Великий Дан

Протискиваясь в полумраке между высоченных стеллажей, заваленных образцами пород и минералов, кусками керна, окаменелыми ракушками и прочим каменным геологическим материалом, я пробирался к концу комнаты, к той ее части, где вплотную к окну стоял стол, со свисающим над ним абажуром настольной лампы. Падающий в комнату свет от окна освещал только подоконник и дальний край стола, заваленный какими-то рулонами, папками, книгами. За столом сидел человек, склонившись над большим полотнищем «миллиметровки» с заломленными углами и потрепанными краями, - видимо, какой-то картой. Подойти к человеку с какой-либо другой стороны было невозможно, поэтому видеть я мог только его спину на фоне квадрата сумрачного окна. Я остановился перед спиной, теребя в руках «направление на практику» и не зная, с чего начать. Контур спины постоянно перемещался с одного края стола на другой. Иногда, на видимую мне освещенную часть стола, выкатывался простой карандаш или падал измерительный циркуль. Потом карандаш опять исчезал из поля зрения и слышался характерный звук скользящего по бумаге грифеля…

«Студент?» - вдруг спросила спина низким баритоном, вызвавшим резонанс по всему моему телу.
«Студент» - ответил я, испытывая ужас от вида говорящей спины.
«Институт?» - продолжала спина тоном анкеты, подразумевающей необходимость вписать название института.
«Северо-кавказский горно-металлургический…» - вписал я.
«Специальность?» - продолжала анкетировать спина волжским акцентом.
«Ноль один ноль один» - отрапортовал я без запинки, заученную в институте, кодировку.
«Хорошо...» - произнесла спина ни чего не значащим тоном. Относилось ли это ко мне или к какой-то ситуации на карте – понять было трудно.

Продолжал скрипеть карандаш, темнота постепенно отступала, и я уже начинал различать на стеллажах отдельные камни с мазками белой краски, на которых проступали многочисленные цифры и буквы с дробями, тире и скобками. В малоосвещенном углу стола стали проявляться очертания бинокулярного микроскопа и кипы полевых дневников.

Затем спина откинулась назад, у неё появились голова и руки. Одна рука протянулась к ближайшему стеллажу и что-то оттуда взяла. Затем послышался легкий стук ладони по столу и бумагам, – судя по всему, человек что-то искал на столе, заваленном картами и книгами. Потом чиркнула спичка, послышался сипящий звук раскуриваемой трубки и над головой стал подниматься дым, заполняя табачным ароматом стеллажи с камнями.

«Какой курс?» - продолжил баритон, и далее, еле разборчиво, видимо, уже не относящееся к моей персоне – «…азимут  сто сорок…триста метров…».
«После четвертого, …преддипломная практика…» - прерываю я его расчеты, глядя на лежащий на столе циркуль.
«Где ещё бывал на практике?» - спина наклонилась к дальнему углу стола, циркуль исчез, появился, подпрыгивая ластик. – «…дайка диоритов…двести семьдесят… падение сорок….»,  -  на свет выкатился карандаш, рядом приземлилась офицерская линейка.
«В Семиреченской партии в прошлом году, а до этого на Кавказе…» -  произнес я, пытаясь предугадать, какой предмет появится или исчезнет в следующий раз.
«Ерунда  какая-то…» - видимо, это не ко мне, и я благоразумно решил промолчать.
«Регионы магматизма?» - это уже ко мне. Спину интересует,  насколько хорошо я знаю магматические породы.
 
Я лихорадочно соображал, что же ответить.
«Вот там и познакомишься, а заодно и с метасоматизмом!» - человек обернулся – «Ну, пошли оформляться!»

