Приют 11
закончить. Мне всегда хотелось, чтобы все увидели красоты нашей необъятной Родины, называемой СССР.
Говорят, что нельзя объять необъятное, но я уверена, что можно, было бы желание. Я отдала этому жизнь полностью и до конца с 21 до 50 лет, тратила на это время всех своих отпусков, совершая по 2 похода в сезон, и обязательно с активными способами передвижения (на лодках,
байдарках, плотах, пешком и на конях). В сводное время водила в походы учеников, рассказывала им о красотах нашего края и истории нашего уникального города Переславля-Залесского. Как же можно было умолчать о нём, если он был родоначальником воинской славы новорожденного русского государства - родиной Александра Невского, защитником Новгорода, Плескова (Пскова) и всех поселений на берегах знаменитых озёр и рек. А на берегу Плещеева (Клещина) озера формировались ратичи - дружины из местных земледельцев и рыбаков многочисленных племён: кривичей, мерян, веськовцев, угро-финнов, кухьмарцев и прочих народов, живших в переславском краю. Они выращивали и пекли хлеб в дорогу, поставляли лошадей и овёс для них, ковали оружие. Тогда ещё не было Москвы. Из Переславля приедет младший сын родоначальника Москвы 14 летний Данила и построит первые деревянные хоромы и монастырь.
Наши учителя прививали детям любовь к родному краю и все участники моих походов не прерывали связь с родным городом, куда бы их не занесла судьба. У меня в доме часто собирались участники моих походов.
Одной из моих спутниц была Александра Андреевна Федосеева. Сейчас ей исполнилось 89 лет. Совсем недавно слезла она с велосипеда, а до этого ездила со мной, потом с Ольгой Чичелёвой. Она знала все окрестные леса, водила ребят в походы, каталась с гор на лыжах, и все дети любили её за душевное спокойствие и теплоту. Она никогда не повышала на учеников голоса, преподавала русский язык и литературу с 5 по 10 класс и читала много книг. Когда мне было 25, а ей 35, я соблазнила её отправиться в горно-пешеходный поход в Приэльбрусье.
До этого мы с ней дважды выезжали со школьниками в походы по Ленинским и Пришвинским местам, и я знала, что на неё всегда можно положиться, так же считали и родители, и администрация школы. Мы купили путёвки, и в июле 1966 г. Отправились в Приэльбрусье. Первое наше сильное впечатление - это фуникулёр на гору, с которой зимой улетают стремительно вниз лыжники. Сейчас на ней не было снега, а на вершине этой горы гулял ветер. Вершины Центрального Кавказа облегал снег, ослепительно блестящий на солнце. Узнали мы знакомый по популярной тогда песне Алибекский ледник -…где горят окошки нашей хижины под Алибекским ледником.
Совсем недалеко от гостиницы, где мы жили, был памятник погибшим альпинистам с высеченными на них словами Высоцкого: «Нет алых роз и траурных лент И не похож на монумент Тот камень, что покой тебе подарил. Как вечным огнём сверкают днём Вершины изумрудным льдом, которые ты так и не покорил…
Нас ожидало восхождение на Эльбрус до приюта 11. Рано утром мы начали подниматься в горы. Дорога до 305 пикета (3100 м.) была проложена не только для пешеходов, но и для нетяжёлых автомобилей. И поэтому не представляла больших трудностей при подъёме, но на высоте 3000 м. уже чувствовался дефицит кислорода и в группе, нам незнакомой, многим предстояли трудности. На турбазе медики нас проверяли, в поход отправились все. Кому было тяжело, могли спуститься. Меня немного беспокоила Александра Андреевна, но в дороге мы не очень устали. На 305 пикете приготовили ужин и вошли в небольшой домик. Он был битком
набит двухэтажными железными кроватями. Спальные мешки мы получили на турбазе со вкладышами. Все бросились занимать места, каждый стремился залезть выше. Мы с А.А. зашли последними. Мне достался самый дальний угол, а А.А. попала к разбитому окну. Ветер дул ей прямо в лицо, а температура к вечеру упала до -5. А.А боялась простудиться. У неё было плохо с носоглоткой: в раннем детстве был сломан нос. Я предложила ей поменяться местами. Место у разбитого окна меня вполне устраивало, а её -мой верхний угол, но, как оказалось, временно. Поначалу она обрадовалась теплу. После ужина все собрались у моей кровати у подаренной кем-то форточки, так-как в глубине дома уже было очень жарко.
