Глава 2

   

   Только Даша Морева вышла из троллейбуса, только ступила на землю, как сразу же споткнулась о вывернутый из тротуара камень бордюра.

 «И кому пришло в голову в эту пору ремонтировать тротуар? – пробормотала  она. – По осени цыплят считают, а не бордюры выворачивают!»

   Осторожно обойдя мокрую, грязную кучу щебня, Морева поспешила на перекресток. Здесь можно было перейти улицу, не опасаясь угодить в скрытую под лужами воды дорожную колдобину. Как назло, горел красный огонек светофора. Даша поежилась от вдруг налетевшего порыва ветра.

   «Не хватало еще, чтобы проезжающий автомобиль окатил меня грязной жижей из-под колес, – раздраженно подумала она, но тотчас одернула себя. – Боже мой, какая я стала брюзга! Старею, что ли?».

   Даша перешла дорогу и забежала в продовольственный магазинчик. В нем купила йогурт и диетические хлебцы на ужин. Пока выбирала йогурт – посвежее, наименее калорийный и, конечно, не самый дорогой, опять зарядил по осеннему нудный октябрьский дождь. Выйдя из магазина, девушка открыла зонт и быстро завернула за угол дома. Тут дождь припустил сильнее.
 
   Подгоняемая его косыми струями и порывами ветра, Даша, будто котенок, убегающий от метлы грозного дворника, добежала до нужного подъезда и нырнула в обшарпанное парадное панельной пятиэтажки. Все-таки очень удобно, когда живешь в том доме, где находится продовольственная «лавка», особенно на случай непогоды. Морева фыркнула, сдувая капельки дождя с верхней губы, и не спеша поднялась на третий этаж. Долго возилась с ключами, открывая замок. Наконец, дверь поддалась и впустила хозяйку в квартиру.

   «Вот и добралась!» – пробормотала себе под нос Даша. Она словно не слишком радовалась этому обстоятельству. Собственно, так и было.

   Хотя и пришла девушка в свой дом, но чувствовала себя здесь отвратительно, как в номере затрапезной гостиницы. Квартира давно ждала ремонта, а вполне добротная, но такая скучная мебель, купленная еще родителями, не вызывала у привередницы положительных эмоций. Слов нет, все можно было изменить – и ремонт сделать и мебель новую купить, имелось бы только желание. Но слишком много печальных воспоминаний, от которых просто опускались руки, было связано с этим жильем.

   Да, девяносто восьмой год, можно сказать, разнес вдребезги все «воздушные замки» Моревой. Сначала, весной в автокатастрофе, погибли родители. Только-только Даша немного оправилась от удара, как аккуратно за месяц до даты ее дня рождения подоспел «сюрприз» – августовский кризис. С доходным местом, а стало быть, и снимаемой квартирой пришлось распрощаться.
 
   Вдобавок ко всему, правда еще в июне, двоюродная сестра Ольга слезно попросила у Дарьи денег на лечение сына в платной клинике. Родственница клятвенно пообещала отдать доллары в самое ближайшее время. Их Леля получила тут же без лишних разговоров и расписки. Какая-никакая, а была Леля недалекой, себялюбивой и  лицемерной, но все-таки сестра. И как же не выручить, если речь идет о ребенке, а ребенок, как известно, дело святое!

   Опасаться, что денег она вернуть не сможет, тоже вроде бы было нечего. Муж Ольги, насколько знала Даша, – коммерсант с хорошим доходом. Просто деньги у него, естественно, крутятся в деле, и вот как раз в данный момент даже малую толику этих капиталов, ну, нет никакой возможности изъять оттуда без ущерба для бизнеса. Такое простое, понятное объяснение. Морева с мужем сестры знакома не была, но столько о нем слышала от самой Лели…

   Теперь же по прошествии двух лет, сестрица показала себя во всей красе. Даша сдуру кое-что рассказывала ей о себе, чем Ольга стала беззастенчиво пользоваться. При каждом удобном случае поливала Дашу грязью и давала родственникам и общим знакомым понять. Мол, эта аморальная девица просто чернит ее, Лелю, утверждая, что одалживала ей деньги. Да, дала долларов пятьдесят! Но ведь сама же говорила, что это подарок ребенку! А теперь бессовестно врет про какую-то астрономическую сумму.

   Да разве муж допустил бы, чтобы на лечение их дорогого сына деньги брали у кого-то? Они сами, слава Богу, вовсе не бедствуют. Да и вообще, можно ли верить хоть одному слову этой…, этой… тут Лелю душил гнев и возмущение. Однако встреч с Дашей она всячески избегала.
 
