Содержание
Предисловие
Как гром среди ясного неба
Тринадцатый день в Горном Алтае
Рассказы нерыбака о рыбалке
Рыбалка в пустыне
Рыба ждёт, пока её рыбак разбудит
Лёгкий улов
Рыбалка с «телевизором»
Славная была рыбалка
Шакалы
Мытарства в Липецке
Южный экстрим
Сибирские контрасты
Южный Урал
Восточная Сибирь
Якутия. Нерюнгри
Алтайские горы
В праздник Дня Победы
Арктика в Средней Азии
Оазис в тайге
Без воды среди воды
Заполярный Мурманск
Белое Поморье
Путешествие по Западному Крыму
Таможенные истории
Две таможни – два народа
Вымогатель
Белые братья
Блокпост на Ингури
Осторожно, граница!
Опять через Каспий
Турецко-грузинская граница
Мы пока ещё братья
Врун высшего ранга
Первый блин комом
Одним словом «румыны»
Обратный путь
Лавра в Святых горах
Не бойся пустыни
Дорога в пустыне
Хохлы и кацапы на юге России
Малоизвестный Крым
Познаю и сравниваю
Наш век – век путешествий
Турция страна туризма
Всё познается в сравнении
Турецкий автобан
Кривой туннель
Мокрые тропики
Плоды воинственности
Факт украинского характера
Кто же он – мой покровитель
Один день в Азербайджане
Поднебесные горы
Рассказ первый. Сборы в дорогу
Рассказ второй. Столица Казахстана
Рассказ третий. В Киргизию и в её столицу
Рассказ четвертый. Чуйская долина
Рассказ пятый. Боамское ущелье
Рассказ шестой. На Иссык-Куле
Рассказ седьмой. В центральном Тянь-Шане
Рассказ восьмой. По южному берегу Иссык-Куля
Рассказ девятый. Обширный Внутренний Тянь-Шань
Рассказ десятый. Спуск в Фергану
Рассказ одиннадцатый. Дорога домой
Холера
Культ колодца
Сувенир
Перевал Харигавуртай
Лезгинская свадьба
По обе стороны от Чираг и Вачи
Деньги, кинжал, рыбалка, землячка
Джиланды
Ложка дёгтя в бочке меда
Я видел как приходит смерть
Цените всякую свободу
Староверы
Пасхальный «автостоп»
… увидеть внучку
Содержание
Предислови к первой книге "Приключения"
Жизнь хороша уже тем, что можно путешествовать, - писал Николай Пржевальский.
Мечтаю путешествовать, говорят многие люди, но дальше мечтаний на диване, в тепле и сытости, у них дело не идёт.
Я много путешествую, - говорят некоторые, имея в виду, что много ездят по миру. Но артисты, спортсмены, журналисты, шофёры и подобные им люди не путешественники. Ими движут иные цели.
И туристы тоже не путешественники. Они познают лишь ту часть мира, которую им показывает экскурсовод или инструктор.
- Не проще ли купить путёвку и отдохнуть как все нормальные люди? – спросили известного русского путешественника Антона Кротова. И вот что он ответил: «Начну со сравнений. Разница между вольным путешествием и поездкой по турпутёвке от турфирмы такая же, как разница между приглашением в гости и ночлегом в гостинице, как разница между купанием в настоящем море и в хлорированном бассейне, как разница между настоящей жизнью и театром.
Поездка от турфирмы – тот же театр. Специально приготовленный транспорт, обслуга и ночлег, экскурсия по специально благоустроенным для вас местам дадут вам совсем не то впечатление о стране, которое получим мы, вольные путешественники. Мы едем в тех же машинах, в коих едут местные жители, и вместе с ними вытаскиваем грузовики из грязи и песка, ночуем в тех же домах и едим ту же пищу, приготовленную на огне методом, привычным в этой стране; сегодня нас приглашает в свою хижину бедняк, завтра – бизнесмен-миллионер; общаемся на местном языке (пусть знаем всего несколько слов), и стараемся понять людей, говорящих с нами тоже на их реальном языке; мы чувствуем вкус природной, не ресторанной пищи, запах базаров, храмов и улиц, вместе с другими жителями этой страны мы живём близкой к ним жизнью и узнаём о них больше, чем проезжающие мимо них на джипах клиенты туристических фирм.
Ананасы с грядки и финики с пальмы, ангольские дороги и турецкие автобаны, тысячи настоящих закатов и утр на всех берегах, настоящие северные комары летом и полярное сияние зимой, магаданские бичи и индийские сикхи, сибирские просторы и тропические дожди… Аромат настоящей жизни, чувство всемирного братства людей – это то, что никогда ни за какие деньги не даст вам ни одна турфирма в мире. Аромат настоящей жизни…»
Вольные путешественники – вот истинные путешественники. Это они, сделав шаг в реальную жизнь, берут на себя все тяготы и лишения существования в пути. Они передвигаются пешком, на автомобилях, на велосипедах, и их не обременяют всякого рода инструкции. Их жизнь подчинена своим не писаным законам и правилам.
«И мы в путешествиях испытываем себя – свою силу, выносливость и мужское достоинство. И укрепляем своё здоровье, если хорошо всё обошлось, и теряем его – если постигнет неудача. Иногда в путешествиях люди теряют не только здоровье, но и жизнь. В пути можно встретить верного друга. Но сколько нехороших, злых людей сейчас на дорогах.
И, конечно, в путешествиях мы ищем знаний и впечатлений. И радости. Мы радуемся какой-либо удаче. Тоскуем по дому. Вспыхиваем от неожиданной любви к хорошим людям и ненавидим обидчиков. Ведь в путешествии всё воспринимается острей, чем, если бы это было в повседневной жизни дома.
Удивляясь всему, переполняясь романтизмом, мы затем долго не можем забыть всего увиденного. Свобода движения, свобода выбора пути, полная свобода распоряжаться своим я делает человека птицей и все трудности пути тяжки лишь физически». Так думал Николай Пржевальский, и я разделяю его мысли и чувства.
У путешественника в дороге есть три основных заботы:
- получить за день как можно больше информации и впечатлений;
- сытно поесть;
- хорошо устроиться на ночлег.
Все остальные дела подчинены только этим трем задачам.
И описанные мною истории, связанные с решением этих трех задач, также собраны в три книги. Каждый рассказ имеет реальное время и место действия. Действующие лица имеют также настоящие имена и фамилии, т.е. рассказы публицистические. В книгах нет описания сцен эротики и порнографии. Не найдёте вы в них и бандитских криминальных разборок, полицейских уголовных расследований. В рассказах нет детектива и любовной лирики, интриг и закрученных сюжетов. Книги написаны в жанре «еду, вижу, слышу, пишу». В них описана реальная жизнь людей, которую я наблюдал с колёс велосипеда и, с которой соприкасался сам. Объективно или субъективно описаны истории – судить не мне. Ведь все они прошли через призму моих убеждений, размышлений, впечатлений и чувств. Первую книгу «Непридуманных историй вольного путешественника» Вы держите в руках, и названа эта серия «Приключения, впечатления, информация». Хочется верить в то, что эта книга заинтересует не только тех читателей, кто любит путешествовать виртуально, т.е. лёжа на диване, но и послужит каким-то практическим пособием для тех, кто реально хочет, думает начать или уже путешествует.
КАК ГРОМ СРЕДИ ЯСНОГО НЕБА
Россия. Дагестан.
Июль 1992г.
Отправляясь летом 1992 года в Дагестан с двумя детьми, я и представить себе не мог, что такое может случиться. Представьте себе средину лета, июльский зной, страну, граничащую с субтропиками, и вдруг снег и три дня зимы. Вот об этом и пойдёт мой правдивый рассказ.
Все предшествовавшие тринадцать дней путешествия по Дагестану мы страдали от жары и жажды. Чтобы как-то облегчить наши страдания, мы надели белые одежды, а на головы намотали бурнусы – головные уборы жителей азиатских пустынь. На тринадцатый день добрались до Цунтинского района, одного из самых отдаленных районов горного Дагестана, граничащего с Грузией. Добраться туда не так-то просто. Тянется там опасная горная дорога, высеченная на крутых склонах ущелий. Даже небольшие автобусы там не ездят. Запрещено. Слишком часты обвалы. Не раз срывались грузовики и автобусы в пропасти.
Но вот высокогорная Бежта достигнута. Впереди самый сложный участок пути – три высокогорных перевала. За последним из них уже Грузия.
Ох, уж эти перевалы! На Цунтинский перевал, высотой 2459 м, мы поднимались шесть часов. В том месте, где дорога уходит от реки Хзанора, начинается прямой, но крутой подъём, который потом переходит в серпантины. После каждой извилины дороги мы устраивали пятиминутный привал, но, в общем-то, отдыхали ещё и по минуте через каждые 40-50 шагов, которые мысленно отсчитывали по ходу движения. Снижение атмосферного давления действует на человека угнетающе. Чистейший горный воздух, пропитанный запахами леса, трав и снега, вместе с тем имеет уже довольно приличную разреженность. Две с половиной тысячи метров над уровнем океана для Кавказа высота приличная. При подъёме приходилось часто глубокими вдохами вентилировать легкие, и тем самым обогащать организм кислородом. Хотели мы этого или нет – лёгкие это делами самопроизвольно.
Перед самой седловиной перевала дорога выравнивается и, монотонно поднимаясь, подходит к гребню Богосского хребта. Но, подойдя к гребню, дорога не спешит переваливать, а идёт несколько сот метров прямо по гребню к отрогу. Здесь можно свалиться с дороги, как в ту, так и другую сторону.
День сегодня был теплым и солнечным, и мы, толкая свои тяжелонагруженные велосипеды, обливались потом, часто пили из фляг чай. Но при дуновении ветерка уже чувствовалась его высокогорная свежесть. Контраст жары и прохлады – особенность высокогорий. Кое-где в распадках виднелись бельцы небольших снежников.
На перевале мы оставили свои велосипеды у дороги и, заметив заросли горного чая, направились к ним. Листья этого полукустарникового растения по виду напоминают листья лавра и годятся для заварки чая. Растёт оно только на высоте, близкой к двум тысячам метров. Большие белые цветы этого растения можно есть в сыром виде.
Другое растение, с широкими крупными листьями, тоже выделялось среди низкорослого травостоя. Вид этого растения из-за необычности формы листьев экзотичен. Но растение это ядовито и у овец от него появляется в организме жар.
Выше перевала, на холме стоят антенны телеретранслятора и домик. А чуть ниже, у небольшого озерца мы увидели множество овец. Когда мы подошли к чабанам, то те стали просить сфотографировать их, пообещав за это зарезать барана и угостить нас мясом. Мы и сами были не против посниматься в черных шерстяных бурках, папахах, на коне с ружьём.
Решено было заночевать с чабанами на перевале, предвкушая романтический ужин со свежей бараниной. Палатку ставить не стали, потому что получили приглашение дежурного механика телеретранслятора заночевать в домике.
С высоты Богосского перевала открывается великолепнейшая панорама гор. Прекрасно видны заснеженные вершины Главного Кавказского хребта, перейти который мы намеревались в ближайшие дни.
Мы забирались, то на одну гору, то на другую, то опять спускались к отарам. Экзотика гор захватила нас своей прелестью. Кроме отары овец кумыков, здесь находилось ещё две отары аварцев, пригнанных из-под Гуниба. Семь тысяч овец разбрелись по зелёным цветущим склонам гор. Слышались угрожающие окрики чабанов и лай огромных кавказских овчарок. С высоты какой-нибудь горы эта картина зелёного ковра с пушистыми белыми комочками овец на них казалась идиллией.
Пока мы любовались вершинами гор, гонялись за овцами, помогая чабанам, наступил вечер. Стало быстро холодать. Мы надели на себя куртки, а поверх них накинули бурки. На головы надели папахи из овчины. На костре кипел большой казан с целым бараном мяса. Свободные от работы чабаны собрались у костра на ужин. Каждому дали по огромному куску мяса с костью, и мы принялись глодать его, словно дикари в доисторические времена.
После того, как из казана вытащили всё мясо, в бульон бросили, нарезанные четырёхгранниками, куски теста. Сваренное в мясном бульоне тесто называют хинкалом. Хинкал – одно из повседневных и всем известных блюд Дагестана. Чабаны его употребляют вместо хлеба, поскольку хлеб и даже лепёшку в походных условиях чабанам испечь сложно. А хинкал – это просто, быстро и вкусно. Вместе с хинкалом, все принялись хлебать из общей чаши бульон. После ужина все подняли руки ладонями верх на уровне груди и поблагодарили Аллаха за посланную им пищу.
Лишь только закончился ужин, как пошёл дождь. Откуда он взялся, было непонятно. Погода до того, как стемнело, была замечательной, небо ясным. Правда, вдали, над вершинами Главного Кавказского хребта висели облака, но казалось, что они совсем не двигались. Чтобы не промокнуть, мы спешно покинули чабанов и укрылись в домике, закатив туда же свои велосипеды. Нас встретил парень по имени Исмаил. Он выделил нам матрас, одеяло и подушку, и мы не стали даже разбирать свой багаж, а улеглись на деревянном полу почти пустой комнаты. Но утром мы вдруг обнаружили, что спим в окружении большого числа чабанов. Вокруг нас, прямо на полу, вдоль и поперек комнаты спали в одежде пастухи. Оказалось, что дождь шел всю ночь. Пастухи по очереди дежурили у отар, а остальные укрывались от дождя в домике. Дождь не прекратился и утром. Мы сидели и ждали, когда же он закончится, но он не прекращался. Чабаны ругались между собой, потому что по недосмотру ночью овцы всех отар перемешались.
В десять часов в комнату вошёл чабан в мокром прорезиненном костюме и спокойно, а может быть с усталым безразличием, сказал: «Идёт снег». Мы с трудом поверили сказанному.
- Как снег?! Средина июля, средина лета, на юге, в знойном Дагестане, и вдруг снег? – подумал я.
Мы схватили куртки и побежали фотографироваться, боясь упустить это чудо природы – снег в середине лета. И действительно, шёл обильный лопастый снег. Снега было ещё немного, но земля уже была покрыта им всюду. Куда подевались цветы горного чая, зелень лугов, голубизна неба? Всё было в белом, и белая пелена снежного облака скрыла дальние горизонты. Напрасны были наши опасения, что снег может быстро закончиться, и мы не успеем заснять на фотопленку столь редкий момент. После холодного дождя ночью и снега днём, овцы стояли мокрые, озябшие, покрытые снегом. Чуя недоброе, они буквально облепили домик со всех сторон. Никому из них не хотелось умирать от холода, и животные чувствовали спасение в домике. Они уже не пугались людей, не убегали от них, а наоборот, их невозможно было оттолкнуть от входа в домик. Они лезли в двери, стоило только открыть их кому-нибудь, и не обращали внимания на то, что их били палкой и пинали ногами. Многие из них к полудню уже стояли совсем больными. Они дрожали от холода и из носов у них свисали длинные сопли. Особенно тяжелое положение было в кумыкской отаре.
К 12 часам дня глубина снежного покрова в некоторых местах доходила почти до колен. Электроэнергии на ретрансляторе не стало. По воду к роднику не дойти. Чабаны были в отчаянии. В отарах начался массовый падёж овец. Кавказские овчарки лежали припорошенные снегом, словно мертвые. За окном постоянно слышались жалобные блеянья овец и коз. Вечером же чабаны чистили оружие и рассказывали нам свои истории, случавшиеся с ними во время перегона отар.
Вторая ночь на перевале прошла ещё хуже. В комнатушке стало холодно. Из-за отсутствия электроэнергии тэн не грел. На полу спать было настолько тесно, что я лежал полусогнутый на боку. Детвора прижалась ко мне, чтобы хоть немного согреться. Утром невозможно было выйти из домика. Вся деревянная небольшая пристройка, служившая и сенями, и кладовкой для угля и дров, была забита дрожащими от холода, мокрыми, полуживыми животными. Пробившись кое-как сквозь овец и коз в пристройке, я не мог открыть дверь, потому что она снаружи была завалена трупами павших животных. Подошедший снаружи чабан оттащил их, и я вышел на улицу. Страшная картина была передо мной. Сотни животных лежали с перерезанными горлами повсюду. Трупы овец валялись по склонам гор. Весь снег вблизи домика был алым от крови. Это чабаны дорезали обреченных на смерть от холода несчастных животных. Под утро ведь был даже небольшой мороз, и это ещё больше усугубило трагедию гибели овец. Трудно теперь было представить, что позавчера вечером было ещё лето, нас мучила жажда, было жарко, а склоны гор благоухали цветами и зеленью. Снег уже не шёл. Небо прояснилось. Солнечные лучи, отраженные от снега, больно слепили глаза. Вершины хребтов блистали белизной. По склону ближайшей горы спускалась вниз неизвестная отара. Каково им было там в эти прошедшие сутки? Страшно подумать, что этим людям даже негде было укрыться или согреться. Овцы в этой отаре, словно муравьи, медленно двигались вниз по заснеженному склону. Внизу, узким зеленым островком в долине, виднелось селение Генух. А вокруг повсюду заснеженные пики гор.
Снег к полудню начал таять. Стали кое-где появляться проталины. Потеплело. В ущельях и низинах собрались пушистые облака. Из-за снега овцы не могли есть траву и от голода поедали ядовитые высокорослые растения, отчего у них изо рта шла зеленая пена. Это была ещё одна из причин падежа овец. Как говорится, беда не приходит одна.
Из-за снега мы не могли спуститься с перевала и ехать дальше. Тем более что через десяток километров нам нужно было вновь подниматься на Эльбокский перевал. Дорога на Эльбокский перевал хорошо видна с Цунтинского перевала, на котором находились мы. Нам нужно было ждать, пока растает снег. Спускаться вниз мы не могли ещё и потому, что сын Юра и племянник Роман не имели закрытой обуви и были обуты в сандалии. Но даже ботинки здесь бы не подошли. Лучше, если бы были сапоги, но взять их было негде. При выходах на прогулки мы надевали сапоги отдыхавших пастухов. Остальное время сидели в домике.
Чабаны кормили нас мясом, сыром и хинкалом. Вечером я взялся жарить свежину на сковородке. Остальное мясо сварили в казане. К этому времени уже горела печь. Электроэнергии по-прежнему не было, и в домике стало прохладно. Надели на себя всё, что у нас было из одежды.
Ночью опять шел снег, а утром все горы укрыл туман.
- Может быть это и лучше. Туман быстрее съест снег, думал я. Собаки глодали туши павших животных.
В 9 часов обнаружил пропажу своего велосипеда, а вместе с ним уехали одеяло и альпенштоки. Увел его молодой чабан, младший брат Амира, бригадира аварских чабанов. Зовут его Шамиль, и имеет он прозвище Герой. Вчера я был свидетелем его ссоры с братом. Чабан-кумык рассказал мне, что ночью братья подрались. Шамиль взял у этого чабана спички и после этого его больше никто не видел. Мы же хотели уже сегодня спуститься с перевала в аул Генух, обмотав ноги полиэтиленовой пленкой. И вот теперь наши планы были сорваны. Под угрозой было всё дальнейшее наше путешествие. Непредсказуемость и необузданность действий, вообще, в характере кавказцев. Обида, вспышки гнева затмевают им разум и неизвестно, что в этот момент они могут выдать. Шамиль не был в этом смысле исключением, а наоборот… Оставалось надеяться, что он вернётся назад, но на это надежды было мало. Старший брат Шамиля Амир, надел сапоги и пошёл вниз в Бежту. Я же не находил себе места и не знал, как теперь нам дальше ехать на двух велосипедах втроём с таким количеством багажа. Что делать? Мы только из-за снега потеряли два дня, а до этого наше продвижение по маршруту было весьма медленным из-за плохих горных дорог, множества крутых подъёмов и перевалов. Теперь еще вот снег и кража велосипеда. А тут меня ещё укусил пёс. Лежал он словно теленок, припорошенный снегом, спокойный и неподвижный. Ну, хоть ноги об него вытирай. Я хотел пса погладить, но он вдруг резко вскочил, зарычал, и я еле успел убрать руку. Но палец кавказец всё же успел мне прокусить. Эти внешне спокойные и мирные псы час от часу устраивали между собой бои и дрались с такой злостью, что лишь чабаны с палками могли их разогнать. Собаки прыгали друг на друга, стараясь ухватить противника за шею, рвали шкуры, злобно рычали и скалились. Десяток собак в такой драке превращались в живой окровавленный клубок.
Обычно в таких случаях чабаны бежали к ним и палками били их по чём попало. Но те не сразу понимали, откуда на них сыплются удары. К злобным рычаниям примешивался ещё и их визг. Собаки понемногу успокаивались, а затем разбегались зализывать раны. Из-за таких драк кавказским овчаркам отрезают уши. В драке меж собой или с волками они хватают друг друга за уши.
Целый день я не мог успокоиться из-за кражи велосипеда. Ведь никогда бы не подумал, что здесь, в горах нужно охранять велосипеды. Я даже в мыслях не мог представить, что кто-то захочет их украсть. Нам все сочувствовали, ругали Шамиля, но помочь ни чем не могли. Я надеялся, что его брат Амир найдёт наш велосипед в Бежте.
Взял у механика ретранслятора книгу Л.Н.Толстого «Хаджи Мурат». В ней рассказ о лучшем наибе имама Шамиля в период Кавказской войны. Чтение книги хоть как-то отвлекло меня от своих проблем.
Прошла ещё одна ночь. Снег растаял. Поиск Амиром украденного его братом велосипеда ни к чему не привёл. Амир вернулся из Бежты ни с чем.
- Тогда ты должен найти и купить в селении другой велосипед, - сказал я ему.
На это он ответил, что искал, пытался купить, но никто не продал велосипед. Скорей всего он мне врал. Мы сидели на перевале уже трое суток, но, похоже, Амира это мало волновало. Я пытался расшевелить его, но он различными отговорками уходил от ответа.
- А что я могу сделать? – говорил он.
Подумав, я решил потребовать у него деньги за велосипед. А там надеялся где-то по пути купить велосипед. Оказалось, что денег у Амира нет. Амир предложил вместо велосипеда взять у него осла.
- Погрузите на него свои рюкзаки и перейдёте в Грузию. А там продадите осла и купите велосипед, - сказал он
Но, посоветовавшись с чабанами из другой бригады, я понял, что осёл не стоит и половины цены велосипеда, да и продать его будет сложно.
- Кому он там будет нужен? Проси коня, - подсказывали мне советчики.
Конь, конечно, стоил в тех краях в 2-3 раза дороже велосипеда. Коня нам не дали, он принадлежал колхозу. Нам предложили двух баранов. Но что я с ними буду делать? Я же не смогу их довести даже до ближайшего селения. Тащить рюкзаки, да ещё гнать баранов – это уж с лишком… Я знал, что овцы вне отары неуправляемы.
После полудня на УАЗике приехало районное начальство аварцев. Конечно, они обратили внимание и на нас. Вероятно, чабаны рассказали, что у нас украли велосипед. Позже чабаны сказали, что завтра должно прилететь на вертолёте республиканское начальство в связи со стихийным бедствием, а с ними и корреспонденты СМИ. С нами начальство говорить не стало, но я заметил, что Амир стал быстро собираться в дорогу.
- Поеду искать Героя, а если не найду, то привезу из дома деньги, - сказал Амир. Вот с ними уеду, а приеду на машине с продуктами, - обнадёжил он нас.
Какой-то начальничек, оставшийся с чабанами, заверил меня, что всё будет в порядке.
- Амир привезёт вам велосипед, а если не привезёт, то я сам дело улажу, - хвастливо сказал он.
Эти действия и заверения обрадовали меня. - Раз за это дело взялось начальство, то дело сдвинется с места, - подумал я.
Но слова к делу не пришьёшь. Никаких действий начальство не предприняло. Утром четвёртого дня Исмаила на ретрансляторе сменил другой механик, и он не позволил нам и пастухам ночевать в домике.
- По инструкции не положено здесь посторонним находиться, - сказал механик из Бежты.
- Мы набьем ему морду, - сказали чабаны, когда узнали эту новость. Но бить механика никто так и не пошёл, и по тому мы поставили палатку.
На горах выше перевала, в распадках и оврагах лежал ещё снег. Но в том месте, где находились мы, снег уже растаял. От безделья мы ездили на коне, а мальчишки до вечера катались на осле.
Аварцы и кумыки целый день гоняли своих баранов. Овцы в отарах за эти снежные ночи смешались, и их теперь нужно было рассортировать на три отары. Сделать это было не так-то просто, и в этом деле участвовали все чабаны. Прогоняя отару по узкому коридору между чабанами, они отлавливали чужаков и отгоняли их в сторону. За один прогон выловить чужаков не удавалось.
К обеду чабаны зарезали барана. Интересно, что весь ливер они выбросили собакам. Не хотели они возиться даже с печенкой. Вечером мы разожгли костер, сварили суп и заварили чай. К нашему костру пришли чабаны. Угостили их чаем. Поговорили о жизни чабанов в горах. Они ведь месяцами живут в горах, не имея даже палатки и других элементарных вещей для ночлегов.
Когда я путешествовал по Республикам Средней Азии, то мне всегда было жаль чабанов. Их жизнь казалась мне тяжёлой, а бытовые условия ужасными и не выдерживали никакой критики. К примеру, в Таджикистане пастухи живут целое лето с семьями в тесных хижинах, а в Киргизии семьи чабанов живут в юртах. Во всей Средней Азии отары овец пасут вблизи того места, где живет семья. Пастбища, как правило, постоянные из года в год. Отару отгоняют на выпас максимум на несколько километров от жилья. Ночью же отару загоняют в загон, и её нет смысла охранять людям. По ночам её стерегут собаки. В юрте или хижине можно, по крайней мере, поспать в тепле и укрыться от непогоды. Да и с питанием у них лучше. Готовит еду ведь жена.
В Дагестане даже в высокогорьях нет таких обширных пастбищ, как на Тянь-Шане. Пастухам всё время приходится перегонять отару по горам. Едят чабаны, в основном, варёное мясо, вареное тесто, сыр и бульон. В лучшем случае они имеют тент от дождя. С семьей они разлучены на всё лето. С отарой им нужно быть днём и ночью. Спят обычно прямо на земле, укрывшись бурками, расположившись вокруг отары. А ведь в горах ночи холодные. У них нет почти никакой связи с «большой землёй». Даже в случае болезни пастухи могут полагаться только на себя. Словом, адские условия существования. Словно живут они не в конце 20-го века, а в доисторические времена. С тех пор у них ничего не изменилось. Как тогда пасли, так и теперь. Загоревшее, с обветренными лицами, немытые, в резиновых сапогах, с примитивной поклажей на ослах и лошадях, с собаками и овцами бредут они месяцами по горам и ущельям, по пыльным дорогам в дождь и жару с места на место. У них есть оружие, порой незаконное, против волков и медведей. Но применить его против воров они не могут. Во время перегонов отары чабанов подстерегают всякие опасности. Ночь застигает их в разных местах. Очень трудно при перегоне по дорогам уберечь голодных овец в отаре. Они разбредаются, а местные жители воруют их. Бывают и откровенные грабежи. Много историй услышал я за эти дни общения с пастухами.
Утром пятого дня, к моему удивлению, вернулся Амир. Оказалось, что домой он не поехал, а был только в Бежте. Сказал, что искал для нас велосипед, но никто его не продал ему. Затем он, яко бы, нанял УАЗ (в чём я глубоко сомневался), и ездил через перевал в Кидеро. Там тоже искал велосипед. Нашёл. Договорился, что ему отдадут велосипед за двух баранов. Родители парня согласны, но самого парня дома тогда не было. Он должен был привести велосипед сам, в чем я опять же усомнился. Я чувствовал, что Амир морочит мне голову и пытается взять нас на измор.
- Пошли искать велосипед вместе. Сядем на детские велосипеды и поедем в селение, где ты договорился взять велосипед, - сказал я Амиру.
Ему ничего не оставалось, как подчиниться моему требованию, и мы спустились с Цунтинского перевала в аул Генух. Там я сам через местных жителей нашёл хозяина единственного в селении велосипеда. Амир и хозяин быстро договорились обменять его на двух баранов. Велосипед оказался в ужасном состоянии. Камеры в переднем колесе не было, вилка и рама согнуты, педали плохо закреплены, а все подшипники требовали смазки и регулировки. Не было у велосипеда и ручного тормоза, что значительно усложняло езду на крутых и затяжных спусках.
Велосипед мы не стали тащить на перевал. Всё равно нам в аул нужно будет потом спускаться. Налегке мы быстро поднялись на перевал, пообедали и начали спуск на нагруженных баулами велосипедах. Спускались с перевала так, что кто-то из нас троих бежал за двумя велосипедами. В аул Генух приехали к вечеру. Сразу же взялись за ремонт и наладку велосипеда. А утром следующего дня мы наконец-то вновь продолжили свой путь по горам. Преодолев Эльбокский перевал, мы все же в Грузию не пошли. Там происходили кровавые события борьбы за власть разных политических группировок людей, а также назревала война Грузии с Абхазией. Мы дошли лишь до подножия Кодорского перевала через ГКХ. Учитель географии, у которого мы остановились на ночлег в ауле Хупри, отговорил нас идти в Грузию.
- Мы ходим в Грузию сейчас по верхней тропе. Тропа эта узкая, часто проходит в опасных местах над обрывами. С велосипедами и детьми там не пройти. Нижняя тропа стала непроходимой. Ливневые дожди во многих местах размыли её. Кроме того, вы не сможете перейти бурную реку без лошадей.
Зачем вам идти в Грузию? Там война, и люди ходят с оружием. Вас там могут убить или ограбить. Теперь там не то, что было раньше. Даже мы, местные, не ходим туда без оружия и друзей-грузинов, - уговаривал нас учитель.
Подобную речь он повторил нам не один раз. Возможно, с риском для жизни мы за пару дней преодолели бы этот перевал, перетаскивая поочерёдно по тропе велосипеды и рюкзаки. Только тогда я понял, почему этот маршрут имеет 5-ую категории сложности. Своей жизнью я ещё мог бы рискнуть, но жизнью детей рисковать не имел права. К тому же, пятидневная задержка на Цунтинском перевале и общее отставание от графика движения на маршруте делали бессмысленным переход в Грузию. В лучшем случае за остаток времени мы смогли бы добраться только до Тбилиси. А выбраться оттуда, при тех беспорядках, которые там творились, было сложно. А нам так хотелось отдохнуть и покупаться в Черном море. Но здравый смысл подсказывал нам, что проще было попутешествовать пока ещё по мирному Дагестану, вернуться в Махачкалу и покупаться не в Черном, а в Каспийском море.
Так мы и поступили. И было у нас ещё немало приключений. У нас еще раз крали велосипеды. Правда, нашли их, с помощью местных жителей, быстро. Украденный на перевале велосипед тоже нашелся в Бежте на обратном пути. Как только мы появились в ауле, к нам подошёл местный житель и спросил:
- Это у вас украли велосипед? Он стоит в гараже медпункта. Можете забрать его.
Велосипед мы забрали, поменяв только изуродованное переднее колесо. Нам предлагали забрать и тот велосипед, который Амир выменял за двух баранов, но мы его оставили и написали об этом домой Амиру. Плохо искал в Бежте Амир мой велосипед, хотя был там дважды. Скорей всего он его не искал вовсе, иначе бы нашёл. В небольшом ауле всем всё известно. Дома мы получили ответ на наше письмо. В нём он писал, что коня, которого мы просили за угнанный велосипед, украли.
- Лучше бы его тогда отдал вам, - писал Амир.
Мы удачно ещё попутешествовали по Дагестану. Многое узнали о Кавказской войне 1818-1859 гг. и об имаме Шамиле в Гунибе. Побывали в столице даргинцев, пос. Леваши, в аулах Гергебель и Урма, в городке Буйнакске и др. Мы преодолели еще несколько перевалов и, покинув Внутренний горный Дагестан, оказались в столице Махачкале. Нам было очень жаль покидать этот лабиринт горных цепей и ущелий и его гостеприимных жителей, но впереди был приятный пятидневный отдых на даче у моря. Об этом и о другом еще будут мои рассказы в этой книге.
ТРИНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ В ГОРНОМ АЛТАЕ
Июнь 1991г.
Мы на Алтае, в горной стране, которую писатель и знаток Сибири В.Распутин назвал, наряду с Байкалом, «вершиной сибирской природы». Почти за две недели я и мой одиннадцатилетний сын Юра преодолели путь от города Бийска до посёлка Ташанта. Эта дорога, уходящая затем в Монголию, названа шофёрами Чуйским трактом. Тракт этот пересекает Алтай с севера на юг, и мы в полной мере ощутили на себе все прелести жемчужины Сибири. Доехав до границы с Монголией, мы вынуждены были возвращаться одну треть пути по уже проторенной нами дороге, т.к. иной дороги здесь нет.
И вот мы опять в центре горной страны, в посёлке Иня. Отсюда наметили по полукольцу добраться иным путём к Горно-Алтайску. Таким маршрутом мы замкнули бы кольцо длиной в 577 км.
Мой рассказ только о 66-ти километрах этого пути, т.е. о пути от посёлка Иня к селу Тюнгур. Весь этот путь проходит по ущелью реки Катунь. В своё время эти красивейшие места посетил известный художник Рерих.
В справочнике дорог СССР за 1974г. от посёлка Иня до села Тюнгур показана дорога республиканского значения с твёрдым покрытием. На самом же деле, эта дорога не существует и по сей день. Таким образом, нас уже не раз подводили картографы на Тянь-Шане, в Кызылкуме, нанося в авторитетных атласах несуществующие дороги. Можно понять, когда на карте дороги нет, а в действительности она существует. Ну, не успели ещё нанести её на карту. Дороги ведь строятся, а карты устаревают. Но тут был иной случай. Дорога нанесена на карту, но её нет даже в проекте.
Посёлок Иня расположен в довольно пустынном месте. Здесь трава даже в июне высохла и пожелтела, что весьма необычно для Алтая. Горы вокруг посёлка безлесые. Их там называют гольцами. Правый берег Катуни обрывист и крут. На левом берегу большая терраса. Она тоже заканчивается вертикальным обрывом. Эта древняя терраса сложена из наносов песка, гальки и глины. Выглядит она как кусочек сухой степи. На этой террасе мы обнаружили несколько длинных, вкопанных в землю, каменных столбов-менгиров и множество невысоких, разграбленных курганов. Эта местность примечательна ещё и тем, что рядом находится место слияния реки Чуя с Катунью. Думаю, что это место в старину имело стратегическое значение для прохода через горы кочевников из Монголии. Скорей всего здесь когда-то стоял военный форпост, а может быть и военное укрепление.
Шофёр Борис рассказал нам легенду, что во время монгольского нашествия часть войска Мамая шла по горной долине в районе Ини. Вдруг налетела черная туча, и пошёл град величиной с человеческую голову. Спасся лишь военачальник. Он вспорол брюхо верблюду и влез туда.
Я совсем не знаю историю Алтая, но думаю, что в своём далёком прошлом алтайцы были степными кочевниками, ибо даже свои деревянные аилы (жилища) они строят по форме и подобию монгольских войлочных юрт. И степная терраса у посёлка Иня не случайно выбрана ими для курганов, ибо традиции погребения наиболее стойкие в народе и сохраняются неизменными многие века. От этой террасы через Катунь подвешен канатный мост, по которому может проехать только небольшой грузовик или легковая машина. Вскарабкавшись по дороге, поднимающейся из каньона, мы вышли к месту, откуда хорошо просматривается место слияния Чуи с Катунью. В этом месте узкая дорога буквально врезана в высокую отвесную скалу. Гранитная скала козырьком нависла над нами. Мимо проехал ГАЗ-66, и, чтобы уступить ему дорогу, нам пришлось прижаться к скале. Круто поднимающаяся дорога вывела нас на верховку, где мы оказались на террасе, с которой открылась прекрасная картина на долину Катуни и окружающие её горы. Отсюда грунтовая дорога весьма круто идет вниз, да так, что нам приходилось упираться спиной в велосипеды и тормозить ручными тормозами, еле сдерживая и себя на этом уклоне от сползания. Такой крутизны дороги я не видел нигде, и мне непонятно было, как и какие машины могли по ней ездить. Вот здесь у нас закралось первое сомнение о существовании асфальтированной дороги республиканского значения.
Ещё не до конца спустившись в долину, мы заметили, как трое мужчин таскали по неглубокой протоке Катуни бредень, а женщина нанизывала пойманную рыбу на ивовый прутик. Мы подъехали к местным аборигенам. Женщина сняла четырёх хариусов с прутика и отдала их нам на уху. Она также рассказала, что между валунами по берегу растет дикий лук, и показала нам пучок этой зелени. Рыбаки ушли дальше, а мы стали рвать лук. Через сотню метров мы увидели стоявший на берегу реки колесный трактор «Беларусь» с прицепом. Подъехали ближе. Двое мужчин алтайцев лет тридцати сразу не понравились нам своим поведением, и не только потому, что были пьяны. Возле трактора лежало три бутылки из-под водки. Мы собирались, было удалиться от этой компании, но те выразили свое неодобрение на это действие. Пришлось подъехать к ним ближе и объяснять, кто мы, откуда и куда едем.
- Сколько километров до села? – спросил я.