Вошёл инструктор и предложил всем поиграть. Сущность игры была простая: Мы все встали в круг и должны были произносить по порядку цифры, заменяя кратные 3 словами - ай да я:1, 2-ай да я и т.д. Вылетал тот, кто делал ошибку. Очевидно, сам инструктор играл постоянно. Из нашего коллектива выбывали один за другим игроки. В финале остались инструктор и я. Мы с ним долго воевали. В результате я заняла первое место. А. А. положила мне руку на плечо: молодец! По окончании игры все разошлись по своим лежбищам. Я сразу провалилась в сон. Но он был недолгим: сразу же началось хождение на улицу. Одной из первых была А.А. Я сразу проснулась, когда она прошла мимо. Встала и пошла за ней на крыльцо. Светила луна, было страшно холодно. Минут через 5 мы вернулись на мою кровать. Я предложила ей лечь на неё, но головная боль у неё не проходила. Только под утро А.А. забылась сном, и я тоже заснула рядом с ней. Утром головная боль посетила почти всех. Сумрачная, усталая группа покончила с манной кашей и какао и выстроилась на восхождение. А день стоял солнечный. Блистали снег под лучами светила и обледеневшие за ночь осколки скал и камней, сияло тёмно-голубое небо, серпик луны повис у горизонта, а узкая каменистая тропа, кое-где пересыпанная снегом, манила в дорогу. Следующей гостиницы пока не было видно.
Шли медленно, но не растягиваясь. Постепенно головная боль отступала. К обеду как-то неожиданно возник приют 11. Он стоял на склоне скалы в 3м. от обрыва на камнях. Внизу под обрывом временами шумела вода, прорываясь от снежников книзу. Впрочем, реки никакой не было. Солнце освещало южную сторону гостиницы - вход. Двери на входе были сняты, чтобы поступал воздух. Здание имело яйцевидную форму, двухэтажное и снаружи обито нержавейкой. Все углы перекрытия, всё, что образовывало стержни, было снято. Всё было рассчитано на то, чтобы снег при метели и ветре не задерживался. Маленькие окошки были вделаны местами с южной стороны и боков. Здание напоминало подводный аппарат. Деревянные ступени поднимались на1,5м. от земли, были устойчивыми и удобными. Большая доска вместо скамьи тянулась от входа вдоль южной стены, тщательно укреплённая. Хотелось разглядеть здание изнутри.
Нас повели на 2 этаж, и предложили расположиться в невысоких комнатёнках. Особое место занимала кухня. Внизу размещались иностранцы, в данный момент - немцы. Условия жизни у них были лучше, чем у нас, так-как к ним из открытой двери поступало больше воздуха. Все продукты на кухне были рассчитаны на малое количество разогрева. Самым трудным временем оказалась ночь. На наше счастье стояла полная тишина. Не было ветра. Солнце закатывалось за горы. Противоположный склон гор с торчащими скалами, покрытыми снегом, засыпал. Блеснули последние лучи солнца, осветив скамью, на которой мы сидели. А.А. подошла к брошенным кем-то у края камней альпинистским кошкам и стала пристраивать к ним свою ногу в вибромах, воображая, как в них передвигаться. Я бы не смогла - сказала она. В моих глазах она уловила улыбку. А я вас вижу на уроке, когда вы читаете «Песню о соколе» Горького. Она весело рассмеялась. Потом я увижу её на лыжах, спускающейся на весьма солидной скорости с горы м.150 длиной в наших переславских крутых холмах, увижу поднимающейся, опираясь на палки вверх по склону, всегда улыбающуюся. Сколько сил у этой, как и я, девушки, перед которой проходят одно за другим поколения наших учеников, чаще всего мальчишек и юношей - ребят из нашей спорт-школы.