   Не задержался и очередной «подарок» судьбы. Женишок, который на первых порах вроде бы горячо сочувствовал Даше, неожиданно скрылся в неизвестном направлении.

   В итоге Моревой пришлось расстаться со всеми иллюзиями. Она стиснула зубы и, подбадривая себя фразой, – А, кому сейчас легко? – продолжала жить и трудиться на радость себе и понемногу стране. Хотя, конечно, большого удовольствия от работы Даша не получала, обычная конторская скука. Но грех было жаловаться – жалованье платили исправно.

   Время от времени на горизонте возникали поклонники, но они энтузиазма не вызывали, до того казались неинтересными, пресными и... ненадежными. Даша, так и не заметив этого, втянулась в круговорот беличьего колеса: работа – дом, дом – работа, и никакой личной жизни. Серость, скука, бессмыслица! Тут бы и руки опустить. Или наоборот, все перевернуть, взбаламутить, переломать и послать ко всем чертям!

   Последнее скорее всего бы и произошло, поскольку куда более соответствовало складу характера Моревой. Да, именно переломать и начать все с начала. Где угодно, хоть на Луне! И тут… В прошлом году, будучи в иногородней командировке, Даша испытала самое настоящее потрясение. Хотя ничего, казалось бы, его не предвещало. Ну, приняла приглашение сослуживца… Да, провести выходные в городе его детства…

   Однако вернувшись в Москву, Даша и Сергей Лагуткин, так звали сослуживца, хранили упорное молчание по поводу совместно проведенного уик-энда. Молчали, как не пытались их расспрашивать досужие кумушки из отдела. Что там между ними произошло так и осталось тайной. Но вот знаки внимания, которые раньше оказывал молодой человек девушке, после командировки сразу прекратились – как отрезало. На службе они вежливо раскланивались, и не более. Впрочем, понемногу все забылось. Любители посудачить, посплетничать, поворошить чужое белье успокоились. Одним словом, жизнь продолжалась и текла своим чередом.

   Только вот для Даши все изменилось. Она и сама не могла бы объяснить – что изменилось и как. Только рутина и скука перестали действовать ей на нервы. Она ждала… Чего? Вихря, который унесет ее в неведомые дали? Бури, которая вот-вот ворвется в ее жизнь? Да откуда бы им взяться?

   И все-таки она ждала и твердо знала – да, так будет! Причем очень скоро. Не сегодня, так завтра то загадочное, что лишь задело ее темным крылом, лишь поманило и оставило горький привкус увиденного, опять позовет ее за собой. Даша не позволяла себе уноситься в мечтах слишком далеко, но все же, все же… Оттого беличье колесо крутилось себе и крутилось, будто само по себе, не раздражая и почти не утомляя.

   Вот и сегодня, промозглым октябрьским вечером, Даша пришла, как обычно, домой сразу после работы. Предстояли повседневные хлопоты по хозяйству: постирать мелочь, кое-что погладить, приготовить одежду на следующий день. Потом поужинать, принять душ и лечь спать, чтобы завтра снова идти на работу.
 
  «Ладно, что вчера по хорошей погоде заехала проведать стариков. Вроде бы ничего у них не сделала. Так, посидели, поболтали. Однако дед с бабушкой остались довольны, что не забываю. Им ведь приятно внимание… А нынче из дому носа не высунешь, – глядя в окно, уныло подумала Даша, но тотчас встрепенулась. – Это еще что за хандра вселенская? Устроим-ка мы лучше приборку! Заодно и взбодримся».

   Сказано – сделано, и, быстро переодевшись, девушка рьяно взялась за дело, начав с большой комнаты. Скоро Даша уже «покончила с гостиной» и перебралась в «спальню». Вдруг рука ее, намывавшая высокое в полный рост, зеркало, замерла.
 
   Зеркало было старинным, отец говорил, антикварным, в витой позолоченной раме, которую отреставрировали совсем недавно, за год до гибели родителей. Может, от контраста с заново отделанной рамой зеркальная поверхность казалась особенно старой. Все виделось в ней чуть размытым и затуманенным. Даша вспомнила, как совсем маленькой слегка даже побаивалась этого зеркала. Оно казалось ей входом в иной мир – другой, чужой и…, возможно, несказанно прекрасный. Чепуха! Теперь она знает, чтобы попасть в иной, дивный мир, никакой двери не требуется… Зеркало, оно и есть зеркало. Всего лишь зеркало.

