Дырка в стене

                Алексу Керви
     - Тебе чего, мизерабль ?
     Голос его был глух и продолговат. Казалось, что слова зарождаются в желудке, в самой жуткой и потайной глубине, окруженные скользкими стенками и таинственными полушепотами съеденных накануне дефицитных продуктов, а время было, надо сказать, самое дефицитное, гадкое время временных трудностей, на преодоление которых требовалось тратить с каждым днем все больше и больше ускользающих уже и не минут, как литературно - привычно чуть было не вырвалось у меня сейчас, а натурально часов, разбухающих придурочным шараханьем по каким - то буеракам подсознания : вот, вроде, ты только нащупал матку - истину, зачем - то назвав ее по - польски Маткой Бозкой, как тут же она, свиваясь дымчатыми колечками, летит себе покойно в серое небо, а там же еще и самолеты ! Спутники, птицы всякие крыльями машут, парашютисты и одуревшие от вседозволенности парапланеристы с частными вертолетами, еще позавчера немыслимыми, недостижимыми, как джинсы  " Ливайс " в сорок втором. Родившиеся слова выталкивались по узкому пищеводу вверх, минуя гланды с сизым налетом, намекающим понимающим на дифтерит, лезли дуриком в рот, пахнущий свежим навозом. Конечно, используя всякие пастилки, ментол, заграничные сигареты   "Морэ ", к коим - по всем рамсам - полагалась чашка скверного кофе в щербатой чашечке - пятидесятиграммовке, подвинутой вон той вот усатой буфетчицей в грязно - желтом халате на голое тело, даже титьки виднелись, необъятные, как коммунизм, дряблые и будто полные бродящей грозно брагой на березовых бруньках. Глянешь : и думаешь, что вот именно сегодня ночью придет к ней сосед, грузин дядя Котря из крымской нации господ, с вином затешется, пряники высыпет щедрой рукой, покрытой жестким курчавым волосом, с важностью закурит елецкой фабрикации папиросы, а потом как схватит за груди обеими ладонями, а они у него покрыты мозолями, коричневыми от древности, почетными, как забытый покойным мужем буфетчицы в углу спальной переходящий красный стяг с небрежно обкусанным кем - то краем. То ли мыши, то ли закусывал так неловко настойку чаги на спирту этиловом тот же сосед, он всегда был у них в соседях, дядя Котря - то. Миновались эпохи, свергались памятники и разрешались книжки, понижали расценки в заготконторах и спуливали на кучах полиэтиленовые безрукавки пришлые моряки из Одессы, Крым переходил от оккупирующих немцев под эгиду Орды, а грузин был незыблем, словно вбитый в илистое дно дубовый ствол. Отчекрыжили дуб, отполировали, заморив три сотни лет на самом дне реки Днестра - там граница Бессарабии, между прочим, а потом вшибли в дно, неизвестно почему и зачем. Это уж потом ссылались на партийные разнарядки, трясли бумагами, где что ни слово, так  " шалишь "  и  " не балуй ", ходили спрашивать советов у проезжавших по чугунке киргизов, но те знай скалятся и ерошат пружинистые скальпы, укатывают мимо, дикий народ, одно слово - сарты.
     - Ну, батенька, - развел руками пан Мошка, издатель, исподлобья оглядывая неприличные брюки Юго, - вы это уж совсем заврались. Вы ж классик ! - закричал он и Виктор вздрогнул, уронив дымящуюся папиросу на ковер, прикрывающий бледный паркет в кабинете издателя. - А этот стиль, именуемый  " поток сознания ", - и сплюнул издатель, и звякнули стекла в окне, перетянутые свинцовыми полосками, как ремни портупеи времен Второй империи, и испуганно пала на пол секретарь Мошки, белокурая Изабель Юппер, став падшей женщиной и это : без шика Диты фон Тиз ! - изобретут много позднее, когда вылезут из трещоб полуобразованцы разные, воспринимающие ликбез как приглашение к банкету.
     - К началу ! - донеслось с улицы и издатель подскочил к окну, рванул створки, впуская свежий ветер, тут же озорно скинувший груду бумаг на пол. - А не галди, - сварливо выговаривал кому - то невидимому Юго пан Мошка, назидательно воздев палец. Покачал им для внушения и захлопнул окно. Повернулся на каблуках и выругался : - Щучий сын Юшка - комедиант опять скандалит.
     - Позвольте, - поднимая с ковра папиросу говорил писатель, снизу вверх рассматривая выпирающий из - под чесучевого пиджачка в мелкую искорку живот издателя, - но это же из Гиляровского.
     - Ну, - серьезно согласился пан Мошка, возвращаясь за стол, - а сказка - то кому ? Злостному московиту Кривцову, потому и Гиляровский.
     - То есть, - захохотал Юго, стряхивая весьма высокомерно пепел на так и валяющиеся по ковру рукописи, - для ведьмы Надьки сказающий Семка Дежнев, что ли, нарисуется ? А для Потупчик, - он запнулся и беспомощно протянул руку Изабель, и не думающей вставать, наоборот, устроилась поудобнее, локотком подшиблась, откуда - то расписную подушечку - думку успела надыбать, ишь, полеживает, как сыр в масле, - кого бы для для овцы придумать - то.
     - Прилепина, - предложила француженка с пола. - Или Бабченку, они, все одно, одинаковые, масть одна, сучья.
     - Автоматчики, - зевнул издатель, отмахнувшись пухлой ладошкой, - говнописатели, сортирных стен маратели, куча амбиций, но ни грана таланта. Уж лучше бы стихи бы писали.
     Виктор кашлянул и предложил на выбор, раскатисто и чуть грассируя :
     - Я волк в бараньей шубе на бобрах,
     Как Мефистофель сумрачен и пуст,
     Прожив пол - жизни на бровях,
     Теперь я познеровский Пруст.
     - Это Бабченке, - шепнула Изабель, переворачиваясь на другой бок. Оттуда было видно лишь стену. Над плинтусом было маленькое пятнышко, вот словно жук какой насрал. Она смотрела в самый центр пятнышка и думала, что Керви, вообще - то, повезло, раз ему такие вот истории от не хер делать подгоняют, чисто таким босяцким подгоном, хоть и интеллигент адресат - то, сразу видно : нахватался верхушек сленга, но внутри - дряблый и жиблый, как комок квашеной капусты, если ее сжать в кулак и бежать за трамваем, что - то там звенящим, пока над ним рвут темнеющее небо синие искры.
     - Еще Польска не сгинела, - токовал Юго, постепенно удаляясь по кабинету в сторону дверей, гостеприимно распахнутых для всех желающих выйти, - и кобзарь идет за фунт, села, поела, опять пошла.
     Он давно уже покинул кабинет издателя, а пан Мошка все допытывался у Изабель, что же это имел в виду ушедший, если никакой идущей бабы в начале не было. Вот и попробуй объясни этим западникам, почему некоторые страны предстают фольклорно в женском образе, ведь Россия и Ржечь - именно женщины в наших традициях, а никакой поганой выдуманной Украины никогда и не было, была дикая Украйна у самого Дикого поля на конце Конецпольских и Вишневецких, была Малороссия разбухшей от говна и величия Екатерины Великой, но Украины никогда не было. И хорошо бы, чтоб и не было никогда, воздух чище и жизнь поширше.