«Великий Дан», он же - «Мудрейший», он же - «Великий и Ужасный». По своему предназначению на земле – Геолог от Бога. Синоним слова «золото». Нет Дана – нет золота. Появился на твоём острове Дан – значит, будет здесь золото. Увидел на карте значок золота –  значит, это Дан. Высокий и худощавый. Прическа списана с портрета Горького, и окающая речь – с него же. Человек в болотных сапогах, в синем фетровом берете и с геологическим молотком в руках. Человек, работающий и днём, и ночью. Человек, работающий во сне. Человек среди стеллажей и камней. Человек, живущий над картой с потрёпанными краями. Геолог без бороды. Говорящая спина на фоне проема окна. Рука из-за спины в стеллажах, протягивающая пятёрку: «Мне коньяки!», на призыв скинуться по трёшке для сабантуя. Два знаменитых тоста: «Ну, братцы! Дай нам бог…» и «Ну, братцы! Не дай нам бог…», которые каждый из нас домысливал уже для себя сам. Лупа в руках – вместо чёток. Горный компас –  вместо часов. Микроскоп – вместо телевизора. Коричневый костюм на протяжении двадцати лет. Родной отец для молодых специалистов. Родная мать для рабочих. Непревзойденный авторитет, отхаживающий «отцовским ремнем» рабочего Нагимушку, у которого текут слезы не от боли, а от смеха: «Прости, Яковлевич! Больше так не буду!». Вместо указки – курительная трубка, вопросительно стучащая по твоей карте. Низкий баритон, выявляющий на свет божий все твои полевые грешки. Тот, кого невозможно проигнорировать. Тот, кого невозможно ослушаться. Единственный, у кого я не нашёл отрицательных человеческих черт. Тот, кого не смеет трогать парторг и начальство. Серый свитер под горло. Человек, тихо исчезающий в своих стеллажах, заваленных камнями, с первых минут профсоюзного собрания, шепнув кому-нибудь из нас на ухо: «Ну, вы братцы, посидите тут и за меня тоже, а я лучше пойду за вас немного поработаю». Тот, кому дано было право поставить точку…

Это всё – Великий Дан.
 
Но потом, много лет спустя, Великий Дан умер.

На похоронах была уйма геологического народу. И с нашей экспедиции, и с управы, и с науки, где Дан работал в последние годы. Все несли цветы и клали их в гроб. Цветы были обычные, недорогие, в основном полевые и дачные. Но их было очень-очень много. Гроб не вмещал всех цветов, цветы начинали осыпаться и падали на землю возле гроба. Их пытались поднять и положить обратно, но шли новые люди и клали новые цветы, а они сыпались и сыпались. Так и стоял гроб посреди двора, заваленный цветами и сверху, и снизу, а в горле стоял ком и глаза наполнялись слезами, и было обидно за Дана и за этих людей, принесших ему простые дачные цветы. За людей, прошедших с ним полвека по тайге и горам, открывших для Великой страны десятки месторождений, отданных затем в сомнительной чистоты руки. За людей, не заработавших ни орденов, ни заслуженных званий, потому что основная часть наград всегда растворялась еще где-то там – в министерских верхах. За людей, чья профессия оказалась ненужной Новой стране и поэтому не заработавших денег на дорогие розы, чтобы положить их в гроб своему товарищу… Тому, кто для многих геологов нашего поколения стал живым воплощением геологической совести.

Той Совести, которая не позволяла тебе прекратить маршрут, только лишь потому, что ты дико устал, вымотался и подозреваешь, что не успеваешь вернуться в лагерь засветло. Той Совести, которая не позволяла тебе провести на карте недостающую линию, только лишь потому, что это позволяют сделать законы интерполяции. Той Совести, которая не позволяла тебе отказаться от взятия еще одной пробы, только лишь потому, что у тебя рюкзак уже не подъемный и рвутся его лямки, сгнившие на сыром складе Шефа. Той Совести, которая не позволяла тебе формально подойти к поисковой сети и наскоро отделаться от обнажения в «неправильном» месте, только лишь потому, что кругом «всё одна и та же» порода. Той Совести, которая не позволяла тебе бросить остатки площади до следующего сезона, только лишь потому, что уже глубокая осень, целую неделю идет снег и твои руки до ломоты в костях сводит в холодной воде ручья, когда ты отмываешь шлих. Той Совести, которая не позволяла тебе спокойно спать после защиты Большого Отчёта, только лишь потому, что он принят высокой Комиссией Запасов, защищён тобой на «отлично» и торжественно помещен в государственные фонды с твоим именем на титульном листе. И, наконец, - той Совести, которая не дает тебе покоя до сих пор, уже много лет. За то, что ты ушёл из Геологии, за то, что ты бросил Её в трудные годы только лишь потому, что она не могла прокормить тебя, твоих детей и твою семью…

Но это было потом, а пока Дан вел меня по коридору, который после окончания института станет самым лучшим коридором в моей жизни, ибо самые счастливые мои годы пройдут именно здесь - в стенах этой Геологоразведочной Экспедиции…