   Даша вгляделась в свое отражение и неожиданно улыбнулась, а затем ему подмигнула. А что? Было чему улыбаться. На нее из переставшего быть таинственным зазеркалья с интересом смотрела молодая женщина. Очень хорошенькая с коротко, под мальчика, остриженными русыми, сейчас несколько растрепанными волосами. Дарья не могла не признать, что эта удачная стрижка делает ее еще моложе. Хотя куда уж? Разве двадцать шесть это много?

   «Много, ох, много!» – непритворно вздохнула Морева. Разглядывая себя в зеркале, медленно провела указательным пальцем левой руки по высокой скуле и остановила движение на виске. Легонько помассировала кожу, разглядывая, не прибавилось лишних морщинок в уголках малахитово-зеленых глаз? Убедившись, что тут ее опасения напрасны, Даша снова улыбнулась и махнула, словно прощаясь, своему отражению.

   Отчего, отчего теснится, замирает сердце? Вновь предчувствия, несбыточные мечты? А может быть, пора забыть о них, как о детском страхе перед зазеркальем, и просто жить – поменять работу, выйти замуж? Например, этот… блондинчик…, ну, как его… Александр? Который как-то подвез ее домой, а потом просто зубами выдрал «телефончик», вроде бы даже ничего? Ага, именно – ничего. Ни рыба, ни мясо. Только и радости, что бумажник толстый да тачка навороченная.

   Неожиданно для себя Даша пришла в веселое настроение. В ушах ее зазвучал отдаленными раскатами марш Мендельсона. Она увидела себя в белом платье на красной дорожке, под руку с каким-то надутым, как индюк, белобрысым болваном, лица которого она как ни силилась, вспомнить не могла. Она расхохоталась и вслух сказала:

«А вот возьму и выйду за него! Опять позвонит, посылать к лешему не буду. Вот возьму и выйду! – сделав паузу, она загадочно добавила. – Таких не жалко. И черт бы с ними, с мечтами».
 
   Напевая, Даша продолжила уборку. «Как это всегда нелепо бывает – мы долго-долго мечтаем о чем-то, потом добиваемся своего, а предмет наших мечтаний оказывается нам вовсе не нужным. Ка-акое разочарование! – слегка издеваясь над собой, рассуждала она. – Или еще похлеще. Получаем то, о чем мечтали, когда смиряемся с тем, что не получим этого никогда. Опя-ять разочарование! Нет-нет! Стой, тут что-то есть! Если я откажусь от мысли, что что-то должно произойти… Это произойдет? Ага, ну вот – я отказалась! Происходит?.. Как бы ни так! Если об этом думаю, значит еще не отказалась… Ох, не отказалась…»

   Звонок в дверь, раздавшийся над самым ухом Даши, которая к тому времени уже завершала уборку прихожей, прогремел словно гром среди ясного неба.
Девушка вздрогнула. «Кто бы это мог быть? Некому! Совсем некому! Или я все-таки отказалась?» – мысленно обругав себя за впадение в идиотизм, она заглянула в глазок и... Увидела освещенный тусклой лампочкой, но не становившийся от этого хуже, роскошный букет алых роз.

   Помедлив совсем немного, совсем чуть-чуть, она отбросила всякие сомнения и решительно распахнула дверь. И остолбенела. Впрочем, пожалуй, что и онемела тоже, так как даже готовое сорваться с губ наивное – Ой! – и то не прозвучало. Единственное, с чем было все в порядке, так это со зрением. Хотя Дашу так и тянуло протереть глаза, поскольку ее изумленному взору явился… Вован, друг детства Лагуткина! Узнала его сразу.

   Хотя в этом хорошо одетом господине трудно было узнать того расхристанного крепыша в шортах, майке и сланцах на босу ногу, каким она увидела его впервые год назад. Еще бы! Теперь у него под расстегнутым черным кожаным плащом был виден фирменный, строгий и явно страшно дорогой костюм-тройка, черная рубашка, и наконец, просто шикарный галстук!
 
   Но если внимательно присмотреться, то сейчас, как и год назад, перед Дашей стоял тот самый бравый молодец. Шатен с коротким ежиком волос, с чуть рябоватым и вместе с тем обаятельным и открытым лицом. С красивыми карими глазами записного сердцееда, с перебитым неизвестно где и когда носом и туманным, как она поняла еще при первой встрече, прошлым.

