринимая всем телом вибрирующую тишину вокруг. Скоро закат. Ну и что?
       Меняет направление. Чуть больше сотни шагов до ольшаника, где берёза и рюкзак. А если его там нет? Ой, да и хер с ним.
       Вот и «коридор». Естественный. Он его не прорубал даже, это всё Мать-Природа сама. Создатель. Спасибо Ему.
       Поляна. Берёза. Рюкзак под травой. Всё на месте.
       Андрей прислоняет карабин к берёзе, шагает к рюкзаку, нагибается, берёт рукой лямку и слышит сзади такое спокойное:
       – Стоять.
       Андрей стискивает зубы – да так, что, кажется, сейчас верхняя челюсть с хрустом вопьётся в нижнюю и наоборот.
       – Спокойно, Андрей Викторович, спокойно. Стоим, как стояли, не нервничаем; ствол не трогаем. Вам привет от Алексея Ненашева. Слышите? Всё хорошо, можете обернуться.
       И Андрей вдруг понимает, кому может принадлежать этот голос, который он никогда раньше не слышал. Сглотнув комок и чувствуя, что нещадно потеет от ужаса догадки, он поворачивается лицом к своему визави.

       *    *    *
       Ну, так и есть. Лысый.
       Стоит и добродушно улыбается. В руках ничего нет.
       – Андрей, я майор ФСБ. Я сейчас достану удостоверение, а вы не будете делать резких движений. Мне кажется, у нас есть о чём поговорить. Согласны?
       Андрей кивает. Да-да, удостоверение, ну как же. Два «оперативничка» приходили уже. Тоже с удостоверениями.
       Лысый неторопливым движением вынимает «корочки» и подаёт Андрею. Андрей берёт, и ноги его напрягаются в готовности немедленно отскочить; он открывает удостоверение и заглядывает в него, а периферийным зрением фиксирует Лысого. Дистанция – ма-ай для нунчаку. Но нет их с собой. Дома нунчаку, на гвоздике.
       Имя, отчество, фамилия, фотография, печать, вторая печать, дата выдачи, подпись... Он возвращает удостоверение, которое для него ровным счётом ничего не значит, потому что он понятия не имеет, как должно выглядеть настоящее удостоверение офицера ФСБ. За один вечер он состряпает в фотошопе хоть три таких удостоверения на выбор, дайте только образец.
       – Давайте так, Андрей. Сейчас мы будем вместе готовить ужин. Готовить и говорить. Вы будете спрашивать, я буду отвечать. Я буду предельно откровенен, сегодня вечер правды. Если вы спросите что-то такое, на что я не имею права дать правдивый ответ, я об этом скажу прямо. Идёт?
       Андрей ему по-прежнему не верит, но всё-таки утвердительно кивает, потому что, в сущности, ему больше ничего не остаётся.
       – Ну и прекрасно. Если хотите, будем на «ты». Так проще, тем более что мы почти одного возраста. Если нет возражений, переходим на «ты» в любое время, когда захочется. Давай пожрём, я вымотался, как не знаю кто. Сон мне сегодня ночью не светит, потому что ты после всего этого точно не уснёшь, и к тому же ты набит вопросами. Угадал?
       – Угадал, – говорит Андрей и вдруг улыбается, сам того не желая.
       – Доставай хабар, а я займусь костром. Но прежде всего: ты молодец. Ты за две недели щёлкнул задачку, которую до тебя не мог решить никто. Благодаря тебе взяты четыре бандита из Сосновки. С твоей помощью пресечён канал утечки информации из Елизовского РОВД в криминальные структуры. Ты, сам того не зная, смело участвовал в ликвидации двух опасных преступных группировок, занимавшихся, кроме прочего, незаконным оборотом драгоценных металлов и прежде всего золота. Ты нашёл новое месторождение золота, запасы которого пока неизвестны. Может, они велики, а может, и огромны. Не суть. Вскрытие покажет. И да, ты не побоялся сюда прийти. Один!
       – А что такого... – Андрей пожимает плечами. – Не так уж далеко... К тому же, я не предполагал, что здесь такой фарш завертится.