На приюте 11 опустилась ночь. На небе вспыхнули яркие звёзды. Резко похолодало. Мороз спускался довольно крепкий. Уличного термометра уже не было видно. Мы поднялись в своё лежбище. Нам досталась комнатка в промежутке между 1 и 2 этажами. С тремя раскладушками, втиснутыми между овальных стен и дверным проёмом. Мы забрались в спальники. Никто не раздевался. Только разулись и натянули на ноги толстые шерстяные носки и попытались заснуть. Сон пришёл ненадолго. Всех троих разбудила головная боль. Теперь мы знали, что это такое и что это бывает от горной болезни, называемой между туристов и альпинистов «горнячкой». А.А. поднялась первой, повязала на голову платок, надела шапку и отправилась на улицу. Я пошла за ней. В прошедшую ночь у меня голова не болела, теперь я явно получила горнячку. Друг за другом все трое сели на скамейку за дверью. Мороз крепчал. Долго выдержать такую борьбу с кислородным голоданием было невозможно. Неожиданно глубоко под ногами в пропасти что-то обрушилось. И…зашумела вода, будто вылитая под большим напором из широкой трубы. В горе что-то прорвалось. Среди ночного безмолвия горы продолжали дышать.
Мы снова поднялись в нашу комнатку, забрались в спальные мешки и уснули. Разбудил нас инструктор. Было утро. Голова слабо поскуливала. Очень хотелось хлебнуть свежего воздуха. Вздохнули, хлебнули несколько глотков и пошли завтракать. После завтрака нам предстоял спуск по той же тропе. Но тут нас ожидала встреча с настоящими спортсменами. Четверо парней в триконях возвращались со скал Пастухова. Двое из них поднимались на вершину Эльбруса, а двое других проходили со страховкой скалы Пастухова. Нечего сказать, мы с восторгом смотрели на них, когда они завтракали. У нас же хватило сил только дойти до приюта 11, почувствовать горы, подышать разряжённым воздухом, научиться подниматься в горы медленно и равномерно и осторожно спускаться.
К вечеру этого дня мы были внизу на турбазе. Теперь на очереди был переезд на грузовичке к подножью одного из центральных перевалов главного Кавказского хребта. Оттуда нас ожидал переход к перевалу Бечо. Мы получили продукты, спальники, кое-кто брал напрокат вибромы, штормовки и даже пару палаток. Через день нас перевезли на новый пункт нашего обитания - деревянный лагерь с одним лежаком над землёй, покатой крышей от дождя и отведённым местом для кухни, костра и приготовления пищи. К вечеру мы приготовили ужин и рано улеглись спать, потому что инструктор-осетин объявил, что поднимет нас в 2 часа ночи, так-как на перевале Бечо с восходом солнца начинается сильное таяние снегового покрова и сход лавин и камней. Поэтому мы непременно должны подняться в горы до рассвета и, пройдя перевал, сразу в долину Зугдиди. Из Зугдиди нас перевезут в новый Афон.
Мы поднялись в полной темноте, но на вершине перевала уже был отпечаток первого солнечного лучика. Группа двигалась стремительно. Моя спутница и я шагали не хуже других, одолевая крутые подъёмы. И к положенному часу, к рассвету уже были на перевале. Было около 6 утра. С перевала мы съехали довольно быстро по осыпи и скалам. Снега с этой-южной стороны не было. С утра стояла немилосердная жара. Мы подошли к речке, стремительно несущейся с горного хребта. И тут в 8 утра нам предложили завтрак. Есть хотелось всем. На троих выделили по банке свиной тушёнки, предварительно вскрыв её. Но при умопомрачительной жаре, без укрытия, есть её было совершенно невозможно. Надо отдать должное инструктору: он предупредил, что есть надо, так-как впереди у нас 40 км. Но большинство банок полетело в реку. И тронулись в путь с очень солидной скоростью.