  – Боже мой, Во… Володя! – запнувшись, проговорила Даша и почувствовала, что краснеет. В голове ее творилось такое, что ни в сказке сказать, ни словом описать. «Отказалась! Отказалась! – бравурно пели трубы. «Получила! Получила!» –  радостно взвизгивали скрипки. «Вот оно! Оно!» – громыхал барабан. «Ох, что-то будет? Опа-а-асно!» – предательски взвыл рожок. Правда, на этом месте Дарье все-таки справилась с «оркестром», который не на шутку разбушевался в ее сознании. Мысленно рявкнула на себя, – Давай-ка не спешить! – и победила.

   Между тем Волков с лицом «каменного гостя», не дождавшись приглашения от явно ошеломленной хозяйки, вошел в квартиру. Даше пришлось посторониться, чтобы его пропустить. На нее легонько пахнуло дорогим одеколоном и повеяло запахом новой кожаной вещи.

   Оказавшись в прихожей, молодой человек вальяжно произнес, – Прошу вас, мадам! – и преподнес ей букет, который безумно пламенел в полутьме прихожей. Сопроводил ли Вован свою реплику старомодным «шарканьем ножки», или просто переступил с ноги на ногу, Даша не очень хорошо поняла.

   Зато поклон при этом он отвесил точно. Легкий такой, чуть намеченный. Физиономия же его оставалась совершенно серьезной, даже значительной. «Ни хрена себе! – воскликнул граф, провалившись в отхожее место…» – пронеслось в голове у Даши, которую страшно поразили прорезавшиеся у Вована «великосветские» манеры. Подавив рвавшийся из нее смех, она сделала вид, что кашляет.
 
   Впрочем, обмануть гостя не удалось. Он с готовностью ухмыльнулся и сразу перешел к привычному стилю общения:
– Ты главное, не умничай, и все будет тип-топ! Куда букет бум ставить?
– Розы – класс! Спасибо! – только и смогла вымолвить в ответ Даша.

   Она несколько злилась на себя за свою растерянность, и за предательски зарозовевшие щеки. Приняв цветы, Даша отправилась на кухню, напрочь забыв, что неожиданного гостя неплохо бы пригласить в комнату. Правда, пока она специально очень медленно наливала воду в вазу и чересчур старательно ставила цветы, к ней вернулось ее обычное самообладание.

 – Володь, плащ снимай и проходи…, – крикнула Даша. – Если ноги устали, посмотри в калошнице под вешалкой тапочки… Там какие-то были, кажется… Но это вовсе не обязательно.

   «Какого черта я перед ним на задних лапках прыгаю? Свалился как снег на голову… Нахал! Без звонка… А я не рада? Брось, Дашка, перед собой-то не лицемерь. Рада! Рада! Рада! Ох, как я рада! – все в ней пело. – Ну на этот-то раз я все узнаю! Все! Вытяну из него, из гада. Чего бы мне это ни стоило! – Даша ухмыльнулась. – Чего бы ни стоило? А я сильно против?»

   Она почувствовала, что краснеет еще больше, прямо заливается краской, и ехидно бросила, стараясь, чтобы он непременно услышал:
– Жаль, дорогой, не успела привести себя в порядок к твоему приходу. Квартиру прибрала, а сама… Вот позвонил бы, как все приличные люди…

   Пропустив колкость мимо ушей, Вован появился у входа на кухню с огромным пакетом.

   «Пакет-то откуда? – удивилась Даша. – Или я не заметила? Ну да, такой-то здоровый? – и тотчас же внутренне усмехнулась. – А что ты вообще заметила? Совсем ошалела от радости, дурища!»

   Пиджак и жилетку Вован снял, и Дарья невольно обратила внимание на ярко сверкнувшую бриллиантом золотую заколку на галстуке от Армани. Галстук выделялся светлым пятном на черной рубахе Вована. Пристроив пакет на стол и привалившись к косяку, он начал пристально рассматривать девушку.

   «Врал, что ли, Эрик, когда говорил, что расстояние приукрашивает объект желаний? А я вот такой ее и запомнил. Глазищи-то, глазищи – зеленые и прямо горят. Так ими и зыркает. И фигура… закачаешься! Не дылда и не пигалица. Все при ней… На кувшин похожа, на греческий. На эту… На амфору! – оценил хозяйку, как ему показалось, вполне объективно Вован и остался чрезвычайно собой доволен.