- Пять километров. Вон по той дороге едьте, - сказал один из них.
И мы поехали. Небольшая речушка пересекала дорогу. Переехать через неё, не замочив ноги, нам не удалось. Мы остановились и начали выливать из обуви воду. Те двое, у трактора стали кричать нам, чтобы мы ехали не по той дороге, которую они нам указали, а по другой.
- Мы пошутили, - крикнули они.
Через километр нас обогнали на тракторе те пьяные мужики и, остановившись, сказали: «Садитесь».
- Спасибо. Мы потихоньку доедем сами, - сказал я в ответ на предложение.
Ехать с ними в прицепе по горной дороге – значило подвергать себя смертельной опасности.
- Садитесь, - настойчиво повторили они, - довезём до села.
Пришлось уступить настоятельной просьбе и рискнуть. Погрузили велосипеды в прицеп и влезли туда сами. В прицепе лежало два мотоцикла. По дороге прицеп болтало из стороны в сторону. Трактор, дырча и дымя, то взбирался вверх, то, жалобно завывая, спускался вниз. Мы въехали в село Инегень. Избы и аилы стоят несколько в стороне от берега Катуни. Подъехали ко двору. Вышли домочадцы. Я помог стащить с прицепа неисправные мотоциклы и уже начал снимать свои рюкзаки.
- Не подскажите место, где можно было бы лучше всего поставить палатку на ночь? – спросил я, хоть можно было обойтись и без их совета. Берег был повсюду ровный, и места хватало везде. Но и спросить было нелишне.
- Я не советую вам ночевать в селе, - коротко и без комментариев сказал тракторист.
Я не стал допытываться о причине такого мнения. Было понятно и так, что мы здесь нежелательные гости. Я, молча начал стаскивать велосипед с прицепа.
- Подождите, мы отвезём вас за село, - сказал тракторист.
- Да ладно, мы и сами…
Понятно, что нужно было уносить ноги из села, и как можно дальше, чтобы стать недосягаемыми. Но тракторист упёрся и опять настоял на своём. Пришлось опять ему уступить. По пути они еще выпили бутылку водки. Дорога, по которой они вывозили нас из села, пошла вверх, уводя от реки, и у меня возникло чувство подозрения и тревоги, что везут они нас не туда, куда надо. Я уже начал подумывать о возможности защиты. У меня был в рюкзаке топорик.
- Почему они нас везут от реки куда-то в горы? Завезут куда-нибудь в глухое ущелье, убьют, кинут в горную реку, и поминай, как звали, - думал я.
Успокаивало лишь то, что мы ехали на прицепе, и нас видело пол деревни людей. Впрочем, пьяным море по колено. Немного успокоились, когда остановились у ручья, и тракторист сказал, чтобы мы набрали воды.
- Там, куда мы едем, воды нет, - пояснили они.
- А куда мы едем? – спросил я.
- Отвезём вас на ферму. Там переночуете в избе. Сейчас там никого нет, - был ответ.
Успокаиваться было рано, но всё же это хоть как-то объясняло наше загадочное путешествие в горы. Километров за пять от села действительно стояла ферма. Мы подъехали к небольшой избе. Выгрузили вещи и велосипеды.
- Почему в селе вы не советовали нам ночевать? Мы обычно всегда останавливаемся где-то на окраине села возле людей, - спросил я.
- Недавно у нас убили двух русских и сбросили их в реку. Вы там сегодня проезжали. Четверых наших за это посадили, и сейчас у нас идёт вражда с русскими, - рассказал алтаец. Так что лучше не ночевать в селе. Мало ли что ночью может случиться, – добавил он.
Он был прав. Лучше не дразнить зверя, и не маячить на глазах у местных парней. Но наш разговор на этом не закончился. Пьяным друзьям хотелось поболтать, что они нам прямо и предложили.
- Давай поговорим? – сказал один из алтайцев. Вон там, внизу, - показал рукой тракторист, - на поле было село. Пришёл сюда со своим отрядом Петр Сухов и изрубил сто человек. Вон там, зимой на снегу они лежали. И их дети тоже позамерзали...
Рассказывал он это со злобой. Узкие его глаза еще больше сузились
- Там на пахоте, до сих пор валяются их кости. Там было село, а теперь нет ничего. Почему он так сделал? – спрашивал он меня, будто бы я был в этом виновен.
Я вообще тогда ничего не знал ни о каком Петре Сухове. Знал, правда, одного в кинофильме «Белое солнце пустыни».
- Наши мужики поставили пулемёты вон там (он показал на скалу), и вон там, и ещё вон там. Но он зашел с другой стороны и всех изрубил, - продолжал он.
- Хорошо было бы, если бы я вот сейчас взял и застрелил твоего сына. У меня вон там, в кабине лежит ружьё. Хорошо!? А? А почему он так сделал? - начал уже возбуждённо кричать пьяный алтаец.
Разговор грозил принять нехороший оборот.
- Я ничего об этом не слышал. Мы ведь не из этих краёв, а с Украины, - сказал я.
Лишь потом, уже дома, я прочёл, что летом 1918 года отряд под командованием молодого шахтёра из села Кольчугино (ныне г. Ленинск-Кузнецкий) прошёл по тылам колчаковских войск более двух тысяч километров. В 18 боях отряд одержал победу. Но силы отряда таяли. Узнав, что Омск занят Колчаком, Петр Сухов принимает решение – идти через Монголию и соединиться с частями Советского Туркестана. Красногвардейцы уже подходили к границе с Монголией, но были преданы провокаторами-эсерами, и у села Тюнгур попали под огонь вражеской засады. Сто сорок четыре человека похоронены со своим командиром на берегу Катуни.
Закончился наш разговор с алтайцами сравнительно спокойно.
- Во сколько завтра будешь уезжать? – спросили меня.
- Часов в девять. Нам спешить некуда. Я в отпуске, сын на каникулах, - ответил я.
- Да, долго спите. Может быть, мы завтра приедем к вам и привезем мяса, - добавил один из них.
Хотя уже был вечер, но мы сфотографировали их. Стали записывать адрес, куда я должен был отправить фотографии. Это тоже могло нас спасти и положительно подействовать на пьяных аборигенов.
- Запиши. Самойлов Дайсан Амыр Ильдейбейч, - сказал алтаец.
- Ильдейбейч – это что отчество? – спросил я.
- Я потомок князя. Это моя родословная, - ответил он в каком-то нехорошем тоне.
- Запиши правильно – Ильдейбейч, - ещё раз повторил он.
- Я уже записал, - был ему мой ответ.
- Нет, ты запиши еще раз, - и он продиктовал по слогам это непонятное мне слово.
После их отъезда мы осмотрели избу, и нашли ее пригодной для ночлега. Там стояли две металлические кровати, стол. Было даже на полке кое-что из продуктов: немного сахара, макароны, соль. Юра нашел лисий хвост. В избе полный беспорядок, и чувствовалось, что его обитатели были далеки от чистоплотности. В избе полно мух и мусора. Потом мы осмотрели кошару и не нашли в ней ничего интересного. Там валялось лишь несколько невыделанных овечьих и коровьих шкур. Печь разжигать не стали, а сварили уху из подаренных хариусов на костре. Поужинали. Легли спать, закрыв дверь на крючок.
Спать утром долго не пришлось - донимали мухи. Завтрак не готовили – не было воды. На сборы много времени не понадобилось, т.к. всё, кроме спальников, было в рюкзаках.
От этой фермы плохо накатанная дорога привела нас к другой ферме, а дальше дороги нет. Перешли через небольшое вспаханное поле. За ним удалось найти дорогу. Ещё немного проехали по ней, а затем дорога пошла круто вверх. Пыхтя и надрываясь, мы дошли по степному склону до зарослей кустарника. Здесь сделали привал и позавтракали. И дальше опять дорога поползла круто в гору. Она становилась всё менее заметной, затем перешла в тропу, а потом и тропа исчезла в луговых травах.
- Кажется, мы попали не туда, куда надо, - подумал я. А этот подъём у нас занял около часа. Целый час мы изо всех сил толкали нагруженные велосипеды, часто останавливались, чтобы отдышаться, и вновь ползли вверх. Передышку делали через каждые 20-30 шагов. И вот теперь такое разочарование и неудача.
- Где же нужная нам тропа, и есть ли она вообще? Куда ехать? – мысленно задавал я себе вопросы.
Оставил я на склоне велосипед и пошел посмотреть с горы на долину. Катунь течет внизу в узком обрывистом каньоне. С высоты орлиного полёта я заметил в долине, выше каньона ленточку тропы. Разумеется, что никакой автодороги здесь не было никогда. Нужно было спускаться вниз на эту тропу. И тут я вспомнил, как те два алтайца вчера говорили нам, чтобы мы за каким-то камнем не шли по дороге вверх.
- Она ведет на охоту в горы, а вам надо спускаться вниз, - говорили они.
- Но как теперь спустится, - думал я. Возвращаться назад по пройденному пути не хотелось. - Сколько затратили сил, и теперь
назад А надо было сделать именно так. Но мы с риском для себя поступили иначе. То, что мы задумали, значительно сокращало путь. С горы было видно небольшое боковое ущелье. До средины мы просматривали его. Там можно было пройти. Но что было дальше за скалой? Может быть обрыв? И тогда конец. Придётся опять карабкаться вверх. А сделать это будет не просто с такой крутизной склона. Тогда нужно будет порознь выносить велосипеды и рюкзаки. Таким образом, в случае неудачи со спуском по боковому ущелью, мне нужно будет четыре раза по крутизне преодолевать путь опять вверх. И всё же мы рискнули. Спустились по голому склону до дна ущелья. Там, среди кустарника, шла звериная тропинка. Ниже, кустарник стал ещё гуще. Вместо травы и почвы под ногами и колесами велосипедов появилась осыпь из камней и щебня. Ветви дикого крыжовника, шиповника, акации царапали и кололи тело. Камни скальной осыпи выворачивали из рук руль велосипедов. Приходилось изо всех сил упираться спинами в седла велосипедов и сдерживать их. Но дважды я всё же падал в камни и колючий кустарник, а у велосипеда выбило спицу и свернуло руль. В самых тяжелых местах я проводил и велосипед сына. К счастью, за горой, обрыва не оказалось, и мы благополучно спустились к тропе.
Вначале тропа шла ровно, и в иных местах можно было даже кое-как ехать. Но через час пути она стала похожей на афганский овринг Памира. Но даже в этом месте можно было спокойно двигаться вперед. Правда, в одном месте мне чуть было не свалился на голову камень – он упал со скалы в метре передо мной. А в другом месте на сером щебне лежала, свернувшись, большая змея, на которую я чуть не наехал колесом. Если тропа не могла пройти по скале, то уходила в верховку к тайге. Там положестей, но тропа расходилась на множество тропинок. Определить, какая из них нам подходит, было трудно. Но потом оказывалось, что они опять все сходились в одну. Просто ходоки и перегоняемый ими скот выбирали каждый свой путь. Круче – значит короче. Положестей – длиннее. Возможно, какие-то тропы уходили в высокогорье на пастбища и охотничьи угодья, но мы удачно выбирали из них самую натоптанную, и более не блудили.
К полудню мы дошли к месту, где ущелье расширилось. Горы на левом берегу реки отодвинулись, и там, шириной метров в сто образовалась ровная и плоская степная терраса. Наверное, здесь была когда-то отмель или озеро. Потом река промыла каньон, а на отмели образовалась широкая поляна. Посреди этой поляны мы обнаружили вкопанную в землю небольшую каменную бабу, высеченную из мрамора. Возле неё набросаны монеты и разного рода небольшие вещицы. Эти дары – древний обычай кочевников.
Алтайцы потомки многих восточных народов. В праалтайских степях зародились тюркские племена киргизов, казахов, узбеков, туркмен и много других современных народов. Доказана этническая связь с Северным Алтаем угро-финских народов: хантов, манси, ненцев, коми, удмуртов, марийцев и др. Попав под политическое влияние арабов многие народы приняли ислам. А вот алтайцы, по сей день, так и остались вместе со своей древней религией. Они по-прежнему верят в добрых и злых, сильных и слабых духов природы, подчиняющимся двум главным богам: доброму Ульченю и злому Эришку. У алтайцев нет ни церквей, ни молитвенных домов. Они почитают своих богов вот в таких местах, какое мы проехали.
Далее тропа серпантинами стала подниматься вверх. На пути стоит отвесная скала. В том месте, где тропа опять начинала спускаться, из камней сложена горка. На горке сухая ветвь с множеством повязанных белых ленточек. Этот перевал тоже служит местом поклонения богам, и называется оно обо. Мне рассказали, что многие уже не знают, что нужно повязывать только белые полоски ткани и только из новой, нигде не использовавшейся ткани. И тогда проси у богов, что хочешь. Обычай, повязывать ленточки тканей в значимых местах, сохранен и у тюрков-мусульман, и у тюрков-буддистов.
Спустились вниз к небольшой речке, через которую перекинуто несколько скрепленных меж собой бревен. Потом тропа зашла немного вглубь этого бокового ущелья. Тайга там густая, травы сочные и высокие. Растут там толстенные старые лиственницы, и мы надолбили с них смолы для жвачки, которая весьма полезна для укрепления зубов и дёсен. Затем тропа поднялась вверх и уже более не спускалась к Катуни. Она вилась то по тайге, то выходила на альпийские луга. Высоко. Руки напряженно сжимают руль велосипеда. Страшно смотреть вниз. Там, в глубине ущелья, из ледников горы Белухи несет свои бирюзово-зеленоватые воды горная Катунь.
Начал тихо накрапывать дождик, который стал постепенно усиливаться, а тучи сгущаться. Колёса и обувь скользили по камням и глине, отчего путь стал во много раз опаснее. Двигаться в плащах было бы еще труднее. Не надели плащи ещё и потому, что надеялись на скорое окончание дождя. Но тот не прекращался, и наша одежда, напитав влаги, промокла насквозь. Хуже того, начала падать температура воздуха. Всё ниже опускались холодные тучи, а некоторые из них уже бродили внизу по ущелью. Одна из таких тучек вдруг с ветром выскочила снизу из-за склона горы, поднялась по нему, и обдала нас крупными холодными каплями дождя. Эта туча пронеслась как ураган. С шумом затрепетали от ветра ветви и листья деревьев.
День клонился к вечеру. Скользкая тропа всё время поднималась вверх. Наши силы были на исходе. Немели от холода мышцы. Кроме того, на одном из склонов, по которому проходила тропа, в роще кто-то дико ревел. Медведей на Алтае много. Может, это был и не медведь, а олень. И всё же мы начали свистеть и кричать, чтобы отпугнуть зверя. А миновать место, откуда доносился дикий рев, было нельзя. Тропа проходила именно там. Нервное напряжение достигло предела. Сын Юра от страха немного отстал от меня.
- Тебя съест, а меня не тронет, - сказал он серьёзно.
Останавливаться нам было нельзя, ибо, остыв без движения, мы могли в таких условиях заболеть, в лучшем случае, простудой. Мы из последних сил двигались вперёд, стараясь увидеть хоть какой-то признак жилья. По моему предположению, уже где-то недалеко должна была быть деревня. Но я ошибался. Мы выезжали из-за горы и в очередной раз убеждались, что села за ней нет. За весь день на пути мы не встретили ни человека, ни жилья. Поставить палатку под дождем было невозможно. Провести промокшими ночь в палатке, значило обречь себя на длительные мучения в сырости и холоде.
Внизу, у реки показалась долгожданная избушка. Можно было бы укрыться в ней на ночь от дождя. Но склон горы был настолько крут, что спуститься к этой избе было невозможно.
Тропа шла узкой лентой. Велосипеды вели по тропинке, а самим приходилось идти рядом по траве, что было нелегко. В конце концов, мы настолько устали, что потеряли всякое чувство осторожности. Вода чавкала в обуви, ноги скользили по траве. Конца дождя не предвиделось. Наоборот, все горы затянуло плотными облаками, и они к вечеру стали мрачными и страшными.
Начало темнеть. И вот, словно в награду за перенесенные трудности, наконец-то вдали показалась небольшая ферма с избой. Тропа пошла вниз, серпантиня по склону горы. Колодки тормозов скользили по мокрому ободу и плохо тормозили.
Подъехали к избе. Она оказалась нежилой. В ней печь и немного сухих дров. Первым делом мы сняли с себя мокрую одежду. Надели сухие спортивные костюмы. На ноги натянули высокие шерстяные памирские джурабы. На металлическую сетку кровати я расстелил палатку, кариматы и одеяло. Уложил и укутал сына в кровати. Он, как только согрелся, сразу же уснул. Я же растопил печь, выжал и развесил в комнате мокрую одежду, сварил суп и вскипятил чай. Поужинал.
Но на этом наши мучения на сегодня не закончились. В час ночи лёг спать, но заснуть не удалось. Оказалось, что эта избушка полна кровожадных клопов. Они, как только я выключил фонарик, набросились на меня со всех сторон. Вначале я подумал, что меня жалят комары. Между тем все открытые участки тела уже были покрыты укусами. Включил фонарик. Клопы быстро разбежались по щелям брёвен. Они также прятались в складках одежды и постели. Я вновь погасил фонарик, и они опять набросились на меня. Я стал давить их, действуя проворно после включения фонаря. Так продолжал я действовать до трех часов ночи, измазав этой мразью всю постель.
Далеко за полночь вышел из избы на улицу. Дождь прекратился. На небе сияли звезды. Вокруг видны лишь чёрные горы, тайга, небо, и ни малейшего огонька или признака цивилизации. И я подумал тогда: «Боже мой, куда же нас занесло, и счастье, что мы оказались в тёплой избе». Юра прямо заявил вечером: «Я заболею». Но не заболел, и был утром, как всегда, здоров и бодр.
Уснул я лишь перед рассветом. Утром меня разбудил приближавшейся говор каких-то людей. Я вскочил с кровати, чтобы увидеть их и узнать, где мы находимся и как ехать дальше, чтобы выйти к селу Тюнгур. Мимо нашей избы верхом на лошадях ехали двое парней алтайцев. Я окликнул их. Сказал, что вчера нас застал в горах дождь, и мы ночевали в избе. Они рассказали, что пасут скот в горах и тоже попали под проливной дождь, а теперь едут в село, до которого отсюда километров двадцать.
- Едьте понизу вдоль реки и не поднимайтесь вверх, - сказали они нам.
Заблудившиеся в ущелье ночью облака теперь поднимались вверх. Мы неспешно собрались, позавтракали. Одежда хорошо высохла. От фермы к селу уже шла дорога. Она не уходила от реки и тянулась по низу. По обе стороны от неё стоит тайга из лиственниц, кедра и берёз. Крутых подъёмов или спусков там уже нет. Погода тоже наладилась. Потеплело. Вышло солнце. О вчерашнем дожде напоминали лишь лужи на дороге, да мокрая в тайге трава. Ехали, словно прогуливаясь по парку.
Проехали место захоронения 144 бойцов отряда Петра Сухова. На памятнике табличка с надписью: «Здесь произошёл последний бой героического революционного отряда Петра Сухова с белогвардейцами». Возле памятника лежали две горных лошадиных подковы, которые мы взяли с собой на память о переходе по тропе Иня – Тюнгур.
Этот эпизод путешествия закончен. Немцы в таких случаях говорят: «Ende gut, alles gut. Всё хорошо, когда хорошо кончается».
РАССКАЗЫ НЕРЫБАКА О РЫБАЛКЕ
Рассказ первый. РЫБАЛКА В ПУСТЫНЕ
Туркменистан. Пос. Хаузхан.
7 октября 1989г.
Скажите, нужна ли в пустыне удочка? Читатель, обладающий чувством юмора, усмотрит в вопросе какой-то подвох и ответит: «Нужна, если вы собираетесь ловить ею змей и тушканчиков». Серьёзный же человек ответит: «Нет. Какая может быть в пустыне рыбалка?».
И я так думал, когда готовил первый раз снаряжение в Каракумы. И очень пожалел потом, что не взял с собой рыболовные снасти. А в пустыне (ну, конечно же, не в песке, а в каналах) рыбалка такая, какая не снилась даже бывалым рыбакам. Ведь кроме основного Каракумского канала там прорыты тысячи, а может быть и десятки тысяч меньших каналов, и в них тоже рыба водится. Кроме того, Каракумы и Кызылкум прорезают реки Амударья и Сырдарья, которые тоже имеют сеть отводящих воду каналов. Я не говорю уже о величайших в мире озерах, воды которых омывают берега пустынь и являются наиболее рыбными озерами в мире. Достаточно сказать, что почти все осетровые рыбы водятся только в Каспии, и 90% чёрной икры в мире даёт Каспий.
Расскажу лишь один случай, который произошёл с нами в путешествии по Каракумам в 1989 году. Тогда я ехал по Каракумам с сыном Юрой, которому было всего девять лет. Мы остановились на ночлег у Каракумского канала возле небольшого пос. Хаузхан. Здесь канал имеет дамбу и водохранилище. Там, где идет сброс воды из водохранилища, собирается невероятное количество разной рыбы. Форель пытается преодолеть водопад. По дну канала ходят сомы, заглатывая мелкую рыбу. Много здесь толстолобиков, карасей, сазанов, змееголовок и прочих видов рыб. Местные мальчишки ловят рыбу способом косы, т.е. на леску спиннинга цепляют крючок-трезубец, и закидывают его подальше в воду. Потом резким движением, какое делает косарь, подтягивают леску с крючком, потом наматывают леску на катушку и снова повторяют это движение, пока не зацепят рыбину. Для такой рыбалки не нужны никакие наживки.
Вот таким же образом зацепили до нашего прибытия на канал 120-ти килограммового сома. Его водили рыбаки два часа, потом зацепили ещё одним спиннингом. Кое-как изнеможенного сома подвели к берегу и вонзили в него заточенный арматурный прут. Боролись с сомом четыре человека, и мясо его отвозили в багажнике «Жигулей» за две ходки.
Местные мальчишки тоже ловят рыбу способом косы. Интересно отметить, что особи рыб весом меньше килограмма они не берут.
Офицеры-пограничники приезжают сюда на рыбалку с семьями, и дети купаются тут же, не боясь распугать рыбу.
Пока я ставил палатку и готовил ужин, сын Юра обследовал всю округу. Он плакал оттого, что у него были подаренные донки, но не было наживки, а попросить её у кого-либо он стеснялся. Но самое удивительное то, что к вечеру, когда начинается лучший клёв рыбы, все местные рыбаки ушли в посёлок, а пограничники на своих УАЗах разъехались по заставам. Мы остались одни. Прошли по берегу и нашли брошенную рыбаками наживку и даже рыбу. Вот тут-то настала наша очередь ловить рыбу. Но ведь нам много не надо. Всё равно рыба пропадёт в жару, да и соли у нас было совсем мало. И такое вот бывает.
Известно, что после строительства Каракумского канала, он постепенно стал зарастать тростником и камышом. Растения быстро разрастались в тёплой воде и песке. Приходилось канал постоянно чистить. Столь трудоёмкая и дорогостоящая очистка русла канала была неэффективна. Но запустили массу мальков травоядных рыб, и проблема была решена. В теплой воде и при обилии корма рыба растёт как на дрожжах. В малых каналах обитает несметное количество мальков. Много в каналах и хищных видов рыб.
Так что берите с собой удочку, если поедите в пустыню. Рыбы в ней много.
РЫБА ЖДЁТ, ПОКА РЫБАК РАЗБУДИТ
Россия. Карелия. 1993г.
Заметили ли вы, как сидят рыбаки на наших прудах? Сидят они тихо, передвигаются плавно и спокойно. И что сказали бы они, если бы вы вдруг кинули в воду камень? Затаившийся в камышах рыбак спокойно бы сказал: «Этот нехороший человек распугал мне всю рыбу». Это в лучшем случае.
А теперь мысленно перенесёмся в Карелию или Мурманскую область, находящиеся по обе стороны от Полярного круга. Там бесчисленное количество озёр. И рек там немало. А вот рыба ловится там плохо, особенно на удочку.
Дело в том, что рыба там спит. Путешествуя по Карелии, я наблюдал, как, сидящий на берегу озера рыбак, время от времени кидал в воду гальку. Зачем кидаете? – спросил я его. Согласитесь, в этом есть что-то необычное для рыбалки.
Оказывается, в озерах Карелии настолько холодная вода, что рыба, опустившись на дно, спит. Вот и приходится рыбакам кидать камни в воду, чтобы разбудить её. А, проснувшись, рыба начинает двигаться. Потом ей захочется что-то съесть. А тут уже подан червячок «на тарелочке с голубой каёмочкой», а если точнее, на крючке. Хап! И она уже в садке. И такое вот бывает.
Рассказ второй. ЛЕГКИЙ УЛОВ
Россия. Дагестан. пос. Кумух.
1993г.
В горах Внутреннего Дагестана есть селение Кумух. Населено оно лакцами и является центром Лакского района. Сюда мы добирались долгих пять дней по ущелью Чирагчая через некогда труднодоступные перевалы Чираг и Вачи.
В 1239 г. отряду монголо-татаров не удалось сходу преодолеть эти перевалы. И лишь весной 1240 г. они осадили крепость и селение Кумух. После полугодовой героической обороны и гибели всех воинов-лакцев, монголам удалось захватить аул. Над жителями и пленными была устроена жестокая расправа. Но всё равно вскоре монголы вынуждены были покинуть аул и уйти в Дербент. А горный район стал опять независимым.
Вот сюда 5 августа 1993 года мы и прибыли. Эта весть быстро разнеслась по селению. Оказалось, что в Кумухе уже 18 лет живёт наша землячка из Каховки. Галина и её муж Олимо пригласили нас в гости. До сих пор помню вкусный обед, которым угостили нас.
Их сыновья Саша и Артур рассказали нам о невероятной рыбалке в здешнем небольшом озере у рынка. После обеда и отдыха мы решили тоже порыбачить. Мне очень не терпелось поймать рыбину весом в несколько килограммов. Всё дело в том, что в этом крае рыбу, как продукт питания горцы серьёзно не воспринимают. Её здесь попросту не едят. А потому рыбы развелось в этом тихом пруду превеликое множество. Корма же ей здесь не хватает. Карпы и караси сами нанизываются от голода на крючок. Ну, посудите сами! На крючок, сделанный из гвоздя, насаживается хлебная корка, рядом с крючком прикрепляется небольшое грузило и всего 4-5 метров лески. И никаких поплавков, удилищ, колокольчиков. Кинул и жди, когда проглотит. А когда проглотит – тут и тяни. Меньше чем за час поймали 25 рыбин среднего размера. Крупную рыбину поймать не удалось, т.к. пошел дождь, и полбулки хлеба для наживки размокло. Пришлось хлеб бросить в озеро и идти домой.
Артур и Саша ездили с родителями в Каховку на Днепр. Там и научились ловить и есть рыбу. Теперь они здесь единственные, кто ловит её в Кумухском озере.
После рыбалки я почистил рыбу, Галина пожарила, и мы все вместе съели её за ужином.
Рассказ третий. РЫБАЛКА С "ТЕЛЕВИЗОРОМ"
Казахстан. с. Ганюшкино.
1997г.
Если хотите услышать невероятные, но правдивые истории о рыбалке, езжайте в дельту Волги. Там счастье рыбакам улыбается чаще, чем в других местах, и не надо ничего придумывать. Весной «по большой воде» из Каспия многие виды рыб устремляются в реку на нерест. И меня однажды занесло в этот край. Рыбак из меня почти никакой, да я и не ставил себе цель рыбачить в многочисленных протоках, на которые распадается Волга при впадении в Каспийское море. У меня на это в пути не хватает ни времени, ни страсти, хотя я всё-таки вожу с собой кое-какие снасти.
Чтобы попасть из Астрахани в Казахстан, мне пришлось с помощью паромов и мостов пересечь множество проток. К тому же я немного заблудился здесь, повернув на перекрёстке не в сторону Красного Яра, а на Володарский. Понял свою ошибку только через 58 км, когда прибыл к паромной переправе на Марфино. Пришлось возвращаться назад к тому злополучному перекрёстку. Но меня эта ошибка не огорчила. Зато я поездил по дельте, посмотрел, как рыбачит местный народ. А рыбалка в этих краях хорошая. Даже пацаны возвращаются с рыбалки с приличным уловом.
Но вот я всё-таки пересёк границу и оказался в Казахстане. В первом же ауле я увидел двугорбых верблюдов и низкие глиняные хижины с плоскими крышами. Жилища небольшие, окна маленькие. Почти всё здесь под один цвет – под цвет рыжей глины: хижины, кони, верблюды, коровы, почва и даже люди. Кругом степь и ни единого деревца. Дорога ещё иногда пересекает небольшие речки, называемые здесь чирами. Перед райцентром, с истинно русским названием Ганюшкино, я оставил велосипед на мосту и спустился к небольшой речке, чтобы смыть с лица пот и пыль. Ширина чира всего метров пять. Заметил, что в мутной воде плещутся рыбы. Вот, думаю, сюда бы бреденёк. Неплохой был бы улов. Перегородить бы речку с одной стороны сетью, а с другой пугнуть рыбу. Наверняка, с полведра поймать можно.
- Ну, как же это местные рыбаки упускают такой случай? – подумал я.
Когда я пересекал по мосту последний многоводный рукав дельты Волги, то был ещё под впечатлением увиденного. На мосту встретил рыбаков и решил поделиться с ними своей тайной. Но то, что я увидел здесь, ещё больше удивило меня. У каждого рыбака стоял мешок с рыбой и сетка, которую у нас называют пауком. У них эту снасть почему-то называют телевизором. Этот «телевизор» рыбаки опускали без всякой приманки с моста в мутные воды реки на глубину метра два, а затем резко поднимали вверх. Если в это время над сеткой проплывала рыба, то она не успевала уйти и оказывалась пойманной. А рыба попадалась в сеть часто.
Когда я рассказал рыбакам о своем открытии, т.е. о том, что недалеко от села есть речка, в которой полным полно рыбы, то меня осмеяли. Ведь за день каждый из них, не замочив ноги, легко добывал мешок рыбы, а порой и больше.
- Всё зависит от того, сколько будешь таскать «телевизор». Делать это нужно проворно и быстро, а потому тяжело. Больше таскаешь – больше рыбы, - объяснили мне.
Ловилась чехонь, сазан, лещ, тарань, карась, щука, селедка и др. Иногда попадались даже сомы, белуги, осетры или севрюги. Но эти рыбы донные. Чехонь, лещ и тарань после засола вялят и продают оптом на рынке скупщикам. Другие виды рыб нежелательны для рыбаков.
Рыбаки начали задавать мне стандартные вопросы. Куда и откуда еду? Где ночую? Что ем? Почему один? Не опасно ли? Сколько мне платят? Какая цель? Какая жизнь на Украине? Как проезжаю таможни?
Потом они почистили и разделали мне крупных сазана и карпа. Сделали они это для того, чтобы я мог довезти рыбу неиспорченной до обеденного привала. Избавились от хвостов, голов, внутренностей, посолили её и уложили мне в бидончик.
- До обеда не пропадёт, - сказали рыбаки. Но пожарил я её только вечером, т.к. на обед был приглашён в дом к гостеприимным казахам.
Славная была рыбалка
Казахстан. Прибалхашье. 2005г.
Из школьного курса географии всем известна уникальность Балхаша тем, что одна половина его пресноводная, а другая солёная. Ехал я вдоль его пресноводной части без проблем и не испытывал особых трудностей. Здесь, хоть и не часто, но всё же есть рыбацкие поселки, проложены железная дорога и автомагистраль. Обычно там, где дорога прорезает каменные вершины сопок, стоят местные жители и продают вяленую рыбу. Рыба, как правило, крупная. Чтобы она не портилась при сушке, её распарывают, удаляют внутренности и немного коптят. Балхаш богат рыбой.
Береговая линия озера очень извилиста и изрезана полуостровами, заливами, песчаными косами. Много в озере и островов. Всё это потому, что глубина озера невелика. Балхаш окружают бескрайние казахские степи, песчаные, глинистые, каменисто-щебневые полупустыни и пустыни.
Мой 650-километровый путь по побережью Балхаша был богат на экзотику и приключения. Вот одно из них. За посёлком Сарышаган моё внимание привлекла одиноко стоящая в степи старинная могила имама. Над ней возвышается полуразрушенный глинобитный конус мавзолея. Я остановился, чтобы подойти и поближе рассмотреть это культовое сооружение. На противоположной стороне дороги тогда стояла «Нива». В ней сидели три взрослых парня. Они уважительно отнеслись ко мне и пригласили в машину перекусить. В Казахстане знакомиться с людьми легко и просто. Через пять минут мы были уже приятелями. Казалось, что мы раньше были знакомы, долго не виделись и вот теперь вновь встретились.
- Мы видели Вас в посёлке, но не стали там останавливать. Решили подождать Вас здесь. Хотите поехать с нами на рыбалку? – предложили мне.
- Конечно, хочу. Это было бы интересно, - сказал им я.
- Тогда поехали с нами, - сказали парни.
- А сколько километров туда, где вы собираетесь рыбачить? – спросил я, предполагая, что до Балхаша всего несколько километров. Ведь в Сарышагане озеро рядом.
- Двадцать пять километров, - сказали они.
- Ого! Нет, парни, я за вами не угонюсь. По песчаной дороге мне туда ехать часа два.
- Поедим на машине, - уговаривали они.
- А куда велосипед? – спросил я.
- Спрячем, - предложили они мне такое решение проблемы.
- Нет. Велосипед я не оставлю, - сказал категорично я.
- Тогда давай затолкаем его в машину, - предложили мне ещё один вариант.
Так мы и сделали. Но дверцу багажника, конечно, пришлось оставить открытой. Заднее колесо велосипеда торчало сзади машины. От этого в салоне автомобиля при движении повисла в воздухе густая пыль. Мы ехали по полуострову, врезавшемуся в воды Балхаша широким клином. Его степная поверхность ровная, как стол. Миновали небольшое соленое озеро с белым обрамлением берега. Проехали стадо верблюдов, и, наконец, выехали к берегу Балхаша. По краю берега тянется песчаная дюна, поросшая экзотическим колючим кустарником и разными другими растениями, с незнакомыми мне названиями.
Сразу принялись за дело. Развели дымящий костёр, чтобы хоть немного отпугнуть кровососущих насекомых. Парни накачали резиновую лодку и двое из них поплыли выбирать из ранее поставленной сети рыбу. Я же с третьим парнем взяли удочки и стали ловить на кузнечиков и хлебную мякину рыбу у тростниковых зарослей.
Уровень воды в Балхаше в этом году поднялся метра на два. Мне сказали, что причиной подъёма воды было то, что китайцы открыли шлюзы своего водохранилища.
Удочками мы натаскали воблы, а в сеть попались крупные сазаны, карпы, сом и судаки. Мне рассказали, что судак ранее в озере не водился. Его запустили в Балхаш лет десять тому назад. Судак уничтожил главную промысловую рыбу Балхаша – маринку. Маринка тоже рыба хищная, но в Балхаше видоизменилась, и потому стала жертвой добычи судаком. Осталась жить маринка лишь в устьях рек, впадающих в озеро, где есть большие тростниковые заросли.
Уже ночью сварили наваристую уху и искупались в озере. Сытно поужинали и улеглись спать в машине и палатке. А рано утром парни поплыли вновь вынимать рыбу из сети.
Мешок рыбы, вкусная уха, фантастически красивый закат солнца, освежающее купание в озере, разговоры у костра, фотосъёмка – таков результат рыбалки на Балхаше. А после – воспоминания о встрече с хорошими людьми.
Меня позже вывезли на шоссе, а в дорогу дали засоленные куски крупного сазана.
ШАКАЛЫ
Россия. Дагестан.
Май 1997г.
Шакалы – презренные на Кавказе животные, которые нападают только на слабых, и только стаей.
Народная мудрость гласит: «Жизнь – не те дни, которые прожиты, а те, которые запомнились». Не исключено, что впечатления от происходящих в жизни событий могут быть не только положительными, но и отрицательными.
До сих пор не могу забыть тот нехороший случай, произошедший со мной в Дагестане 8 мая 1997 года. Я ехал по Ногайской степи в Прикаспии. Машины на дороге встречаются там редко. Район этот граничит с Калмыкией и Краснодарским краем. Недалеко и до воинственной Чечни. Степь здесь сухая, целинная и очень ровная. Поросшая полынью, она в мае имеет голубовато-серый цвет. То там, то здесь шествовали по степи на своих длинных лапах журавли. От жары в воздухе стоял приятный запах степных трав и горькой полыни. Ехалось легко и быстро.
В десяти километрах от поселка Кочубей, перед перекрёстком к колхозу имени Орджоникидзе меня обогнал колёсный трактор с прицепом, в котором находилось пятеро парней. Ехали они, как позже я узнал, домой после сдачи на приёмном пункте овечьей шерсти. При обгоне тракторист прижал меня к краю обочины, да так, что чуть не сбил прицепом. Сидящие в прицепе парни бурно отреагировали на мое присутствие на дороге. Они что-то кричали и махали руками. Один из них, черноволосый абориген, крикнул трактористу, чтобы тот остановился. Я воспринял все эти эмоции как приветствие и желание подвезти меня, но всё же предчувствие вызвало у меня какую-то тревогу. Пятеро парней окружили меня, и один из них сказал: «Давай палатку и велосипед, а то уйдешь ни с чем».
