Ты - не Ева 57

Глава 57

Сначала с Саньком пытался связаться Валентин, но депутат не успел ответить, был занят. Потом поступил вызов уже от Ирины – свояченица находилась в тревожном недоумении, сказала, что звонил Адам «слегка не в себе», просил Саню срочно разыскать Тамару, которой грозит опасность, даже место назвал – в «Подвале» у Жарикова. Она рассказала, что Ева «сошла с ума» и имеет зуб на Тому, но сама, судя по голосу, мало в это верила. Ирина до Томы дозвониться не смогла. Пустоселов нахмурился, а когда ни жена, ни Валентин, ни художник, ни Адам по разным причинам не ответили – всерьез распереживался.

Тамара постоянно держала его в тревожном, слегка нервозном состоянии. В последние месяцы он списывал собственные эмоции на беременность жены, до этого боялся, что Тома передумает, отменит свадьбу или уйдет сразу после. Проверял – приманив Адама на стройку, устроив в департамент, но, вроде бы, поводов для подозрений не было. В конце концов Саня успокоил себя, убедив, что роман жены и приятеля давно в прошлом. Шесть лет она в Москве жила себе спокойно, чудо еще, что замуж там не выскочила, и если бы мать не заболела, не приехала бы. И вот теперь Ирина ссылалась именно на Адама – что и как он узнал, что вообще имел в виду? Пустоселова больше беспокоило участие в этом деле бывшего возлюбленного Тамары, чем некая грозящая ей опасность. А может чувство самосохранения включилось, позволив уверенно держать баранку, нажимать на педали, изгоняя из мыслей картины, в которых Томе после скандала с Евой (других вариантов поведения сумасшедшей он придумать не мог) стало плохо, в которых она страдает, теряет их девочку.

Сане полагался и служебный автомобиль, и водитель, но он предпочитал ездить на работу на своей машине, так было удобнее. И в этот раз оказалось весьма кстати.
По дороге он вызвал частную скорую к галерее – если тревога окажется ложной, просто оплатит и забудет.

Нарушив сразу несколько пунктов ПДД, Санек, следуя за умным навигатором, через 15 минут уже осадил внедорожник, громко цвиркнув шинами по мокрому асфальту. Автомобиль, на котором приехала Тома, был тут – единственный на площадке перед зданием бывшего завода. Он заглянул в «Аутлендер» - никого.  Побежал, пригибаясь под дождем, к центральному входу, возле него разобрал указатель на вход в «Подвал» - сбоку. Пришлось свернуть.

Ноги Валентина он увидел сразу – парень сидел, привалившись плечом к двери, и дождь, забивавший в неглубокую нишу, на его лице превращался в непрерывную  красную слезу-дорожку от глаза к некогда белоснежному воротничку рубашки. Рядом с водителем  валялся ломик-гвоздодер и телефон. От двери шел сильный запах – острых химикатов, дыма, гари. Подняв монтировку, Саня попробовал выломать дверь. Кто-то – мужчина, сильно кашляя, крикнул ему изнутри про окно и предупредил об «очень опасной женщине с пистолетом». Пустоселов побежал дальше за угол, на ходу вызывая полицию и сообщая им про пожар. Тут, действительно, было окно, забранное решеткой, сквозь прутья которой валил густой дым. Евы он не увидел, да и не до нее было. Зато внутри, сквозь клубящуюся серо-черную массу разглядел художника, поддерживавшего Тамару, рядом с ними еще какую-то смутно знакомую девушку.
Решетку  удалось в несколько заходов сбить монтировкой – сил крупному мужчине было не занимать, а страх за жену и нерожденного ребенка увеличил их в разы. Решетка, наконец, вырвалась с кусками бетона, Санек отбросил в сторону монтировку, рухнул на колени, протянул в освободившийся проем руки, чтобы принять Тамару. Та обхватила его шею руками, подсаживаемая снизу Денисом. Теперь Пустоселову осталось только отползти назад, вытаскивая за собой жену, так как окно было слишком маленьким, чтобы развернуться в его пределах двоим.

Тамара ойкнула, порезавшись об осколки стекла, торчавшие из рамы, но не остановилась, желание выбраться из этой вонючей ямы было слишком сильным, чтобы обращать внимание на какую-то боль. Денис успел залить из огнетушителя только часть картин, вспыхнувших в результате последней атаки, отсекая огонь, но пена быстро закончилась, и некоторые полотна горели - обжечь пленников не могли, только отравить. Впрочем, судя по симптомам, в их организме и так достаточно всякой гадости. Они держались, понимая – главное, не потерять сознание. Старались делать вдох как можно реже, грудились у окна, где был воздух и, одновременно – самая высокая концентрация газов.

Саню первым заметил Жариков, сообразил, что тот взламывает решетку, подхватил на руки Тамару, чтобы, как только окно освободится, передать жену мужу. Казалось, она вот-вот выберется наружу, Денис ослабил усилия, лишь слегка придерживая ее под колени. Но тут женщина закричала, подалась на него и рухнула всем своим весом, едва не сбив его с ног. Лицо Санька за окном клюнуло в размоченный дождем бурьян. Так он и остался, будто собрался помолиться перед вызволением пленников. И, словно наглядно объясняя, что произошло, в назидание оставшимся, на крупную голову с короткой модной стрижкой опустилась монтировка. Еще и еще раз.