   Правда, следом его мысли приняли несколько иную окраску: «Э-хе-хе, правда, прелести ее упакованы в поношенные спортивные штаны и старую майку. И ведь даже не смутилась! Такую ничем не проймешь… А, да!.. Она что-то такое говорила, что мне позвонить надо было…, мол, вдруг не одна… Впрочем, эту помеху мы быстро бы уладили. Не до того мне сейчас, не до веселых детских игрулек на лужайке…»

   Под пристальным, бесцеремонным взглядом Вована Даша вспомнила, что одета, мягко говоря, не для встречи на высшем уровне. От охватившей ее неловкости, она даже принялась оправлять майку. Потом вспомнила столь же беспардонный взгляд, каким окинул ее парень во время их первой встречи у колонки поселкового водопровода, и ужасно разозлилась. Она вызывающе посмотрела на нежданного гостя и нарочито грубо и насмешливо заявила:

 – Гляделки не потеряй! Не на ярмарке лошадной!
 – Да ты че, Дашк? Солдат ребенка не обидит…, – Насмешливо было фыркнул Вован, но тотчас вскинул руки к верху, будто сдается, и покладисто продолжил. – Да понял, понял, конечно, переоденься. И не волнуйся, я пока тут подожду.
Ну как на такого злиться?

   Она вернулась через десять, нет, если честно, через двадцать минут – в выразительно обтягивающих поджарый аппетитный задик джинсах и тоненьком, из ангорки, пуловере с большим вырезом.

   «Угу, – хмыкнул Вован. – Дойки – типа смерть врагам, конец расчету! Небось, ни один мимо не пройдет, не споткнувшись. Ну-ну…» 

   Довольная произведенным впечатлением Даша, не показывая своей заинтересованности, а как бы невзначай, игриво спросила словами из набившей оскомину телевизионной рекламы:

– А чего приехал? Чего привез?
– Да уж, не «Бон Пари» из карамельной страны! – охотно подыграл ей Вован.
– И все-таки? Какими судьбами?.. – слегка нахмурившись, гораздо серьезнее и уже с некоторым напряжением поинтересовалась девушка.
– Будя, будя! Не гони волну, а лучше бросайся на…, – примирительно произнес гость, всем своим видом давая понять, что его слова не более чем шутка, и придвинул к хозяйке табурет. – Счас перетрем, приляпаем по маленькой. Я ведь в Москве проездом. Думка была повидать тебя, вот и нарисовался. Но незваный Володя гораздо лучше, ты прикинь, когда он пришел с закуской. Так что стели скорей поляну!
– И он будет еще лучше, если оставит при себе эти малопонятные жаргонные словечки и начнет выражать свои мысли, как нормальный приличный человек, а не люберецкий отморозок! – холодно произнесла Даша и сама себе удивилась – с каких это пор ее так заботит чистота русского языка? Да просто захотелось его осадить! 
– Базара… хм, понял! Я, действительно, очень хотел тебя повидать. И сейчас очень рад, Дарья. А не позвонил, потому что думал, что ты мне, может быть, рада не будешь… В общем не был уверен, что ты… Слушай, а у тебя тут тепло… И… это… уютно. Тьфу, ерунду говорю! Наверное, оттого, что жутко хочу есть. Целый день на ногах. – Вован искренне и чуть виновато улыбнулся, чем немедленно и подкупил Дашу.
 
   Они вместе начали выкладывать из пакета то, что он принес. Как про себя отметила Даша, весь «малый джентльменский набор» оказался на столе. Рыба в нарезке, белая и красная, и красная икра, и хорошая колбаса и зелень, фрукты, мягкие булочки и шоколадные конфеты в коробке. В завершение он достал из пакета бутылку коньяка, при этом особо подчеркнул, что напиток проверенный и отменный на вкус.

  Хозяйка принялась сервировать стол, поручив гостю открыть банку икры, спиртное и разрезать булочки на половинки. «Да, а не хило было бы накормить оголодавшего мужика йогуртом и диетическими хлебцами», – посмеивалась про себя Дарья.

   За ужином возникшая было напряженность и вовсе исчезла. Вован оказался интересным собеседником. Шутил, рассказывал остроумные анекдоты, жизненные курьезы.

   Однако всячески избегал темы, которая больше всего волновала Дашу. Ее прошлогоднее приключение в его родном поселке, словно бы было для него табу. Как ни подводила она его к этой теме, он мастерски уворачивался. Переводил разговор на другое, да так, что и придраться было не к чему.