       – То есть, если бы знал, то не пошёл бы? – щурится Лысый.
       – Конечно, нет, – отвечает Андрей. – Я что, в голову укушенный?
       Они смеются.
       – Слушай, а как ты думаешь, я вооружён? Кстати, называй меня просто: Володя.
       Андрей окидывает его взглядом:
       – Наверно, да.
       Лысый вынимает из-под правого плеча «беретту» и кладёт на маленький рюкзак Андрея.
       – За поясом – ПСМ, – он выразительно хлопает себя по пояснице. – Ну, просто чтоб ты знал. А ещё я неплохо кидаю сюрикэны. Смотри.
       Бац! Две чёрных стальных звёздочки торчат в берёзовом стволе. Лысый подходит, выдёргивает их и как-то хитро укладывает обратно в правый рукав.
       – Ладно, это я так. Выпендриваюсь. Я жду от тебя главный вопрос. Самый главный для тебя – ну, на текущий момент. Главнее просто не бывает.
       – Ненашев, – произносит Андрей хрипло.
       – Правильный вопрос. Значит, я снова в тебе не ошибся. Друг и вера – это самое дорогое, что может быть у человека. Так вот: такими друзьями, как Алексей Ненашев, можно гордиться. И ими не нужно разбрасываться. Не вздумай городить всякую чушь про него в своих мозгах. Всё, что он сделал, он сделал правильно. Ну, не без нашей помощи, конечно.
       Костёр разгорается, две банки тушёнки разогреваются у огня.
       – Если бы ушли отсюда сразу, то пришлось бы куковать в темноте на полпути, – говорит Лысый. – Поэтому пойдём утром. Подбросишь меня на машине?
       – А ты что, знаешь, где моя машина? – в голосе Андрея сквозит недоверие.
       – Конечно, знаю. На ней маячок. С того самого дня, когда ты первый раз показал Алексею схему. Ты, главное, не удивляйся. Просто укладывай информацию кусками, потом будешь переваривать. Не надо делать два дела сразу.
       – Что тут сегодня произошло вообще? Я до сих пор в шоке, а ещё...
       – А ещё ты до сих пор мне не веришь. Верно?
       – Да.
       – Хы-хы, – улыбается Лысый. – Что ж, немудрено. В общем, так: одна преступная группировка в процессе нездоровой конкуренции ликвидировала другую. Но тоже далеко не уйдёт, будь спок.
       – Они действовали, как настоящий спецназ, – замечает Андрей. – Как в кино. Кучеряво сработали.
       – Неплохо обучены, согласен. Среди них есть и парочка реальных профессионалов – в смысле, действующих. Разрываются на две работы. Вернее, разрывались. Завернут им ласты в Кузьминках через... – он глянул на часы. – В общем, где-то примерно в двадцать один или двадцать два ноль-ноль. Или чуть позже.
       – А вы... ну, то есть ты – я так и не понял: и там, и тут...
       – Да всё просто. Есть такая работа – планету от дряни чистить. Я работал под прикрытием в группировке «А», и они решили внедрить меня в группировку «Б». Предварительный итог ты видел.
       – А куда они девали трупы?
       – Хороший вопрос. Понятия не имею. Скорее всего, просто свалили где-то в той стороне, в зарослях. Им ведь нужна была эта жила, а если оставить трупы... Вот сам прикинь: летит себе вертолёт с туристами, и они сверху видят, как медведи – десяток или два – жрут человеческие тела. Да назавтра здесь будет вся полиция и вся прокуратура края, и вообще кого тут только не будет; конечно же, они обнаружат и ручей с золотом. Всё, до свидания профит. А так – тела в лес, звери их быстренько съедят, никто не увидит, не узнает...
       – И будут медведи-людоеды...
       – А медведи и так людоеды, – возражает Лысый. – Одни уже, другие потенциально. Что, скажешь, нет? А кроме того, падаль в лесу не только медведи едят.
       – А часовые-дозорные? – Андрей держит в уме цепочку вопросов, но они всё время путаются.
       – Этих сняли в первую очередь. Тихо и незаметно. Двенадцать их было.
       – Ну, я так и посчитал, – кивает Андрей и мысленно себя хвалит.
