Аковец

   Молодого парня Куриловича Альфонса Антоновича (внук моего двоюродного деда Юрия) в последней фазе борьбы с бандформированиями (1948г.) "любезно" пригласили на беседу  в Гродненский следственный комитет. Что там было, никому неизвестно. Отпустили. И только для бабули, после той "беседы" он сказал: "Лучше смерть, чем ещё хоть раз там оказаться". Так и случилось. Когда за ним приехали повторно, он успел убежать и замаскироваться за деревней в собственном лесном тайнике. Собака сотрудников НКВД оперативно и добротно сделала свое дело. С того тайника  достали его еще живым, с ножевым ранением живота. Окровавленного, находящегося в бессознательном состоянии положили на телегу и, как бандита-АКовца, везли через всю деревню. (Чтобы видели и боялись).
   Имел ли он отношение к АКовцам? В деревне об этом никто не знал. Столетняя бабушка узнала своего внука, запричитала:
 - Что же вы наделали? Бандиты! Разве нет у вас Бога, или вы звери? Он же никому ничего плохого не сделал?
 И в это время Альфонс открыл глаза, тихо застонал и по его щекам покатились слезы. Старушка заголосила сильнее:
  - Он ведь жив, почему вы его не спасаете? - И, на сколько позволяли голосовые связки, протяжно закричала:
 - По-мо-ги-ите!
Это помогите было последним словом для Альфонса, которое, возможно, он уже и не слышал. Несколько судорожных движений и обмяк, успокоился, словно заснул с широко открытыми, неподвижными, стеклянными глазами.
      С тихо-извиняющимся тоном в голосе к ней подошел офицер НКВД.
 - Бабушка, мы его не трогали, он сделал это сам, вот этим ножом. Вы видели этот нож?
   Бабушка узнала незаменимого спутника кухни, протянула руку, чтобы забрать.
 - Потом, бабушка, потом, - и, чуть помедлив, добавил:
- Погиб ваш внук, молодой парень и нам нужно разобраться, как это случилось, и кто в этом виноват. Вам нужно поехать с нами в Гродно. Это ненадолго. Мы вас отвезём обратно. - И взял её под руку, чтобы посадить в машину. Старая начала упираться:
 - Никуда я не поеду, это же так далеко. Как же я оставлю свое дитя?
   В таких обстоятельствах сотрудники НКВД забирали родственников, но кроме бабушки и её дочери, у которой были проблемы с головой, больше никого не было. Родители Альфонса на то время уже отчитались перед Всевышним. Его две сестры жили в Друскининкай.
  То ли побоялись, что старая рассыплется по дороге, то ли, что за доставку такого стопудового свидетеля с аковской шайки   им не только намылят шею, но ещё и продезинфицируют   мозги. Отпустили. Осталась с на свободе. АКовца, как доказательство об оперативно проделанной работе, забрали с собой.
   Через тридцать лет мама, мой заядлый спутник в грибной охоте, показала тот тайник  Альфонса. Там была только яма и сгнившие останки хвойного молодняка. Вскоре появились и белые, только положить их в корзину я не рискнул, так как в наших краях живет поверье: грибы, которые выросли на человеческой крови, ядовитые.
  Место захоронения  Куриловича Альфонса Антоновича  до сих пор не установлено. На буро-пенной волне крутых 90-х прошлого столетия в Гожском костёле ( на фото справа) была мемориальная доска с именами погибших в послевоенное время от сталинских репрессий в Гожской парафии. Среди них был и Курилович Альфонс Антонович.
     В дополнение об АКовцах – солдатах Армии Крайовой (в совецких СМИ – бандформирования).
    Анализируя в современной литературе разборки полётов Сталина со своими союзниками против гитлеровской Германии прослеживается очевидная закономерность.  Армия Крайова Польши была нужна на разных этапах существования и Сталину, и союзникам, и даже Гитлеру. Концептуально решался только один вопрос. С кем сражаются АКовцы? На начальном этапе, когда они находились в тылу гитлеровской армии, на их существование в СССР можно было прикрыть глаза. В решающий период геополитических проблем на Западе, особенно восточной границы с Польшей, Армия Крайова перевоплотилась в опасный тормоз для осуществления планов Сталина. Тогда даже немцы договаривались с АКовцами и давали им оружие для локальных сражений с советскими партизанами. После 1939 года жители Западной Беларуси, испытав на собственном горбу советский рай, массово вступали в Армию Крайову, что соответствовало планам эмиграционного польского правительства в Англии.  Даже наш сосед в деревне Плебанишки, что горбатился на трёх гектарах панской земли, так как своей было мало, кардинально поменял свое мнение о Советах. В шутку или серьёзно он обещал отдать одну из двух коров в помощь Красной освободительной армии от польского пана. Однако Советы землю у пана забрали, пана с семьёй депортировали, но соседу ни полоски панской земли не досталось и пришлось ему остаться  только с одной  коровкой, так как  вторую кормить  было нечем. Да и из трёх кабанчиков с двумя тоже расстался. Был ли он, как и многие другие, в Армии Крайовой, неизвестно. Мне несколько лет назад попалась книжка местного жителя из Гожского сельсовета, изданная в Польше (фамилию автора не помню) на польском языке «И камни заплачут». В книге сотни фамилий бывших АКовцев с Гожского сельсовета, которые были убиты или посажены в гулаговские лагеря. Впечатлил один эпизод о двух молодых АКовцах – муж и жена – которые после войны скрывались в болотистых лесах около деревни Поречье от сотрудников НКВД.  В конце 1950 годов были выслежены. Живыми их не взяли. Муж сначала застрелил жену, затем застрелился сам. О существовании не рассекреченных органами НКВД двух АКовцев я узнал от их самих во время крутых девяностых прошлого столетия. В прединфарктном страхе сорок лет после войны каждый день ожидали ареста. Пронесло. Встретились со Всевышним в родном доме.
   
     Несколько слов о бабушке (на фото слева), жене моего двоюродного деда Куриловича Юрия Антоновича. Звали её  Юркава (деревенская кличка).  За свой век (муж умер ещё при поляках) похоронила двух сыновей и две дочери.  Жила рядом с нашим домом в деревне Плебанишки. Никогда не могла точно сказать, сколько ей лет. Со слов моей мамы и соседей - перевалило за сотню. Хорошо помнила слухи о Нарбуте, который воевал с царём.
     Легкая на подъем, каждое воскресенье в свои 100 с лишним лет, давала фору молодым во время пешей "прогулки" (6 км. в одну сторону) в Гожский костел.
    После Отечественной войны осталась с инвалидной дочерью Амилией и сыном Владиславом, который землю, лошадь и хозяйственные орудия труда  "по собственной просьбе" сдал в колхоз.
В коне 40-х  трагически погиб.



    Последний путь АКовца

Не нужен отчизне и дому,
Помечен аршином изгоя…
А в снах было всё по-другому:
и смерть даже – в лаврах героя.

Как меч отзвеневший дамоклов,
омытый сожженной слезою,
щетина набухла, намокла,
кусачею стала и злою.

Две чёрные тени играют,
скользя от висков до гортани,
надежду с собой забирая
за грань неземных очертаний.

И время чеканит пустынно,
и в такт повторяет злословью:
«Бандит. На колени. С повинной.
Умоешься собственной кровью».