   Даша просто извелась от нетерпения. Кроме того не уставала удивляться перемене, которая произошла с ее гостем. В нем ничего не напоминало былого приблатненного братка, разве что Вовану приходилось медленнее обычного выстраивать фразы. Как будто он постоянно контролировал свою речь.
 
   В конце концов, когда содержимое бутылки коньяка уменьшилось наполовину, Даша подобрела и милостиво разрешила парню пользоваться в разговоре «фенькой». Однако тут произошло нечто, поставившее Мореву в тупик.

 – Не надо меня жалеть! – вдруг резко, сурово отчеканил Вован, пронзительно взглянув на обескураженную девушку. – Жалость унижает! - Он смотрел на нее почти с ненавистью, на скулах его играли желваки.

   Она растерялась. Жалеть? Жалость? Да при чем здесь жалость-то? Она же ничего такого в виду вовсе не имела. Правда, Даша не успела и слова сказать в свое оправдание. На лице Вована вновь расцвела улыбка, и он, как ни в чем не бывало, провозгласил шутливый тост.

   Внезапно девушке пришел на память Никита, древнерусский богатырь… Как похож он своим переменчивым вспыльчивым нравом на только что непонятно из-за чего взбесившегося и непонятно почему успокоившегося Вована. Никита…

   Да, Вован это не простак Никита! Как это она только могла надеяться, что у него что-то выяснит? Ведь она ничего, совсем ничего о нем не знает… И, кажется, даже не очень-то ему нравится. Сидит себе и сидит. Коньяк пьет, болтает. И что пришел? Моревой вдруг вспомнилась фраза Лагуткина: «Я не исключаю, что весельчак Вовчик ведет в нашей истории какую-то свою, только ему понятную игру!»

  «Ах, так! Ну я же тебя в лоб, голубчик! Посмотрим, что ты запоешь!» – Дарья, крайне взбудораженная выпитым коньяком и еще более тем, что снова поманившая ее тайна готова опять выскользнуть у нее из рук, громко и отчетливо проговорила:
– Что же все-таки случилось той злополучной сентябрьской ночью в Пойме?

  Прерванный на середине очередной вдохновенно излагаемой байки, Вован замолчал. Потом тяжело вздохнул, налил в рюмку-сапожок конька, выпил его залпом, и только тогда укоризненным тоном, каким взрослый обычно обращается к ребенку, совершившему очередную глупость, сказал:
– Уже поздно, а завтра тебе на работу. Да и мне пора. В гостиницу.
– В гостиницу?.. – машинально повторила Даша и с наигранным безразличием вдруг спросила, – слушай, а как твоя фамилия?

   Она до глубины души была оскорблена поведением Вована, которое определила не иначе, как низкое коварство. Появился, душу взбаламутил, надеждой поманил и… молчит! И явно говорить ничего не собирается.
– Волков, – недоуменно промолвил он. – А что?
– Какая же ты, Волчара, все-таки скотина! – несмотря на резкость слов, Дарья произнесла их мягко и при этом лукаво, чуть кокетливо улыбнулась. И в тот же миг рука ее змейкой мелькнула над столом, нацеливаясь на нос Вована. Что-что, а драть всяких умников за носы, Даша умела распрекрасно. Это было ее «фирменное», еще со школьных времен отмщение тем, кто не побоялся ее разозлить.

   И ходить бы Вовану с носом – сливой, но реакция у него оказалась отменная. Он успел перехватить ее руку, удержал. Затем, почувствовав, что сопротивление ослабло, нежно взял и за другую. Глядя девушке прямо в глаза, он отчетливо произнес:
– Вот за это ты мне и нравишься!

   Встав со стула и протиснувшись между столом и электроплитой, Вован легко подхватил Дашу на руки. Однако свалившаяся с ее ноги прямо на столешницу тапка с пушистым помпоном заставила его опомниться. Он на минуту представил себя со стороны и понял. Изображаемая им картина «Воспылавший страстью слон в посудной лавке» выглядит здесь, на крохотной кухоньке, абсолютно неуместной.

   Тогда, бережно держа на руках Дашу, новоявленный герой-любовник начал осторожно выбираться на простор. Пришлось славировать между холодильником, некстати подвернувшимся табуретом, и увернуться от навесных полок, которые словно объявили на него охоту.

   В коридоре его остановил шепот Даши:
  – Пожалуйста, не спеши, я тебя очень прошу… Дай мне немного времени!
 