       – Слушай, а у тебя, случайно, ничего нет? – Лысый делает выразительный жест у горла. – Я бы граммулю вмазал, вот честное слово.
       – Есть немножко. В аптечке, для дезинфекции.
       – Годится. Доставай. Дезинфекция уже не понадобится.
       Андрей льёт «шыло» в термокружку, разводит водой из фляги. Получается весьма солидно, вполне можно растянуть на три тоста.
       – А почему бросили лопаты и проходнушку?
       – Так для своих же оставили. Планировали уже завтра начать выгребать золото из-под горы.
       – Тогда ясно, – говорит Андрей. – Но они ведь ждут тебя где-то на обратном пути?
       – Не совсем. Я остался с двумя на полчаса-час, как бы в засаде – ну, типа «а вдруг не всех постреляли». Нас будут ждать в Кузьминках, а заодно заниматься транспортом конкурентов. Не дождутся.
       – С двумя? А где они, эти двое?
       – Здесь, неподалёку. Я их не стал прятать. Увидишь.
       Андрею становится очень не по себе, и он переводит разговор на Лёху, потому что до сих пор не понимает многие моменты, которые считал и продолжает считать ключевыми.
       – А это он тебе сам расскажет, – перебивает Лысый. – В части, касающейся. Ну, вздрогнули. За успех.
       «Ничего ж себе тост, – думает Андрей. – Куча трупов, успех, ага».
       – А тогда в парке... ну, когда я пакет в урну клал, Лёха тебя там видел. Это какая группировка, первая или вторая?
       – Ты про свою домашнюю химию, что ли?
       – Угу. Ты в курсе?
       – Ну а как ты думаешь? – хитро улыбается Лысый. – Что ж, отвечаю, раз обещал. Не «А» и не «Б». Но давай-ка уговоримся: по этой домашней химии и по всему, что с ней связано, пока никаких вопросов. Ничего этого не было, ничего ты не знаешь и ни черта не помнишь. Соответственно – никого ни о чём не спрашиваешь. Ясно?
       – Ясно, – говорит Андрей, хотя ему, конечно, ничего не ясно.
       – Потому что вопрос ещё далеко не закрыт. Он куда шире, чем ты думаешь.
       – Да я сразу понял... – начинает было Андрей.
       – Ша, – режет Лысый. – На эту тему больше не говорим. Там работа идёт, и пусть тебя это немножко успокоит. Забудь вообще.
       Андрей делает мину: фи, мол, ну ладно, уговорил... Лысый снова берёт кружку и вопросительно смотрит на него; Андрей кивает.
       – Тогда ещё вопрос. Схема.
       – Во! Схема! Это вопрос так вопрос. Давай, будем.
       Они поочерёдно прикладываются к кружке и с аппетитом жуют тёплую сочную тушёнку. Уже темно; Андрей ставит чайник под кофе, вылив в него почти все остатки воды из фляжки.
       – Схожу за водицей на ручеёк.
       – Не боишься?
       – Не боюсь.
       – Ствол оставляешь – значит, окончательно доверяешь.
       Андрей молча жуёт губами, потом отвечает после паузы:
       – Да. Доверяю окончательно.
       После чего вытаскивает фонарик, берёт из-под дерева карабин, чуть оттягивает затвор, показывая, что патрон в патроннике, вешает карабин на грудь и с ним уходит за водой, прицокнув языком в сторону Лысого. Лысый аплодирует и смеётся.
       – На чём мы там? – спрашивает Лысый после того как Андрей вернулся с полной фляжкой. – А, схема. Ну, в двух словах, примерно так. В группировке «Б», куда меня заслала группировка «А», был один интересный гражданин, не очень законопослушный. Надо сказать, это у них было такое семейное. И от отца ему осталась пара-другая старых тетрадных листов с какими-то записями. Где неразборчивые каракули, где просто цифры и какие-то пометки, а на одном листе было простым карандашом написано следующее: «q Au 2,6 / 3,2. 125 м. Хрустальный. Жемчужный. Долинный. Л. Быстрая».