После непродолжительного эмоционального разговора, они начали отбирать у меня велосипед, рюкзак и тянуть их на прицеп. Я вцепился руками в раму велосипеда и не отдавал своё добро. До глубины души меня взволновали эти хулиганские действия. Мне не было жаль своих пожитков. В конце концов, не такие уж ценные вещи были у меня в бауле. Но добраться домой без документов, без денег и велосипеда было бы сложно. Ведь в тех краях всюду блокпосты военных и милиции. Обидно было еще и то, что эти парни бросили ту «ложку дёгтя в бочку мёда», которая испортила все мои хорошие впечатления о Дагестане, о той стране, которую я и сейчас считаю самой гостеприимной из всех, где я бывал до сих пор. За три путешествия, которые я провел в Дагестане, мне никто не сказал даже грубого слова. И вот этот случай бандитизма на дороге все испортил.
А выручили меня, как это ни странно, чеченцы. Они проезжали мимо на микроавтобусе и, увидев потасовку, остановились. Подвыпившая компания парней при виде солидных мужчин сразу присмирела. Двое мужчин вышли из автобуса и стали говорить с ними по-нерусски. Я воспользовался этим, сел на велосипед и покатил дальше. Как знать, о чём они там говорили? Потом микроавтобус догнал меня и один из мужчин, открыв дверь, спросил: «Что они от тебя хотели?». Я рассказал о случившемся.
- Эти нехорошие парни даргинцы из села (он назвал село). Мы чеченцы. Едим с рыбалки, - сказал он. Чем тебе мы можем ещё помочь?
Я поблагодарил их и был удивлён, что моими спасителями были чеченцы. Этих людей не ожесточила даже война, и они остались порядочными людьми в такое смутное время. Они спасли от грабежа русскоязычного путника. Такую защиту вряд ли оказали бы мне соотечественники на моей родине. А было это в период между первой и второй чеченскими войнами, когда генералу Лебедю удалось добиться временного прекращения военных действий.
- В семье не без урода, - сказал мне хозяин одного придорожного кафе, когда я был приглашен им на бесплатный завтрак 9 мая, на день Победы.
Вычислить и наказать этих парней было бы несложно. В Дагестане, даже в пограничных районах, близких к Чечне, власть была всегда. Ведь я узнал из какого села были эти парни, мог запомнить номер трактора и другое. Может быть, пользуясь ослаблением власти, неразберихой в государстве и под влиянием алкоголя эти парни пытались совершить преступление. Бог им судья. На разбирательство у меня не было ни желания, ни времени. А, кроме того, есть у путешественников не писаный закон – не приходи в чужой монастырь со своими правилами. Воспринимай реальную жизнь такой, какая она есть и старайся избегать конфликтных ситуаций. В этом случае всё закончилось благополучно. А люди с шакальими повадками были и будут всегда.
МЫТАРСТВА В ЛИПЕЦКЕ
Россия. г. Липецк.
Август 2004г.
Возвращаясь в 1994 году из путешествия по Золотому кольцу России, я и мой сын Юрий обогнули Липецк по объездной дороге. Тогда на знакомство с этим городом уже не оставалось времени. Мой рабочий отпуск подходил к концу.
Теперь же, в 2004 году, я решил проехать через Липецк, и не только для того, чтобы осмотреть его достопримечательности. Нужно было решить в городе один неотложный бюрократический вопрос. Дело в том, что по российскому закону, все иностранцы, в числе которых оказались теперь и граждане Украины, обязаны зарегистрироваться после въезда в страну, в том населенном пункте куда едут, в течение трёх дней. Об этом меня уведомили на таможне служба паспортного контроля пограничников.
- Если Вы этого не сделаете, то Вам грозит большой штраф, - сказал мне пограничник.
Путешествуя по Центральным областям России и по Поволжью, я как-то упустил этот вопрос, да и никто мою регистрацию не проверял. А, кроме того, я ведь не имел конечного пункта прибытия и определенного места временного проживания. По сути, я ехал всюду транзитом. Но поставить отметку всё же нужно было, и срочно. До границы с Украиной ехать оставалось не много. Поставить печать нужно было в Липецке. Можно, конечно, было это сделать и в Воронеже, но туда, по расчётам, я должен приехать в выходные дни. Поэтому в Липецке я сразу же стал искать контору городской администрации.
Здание городской администрации Липецка находится в довольно оживлённом месте, и я, опасаясь за сохранность своего велосипеда, вкатил его в стеклянный коридорчик, именуемый в народе «предбанником», и приставил к стене. Подобную меру предосторожности я уже проделывал многократно в разных городах России, но не в Липецке, где всё было иначе. Я ещё не успел отойти от велосипеда, как на меня, как цепной пёс, набросился охранник. Он злобно зарычал: «А ну вывези свой велосипед! Ты бы ещё на автомобиле сюда заехал!».
Подобного хамства я никак не ожидал.
- В чём дело? Он что Вам здесь мешает? Вы кто? Охранник? Посторожите велосипед, пока я схожу в комитет по спорту, - сказал я спокойно ему. Последняя фраза еще больше взбесила охранника. Он аж посинел от злости. Верный пес своих хозяев не хотел сторожить велосипед какого-то бродяги. Гордыня не позволяла. Вероятно, в прошлом он тоже был каким-то начальничком. Охранник ухватил меня за плечо.
- Руки убери, - резко и громко сказал я ему. Охранник тоже был не молодым, и понял, что я не шучу. Он сдрейфил. А я, тем временем, проскочил в фойе, и уже там пытался объяснить этому человеку его истинные обязанности.
- Ваша цель, как дежурного, объяснять посетителям, как попасть в тот или иной кабинет, а не фильтровать людей. Охрана ведь не для того, чтобы не пропускать неугодных, а для того чтобы обеспечивать безопасность, но не только администрации этого учреждения, но и тех, кто сюда приходит по делам.
Вероятно, охранник таковыми свои обязанности не считал, а оставался, верен лишь тем, кто его кормит. Хотя, если подумать, и охранника, и его хозяев кормят налогоплательщики. В общем, дальше фойе меня не пропустили. Но тут, на шум, явился какой-то чиновник-либерал. Он понял, что охранник «перегнул палку» в своей бдительности, и, желая урегулировать конфликт, спросил:
- По какому вопросу Вы пришли?
- Мне нужен комитет по физкультуре, спорту и туризму. Я путешествую, и мне нужно отметить своё прибытие в Липецк в миграционной карте.
- Комитет по спорту находится не здесь, - сказал чиновник.
- Тогда мне нужна канцелярия. Пусть там мне поставят печать, - сказал я.
- Подождите здесь, я сейчас узнаю…- и скользнул в полумрак коридора.
- Поставить печать и сделать отметку прибытия мы не можем, да и вряд ли это Вам сделают в управлении по спорту, - пытался, после возвращения, разъяснить мне этот бюрократ с мягкими манерами.
- Как же не могут? Я не первый год путешествую, и ставил сотни подобных отметок в маршрутную книжку, в том числе и в канцеляриях, и в комитетах по спорту. Что тут сложного: прибыл, убыл, печать, подпись.
- Этим у нас занимается миграционная служба, - сказал чиновник, и стал объяснять, как её найти.
- Миграционная служба находится на ул. Даватора, 12а. Нужно доехать до площади Победы, а там она находится рядом с отделением милиции.
- Это далеко? – спросил я.
- Далековато, - был ответ.
- А где находится комитет по физкультуре и спорту? – задал я ему последний вопрос.
- Улица Советская, 30
Комитет по спорту переименовали в управление, и это название в полной мере оправдывало не только структуру, но и его работу. Добирался я к нему от городской мэрии долго. Дорога на подъём туда идёт километра три. В эту чиновничью богадельню, занимающей весь второй этаж здания, я попал как раз в обеденный перерыв. Зашёл в приёмную начальника управления.
- Секретаря сейчас нет. Пока я за неё. Начальник в отпуске. Зама тоже нет. А что Вы хотели? – спросила вежливо женщина.
Я объяснил ей, что мне нужно сделать отметку прибытия в Липецк.
- Зайдите к юристу. У него есть печать. Но молодой юрист наотрез отказался ставить печать.
- Я поставлю печать, а Вы что-нибудь допишите, - сказал он глупость.
– Ну, дурак. А еще юрист, - подумал я, но сказал другое.
- А Вы вокруг своей печати понаставьте букву Z, чтобы я ничего не дописал.
- Вы у нас не жили и мы Вас не знаем, - сказал очередную глупость юрист-неуч.
- Я к Вам не в родственники или знакомые набиваюсь, и меня не обязательно знать. У меня для этого есть паспорт. Я ведь пришел не к Вам домой, а государственное учреждение, и у меня есть официальное письмо от спорткомитета города, в котором я проживаю.
Но юрист упёрся, как осёл, и не хотел шевелить своими извилинами. Не стал я больше ничего доказывать ему, а решил дождаться заместителя начальника управления. Вышел в коридор. Стал прохаживаться и удивляться тому, как уютно и беззаботно организовано «дело» в этой конторе. Масса разных кабинетов, и никаких посетителей. Бухгалтерия. Дверь открыта. Сидят три человека. Есть компьютер. Ещё есть кабинет начальника с приемной, кабинет его заместителя, кабинет юриста, методиста и другие. Всюду сделан евроремонт. Наверное, немалые деньги потрачены на это обустройство. А для детей в школах, как они сами говорят, нет денег даже на грамоты.
- Хорошо устроились, - подумал я, - и решил от безделья пугнуть это тёплое гнездышко бюрократов. А чего больше всего боятся чиновники? Конечно же, потерять своё насиженное в гнёздышке местечко. Я опять зашел к юристу, и в тоне доброжелателя спросил:
- Хорошее у вас управление. Чисто, аккуратно, и народ не толпится. Хорошо. Никто не беспокоит. Пауза. А сколько у вас в штатном расписании народу? Или это секрет?
- Не знаю, - сказал, недоумевая к чему, я клоню, юрист.
- Ну, человек 20-25 есть?
- Приблизительно…- сказал затурканный кодексами и законами бедняга-юрист.
- Да!!! Вот где есть скрытые резервы для сокращения управленческого аппарата, - загадочно сказал я, и вышел опять в коридор.
Ждать конца перерыва было ещё долго, тем более я не знал, чем закончится моя встреча с замом.
- Пойду-ка я, и поищу, на всякий случай, миграционную службу, - решил я. Может там поставят отметку?
И я начал поиск ещё одной бюрократической конторы, о существовании которой местные жители Липецка и не подозревали. Я кружил вокруг неё, но не мог её обнаружить. Нашёл даже отделение милиции, возле которого она должна находится. Добродушный дежурный милиционер спросил меня: «Что надо, отец?». Я объяснил.
- Нет. Мы не можем сделать Вам отметку. Вы же не судимый, - был ответ.
В конце концов, я нашёл этот отдел по миграции населения.
- Мы занимаемся только направлением людей на работу, - сказала служащая этой конторы.
- Но мне сказали в городской администрации, что именно служба миграции населения мне может сделать отметку прибытия в Липецк, - сказал я.
- У нас нет даже печати, - сказала мне, как бы виновато, служащая.
- Нет печати – нет и никаких дел с ними, - рассудил я. Хотелось мне вернуться в мэрию и сказать пару теплых слов тому некомпетентному чиновнику, который послал меня сюда, да уж больно, далеко было ехать.
- Это, наверное, Вам могут сделать в паспортном столе, - посоветовали мне. Но желания искать ещё и паспортный стол в чужом городе у меня не было. Кончились у меня силы, энтузиазм и желание. Достали меня клятые бюрократы. И я опять вернулся в управление по физкультуре и спорту. Зашел в приёмную начальника. Там сидела уже настоящая секретарь.
- Начальника нет. Есть зам. Что Вы хотели? – затараторила она.
- Что я хочу, я расскажу заму, - сказал я и пошел к его кабинету.
Я поздоровался и начал нервно раскладывать на столе свои документы, причитая по ходу действия:
- Вот национальный паспорт, вот загранпаспорт, вот удостоверение «Ветеран труда», пенсионное удостоверение, удостоверение «Гражданин Мира», письмо от нашего спорткомитета. Вы извените, что я так нервничаю. Ну, достали ваши липецкие бюрократы.
- А что Вам нужно? – спросил меня мужчина средних лет спортивного телосложения.
Я изложил ему суть моей проблемы. Вероятно, зама уже проинформировал юрист, что был здесь один псих, который может внести дисбаланс в их тихую службу, и по этому поводу прошли дебаты, обсуждения и диалоги.
- Какие проблемы!? Конечно, поставим… Пишите, что Вам нужно на миграционном листе, - сказал мне начальник.
- Но юрист не хочет ставить печать, - сказал я.
- Вы пишите. Я гарантирую, что поставит. Он поднял трубку телефона и сказал: «Зайдите ко мне, возьмите печать. Пауза. Возьмите любую, хоть старую, хоть новую».
- Сработало, - подумал я, и написал на обратной стороне миграционного листа: «Прибыл в Липецк 12. 08. 04г.». Зам поставил подпись, юрист молча приложил печать, и удалился. А у меня словно камень свалился с груди.
- Спасибо, - сказал я заму.
- Да, ради бога…- сказал он в ответ.
Сколько было мытарств из-за такой мелочи. Полдня потратил на это, вместо того, чтобы ознакомиться с достопримечательностями Липецка.
Для восстановления физического и нервного истощения, я купил на рынке пол-литра молока и сдобную плетёнку с изюмом. Пока уничтожал их, кровь отошла от головы к желудку, и я успокоился.
ЮЖНЫЙ ЭКСТРИМ
65-ти километровый переход по песчаной косе 22,23 июня 2002г.
Украина. Одесская область. Черное море.
Мы выехали на косу, которая началась за базами отдыха посёлка Приморский. В начале по ней идет плохо накатанная дорога. Берег косы со стороны лимана, т. е. пресноводного озера, укреплён бетонными плитами. Плиты уложены полого, и по ним вполне можно ехать, как по дороге. А грунтовая дорога, раскисшая от дождя, покрыта множеством луж. Длина этого участка косы 8 км, а ширина метров пятьсот. Через несколько километров пути наша велокомпания остановились на привал, чтобы выстирать одежды, выкупаться с мылом в пресной воде, высушить на плитах палатку и кариматы. Затем, перейдя косу поперёк, мы выехали к морскому берегу. Здесь вволю накупались и пообедали. Топлива для костра насобирали с трудом. Пожарили, купленную в пос. Приморский, рыбу.
Опять нас пытался намочить дождь. Я во время дождя отсиделся в море. Остальная команда стояла на косе, а Володя одел даже плащ, хоты был только в плавках.
На косе мы обнаружили в траве множество полосатых пауков. В Измаиле руководитель школьного турклуба предупредил нас, что на косе есть и каракурты, но мы об этом забыли. А вот когда тряхнули, принесенный к костру, большой куст перекати-поля, то с ужасом обнаружили, что в нем сидели два каракурта. А ведь куст долгое время лежал у костра, защищая его от морского бриза. Чёрные каракурты пауки небольшие. Характерной приметой у них является красное пятнышко на спинке, которое имеет форму песочных часов. Укус «черной вдовы» смертельно ядовит. Спастись от смерти после укуса паука практически невозможно даже в больнице, если там нет специальной сыворотки. А в Украине этого противоядия нет, да и дорогое оно - $400 за ампулу. Одной такой ампулы для спасения человека порой мало. Я знаю это потому, что видел недавно в телепередаче «Новости» сюжет. В нем рассказывалось, что в Николаевской области «черная вдова» укусила девочку. Одна ампула противоядия, привезенная из Туркмении, случайно оказалась в местной аптеке. Девочку от смерти спасли. А ведь мы от одного берега до другого шли по траве в шортах. На косе, как оказалось этих пауков множество. Наши оголенные ноги после ходьбы по траве были опутаны паутиной. Но на обратном пути мы уже предприняли меры безопасности, т.е. надели штаны и заправили халоши в носки.
Коса с укреплённым бетонным берегом закончилась у посёлка Лиман. Здесь она соединена с поселком перешейком. За этим перешейком пошли уже соленые озера, отделяющие косу от суши. Берег косы со стороны озер зарос густым тростником. Вода в озерах, очевидно, не настолько соленая, чтобы в ней не росли растения. Дороги дальше по косе нет вовсе, и мы ехали теперь по мокрому прибойному песку. Воздух с шин пришлось наполовину стравить. Это увеличило площадь опоры колес, и они стали меньше вязнуть в песке. Но даже ехать медленно по прибойной песчаной полосе можно было не везде, т.к. в некоторых местах на берег было выброшено много водорослей и зеленой тины. Эта тина наматывалась на спицы колес. Кроме того, не везде прибойный песок был плотным. В иных местах лежит сыпучий ракушечник. Прибойная часть берега не была прямой, и приходилось при езде очень внимательно следить за набегающими волнами и извивами берега.
Вечером устроили свой лагерь в совершенно безлюдном месте. Нашли два ящика, выброшенных морем, и устроили из них стол и сиденье. Сын Юра притащил себе большую корягу. С топливом для костра проблем нет. Рядом стот два сухих деревца серебристого лоха. Лох – это единственный вид древесной растительности, который растет на косе. Заходить вглубь косы, ближе к озерам, мы не стали. Все здешние кустики трав густо обвиты паутиной. В травах вились и прятались от ветра миллиарды каких-то мошек и множество пауков.
Вечером море стихло. Волны едва слышно набегали на песок. Мы развели костёр. Гладкая поверхность моря приняла голубовато-синий окрас неба. Позже, из-за тучи вышла полная луна и осветила в море лунную дорожку.
Ночь прошла спокойно. Спалось под шум тихого прибоя хорошо. Утро прохладное. Задул северный ветер. Небо закрыла невысокая перистая облачность. Серо и сыро. Обувь и носки мокрые со вчерашнего дня. Как и вчера, сегодня ехали, а порой и шли, по узкой полосе, где прибойная волна смачивает и уплотняет песок. Именно на границе сухого и обводнённого песка самый плотный песок. Выше этой грани он сухой и рыхлый. Ниже – разбавлен водой, и ехать там мешают волны. Когда откатывается волна и с песка стекает вода, вот тогда там самый плотный песок. По нём худо-бедно можно ехать. Иногда в прибрежном море болталась зеленая тина водорослей. Двигаться по выброшенным на берег водорослям всё равно, что по подушке. Ехать по воде, которая от тины напоминает кисель, тоже невозможно. Обувь мокрая. Но идти и ехать босиком нельзя - быстро сотрёшь о песок кожу пальцев ног. Постоянно дует северный ветер. К полудню он усилился до штормового. С косы несёт сухой песок, как в пустыне, и насыпает барханчики. Песчинки секут тело. Без одежды ехать нельзя. Я поднял даже ворот рубашки и опустил её рукава. Желания купаться нет. От того, что ветер северный, волна прибоя, к счастью для нас, небольшая. На море стоит рябь. С другой стороны косы, на озере, волны побольше морских.
Ехать по песку очень тяжело. Включили самые низкие передачи. Тяжело работали все мышцы тела, а не только ног. Руки в постоянном напряжении. Делать резкие повороты рулём нельзя. Ехать нужно как можно прямолинейнее. Небольшой поворот рулём – и ты уже лежишь на песке. Нужно также постоянно наблюдать за песком под колесом и видеть, что впереди, чтобы вовремя уйти от набегающей волны. От того, что постоянно смотришь на двигающиеся волны, в глазах рябит, кружится голова.
За сегодняшний день на косе мы встретили только двух людей. Мужчина и девушка несли в корзине еду. Когда мы спросили их, далеко ли до ближайшего села Лебёдовки, те ответили: «Километров двадцать». Ну, дают курортники!
Еще в одном месте мы заметили за дюной чей-то лагерь. Там стояла палатка, и мужчина месил тесто для выпечки хлебных лепешек. Он рассказал нам, что они отдыхают здесь, как отшельники, и им лишь раз в неделю на лодке через озеро привозят воду и продукты.
Километра за три до Лебёдовки у Володи порвалась цепь. Кое-как склепали её, но на песке сделать это хорошо не удалось. Ведь нет нигде твёрдой опоры или хотя бы камня. Потому цепь через некоторое время опять порвалась. У Сани рассыпался подшипник в каретке и заклинило вал. Хорошо, что к этому времени мы уже добрались до деревянного рыбацкого причала. Велосипедам в этот переходе по косе тоже пришлось поработать в экстремальных условиях. Песок был всюду: в цепях, подшипниках, на звездочках. Мы очень устали. Только к заходу солнца наша группа прибыла в Лебёдовку. Здесь, на холме стоит ведомственная база отдыха. Там из колодца набрали воды. Вода соленоватая, гадкая.
Подкачали шины и выехали на асфальтированную дорогу. После двухдневной езды и ходьбы по песку, приятно было ощущать под ногами земную твердь.
За Лебёдовкой есть молодой лес из акаций и дубков. Воздух в нем имеет совершенно иной запах, чем тот, которым мы дышали на косе. Там был запах моря и водорослей. Здесь пахнет лесной дубравой и травами. В этом лесу и заночевали.
СИБИРСКИЕ КОНТРАСТЫ
Заметки из путешествия на Дальний Восток.
ЮЖНЫЙ УРАЛ, 20 апреля 1999г.
На Урале, в том месте, где проходит граница Европы и Азии, меня в пути застиг циклон. Хорошая погода после полудня вдруг резко испортилась. Небо заволокло тучами. А когда я подъехал к горе Уреньга, что возвышается недалеко от города Златоуста, небо потемнело, подул сильный ветер и пошёл снег. Впереди был шестикилометровый подъём на гору и десятикилометровый спуск. Ветер задул в лицо. Снег летит в глаза. Оттого борода, брови и усы мои обледенели. Идя пешком на гору, часто приходилось останавливаться и отдыхать. Подъём там крутой. К счастью, на вершине горы, на границе меж Азией и Европой, стоит кафе «Блеск». Оно было единственным местом, где я мог укрыться от холода и непогоды. Меня напоили чаем и предложили ночлег в складском помещении на стареньком диване. Утром температура воздуха опустилась до -12°С.
ВОСТОЧНАЯ СИБИРЬ
7 мая 1999г.
Всего лишь через две недели после морозной ночи на Урале, в Сибири вдруг настало лето, да еще какое. Температура воздуха поднялась до +35°С. И это, не смотря на то, что в тайге ещё кое-где виднелись снежники. Изнемогая от жары и жажды, я остановился передохнуть в лесу. Свернул в сосняк. Устроился на повалившейся сосне, попил из фляги берёзового соку. Рядом увидел небольшое мелководное озерцо, образованное снеготаеньем. Вода в нем оказалась настолько тёплой, что я решил искупаться.
Трудно было в это поверить. В начале мая даже в Крыму мало кто помышляет о купании в море. А тут - Восточная Сибирь, тайга и купание в озере. Парадокс!
Прошел ещё один день. 9 мая, на День Победы я уже был в Тайшете, и, слава богу, находился под крышей местного стадиона «Локомотив», потому что в этот день шёл снег. Да, снег! Даже не верилось, что еще вчера была жара с температурой, близкой к сорока градусам. И вот сегодня она уже опустилась ниже нуля. Ошеломляющий контраст природы!
ЯКУТИЯ, ПОСЕЛОК НЕРЮНГРИ
4 июня 1999г.
Проснувшись утром, я выглянул из окна квартиры, и вдруг обнаружил, что уже не лето, а зима. Снег выпал ночью и продолжал идти утром. Всё кругом укрылось белым снегом. Снеговые облака плотно закрыли небо. А ведь было до этого уже по-летнему тепло, и даже жарко. Да и по календарю тоже ведь сегодня лето.
- А, ну-ка, скажите, в какое время года снимались эти кадры, - сказал я в микрофон видеокамеры оператора, стоя летом на снегу.
АЛТАЙСКИЕ ГОРЫ
1991г.
Обычно, чем дальше едешь на юг, тем теплее климат. Но на Алтае всё наоборот. На севере климат теплее и мягче, а на юге холодней и контрастнее. И получается, чем дальше на юг, тем холодней.
Объяснить этот парадокс просто. Дело в том, что с севера на юг нарастает общая высотность местности. По мере увеличения высоты происходит и похолодание климата.
А вот с растительностью всё в порядке: на севере тайга, на юге степи. Степи высокогорные и сухие. Рядом монгольская пустыня Гоби. Поэтому растительность здесь скудная, полупустынная.
На севере Алтая, наоборот, буйство растительности. Тайга высокая и густая. А травы в некоторых урочищах возле Телецкого озера достигают высоты 2-2,5 метра, а отдельные растения имеют высоту в четыре метра. В такой траве даже всадник скрывается с головой.
В ПРАЗДНИК ДНЯ ПОБЕДЫ
Россия. Калмыкия.
Пос. Артезиан – пос. Комсомольский
Отрезок пути от пос. Артезиан до пос. Комсомольский в Калмыкии был самым трудным из всего путешествия вокруг Каспийского моря. Эта дорога, длиной в 86 км, имеет плохую репутацию и славится ночными грабежами автомашин. Грейдерно-щебневая насыпь дороги здесь настолько разбита, что ехать по ней даже на велосипеде не легко. Дорога сплошь покрыта ухабами и ямами. Хорошо ещё, что она сухая. КАМАЗы здесь едут не по дороге, а по параллельно проложенным в степи колеям. Колеи глубокие, и машины в них идут, как в траншеях. В этих траншеях песок перемешан с глинистой пылью. Колеса машин поднимают эту пыль и песок, а ветер уносит их в степь. От этого колея всё больше углубляется. Машины по песку идут очень медленно, особенно ночью. Грабители на ходу запрыгивают в кузова и фургоны машин, режут тены, открывают фургоны и выбрасывают на ходу перевозимые товары.
Мне пришлось ехать не в колеях, а по отсыпанной дороге, которую и дорогой-то назвать нельзя. Даже на велосипеде сложно маневрировать, объезжать ямы и ухабы. Пробовал несколько раз съезжать с насыпи на проселок, но увязал колесами в песке. Взобраться же опять на насыпь дороги с моим тяжело нагруженным велосипедом не так-то просто.
День стоит жаркий. Степь тёмно-зелёная, но там, где дозревают злаки, она бурая. Спокойно наблюдают за моим фигурным катанием журавли. В степи видны кое-где солёные озера. На их берегах белая соляная кайма. Картина скучная: небольшие низкие холмы, столбы, уходящие за горизонт, жаворонки, да палящее солнце в безоблачном небе.
Вода, которую я набрал из артезианской скважины, нагрелась и стала ещё отвратительнее, чем была раньше. Гнилой запах сероводорода, растворённые соли придают ей неприятный привкус. Но даже такую воду я пью с удовольствием. Другой ведь нет, а пить хочется.
Машины идут редко и медленно, поднимая за собой целый шлейф пыли. Вдали по сторонам кое-где видны небольшие животноводческие фермы. Меня предупредили, чтобы я с калмыками был осторожен.
- Они теряют над собой контроль, когда пьют спиртное. Так что, если калмыки начнут пить – сразу уходи, - сказал мне один дагестанец.
В нескольких местах видел артезианские скважины. Возле них небольшие озера. На них много птиц: утки, цапли, кулики, журавли и прочие пернатые. Скорей всего скважины были пробурены при поиске нефти.
В 30-ти километрах от Артезиана стоит у дороги харчевня. Хозяева – семья чеченцев. Набрал у них воды, хотя они этим были недовольны. Вода ведь привозная.
Цветет саксаул. Его здесь немного. Колышется шелковистая ковыль. Жарко. Попал я в калмыцкие степи в праздник Победы. Кругом солнцепёк, и нет нигде тени. Даже сквозь белую рубашку нажгло солнцем спину. Руки тоже стали бронзово-красными, не смотря на то, что они у меня закалялись солнцем, ветром, холодом и жарой уже 25 дней.
Где-то в средине пути дорога пересекла канал. Искупался в нем. Почувствовал себя немного бодрей. Далее ехал в основном по грунтовке. Песка здесь меньше. Корку, укатанной с весны глины, машины ещё не совсем разбили в пыль. Но приходилось постоянно смотреть на дорогу, анализировать и маневрировать. Ведь там целая сеть переплетающихся меж собой дорог, хотя все они идут в одном с насыпью направлении. Искусство езды здесь заключается в том, чтобы правильно выбрать путь, который бы не завёл в песок.
Под вечер, в стороне от дороги заметил белый домик и несколько деревьев. Решил заехать туда и попросить ночлега. На ферме живет аварец лет шестидесяти. Он фермер, и у него большая отара овец. Только держит он её в другом месте, в семи километрах от этой фермы. А живет аварец здесь, а не там потому, что овцы вокруг фермы траву вытоптали, песок и глина оголились.
– От этого во время ветра пыль несет так, что невозможно там жить и дышать, - сказал фермер.
Ужинали вместе. Аварец сварил бараний желудок, вскипятил чай. Мы немного выпили водки в честь праздника Победы. Аварец стал вспоминать свою армейскую службу на Украине, в Николаевской области. Когда начало темнеть, к ферме подошла небольшая отара овец. Пастух - русский, и звать его Иваном. Он тоже сел за стол, но ел совсем мало. Выпил положенный ему стакан водки, попил чаю и пошёл к себе в комнату. Человек он замкнутый, неразговорчивый. Весь запыленный, с длинными волосами и с заросшим щетиной лицом он походит на бомжа. Хотел Иван выпросить в честь праздника у хозяина ещё сто граммов водки, но тот так накричал на него, что пастух был уже не рад, что затеял этот разговор. Он взял большую алюминиевую кружку, набрал в неё воды и пошёл к себе. Мне рассказывали, что в этих диких степях подобные беспаспортные рабы работают только за жильё, еду и водку. Встречал я уже не раз таких людей по всей России с рабским характером и тёмным прошлым. Вероятно, они не смогли найти в обществе свое достойное место, и теперь, вот так, коротают свои оставшиеся годы жизни.
АРКТИКА В СРЕДНЕ АЗИИ
ИЛИ ПАРАДОКСЫ ВОСТОЧНОГО ПАМИРА
Таджикистан. Горный Бадахшан.
Июль 1988г.
Не все знают, что климатические зоны меняются не только в широтном, но и в высотном направлении. Когда вы летите на самолёте и слышите голос стюардессы: «Наш полёт проходит на высоте девять тысяч метров, температура за бортом - 40°С», задайтесь вопросом: «А почему так?». А дело в том, что сам по себе воздух солнечными лучами не нагревается. Лучи вначале нагревают земную поверхность, а уже с помощью теплообмена от неё нагревается и воздух. Понятно, что тёплый воздух находится ближе к земле, а чем выше мы будем подниматься, тем холоднее будет атмосфера.
И в горах также. Чем выше, тем суровей климатическая зона. У подножия гор Центральной Азии могут быть тропики. Затем с высотой лиственные леса сменяются хвойными, а их в свою очередь сменяет горная тундра. И вот уже голые скалы, каменные осыпи, снег и льды. Это Арктика гор.
Мы поднимаемся по извилистой горной дороге через высокогорные перевалы на Восточный Памир. Спокойные и тихие реки среднеазиатских долин сменяются бурными потоками и зелёными альпийскими лугами. А ещё выше высокогорная пустыня. Это Крыша Мира – Памир. Восточный Памир самое высокое после Тибета нагорье в мире. Это мир разреженного воздуха, бездонного синего неба и, словно заснувших вечным сном, гор. На сотни километров тянутся здесь каменистые пустыни, где почти ничего не растёт, где нет ни зверя, ни человека, где влаги выпадает меньше, чем в Сахаре. Высокогорные долины приподняты здесь на высоту 3,5 – 4 тысячи метров.
И всё же здесь кое-где живу люди. Населяют Восточный Памир в основном киргизы. Поражаюсь выносливости этих людей. Ведь живут они в тяжелейших условиях высокогорья. Питание жителей однообразно, и мало содержит растительной пищи. Чай, хлебная лепёшка, мясо, сыр – их основные продукты питания. Чай на Памире пьют черный, ибо считается, что чёрный чай согревает, а зеленый лишь утоляет жажду. Жители внешне не блещут здоровьем. Все худые, с черными от ультрафиолета, лицами. Говорят, что средняя продолжительность жизни здесь всего пятьдесят лет. И в этом ещё один парадокс природы. Всем известно, что горцы Абхазии славятся долголетием. Чистый горный воздух Кавказа, спокойный образ жизни, экологически чистые продукты питания, овощи, фрукты и вино способствуют этому.
Но на Восточном Памире условия жизни не те. Плохо здесь с овощами и фруктами. Умирают люди в основном от порока сердца. Оказывается, щадящий режим для организма, при котором окислительные реакции в организме замедляются и, тем самым, снижают скорость старения организма, полезны лишь до высоты 2000 метров. На Восточном Памире при высоте 3500 – 4000 метров и более при пониженном атмосферном давлении и нехватке кислорода учащается пульс сердца и его «моторесурс» вырабатывается значительно быстрей, чем внизу. Подавленное настроение, головная боль, кровотечения из носа – результаты горной болезни. А если учесть, что безморозный период длится здесь всего 40 – 50 дней, да и в это время не жарко, а люди живут в плохо отапливаемых хижинах долгую зиму? С топливом здесь трудно. Ведь всё завозится автомашинами из Оша.
Вообще, всё начальство Таджикистана живут внизу, где тепло почти круглый год, а тут круглый год холодно, и получается, как в пословице: «Сытый, голодного не понимает». Одно слово «Таджикистан» - жаркое, знойное, благодатное – перечёркивает, убивает все доводы. А Памир, особенно Восточный, край по климату арктический. В этом и заключается весь парадокс и все трудности жизни местных жителей.
Для климата Восточного Памира характерны крутые перепады суточной температуры. Её контраст в тени и на солнце известен всем. Здесь говорят: «Лицо горит от жгучих солнечных лучей, а спине холодно. Одна щека мерзнет, а другой жарко».
Покинув самый высокогорный райцентр Мургаб, дорога долго и монотонно, достаточно с большим углом встречного уклона идет всё еще вверх. Долина, то расширяется, то сужается до ущелья. Дует встречный ветер, и ехать тяжело. По пути заходили на мазары, лазали по пещерам, рассматривали старые потрескавшиеся рога архаров, во множестве валяющиеся вдоль дороги. Здесь мы увидели большое стадо яков, пасущиеся россыпью у самого подножия горного хребта.
Яки это единственное домашнее животное, которые приспособились к жизни в таких суровых условиях. Каждая зимовка стада на Восточном Памире – это риск и огромный. Они умеют добывать корм из-под снега – страшна для них весьма частая холодная и бесснежная зима. Не только от бескормицы – от жажды страдают яки. От голода они гибнут, когда снег замерзнет толстой ледяной коркой. В эту зиму погибло около двух тысяч яков.
Памирские яки мельче и смирней своих диких сородичей. Живут они, впрочем, почти на вольном выпасе, перемещаясь в поисках корма на довольно большие расстояния, сами без понукания приходят к чабанскому становищу, идут в загон.
Верхняя граница жизни яков неограниченна, был бы корм, нижняя ограничивается 2 – 2,5 тысячами метров. Ниже этого уровня они становятся вялыми, малоподвижными. Громадная высота местности и глубокий снег не составляют для яка существенного затруднения. Не хуже козла як едёт по утёсам.
Пора было что-нибудь поесть. Но у нас не было ни хлеба, ни воды. Вдруг недалеко от дороги мы увидели домик и юрту. Оказалось, что там живут дорожный мастер с семьёй. Мы без стеснения попросили угостить нас чаем и лепешкой, открыли банку тушеной конины и пообедали. Нам посоветовали не ехать дальше на велосипеде.
- Все можно увидеть из кабины машины. Ехать далеко, поселков на пути нет, - сказал мне и моему восьмилетнему сыну местный киргиз.
Мы последовали их совету и сели в попутную машину. Незаметно миновали перевал Найзаташ (4137м). Вокруг степь, и лишь вдали видны невысокие горы. Машина мчалась по высокогорью с большой скоростью по хорошо накатанной прямой дороге, совсем не похожую на горную.
В поселке Аличур мы сошли с машины, проехав около ста километров пути. Свинцовые облака совсем низко идут над нами, задевая за вершины невысокого горного хребта. Дует пронизывающий ветер, и казалось, что вот-вот пойдёт снег. Но осадки здесь редки. Киргизы ходят одетыми в пальто, кирзовые сапоги и шапки. И это в средине июля, в самый разгар лета. Здесь нет ни веточки, ни даже сухого куста травы для костра. Нет и воды. Река ушла от дороги вглубь широкой Аличурской долины.
Миновали без затруднений сразу группу перевалов: Тагаркаты (4108м), Курук (4106м), Хоргуш. Они высоки лишь относительно уровня моря, а над окружающей местностью особо не выделяются. На них нет даже табличек с названиями.
Проехали мимо озера Яшилькуль. Геологи не советуют брать воду из здешних речек и ручьев из-за её радиоактивности. Говорят, что есть здесь гора, на которой ночью видны светящиеся пятна радиоактивных пород.