   Волков пристально взглянул в ее слегка прищуренные малахитовые глаза и увидел, что в глубине их прячутся бесенята. Приняв решение, он кивнул и тихо проговорил:
 – Хорошо, Дарья, только не забывай, что я уже ждал целый год…


   На следующее утро Морева опоздала на работу. По тому, как Даша вела себя, двигалась, смеялась, дамы из отдела поняли, что она одержала очередную победу на амурном фронте. Такой – рассеянной, несколько томной, с постоянно блуждавшей на припухших губах улыбкой, не обращенной ни к кому, с глазами, смотревшими и словно бы ничего не видевшими, Мореву не видели давно, со времени исчезновения ее жениха.

   Поэтому зависть, слегка задремавшая в душах матрон, подняла голову. Они, кто прежде злорадствовал, наблюдая за безразличной ко всему Дарьей, теперь немедля принялись многозначительно перемигиваться за ее спиной и перешептываться. Что-то вслух сказать не решились, так как отлично знали, что ее лучше не задевать. Ответит, да так, что и сама не рада будешь. Да! Дарья буквально расцвела за одну ночь, словно прекрасный цветок… кактуса! Именно это ужасно колючее растение приходило для сравнения на ум людям, хорошо знавшим ее. Она же еле-еле дождалась окончания рабочего дня, чтобы опрометью помчаться домой.
 
Несмотря на мерзкую погоду, давку в общественном транспорте, лицо Даши периодически озарялось улыбкой. Она не обращала никакого внимания на хмурые лица прохожих, на толкотню и брань, порой раздававшуюся над самым ее ухом. Даже грузная тетка, которая проталкиваясь с громоздкими и грязными баулами по вагону метрополитена, когда наступила ей на ногу и обляпала грязью стильный сапожок, ничуть не испортила ей настроения. Это досадное происшествие и боль в ноге, которую отдавила хамоватая тетка, не заставили Дашу отвлечься от чудесной музыки, которая звучала в ее душе.

   Изречение «любовь любовью, а кушать хочется всегда» Даша услышала давно, твердо усвоила и взяла на вооружение. Днем она купила в кулинарии при маленьком кафе, в котором обедал почти весь отдел, три эскалопа. Сейчас, выйдя на улицу из павильона станции «Улица 1905 года», задержалась, чтобы выбрать немного зелени, овощей, фруктов.

   «Деньги в кошельке опять кончились, и снова придется лезть в заветную коробочку… А ведь оставшихся от лучших времен «зеленых» совсем мало…», – эта неожиданно явившаяся меркантильная мысль огорчила Дашу. Однако заставила совершенно по-иному взглянуть на внезапное появление у нее Волкова.

   Морева только сейчас сообразила, что при расставании в прошлом году она не оставляла Волкову ни своего адреса, ни номера домашнего телефона. «Правда, через справочную адресного стола при большом желании можно узнать, что угодно. А может быть, он спросил у Лагуткина? Но Сергей мне ничего не сказал… Правда, косился как-то странно… Впрочем, все они косились, и черт бы с ними!.. Конечно, Волков узнал через справочную… Или все-таки рылся в моих вещах, пока я без сознания лежала в шалаше у Лешего? Чего проще – нашел паспорт, записал данные…, – эта неприятная догадка покоробила, но Даша поспешила найти поступку Вована оправдание. – Я ему сразу понравилась. Он не хотел меня потерять… И не хотел расспрашивать Сергея. Дурацкое мужское самолюбие!» – успокаивала себя Морева, но в подъезд дома она вошла уже с подпорченным настроением.

   На лестнице ее настигла совсем неприятная мысль: «Любовь оправдывает все! Любовь? Как же! Стал бы он ждать целый год? Так чего же ему от меня надо?» Даша совсем расстроилась. И разозлилась.

   Прежде ужасно раздражавший своими каверзами замок, который давно пора было поменять, открылся подозрительно легко и бесшумно. Из кухни по всей квартире распространялся аппетитный запах жареного мяса.
 