       Андрей слушает, разинув рот. Так не бывает! Он угадал почти всё! Хрустальный, Левая Быстрая... Лысый продолжает:
       – ...нарисован вертикально вытянутый овал, в нём точка и надпись: «840?». И ещё часть овала, наклонённого вправо и, видимо, продолженного на другом листе. Хозяин этого листочка скончался, но так и не сумел найти это место. Сыночек же, который сейчас где-то неподалёку лежит, говорил, что это был левый лист тетради, а вся карта была на правом, которого нет. Без карты, сам понимаешь, все эти надписи – пшик. Из числа 840, да ещё с вопросительным знаком, тоже много не высосешь. Они там много гадостных дел творили, но прижать их к ногтю не получалось, хитро работали. А как только Алексей мне про твою схему сказал, я сразу понял, что есть шанс их просто нейтрализовать. Прихлопнуть чужими руками. Руками конкурентов то есть. Что там было на твоей части схемы, Алексей мне нарисовал по памяти, я ж его к тебе специально заслал – посмотреть и запомнить. Дело было за малым – вычислить место да план операции написать. То есть, Андрей, мы с тобой параллельно решали одну и ту же задачу, притом одинаковыми способами. С абсолютно одинаковыми исходными. И решили. Сверху дали добро на операцию, ну и завертелось.
       – Не с одинаковыми, – возражает Андрей. – Я не знал про Левую Быструю. – И вдруг до него доходит: – То есть вы меня что, втёмную пользовали?! – слегка разгорячённый выпитым, он готов лопнуть от злости.
       – Уж извини. Это называется «оперативная необходимость». На основании тех данных, что были на тот момент.
       – Ну, спасибо, чо, – Андрей, похоже, расстроен всерьёз. – А в открытую – что, никак было? Трудно было вызвать?
       – В открытую могло вообще ничего не получиться, – веско говорит Лысый. – Ты что же, думаешь, что разведчики и контрразведчики знают все подробности всех операций, в которых участвуют? Фигушки. Каждый знает ровно то, что ему следует знать, и в остальное ему лезть не положено. Но своё он должен сделать так, чтобы комар носу не подточил. А некоторым лучше вообще ничего не знать, в этих случаях они действуют даже более результативно. Чем меньше участников, тем меньше вероятность сбоя или ошибки.
       Андрей по-прежнему расстроен, но возразить ему нечего, поэтому он продолжает спрашивать:
       – Ну хорошо, а как ты им преподнёс мою схему? Ну, то есть мою половину карты. А?
       – Браво! Хороший вопрос! – хвалит Лысый. – Как? А не скажу как. Помнишь? Я тебе сразу сказал, что кое-что не скажу. Вот это как раз одно из. Её вообще-то не я им преподнёс. Не скажу кто.
       Андрей, уже беззлобно, цедит сквозь зубы нецензурное слово, которое, в общем-то, не столько относится к личности Лысого, сколько характеризует ситуацию. Они оба улыбаются, и Лысый повторяет:
       – Но ещё раз повторюсь: ты просто молодец. И Алексей молодец. Выражаю вам своё восхищение. За вас!
       Они поочерёдно глотают из кружки, в которой теперь пусто.
       – Скажи, – говорит Лысый, – а ты что, не побоялся бы здесь в одиночку ночью спать?
       – Да нет... – отвечает Андрей, не понимая, куда клонит собеседник.
       – А медведи?
       – Медведи? Хм... Ну, во-первых, у меня ствол. Прийти они могут только через вот этот узкий проход, и я туда собирался сторожок повесить. А во-вторых, зачем им я, когда вон там, в кустах, две тонны свежего мяса навалено...
       Эта тема вновь нагоняет нехорошую атмосферу в, казалось бы, уже потеплевшем диалоге. После паузы, налив кофе, Андрей спрашивает:
       – А труп?
       – Труп? – Лысый не понимает. – Какой труп?
       – Который я в реке нашёл.
       – А-а... понятия не имею. Не мой объект приборки.
       – А те двое, которых я отмудохал и выгнал? Я думал, мне войну объявят после этого. Тоже не твой объект?