За перевалом Койзетек (4272м) тракт засерпантинил круто вниз. Это значило, что мы начали спуск на Западный Памир. Спускаясь с высоты Восточного Памира, даже на велосипеде, в течение дня можно попасть из весны в лето, и даже в осень. Это еще один парадокс Памира. К примеру, в высокогорье кусты шиповника ещё только цвели, а в Хороге на них уже зеленые ягоды, в районе Душанбе они совсем уже созрели.
Спустившись по ущелью реки Гунт вниз, мы оказались в столице Памира, в городе Хороге. А дальше не менее интересная дорога по глубокому ущелью реки Пянж, где проложен Западно-Памирский тракт.
ОАЗИС В ТАЙГЕ
ИЛИ ПАРАДОКСЫ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЯКУТИИ
Россия. Саха (Якутия) июнь1999г.
Если возможна Арктика в Средней Азии, то почему же невозможен прямо противоположный парадокс?
Двигаясь на велосипеде вдоль Транссибирской железнодорожной магистрали, я встретил семью пенсионеров, проживших много лет в Якутске. Они первыми поведали мне о том, что в районах Центральной Якутии растут в открытом грунте не только огурцы, капуста, картофель, но вызревают даже помидоры и арбузы. Тогда я не поверил им. Ведь даже в Подмосковье помидоры выращивают только под пленкой. Я уже проехал Урал, Западную и Восточную Сибирь, но нигде не видел, чтобы эти южные овощи росли на полях. Оказалось, что сказанное было правдой. Но это только первый якутский парадокс.
Вторым парадоксам Якутии являются сами якуты. Оказывается, они родственны народам, населяющих жаркие страны, т.е. туркменам, узбекам, киргизам, казахам, татарам, азербайджанцам, туркам и др. Якуты (они называют себя саха) тоже входят этнически в группу тюркских народов и переселились в район среднего течения Лены под натиском монгольских племён. С тех пор прошло шесть веков, но до сих пор этот, теперь уже северный, народ сохранил традиции селиться на открытых пространствах среди тайги, готовить кумыс, и у них до сих пор, как и у туркмен, казахов и киргизов, пасутся табуны лошадей.
Благодаря чему же существуют эти парадоксы? Об этом и о другом мой не придуманный рассказ.
Наиболее древними жителями Якутии были предки современных тунгусов-эвенков, ламутов-эвенов и юкагиров-одулов. Эти аборигены были расселены на огромной территории Восточной Сибири с незапамятных времён. Очевидно, это пространство они заселили при отступлении последнего ледника.
А якуты появились здесь лишь в десятом веке, но и тогда это были лишь отдельные авангардные группы разведчиков края. Лишь в 14 – 15 в.в. началось массовое переселение якутских племен на север. Якуты тогда проживали в Прибайкалье. Этнически они являются тюрками. А оттеснили их с обжитых территорий на север монгольские племена. Известно, что монгольские племена были тогда более организованными и многочисленными. Они также вытеснили из степей юга Западной Сибири племена узбеков, киргизов, туркмен и других.
В 15 веке якуты были расселены компактно лишь в трёх приленских долинах, которые и сейчас считаются их исконными святыми землями. Это долина Туймада (район г. Якутска), Эрюни (район г. Покровска), Энсели (район Намцы). Утвердившись на средней Лене и её притоках, якуты в свою очередь оттеснили эвенов, эвенков на периферию Ленского бассейна или за его пределы.
Переместившись не север, якуты сохранили скотоводческие навыки степняков и продолжили разводить лошадей и крупный рогатый скот. Развитию скотоводства в средней Якутии способствовало наличие обширных пойменных лугов. Якуты, как были, так и остались скотоводами. Изменились лишь условия их хозяйствования. Они стали оседлыми скотоводами, и в этом есть свой парадокс. А зачем кочевать? Для скота вполне хватает травы на аласе (луга, образовавшегося на месте неглубоких озер) Зачем кочевать с места на место?
Правда, были причины расселения в более недоступные северные и горные районы, но это скорей всего не природные, а политические причины. Всякого рода притеснения со стороны более богатых и сильных соплеменников вынуждали их уходить в отдаленные и менее благоприятные районы. Одни уходили оттого, что не могли или не хотели платить ясак (дань), другие из-за вражды, третьи искали свободы и независимости. Велики просторы Якутии.
Якутские лошади необычные животные. Это коренастые, головастые, низкорослые животные. На зиму они обрастают тёплой мохнатой шерстью. И зимой они также пасутся сами, разгребая снег копытами, едят сухую траву в 40 – 50 градусный мороз. В эти края они пришли вместе с якутами из монгольских степей, адаптировались, как и их хозяева, к местным условиям жизни.
У якутов есть древний праздник Иссыах. Празднуют его в конце июня. Точного календарного дня празднования нет. Праздник проводят в каждом отдельном селении в разные дни, но до начала сенокоса, т.е. до 1 июля. Иссыах в переводе с тюркского значит тёплый. Потому, это праздник тепла и света. На праздник обязательно пьют кумыс. Поэтому его ещё называют кумысным праздником.
На одном из сухих аласов я заметил довольно высокий курган. Это еще одно подтверждение этнических связей якутов со степняками. С вершины кургана хорошо просматривался обширный алас. Он похож на кусочек степи или на антипод оазиса. Ведь здесь этот кусочек степи окружен бескрайними дебрями тайги. Здесь поют даже жаворонки. Говорят, в таких местах живут и суслики. И травы на аласе злаковые, а не те, что в тайге.
На краю аласа стояли сэргэ. В старину такие столбы стояли у каждого якутского жилища (балагана) для того, чтобы к нему привязывать верхового коня. Теперь сэргэ имеют чисто символическое значение. Стоят они группами на аласах, в скверах районных центров, в знаменательных местах, как символы и украшения. Резные узоры и краски украшают эти столбы. Ставят их в честь различных событий или даже по случаю рождения ребёнка в семье. Есть и юбилейные сэргэ.
Центральную или Среднюю Якутию занимают Ленско-Капчагаласский, Чурапчинский и Таттинский улусы (районы) и населены они в основном якутами. Как они сами говорят, - здесь проживают наиболее чистокровные якуты. В этих улусах сохраняются традиции и культура якутов.
Природа и климат в этом сравнительно густонаселенном (по якутским меркам) районе Якутии совершенно отлична от других районов. Они весьма благоприятны для скотоводства и растениеводства. Этот район расположен в междуречье Лены и Алдана. Эта плоская равнина покрыта лесом. В лесу бесчисленное множество аласов – округлых полян, поросших травой. В средине некоторых аласов лежат озёра. Раньше они занимали все аласы, но теперь многие из них исчезли. Вот эти, как бы остепненные места, облюбовали в старину якуты.
Раньше якуты жили у таких аласов семьями или небольшими группами, в зависимости от величины такого аласа. А они бывают довольно обширными. Как правило, алас огорожен по периметру жердями, чтобы на него не заходил скот. Аласы предназначены, чаще всего, для сенокосов. Ведь для кормления коров зимой нужно очень много сена. Коров здесь кормят восемь месяцев в году. Летом же лошади и крупный рогатый скот пасутся по тайге. Когда я ехал по Якутии, на аласах ещё стояли кое-где прошлогодние стога сена. Стога огорожены отдельной изгородью на случай захода зимой на алас диких животных и лошадей.
«После переезда по тенистому лесу мы выезжаем на изумрудные светлые, свежие и сочные луга следующего аласа, окаймлённых более темной стеной тайги, а потом дорога снова уводит нас в лес» Так описывает первооткрыватель и путешественник Черский Центральную Якутию.
Климат во всей Якутии резкоконтинентальный, здесь же резкость его проявляется особенно остро. Суровая зима с морозами до 50 – 60 градусов продолжается шесть месяцев. Лето короткое, но знойное. Средний перепад температур от холода до жары достигает 104 градусов. Здесь выражение «жаркое лето холодной Якутии» звучит весьма правдиво. В окрестностях Якутска на остепнённых участках среди лета можно встретить ковыль и сусликов. За короткое лето в центральных районах республики успевают вызревать пшеница, капуста, огурцы, помидоры и даже арбузы. Хорошо растет картошка.
По количеству осадков Якутия относится к зоне полупустынь. В летнее время дождь редкость. В иные годы за лето не проходит ни единого дождя.
Но тогда как же растут южные растения? Узнав причину и условия, делаешь интересное открытие. Всё дело не только в том, что здесь теплое, даже жаркое, солнечное лето. А дело в том, на этот раз, что солнце светит не только жарко и светло, но и круглые сутки. Ведь здесь в летний период нет ночи, а солнце практически не заходит. За счет белых ночей и продлевается вегетативный период развития растений. Растение в сутки получает гораздо больше света, тепла, чем у нас в Украине, а значит и растет оно быстрее и успевает вызреть за короткое лето. У меня не было возможности постоянно наблюдать за ростом овощей, но как быстро здесь растут травы, я видел.
Но как же с осадками? Ведь их здесь практически нет. Нет дождей – нет влаги, - скажите вы. Нет питательной враги для растений – нет роста. Всё решение вопроса в мерзлоте. А вся территория Якутии в области вечной мерзлоты. В районе Якутска её толщина 100 метров. Но севернее бывают толщи мощностью до 600 – 800 метров. В течение лета верхний слой почвы оттаивает на глубину 0,4 – 3,5 метра. Оттаивая, грунт сохраняет влагу за счет того, что она не просачивается в нижние слои. Этому препятствует мерзлота. Это особенно проявляется на равнинах.
Именно поэтому Центральную Якутию я назвал оазисом в тайге.
В южных районах, где ночи не столь светлые и ландшафт горный, летний климат более прохладный, а значит, ничего южного там не растёт. Севернее центральных районов тоже горы. И уже совсем севернее, в районах тундры лето весьма короткое, почвенный слой беден и потому нет условий для растениеводства. Вот почему якуты, оттесненные завоевателями Чингисхана, остановились именно в этих благоприятных для жизни местах – в междуречье Лены и Алдана.
БЕЗ ВОДЫ СРЕДИ ВОДЫ
Думаю, что многие считают Якутию краем рек, озёр и болот, т.е. краем, где воды хватает с излишком. Это действительно так и есть. Так считать можно, ну хотя бы потому, что Якутию пересекает Лена, одна из десяти крупнейших рек мира. На территории республики насчитывается сотни тысяч рек общей протяженностью 15 миллионов километров, не говоря уже о бесчисленных озерах.
Но вот в Центральной Якутии с питьевой водой плохо. И это еще один якутский парадокс. Нет, воды хватает и там. Но ведь не всякая вода пригодна для питья. Ведь можно умереть от жажды, плывя по океану. Как говорится, кругом вода, да не та. В Центральной Якутии тоже много озер на аласах. Но озера эти бессточные, мелкие, порой заболоченные. Вода в них под действием тепла и солнца полярного дня быстро зацветает. Она становится зелёной от микроводорослей. Поэтому водой жители деревень запасаются на лето в виде блоков льда. Хранят эти блоки в ледниках, выдолбленных в вечной мерзлоте. Каждая семья завозит зимой, примерно, пять тонн пиленого льда. Летом блоки достают, лёд укладывают в большую посудину и ждут, пока он растает. Вот эту воду используют для приготовления пищи. Что-то эти ледовые хранилища напоминают мне о бетонных ямах для воды у жителей пустыни.
ЗАПОЛЯРНЫЙ МУРМАНСК
Россия. г. Мурманск. 19 – 20июля 1996г.
Этот заполярный город основан 21 сентября (4октября) 1916 года. Стоит он на правом берегу Кольского залива Баренцева моря. Город обязан своим существованием незамерзающему порту и стратегически важному положению. Здесь базируется ледокольный флот России. А в 25 км к северу есть военно-морская база, где базируется атомный флот России. В Мурманске рыбный порт, дававший раньше пятую часть улова рыбы в России. Есть в Мурманске и торговый порт. Недаром в военные годы на этот город вражеские государства обрушивали свою военную мощь. Так было в Гражданскую и в Великую Отечественную войны. Мурманск – город-герой. Ныне, когда Россия потеряла порты на Чёрном море и на Балтике, значение Мурманска значительно возросло.
Мурманск самый крупный город в мире за полярным кругом. Население его 440 тыс. человек. Ему обязано, в основном, и то, что в этих краях проложили железную дорогу и автомобильную магистраль. Иначе бы Кольский полуостров и Карелия до сих пор были бы недосягаемы, и не только для велотуристов.
Осмотр Мурманска мы начали по совету местного помора с верхней дороги. Дорога эта проходит вдоль Кольского залива к Североморску по сопкам. С высоты этой дороги хорошо виден город, его порты, залив. Город протянулся на 20 км и расположен на трёх террасах, склонах и вершинах сопок. От этой дороги есть несколько дорог, спускающихся в город. Мы опустились в город в Промрайоне.
Далее мы устремились через город к монументу защитникам Советского Заполярья. Отлитая в бетоне и поднятая на вершину сопки над городом величественная фигура солдата – «мурманского Алёши» смотрит на залив. И с вершины этой каменной сопки также виден весь город, порт и залив.
Внешний облик города мы увидели. Теперь пора было познакомиться с ним изнутри. Дело в том, что пока мы ехали к далёкому Мурманску, нас довольно сильно потрепала природа и общество. Проще говоря, мы очень устали, и нас обокрали. Одежда наша стала грязной, а сами мы из-за дождей и холода давно не могли нигде выкупаться. Но, прежде всего нас теперь волновал обратный путь. Мы забрались на север так далеко, что обратный путь занял бы у нас немало времени. Также нужно было позаботиться и о ночлеге в городе. Палатку ведь на газоне не поставишь.
Главная цель путешествия достигнута. Мы в Мурманске. Теперь нужно подумать о второй цели нашего путешествия – пройти по побережью Белого моря к Архангельску. Но дело в том, что достижение этой цели было под угрозой срыва из-за того, что у нас осталось совсем мало денег на питание. Мы также запаздывали со сроками прохождения маршрута. А я ведь в отпуске.
Сын и я поехали на вокзал. Нужно было узнать расписание движения поездов, но главное, нужно было найти способ сесть бесплатно в поезд. Деньги на билет в нашем бюджете не были предусмотрены. Желательно было доехать поездом до Беломорска. Мы этим убили бы двух зайцев. Первое, сократили бы дней на пять срок путешествия, и второе, мы потратили бы меньше денег на питание. Кроме того, не хотелось повторять пройденный путь. Но как доехать? У меня было несколько вариантов. У нас уже был подобный случай в Душанбе, когда нас тоже обокрали. Добраться домой нам помогла тогда милиция. Нам выдали справку и посадили в поезд бесплатно. Теперь и в Мурманске мы хотели сесть на поезд с помощью милиции. Но в отделении милиции вокзала нам в этом отказали. Тогда мы обратились к дежурному администратору вокзала. Тот тоже сказал, что не может посадить нас в поезд. Обратитесь, говорит, к городской администрации. Если они дадут нам указание – мы посадим.
Дальше пошли наши мытарства по кабинетам чиновников. По пути к мэрии мы заехали на стадион. Один товарищ по велотуризму из Кривого Рога советовал нам обращаться за ночлегом в крупных городах на стадионы. Мы решили воспользоваться его советом. Но видно не те теперь времена настали. Стадион превращен в товарный склад для торговцев. Да и директора не оказалось на месте. В административном здании стадиона только бухгалтеры, и никого из спортколлектива. Мы попросили дать нам возможность хотя бы искупаться в душе. Но нам ответили, что горячая вода отключена.
- Мы согласны помыться холодной водой, - сказал я. Всё равно в душ не пустили.
Поехали к мэрии. Зашёл в приёмную к главе администрации города. Секретарь не пустила меня к нему. Сказала, что этот вопрос нам нужно решать в отделе социальной защиты, который находится на улице Карла Маркса, 31. Это здание стоит выше по склону сопки, и нам пришлось тяжело толкать свои нагруженные велосипеды к этому учреждению. Но в отделе социальной защиты мы защиты не получили. Нам сказали, что они занимаются только пенсионерами и инвалидами.
Вернулись опять к городской мэрии. Секретарь нас опять отфутболила к заместителю мэра Гудиной Лидии Яковлевне. Та терпеливо и с интересом выслушала короткий рассказ о нашей одиссее и о просьбе, а потом сказала:
- Это ваши проблемы. Ничем помочь не могу. Дайте телеграмму домой. Пусть вам вышлют деньги.
- Но у нас в городе нет знакомых и нам негде ночевать. А ждать перевода денег нужно дня два. Что же вы за власть, если не можете решить такой мелочный вопрос? Ну, напишите хотя бы записку начальнику станции с просьбой оказать нам посильную помощь и содействие в проезде к Беломорску, - попросил я.
- Как написать, от руки что ли? Не буду я ничего писать, - сказала Гудина.
После такой беседы так и хотелось в её фамилии поменять букву «у» на «а». Шел я по коридору, устланного дорогим ковром, и думал: «Хорошо обустроились «слуги народа». В кабинетах, и даже по коридорам ковры, дорогая мебель и мягкие кресла. И оклады у них, наверное, немалые, да и задержек с их выплатой, наверняка, нет».
Эта Гудина меня расстроила. Я, конечно, особых надежд не питал, но чтобы так… Не ожидал. Эти перевёртыши только на словах благотворители.
У здания мэрии «крутились» три корреспондента газеты «Вечерний Мурманск». Когда я рассказывал сыну о результатах моих переговоров с администрацией, они прониклись к нам сочувствием и посоветовали обратиться в спорткомитет, уверяя, что там, наверняка, помогут. Я не верил им, но всё же мы пошли искать улицу Перова, 3. Председатель, как и все подобные ему начальники, летом в отпуске, но меня принял его заместитель. Как я и предполагал, ничем он нам помочь не собирался.
- Может, Вы сможете помочь хотя бы с ночлегом в городе? Позвоните на стадион, - попросил я.
- Стадион самостоятельная организация и мы не можем им приказывать. Могу дать вам денег на баню от себя лично, - сказал он.
На этом наш разговор закончился. Денег на баню он тоже не дал, хотя подобные подачки мне не нужны.
Всё. «Уповать на милость сильных мира сего» уже не стоило. Опять поехали на вокзал. Там как раз производилась посадка на поезд Мурманск – С. Петербург. Поговорил с несколькими проводниками, с бригадиром поезда. Просил на любых условиях взять в поезд. Но и здесь получил отказ.
- Мы не можем взять вас без билета, - сказали они мне.
Понятно, что рисковать бесплатно они не хотели. Другое дело, если бы мы заплатили, тогда можно было бы и без билета ехать.
Пошли к месту, где отстаиваются пассажирские поезда, чтобы поговорить с проводниками в более спокойной обстановке. Может быть они, за какую-нибудь выполненную работу, согласятся нас взять до Беломорска. И тут по пути нам встретился один добрый человек. Его заинтересовало, откуда мы приехали на велосипедах в Мурманск. Мы рассказали коротко о нашем путешествии, а также о своих проблемах. Он сказал, что тоже занимается пешим и водным туризмом, альпинизмом. Шёл он с судоремонтного завода, где работает слесарем. Вот этот человек предложил нам свою помощь. Пригласил на ночлег к себе домой и сказал, что купит нам билеты до Беломорска. Но проблема была в том, что живет он на другом конце города, в Первомайском районе. И как же с ним туда нам добраться?
- Давайте втолкнём велосипеды в троллейбус, - предложил Алексей безумную идею.
- Нет. Это невозможно. Два велосипеда в троллейбус, да ещё в час пик, с рюкзаками?!
Мы расстроились. Повстречали доброго человека, который искренне желал нам помочь, и здесь неудача.
Но Алексей настаивал. Я уже стал подозревать его в недобрых намерениях по отношению к нам. Уж очень он настаивал, чтобы мы ехали к нему. Решение было найдено. Алексей расписал нам названия троллейбусных остановок. На каждой пятой остановке он выходил и рассказывал, как ехать нам дальше на велосипедах, давал ориентиры на пути следования. Троллейбусных остановок было около двадцати.
И вот мы в квартире Новожилова Алексея. В квартире с хозяином обитает лопоухая собачонка. Сходили в магазин по хлеб. Затем быстро выкупались в ванной, постирали одежду, переоделись. Наскоро приготовили суп, сварили сосиски. К Алексею пришел его друг Володя, студент Мурманского государственного технического университета, будущий буровой инженер. За ужином говорили о природе Кольского полуострова, о туристических приключениях, Хибинах, рыбалке, об их зимних походах, о наших веломаршрутах и др. Володя рассказал о современном методе бурения разведывательных скважин с судна на шельфе. Затем Алексей и Володя сели шить на швейной машинке рюкзак, а я и сын завалились спать. Они шили всю ночь, хотя ночь в Заполярье летом чисто условное время суток. В Мурманске полярный день.
Прекрасно выспались в квартирной тишине, чистыми, сытыми, без комаров и холода, на мягкой постели. Утром, как заново родились.
Поехали опять через весь город в центр. По пути ещё раз осмотрели город. В Мурманске заблудиться сложно. Центральная транспортная магистраль, проспект Ленина, тянется через весь город с юга на север.
С Алексеем встретились на вокзале. Поезд уже стоял на перроне. Алексей купил нам два билета в кассе, и мы помчались бегом к поезду. Он помог втащить в тамбур велосипеды, а в купе рюкзаки. Попрощались. Договорились, что деньги вышлю ему, как только приеду домой.
- А не вышлите – не велика потеря, - сказал Алексей.
Прощай, Мурманск!
БЕЛОЕ ПОМОРЬЕ
Россия. Карелия.
21 – 23 июля 1996г.
Беломорск. Три часа ночи. Небольшое деревянное здание вокзала. Синие, красные огни светофоров. Поблескивающие металлом рельсы железной дороги, уходящие в полумрак ночи. На перроне полное безлюдье. С поезда сошли только мы. Я и сын Юрий прибыли из Мурманска сюда поездом, т.к. не захотели повторять маршрут, пройденный ранее на велосипедах по автомагистрали. К приходу поезда на перрон вышел дежурный милиционер. От него мы узнали, что прямой автодороги из Беломорска в Архангельскую область нет.
- Езжайте дизель-поездом до Маленги, а там пересядете на другой, - сказал милиционер.
- А может быть есть вдоль железной дороги какие-то грунтовые дороги или тропинки?
- До села Сумский Посад идет хорошая дорога. Дальше есть дорога к станции Вирандозеро. От неё ещё есть дорога до станции Нюхча. А дальше километров шестьдесят дороги нет. Дорога опять начинается лишь у станции Малошуйка. Это уже Архангельская область. Оттуда дорога идет к шоссе Москва – Архангельск.
И ещё один вопрос задали мы милиционеру:
- Чем славен Ваш город?
- Беломорск – это город сорока островов и тридцати девяти мостов, - ответил он шутливо.
О том, что в районе Беломорска начинается Беломоро-Балтийская водная система, нам было известно давно. Еще в 12 веке здесь, на берегу Белого моря, находилось поморское село Сороки. В 19 веке здесь были построены лесопильные заводы. В 1938 году, в связи со строительством канала, село выросло и было преобразовано в город Беломорск. Жилые кварталы города расположены на островах в устье реки Выг.
О том, как строился Беломоро-Балтийский канал, знают, наверное, все. Строился он в период жестокого разгула сталинских репрессий. На строительство канала сгоняли тысячи заключенных. Об условиях их существования говорить не приходится. В народе говорят, что Беломоро-Балтийский канал «построен на костях», и это правда. Народу здесь сгинуло немало. И до Соловецких островов от Беломорска «рукой подать». Там находится небезызвестный монастырь, служивший еще в царские времена местом заключения неугодных Российской империи людей. И в сталинские времена туда увозили народ в заключение. Выражение «поедешь на Соловки» до сих пор есть синонимом тюремного заключения. Потом там была военно-морская база подводников, куда простой люд не допускали. И лишь сейчас Соловки вновь стали островами для монахов и местом паломничества православных христиан и туристов. И нам хотелось там побывать, но билет на теплоход с экскурсией стоит 200 тыс. рублей. Это нам не по карману.
Путь по Беломорью я разделил на два участка. Первый участок: Беломорск – Сумский Посад (60 км).
Итак, через ещё спящий городок поморов, мы выехали на маршрут, который нам был пока неведом. В Беломорске много старых деревянных домов, которые больше походят на бараки. От дороги ко дворам, да и во дворах тоже, проложены дорожки из досок. Проехали по двум мостам через порожистые протоки. Уже за городом выехали к понтонному мосту. За ним стоит деревня Шижня. Не смотря на средину лета, утром очень холодно. Особенно мерзли у нас руки и ноги. Чтобы согреться, мы вынуждены были остановиться и развести костёр. Побережье Белого моря на 400 км южнее Мурманска, и это было заметно по окружающей природе. Лес здесь гораздо выше и гуще. На остепненных участках растут травы, а не только мхи, лишайники, брусника, черника или морошка. Ночь здесь темнее, но все же это еще не совсем темная ночь. Такие ночи в Санкт-Петербурге называют белыми ночами. Но без солнца даже в белые ночи холодно.
Дорога от Беломорска к Сумскому Посаду идет по берегу моря. Море с дороги здесь видно часто, но только там, где его не закрывает тайга. В море видны многочисленные небольшие острова, поросшие лесом. Их тёмные пятна как бы плавали в тихих и светлых водах Белого моря. Был полный штиль. Предрассветное небо отражалось на его поверхности, и от того море было действительно белым. Берега Белого моря низкие и заболоченные. На берегу много выброшенных морем водорослей. Ведь в Белом море есть приливы и отливы.
На 15–ом километре мы проехали небольшое село Сухое. Стоит оно на песчаном берегу моря. В деревне старые покосившиеся избы. Народу не видно. На 35-ом километре – река Вирма и одноименное старинное село Вирма. В деревне высочит деревянная церковь Петра и Павла (1625г.). На реке много рыбачьих баркасов. На 50-ом километре большое поморское село Сумский Посад. До моря от него девять километров.
Участок дороги от Беломорска до Сумский Посад указан на карте. Дорога ровная, грунтово-грейдерная и хорошо накатанная. Здесь регулярно ходит автобус. Заблудиться на этом участке дороги невозможно. На дороге есть даже знаки и километровые столбики.
Второй участок пути. Сумский Посад – Вирандозеро – Нюхча.(88 км.)
За селом Сумский Посад дорога расходится на Колежму, Вонежку и Вирандозеро. Две первые обозначены на карте штриховыми линиями. Это означает, что они сезонные и не всегда проходимы. Третья дорога, по которой поедим мы, на карте не показана, но она есть, и это лучше, чем наоборот – на карте есть, а реально её нет. Такое у нас случалось не раз. За Сумским Посадом, на 9-ом километре стоит указатель со стрелкой влево «Вирандозеро - 76 км». Еще через 20 км есть V-образная развилка равнонакатанных дорог. Указателя направления здесь нет. Нужно ехать влево, вниз. Дорога за Сумским Посадом через десять километров меняет свой равнинный характер на холмистый. Бесконечное количество спусков и подъёмов утомительны. Склоны каменистых холмов довольно крутые, но короткие. На спусках ехали в седлах, а на подъёмах приходилось толкать велосипеды вверх пешком. Это потому, что на спусках не разгонишься. Смытый дождями со склонов холмов песок собран в ложбинах, и вскочив в него на скорости, можно запросто завалиться и что-нибудь сломать. Многочисленные сел-поехал, встал-пошёл нас изрядно утомили. В распадках меж каменными сопками много озер. Местные жители из Сумского Посада ездят сюда рыбачить. Поэтому здесь ещё можно иногда встретить автомобиль или мотоцикл. У этих людей можно спросить о дальнейшей дороге, если не уверен в правильности движения по ней. А «усов» (так называют здесь отходящие тупиковые заезды к лесосекам и озерам) здесь много.
Мы надеялись, что в малонаселённом крае будет в достатке грибов и ягод. Черники, брусники, голубики, малины нет вовсе. Морошки на болотах немного. Причина – неблагоприятно сложившиеся в этом году климатические условия.
Вторая половина этого участка пути имеет иной характер. Дорога выровнялась, холмов не стало. Появились болота. Свидетелей оледенения – каменных валунов тоже не стало. Исчезли и озера.
Вся сложность езды здесь в том, что дорога идёт по пескам, слабо скрепленных глиной. Во многих местах ехать из-за сыпучих песков невозможно. Но всё же большую часть пути мы ехали в седле. Двигаясь медленно и напряженно, нужно было стараться удерживать руль прямо. Резкое движение руля вправо или влево – и ты уже лежишь с велосипедом на песке. Разгоняться по этой причине нельзя даже там, где это возможно. От напряженной езды по песку устали не только ноги, но и руки.
За пол дня пути мы не встретили здесь ни одной автомашины. Зато часто спугивали глухарей, тетеревов, уток, зайцев. На песке видели часто следы оленей и лосей. Лесорубы хорошо поработали в этих краях, но всё же от леса кое-что осталось.
На этом участке пути есть Т – образный перекрёсток. Поворачивать опять нужно влево. Это решение мы приняли на авось. Спросить ведь не у кого. Вспомнили совет местного жителя: «На развилках поворачивайте влево».
На ночлег остановились у бревенчатого мостика. Под ним протекает небольшой ручей с чайным цветом воды. Это указывало на то, что исток ручья в болоте. Но взять чистой воды негде. Чай и суп приготовили на этой гнилой воде. Палатку поставили у дороги на песке, настелив под неё еловых лапок.
Вечером и утром с востока до нас дошли звуки работающего мотора. Мы приняли их за гул приближавшегося автомобиля. Но шум двигателя со временем затих. Сделали вывод, что находимся недалеко от железной дороги, и до нас долетали звуки работы двигателя тепловоза.
И с утра следующего дня опять ехали по песчаной дороге. От постоянного и непрерывного всматривания в дорогу рябит в глазах. А дорогу, контролировать и анализировать нужно, как у переднего колеса, так и подальше впереди. Под передним колесом – чтобы вовремя увидеть сыпучий песок, вдаль – чтобы в нужный момент успеть перескочить из одной колеи в другую. Глазеть по сторонам нельзя. Это была напряженная езда, но мы уже приспособились к такого рода дороге и падали теперь редко.
Перед поселком Вирандозеро, справа в низине большое озеро. Вирандозеро - посёлок небольшой. В нем леспромхоз и ж/д станция. Есть в нем магазин, но хлеба в нем не оказалось. Дороги по посёлку из сыпучего песка. В отделении милиции узнали, что от Вирандозера до Нюхчи по автодороге 28 км, а по железной дороге всего 12 км. Автодорога, по словам участкового милиционера, хуже, чем та, по которой мы сюда приехали. Решено было идти по железной дороге. Железная дорога одноколейная. Никаких тропинок вдоль неё нет. Так что шли мы прямо по полотну дороги. Велосипеды вели по шпалам и щебню, а сами шли по рельсе. Очень опасались поездов. А шли они через каждые 20 – 25 минут. Не отвлекаясь на разговоры, постоянно вслушивались в доносящиеся шумы и ждали приближения поезда. Потом стаскивали велосипеды на склон насыпи и наблюдали за его проходом. Поезда на большой скорости и с грохотом проносились мимо нас. От воздушных масс, которые гнали от себя вагоны, трепетали листья и ветви порослей кустарника. После прохода поезда мы вновь выкатывали на дорогу велосипеды и шли дальше. Шум приближавшегося поезда мы слышали издалека. Опасность представляли перегоняемые без вагонов тепловозы. Ведь их приближение слышно плохо. Светофоры также служили нам предостережением. Если горел красный – это запрет на движение, а синий разрешает проход составу.
По ходу вдоль дороги собирали землянику. Пытались с моста рыбачить. Местность, где мы проходили, совершенно дикая, лесистая и заболоченная. С озер до нас доносились крики уток, гусей. Пройти с велосипедом где-либо, кроме дороги, здесь невозможно.
Дальше Нюхчи дороги нет. Население здешних мест ездит только по железной дороге. По ней же в посёлок доставляют продукты питания и все остальные грузы. В Нюхчу добрались только к вечеру. Здесь протекает река, на которой ведётся рыбный промысел. Через реку недавно построен новый мост. Мостостроительный отряд ещё не уехал, и его жилые вагоны стояли в тупике на станции. На вокзале, представлявшего собой небольшое деревянное здание, есть магазин, но хлеба в продаже в нем тоже не оказалось. Местное население в здешних краях не очень-то любезно встречает приезжих. Сформировалось оно здесь, скорей всего, в разные времена из беглых, ссыльных и освобожденных из заключения, людей. Так что по характеру они совсем не гостеприимны. Сочувствия ждать от них совсем не приходилось. Этот вывод касается не только деревень и поселков Беломорья. По натуре весь народ европейского Севера необщителен и неразговорчив. Один шофёр бензовоза сказал мне: «Народ у нас немного замороженный». Я бы добавил к сказанному еще и то, что народ здесь грубоват и хамовит. Проскальзывает и некоторая приблатненность. Нецензурная речь, пьянство вполне обычные здесь явления, и не только среди молодёжи, но даже среди стариков. Молодёжь в деревнях не похожа на сельскую. Хлеба нам в магазине Нюхчи не дали. Продавец не стала даже с нами по этому поводу разговаривать.
Решено было в Нюхче не ночевать, а проехать одну остановку дизель-поездом до Маленги. А там посмотрим…
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ЗАПАДНОМУ КРЫМУ
Крым. 30 июля – 5 августа 2002г.
В Крым мы въехали, после неудачной попытки проникнуть в Грецию или Турцию (не пропустили нас туда «братья» болгары), через Перекоп. Теперь наша цель – малоизвестный нам Западный Крым. Постараемся там, где это возможно, проехать по побережью моря полевыми дорогами, тропами и, просто, по степи. За Красноперекопском мы свернули на Раздольное. Путь проходит здесь по скучной степи. Единственным развлечением была там рыбалка. В канале мы довольно быстро наловили много мелкой рыбы уклейки. Засолили её, чтобы потом провялить и съесть с пивом. Ближайшая к морю дорога от Раздольного - это дорога на Портовое. В небольшом селе Портовое нет никакого порта. Зато в море здесь есть Лебяжьи острова, объявленные заповедными. На них зимуют лебеди. На пляже в Портовом много, выброшенных морем, водорослей. Такие водоросли раньше шли на набивку мягкой мебели. Использовали их и как утеплитель в строительстве.
Когда мы разложили на глыбе ракушечника вялить рыбу, то некоторые отдыхающие подумали, что мы её продаём. Пока рыба вялилась на солнышке, мы купались в море и ели арбуз. В море плавали множество медуз. При соприкосновении с телом человека от них можно получить химический ожёг. Особенно опасны те медузы, у которых на шляпках есть фиолетовый кант.
От Портового мы намерены были двигаться вдоль берега моря. Однако это оказалось невозможным. В прибрежных местах здесь болота и соленые озера.
Вернулись в Раздольное, и далее через Кукушкино, Славянское мы доехали к небольшому селу Стерегущее. Здесь есть коса Бокал, на которой стоят два ведомственных лагеря. Купаться на косе мы не стали. День заканчивался, и нужно было поскорее выехать к необитаемому берегу моря и там, в палатках заночевать.
За селом Котовское свернули к морю. Проехали мимо чахлых виноградников и, наконец-то, выехали к морю меж мысами Красный и Каменный. Берег здесь обрывистый и высокий. Море подступает почти вплотную к глиняному обрыву. Лишь в одном месте по небольшому оврагу можно спуститься к морю. Обрыв здесь немного отступает от моря и береговая песчаная линия шире обычного. Мы поставили палатку у единственного небольшого деревца и попытались собрать немного дров. Но все наши поиски оказались безуспешными. Чай мы всё же кое-как вскипятили на сухой траве и на хворосте того же одинокого деревца.
Купание в море не доставило нам особого удовольствия. Море здесь кишело медузами. Одну из них Юра положил ради шутки на голову, и потом очень пожалел об этом. Вечером мы побродили по берегу, выпили пива с уклейкой и завалились спать.
Место нашего ночлега удалено от населённых пунктов не менее чем на пять километров, и мы считали, что здесь совершенно безлюдный район. Однако утром, когда мы вылезли из палаток, то обнаружили, что подле нас ходят какие-то люди с сачками. Еще два человека медленно брели по пояс в воде и водили в ней такими же сачками, время от времени поднимали их и смотрели, что в них поймалось. Еще один мужчина кричал что-то своим товарищам, находясь над нами у обрыва. Затем он спустился и стал рассказывать нам, что в километре отсюда свалена куча сосновых шишек, которые могут нам послужить топливом для костра. Потом он своей навязчивой болтовнёй стал нам мешать заниматься делами, хоть его рассказы нас смешили и тешили. Мы ещё не проснулись толком, как возле нас вдруг оказалось два молодых крепыша. Один из них спросил: «Это ваше хозяйство?» Я думал, что он имел в виду наши палатки, и ответил: «Да». Но потом выяснилось, что он имел в виду сачок для ловли креветок, оставленный «отставным полковником КГБ» у наших палаток. Полковник своей безобидной болтовнёй по-прежнему отвлекал нас от дел и происходящих вокруг событий. Оказывается, заливчик, у которого мы остановились на ночь, является излюбленным местом ловли креветок отдыхающими и местным населением. Но ловля креветок с 1 июля запрещена. Да и не ловилась сегодня креветка. Её здесь попросту не было. Креветки в море ходят косяками. А те парни-крепыши оказались из керченской рыбоохраны. Керченская рыбоохрана является главной в Крыму, поскольку в Керчи сосредоточен рыболовный флот Украины, есть рыбокомбинат и прочие хозяйственные структуры по добыче, переработке и сбыту морепродуктов. Наверху у этих парней стояла машина. Они спокойно изъяли все сачки у местных жителей. Затем долго морочили им головы, записывая их паспортные данные. За ловлю креветок им грозил штраф в 17 гривен. Вся операция по изъятию сачков и ловле браконьеров проходила спокойно и без шума, так что прибывавшие новые браконьеры и не подозревали о присутствии сотрудников рыбоохраны. На наших глазах двое вновь прибывших ловцов зашли в море и тоже попытались ловить креветок. Машина ведь у рыбоохраны обычная, и специальной формы одежды у них тоже не было. Никто и не пытался из этих горе-браконьеров уйти или сбежать.