Кончились каменные склоны, вдоль реки появилась зелень, а потом и лес. Река, как заведённая, грохотала камнями, а мы шли и шли без остановки до 5 вечера. Помню только, что в 5 мы оказались в лагере. Обед для нас приготовила предыдущая группа. Но едва мы положили на место рюкзаки, положили спальники на кровати, упали на них и мгновенно уснули. Проснулась я только утром следующего дня, разбуженная А.А. Она сообщила мне, что накануне пообедала и тоже мгновенно уснула. Она оказалась более выносливой. И теперь, разбудив, сообщила мне, что нас посылают дежурить в столовую. И мы занялись традиционными для кухни делами: топили, резали, крошили, варили, т.е. варили обед для себя и для приходящей сегодня группы. Кругом была зелень, лес, трава. Отдохнуть бы, но нас повезли на следующий день на грузовике.
Привезли в лесную местность. На небольшой поляне стояло несколько домиков местной архитектуры с островерхими крышами. А внутри - поднятый над землёй пол, на котором в 2 ряда стояли кровати. В таких домиках разместили всю группу. Мы разместились очень поздно, устали от поездки, хотелось спать. Никто не мог беседовать и петь песни. Проснулись среди ночи от непонятного движения. Казалось, движется воздух. Кто-то прыгал от одной кровати к другой. Причём по металлическим полукруглым спинкам. Кто-то из туристов зажёг карманный фонарик. Тут уж было не до сна: во всех углах и на кроватях сидели белки. Тут уж все захохотали. Кормить гостей было нечем, и в гневе они начали потрошить мыльницы. Утром продолжали движение на машине к каменному склону. Мы поднялись на высокое каменистое нагорье, где выращивали козлов и коз, и где стояли жилище и крепость сванов. Над камнями широко распахнулось бескрайнее небо, оттенки которого то сумрачно-серые, то голубые и ясные, то белые, как снег, часто менялись, мелькая над головой. Старинная крепость в середине плато, чёрные стены которой, казалось, не знали человеческих рук мастеров вырастала прямо из скал и будто была их твореньем. Суровое впечатление не сглаживалось от низких жилищ из такого же материала, как крепость. В крепости была расположена турбаза.
В дороге мы крепко оголодали, а, когда вошли в столовую, изумились голодному пайку на столах. Картофельный суп на воде с совершенно незаметным в нём маслом, несколько ломтиков картошки и кусочек чёрного хлеба напомнили годы войны. Второе блюдо состояло из пустых макарон, а третье - из сладкого чая. Все вышли из-за стола голодными, но группа не унывала. Все разбежались по селению сванов в поисках магазинов, но их не было. Мы с А.А. обошли все улицы и наконец нашли один закуток, где продавали (о, чудо!) конфеты-подушечки, правда только по 200 гр. в одни руки. А.А. спросила местную продавщицу: «Как же вы живёте? Та развела руками.