       – Тоже не мой. Это тебе Алексей расскажет, каким макаром он вышел на местных ФСБшников. Они в три дня сработали. Вместе со службой собственной безопасности и с нормальными оперативниками. Между прочим, та информация по тебе слилась именно в группировку «Б» – ну, по нашей с тобой классификации. И войну тебе не объявили именно потому, что кутузка не самое удобное место, чтоб оттуда войны объявлять. Ещё вопросы?
       – Ну, допустим, взяли вы этих... из группировки «А». Но ведь это ж только исполнители!
       –  Пойдём вверх по цепочке. Выявим всех. Кстати, недобитых из группировки «Б» тоже. Сюда ж не все пришли. Но кое-кто уже показания даёт. Из обеих группировок. Расскажут, куда денутся.
       – А если не расскажут?
       – Ты просто не знаешь, как они поют на допросах. На допросах поют все, без исключения. Даже пытки не нужны.
       – А Зоя Космодемьянская?
       Лысый поморщился:
       – Пример неудачен. У Зои Космодемьянской была высокая мотивация. А у этих её никогда не бывает. Поэтому чешут, как по писаному, соловьями заливаются. Хоть и не сразу.
       – Вот ещё вопрос: ну ладно я, мне про высоту 1100 Лёха сказал. А ты? Как ты её вычислил?
       Лысый смеётся.
       – А точно так же, как и ты бы её вычислял, если б Лёха случайно не подсказал.
       – То есть?
       – Мне принесли две папки карт, и я начал искать. Отмечал высоты плюс-минус полсотни метров от главной, указанной на схеме. Ну, то есть от 1050 до 1150. И обводил их красными кружочками. А потом среди них искал подходящие. Чтоб рядом была вершина от 940 до 1040, ну и ещё одна, пониже.
       – Про которую я вообще не знал, – самодовольно подмечает Андрей.
       – Потом стало ясно, что ничего не ясно, и я затребовал карты- пятисотметровки.
       – А на нужной пятисотметровке озерцо показано?
       – Показано. Хоть и маленькое совсем.
       – Гадство, – улыбается Андрей. – А ручьи?
       – Один ручей, Долинный. Ручьёв «Ж» и «Х» на карте нет. Всё же романтик он был...
       – Кто?
       – Геолог по имени Костя. Ручей Жемчужный, ручей Хрустальный... Красиво. Странно, что он озеро никак не назвал. А ведь мог. В честь любимой, например.
       – А надо спросить у Пашки, как её звали...
       – Спроси, конечно. Знаешь, я о чём подумал сейчас: вот ты же типа тоже чёрный старатель, да? Так вот, мне кажется, что если бы все чёрные старатели были такими, как ты, то и мафии этой золотой не было бы. И если бы все браконьеры были такими, как твой Лёха.
       – Володя, скажи, вот почему? Почему у нас с золотом всё так? При Сталине ж был закон о вольном приносе, всё было можно. У меня вон и учебное пособие для вольного старателя есть, с тех времён...
       Лысый глубокомысленно и с шумом вдыхает воздух, потом выдыхает и после паузы произносит негромко:
       – Так то ж при Сталине... Мы в другой эпохе живём. С той сравнивать, конечно, можно, но надо очень осторожно. Времена разные, государственные устои разные, люди разные. Соответственно, не всё тогдашнее подходит к нынешнему. Рассказал бы я тебе кое-что, но не буду. Не хочу, не имею права, да и просто незачем. Смотри сам, слушай, читай, наблюдай, вникай. И думай. А знаешь что? Расскажи-ка мне лучше про Камчатку. Я тут недавно совсем, столько красотищи кругом, а когда мне на неё смотреть?..

       *    *    *
       За ночь они умяли почти всю провизию, которую Андрей взял с собой на выход, и ещё по разу сходили на ручей за водой – поочерёдно, – а там и кофе кончился.
Собрались, убрали за собой полянку. Осмотрелись. Пошли.
       – Вернёшься сюда ещё?
       – А то!
       – Везёт...