Рыбоохрана уехала. Наш «полковник КГБ» благодаря нам выкрутился из этой истории и спас свой сачок. Всё то время, пока готовился суп и закипал чай, мы наблюдали за этими неожиданно происходящими событиями. Потом вошли в море, но покупаться, толком не удалось. Медуз стало ещё больше. Ловцы креветок в воде ходили одетыми. В одном месте, недалеко от берега, я заметил пятно. Поверхность моря там покрылась рябью так, словно там шёл косяк рыбы. Но в таком случае над ним всегда кружат чайки. Я подумал, под впечатлением только-то произошедших событий, что это идут креветки, и, что чайки ими не питаются. Но всё оказалось куда хуже. Это приближался к заливу целый сгусток медуз. Их было так много, что на гладкой утренней поверхности моря появилась рябь.
После завтрака мы вынесли свои велосипеды наверх и двинулись вдоль берегового обрыва дальше. Парни из рыбохраны рассказали нам, что этой полевой дорогой мы сможем добраться до Межводного. До него 30 км. Вся степная зона полуострова Тарханкут в этих краях плоская и напоминает мне чем-то сухие степи Прикаспия. Трава от солнца и засухи в степи выгорела. В безводной степи сохнут в посадках даже акации и лох. Лишь кое-где в этих краях, ещё с советских времен, остались животноводческие фермы, большинство из которых уже заброшены, разрушены или полуразрушены. В некоторых из них ещё теплится какая-то хозяйственная жизнь, но уже не государственная или колхозная, а частно-фермерская. На одной из таких ферм мы запаслись питьевой водой, найти которую в Крыму часто проблематично. Тем не менее, «диких» отдыхающих на побережье здесь немало. Они устраивают свои палаточные лагеря в тех местах, где хоть как-то можно подойти к морю. А таких мест здесь немного. Берег обрывистый. Высота обрыва от 10 до20 метров и более. Обрывы тут уже не глиняные, а известняково-ракушечные. Море, чаще всего, плещет волной прямо о скалы вертикального обрыва, подмывая его и вымывая в нем гроты и пещеры. Дорога проходит часто всего в нескольких метрах от обрыва. Все эти дороги накатаны автомобилями «дикарей». Им легче, чем нам. Они на автомашинах привозят с собой много воды, и дров для костра им не надо. Ведь они готовят пищу на бензиновых «Шмелях» или паяльных лампах. Море здесь замечательное, но эти края не нравятся мне своим солнцепёком. Отдыхать здесь неуютно. Зелени нет совсем. Нет нигде ни деревца, ни кустика - только голая, выжженная солнцем степь. У моря камни, скалы и валуны. Нет ветра – плохо, но и с ветром-суховеем тоже плохо. А если учесть, что эти лагеря завалены зловонным мусором, то хочется бежать оттуда в другое место.
Мы доехали до Межводного. Дорога на пройденном участке нормальная. Лишь кое-где есть на ней пески или камни. Перед посёлком Межводный остановились на мысе Черный. Здесь сын Юра затеял ремонт каретки. Я же взял маску и отправился в море добывать мидий. Морское дно здесь красиво. Оно изрезано трещинами и обломками скал из ракушечника. Камни и скальные обломки густо поросли водорослями. В прозрачной воде кое-где плавно двигаются ажурные медузы. У дна шныряют бычки, крабы и стайки каких-то рыб. Кое-где дно песчаное и своей желтизной резко выделяется на фоне прочего дна, поросшего темно-зелёными водорослями. Красота подводного мира меня очаровала.
За мидиями приходилось нырять на глубину три-четыре метра, хвататься одной рукой за кусты водорослей, а другой рукой отрывать, прочно приросших к скалам, мидий. Самые крупные экземпляры находились на вертикальных стенах скал, уходящих вглубь моря. В трещинах, прячась от меня, бегали крабы. За одно ныряние удавалось отрывать 2-4 мидии. Потом я выныривал, укладывал их в сетку, отдыхал и снова нырял. И так много раз, пока не наполнил мидиями пол сетки.
С мыса Черный хорошо видна нефтедобывающая платформа с вертолетной площадкой. Стоит она в бухте Ярылгачская. А на берегу бухты есть нефтебаза и прочие предприятия, обеспечивающее работу морской платформы. У Межводного есть также большое соленое озеро Джарылгач. Рынок в Межводном дорогой, т.к. все овощи и фрукты здесь привозные, а отдыхающих очень много. За посёлком вокруг бухты много палаточных лагерей «дикарей».
В районный центр Черноморский прибыли под вечер. Закупили необходимые продукты и спешно покинули поселок. Нужно было найти место для ночлега. Саня и Володя хотели поставить палатку непременно у моря. Я уговаривал их поставить палатки на окраине Черноморского. Там, в балке есть великолепная тополиная роща. Затем предлагал устроить бивак у разрушенной фермы. В конце концов, мы опустились в узкую балочку, круто спускающейся к морю и прорезавший высокий обрывистый берег. Но оказалось, что в этой узкой балке места нам нет. Она была занята другими «дикарями». Кроме того, там гавкали два злющих пса, и мы не решились приблизиться к этому маленькому палаточному лагерю. Я не понимал, зачем нужно было в сумерках стремиться морю, когда утром к нему можно было добраться за 5 – 10 минут. Пришлось из-за неразумного стремления к морю заночевать прямо в степи, да ещё на склоне горы. Хорошо, что рядом оказались куст боярышника и шиповника. В них набрали колючего хвороста для костра и вскипятили чай. Уже в полной темноте мы поставили палатки, наскоро поужинали и легли спать. А утром в палатке обнаружили большую сороконожку.
До балки Большой Костель ещё есть вдоль берега дорога. Она камениста и изобилует крутыми спусками и подъёмами балок. Балка Большой Костель уникальна и примечательна тем, что в ней есть редчайший для этих мест источник пресной воды. Родник находится у самого берега моря.
Разведан он, очевидно, еще древними греками. По крайней мере, здесь видны каменные развалины какого-то античного сооружения. Вероятно, и позже здесь существовало какое-то поселение, т.к. у родника осталось стоять каменное корыто для водопоя скота. Теперь эту балку обжили отдыхающие «дикари». Здесь большой палаточный городок, много автомашин. Пляж и море чистые. Покупались здесь, позагорали.
За балкой Большой Костель есть ещё пять меньших балок. Дороги вдоль моря здесь нет, но есть тропа. По ней мы добрались к следующей балке. Она до предела также забита палатками. Это место популярно среди аквалангистов. Я видел три группы по три человека, которые готовились к погружениям в море или, наоборот, выходили с добычей после подводной охоты, сбора рапанов и мидий. Подводный мир здесь красив. Без акваланга, а лишь с маской и ластами здесь мидий и рапанов не достать – слишком глубоко они находятся. Нам оставалось лишь любоваться подводными и надводными пейзажами. Из этой балки по левому склону тянется очень крутая каменистая тропа. Угол подъёма настолько крут, что Володя усомнился, что нам удастся по ней подняться с нагруженными велосипедами. Чтобы доказать ему обратное, я без посторонней помощи зигзагообразно взобрался наверх. Саня затащил туда же велосипед и рюкзак порознь.
Наши усилия были не напрасны. Взобравшись наверх, мы увидели с высоты 30-ти метрового обрыва обширную картину голубого моря, уходящую к горизонту, а также отколовшуюся громадину береговой линии, свалившуюся в доисторические времена в море.
Следующая, по ходу нашего движения, балка ещё меньше и уже, а спуск в неё круче, хотя и к ней со стороны шоссе подходит радиальная полевая дорога. К морю здесь можно опуститься только пешим порядком. Велосипеды оставили наверху, а сами по крутой и извилистой тропе сошли вниз и освежились в прохладных морских водах. День ведь и сегодня жаркий, а небо безоблачное. Среди обломков скал, в узкой приморской полосе, здесь создался свой, более влажный, микроклимат. Это побудило к росту всякого рода кустарниковой растительности и трав, не характерных для крымской степи. Крупные обломки желтого ракушечника и зелень растительности между ними придавали этому уголку природы довольно экзотический вид. Здесь мы увидели только одну палатку, да и та стояла на верху обособленной скалы. Взобраться на эту маленькую площадку можно только карабкаясь на четвереньках. Никакого источника пресной воды в этом районе нет, а до ближайшего села далеко.
Опускаться и подниматься в следующие три балки побережья мы не стали, а объехали их по степи. Мы удалились от моря и по степенной дороге доехали до мыса Прибойный, являющийся крайней западной точкой Крыма. Не доезжая до мыса Прибойный, есть небольшая бухточка. Там есть всем известный колодец с питьевой водой. Рядом стоит палаточный лагерь и станция газопровода. Отсюда трубопровод уходит по дну Черного моря в Румынию.
Мыс Прибойный очень обрывист. Высота берегового обрыва 29 метров. На мысе стоит небольшой маяк, но он не рабочий. Огибая Караджинскую бухту и солёное озеро Лиман, мы доехали до Оленёвки, откуда уже асфальтовая дорога привела нас на мыс Тарханкут. Это же название носит весь западный полуостров Крыма. На мысе Тарханкут стоит большой маяк и военная локационная станция.
С юга подул сильный ветер. Море заштормило. На камни обрывистого берега с силой налетают морские волны. Опуститься к воде здесь можно только в одном месте по сходням. Искупаться в море из-за шторма нельзя. Мы ограничились экскурсом вдоль берега и обедом в тени небольшого деревца.
Неподалеку от нас под другим деревом приземлилась одинокая пешая туристка с собакой. Видно было, что она очень устала. Мы пригласили её к приготовленному супу и чаю.
Наш дальней путь прошел опять вдоль берега моря по полевой дороге. Берег и здесь обрывист и высок. К морю никак не подойти.
Доехали до заповедных скал Атлеш. Здесь, в бухточке есть рыбучасток и скала с промытой волнами дырой. Наверху мыса что-то строится. Старик-охранник, к которому мы пристали с вопросами, разрешил нам заночевать на старом рыбацком причале, находящимся в пятистах метрах от скал Атлеш. Здесь, над морем, у обрыва стоят на металлических опорах две вышки с площадками, а на берегу вагончик и, пристроенная к скале хижина из ракушечника. Сын Юра и я устроились на ночлег в будке на вышке над морем. Всю ночь вышку шатало ветром, и она сильно скрипела. Во сне казалось, что я сплю на полке в вагоне поезда. Дверей в этой хижине нет. Поэтому теплый морской бриз обдувал наши тела со всех сторон.
Место у этого причала романтическое: гроты, обрывы, скалы, две пещеры, памятная табличка о погибших в шторм людях. К морю можно спуститься по уступам скалы и вертикальным металлическим лестницам. Но искупаться из-за шторма не получилось. Хорошо бы отдохнуть здесь денёк. Но нет поблизости питьевой воды, да и хлеба осталось у нас немного.
Берег моря от мыса Прибойный по югу полуострова Тарханкут хоть и обрывист, но степной и ровный. Балок нет. Здесь много палаточных лагерей. Конечно, они стоят там, где есть хоть какой-то спуск по обрыву к морю. Побывали мы и у Чаши любви, природной достопримечательности здешних мест. Чаша представляет собой глубокую яму в прибрежном каменном массиве, заполненную морской водой. Вероятно, это углубление имеет какое-то сообщение с морем Купание в чаше даже в штормовую погоду безопасно. Есть здесь грот, в который можно заплывать. Купаются в чаше много людей. Дети прыгают в воду, как в бассейн со всех сторон. Много народу приезжает сюда на автобусах и легковых машинах. И мы не были в этом развлечении исключением. Тоже купались, прыгали в чашу, резвились, как дети.
Далее, по пыльной каменистой дороге доехали до Марьино. Оттуда к Окунёвке проложена асфальтовая дорога. Здесь стоят шесть небольших маяков, назначение которых мне непонятно. Почему сразу шесть?
За Окунёвкой берег обрывист, но не высок. Берег глинистый, и море у берега мутное. Здесь мы устроили обеденный привал. И дальше тоже ехали вдоль моря по грунтовке до села Знаменское. А потом наш путь преградило большое озеро Донузлав. Несколько лет назад озеро и море разделяла песчаная коса, по которой была проложена прямая дорога к Евпатории. Теперь косу перерыли и через этот прорытый пролив в озеро заходят военные суда, а прямой дороги на Евпаторию теперь нет. По этой причине наш путь удлинился на пятьдесят километров, т.е. мы объехали вокруг озеро Донузлав. Проехали Медведево, Новоивановку, и к вечеру оказались у моста в верховьях озера, где дамба разделяет озеро на соленую и пресную части.
Утром следующего дня легко и быстро докатились до Евпатории. Там, прежде всего, закупили на рынке продукты, а затем покупались и отдохнули на центральном пляже. Я не был в Евпатории лет десять. С тех пор город и набережная сильно изменились в лучшую сторону.
Между городами Евпатория и Саки есть большое соленое озеро Сасык. Из озера добывают соль и лечебные грязи. Узкая полоса суши, разделяющая озеро и море, свободна от застроек. Здесь длинный «дикий» пляж, но палаточных лагерей почему-то нет.
За Саки свернули на Ивановку, здесь заночевали в экзотическом леске, где кроме сосен, дубов и акаций, растут глядиции и еще какие-то южные деревья и кустарники.
Следующий день был испорчен тем, что у Сани сломалась втулка заднего колеса. В небольшом селе Фрунзе мы долго вместе с местными жителями мудрили, но довести втулку до нормы не удалось. В селе Николаевка, где есть рынок и автомагазин, нужный нам узел купить не удалось. За Николаевкой есть три недостроенных здания пансионатов. Берег моря и в этих краях обрывист, но строители успели срезать обрыв и построить бетонные ступени к морю. Здесь же есть труба, из которой течет родниковая вода. К этим заброшенным пансионатам приезжают на отдых люди на частных автомашинах, но палаточного лагеря здесь почему-то тоже нет.
Доехали по грунтовой дороге до села Береговое. От него до села Песчаное асфальт. По берегу моря здесь сплошь ведомственные лагеря отдыха. Есть сады и виноградники. Село Песчаное стоит в глубокой балке речки Альма. Из села поднялись по крутому склону балки, и вышли к мысу Кемерчик. Далее проехали Угловое и прибыли в Андреевку. Между этими сёлами есть большой сливовый сад и виноградники.
Ночевали у села Ендреевка, в сосновой роще. Рядом благоустроенный пляж и ступенчатый к нему спуск. Купались у волнореза.
От Андреевки до поселка Кача недалеко, но путь запутан сетью полевых дорог и троп. Кача – это посёлок военных. Здесь военный аэродром самолётов и вертолётов. Со стороны Севастополя в военный городок не пропускают, но со стороны Андреевки мы въехали в него свободно. Никто из военных не спросил нас, как мы попали в городок, хотя выходили из него через контрольно-пропускной пункт.
И в посёлке Кача мы не смогли купить втулку для колеса велосипеда.
От Кача до Осипенко асфальтированная дорога. В Осипенко на реке Кача есть два пресных водоема. Здесь нам из долины речки опять пришлось подниматься по склону вверх. А дальше виноградники и обрывистый глинистый берег, где иногда происходят оползневые обвалы. Случалось, что под завалами гибли люди. Купаться и отдыхать под обрывами здесь небезопасно. Внизу, в завалах есть кустарниковая растительность и небольшие деревья. Кое-где стоят отдельные палатки пеших «дикарей». По завалам несколько километров тянется тропа.
Мы въехали в Любимовку, которая также является военным городком. Заехали в поселок беспрепятственно. Зато выезжали из него через два КПП.
Далее ехали по шоссе к Бартеньевке. Это уже один из пригородных районов Севастополя. Спешили переправиться на пароме через Севастопольскую бухту, чтобы успеть купить втулку до закрытия магазинов. Но нужный узел приобрели в небольшом частном магазинчике Бартеньевки. Потому переправляться через залив не стали, а поехали вдоль него на Инкерман. Но не доехали до него два километра, и остановились на ночлег на окраине Севастополя, за кладбищем погибших в Крымской войне 1852 года.
Всем участникам этого путешествия Севастополь знаком, а потому в город заезжать не стали.
На этом наше путешествие по побережью Западного Крыма закончилось, и мы углубились в Крымские горы для поиска древних пещерных городов. Но об этом будет иное повествование.
ТАМОЖЕННЫЕ ИСТОРИИ
ДВЕ ТАМОЖНИ - ДВА НАРОДА
Пограничный переход Россия – Казахстан.
30 мая 2005года.
Перед российской таможней, у поворота к пограничному селу Озенки меня вдруг настиг холодный дождь. Издали хорошо было видно, как с высоко идущей белой тучи, сыпались косые полосы дождя. Туча не была грозовой, дождь шёл недолго. Ветер быстро угнал прочь это небольшое дождевое облако. Солнце вновь вышло из-за тучи. Я снял с себя и велосипеда плёнку, стряхнул с неё воду, свернул и поехал дальше. Асфальт, и без того нагретый до дождя, теперь под лучами солнца начал интенсивно парить. После дождя ехать стало приятней, легче и веселей. Я мчался по дождевым лужам. В воздухе ещё сильней запахло степными травами. Но моё прекрасное настроение было вмиг испорчено заработавшей бюрократической машиной и русским хамством на пограничном переходе «Озенки».
- Это что, у тебя такой прикол? – спросил, глядя на меня, ни с того, ни с сего, вышедший из будки к шлагбауму 18-ти летний хам в солдатской форме, вместо того, чтобы, как ему положено, поздороваться и попросить предъявить паспорт.
- Я тебя не пропущу. Переход автомобильный, - добавил к сказанному этот грубиян седобородому незнакомцу, т.е. мне.
- Ну, я сейчас приделаю сбоку ещё два деревянных колеса, и будет автомобиль, - попробовал отшутиться я. Велосипедных переходов пока ещё не придумали. Много раз пересекал российскую границу, и нигде мне подобного не говорили.
- А где пересекал? – спросил меня опять солдат, обращаясь на «ты», будто бы я с ним вместе пас свиней или хлебал щи из одной миски.
- В Ростовской, Белгородской, Псковской…, - был мой ответ.
- Ну, вот и едь туда, - опять нахамил мне пацан в погонах.
- Так что не существует единых правил пересечения границы? Для каждого перехода свои правила? – уже с возмущением в голосе сказал я солдату.
Подошли два гаишника, околачивавшиеся тут же у шлагбаума.
- Да, дай ты ему талончик! – сказал один из них солдату.
-Вы позвоните, и узнайте у старшего наряда, - предложил я грубияну.
Хотелось мне сказать этому мальчику, что его дело не разбирать, кому можно, а кому нельзя пересекать границу, а дёргать за веревочку, открывать или закрывать шлагбаум по команде.
- Спрашивать не у кого, - буркнул солдат, давая понять, что он и есть тот «пуп земли», который всё решает. А что у тебя там, в бутылке? Пиво? – спросил он робко.
Тут я понял, чего он от меня хотел. У меня перед рулем велосипеда стоит двухлитровая пластиковая бутылка, но не с пивом, а с чаем. Бутылка наполнена наполовину. От тряски на дороге чай вспенился и потому похож на пиво.
- Это не пиво, а чай, - сказал я хитроумному вымогателю.
Ещё он спросил меня, не «оранжевый» ли я, имея в виду, не из тех ли я людей, что «тусовались на майдане в Киеве во время Оранжевой «революции».
- Эту оранжевую футболку я купил ещё до того… - ответил я.
Поиздевавшись на до мной еще немного и расспросив о разном в «моём приколе», он всё же дал мне маленький талончик с моей фамилией. Я въехал на пограничный пункт пропуска. Таможенники «шманать» меня не стали, а лишь спросили, что я везу в рюкзаке. Потом записали что-то из моего паспорта в свой журнал, и отпустили, дав опять какой-то клочок бумаги. С ним я пошёл к ещё одной будке, где сидит пограничник-контрактник. Там этот служивый забрал у меня миграционную карту, выданную в поезде при въезде в Россию, и тот последний клочок бумаги, но выписал и вручил другой. На выезде у шлагбаума сидел ещё один солдат, который взял предыдущую бумажку и выписал ещё одну.
- Для чего это? – спросил я, думая, что прошёл все формальности, и что за шлагбаумом уже нет никого, кто «держит границу на замке».
- Там дальше ещё будет один контрольный пункт. Отдашь, - сказал мне военный.
-А на горе, это уже казахская таможня? – спросил я.
- Нет. Это наши строят новую, - был ответ.
Ну, как тут не вспомнить юмористическую сценку Аркадия Райкина, в которой он высмеивал бюрократов. Там рассказывалось о том, как нормального человека, пришедшего за справкой в какую-то контору, довели до сумасшествия. В конце этот бедняга приговаривал: «Дайте мне справку, о том, что им нужна справка, о том, что вам нужна справка, о том, что мне нужна справка, о том, что всем нужна справка. Дайте мне справочку. Дайте мне справищу.».
Я выехал в степь. И опять совсем не грозовая туча надвигалась на ту местность, где был я. Вдруг поднялся ветер, какой бывает перед грозовым летним дождём. Я успел доехать до дорожного знака, приставил велосипед к трубе, укрыл его пленкой и сам влез под неё. Крупные капли дождя застучали по моему укрытию. Шквальный ветер с силой рвал плёнку, хотя кое–где я привязал её к велосипеду, а в других местах удерживал руками. Плёнку трепало и рвало так, что я с трудом её удерживал. Дождь был не сильным, и продолжался минут пять. Верёвки, которые были пришиты к углам полиэтиленовой плёнки, запутало ветром так, что, если бы я захотел, то не смог бы сам так сделать за целый час. Туча прошла, и я продолжил свой путь. На этой местности, как назло, есть подъём в гору, затем спуск в суходол, и опять холмы. А ведь до них я весь день ехал по равнине.
Казахская таможня «Таскала». Здесь совсем иные отношение и порядок. Два солдата-казаха вежливо спросили меня о цели моего въезда в Казахстан, внесли мои паспортные данные в компьютерную базу данных и проверили, опять же с помощью компьютера, соответствие моей внешности с фотографией в паспорте. Ведь на фотографии в паспорте я без бороды. Парней заинтересовал мой маршрут по Казахстану и моё хобби вообще, но не в той хамской форме, которую я пережил на российской таможне. Я показал им карту своих путешествий, рассказал о планах путешествия по Казахстану.
И казахские таможенники мои вещи проверять не стали. Мне посоветовали оформить декларацию по форме Т-6, что я и сделал в доме из красного кирпича. В декларацию внес велосипед, палатку, спальник, фотоаппарат и, имевшуюся у меня иностранную валюту. Там же поставил печать в свою маршрутку. Мне выдали миграционный листок и объяснили, что я должен в течение пяти дней зарегистрироваться по месту прибытия. На выезде есть пост дорожной полиции.
- Техпаспорт и водительское удостоверение есть? – пошутили полицейские.
На таможне работает почти одна молодёжь. Кроме меня здесь за это время прошла только одна машина, да и та, вероятно, из местных. В этом году россияне и казахи хотели установить правило пересечения границы только по заграничным паспортам. Однако президенты В.В.Путин и Н.А.Назарбаев договорились этот порядок пока не вводить.
Я выехал за шлагбаум и, таким образом, оказался в Казахстане.
ВЫМАГАТЕЛЬ
Пограничный переход на азербайджано-российской границе.
5 мая 1997г.
Азербайджанская таможня. У меня взяли паспорт и понесли на проверку в вагончик. Таможня находится перед мостом через реку Самур. Российская таможня стоит сразу за мостом. После проверки я въехал на мост, но тут вдруг меня обогнали «Жигули» и человек из машины дал мне знак остановиться.
- Тебя плохо проверили на таможне. Я отругал их, - сказал он.
- Ну, что ж, - сказал я, - нужно было проверять лучше. Следующий раз проверите хорошо. Я уже пересек границу.
- Мы можем тебя вернуть, - сказал кавказец.
- Нет. Я уже пересёк границу. Она проходит по реке, - возразил я.
- Ну и что. Ты не заплатил за проезд по Азербайджану. Показать документ!?
- Представьтесь, пожалуйста, - сказал я.
- Я начальник отдела службы безопасности, - сказал он, но фамилию свою не назвал, удостоверение не показал.
- Может быть, я и должен заплатить какую-то пошлину за проезд по стране, но она берётся при въезде, а не при выезде, - сказал я.
- Я покажу тебе документ, что ты должен заплатить пятнадцать долларов. Давай пять долларов, - сказал он.
- Так Вы что, вымогаете взятку? – спросил я.
- Да, - откровенно сказал он.
- Нет. Ничего от меня Вы не получите, - сказал я ему.
- Тогда мы вернем тебя, и ты будешь нянчить моих детей, - уже злобно сказал вымогатель.
- Хорошо. Мне как раз негде ночевать, да и дети не виноваты, что у них такой отец, - с юмором сказал я.
Я не стал больше продолжать этот бессмысленный разговор, и поехал дальше по мосту в сторону российской таможни, откуда хорошо просматривался весь мост. Кавказец посигналил мне автосигналом, но гнаться не стал. А я так и не понял, действительно ли этот человек был с таможни или это был афферист-вымогатель.
Российскую таможню проехал без проблем. Подал солдату в окошко будки паспорт. Тот посмотрел на меня и сказал: «Все нормально, отец. Можете ехать».
Так я оказался уже в пределах Дагестана, а значит и в России, и был рад этому факту.
БЕЛЫЕ БРАТЬЯ
Пограничный переход на шоссе Харьков - Белгород.
«Успенка».
17 июля 1994г.
Интересным событием сегодняшнего дня был проезд таможни на украинско-российской границе. А все дело в том, что подвыпивший таможенник принял нас за членов религиозной секты Белые братья.
Таможня на границе Украины с Россией находится здесь в чистом поле. Никаких населённых пунктов близко нет. Выглядит она даже издали солидно, будто стояла она здесь всегда, и мы не жили никогда вместе с русскими в одном государстве. За шлагбаумом нас остановили двое таможенников. Один из них оказался изрядно подвыпившим.
- Паспорт есть? – спросил таможенник.
Я вынул из сумки папку, в которой находились все наши бумаги, отдал таможеннику свой паспорт и свидетельство о рождении сына.
- А цэ твий сын? – спросил таможенник.
- Да, - ответил я.
- А вы нэ з «Билых братьев»? – спросил хмельной таможенник.
Я подумал, что, глядя на наши белые одежды, таможенник решил пошутить, и потому, подыгрывая ему, сказал: «Да». Но я не рассчитывал на ту реакцию, которая вдруг случилась с этим стражем закона.
- А вы знаетэ шо там, у Кыеви ваши натворылы?
Что они там натворили я, конечно, же, не знал, но кое-какую информацию из теленовостей об этой секте имел. Знал, что в Киеве недавно состоялся съезд этой секты. Что члены секты проводят оргии, которые часто носят форму психологической обработки людей, доводящих верующих до самоубийства. Имели место кражи детей и жертвоприношения. Носят члены этой секты белую одежду, но не похожую на ту, в которую были одеты мы.
Я понял, что совершил ошибку и поспешил её исправить.
- Я пошутил. Мы туристы, - сказал я.
- А чого вы так одилыся? – не унимался таможенник, вероятно, еще недавно работавший на сельском скотном дворе.
- А как мы одеты? Эти брюки и рубашки я купил в магазине. Не вижу ничего ненормального в нашей одежде, - сказал я.
- А чого вона у вас била?
- Так ведь жара. В белой одежде не так жарко ехать, - объяснил я ему.
- А куды вы йыдытэ? Ваши, там, у Кыеви, знаетэ шо натворылы? – опять завёлся он.
- Да, никакие мы не белые братья, - уже с раздражением в голосе сказал я. Мы с Донбасса. Я работаю в шахте слесарем. Сейчас в отпуске. Путешествуем. Мы каждый год ездим, вот так, куда-нибудь. А белая одежда потому, что в ней не так жарко, - опять повторил я твердолобому таможеннику. Но тот всё же не верил мне.
- А ну заругайся! – сказал он.
- Как? – спросил я его.
- Ну, скажи матом: «Я мать твою…».
- Я повторил ему это выражение. Только после этого он проникся к нам доверием.
- Да, воны нэ ругаються, - сказал таможенник, имея в виду членов религиозной секты.
Вот так мы прошли проверку на лояльность на украинской таможне, хотя это не входит в круг обязанностей этой службы.
Но и на этом ещё не всё закончилось. После таможни нужно было ещё пройти пограничный пост паспортного контроля. Пограничники проверяли документы у водителя КАМАЗа и на нас не обращали никакого внимания. Мы проехали мимо них, хотя и услышали вслед свист и какой-то окрик. Я подумал, что эти звуки адресованы не нам, а кому-то из водителей. Но не успели мы проехать несколько сот метров, как нас обогнал легковой автомобиль и преградил нам путь. Из машины выскочил лейтенант.
- Вы, почему не остановились? – спросил он с ходу.
- Мы думали, что это не нам.
- Давай назад на пост, - сказал возбуждённый лейтенант, словно он поймал шпионов.
- Да вы что, издеваетесь. Таможня приняла нас за «белых братьев», а вы за нарушителей границы. Это какой-то кошмар. Здесь что, Брест?
Пограничник, молодой парнишка, вероятно, понял, что перегнул палку в своей бдительности.
- Документы есть? – сказал лейтенант.
- Опять документы. Только же их смотрели. Мы что, пересекаем границу двух враждующих государств?
Лейтенант молча просмотрел документы, а потом сказал:
- Ну, вы извините, если что не так. Он сел в машину и укатил к себе на пост.
А мы остались в нейтральной зоне. Предстояло ещё пройти досмотр и паспортный контроль на российском пограничном переходе. Но на российской таможне на нас никто не обратил внимания, хотя мы «косили глаз» в сторону таможенников и пограничников. Проехали посты беспрепятственно, и не останавливаясь. Но затем вспомнили, что у нас нет воды, и вернулись за ней к таможне.
БЛОКПОСТ НА ИНГУРИ
Граница Грузии с Абхазией.
Август 2002г.
Не хотелось мне возвращаться домой из Турции опять через Болгарию и Румынию. Рискнул проехать к курортным Адлеру и Сочи через Грузию и Абхазию. А там, через Россию и до родной Луганщины не так далеко.
От турецкой границы, через Батуми и Поти без особых приключений добрался до грузинского города Зугдиди. Оттуда до пограничной реки Ингури, разделяющей Грузию и Абхазию, всего несколько километров. На мосту через эту горную реку стоят два блокпоста российских миротворческих сил. Абхазы и грузины враждуют между собой уже шесть лет.
Через российские блокпосты меня пропустили сразу. Однако русский офицер предупредил меня, что абхазы меня могут не пропустить.
- Если тебя не пропустят, возвращайся сразу назад, - сказал мне капитан.
На берегу, в полусотне метров от российского блокпоста находится блокпост абхазов. Там стоят два вагончика и система заграждений из бетонных блоков и колючей проволоки. Наряд абхазов состоит из пяти человек. Одеты они в камуфляжную военно-полевую форму. Но нет у них на погонах никаких воинских знаков различия, и носят они разные головные уборы, а то и вовсе ходят без них. Вооружены все автоматами АКМ с гранатометами, а также гранатами Ф-1. Солдаты мне сказали, что они призваны на срочную службу, но получают за неё по контракту деньги.
Я думал, что абхазы пропустят меня без задержки, т.к. они поддерживают дружеские связи с Россией. Абхазия даже выдвигала предложение войти в состав России на правах федеральной республики, но получила отказ.
- Мы объявим войну России, а через день сдадимся в плен, - шутили солдаты.
Россия не признаёт официально Абхазию, как суверенное государство, и не желает вести переговоры с руководством республики о вхождении Абхазии в состав Российской Федерации, ибо это противоречит всем международным договорённостям о незыблемости ныне существующих государственных границ.
Русский офицер миротворцев сказал мне:
- На хрен они нужны России. Хватит нам и Чечни.
И действительно, странное поведение у этих республик по отношению к России. Чечня упорно пытается выйти из состава Российской Федерации, и ведёт кровопролитную войну, в которой уже погибла масса народу, превращены в руины города и села. В террористических актах гибнет ни в чем не повинное гражданское население. В то же время, по другую строну Кавказского хребта, другая республика, Абхазия, старается всеми силами войти в состав России.
Чеченцы ведут войну под девизом исламского джихада. Священная война с неверными – вот идеологическая ширма, за которой скрываются политические цели, личная нажива на крови, коррупция и финансово-экономическая власть отдельных личностей Чечни.
Но ведь и абхазы тоже мусульмане. Их религия, природные условия, национальный характер и внешность почти не отличаются от чеченских. Почему же они тогда так стараются укрыться под крылом России?
Я думаю, что, и в Чечне, и в Абхазии политические лидеры преследуют одну цель – власть и деньги. Но только для достижения этих целей одни используют идею национальной самостоятельности и религию, а другие Россию.
Россия помогает Абхазии избежать войны с Грузией в обмен на то, чтобы абхазы-мусульмане не помогали Чечне в войне с Россией. И наоборот, грузины-христиане помогают чеченцам-мусульманам за то, что Россия защищает Абхазию.
Путешествуя вокруг Черного моря, мне нужно было проехать сравнительно небольшой путь по Абхазии и выйти к российским городам Адлер и Сочи. Я наивно считал, что препятствием для меня, вероятней всего, будут грузины. Но на грузино-абхазской границе вообще не было никакого грузинского поста. Проход со стороны Грузии был свободен в обе стороны.
В тоже время, абхазы должны, по логике, меня пропустить, поскольку я ведь был русскоговорящим лицом. Но оказалось всё намного сложней. Абхазы пропускали только местных жителей Зугдиди в Гали и наоборот, да и то по своему личному усмотрению, а чаще за взятку. Стариков и старушек, крестьян и другой простой люд не пропускали порой даже на похороны и к больным родственникам. Зато торгаши здесь были своими людьми.
С обычными людьми солдаты обращались грубо и по-хамски. Я слушал, смотрел на это хамство восемнадцатилетних парней и удивлялся, как же так можно… Ведь на Кавказе издревле принято к старшим относиться с уважением. Вот что с парнями сделала власть и разрешение носить и применять оружие.
Я долгое время находился на блокпосту, т.к. ждал ответа свыше. Возможность моего проезда через границу решали в Гали. Старший наряда абхазов позвонил заместителю начальника службы безопасности майору Нормания и доложил обо мне. И вот теперь я ждал, решится ли мой вопрос «нормания» или «ненормания».
- Плохи твои дела. Транзитный проезд через республику запрещён, - сказал мне старший наряда.
- Как это? Что у вас действует правило, как в кинокомедии Рязанова «Кавказская пленница» - всех впускать и никого не выпускать?
Я был возмущён, и не осознал еще толком, что нахожусь на Кавказе, охваченном смутой и войной. Я никак не мог взять в толк, почему я пересек беспрепятственно пять законных границ различных государств, а здесь не мог проехать через никем не признанную границу.
Хотя меня не пропускали в Абхазию, но содержимое моего рюкзака тщательно проверили. Мне пришлось из него все вытряхнуть и показать солдату.
- Заночуешь у нас, а завтра утром мы тебя пропустим. Сегодня тебе ехать нельзя. Уже вечер. По дороге к Гали тебя могут ограбить. Тут много партизан.
А мы вечером «погудим», - сказал мне старший пограничного отряда.
Ближе к вечеру, когда уже никто не решался переходить границу, мы сели ужинать. Каждый принес то, что у него было. Вместе со мной здесь оказался и армянин, которого не пропускали к тетке в Сухуми. Наряд абхазов поставил на стол литр грузинской чачи. Сами её они пить не стали. У меня осталось немного сухого вина, копченая рыба, консервы, хлеб. Стол накрыли хороший, но ужин был скучным и быстрым. Выпили по немного чачи, сытно поужинали и разбрелись в разные стороны.
Стемнело. Включили прожекторы, направленные на мост и в сторону ближайшей горы. Эта гора стоит на абхазском берегу Ингури, но именно с неё часто бывали обстрелы блокпоста грузинскими боевиками. Они переправлялись где-то через реку и снайперы с горы обстреливали абхазов.
- Громко не разговаривать. Группами не собираться и не бродить по освещенной территории, - предупредил всех старший блокпоста.
После ужина все разбрелись кто куда. Я пошел спать в пустующий вагончик, где стояло две металлических кровати. Расстелил палатку на сетку кровати и уснул.