Во время прогулки нам встречались женщины, правда чаще всего без продуктов. Одеты они были странно: от головы до пят все в чёрном. Головы повязаны чёрными платками. Это был траур. Мы потом спросили на турбазе: «Почему же они такие чёрные?» Ответ потряс: время траура после смерти в семье продолжалось 40 лет, а так-как за время траура в семье ещё кто-нибудь умирал, то вся семья носила только чёрную одежду. В таких условиях жизни, вся семья носила только чёрную одежду. Старики выходили в чёрных папахах с очень загорелыми лицами и белыми длинными бородами; наклоняли головы, когда мы с ними здоровались, а вот определить, какая у них вера, для нас оказалось невозможно. Закон, общий для всех на территории С.С.С.Р. запрещал и у них церкви. А спрашивать об этом было непринято. Вечером мы стали собираться в дорогу. Грузовая машина должна была везти нас от Зугдиди к морю и по побережью - в Новый Афон. Поступило известие, что только-что на этой дороге разбилась машина. Она свалилась в пропасть вместе с пятью пассажирами и упала в горную реку.
Перед нашей поездкой к шофёру подошла молодая очень красивая женщина. Она была явно русская: на голове - копна очень светлых волос под чёрной шляпкой и таким же платком. Стройную красоту женщины подчёркивал элегантный чёрный костюм с узкой недлинной юбкой. Ноги перетянуты чёрными капроновыми чулками, и на ногах модные чёрные туфли на высоком каблуке. Она просила шофёра подвести её к тому месту, где только-что разбилась машина с её мужем. Она села в кузов вместе с нами. Узкая дорога спускалась серпантином вдоль страшной реки, которая грохотала огромными камнями. Крутые повороты попадались м. через 10 и, если бы навстречу что-то шло, столкновение было бы неизбежным. Я такой дороги ещё не видела. Временами становилось страшно. Женщина не плакала, а терпеливо ждала и молчала. Помню, что где-то на середине спуска в небольшой глубокой выемке между скал шофёр остановил машину.
Шофёр помог женщине сойти, сошли с машины и мы подошли к обрыву. Прямо в обрыв вели две колеи от колёс машины, прорезанные тормозами. И… больше ничего. Только безумная река грохотала м. в 100 ниже нас. Затем мы сели в машину и продолжали путь. В Зугдиди остановились ненадолго у местного базара, чтобы утолить голод. Покупали ранние яблоки и лаваш. Затем снова в путь к Новому Афону. Наконец-то мы у моря! В новом Афоне только-что открыли для туристов пещеры, к которым началось такое же паломничество туристов отовсюду, как верующих к святым местам - Афонскому монастырю. Но доступ в пещеры тогда оказался для нас закрыт. И нас привезли прямо на турбазу в большой каменный дом с балконами вокруг второго этажа корпуса. Всем хотелось скорей к морю. Дорога к морю пролегала через обширный сквер, в котором нашли себе приют местные торговцы мороженым и лавашем, умопомрачительный запах которого бередил наш нос. Его готовили тут же ловкие повара-абхазцы, в окружении которых теснилось несколько столиков, как всегда, по вечерам занятых туристами.
Через сквер мы попали на рынок, с утра доверху заваленный душистыми розово-жёлтыми молодыми яблоками. А дальше у берега моря расстилалась железная дорога Москва-Тбилиси. За дорогой начинался пляж. Он был каменистый, с горячими от зноя камнями, на которые мы водрузили взятые за плату напрокат лежаки. Каждый выбирал место по своему вкусу и карману. На этой чудной дороге от турбазы к морю никто не жадничал. Местные жители использовали все средства, чтобы заработать. Нам с А.А. нужно было только море. Мы быстро перелезли через волнорез в 12 м. от берега и заплыли на глубину. Добрые тёплые волны качали нас и прочно держали на поверхности. Доплывали обычно до буйков, не нарушая дисциплины, возвращались к берегу. Вечером отправлялись в парк и наслаждались вкусным сочным лавашем. Благодатное было время! Где-то слышалась музыка, собирались в кучки туристы, люди отдыхали. Ночью засыпали так быстро, как никогда дома или в походе. Общение с Александрой Андреевной перешло в многолетнюю дружбу, и наши походы с детьми по Переславским землям с целью изучения нашего края учениками нашей школы продолжались до самой моей болезни.
Житникова М.М.
Свидетельство о публикации №220080502187