       Но когда входили по ручью Долинному в ольшаник, шутливое настроение словно сдуло. Андрей поглядывал по сторонам, невольно высматривая лежащие в кустах тела. Лысый заметил это и сказал коротко:
       – Брось. Забей. Они свою судьбу сами выбирали, никто за шкирку не тянул. Жизнь справедлива, хоть оно и не всегда очевидно. Следственная группа, наверно, уже выдвинулась, так что вовремя мы отсюда слиняли. Нас с тобой там не было, помни об этом.
       По пути Андрей вспомнил, какой вопрос он забыл задать Лысому:
       – Скажи, получается, ты знал, что я там?
       – Сначала не знал, хотя предполагал. Потом понял.
       – Как?
       – А очень просто. Привычка такая имеется – как следует осматриваться и всё подмечать. Порой даже не мозгами, а подсознательно. Когда часто этим занимаешься, оно само происходит. Смотрю в бинокль, вижу то, вижу сё, вот ближняя гряда камней, да таких интересных – острый, округлый, два острых, округлый, снова два острых. Сразу ассоциация с буквами: ЛОЛЛОЛЛ. Ну и дальше смотрю туда-сюда. Чуть спустя навожу на гряду – а там уже ЛОЛЛ ЛЛ, с пробелом, одна буква «О» пропала. Был округлый камень – и вдруг нету. Проходит время – снова появился. Значит, не камень это, а чья-то голова. Чья? Твоя, чья ж ещё. Они, между прочим, собирались всю южную часть цирка прочесать, где эти камни накиданы, но я отговорил – мол, времени мало, надо уходить, от нас ждут результат...
       – Спасибо.
       – Да не за что. Искусство маскировки изучай на досуге. Вдруг ещё разок пригодится. А вообще-то у тебя маячок на машине стоит.
       Вскоре над головами на довольно небольшой высоте с грохотом прошли два вертолёта Ми-8 – как раз куда-то туда. А ещё четыре часа спустя Андрей и Лысый «Володя» уже были в Елизово – по пути ещё и слегка подкрепились в шашлычке; между прочим, на реке Быстрой, которая одна из двух. Андрей рассказал Лысому про интересный казус: на некоторых картах названия рек Левая Быстрая и Правая Быстрая почему-то перепутаны местами, и как такое могло получиться – чёрт его знает.

       *    *    *
       – Гад ты, – беззлобно сказал Андрей Лёхе.
       – А чего ты сразу обзываться? – возмутился тот.
       – А то. Дурочку мне валял тут. Использовали меня втёмную...
       – Ага, ага. Ещё скажи: «А потом выкинули на обочину, как дырявый носок с левой ноги».
       – Ладно, наливай, – примирительно сказал Андрей. – Мне вот одно пока непонятно – когда ты с ними связался? Когда мы четвёртую посылку отправили или ещё раньше?
       – Ты такие вопросы на всякий случай больше не задавай. Мы с тобой друзья, но пользоваться этим – гнусная инсинуация и провокация, обрекающая на поплохение отношений.
       – Ну говорю же: гад натуральный. Я тебя буду мстить, – сказал Андрей. – Ты теперь у меня Джавдет, так что готовься.
       – После визита тех двух упырей я срочно нашёл одного дядьку, бывшего особиста, которого помню ещё по погранотряду. Взял коньяк и пошёл к нему. Он хоть и пенсионер давно, но сам понимаешь... В общем, срочно вывел на наших, которые тут же завертели машину на полную катушку, и через три дня оба упырька уже показания давали, причём в компании ещё двух таких же соколиков. Плюс кое-кто в полиции засвистел-загремел. А потом наши показали меня Лысому, потому что тема золота. У меня, помню, тогда ступор случился, когда узнал, что он из ФСБ. Ещё говорит: называй меня просто Витя.
       – Володя.
       – Витя.
       – Он мне удостоверение показывал.
       – Мне тоже.
       – Майор.
       – Майор.
       – Левша.
       – Левша.
       – Володя.
       – Витя.
       – Тьфу, блин.
       – М-да.
       – А ты мне ещё дурачка изображал, – напирал Андрей. – Схема ему, видите ли, не интересна...
       – В тот момент и в самом деле была не интересна. Я думал, ты немножко помаешься хернёй, да и бросишь. Вопрос касался тебя и касался золота, поэтому я Лысому сказал на всякий случай. Так он чуть не подпрыгнул: неси её сюда немедля! Схему в студию!