Утром наряд абхазской национальной гвардии сменился, и все вчерашние обещания о том, что меня утром пропустят, были аннулированы. Эта «гвардия» соврала мне. Я пытался через российский блокпост связаться по телефону с кем-нибудь из офицеров или руководства этими гвардейцами, но тщетно. Русский старший лейтенант сказал, что телефона и связи у него с абхазами нет, а по рации у него идет только кодовая связь с его командованием. По наводке этого офицера мне удалось поймать УАЗ с полковником из командования российскими миротворцами. Полковник обещал мне посодействовать и переговорить с абхазскими командирами.
Старший лейтенант советовал мне нелегально перейти границу выше или ниже этого блокпоста, уверяя меня, что местные жители именно так и делают – ходят бродами или через подвесные канатные мосты.
- Ты, как, любишь приключения? – спросил меня он. Но учти, что там тебя могут местные партизаны (так они называют местных боевиков и бандитов) ограбить или даже увести в горы в рабство.
Этот вариант пересечения границы был заманчивым, но очень рискованным. От этих кавказцев (и грузин и абхазов) можно ожидать чего угодно. Я на этот способ пересечения границы не решился. Одно дело – местные, другое дело – я. Ведь меня при переходе реки могут пристрелить, и будут правы.
- Зачем пошел? Ведь не пропускали его через блокпост, а он пошёл нелегально переходить границу, - скажут они.
Я долго ждал звонка от полковника. От безделья игрался снайперской винтовкой. Но обещанного полковником звонка так и не дождался. И среди старших офицеров есть необязательные люди.
В 15 часов я покинул этот странный пограничный переход с абхазскими гвардейцами.
Гвардия. В моём понимании – это звание высшей доблести военных. Гвардейская часть – это воинская часть, особо отличившаяся в боях, - считал я. А эти, мягко говоря, невоспитанные, зарвавшиеся парни, недавно вставшие из-за школьных парт, на гвардейцев никак не походили. Какие же тогда у абхазов обычные воины, если у них такие гвардейцы?
- Ну, что, не пропустили? Я же тебе говорил, что если не пропустят, то возвращайся сразу назад, - сказал мне русский капитан блокпоста, находившегося ближе к берегу грузин.
На грузинском берегу Ингури меня остановили, предъявив удостоверение, сотрудники службы безопасности Грузии. Они проверили у меня документы и предупредили:
- В тридцатикилометровой зоне действуют бандитские формирования и случаются грабежи. Так что, ночуйте только в городах, и не в палатке.
Я вернулся в Зугдиди, и заехал на телевиденье. Вчера корреспонденты местного телевиденья брали у меня интервью о путешествии, снимали видеокамерой. В благодарность за рассказ и съёмки они обещали мне оказать информационную помощь, т.к. с питанием и деньгами у них тоже было не густо. И теперь я попросил телевизионщиков устроить меня для ночлега на стадион.
Приехал на стадион, и меня тут же определили на ночлег. Здесь есть душевая, и дежурный сторож. Пришлось немного подождать, пока в душевой помоется местная футбольная команда.
Ко мне приехал мэр города на «Волге» - надо же, какая честь.
- Завтра Вас отвезут в Тбилиси автобусом. А сегодня можем посадить бесплатно на пассажирский поезд Зугдиди – Тбилиси. Поезд отправляется в 22 часа 50 минут, - предложил мне выбор мэр города. Я выбрал второй вариант.
До отправления поезда у меня была масса времени. Вместе с мэром и его помощником мы съездили на железнодорожный вокзал, где мэр отдал распоряжение начальнику станционной полиции посадить меня на поезд. Затем мэр купил мне в буфете колбасу, булочки, две бутылки кока-колы, пачку печенья и дал ещё денег на покупку хлеба. Меня на машине отвезли опять к стадиону, где я искупался в душевой, постирал одежду и отдохнул. Перед посадкой в поезд, на станционном перроне меня окружили пассажиры, а один из них, сван, позже пришёл ко мне в купе вагона, чтобы поговорить. Он пригласил меня приехать на следующий год в Сванетию, где он в селе Пари председатель сельсовета.
- Мы организуем тебе конные экскурсии по местным селениям и горам. Всё покажем и расскажем, - сказал Надар Гадрани.
Принес он мне пиво, литр «Боржоми» и большую пачку печенья. Грузины любят угощать и общаться с гостями. Сейчас они живут бедно, но, по-прежнему, гостеприимны.
Из-за того, что меня не пропустили в Абхазию, мой маршрут путешествия намного усложнился и удлинился. Хорошо, что местное руководство города Зугдиди помогло мне преодолеть поездом путь по Грузии длиной в 350 км. Его я освоил с сыном ещё в советские времена. Но дальше мне всё же предстояло перейти по Военно-Грузинской дороге через Главный Кавказский хребет. И это был нелёгкий, и небезопасный путь по горам из Грузии в Северную Осетию.
ОСТОРОЖНО ГРАНИЦА!
Пограничный переход из Луганской области Украины в Ростовскую область России в районе села Дьяково.
16 июля 2003г.
С нашими таможенниками не соскучишься. Редкий случай, когда минуешь эту «богадельню» без приключений. И хорошо, если это приключение было забавным или смешным. Но вполне законный переход границы может быть и опасным.
О применении законов, правил и инструкций этими служаками ходят анекдоты. Хамство, вымогательство на таможнях также естественны, как и разгильдяйство.
Вот, к примеру, взять хотя бы пограничный переход из Луганской области Украины в Ростовскую область России в районе села Дьяково, Антрацитовского района. Странные здесь происходят изменения в организации этого перехода. В 1998 г. с украинской стороны здесь была таможня в виде вагончика с двумя таможенниками. Они осуществляли и паспортный, и таможенный контроль. С российской стороны на границе совсем никого не было: ни таможенников, ни пограничников. В 2003 г. всё было наоборот. Украинскую таможню убрали. Зато Россия сооружала весьма солидную таможню.
Но не это было главным на этом переходе. Перед границей, которая, в общем-то, ничем не обозначена, мы заметили стоящий на обочине автомобиль «Жигули». Не успели мы приблизиться к этому авто, как из кустов лесополосы выскочило два мужика в камуфляжной форме с автоматами АКМ. Один из этих «партизан» дал нам рукой знак остановиться. И в тот момент, когда я затормозил и свернул к нему, на меня набросилась огромная черная овчарка. Она пыталась схватить меня за ногу, но я увернулся, и зубы пса вцепились в мой рюкзак. Пес отодрал от неё целую полоску ткани. Я был ошеломлён неожиданным нападением на меня людей и собаки.
Человек в форме всё же смог отозвать пса, а я, не зная, как на это всё реагировать, сказал:
- Что за необученный пёс?
- Сам ты, ****ь, необученный, - зло и по-хамски выругался владелец собаки, оказавшийся пограничником.
Это ещё больше шокировало меня. За то, что на меня напал и, чуть было не погрыз пёс, меня же ещё и обругали. Понятно, что ни эти «партизаны из засады», ни их пёс не ожидали нашего появления на дороге. Мы ведь подъехали к ним на велосипедах тихо. Тем не менее, это ведь на меня напила псина. И это я, по идее, должен был бы обругать этих недотёп. Это ведь мой рюкзак пострадал от зубов пса, и за это пограничники должны были, ну, хотя бы извиниться, чтобы я не подавал на них жалобу в отряд, или заявление в суд. Но всё было как раз совсем, да наоборот.
Дальше, у нас проверили паспорта и спросили, что мы везём в рюкзаках.
- Оружия, наркотиков и других, запрещённых к перевозу вещей у нас нет, - сказал я
На этом все формальности с украинскими военными закончились. Но метров через пятьсот нас ожидали ещё и россияне.
Строительство таможенного комплекса ещё не закончено, а потому нас остановили четверо людей у вагончика, лишь двое из которых были в военно-полевой форме, а двое других – в гражданской одежде. Распределившись попарно, они стали проверять содержимое наших рюкзаков. Осматривали всё тщательно. Пришлось выложить содержимое рюкзаков до самого дна. Проверили даже содержимое медаптечки и коробку, где у меня хранились нитки, иголки, запасные спички и прочие мелочи. Осмотрели все карманчики, и перещупали всё даже в подрамной сумке. Спрашивали, что у нас в консервных банках, тюбиках, бутылках, сумочках. Такого «шмона» у нас не было ни на одной таможне за всё время наших странствий. Вероятно, недостаток опыта эти люди компенсировали усердием. К тому же через этот пограничный переход мало кто ездит, и у них было время покопаться в наших вещах.
Не понятно было, зачем здесь россияне строят такую солидную таможню. Ведь на Ростов отсюда идет грунтовая дорога, по которой при малейшем дождике проехать нельзя – кругом чернозём.
Мы попросили дать нам миграционные карточки, но нам ответили, что у них их нет, а если они нам нужны, то нужно ехать на Куйбышевскую или Новошахтинскую таможни. Нам эти карточки нужны были, как телеге пятое колесо, но ведь их могут в России потребовать миграционная служба.
Вот так, на этот раз, мы въехали в Россию.
ОПЯТЬ ЧЕРЕЗ КАСПИЙ
Из Туркмении в Азербайджан.
3 мая 1997г.
Город Туркменбаши. Морской вокзал. Бакинский паром стоит под погрузкой. Как сесть на паром? Сделать это теперь не так просто, как раньше. Все подходы к причалу огорожены высоким металлическим забором, и попасть туда можно только через таможню и с билетом. Билет на паром в советские времена стоил 10 рублей, теперь – 25 долларов.
Обратился к начальнику таможни. Объяснил ему кто я, и откуда еду. Стал убеждать его, что не могу заплатить такую сумму денег за билет. Думал, что и здесь это не поможет, и будет, как в Мурманске. Там мне сказали: «Это Ваша проблема». Но я ошибся. Таможенники согласились пропустить меня без билета на причал.
- А там с паромщиками разговаривай сам, - сказал начальник таможни.
Я пытался незаметно проскользнуть с велосипедом в трюм парома, но меня сразу задержали. В огромный трюм загоняли железнодорожные вагоны и автомашины.
- Могу заплатить только 50 тысяч русских рублей, - сказал я.
- Ладно, хватит, - сказал человек из команды.
Это небольшая сумма, но больше дать им я не мог. Нужно было оставить себе немного денег на хлеб. У меня осталось всего сорок тысяч рублей. А путь домой ещё долгий.
Загнал велосипед в трюм, привязал его к металлоконструкции на случай качки судна в шторм. Вспомнил, как мерз на пароме в ноябре в 1991 года в своем первом плавании через Каспий, поэтому кроме сумки с едой взял с собой и теплую куртку.
«Итак, я на пароме, а значит, преодолею главное препятствие путешествия – Каспийское море. Ведь в противном случае, если бы я не смог сесть на паром, то пришлось бы ехать назад, и опять же через безводные степи Устюрта. Но я на борту парома, и это плюс» - подвел я итог.
Погода отличная. Все пассажиры собрались на верхней открытой палубе. Там стоят лавочки, столы и есть чайхана. С палубы теплохода виден весь залив, город Туркменбаши и поселки Уфру и Джангу. С севера залив окаймляют невысокие горы.
Вышли из залива в открытое море. Меня пригласил пообедать вместе азербайджанский журналист, с которым я познакомился на таможне. Он угостил меня водкой и солениями. Я разрезал вяленого леща.
На пароме есть отдельные каюты, бар, кафе, чайхана, сауна и прочие заведения услуг. Но я устроился, как и большинство людей, в обычном пассажирском салоне. Таких салонов на судне два. Свободных мест предостаточно. Кресла – как в самолете. Подняв подлокотники – можно лечь, что все к ночи и сделали, хотя табличка предупреждала «На креслах не лежать!».
В салоне я познакомился с группой азербайджанских мужчин из города Али-Байрамлы. Вместе ужинали, играли в «дурака». Ночь прошла на этот раз в море спокойно. Море, на редкость, было тихим, и паром шёл плавно, без качки.
К Баку подошли в четыре часа утра. С полчаса простояли на рейде. «Ну, вот, всего одна ночь, и я из Средней Азии перебрался на Кавказ» - подумал я.
Пока стояли на рейде, у меня была возможность любоваться залитым электрическими огнями Баку. Со стороны моря город очень красив. Весь залив, вокруг которого дугой расположились городские кварталы и набережная, сиял отраженными огнями. Вспомнилась некогда популярная песня «Вечерний Баку».
Причалили. Спустился в трюм с водителями автомашин. Сошел с теплохода на причал первым. Прошёл тройную пограничную проверку. Контроль здесь был строгим. Ведь Азербайджан в состоянии войны с Арменией. Сейчас опять нарушено перемирие и в Карабахе начали стрелять. Вначале попал в руки пограничников. Они сверили мои паспортные данные с какими-то списками. Далее я попал под контроль таможни, которые работали уже с моим паспортом и своим компьютером. Потом была ещё одна проверка – полицейская.
И вот, наконец-то, я свободен. Все остальные пассажиры толпились ещё за оградой порта. Узкая и по-азиатски плотно застроенная улица от причала вывела меня в город. Было раннее утро. Горел рассвет. Начинался новый день. «Что нам готовит день грядущий…?», - мысленно процитировал я А.С.Пушкина, и отправился осматривать столицу Азербайджана – город Баку.
ТУРЕЦКО_ГРУЗАНСКАЯ ЕРАНИЦА
15 августа 2001г.
В Турции, по побережью Черного моря проложено отличное асфальтовой шоссе. На пути к турецко-грузинской границе, и недалеко от неё, стоят чередой четыре туннеля. Выехав из четвертого туннеля, я сразу же оказался перед турецкой таможней «Хопа». Рядом стоит мечеть, а в скале я увидел небольшую пещеру, которую мусульмане почитают как святую.
Зашёл на таможню. Подал свой загранпаспорт. Турок просмотрел его, а затем куда-то унёс. Возвратившись, он сказал, что я должен заплатить штраф за то, что просрочил срок визы. Виза дана мне была на один месяц. Въехал я в Турцию со стороны Болгарии 15 июля, а выезжал из неё в Грузию, а точнее, в Аджарию, 15 августа. Словом, я опоздал с выездом на один день. Штраф составлял 35 миллионов турецких лир или около 120 долларов США. Сказанное, мне перевела с турецкого женщина, которая тоже пересекала границу, и, которая хорошо владела турецким и русским языками. Турки, даже на таможне, за много лет не научились хоть немного русскому языку. Через эту женщину я объяснил турку, что мне не сказали при въезде, что виза выдана только на 30 дней.
Ситуация была более чем напряжённой. Пахло крупной неприятностью. Платить такие деньги я не собирался. Ну, думаю, если что, скажу туркам, чтобы мне надевали наручники и арестовывали.
- Таких денег у меня нет, - сказал я.
Турок опять удалился с моим паспортом и через некоторое время явился с предложением:
- Давай второй паспорт и десять долларов. Мы тебе поставим въездную и выездную визу сразу.
- Второго паспорта у меня нет. Я турист. Ездил по Турции на велосипеде, - объяснил я через своего случайного переводчика.
Тот опять ушёл, потом явился, вручил мне паспорт и сказал, что я могу ехать.
- Всё окей, - сказала мне переводчик.
Я от радости, что всё так хорошо разрешилось, даже пожал руку турку, чем тот был весьма смущён.
Далее несколько процедур на выезде, и вот я уже выехал из Турции и въехал на грузинскую таможню.
Тяжёлые ворота грузинский пограничник катал по рельсе вручную. Сочувствуя, я посоветовал ему поставить электропривод. Поинтересовался о российских пограничниках.
- Русские ушли два года назад, - сказал грузин.
- Как называются грузинские деньги? – спросил я его, имея в виду, название денежной единицы. Но тот меня не понял.
- Деньги, по-грузински, пули.
Я был удивлён. Какое смысловое совпадение.
«Чего-чего, а пуль из-за этих «пули» в Грузии летает много. Была война с Абхазией и с Южной Осетией, были кровавые разборки среди политических и криминальных групп, и это ещё не конец».
Далее спросил пограничника:
- Смогу я проехать через Абхазию. Пропустят меня абхазы?
- Не знаю, - был ответ.
Свой паспорт я подал в окошко. Чиновник что-то посмотрел в нем и передал через окошко в перегородке другому чиновнику, сидевшему за компьютером. Тот потребовал с меня три доллара.
- За что? – спросил я. Когда грузины въезжают в Украину с них ничего не берут.
- Плата взимается за компьютер, - ответил мне грузин.
- Вот аферисты, - подумал я. Даже государственную службу почему-то должны содержать люди.
- Лучше бы вы всё делали без компьютера, - сказал я, но деньги пришлось отдать. Спорить с ними, особенно при въезде, сложно, а выиграть спор невозможно.
На таможенном досмотре меня заставили заполнить декларацию. В графе «при себе имею» написал «десять долларов США».
Таможенник, возмущенно, сказал:
- Как Вы на десять долларов собираетесь ехать дальше?
- Я на семьдесят долларов проехал шесть тысяч километров и пять государств.
А Грузию я проеду за два дня, и мне хватит для этого пять долларов.
Чиновник спорить со мной не стал, и отпустил с миром.
Вот я и в СНГ. Одна радость – здесь можно общаться с людьми на родном мне, русском языке.
МЫ ПОКА ЕЩЕ БРАТЬЯ
Румыно-болгарская граница.
Июль 2001г.
Румыния. Город Мангалия. За ним есть еще два приграничных села. И вот я уже на границе и таможне. На этот раз к румынской таможне подъезжаю тихо. Останавливаюсь у шлагбаума. Пограничник дал мне знак рукой, чтобы я пока не двигался. Через время он по радиотелефону получил команду пропустить меня на территорию. Там у меня взяли паспорт. Его проверка заняла минут десять. Затем ко мне подошёл таможенник и проверил с моей помощью содержимое моего рюкзака. Поинтересовался даже тем, что лежит у меня в подрамной сумке. А, в общем-то, выехал из Румынии без всяких проблем, чего нельзя было сказать, когда въезжал в эту страну. Набрал из крана воды и поехал к болгарской таможне, которая стоит всего в сотне метров от румынской.
Через болгарскую таможню прошёл ещё проще. На таможне в это время был только один служащий. Пожилой мужчина подал мне знак ехать от шлагбаума к нему. Других машин и людей тогда там не было. Одним словом, таможня была безлюдной, и кроме нас на ней никого не было. Болгарин взял мой паспорт, внес мои данные в компьютер, дал мне желтую карточку, в которой было указано, что я имею право находиться в Болгарии десять дней. Мне для транзитного проезда этого было предостаточно. В карточке я расписался, и на этом все формальности закончились. Я не заполнял декларацию, не проверили у меня и содержимое моего рюкзака. Ни румыны, ни болгары на таможнях с меня не взяли ни копейки.
Вот я и в Болгарии. Кругом знакомые пейзажи полей с лесополосами, чего не было в Румынии. Речь и письменность болгар более сходны с русскими, чем украинские.
ВРУН ВЫСШЕГО РАНГА
Румыно-болгарская граница год спустя.
Июлю 2002г.
Подъём. Завтрак. Сборы. Полчаса езды – и мы у границы. Румыны выпустили нас из страны быстро. А вот на болгарской таможне получился казус.
Я знал, что с октября прошлого года болгары ввели визовый режим въезда в страну. Смотрел также по украинскому телевиденью выступление министра иностранных дел Болгарии, который прибыл в Украину с дружеским визитом. Этот чиновник высшего ранга во всеуслышанье заявил:
- Украинским и российским туристам визы будут выдаваться прямо на таможнях. Стоить виза будет не более 22 долларов.
Но нам на границе болгарские пограничники сказали, что визы они не выдают, и за ними нам нужно ехать в болгарское посольство в Бухарест. По причине безответственного заявления этого болгарского министра у нас полностью развалился план путешествия, к которому мы готовились целый год. Мы из-за его вранья не смогли попасть, таким образом, ни в Грецию, ни в Турцию. Ехать в Бухарест за визой было не реально. Путь туда занял бы не менее трёх дней. Оформить визу в течение одного дня вряд ли бы удалось. На обратный путь к болгарской границе тоже потребовалось бы несколько дней. В сумме потеряли бы не менее десяти дней. Кроме того, на обратном пути нужно будет опять где-то оформлять транзитные болгарские визы. А на это тоже нужны время, деньги и нервы. Мы попытались уговорить пограничников за взятку пропустить нас транзитом через Болгарию, но те были неумолимы. Нам поставили печать въезда в Болгарию и тут же её аннулировали, чем «замарали» паспорт. Теперь на других таможнях будут думать, что мы чем-то провинились при контроле и неблагонадёжны.
Пришлось «поблагодарить братьев-славян за гостеприимство» и повернуть «оглобли» назад в Румынию, а оттуда
ПЕРВЫЙ БЛИН КОМОМ
Пересечение молдаво-румынской границы в районе молдавского села Джуржулешти и румынского города Галац. Июль 2001г.
Это был мой первый выезд в Дальнее Зарубежье, и он прошёл сравнительно удачно. Мне удалось объехать вокруг Черного моря, но не без приключений. Одно из них – пограничный переход в Румынию.
В 10 часов я уже был в молдавском селе Джуржулешти. За этим селом находится молдавская таможня. Там таможенники изъяли у меня декларацию, поставили в паспорт выездной штамп, и я, без проблем, поехал дальше. Но молдаване предупредили, что румыны меня на велосипеде через границу могут не пропустить. По их, румынским, не писаным правилам границу можно пересекать только на автотранспорте.
Я проехал по железному мосту через реку Прут. Сразу же за ним стоит румынская таможня. У шлагбаума никого не было, я въехал на территорию таможни и хотел приставить велосипед к стене какого-то таможенного здания. В тот момент, когда я доставал паспорт, я вдруг услышал грозный окрик таможенника на ломаном русском языке:
- Назад! Куда? Назад!
- Назад? Зачем? – не понял я, но всё же попятился на несколько метров с велосипедом назад и остановился.
- Не понял. В чём дело? - сказал я вслух.
- Постой пока. Они подойдут сами, - сказал мне водитель украинского автобуса, который вёз детей на отдых в Болгарию из Кировограда.
Оказывается, по таможенным правилам нужно было остановиться у шлагбаума и въехать на территорию таможни только после приглашения.
У меня взяли паспорт и минут десять проверяли его. Затем вышел таможенник, спросил, не везу ли я оружие, наркотики, попросил расписаться на листе бумаги, сверил эту роспись с паспортной. Посмотрел внимательно на фото в паспорте и на меня. Водитель автобуса сказал, что румыны его однажды заставили сбрить усы, т.к. на фотографии в паспорте их у него не было.
- И тебя могут заставить сбрить бороду, - сказал он.
Таможенник-румын спросил меня по-русски:
- А на молдавской таможне тебя пропустили с велосипедом сразу?
- Да, - ответил я.
- Вот видишь? – сказал румын другому таможеннику.
Мне отдали паспорт и сказали, что я могу ехать, что я и сделал незамедлительно. Солдат открыл шлагбаум только после того, как переговорил по телефону с таможней.
И вот я уже в Румынии. Я впервые выехал за пределы постсоветского пространства, и Румыния стала моим первым государством Дальнего Зарубежья, которое я посетил в своих странствиях по миру.
ОДНИМ СЛОВОМ "РУМЫНЫ"
Пересечение молдово-румынской границы год спустя.
Июль 2002г.
За украинским городом Рени, что стоит на Дунае, стоят чередой четыре таможни. Первой для нас была выездная украинская. Затем въездная и выездная молдавские. И уж потом – румынская.
Молдавию нам никак не миновать. Границы Молдавии, Украины и Румынии смыкаются в том самом месте, где река Прут впадает в Дунай. Ниже устья Прута – украинская территория, выше – молдавская. На противоположном берегу – Румыния. Мост через реку - в Молдавии.
В прошлом году я пересек в этом месте румынскую границу сравнительно легко, но с некоторыми замечаниями. На этот раз я ехал не один, а с сыном и двумя товарищами. Я и мои спутники решили побывать в Греции и Турции. И, конечно, нам не миновать было Румынию и Болгарию.
На этот раз преодолеть румынскую границу здесь нам не удалось. Дело в том, что недалеко от границы стоит крупный румынский город Галац. Местные крестьяне из молдавских сёл пешком и на велосипедах могут легко добраться до него. А поскольку въезд в Румынию безвизовый, то каждый мог без проблем переходить границу сколько угодно раз. Вот румыны и решили не пропускать через границу пеших и велосипедистов. Молдавские таможенники поняли, что мы не на рынок едем в Румынию, и пропустили. А вот румыны никак этого понять не хотели. Нас даже не пустили на таможню. Остановили за сто метров у шлагбаума, вызвали пограничного начальника, и тот без церемоний указал нам рукой путь назад в Молдавию. Всякие объяснения с нашей стороны были бесполезными, да и говорить по-румынски мы не могли. Вернулись на молдавскую таможню в надежде, что сядем на грузовик и на нем пересечём границу. Румын нам сказал, что на автомашине нам можно будет въехать в Румынию. Однако через границу грузовики пустыми не ходят. Шли только опломбированные автофургоны и легковые автомобили. Один местный молдаванин предложил нам за определённую плату перевезти наши велосипеды и нас на легковом авто за две ходки. Для этого нам нужно было уплатить румынам таможенную пошлину за автомобиль, да ещё и хозяину машины за работу тоже полагались деньги. Этот способ проезда границы нам обошёлся бы не дёшево. Поэтому, просидев около часа на солнцепёке у шлагбаума и поразмыслив, мы решили попытать счастье на другой румынской таможне, расположенной на пятьдесят километров выше по течению Прута, возле города Кагул.
И здесь румынские таможенники сказали нам, что на велосипедах нас не пропустят. Мы объяснили таможенникам, что мы велотуристы, а не местные крестьяне, показали свои удостоверения международного движения «Гражданин Мира». Те, немного поразмыслив, всё-таки пропустили нас. Но нам пришлось показать таможенникам свои доллары.
ОБРАТНЫЙ ПУТЬ.
Румыно-молдавская граница.Румынская таможня «Галац».
Июль 2002г.
Теперь наша четверка велосипедистов оказалась опять у той же румынской таможни «Галац», через которую нас не впустили в Румынию десять дней тому назад. Но сейчас мы были с другой стороны таможни, т.е. нам нужно было выехать из Румынии и въехать в Молдавию.
Мы могли как-то понять румын, не пропускавших велосипедистов в Румынию. Но почему нас не выпускали – понять трудно. Это было каким-то унижением, делением людей по имущественному признаку, лишением человеческих прав из-за того, что мы не имели автомобиля. Если человек состоятельный, и едет на автомобиле – значит, ему путь открыт, а на велосипеде – нельзя. Безвизовый режим пересечения границы для всех людей должен быть одинаков. Есть ведь люди, путешествующие по свету и пешком. И кому, какое дело до того, на чем человек передвигается по земному шарику.
- Куда они денутся. Не оставят же они нас в Румынии, - рассудил я.
Однако румыны не думали выпускать нас из страны на велосипедах. Тот же офицер-чиновник, который десять дней назад указал нам рукой на обратный путь в Молдавию, теперь упорно отказывался выпускать нас туда. Пришлось применить приёмы, которых, обычно, бояться чиновники любой службы во всём мире.
Прежде всего, чиновники боятся скандала и огласки через прессу своих унизительных для людей порядков, пусть даже законных. И потом, они боятся жалоб на их собственную персону.
Сидя у шлагбаума, я демонстративно достал свой дневник и начал писать. Понятно, что это сразу привлекло внимание румын.
«Что он там пишет? Значит грамотный. Эти люди не желательны здесь. Ведь они могут увидеть и нарушения в нашей работе и кое-кому сообщить об этом» - примерно так думали они.
Подошёл таможенник низшего ранга и спросил, что я пишу. Я ответил:
- Пишу статью в вашу городскую газету и заявление в таможенное управление, а также письмо в международную организацию «Гражданин Мира», членами которой мы являемся. Штаб-квартира «World Citizen» находится в Париже. Для убедительности я показал ему наши удостоверения членов этого движения. Затем я спросил этого чиновника:
- Как имя, фамилия, звание и должность того чиновника, который руководит нарядом таможенников сегодня?
Румын, конечно, отказался назвать своего начальника, и быстро пошёл доложить о нашем разговоре.
После этого реакция со стороны румын последовала незамедлительно. Пришел старший наряда, обозвал меня господином и сказал, что о нас уже ведутся телефонные разговоры с высоким начальством.
Приехал на таможню чиновник более высокого ранга. Меня зауважали, пригласили, как старшего группы, в кабинет.
- Садитесь, господин, - на ломаном русском сказал мне один из четырёх румынских офицеров.
Он виновато стал объяснять мне, что у них договорённость с молдаванами не пропускать пеших и велосипедистов через границу.
На это я ответил, что понимаю их проблемы, но нужно отличать туристов от местных крестьян, бегающих пешком на рынок через границу.
Мне сообщили, что свяжутся с молдавской таможней по мобильному телефону, и, если те не возражают, то пропустят нас. Было понятно, что не по инициативе молдаван возникла договорённость не пропускать велосипедистов через границу. Я был уверен, что никуда румыны звонить не будут, а, сделав паузу, пропустят нас. Может быть, по своей простоте, они ожидали от нас взятку, но нам давать её не хотелось, т.к. поняли, что законного основания для задержания нас у них нет. Была лишь устная договоренность между двумя таможнями.
Немного поблефовав, они минут через десять сказали, что мы можем проезжать. В паспортах нам закрыли визы и пригласили женщину для досмотра нашего багажа, ехидно пошутив: «Запишите и её фамилию». На это я ответил, что человек выполняет свои обязанности, и у нас к ней нет никаких претензий.
Пересекли по мосту Прут. На молдавской таможне «Джуржулешти» о нашем инциденте с румынами ничего не знали. Нас впустили в Молдавию, мы проехали километр пути и опять оказались у молдавской границы, но теперь для выезда из, уже суверенной, страны. Ещё немного езды, и мы прибыли на украинскую «мытныцю». Не впустить своих граждан там не могли, тем более что лейтенант-пограничник оказался нашим земляком из Донбасса. Ещё через полчаса мы были в центре города Рени, и пили там пиво.
ЛАВРА В СВЯТЫХ ГОРАХ
Украина. Донецкая обл. Святогорская лавра.
19 - 26 сентября 2004г.
В начале 60-ых годов прошлого века меня, вместе с другими учащимися школы, возили на экскурсию в окрестности небольшого городка Святогорска. Но экскурсия была организована не для осмотра, обросшего легендами, древнего пещерного монастыря, а для посещения памятника революционеру, известного в истории под именем Артём. Его громадная бетонная скульптура вылита из бетона на месте взорванного храма Преображения Господня, как символ победы и господства социалистической революции над религией. Памятник Артёму построен в 1927 году. И хотя в 60-ые годы воинствующий атеизм уже утратил былую агрессивность, но пропаганда религии ещё строго пресекалась, а информация об истории этого загадочного монастыря умалчивалась. Лишь некоторые любопытные мальчишки лазали в эти тёмные проходы меловой скалы и утверждали, что там, на стенах до сих пор видны рисованные иконы.
С тех пор прошло сорок с лишним лет. Город Святогорск был переименован в Славяногорск. Но в конце прошлого и начале нынешнего века в мой родной Красный Луч стали доходить слухи, что этот древний монастырь возрождается. Однажды по телевиденью показали фильм, в котором рассказывалось кое-что об истории и возрождении монастыря. Туда отовсюду стали ездить экскурсионные группы туристов. Побывали там и сотрудники лицея, в котором я работал.
В начале лета 2004 года прошла информация, что Священный Синод Православной церкви Украины утвердил Святогорскому Свято-Успенскому монастырю статус Лавры, и 21 сентября 2004 года, в день Рождества Пресвятой Богородицы, Святогорская лавра будет освящена. Ходили также слухи, что на освящение Лавры приедут президенты России В.В.Путин, Украины Л.Д.Кучма, Белоруссии А. Лукашенко и Казахстана Н.А.Назарбаев. Ожидали также приезда премьер-министра Украины В.Ф.Януковича, который балатировался на выборах в президенты страны. Именно он посодействовал, чтобы на восстановление монастыря были выделены немалые деньги.
Поучаствовать в этом историческом событии захотелось и мне. Получив разрешение от администрации лицея, я начал спешно организовывать группу велосипедистов из числа учащихся и моих друзей. Вместе со мной набралось шесть человек. Трое учащихся считались сиротами и жили в общежитии, один учащийся лицея из местных. Из моих друзей ехал Владимир Путря.
После завтрака и получения сухого пайка 19 сентября группа выехала в путь. До Святогорска 170 км, и я рассчитывал доехать туда с ребятами за два дня. До выезда на шоссе Ростов – Харьков доехали благополучно. Однако уже на перекрёстке трое учащихся при резком торможении столкнулись, и у Стаса был сломан переключатель скоростей. На полпути к Фащевке Агафонов Лёшка упал и сбил до крови колено. Велосипед, к счастью, остался невредим.
Ехала наша колонна медленно. Я ехал впереди, замыкал группу мой товарищ. В Фащевке одного учащегося пришлось оставить на железнодорожной станции. У его велосипеда вышла из строя втулка заднего колеса. До Дебальцево (45км) мы добрались за 4,5 часа, т.е. ехали со скоростью 10 км/час, которая лишь в два раза больше пешеходной. Однако и эта скорость оказалась не под силу Стасу.
- Мне тошнит. Я, наверное, вернусь домой, - сказал он.
Но, отдохнув и попив минеральной воды, Стас всё же решил ехать с нами дальше. А нужно было всё же отправить его электричкой домой. Ездить по шоссе он не умеет. Его постоянно носило из стороны в сторону. Стас заезжал на обочину, засыпанную гравием, или его заносило на средину проезжей части дороги. Ехал он медленно, и постоянно отставал от колонны. Движение транспорта на шоссе было мало интенсивным, асфальтовое покрытие хорошим, да и дорога не узкая. Только это и спасало этих парней от аварии. Но мне было страшно смотреть, как они неумело ехали по дороге. Ведь я нес за них ответственность. К вечеру мы доехали лишь до Светлодарска, к городку с некогда мощной тепловой электростанцией, занимавшей по мощности 2-ое место в Европе. Однако теперь четыре генератора, работавших на природном газе, остановлены, да и четыре из шести, работавших на углях, тоже стоят. Причина – нет газа и угля.
Место для ночлега мы выбрали в трёх километрах от автомагистрали, у теплого водохранилища, куда сбрасывается с электростанции горячая вода. Купаться в теплом пруду никто из ребят не захотел.
Разбудил утром ребят. Собрались. Завтракать сразу не стали. Из всех, я один осмелился искупаться, хотя вода в пруду очень теплая.
К 10 часам стало не только тепло, но и жарко. День солнечный. Ветра нет. Дорога хорошая. Внешние условия для езды весьма благоприятны. Но физическая слабость молодежи не позволяла успешно продвигаться вперёд. Особенно медленно ехал Стас. Он отставал и часто заявлял, что дальше ехать не может. Но, когда мы у Артёмовска подъехали к посту ДАИ, и я предложил ему сесть на попутную машину и вернуться домой, то он отказался. Не доехав до Славянска, у Стаса опять появился синдром полного изнеможения сил, и он стал звонить по мобильной связи домой, чтобы за ним приехал отчим на автомашине. Отчима дома в то время не оказалось. Отпустить же его одного в обратный путь я не имел права.
С горем пополам к вечеру мы доехали до с. Богородичное. Это рядом со Святогорском. Устроили бивак в дубово-кленовом лесу. Утром следующего дня от места ночлега опустились в долину Северского Донца в районе с. Богородичное. Судя по раскопам археологов, на этом месте первые люди поселились более тысячи лет назад. За этим селом есть мост на левый, более низкий берег Северского Донца. Дорогу здесь окружает сосново-лиственный лес национального парка. Ещё несколько километров, и мы у перекрестка. Дорога прямо – ведёт в центр Святогорска, влево – к микрорайону, вокзалу и лагерям отдыха. Дорога вправо пересекает по узкому мосту Северский Донец. За ним монастырь, которому уже присвоен статус Лавры.
Северский Донец не смог за время своего существования прорезать своими водами Донецкий кряж, и потому долина огибает кряж по его северо-восточной оконечности, и только уже потом впадает в Дон. Правый берег Северского Донца высокий и холмистый, а левый пологий и равнинный. В том месте, где стоит монастырь, река, подмывая выходы осадочных пород мелового периода, обнажила меловые горы. Это и есть Святые горы. В одной из этих гор христианские иноки в древности вырубили пещерную обитель. Сравнительный анализ архитектуры и традиций различных пещерных монастырей Крыма, Кавказа и других мест дают возможность относить возникновение обители в среднем течении Северского Донца к 8 -9 векам, а её основателями считать византийских попов-иконопочитателей с христианского Востока. Как известно, в 7 веке в Византии, в Константинопольской церкви вспыхнула иконоборческая ересь. Вследствие гонения от иконоборцев, пользовавшихся поддержкой византийских императоров, многие православные люди убегали на окраины империи, скрываясь от мучителей. Тогда опустели все византийские монастыри, а иноки бежали в различные страны: в Южную Италию, Дунайскую Готию, в Крым и на Кавказ. Когда гонения усилились, то православные иконопочитатели уходили по реке Дон и его притоку Северскому Донцу далее на север: в Хазарию, причерноморские степи.