Окно было открыто – ни стекла, ни решетки. Только Ева с железным ломом за ним. И никто не рискнул лезть к ней навстречу. А ей бы хотелось этого – баллонов больше нет, свечками большого урона не нанесешь. Да и основную часть картин эти умники успели перетащить в дальний конец зала. Что ей остается – караулить их тут, пока кто-то не явится? Надо было лучше подготовиться, достать настоящее оружие (где и как, Ева, разумеется, не знала). «Руководство для коллекторов» в интернете оказалось не самой лучшей шпаргалкой – напугать напугала, а толку?  Ей стало горько и обидно. Огня не вышло, Дима не отомщен, Лилит – настоящая и нарисованные - все еще насмехаются над нею… Саня валяется в траве с проломанной головой, но ее, Еву, не обмануть – Тома не будет печалиться из-за него, ведь этот брак – только прикрытие, чтобы выносить и родить ребенка Адама.

Ингу рвало в углу – неплохая мишень. Ева достала пистолет, выстрелила. Но с такого расстояния дважды промахнулась, жаль, не было у нее практически навыков стрельбы, очень бы пригодились. В третий раз пистолет цокнул вхолостую – все расстреляла. В рюкзаке есть еще коробка с патронами, но ей нельзя отворачиваться, выпускать из рук монтировку, того и гляди – полезут как тараканы. Как она устала, вымоталась, замерзла. После бессонной ночи хочется спать. И есть и пить тоже. Остается только облизывать смоченные дождем губы.

- Ева, что ты делаешь? – голос такой знакомый, вкрадчивый.
Она осторожно повела взгляд в сторону.

- Адам?
Он казался ей нереальным. Что-то тут не то, не правильно. Не дура же она, чтобы поверить, чтобы муж (умерший муж, она хорошо помнит его синие губы)  вышел прогуляться под октябрьским дождем в футболке и трикотажных шортах. Его летом-то в таком прикиде за хлебом не отправишь. И еще тапочки – самые настоящие, в клеточку, правда сейчас мокрые и грязные. Сроду он такие не носил. Кто-то притворился ее мужем, как притворялись те мужчины в Анапе, зыркая в ее сторону голубыми глазами. Она угрожающе пошевелила ломом, процедила сквозь зубы, чтобы не подходил.

Он просил ее успокоиться, опустить монтировку, отойти от окна - нашел легковерную! Когда она сообщила что муж, облик которого принял этот самозванец, убил Диму, обманывал, что с сыном все в прядке, даже фамилию Забродина приплел. Нет уж, так просто ее не возьмешь. Ева вцепилась в холодное железо, напряглась, готовясь к выпаду. Но они были хитры, демоны Лилит, они лезли ото всюду, окружали. Вот и из окна появилась черная взлохмаченная голова. Ева размахнулась, чтобы ударить по ней ломом – ей уже начало нравиться это дело, сноровка появилась. И тут Адам прыгнул на нее, сбил с ног, подмял под себя, неприятно вдавив в мокрую землю, больно сжал руку, державшую монтировку – пришлось выпустить.

Ева не сопротивлялась, смотрела на него снизу вверх, наконец-то узнавая. Да, это его лицо, его взгляд, дышит тяжело, лицо напряжено – именно таким она и помнила его – над собой, когда считала, что он принадлежит ей безраздельно. Читала в книгах, что должна была испытывать при этом какие-то глупые ощущения – бабочки в животе, взрывы, то ли биолог, то ли пиротехник придумывал всю эту ерунду, такую бледную и неинтересную по сравнению с уверенностью и внутренним спокойствием, что в мире все – правильно, все идет как надо. Ева неловко приподнялась, вытягивая тонкую шею, и быстро поцеловала Адама в губы, поймав ответное изумление в глазах.
 
Спецмашины разобрали всех, развезли в разные стороны. Адам, как самый «здоровый», оказался в кабинете следователя. Напротив сидел мужчина примерно одних с ним лет, назвавшийся Самохиным, задавал вопросы, на которые свидетель мало что мог ответить.

Сбивчиво описав сумасшествие Евы (судя по взгляду следователя, и сам попал под подозрение), Адам объяснил, что ушел из палаты, прихватив с собой телефон доброй медсестры – «Верните ей, пожалуйста, она,  наверное, переживает». Остановил такси, благо возле больниц этого добра хватает, продиктовал найденный в интернете адрес галереи.

Сразу побежал на дым, валивший с задней части здания, попросив таксиста вызвать пожарных. Тот просьбу проигнорировал, ругался, требовал денег, и, заметив, что клиент собирается улизнуть, бросился за ним – на свою голову, теперь он тоже давал показания, так как помогал пленникам выкарабкиваться из подвала. В полицейской машине таксист громко сетовал, что ему не только за рейс денег не отдали, но еще и день сорвали. Адам отдал то, что оставил Забродин, но парень все равно жаловался – теперь уже на потерянное время…

- А что с ними? – спросил Адам в свою очередь у следователя, имея виду и жену, и пленников, вспомнив скрючившегося Санька с красным затылком, и водителя, валявшегося у входа, мимо которого пробежал, даже не остановившись. Самохин пожал плечами – еще ни в чем не разобрались.