       – А я ещё думал – чего это вдруг у тебя такой интерес проснулся. А ты чуть ли не губками шевелил, когда запоминал. Нет бы просто сфотографировать на телефон.
       – А ты бы спросил: зачем?
       – Ой, можно подумать, ты бы не придумал зачем. А если бы неправильно запомнил?
       – Тю! Чего там запоминать – три палки, два кружочка, колечко посерёдке, несколько букв и цифр... Я ж пограничник, нам память развивали!
       – Ага, развивали, – саркастически хохотнул Андрей. – А кто стихи печальные писал: «Я её и там, и тут, но не помню, как зовут»?
       – То женщины, а тут боевая карта. Понимай разницу.
       Выпили, закусили.
       – Лёха, ты прости меня, ага? – сказал Андрей просто. – Я такую дрянь про тебя тогда подумал; и какой я тебе после этого друг?
       – Брось, – так же просто ответил Лёха. – В той ситуации простительно. У любого бы кукуха поехала.
       – Ещё и труба недоступна с вечера...
       – Ну говорю же, меня в Эссо отправили. С грузом. А там же на трассе связь – сам понимаешь. И вообще, я ж не знал, что ты уже всё расшифровал и сразу на точку ломанулся...

       *    *    *
       – Паш, привет.
       – Привет. Говори быстро, я дико занят.
       – Паш, как твою маму звали?
       – Зачем тебе?
       – Надо. Потом скажу.
       – Ольга Семёновна.

       *    *    *
       – Я думал, будет такой бланк специальный...
       – Нет, у нас всё только от руки. Пишите дальше: «обязуюсь не предавать какой бы то ни было огласке любые обстоятельства, связанные с ...» – и переписывайте формулировку вот отсюда.
       Андрей добросовестно переписал.
       – Есть? Хорошо. Дата, подпись. То есть вас там не было, вы ничего не знаете и никому ничего не расскажете. Тема табу.
       – Даже Ненашеву?
       – Ненашеву можно. Но вообще-то, чем быстрее вы оба забудете, тем лучше.
       – Понял.
       – Об открытии нового месторождения узнаете из средств массовой информации. Будет объявлено, что первооткрыватель – камчатский геолог второй половины шестидесятых годов прошлого века Константин Одиноков, и что всё это время месторождение считалось временно засекреченным и законсервированным в стратегических целях. Ну или как-то так. А может, и вообще не будет объявлено. Его координаты пока закрыты. Через пару недель туда пойдёт первая партия для определения прогнозируемого запаса золота. А вам там больше делать нечего. Ещё вопросы?
       – Я бы хотел встретиться с вашим офицером, майором Владимиром Тищенко.
       – У нас такого нет.
       – Был же.
       – Не было. Вы уверены?
       – Абсолютно... Я удостоверение видел.
       Что-то нехорошее зашевелилось где-то внутри живота.
       – Как он выглядит?
       – Ну... – Андрей замялся.– Лысый такой. Абсолютно лысый. И это... он ещё левша.
       – А, понятно. Он не майор ФСБ. И не левша. И уже не лысый.
       Андрей ловит выпадающую челюсть и возвращает на место. Не лысый?.. А... это как?!
       – А вот так.
       – А кто же он тогда?
       Вместо ответа – недвусмысленный жест: тычок пальцем вверх и потом куда-то в сторону, неопределённо и с этаким многозначительным выражением лица.
       – Андрей Викторович, напоминаю: меньше знаешь – крепче спишь. Всего хорошего.

       *    *    *
       Как он там сказал? «Вам там больше делать нечего»?
       Ну-ну.
       Вот уж дудки, уважаемый. Пара недель, говоришь? Зер гут.
 
       *    *    *
       – Петрович, привет!
       – Привет-привет.
       – Я вкратце и по делу.
       – Говори.
       – У тебя металлодетектор живой?
       – Живой. И батарейки новые стоят. А что?
       – Дашь на пару дней?
       – Что, самородки искать собрался?
       – Почему именно самородки?