В течение 8 века у Хазарского каганата, - писал составитель «Славянской энциклопедии» В.В. Богуславский, - сохранились прочные отношения с Византией, что способствовало распространению христианства. Ею было разрешено создать на территории Хазарского каганата митрополию, в которую входило семь епархий. В тех местах, где иноки останавливались для жительства, ими были ископаны многочисленные пещеры, часть из которых сохранились доныне. В Воронежской области по берегам реки Дона можно встретить не только многие одиночные пещеры, но даже целые пещерные обители, такие как Шатрищегорский, Дивногорский и другие монастыри. В Донецкой области – Святогорский монастырь, Изюмские пещеры (Харьковская обл.), пещеры в Сватово, Гороховатке, Серебрянке и многие другие отшельнические пещерки, расположенные по берегам реки Северский Донец.
Самое первое письменное упоминание о местности, называемое «Святые горы», встречается в 1526 г. в записках германского посла Сигизмунда Герберштейна. В это время обитель, будучи самым передовым русским поселением в степи, служила государству в качестве сторожевого поста, поскольку южные окраины Русского государства постоянно подвергались набегам крымских и ногайских татар, целью которых был захват пленников для работорговли. Главное назначение Северской сторожи было не в обороне монастыря от татарских орд, а в наблюдении за передвижением кочевников. Таким образом, мы выяснили, что Святогорская лавра является одним из древнейших монастырей нынешней русской православной церкви. Даже древняя Киево-Печерская лавра была основана гораздо позже Святогорской лавры
Итак, переехав через Северский Донец, мы оказались у ворот Свято-Успенской лавры. Сразу же за мостом, на площади мы увидели мраморную скульптуру Богородицы с золоченым венцом. Она еще в строительных лесах. Да и всюду, вокруг сновали рабочие-строители.
Велосипеды оставили у строителей иконной лавки, а сами, миновав у ворот казачий пост, вошли в Лавру, и сразу же направились по набережной к главному храму обители, к собору Успения Божьей Матери, который тоже ещё был в строительных лесах. Но, когда мы явились ко входу храма, то увидели, что он уже полон прихожан. Более того, многие из них стояли в два ряда у входа, образуя живой коридор. Ожидали приезда архиепископа Алипия из Красного Лимана. Ждать нам пришлось недолго. Архиепископа встречали у входа в Успенский собор наместник Арсений и монашеская братия с хлебом и солью.
Архиепископ, проходя по дорожке меж двумя рядами верующих, благословлял их, прикладывая ладонь своей руки к челу прихожан. Вместе с другими паломниками и мы вошли в соборный храм. Там шло богослужение, пел хор, горели свечи. Под высокими сводами собора стоит пятиярусный иконостас, его деревянная резьба тонкой вязи – без позолоты. Выполнена она, вероятно, западно-украинскими резчиками. Главная святыня храма, икона Божьей Матери Святогорской также украшена ротондой с витыми деревянными колоннами. Вся меблировка храма, ограждения, рамы икон выполнены в том же едином стиле. С высокого свода купола собора на шахтерской конвейерной цепи свисает большая золоченая люстра. Стены собора гладко оштукатурены и побелены. Художественной росписи на стенах нет. Пол выложен каменной плиткой разного цвета.
В этот день в соборе проводилась праздничная литургия по случаю рождества Божьей Матери. Описать всё празднество в полной мере невозможно. Чувство умиления переполняло мою душу от минорного пения двух хоровых групп монахов. Громогласное пение дьякона: «Господу помолимся…» и тихая молитва иеромонаха за иконостасом в алтаре чрезвычайно увлекли меня и моего товарища. Образы святых мучеников взирали на нас с икон. Запах ладана, хоровое пение верующих, сотни горящих больших и малых свеч у икон – весь этот великолепно отработанный за века ритуал богослужения отвлекал, как нельзя лучше всех присутствующих от повседневности и приобщал к духовности веры. К тому же, каждый верующий был в соборе не зрителем, а участником всего происходящего. Каждый из них молился, крестился, кланялся, напевал молитвы и был частицей всей службы.
Однако, приехавших с нами учащихся лицея, всё это интересовало мало. Им захотелось искупаться в Донце. Мы перешли реку по мосту на противоположный берег, где есть пляж, стоят палатки торговцев, магазины, пивные, кафе, шашлычные. И хотя мы по их инициативе пришли на пляж, купаться никто, кроме меня и ещё одного учащегося, не стал. Не удалось уговорить мне их умыть хотя бы замурзанные лица и ноги. А погода была прекрасной. День стоял солнечный и теплый. Пляж находится как раз напротив лавры, и было хорошо видно, как рабочие спешно и ловко разбирали высокие леса, убирали строительный мусор, добеливали, докрашивали, доштукатуривали фасады зданий.
Богослужение в соборе шло до 11 часов. Мы перевезли свои велосипеды на территорию лавры. Я договорился с дежурным послушником гостиницы для паломников, что нас поселят в ней, но спать ребятам пока пришлось бы на полу на матрасах. Гостиница переполнена. По правилам паломничество в монастыре должно длиться не более трех дней, но нам было разрешено остаться до 25 сентября, т.е. до дня освящения лавры. Проживание в монастырской гостинице бесплатное. Более того, всех паломников кормили обедом и ужином. Еда тоже бесплатная, но скоромная, т.е. без мяса. К примеру, на обед были суп, каша рисовая с приправой, компот и три хлеба.
Пока я и Володя стояли в соборе, учащиеся сговорились и сказали мне, что хотят сегодня уехать домой на электричке. Их стремление в лицей мне было не понять.
- Ребята! Что вы будете делать в лицее? Хотите ходить на занятия, торчать у телевизора в общежитии? А тут бесплатные, увлекательные экскурсии. Ведь вы здесь почти ничего не видели: не были в пещерном монастыре, в Покровской, Никольской церквах, на меловой горе, не ходили к монашескому деревянному скиту, не были у памятника Артёму и у мемориала воинам Великой Отечественной войны. Да и ночевать есть где. Всё же спать на полу в гостинице лучше, чем в палатке. Питание здесь тоже бесплатное (свой трехдневный паек они уже съели).
Мне не удалось отговорить их от затеи уехать даже с помощью угрозы, что я напишу докладную записку директору лицея об их самовольном бегстве. Ехать с ними я не был намерен. Уехать – значит пропустить столь редкое и замечательное событие в истории нашего края и Украины – освещение Святогорской лавры. Я и мой товарищ решили остаться, а ребят я отпустил на свой страх и риск на железнодорожную станцию в Святогорск.
Аргументами этих нелюбознательных парней было то, что они не желают спать в гостинице на полу и питаться столь скромно. Государство своей излишней опекой избаловало их, превратив в потребителей. В интернате и лицее они спят, не зная забот, в благоустроенном общежитии, где есть кровати с чистым бельем, тепло и уютно. Трижды в день их кормят, к тому же выдают наравне с другими учащимися степендию, не зависимо от того успевают они в учебе или нет. На государственные деньги их одевают, обувают, да ещё всякие благотворительные организации привозят им всякое добро. К примеру, общество «Берегиня» подарило современный телевизор и холодильник. В общежитии есть кухня, душевая. В общем, эти условные сироты обеспечены порой материально гораздо лучше, чем те парни, которые живут дома с родителями. К тому же у этих сирот никаких забот после занятий нет, и они отправляются после уроков «шататься» по городу, ища для себя наркотики, спиртное и уголовно наказуемые приключения. А условными сиротами я их называю потому, что у многих из них есть родственники (бабушки, дедушки, тети, дяди, старшие сестры и братья). А некоторые из них являются сиротами при живых родителях, которые лишены родительских прав за противоправные действия или аморальный образ жизни.
Вот что писала об этом казахстанская газета «Взгляд» в своей статье «Платная няня или родители по неволе»: «90% из официальных детей-сирот – не настоящие сироты, а так называемые социальные сироты и отказные дети. Первые осиротели из-за лишения их родителей родительских прав, признания недееспособными и безвестно отсутствующими, от вторых же родители отказались сразу после рождения. … Везде, даже в самых благополучных странах, для социального сиротства есть объективные предпосылки: бедность, алкоголизм, наркомания, ранние беременности.
О том, что детские дома не место для воспитания детей, говорит статистика. Через год после выпуска 30% детдомовцев попадает в тюрьму, 30% становятся бездомными, 10% кончают жизни самоубийством. Впоследствии 40% сирот становятся алкоголиками и наркоманами. Через десять лет после выпуска адаптированными к жизни оказываются лишь 10-15% бывших детдомовцев, остальные или отбывают наказание, или погибают.
Парадоксальный на первый взгляд итог «общественного» воспитания – дети в детских домах вырастают слабо социализированными. Специалисты ещё в советское время вывели социально-психологический портрет выпускника детдома: неразвитый социальный интеллект и иждивенчество; повышенная внушаемость; завышенная или заниженная самооценка; неадекватность уровня притязаний; непонимание материальной стороны жизни, отношений собственности; готовность принимать асоциальные формы поведения. Попросту говоря, детдомовцы не хотят работать, не знают, откуда что берётся и сколько это стоит, потому, что живут на всем готовом. Они не ценят человеческую жизнь – ни свою, ни чужую – из-за того, что в детдоме окончательно разрушаются привязанности».
В общем, эти сироты-аристократы уехали, сказав, что не желают спать с клопами, а я и мой друг Володя остались жить в монастыре в качестве паломников.
В 13 час 30 мин. открывается вход для паломников в пещерный монастырь. Они по 900-метровому ходу поднимаются к небольшой Никольской церкви, стоящей на вершине меловой горы, и там тоже участвуют в богослужении. Но мы зашли в церковную лавку, отвлеклись покупками и рассматриванием книг, икон, нательных крестиков, и, потому опоздали ко времени входа в пещеры. Пещеры закрываются, как только туда заходят верующие.
Побродив по монастырю и набережной, где шла весьма оживленная работа многочисленных строителей, зашли в гостиницу и с помощью дежурного послушника заняли себе места для ночлега. Володе досталась кровать в холле второго этажа. Я написал записку «занято» и положил на свободную кровать в коридоре.
Потом мы гуляли по берегу реки, где есть зона отдыха. Она находится на противоположном берегу. Здесь стоят кафе, рестораны, лодочная станция, пляж, магазины, рынок и другие заведения, которые никак не гармонируют с теми порядками, которые заведены в монастыре. Если в монастырь женщин не пропускают без платка и в брюках, то в 50-ти метрах через реку ходят пьяные мужчины и загорают оголенные женщины, играет музыка. Не хорошо это как-то было видеть. Дело в том, что до недавнего времени в монастырских зданиях располагался санаторий «Артём». Может быть, только благодаря этому и сохранились храмы и здания в обители, хоть были они не в лучшем виде. В частности, в Успенском соборе был кинотеатр. Его своды были ранее перекрыты низким потолком. Там, где сейчас организована трапезная для строителей и паломников, раньше был летний кинотеатр и танцплощадка.
Строители нам рассказали, что сейчас здесь работают в основном частные фирмы. Правила поведения для рабочих, собравшихся сюда с окрестных сел и городов, весьма строгие. Курят они только в строго для этого отведенных местах, и в определённое время. За употребление спиртного штраф 100 грн, за курение на территории – 10 грн. Платят за день от 10 до 20 грн. Проживание и кормление - бесплатные. Работают здесь и некоторые специальные отряды. К примеру, мы видели, как группа альпинистов красила «Артёма», лазая по бетонной статуе по страховочным веревкам. Также они работали и на окраске куполов храмов. И хотя фасады зданий были приведены в надлежащий вид, но по задворкам работы ещё было много. А пока все очень спешили, чтобы быть готовым к торжествам освящения лавры.
С 16 до 21 часов мы присутствовали на богослужении в Успенском соборе, и добросовестно отстояли пять часов, крестясь и кланяясь, как и все верующие. На вечерней службе было уже не столь многолюдно, особенно на мужской половине. За час до начала службы собор открывают для того, чтобы верующие могли поставить свечи, перекреститься и поклониться у почитаемых ими икон, написать записки священнику с именами «за здравие» или за «упокой», попить святой воды и др. С началом службы монахи и послушники разводят мужчин и женщин в разные половины собора (тех, кто этого не знает). Доступ верующих к святыням лавры во время службы прекращают, для чего ставят у них для соблюдения этого правила послушников. Стоят послушники лицом к святыням и, если кто пытается подойти к ним во время службы, то тихо объясняют, что сейчас не время.
Послушники – это мужчины, которые добровольно выполняют порученное им дело (послушание). Послушников, как я понял, есть два вида:
1. Послушники, которые хотят стать монахами. Они живут в монастыре постоянно, выполняют постоянные послушания (обязанности). Денег за эти работы они не получают, но живут и питаются в монастыре бесплатно. Бескорыстие – одно из главных правил для монахов. Эти послушники проходят как бы испытательный срок, и если наместник решит, что кто-то из них уже достоин, то его постригают в монахи. Срок испытания может длиться года три. Этих послушников ещё называют подрясниками, т.к. они носят такую же монашескую рясу, но без головного убора.
2. Других послушников называют трудниками. Это добровольцы-верующие, приезжающие поработать некоторое время на благо монастыря с разрешения наместника, и тоже бескорыстно. Они живут в гостинице для паломников, питаются с паломниками. Трудники выполняют всякого рода работы по наведению порядка в храмах и на территории монастыря, стоят для порядка у дверей в соборе и церквах, чтобы прихожане не нарушали существующих правил поведения, следят за свечами, убирая огарки, зажигают новые свечи, стоят у святынь при богослужениях.
Во время богослужения разговаривать, обсуждать что-либо запрещено.
- Все разговоры на улице, а здесь только молитва, - сказал монах женщинам, болтавших о чем-то меж собою.
На нарушителей тишины верующие начинают бросать косые взгляды. Как правило, такими нарушителями, желающими поделиться впечатлениями друг с другом, бывают случайные посетители, туристы и другие люди, не знающие правил поведения в божьих храмах.
Оканчивается богослужение закрытием «царских врат», и потом все паломники пошли на вечернюю трапезу. Завтрак в монастыре отсутствует. Монахи и паломники должны идти на утреннюю службу натощак. Это правило, как я понял, существует во всех православных монастырях. Отсутствие завтрака, а также постная пища связано с тем, что исповедующийся и причащающийся верующий должен соблюдать перед этим пост. Ну и вообще, помыслы сытно откушавшего верующего будут направлены скорей всего не к богу и молитвам, а к блаженству чрева и к кровати или к укромному месту для отдыха. Как говорил мне один психолог, если человека, сытно отобедавшего, не тянет ко сну, значит у него нездоровая психика.
После вечерней трапезы все стали незаметно разбредаться к местам ночлега. В монастыре две гостиницы. Большая старинная двухэтажная гостиница, в которой в своё время ночевал А.П.Чехов, паломников пока не принимает. Её, вероятно, готовят для приёма гостей: священников из разных стран, областей, журналистов, телевизионщиков и др. Мы же поселились в гостинице, корпуса №7. Предпочтение для посещения монастыря отдавалось в первую очередь мужчинам, и присутствие в нем женщин не приветствовалось, хотя женщин по численности, раз в пять больше, чем мужчин. Мужчин и женщин дежурный послушник старался поселить отдельно. Так оно и было по комнатам. Женщины занимали комнаты первого этажа и холл, мужчин селили на втором этаже. Но в коридоре второго этажа селили всех подряд. Спали все, не снимая верхней одежды. У тех, кому досталась кровать, была простынь, наволочка и одеяло. Постельное бельё меняли на свежее не каждому вновь прибывшему. Ведь паломников прибывало сотни. В гостинице все ведут себя чинно и спокойно. Общаются меж собой паломники мало. Здесь каждый сам по себе. Но я был свидетелем того, как дежурным послушником были быстро восстановлены порядок и справедливость. А случай был таков. Каждый вновь прибывший обращается к дежурному, и тот указывает ему на свободную койку. Чтобы обозначить, что кровать занята, паломник на ней оставляет какую-нибудь вещь (куртку, пакет, сумку) или листок бумаги со словом «занято». Но одна женщина самостоятельно заняла кровать, убрав с неё сумку другого человека. Ко времени прибытия законной владелицы кровати самопоселенка уже лежала на кровати.
- Это место занято. Зачем Вы убрали с кровати мою сумку? – сказала ей пришедшая.
- У меня болит нога, - пыталась оправдаться нахалка.
Обиженная пошла жаловаться дежурному. Тот пришел и сказал:
- Женщина, зачем Вы убрали вещи. Вставайте, ищите свободное место, или я сейчас позову казака, он выведет Вас за ворота, и больше Вы в монастырь не войдёте.
Та, молча, встала и удалилась. Инцидент был исчерпан быстро. Монахи и кандидаты в монахи, как я понял, не любят много разговаривать или устраивать разборки. Строгость во всём, вероятно, одно из правил их жизни.
Новый день. Подъём в 5-00 по звонку. Все, после туалета и умывания, не мешкая, вышли на улицу и направились в собор. Еще темно. В соборе, все тихо и без суеты, в полумраке ставили свечи, целовали иконы, крестились, кланялись иконам и святым мощам. В шесть часов началась служба, которая продолжалась, как всегда, до 11 часов. Особым вниманием для поклонения пользовалась икона Божьей Матери Святогорской. Если к другим иконам верующие подходили, крестились, целовали и кланялись поясным поклоном, то у этой иконы верующие крестились дважды и многие совершали земной поклон. Сегодня служба была скромней, чем вчера.
Не дождавшись окончания службы, мы отправились по дороге, выложенной бетонными плитами вверх к памятнику Артёму, который установлен на такой же известково-меловой горе, что и пещерный монастырь. Дорога проходит по лесистому и крутому склону горы, и была построена как прогулочная во времена, когда монастырь был санаторием. Вероятно, дорога существовала здесь и раньше, доходя до большой террасы, где когда-то стоял дворец графа Потемкина. Это ему, во времена Екатерины Второй, были подарены земли Святогорского монастыря. А монастырь тогда стал обычной приходской церковью. Я видел гравюру этого, уже не существующего двухэтажного дворца. По краям фасада дворца стояли две прямоугольные трёхэтажные башни. В наше время на том месте, где стоял дворец, лишь ровная терраса. Правда, ко времени нашего прибытия, там уже велись археологические раскопки по вскрытию фундамента дворца. На этом же месте во время Великой Отечественной войны находилось немецкое военное укрепление, а потому рабочие при раскопках находили много ружейных гильз. Когда и при каких обстоятельствах был разрушен дворец Потёмкина мне неизвестно.
Дальше, уже по тропинке мы продолжили подъем к вершине горы, собирая на ней кремневые камни. Читал, что, опуская кремневые камни в воду, они делают её целебной. Когда-то на вершине этой горы стоял двухэтажный храм Преображения Господня. В 1922 году он был взорван. А в 1927 году здесь был воздвигнут памятник легендарному революционеру-комиссару, известному в подполье, как Артём. Это была первая в СССР скульптура в бетоне. Возможно, её техническое решение послужило прообразом создания на Мамаевом кургане в Волгограде огромной бетонной статуи «Родина-мать». Но и Артём в бетоне величав. На памятнике надпись: «Артём. 1883-1921г. Зрелище неорганизованных масс для меня невыносимо. Пламенному вождю пролетариата 1-ой ВДО. 1927г.».
Возле памятника Артёму находится мемориальный памятник в виде гранитных плит с именами воинов, погибших в Великой Отечественной войне.
От него асфальтированная дорога уходит к шоссе Ростов – Харьков и к с. Татьяновка. На этой дороге есть казачий пост со шлагбаумом, а за ним Всехсвятский скит, построенный из дерева. В ските стоит деревянная церковь во имя Всех святых и другие постройки. Обнесены они деревянным частоколом с двумя воротами. В ските поживает 12 монахов, ведущих более затворническую жизнь, чем те, что живут в монастыре. Скит построен недавно. Посторонних на его территорию не допускают. Но мы видели, как в огороде работали, присланные из монастыря на послушание, паломницы. Они собирали помидоры. У монахов большой огород и молодой сад, пчелиная пасека, колесный трактор.
В 13 час 30 мин мы явились ко входу в пещеры. Иеромонах провёл нас по подземным ходам с зажжёнными свечами наверх к Никольской церкви. По узким пещерам шли быстро. Свеча от вентиляции порой гасла, и приходилось её зажигать вновь и вновь. Пещеры, выдолбленные в меловой горе, гладкие и белые. Разойтись со встречным человеком здесь можно лишь боком. Пещеры сухие и хорошо проветриваемые естественной вентиляцией. Рассмотреть многочисленные подземные помещения и церкви толком не удалось. Темно, да и шли вверх спешно. Но их фото у меня есть в буклете.
Никольская церковь, поставленная на вершине меловой скалы, может вместить человек тридцать. Здесь прошла панихида по усопшим. Верующие, вместе со священником пропели главные православные молитвы «Отче наш» и «Символ веры». Здесь с Володей произошло небольшое приключение. Дело в том, что в конце службы проводилось помазание верующих. Перед этим нужно было перекреститься, поцеловать руку священнику. Иеромонах кисточкой и маслом ставил крест на лбу верующего. Володя как-то наспех и неправильно перекрестился, чем вызвал негодование священника:
- Ты как крестишься? – строго спросил он Володю.
Я думал, что он вместо того, чтобы помазать Володю кисточкой, вмажет ему в лоб кулаком. Но Володя перекрестился вновь, и всё обошлось миром.
С высоты небольшой площадки, что у церкви, открывается великолепная панорама на живописную долину и Лавру. Невольно вспомнились слова А.Ф.Ковалевского, прочитанные в историческом описании Успенской Святогорской пустыни: «Не только в Украине, но и во всей России, немного есть таких великолепных местностей, как Святые Горы… Знаменитая Святогорская меловая скала величественно возвысилась над всеми горами и далекими окрестностями, дивная своим строением, видом и святостью древнего храма, изсеченного из мелу и кремнезёма на самой вершине скалы, она, как магнит, искони привлекает к себе на богомолье тысячи народа из ближайших и дальних мест. Такое великолепие природы, тишина и таинственность, царящая в этой очаровательной местности, невольно охватывает душу благоговейным, страдным чувством, и душа стремиться куда-то далеко…».
Спускаться от Никольской церкви вниз по пещерам монах не разрешил. Но мы, да и многие другие паломники пошли к могиле Иоанна Затворника. Одна из групп паломников по пути все время пела религиозные псалмы. На поляне, окруженной со всех сторон невысокими, но густыми зарослями деревьев и кустарника, стоит надгробие из железа, окрашенное в синий цвет. В ногах могилы крест, в голове – высокий светильник со стеклами. Говорят, что прикладывание спиной к кресту могилы исцеляет от недугов, только нужно снять для этого обувь. Так делают многие паломники. Но другие недовольно ворчат: «Что вы к кресту поворачиваетесь задницей!».
Недалеко от скита Всехсвятского есть памятник в виде высокого сухого дуба. С него разведчик во время войны вел наводку огня артиллерийской батареи по немецким позициям. Он погиб. У дуба – литая металлическая плита с именем героя. По мотивам этой героической истории снят художественный фильм.
После посещения на горах всех интересующих мест, мы спустились по бетонной дороге вниз к монастырю. До обеда оставался еще час времени, и я решил посетить музей, который находится в полуподвальном помещении Трапезной церкви, возле офиса туристического бюро. Музей небольшой, и на предметы старины беден. В нем всего три комнаты, в которых хранятся копии исторических документов, в которых есть упоминание о Святогорье, предметы старины, найденные при раскопках в этой местности, макет монастыря. Есть здесь и обломки надгробных плит с монастырского кладбища и с родовых усыпальниц князей Потемкиных, Иловайских, Лакских, Шебельских, Куракиных, Голицыных и др. Монастырские кладбища были уничтожены в 1960 году, «дабы они не смущали своим видом, лечащихся в санатории, людей».
История этого края, который относится к среднему течению Донца, уходит в далекое прошлое. Прекрасная речная долина с зеленью лесов и хороших пастбищ среди бескрайних степных просторов Дикого поля всегда привлекала сюда людей. Люди здесь жили с незапамятных времен. Местность эта лежит на пути великих переселений народов с востока на запад. Сюда приходили разные племена и уходили невесть куда, не оставляя на месте своего временного пребывания ничего, кроме могил и надмогильных памятников. Побывали здесь скифы, по приданию пришедшие из Азии за тысячу лет до нашего летоисчисления, - и сменившие их сарматы, и готы, явившиеся с балтийского побережья, и кочевники монгольского происхождения во главе с гуннами. По среднему течению Донца с 8 века проживало население, которое входило в состав Хазарского каганата, которое создало яркую и самобытную (салтово-маяцкую) культуру. Основу населения составляли болгары и аланы. Памятники этой культуры сохранились в городищах Маяцком, Сидоровском, Топлинском, Святогорском. На рубеже 9 и 10 веков Хазария пала под ударами кочевников и киевского князя Святослава. В 10 веке, последовательно сменяя друг друга, здесь жили люди из нескольких больших союзов тюркскооязычных племен: печенегов, торков. Последние были вытеснены могучими племенными объединениями половцев-кипчаков, которые до самого прихода монголов стали хозяевами степи. В 13 веке их смели потоки татаро-монгольского нашествия. Окрепшая Русь, мало-помалу оттеснила монголов к югу и освободилась от ига. В середине 15 века турки заняли Балканский полуостров. Когда встретились два потока – восточный (монгольский) и южный (мусульманский) – монголы потеряли своё могущество. Заняв Крым и прилегающую к нему степь, турки в течение нескольких столетий играли роль одного из аванпостов мусульманства.
Но вернемся к домонгольскому периоду истории среднего течения Северского Донца, к половцам-типчакам. Это были кочевники-скотоводы. Но на торговых путях у них были и оседлые пункты, где жило разноэтничное население. Русские их называли половецкими городами: Сугров, Балин, Шарукин были расположены в среднем течении Донца. Отношение с Киевской Русью складывалось по разному. В 1111 году тут прошли объединенные дружины русских князей под предводительством Владимира Мономаха. А в 1185 году состоялась битва, описанная в «Слове о полку Игореве». Вот что сказано о Северском Донце в этом древнем литературном произведении:
И сказал Донцу бесстрашный Игорь:
О Донец! Величья ты достоин!
Как известно, сражение Игорь проиграл. Историю, описанную в «Слове о полку Игореве» знает каждый школьник. Но мало кто знает, что битва Игоря с половцами проходила недалеко от современного города Изюм. Игорь не был убит, а попал в плен, через год бежал из плена и потом ещё долго княжил в Чернигове. Сюда же, к половецким городам, ранее приходили и дружины Владимира Мономаха. От Святогорья до этих мест не более 25-30 км пути. Да и село Маяки, где проводились археологические раскопки известной салтово-маяцкой культуры Хазарии, совсем рядом. Так что край этот видел многое на своем веку.
Мне не удалось до конца осмотреть экспозицию музея, и я побежал на обед в монастырскую трапезную. Но мне, в порядке исключения, было разрешено прийти в музей бесплатно ещё раз.
После обеда мы гуляли по мощеной набережной в пределах монастыря, сидели на лавочке, любовались искрящимися струйками воды двух мраморных фонтанов, которые находятся на площади между Успенским собором и Покровской церковью.
Строители спешат. Они работают даже по ночам. Пребывают всё больше и больше паломников. Приезжают из разных мест и казаки. Ходят ряженые толстяки в генеральских погонах. Форма одежды у казаков самая разнообразная, но плетка непременный атрибут их вооружения на постах. Оружия посерьёзней, власти им пока не доверяют.
В 16 часов мы опять явились на богослужение в собор. Нами уже усвоены основные правила поведения, которые должен знать каждый верующий. Знаем, когда нужно креститься, кланяться, и, когда этого делать не нужно. Мы уже не всё время стояли, опустив руки, а порой сидели на лавках. Когда священник читал длинную молитву, то в соборе частично тушили свет. Зачем это делали, я не понимал. Может в целях экономии электроэнергии.
Многие лица верующих-паломников нам были уже знакомы, хотя только внешне. Заводить знакомство в монастыре как-то не принято. Я еще слабо знаю церковную и монашескую иерархию, но всё же понемногу узнаю от других людей. Вступать же в диалоги с монахами здесь также не принято, и монахи не любят, когда к ним пристают с расспросами. Они, конечно, могут коротко ответить на заданный вопрос, но долго говорить не любят.
Я знаю, что возглавляет сейчас украинскую православную церковь митрополит Киевский и всей Украины Владимир. Всё духовенство делится на черное (монашество) и белое (священники церквей). Монашество имеет свою иерархию: рядовые монахи, иеромонахи (имеют право проводить богослужения), протоиеромонахи (старшие по степени монахи). Все монахи должны выполнять три основных обета: бескорыстие, добродетель, покорность. Есть среди монахов дьяконы и протодьяконы, сущность которых для меня пока не ясна. Володя хотел причаститься, но ему сказали, что перед этим нужно поститься, потом исповедоваться, и уже потом причащаться. Причащение – это прощение грехов, и проходит оно только на особых торжественных богослужениях – литургиях.
В вечернее время я порой выходил из собора, чтобы подышать чистым воздухом здешних мест и полюбоваться голубоватым светом двух мраморных фонтанов, сделанных в виде круглых мраморных чаш с водой и большим мраморным крестом посредине чаши. С крестов стекают, искрящиеся в лучах света, струйки воды.
После службы – вечерняя трапеза на свежем воздухе. Прямо под открытым небом бывшего летнего кинотеатра стоят ряды столов с лавками. Ночевали сегодня в той же гостинице корпуса №7, но я из коридора перебрался поближе к Володе в холл, и наши кровати теперь стоят рядом.
23 сентября, на пятый день путешествия в Святые горы, мы, как обычно, проснулись по звонку колокольчика, и пошли в собор на службу. Поставил свечи за упокой родителей и за здравие своей семьи, а также к иконе Николая Угодника – покровителя странствующих и путешествующих.
Служба была будничной, и ничего нового мы не услышали, хотя хоровое пение было иным, а вернее иным был хор. Дело в том, что в дни праздничной литургии поют две группы хора, находящихся по двум сторонам иконостаса. В обычные дни в службе участвует только одна часть хора. В 10 часов я опять пошел в музей, и попал туда вовремя. В музей явилась группа иностранцев. По музею их водили экскурсовод и переводчик. Было интересно слушать русский вариант изложения истории для англоязычных туристов.
В этот раз я осмотрел экспозиции последнего зала музея, касающиеся истории Святогорского монастыря с 1782 года, когда он был закрыт Екатериной Второй, а «его имущество отписано в государственную казну. Земли же были подарены князю Григорию Потемкину, фавориту императрицы.
С 1856 г. по 1877 г. на кладбищах при монастыре были похоронены князья Б.А.Куракин, А.Б.Голицын, княгиня В.Ф.Голицына.
В 1861 г. Святогорскую усадьбу А.М. и Т.Б. Потемкиных посетила царская семья Александра Второго, и не без приключений.
После посещения музея мы выкатили свои велосипеды, поехали по лесному левобережью к железнодорожной станции, а потом по правому берегу за село Татьяновку. Там устроили привал с костром и приготовлением горохового супа.
Перед началом вечерней службы к нам подошел дежурный гостиницы и попросил уступить наши места женщине с детьми.
- А вы переночуете в Покровской церкви, - сказал он, на что мы ответили:
- Ночлег в церкви – божья благодать.
На вечерней службе была проповедь наместника лавры Арсения, который рассказал верующим кое-что из истории монастыря, а также о том, что возрождение монастыря предвидел священник Иоанн Покровской. Его мощи теперь находятся в соборном храме. Было также сказано, что завтра, в 14 часов будет крестный ход для встречи святых икон Второго Всеукраинского крестного хода.
После пятичасового богослужения и вечерней трапезы, мы пошли к Покровской церкви, чтобы провести необычный ночлег в храме. Интерьер, второй по величине и значимости церкви лавры, был таким же, как и сто, а может быть и двести лет назад: деревянные полы, на стенах древние, почерневшие от времени, иконы. Покровская церковь однокупольная, и под её куполом находится колокольня лавры.
Я уже говорил, что к женщинам в мужском монастыре монахи относятся не совсем по джентельменски. Вначале монах впустил в церковь мужчин. Мы из кладовой вынесли десятка два шерстяных ковров, расстелили их на деревянном полу. Принесли также тёплые пледы. Монах дал команду, чтобы мы улеглись в два ряда у южной стены. У нас с собой были спальники. Затем впустили женщин. Народу было много. Погасили свет, оставили лишь дежурное освещение в коридоре церкви. Монах предупредил, что переодеваться в церкви нельзя. Мы лежали на полу, а с икон на нас смотрели потемневшие лики святых. Некоторые верующие и не думали спать. Они, став на колени перед иконами, усердно, но молча молились или читали из книг псалмы. Я же и Володя уснули сразу, и приснились мне ночью мои умершие родители.
Опять в 5-00 подъём. Люди молча и быстро собрали свои пожитки, и перешли из церкви в собор. Мужчины свернули ковры и унесли опять в кладовую.
Утренняя служба в соборе, как обычно, проходила с 6 до 11 часов. Народу сегодня стекалось отовсюду превеликое множество. Прибыло несколько сот казаков из разных мест. Приезжали священнослужители со своими прихожанами из многих городов и сёл Украины, России, Белоруссии, Молдавии и даже Армении и Грузии. Телевиденье устанавливало видеокамеры, большие телеэкраны. Повсюду расставили охрану.
Конечно же, главным событием сегодняшнего дня было прибытие в лавру Второго Всеукраинского крестного хода с четырьмя знаменитыми святынями Православия:
; Иконой Божьей матери Державной из Киево-Печерской Свято-Успенской лавры.
; Иконой двухсторонней: Б.М. Федоровской; Святой мученницы Параскевы Пятницы Ипатьевского монастыря Костромы.
; Б.М. Почаевской из Почаевской лавры.
Второй Всеукраинский крестный ход проводился в связи с предоставлением Свято-Успенскому Святогорскому мужскому монастырю статуса Лавры (9 марта 2004г.). Он совершался с 12 сентября по 19 октября 2004года. Эти знаменитые иконы начали свой путь по Украине из Севастополя, а вернее, из византийского Херсонеса, где был крещен киевский князь Владимир, и откуда пошло на Русь Православие. Эти четыре иконы уже побывали по одному дню в 14 городах Украины. В Святогорской лавре они были двое суток и прибыли из Харькова.
В 14 часов из Успенского соборного храма вышла процессия крестного хода лавры. Впереди шли монахи, и они несли хоругви. За ними шло белое духовенство и уже потом прихожане. Весь путь от собора до скульптуры Богородицы охраняла двухсторонняя цепь казаков. Погода стояла пасмурной и моросил мелкий дождь. Иконы прибыли на микроавтобусе. Сопровождаемые обратным крестным ходом, иконы понесли по людскому коридору к собору Успения Б.М. Дорога была устлана узорчатым ковром из живых цветов и зеленых веточек ели. Мне удалось сделать несколько хороших фотоснимков этого события, а также занять затем неплохое место в соборе. Иконы установили у иконостаса. Прошла короткая, но красивая литургия с участием высшего духовенства Украины. Все эти события транслировались в прямом эфире телевидения. Для тех, кто не смог войти в собор всё происходящее в нём показывалось на двух больших телеэкранах. В это время шел проливной дождь.
Я вначале долго стоял у ограждения перед иконостасом, но потом по примеру других стал в очередь к иконам. По правилам мужского монастыря в первую очередь должны идти мужчины. Но сегодня было не так. Верующие смешались в одну плотную толпу, и каждый стремился попасть к святым иконам побыстрее. Порядок у икон поддерживала охрана в черной форме и казаки. Мне также удалось прикоснуться к святыням православия. Чтобы каждый, из огромного числа людей, мог приложиться к иконам, было объявлено всенощное богослужение, т.е. собор не закрывался всю ночь.
На вечерней трапезе было огромное количество людей, и всех нужно было покормить. Строителей ещё вчера отправили по домам. Но всё равно такое количество людей накормить было сложно. Поэтому давали каждому паломнику только первое или только второе блюдо. Еду готовили тут же в военно-полевых кухнях.
С ночлегом тоже была проблема. После ужина большая толпа собралась у входа в Покровскую церковь. И опять в первую очередь впустили мужчин. Но на разостланных коврах пола церкви уже лежали сумки тех, кто заранее и без команды занял место для ночлега, и этими предусмотрительными паломниками были лица женского пола.
Монах, командовавший «парадом», волевым решением приказал мужчинам:
- Сумки снесите в одно место и укладывайтесь на места у стены.
Когда мужчины устроились – явились женщины. Они были удивлены, что их места уже заняты. Одна из них заявила: «Вы не джентльмены».
Мы пытались оправдываться и объяснили, что мы здесь не хозяева и такова поступила команда от монаха-распорядителя. К нам подошел монах. Он громко, коротко и грозно сказал болтливым женщинам:
- Вас здесь нет. Вам понятно? Ищите себе место или уходите.
