Паранойя

Она доводила его до отчаяния. Он смотрел в окно, и она маячила в воздухе, резал хлеб, и она подворачивалась под руку, слушал кассету, и она прищелкивала пальцами в такт музыки...

За окном стояли «смутные» 90-е. Кушать часто было нечего. В магазинах люди дрались из-за хлеба и колбасы. Зато паранойя жирела и расцветала не по дням, а по часам.

Он хотел прихлопнуть ее как муху, но вместо этого она села на него жопой слона. Он был раздавлен ее непомерной тяжестью. Хотя делать ему было ровным счетом нечего, но эта непосильная тяжесть отдавалась в его сердце и уме грохотом набата... По ком звонит колокол?

...Он очнулся в дурке, когда ему кололи в попу укол феназепама, решительно вонзая в нее тупую иглу многоразового шприца. По коридору ходили больные. Там происходило постоянное движение. Это был местный perpetuum mobile, двигатель на «колесах». Он быстро освоился в этой среде.

На выходные он съездил домой и привез оттуда книгу Пелевина - он часто прибегал к методу «клин клином вышибают». Ударим по абсурду еще большим абсурдом.

Паранойю заглушили лекарствами, но творчество модного московского писателя могло ее расшевелить. И это было опасно. Он выкинул книгу в окно, и просто лежал, прислушиваясь к пению птиц. Порой ему даже казалось, что он слышит звуки почек, распускающихся на ветвях деревьев - настолько были обострены его органы чувств. Надо бы поинтересоваться у медсестры, что ему такое колют, помимо феназепама.

...Было много времени на обдумывание бытия. Можно было распутать клубок экзистенциальных вопросов, разрешить головоломку, над которой ломали голову поколения философов. Но было лень. Или даже не лень, а как будто какую-то вату запихали под черепную коробку, завернув мозг в комфортную, но бесплодную среду.

Выписавшись из больницы и вернувшись к себе домой, он первым делом записался в библиотеку и начал лихорадочно читать. В пространстве открылась некая воронка духа, в которую его теперь засасывала неведомая сила. И он не сопротивлялся этому движению. Ему хотелось узнать о том, что же находится на Той стороне.

К зиме он успел освоить Платона, Гегеля, Карлейля и Нагарджуну, и намеревался почитать еще что-то дополнительно к Нагарджуне. Но тут случился казус. Паранойя вновь дала о себе знать.

...Теперь уже ему приходилось отбиваться от нее, используя все свои способности к здравомыслию. Изучение философии, кстати, в этом помогло, как не парадоксально. Оно закалило мозг в предельных режимах. И теперь, когда предстояло генеральное сражение с безумием, философия помогла развернуть самые решающие арсеналы оружия обороны.

Мысль работала. Она напоминала сверкающий меч в руке Добрыни Никитича, которым тот отсекал головы у Змея. Только головы вырастали новые. Было страшно. Он не хотел снова оказаться в той же самой скучной лечебной палате.

...Прошли 90-е. На смену им пришли нулевые. Затем и они отошли в прошлое. Спустя много лет, он понял многое из того, что не мог понять раньше. Он понял, зачем нужен был такой путь. Он понял и то, для чего его ум раздваивался все эти годы. Вслед за периодом тыканья в потемках, пришло время, озаренное светом понимания и даже некой мудрости, время прозрения. И он с благодарностью мог посмотреть теперь на свою былую паранойю.

Путь был завершен. Змея, кусающая себя за хвост, внезапно успокоилась, и стала просто жить здесь и сейчас. И хотя по-прежнему иногда ему было страшно за себя и за мир, но все же в остальное время он был спокоен. Он постиг главный принцип этой жизни. А потом пришла Любовь.

05.08.20 г.