   Хотя никакого мяса в холодильнике не было. Йогурт да остатки вчерашнего ужина. Ключей она Володьке не оставляла. Ей просто не пришло это в голову. Да ведь и сам он говорил, что весь день будет валяться на диване, отдыхать и отсыпаться. Почему она была так уверена, что он непременно дождется ее? Никуда не уйдет? А ведь мог, мог уйти! Любовь, которая целый год дремлет, вполне может вновь уснуть, так же неожиданно, как проснулась…

   Эта мысль, и особенно то, что она так огорчила Дашу, вывела ее из себя:
«Так значит все-таки уходил? Как же сумел вернуться? Домушник паршивый!»
 В это время «паршивый домушник» как раз появился в прихожей со словами:
 – Раздевайся, умывайся и быстрей к столу. Все готово, с пылу с жару! Я у тебя тут похозяйничал…
– Быстро же ты освоился. Даже ключи успел подобрать к двери, – ядовито проговорила Даша и тут же гневно выпалила. – Ты оказывается домушник, Волчара!
– Ох! Не следишь ты за метлой…, Дарья!
Она, прищурившись, зло уставилась на него. Ее зеленые глаза засверкали яростью.
– Ну, и как же тебя понимать?..
– Да ты че, Дашк! Я тут по хозяйству…, или у тебя к замку претензии? Нормально же теперь работает? Я чинил, старался…

  Эти слова, произнесенные Вованом искренне недоумевающим тоном, несколько отрезвили ее.
– Да, в общем-то, нет, –  хмыкнула она и повторила. – К замку нет. – А сама в это время подумала о другом: «В Москве он, видите ли, проездом…, ха-ха! Да что я о нем знаю? А может он квартиры в столице обчищает? – Тут на нее накатила волна самоуничижения. – Как была ты, Дашка, идиотствующей идеалисткой, такой осталась! Ладно, с любовью все ясно. Но кое-что я все-таки должна у него узнать!»

   Дарья, не приняв помощь Волкова, молча сняла плащ, сапожки. По-прежнему, не говоря ни слова, зашла в маленькую комнату. Закрыла за собой дверь, переоделась, а затем прошла в ванную комнату, чтобы отмыть обувь от грязи. Все это время Волков, как ушел на кухню, так и просидел там на табурете. Наконец перед ним появилась хозяйка и нарушила гнетущее молчание. Она в третий раз холодно повторила, что к замку претензий у нее нет, а потом добавила:
– А вот к тебе, Волчара, у меня есть вопросы!
– Давай потолкуем, – быстро согласился Вован.   
– Рассказывай, только нормальным русским языком, а я послушаю, – хмуро бросила Даша.

   Несмотря на ее нелюбезный тон, Волков все же надеялся, что прощен за свой самочинный поход в ближайший магазин. Ключей у него действительно не было, но он их и не думал искать в квартире. Он легко запер простенький дверной замок без  ключей. Потом, когда вернулся уже с покупками, так же легко открыл. Немного позже Вован нашел во встроенном в простенок коридора шкафчике машинное масло и кое-какой инструмент. Следом разобрал, почистил и смазал старый замок. Подумаешь, нашла из чего проблему создавать?

   Даша ждала, о чем же он заговорит? Неужели так легко и просто откроет столь волновавшую ее тайну? Или опять начнет вилять, уходить от ответа?

   Спокойно, будто никакой глупой ссоры между ними не было, очень серьезно, даже деловито Волков произнес:
– Я деньги тебе привез. Деньги за выполненную тобой работу. Только знаешь, история долгая, отбивные остынут. Давай сначала подхарчимся.
– Ешь, я не хочу, – поначалу вроде бы устало и безразлично, как будто смысл сказанных слов до нее не дошел, промолвила Даша. Она уже уселась за стол, как вдруг встрепенулась. – Это за какую такую работу мне полагаются деньги?

   Волков разложил приготовленное мясо по тарелкам, прибавил немного аккуратно порезанных овощей, щедро посыпал  зеленью и поставил на стол. Потом, устроившись все на том же табурете напротив Даши, налил остатки недопитого вчера коньяка в фужер, и пододвинул к ней со словами: 
– Выпей-ка, подкрепись! И поешь, как следует. Силы тебе понадобятся. Да и я, признаться, ожидая тебя, проголодался.

   По тому, как он набросился на еду, она поняла, что раздражаться, задавать вопросы, требовать на них ответов – бессмысленно. Поэтому вооружилась терпением и начала молча ковыряться вилкой в тарелке, не глядя в сторону спиртного. Волков съел все очень быстро и с непоколебимым видом стал дожидаться, пока она закончит ужин. Пришлось все-таки что-то проглотить, хотя кусок и не шел ей в горло. Когда же Даша решительно отодвинула тарелку, он налил себе крепко заваренного чая и только тогда начал рассказ.

   Через пять минут ошеломленная Дарья потянулась к фужеру и не расставалась с ним на протяжении всего повествования, иногда только делая из него мелкий глоток. Она даже забыла о шоколадных конфетах. История, которая услышала Даша, стоила того, чтобы забыть о сладком.