       – А на что у тебя ещё фантазии хватит, оболтус... (Смех в трубке.) Заезжай, дам, конечно.

       *    *    *
       Когда они с Лёхой поднимались вверх по течению Долинного, Андрею было очень не по себе. Лёха, конечно, заметил.
       – Не буксуй. Следаки наверняка всех забрали. А кого не забрали, того звери уже обглодали и по косточкам растащили. Пять дней, как-никак.
       – Да понятно... Только всё же как-то... люди ведь...
       – Знаешь, Андрюх, когда я слышу вот это вот всё: «Ох, жизня трудная такая; ах, кушать нечего; ай, пришлось пойти в бандиты; ой, простите, люди добрые, бес попутал, я больше не буду»...
       – Угу. И всё равно.
       Прошли до озера Ольги, повернули на Хрустальный. Молчаливые горы, прекрасно помнящие всё, что тут было с момента их сотворения, смотрели на двух путников с великодушным безразличием снисходительных гигантов, привычно источающих гулкую холодную тишину.
       Всё было, как в тот памятный день, когда Андрей впервые вошёл в этот цирк, назавтра ставший ареной.
       Длинная проходнушка по-прежнему лежала вдоль ручья, и отведённая часть потока бежала по ней – чистая, прозрачная. Они даже не остановились посмотреть – вдруг между рифелями что-то есть.
       Метров двадцать выше – четыре пятиметровых канавы-шурфа глубиной чуть меньше метра, три валяющихся лопаты и кирка. И ещё одна лопата чуть в стороне.
       Андрей и Лёха пошли дальше в сторону снежника по обеим сторонам хрустально-ледяного потока. Вода ровно и негромко шумела, бурля по камням русла, игриво спрыгивая с порога на порог. Ручей словно рассказывал какую-то длинную и интересную историю, боясь, что неожиданные слушатели могут упустить что-то важное, и речь его была хоть и ровна, но тороплива и неразборчива.
       Друзья, не сговариваясь, смотрели под ноги. Шли молча.
       Что-то тускло блеснуло в воде у самого борта ручья. Андрей нагнулся.
       Грязно-жёлтый кусок кварца величиной чуть меньше кулака, с острыми, почти не обкатанными краями и с нежно горящей золотой прожилкой чуть ли не в миллиметр толщиной. И буквально через пару шагов – ещё один, почти такой же, с каплями-вкраплениями.
       Лёха тоже нагнулся и поднял что-то на той стороне ручья.
       Андрей чуть задрал голову, тщетно высматривая жилу на крутом склоне. И вдруг отчётливо вспомнил, как она выглядит, куда и как наклонена, но откуда взялось это странное внезапное видение, он не понимал.
       Помотал головой. Видение жилы исчезло.
       Дальше идти смысла не было.
       Они вернулись к озеру Ольги. Андрей нёс в ещё мокрой руке камень с кровавым золотом ручья Хрустального, ощущая его холодную брутальную тяжесть. Второй кусок кварца он сунул в карман куртки.
       «А что – золото? – подумал он. – Ну, золото. Просто красивый и полезный металл. Нужный и безобидный. Кровавым его делают люди». Как-то так было написано в одной книжке. Или будет написано.
       Несколько раз подкинув тяжёлый кусок кварца на ладони, словно взвешивая, Андрей улыбнулся и широким замахом снизу бросил его в озеро. Описав дугу и ярко сверкнув на солнце в последний раз, камень гулко плюхнулся в воду и пошёл на дно.
       Его друг проделал со своей находкой то же самое.
       – А второй кварц – это Петровичу, – сказал Андрей и развёл руками. – Ничего не попишешь, амортизация металлодетектора.
       – Который даже не собирали, – засмеялся Лёха, но его лицо вдруг стало серьёзным. – Так, а ну-ка стоп. Я с тобой за золотом сходил? Сходил. Теперь ты должен сходить со мной на рыбалку. Не отвертишься.
       – Замётано.
       Перекурили, размышляя каждый о своём.
       – Ну что, пошли?
       – Пошли.

       *     *     *


иллюстрация: левая страница схемы

(с) 2020