Так что многим места в церкви не хватило, т.к. весь пол был плотно устлан телами паломников. Но никакой суеты и беспорядочной ходьбы здесь не наблюдалось. Кто-то сразу же уснул, кто-то ещё долго молился про себя. Рядом с нами один молодой парень стоял на коленях у иконы и долго молился. Я уснул. А утром, когда проснулся, увидел, что он также ещё молится.
25 сентября 2004года. День освящения Свято- Успенской Святогорской лавры
До сего дня на территории православной епархии Украины и России существовало четыре лавры:
1. Свято- Успенская Киево-Печерская лавра (г.Киев). Она получила этот статус в 1182году.
2. Троице-Сергиева лавра (г. Сергиев Посад) – в 1744 году
3. Александра Невского лавра (г.С.Петербург) – в 1797 году
4. Свято-Успенская Почаевская лавра (г. Почаев, Тернопольской обл.) – в 1833 году.
И вот теперь в нашем крае будет Свято-Успенская Святогорская лавра – крупнейший духовный центр, объединяющий паству Донбасса, Востока Украины и юга России.
С утра в соборе шла служба, но мы в ней принимали участие эпизодично. Иконы Всеукраинского крестового хода ночью украсили венками живых цветов. Икона Б.М. Святогорская тоже была заставлена букетами цветов. А люди еще шли и шли на поклон к иконам. Народ толпами валил через мост к лавре, занимая все пространство на территории обители. Ждали высоких гостей. Бойцы отрядов спецназа были расставлены повсюду. Каждого человека на мосту проверяли металлоискателями. От соборного храма Успения Б.М. и до скульптуры Богородицы стояли почетным караулом в две цепи казаки из многих регионов Украины и России. Ведь этот монастырь издавна был почитаем казачеством. Лавра относится к епархии русской православной церкви. В лавре теперь находятся святыни: икона Б.М. Святогорская, частицы мощей Иоанна Предтечи, евангелистов, а также частица Животворящего Креста Господня.
Казаки двумя цепями стояли лицом к дороге, по которой должна была идти процессия крестного хода. Бойцы «Беркута» и спец. отрядов стояли лицом к зрителям, наблюдая за их поведением. Не исключено было, что при таком стечении народа и начальства, могли быть организованы недоброжелателями террористические акты. Площадь перед статуей Богородицы, где должно было проходить собрание, кроме казаков и бойцов спецназа, третьим рядом окружали учащиеся донецкого военного лицея. Парней одели в парадную белую форму. Белой гвардией назвал я их в шутку. Казаки, военные лицеисты красиво смотрелись в строю.
К сожалению, премьер-министр В.Ф.Янукович, он же кандидат в президенты Украины прибыть на торжество освящения лавры не смог по уважительной причине. Вчера в предвыборной поездке он был в Ивано-Франковске, и студент экономического факультета, сын заведующего кафедрой, националист кинул в Януковича металлический предмет, завернутый в пакет, и попал ему в голову. В.Ф.Янукович упал, его сразу же подхватила охрана и отправила в больницу. Но его жена Людмила все же приехала в лавру. На освящении также присутствовали председатель Луганского областного совета Виктор Тихонов, председатель облгосадминистрации Александр Ефремов, главы областных администраций Донецкой, Днепропетровской, Харьковской областей и многие другие.
Под пение церковного хора митрополит Киевский Владимир освятил статую Богородицы. Пели песню «Многие лета» в честь тех, кто трудами и финансами восстановили монастырь.
В начале собрания было зачитано письмо от патриарха Всея Руси Алексия Второго. Выступил на собрании митрополит Киевский Владимир, предстоятель Украинской православной церкви Московского патриархата.
Скульптуру Богородицы создал мой земляк, краснолучанин Николай Шматько. Это довольно известный в Украине и за её пределами скульптор. Скульптура была создана всего за три месяца из цельного куска мрамора. Архимандрит Арсений, настоятель лавры, написал икону, и по её образу была создана скульптура.
На освящение приехало не менее пятисот священников. Все они надели свои золотошвейные парчовые рясы. Только монахи были по-прежнему в простых черных рясах. Облачение священников для меня загадка. Непонятно почему, например, на иных богослужениях священники одеты в голубые одежды, а иной раз в золотистые. Головные уборы тоже разные по цвету: золотистые, синие, фиолетовые, зеленые, не говоря уже о других мелких деталях. С монахами проще – простой монах сплошь в черной рясе. А если поверх рясы у него на шее висит большой крест – это иеромонах.
Когда крестный ход выходил из собора Успения Б.М., я в это время занял хорошую позицию для фотосъёмки на крыльце Покровской церкви. В крестном ходе впереди с хоругви шли монахи. За ними шел, в окружении высшего духовенства митрополит Владимир. Потом шли многочисленные священники, за ними начальство областей всех уровней, олигархи, и уже потом простонародье. Всего в торжествах освящения лавры приняло участие, по оценкам прессы, около 30 тысяч человек.
По канонам православной церкви изображать святых в объёме запрещено. Поэтому статуя Богородицы была лишь светской скульптурой, и потому находится за пределами монастыря. После собрания и освящения статуи Богородицы, все священники вернулись в Успенский собор, и там была проведена церемония освящения лавры настоящая. Таинство освящения мирским глазам смотреть не положено.
На этом все торжества закончились. Народ стал расходиться и разъезжаться по домам. Мы же пообедали в трапезной, куда вновь почему-то собралось несколько сот человек. Потом выкатили свои велосипеды и отправились в обратный путь домой, обгоняя массу народа, шедшего в город и к стоянкам автобусов. На мосту по-прежнему стояли бойцы подразделения «Беркут».
Миновав село Богородичное, через десяток километров выехали на шоссе Харьков – Ростов и включились в привычный ритм движения. До самого вечера нас обгоняли многочисленные колонны автобусов с паломниками, сопровождаемые и несопровождаемые машинами ДАИ. Инспекторов и у дороги было не мало. Сидели они по посадкам с мобильными телефонами, стояли их машины в укромных местах. Думаю, что спецслужбы, автоинспекция охраняли путь не для простых смертных, ехавших домой. По шоссе мчались на своих дорогих авто начальство и «крутые». Нам кричали из машин сопровождения через мегафоны: «Примите вправо. Остановитесь». Смотря на эти дорогие авто, я думал:
- Если бы продать десяток таких авто, то можно еще восстановить один монастырь.
Перед Славянском Володя пробил заднее колесо. У него протерлась окончательно старая покрышка, и острый камень пробил в камере дыру. Пришлось поменять местами покрышки колес, и тем самым снизить нагрузку на худую покрышку. К вечеру доехали до поворота на Северск. Свернули с трассы, проехали с километр. Остановились на ночлег за лесопосадкой. Я принес с поля охапку сухой соломы, чтобы подстелить её под палатку. Ведь вчера прошел сильный дождь, и земля была сырой. Прятаться в посадке мы не захотели, а поставили палатку рядом с полевой дорогой на небольшой полянке. Костер развели прямо на дороге. Приготовили ужин. Я не стал убирать с дороги рогатки костра, котелок и бидончик с чаем. По этой полевой дороге, минимум, месяц никто не ездил. К тому же она раскисла от дождя. Но Володя сказал:
- А вдруг кто-то заедет. Давай лучше уберем.
Убрали. Влезли в палатку. Облачились в спальники. Включили радиоприемник. По «Русскому радио» на FM-диапазоне звучал хороший концерт эстрадных песен. Не спалось.
Вдруг мимо палатки проехал легковой автомобиль, осветив фарами наш бивак. Для чего сюда заехало это авто – было непонятно. Но люди в машине также никак не ожидали увидеть здесь нас. Машина проехала мимо, развернулась на грязевом поле и уехала восвояси назад. А мы подумали:
- Надо же! Сто лет сюда никто не заезжал, и вдруг, когда мы здесь поставили палатку, да еще по грязи, сюда кто-то заехал. Хорошо, что мы убрали котелок и бидон, а то бы машина их раздавила. Подобной алюминиевой посуды теперь не купить.
Ночью прошел дождь, но палатка у Володи непромокаемая. Электрические огни ближайшего села утонули в туманной дымке. Слышались перестуки колес поездов. Где-то там, внизу, проходит железная дорога и течет Донец.
Ранний подъём. Начало светать. Тучи ушли, туман рассеялся. День ожидался быть теплым и солнечным. У нас на сегодня был намечен план, по которому мы, как можно быстрей, должны были доехать до Дебальцево, там сделать фотографии (цена там в два раза ниже, чем в Красном Луче), а в 11час 50 минут сесть на электричку.
До Дебальцево пришлось активно поработать педалями, но, не смотря на это, приехали в Дебальцево позже, чем было намечено по плану. До отправления электрички оставался всего один час. Мы всё же зашли в фотоателье и навели справку. Нас заверили, что в течение 40 минут они проявят пленки и напечатают снимки. Отдали свои фотопленки, а сами отправились на рынок покупать дешевое сало. Но сало в этом году здесь было не дешевым, и мы ограничились лишь двумя бутылками пива. Через условленное время мы забрали в ателье фотографии и помчались к электричке. Закатили велосипеды и удачно уселись в вагоне. По пути показывали фотографии своим соседям по вагону, рассказывали о Святогорской лавре, и о ее освящении. Поговорили также с казаками о жизни и проблемах казачества. Казаки рассказывали, а я подбрасывал им провокационные вопросы: почему у них нет рядовых казаков и они почти все офицеры; зачем они носят на своей груди Георгиевские кресты времен 1-ой мировой войны?
Двое казаков, с которыми мы говорили, сопровождали электричку и отвечали за общественный порядок в ней. Ныне казачество переживает процесс возрождения. У них теперь разветвлённая сеть организаций, и они имеют десятки атаманов. Теперь казаки приняты, как бы, на государственную службу, исполняя некоторые функции государственных органов по охране общественного порядка. Налоги в свою казну казаки платят добровольно-принудительно. Казачество пока нельзя назвать военной государственной организацией, но их структура, форма одежды, дисциплина подобны военным. Вступление в казачьи организации дело добровольное и доставляет их членам, скорей, морально-психологическое удовольствие, чем материальное удовлетворение. Вот только у них есть определённый недостаток. Они любят бахвалиться, выпячиваться, надевать на свою грудь незаслуженные ордена и присваивать офицерские звания высших чинов. У них красные широкие лампасы на штанах, черная форма, золотые пагоны с многолучевыми звездами. В своих папахах, черкесках, с плетками и саблями мне они напоминают участников карнавала. Хотя в последнее время они всё же берутся как-то за дело в государстве и вырабатывают какие-то свои политические убеждения и цели. Но пока не видно, что бы они их отстаивали.
Заключение. Восемь дней я провел в этом путешествии, пять дней я жил среди паломников и был одним из них. Я, как и все верующие, молился и крестился, прикладывался к иконам, ставил свечи, участвовал в литургиях и панихидах, питался в монастырской трапезной и ночевал в их гостинице, и даже в церкви. Я побывал во многих местах лавры, многое увидел и узнал, и все это отложилось в моей душе и памяти. Теперь я могу сказать: «Я был одним из них. Я многое понял о той жизни, которая протекает в этом замкнутом мире православной веры».
НЕ БОЙСЯ ПУСТЫНИ
Туркмения. Путешествие через Северные Каракумы.
С 20.10 по 30. 10. 1991г.
Черные пески – так переводится с туркменского языка название Каракумов. Географы делят эту пустыню на Заунгузские, Центральные и Юго-Восточные Каракумы. Занимают они часть Туранской низменности. Каракумы имеют совершенно четкие границы. Их северную границу образует дельтовая равнина Амударьи. Северо-восточная граница проходит по долине Амударьи, а восточная граничит с Афганистаном. На юго-востоке Каракумы ограждены отрогами возвышенностей Карабеля и Батхыза, а с юга и юго-запада предгорьями хребта Копетдага. Северо-западной и западной границей Каракумов считается Сарыкамышская котловина и древнее русло Узбоя. С севера на юг пустыню пересекает Каракумский тракт.
Высадившись из поезда в Ходжейли, мы двинулись в путь вначале по Заунгузским Каракумам. На всём 500-от километровом пути Каракумского тракта есть всего три населенных пункта: Дарваза, Эрбент и Бахардок. Дарваза находится в самом сердце пустыни, и до неё от Ходжейли добрых 200 км. Последние два поселка находятся ближе к Ашхабаду.
На шестидесятом километре тракта, справа от шоссе мы увидели развалины древней крепости. Диск солнца приближался уже к горизонту. Пора было где-то ставить палатку, и мы поехали к крепости. От шоссе туда ведет песчаная дорога. Казалось, что до крепости недалеко, но так только казалось. Шесть километров дались нелегко. Равнинная полевая дорога вначале шла по уплотненной глине такыра, затем пошла по песку. Колеса велосипедов вязли в сыпучем песке. Толкать велосипеды стало трудно. Были и участки дороги, которые шоферы называют «пухляком». Пухляк на дороге получается в результате разрушения колесами машин пористой массы глины, гипса и песка. Эта цементообразная масса заполнила колеи дороги. Но вести велосипед по пухляку легче, чем по песку. Ведь под пухляком глиняно-гипсовая твердь. Колеса в этой пыли не вязли и не ползли в сторону, а утопали, как в воде. Неприятно было лишь идти по этой цементообразной желто-серой пыли. Чем ближе подъезжали к крепости, тем чаще и больше в песках и на такырах встречались древние осколки керамической посуды.
Лагерь устроили у самого основания глиняного вала крепости. Был он когда-то крепостной стеной, сложенной из сырцовых глиняных блоков. Выбрали для бивака ровную глинистую площадку, окруженную редкой порослью кустов саксаула. Крепость имеет форму квадрата. На её углах сохранились части башен. Внутри крепости осталось какое-то строение. Возможно, это был дворец местного феодала или военначальника. Всюду, в крепости, на оплывших глиняных валах стен и на внешней периферии валялось множество кирпичей, осколков керамики, куски металлургического шлака. Особенно много шлака и битой посуды лежало на небольших холмиках за пределами крепости. Наверняка там были жилища и мастерские ремесленников: гончаров, металлургов, кузнецов и других мастеровых. В ста метрах от крепости виден мавзолей. Он не в развалинах. Там стоит хорошо сохранившееся здание с куполом. Я и сын Юра совершили непродолжительную пробежку по периметру вала крепости. Тем самым мы лишь немного удовлетворили своё любопытство, а к мавзолею не пошли вовсе. Основательно решили осмотреть крепость и мавзолей утром следующего дня. Ведь солнце уже закатывалось за горизонт, и яркий диск луны восходил над зубчатыми развалинами крепости. Уже в полумраке, на юго-западе от крепости мы заметили вдали мерцающие огни, какие-то строения и многокупольное архитектурное сооружение.
- Аул? – удивился я. - Но откуда он в этих песках? Здесь нет воды. Как же в пустыне живут люди? Может там небольшая скотоводческая ферма? А воду они берут из колодца, - так рассудил я.
Крепость эта служила в средневековье караван-сараем на поэтапном переходе из Мерва к Куня-Ургенчу, и здесь останавливались верблюжьи караваны. Ведь эти два города были не менее известны в Центральной Азии, чем Бухара, Самарканд или Хива. Подобные крепости стояли на караванных путях через каждые 50-60 километров, т.е. на расстоянии дневного перехода. Возможно, эта крепость служила передовым форпостом для наблюдения за передвижением воинственных кочевых племен. Когда шли назад от крепости к велосипедам, то нашли почти целый керамический светильник с частично сохранившейся зеленой эмалью. В кучке керамических черепков и кирпичей мы обнаружили также коричневый глиняный башмачок с острым и загнутым носком. Вероятно, и этот башмачок служил светильником, т.к. имел малое отверстие для фитиля и большее – для заливки масла.
Ночь на пустыню опустилась быстро. Уже в сумерках поставили палатку, развели костёр, приготовили ужин и, расселив одеяло у палатки, сидели и наслаждались чаепитием и вечерней прохладой, слушали «оглушительную» тишину пустыни. Яркий полный диск луны светил над развалинами древней крепости. Темные зубцы чернели на фоне звездного неба. Тысячи крупных звёзд сияли в небе необычно ярко. Такие звезды можно видеть только в пустыне, да высоко в горах.
Подобные наблюдения и чувства испытывал при ночлеге в пустыне и Н.М.Пржевальский. Вот что он писал: «В сухой прозрачной атмосфере ярко, словно алмазы, мерцают бесчисленные звезды. Созвездия бросаются в глаза, и Млечный путь отливает фосфорным светом; там и сям промелькнет по небу падучая звезда и исчезнет бесследно. А кругом дикая необъятная пустыня. Ни один звук не нарушает там ночной тишины. Словно в этих сыпучих песках и в этих безграничных равнинах нет ни одного живого существа».
Жуткая тишина ночи окружала и нас. Костер высвечивал небольшой островок в безбрежном море пустыни, где волны застыли неподвижно в виде желтых кыров и барханов, словно им приказали: «Замри», и они замерли навсегда.
Чтобы заглушить тишину пустыни, мы включили транзисторный приёмник. Тягучая мусульманская молитва поплыла по безмолвной округе. Мы упали на спины, и так смотрели в глубины космоса. А воображение рисовало нам ожившую жизнь крепости. Мы видели добротные стены, башни, стражу у ворот, караваны верблюдов, груженных товарами, богатых купцов, лавочников и ремесленников. А у крепости – узкие улочки, хижины бедняков, закрытые дворики, дувалы, восточных женщин, одетых в паранджу, босоногих мальчишек, шумный базар, яркие ковры, медные кувшины, ослов и прочее. Всё это здесь было, а теперь ушло в небытие, исчезло во времени и пространстве. Замерла жизнь в крепости, и от её стен остались лишь оплывшие развалины.
Где Бахрам отдыхал, осушая бокал,
Там теперь обитает лиса и шакал.
Эти стихи написал средневековые поэт Востока Омар Хайям. Но при нем эта крепость Дебякир и город Куня-Ургенч были ещё процветающими оазисами. Куня-Ургенч и эта крепость были разрушены татаро-монголами в 13 веке. Что уж говорить об их виде спустя семь веков.
Мы еще долго сидели и наслаждались необычной ночью. Развалины крепости, звездное небо, яркая луна, саксаул, море песка, костёр – всё это так романтично. До этого мы никогда не были в пустыне, и это была первая ночь и первая экзотика Каракумов.
Не смотря на то, что днём температура воздуха доходила до 30°С, ночью стало холодно. Песок остыл, тепло ушло в космос в виде инфракрасных лучей, и воздух стал холодным. Влезли в палатку. Натянули на себя три слоя одежды, хорошо утеплили ноги, укрылись теплым одеялом и быстро уснули.
Утро. Еще ярко светила на голубом безоблачном небе луна, но уже поднимался из-за горизонта большой оранжевый диск солнца. Как только появились его первые лучи – исчезла ночная прохлада. Это был странный восход. Ему не предшествовала заря, оповещающая заранее о появлении солнца. Только что была ночь, мерцали над пустыней звезды, знобил холод, и вдруг солнце выкатилось огненным шаром и дохнуло на песок жаром. Наступил новый день, а с ним и зной пустыни. Я сбросил с себя ночное утепление и пошел к крепости. Взобрался повыше на крепостную стену. Оттуда местность просматривалась на десятки километров. Пустыня здесь плоская до самого горизонта. Её укрывает редкая поросль белого саксаула. Горизонт пустыни отчерчен от небосвода ровной линией по всему кругу. По-прежнему ничто не нарушало тишины. В двух-трёх километрах от крепости я заметил цепочку бредущих верблюдов и услышал резкие окрики чабана. Меня поразило, насколько чистыми и ясными были, доходившие до меня, звуки с такого дальнего расстояния. С крепостной стены видно, что дорога, по которой мы сюда приехали, у крепости разветвляется на две. Одна, огибая крепость слева, шла мимо мавзолея и направлялась ровной линией к тому загадочному селению, который мы видели вчера вечером. Другая дорога, словно проведенная под линейку, прорезала жёлтой линией зеленую поросль саксаульника и уходила за горизонт.
Я спустился в крепость, пересёк площадь, затем опять взобрался на противоположную стену. За стеной ничего особенного не было. Спустился в заросли саксаула и пошел прямиком к мавзолею. Проходя среди кустов, старался их не задевать - боялся змей. Они осенью малоактивны, но все же осторожность не мешала.
Мавзолей тоже был до недавнего времени в развалинах, но его восстановили. Это видно по кирпичам – древние плоские и тонкие, а современные отличались от них меньшими размерами и иной формой. Мавзолей представляет собой однокупольное сооружение с арочной дверью. Купол заново построен, но из него, словно шипы булавы торчат древние плоские кирпичины. Дверь заперта на замок, но в ней для любопытных прорезана смотровая щель. Я заглянул в нее. Внутри мавзолей выбелен известью, пол чисто выметен. Последи мавзолея - оштукатуренная и побеленная гробница, накрытая белым полотном, и ничего более. Стены и купол не имеют на себе никаких украшений. У дверей мавзолея стоит большая сухая ветвь, вся многослойно обвязанная тысячами разноцветных ленточек из тканей. Так, побывавшие здесь паломники, отметили своё посещение святого места. Множество таких же полосок ткани повязано и на ветвях близь растущих саксаулов. Напротив входа в мавзолей, чуть дальше от него, еще какое-то древнее сооружение, превращенное полностью в развалины. Об этом свидетельствовали стопки кирпичей, заботливо сложенные паломниками, да глиняный холм. Чуть дальше есть еще один холм из глины и кирпичей. В полукилометре к югу виднеется что-то похожее на полуразваленную башню. Возможно, это были остатки минарета или сторожевой башни. В полусотне метров от мавзолея я увидел старый глиняный тамдыр (печь для выпечки лепешек). Возле него обнаружил с десяток светильников-башмачков. Одни из них были такими же, как тот, что мы нашли у крепости, другие - с тупым носком, покрытые блестящей коричневой эмалью. Думаю, что эти башмачки-светильники представляют какой-то символ хаджа мусульман. Но нигде в Азии я не видел ничего подобного. Захватив с собой несколько таких башмачков, я вернулся к палатке. Юра ещё спал, и я удивился, как можно было терпеть, когда лучи солнца нагрели палатку до такой степени, что в ней воздух был, как в духовке. Я открыл полу палатки, и из неё повалил горячий воздух.
- Юра! Я что-то нашёл, - сказал я сыну.
На него это сообщение подействовало как будильник. Я рассказал ему, что был у мавзолея, и он обиделся на меня, что я ходил туда без него. Пришлось вновь идти на экскурсию, но теперь уже с фотоаппаратом.
Возвратившись к палатке, мы стали разогревать на костре суп и чай. Неизвестно откуда к нам явились вдруг два огромных пса. Намерения у них были не злобными. Пугало лишь их наглое поведение и размеры. Вероятно, их привлёк запах супа. Но откуда они здесь взялись?
Чтобы задобрить псов, мы кидали им печенье, кусочки хлеба и отдали копченую рыбью голову. Они прыгали, упирались в нас лапами. Такую породу собак я видел у чабанов Памира и на Тянь-Шане. Это азиатская овчарка. У них мощной тело, длинные лапы, большая голова с широким лбом, тупая морда и обвисшие уши. У одной собаки уши отрезаны. Так делают чабаны, считая, что псы будут лучше слышать и в драках с другими псами и волками их не за что будет ухватить. Пробыли собаки с нами около получаса, и, казалось, не собирались уходить. Но из пустыни донесся далекий зов, и они поодиночке и нехотя ушли туда, где ранним утром с крепостной стены я видел верблюдов, отару и чабана. Стало ясно, что это его собаки.
С трудом уговорил Юру поехать по пустыне в сторону загадочного селения, которое я видел вчера вечером. От крепости мы медленно потащились по дороге с сыпучим песком и цементообразной пылью. Но в средине пути дорога улучшилась и стала тверже. Сыпучего песка на ней стало меньше, и дорога часто пересекала такыры с плотным глинистым покрытием. Еще издали мы рассмотрели то, что столь сильно манило нас неизвестностью. Это был не аул. Посреди такой же голой, как всюду, пустыни стояли две хижины с глинобитными стенами и плоской глиняной крышей. Рядом большая куча дров из корявых стволиков саксаула. В полусотне метров стоят два мавзолея. Именно их вчера мы видели с высоты древней крепости. Но вчера два мавзолея казались нам единым целым. Сооружение имеет издали вид длинного многокупольного здания. А ночные огни, мерцавшие ночью в пустыне, оказались не электрическими. Просто, под двумя казанами ночью горело пламя костров. Они горели и тогда, когда мы подъехали к ним утром. Возле этих очагов суетилась женщина-туркменка. Рядом, в тени под навесом сидели двое стариков.
- Салом алейкум, - сказал я.
- Валейкум салом, - ответили аксакалы, и заговорили со мной по-туркменски, думая, что я говорю на их языке.
- Я не говорю по-туркменски, - сказал я.
Все обитатели этого небольшого поселения вышли и стали молча наблюдать за нами, пока мы приставляли велосипеды к столбу, подпиравшему навес.
- Вода есть? Сув? – спросил я.
Молодая девушка поспешно принесла ковш воды. Мы напились. Все по-прежнему молча смотрели на нас, вероятно, не зная, что сказать неожиданно появившимся из пустыни путникам.
Нам нужно набрать воды. У вас есть колодец? Я вытащил из рюкзака фляги и добавил по-туркменски:
- Кудук есть? Нужно много сув.
- Там, - сказал немногословно мужчина, и показал рукой на бетонный холмик с лядой и крышкой.
- Да ты садись. Потом наберёшь воды. Сейчас будем пить чай, - сказал чисто по-русски мужчина с костылями и ногой в гипсе, чем ошеломил меня. Я-то думал, что здесь по-русски никто не говорит.
Я уже знал, что в Азии «пить чай» означает и завтрак, и обед, и ужин. «Пить чай» - это, своего рода, приглашение к достархану.
- Что это за селение? – спросил я мужчину, так хорошо говорившего по-русски.
- Это Ашик-Адын-Пир, святое место. Здесь жил известный туркменский поэт Худани. Вон там мавзолей и его могила, - рассказал он.
- А что за крепость стоит там? – показал я в ту сторону, где с сыном провёл ночь, но ответа не получил.
Тем временем, под навесом, на узорчатых шерстяных кошмах расстелили скатерть и пригласили нас «на чай». К этому времени готов был и плов. Ели и пили с аппетитом. Одна только была беда – нам не дали ложек. Я спросил о них, но ложки долго искали и не нашли, а потому мы извлекли из рюкзаков свои. Им и в голову не пришла мысль к плову подать ложки. Для туркмен есть плов без ложек также естественно, как для нас есть его ложками. Тогда же к нам подсела молодая женщина, и ловко, тремя пальцами, из нашей чаши стала уплетать плов. Мужчина, говоривший по-русски, успокоил нас, и показал пальцем в область виска, дав понять, что эта женщина блаженная.
- Вы не беспокойтесь. Она безвредная. Сюда приходят те, у кого нет дома или больные. Я вот тоже с больной ногой здесь… Говорят, помогает, - сказал он.
Я, кажется, понял, в старину такие люди назывались дервишами.
Рассказать нам о крепости, мавзолеях и мечети пригласили прийти местного муллу (мусульманского священника). Человек, которого нам представили, не был похож на духовного пастыря. Внешне он был одет, как обычный дехканин (крестьянин) – в клетчатую рубашку, широкие шальвары, без чалмы (головного убора) и чапана (халата). Две пуговицы на рубашке расстёгнуты. Мулла по-русски не говорил, и потому общались мы с ним через переводчика. Он поведал нам, что крепость называется Дебякир, и найти о ней информацию можно в сборнике народных сказаний «Эпопея Кюр-оглы» и в «Шасэнэм-Гарын». Разрушена крепость татаромонголами. Рядом с ней стоит мавзолей шейха Желаледдина Султани Товрази (умер в 632 году по арабскому летоисчеслению). Здесь же, в Ашык-Айдын-Пире поставлен мавзолей шейха Шухведдина Омара Сэхербэрди Худуси Сэхре Ашик Худани. Этот человек был не только основателем здешней мечети, но и известным в народе сочинителем и исполнителем песен и стихов. Пришел он сюда жить с арабского Ирака.
Набрав из резервуара воды, мы поехали к мечети и мавзолею. Все люди этого необычного поселения пустыни отнеслись к нам гостеприимно и радушно. А ещё недавно, до 19 века каждого иноверца в этих краях убивали лишь за то, что он был не мусульманином. Ведь последняя заповедь пророка Мухаммеда гласит: «Убей неправоверного». Есть в Коране и такое: «Если пола твоего халата коснётся неправоверного – отрежь её».
Посетив мусульманские святыни, мы продолжили свой путь по Заунгузскому Каракуму. От асфальтированного шоссе к Ашик-Айдын-Пиру насыпана галечная дорога, и ехать по ней легче, чем по песку. Я крутил педали, а сам думал о тех несчастных паломниках, которые забрались в эту пустынь. Любопытно, что магометанская религия приветствует такую форму испытания верности Пророку, как, впрочем, и Православная церковь христианское затворничество монахов. До недавнего времени такие паломнические путешествия пилигримов совсем не были туристической поездкой. Не всем, к примеру, удавалось добраться до Мекки через мертвые просторы Аравийских пустынь. Трупами выложены тропы к священным местам. Так, только в 1957 году более семисот паломников погибло в песках от солнечного удара. Не случайно почитались в народе люди, сумевшие преодолеть все беды дальних дорог и благополучно вернуться на родину. Они приобретали право присоединить к своему имени титул «ходжа» (хадж – паломник).
И мы тоже испытывали на себе часть таких же трудностей. Ехали мы по безлюдной пустыне, где теперь уже не было никаких селений. Несколько раз встречали небольшие группы верблюдов. Но это совсем не значило, что где-то рядом есть жильё. Верблюды, в поисках пропитания, уходят от селений порой за несколько десятков километров. А возвращаются они туда только для того, чтобы попить воды. Известно, что верблюд способен выдерживать потери влаги, составляющие четверть его веса тела. В летнее время он может потерять это количество влаги за две недели. Осенью он может не являться к колодцу более месяца. Зато, если уж дорывается до воды, то пьет её поистине, как верблюд: десять ведер за раз, минимум.
День сегодня не очень жаркий, с 25-30°С. При такой температуре, благодаря сухости воздуха, дышится легко. Кумли (так называют в Туркмении жителей пустыни) в любой сезон года ходят в ватных халатах и меховых шапках; с помощью теплой одежды они спасаются и от жары, и от холода. Мы привыкли считать, что теплая одежда спасает тело человека от холода. Но она может служить и термоизоляцией тела от более высокой температуры воздуха. К тому же дневной зной часто сменяется ночным холодом. Колебания суточных температур в пустыне очень велики в любое время года.
День прошел не совсем удачно. Проехали всего 30 км. Задержал ремонт багажника. Его удалось подремонтировать с помощью проволоки и металлических кольев палатки. А вечером лопнула пружина сидения. Пришлось вместо неё подвязать веревками палицу саксаула.
Местность, по которой мы ехали, представляла собой желтую, песчано-глинистую равнину. Часто здесь и большие поверхности гладких серых такыров. Их поверхности, казалось, выложены пяти-шестигранными плитками. Десятки километров не видно ни одного возвышения. Однако даже на плоской как стол поверхности дождевые и талые воды ранней весной выискивают для себя ничтожные по глубине западинки – блюдца такыров. Вода застаивается в них не долго, и высыхают они также быстро, как и возникают. И здесь, на этих участках пустыни создаются совсем иные условия, чем на соседних, расположенных на 10-15 см выше, песчаных участках. Поэтому пустыня получается пятнистой, с совершенно различной растительностью и почвой. Такыры – это одна из разновидностей пустыни. Растительности на такырах практически нет. Саксаул и солянки растут редко и только по краям. Ехать по ровному и твердому такыру одно удовольствие, и даже лучше, чем по асфальтированной дороге. Нет ни одной ухабинки или неровности.
Для ночлега опять удалились от тракта, но только на километр по такырам. Там выбрали густые заросли саксаула и установили палатку. Приготовили, традиционно, суп и чай. Они легко усваиваются и восстанавливают водный баланс в организме. Потом, одеяло, послужившее нам во время ужина достарханом, мы превратили в лежак, и я Юре рассказывал о захватнической войне арабов и о том, как их войско погибло при переходе через пустыню. Рассказывал о царе Дарие, полководце Александре Македонском и Чингисхане, пытавшихся покорить народы Турана. Мы смотрели в глубину звездного неба и ловили мгновения, когда падали метеориты.
От запасов воды предыдущего дня, утром следующего осталось три фляги по 0,7 литров. Это всего два литра. А пить хотелось уже с утра. Конечно, мы понимали, что находимся на дороге, где ходит транспорт, и нам не дадут умереть от жажды. У каждого водителя в кабине канистра или даже молочный бидон с водой, и поднятая нами в руке алюминиевая фляга значила для них как стоп-сигнал. Но всё же, когда остаёшься в пустыне без воды, то становиться страшновато и появляется беспокойство. Вода – это главное, чего не хватает человеку в пустыне. «Нелегко переносить жару пустыни, особенно летом. Тяжело бывает во время песчаной бури. Но самые большие мучения достаются тому, кто лишался в безлюдной пустыне воды. Буря пронесётся и стихнет. Жара спадёт и сменится освежающей прохладой ночи. Но жажда, если не найден будет вовремя колодец, приведёт только к смерти»
- Пустыни бояться не надо. Человеку плохого не сделает, - говорил старый аксакал путешественнику-экстрималу А. Ильину. Когда вода есть, любой пройдет, - добавил он.
- А если нет? – спросил Александр.
- Тогда плохо. Совсем плохо, - вздохнул старик, - тогда смерть.
Все опасности ничто в сравнении с опасностью остаться без воды. Человек может погибнуть от укуса ядовитых змей или насекомых, а может и нет, его может хватить солнечный удар, но можно как-то защититься от жары. Но если нет воды и нет возможности добраться к ней – это верная смерть, и тут вряд ли помогут надолго какие-либо уловки. Вся сложность преодоления огромных пространств в пустынях зависит от воды. Есть вода, и можно быть спокойным, а нет – нужно что-то срочно предпринимать. Установлено, что человеку, которому даже ничего не надо делать, для жизни в пустыне требуется в день не менее шести литров воды. При температуре 38°С потовыделение составляет 200 граммов в час или за десять часов семь литров. Ночью, утром и вечером воды требуется меньше, но все же пить хочется. К примеру, я за последние две ночи выпивал по 700 граммов чаю. А ведь температуры июля, августа могут зашкаливать в тени за 50 градусов. Температура в 45°С держится в Каракумах неделями. Десятисуточный запас воды на человека приблизительно должен быть в эти месяцы двести литров. Поэтому пересечь пешком или на велосипеде автономно пустыню без периодического пополнения запаса воды нереально. При тяжелой физической работе (а именно таковой является движение на велосипеде) человек в сильную жару может выделять до 30 граммов пота в минуту (18 литров за 10 часов). Если потеря влаги достигнет 6-8% от веса тела, человек падает в обморок. При потере 10% начинаются галюцинации, при 12% - сердце отказывается проталкивать слишком сгустившуюся кровь, и наступает смерть. И такой пугающей статистики в литературе не мало. Это одна из причин, по которой мы выбрали для путешествия осень, а не лето.
Один шофер-туркмен дал нам практический совет:
- Когда вспотеешь, проветри одежду, а затем застегни все пуговицы и больше не расстёгивай.
Этот способ сохранения влаги в организме я назвал способом варки в собственном соку. Однако такого рода изоляция потерь влаги всё-таки снижает выпаривание воды из организма. Помогает также дыхание через ткань. При выдохе ткань увлажняется, а при вдохе ею увлажняется воздух. Кроме того, от ярких и палящих лучей солнца нас частично спасала белая одежда. По опыту того же А.Ильичёва, мы использовали головной убор арабских бедуинов, а на руки надевали белые рукавицы, и, таким образом, не оставляли солнцу ни малейшего шанса попадать на нашу кожу.
Плоская пустыня через несколько часов езды сменилась на грядовую. К полудню мы добрались к единственному на всем пути посту ГАИ, расположившемуся у перекрёстка дороги, ведущей прямиком к Каспийскому морю. Здесь уместен анекдот: «Скажите, далеко ли до моря, - спрашивает турист туркмена. Пятьсот километров, - отвечает тот ему. Ничего себе отгрохали пляж, - говорит удивленный турист».
Дорога эта без покрытия, поэтому ехать по ней могут только машины-вездеходы, т.е. такие, которые имеют не менее двух ведущих мостов и достаточную мощность двигателя.
В нескольких сотнях метрах от поста ГАИ тракт пересекает коллектор, который имеет местное название Мал-Яп (Скотоводческий), судя по карте, это Ильичевский обводнительный канал. Вода в нем не пригодна для питья. В канале текут сточные воды, которыми в зимнее время года промывают от засоления почву сельскохозяйственных полей Хорезмского оазиса. Коллектор несет, насыщенную солями и ядохимикатами воду в Сарыкамышскую впадину.
Два постовых ГАИ пригласили нас на плов и чай, а позже дали в дорогу арбуз. Инспектор рассказал нам, что через пять километров будет указатель «Иссык-сув» (горячая вода). От этого указателя вправо через 23 км есть горячий источник, образовавшийся при бурении геологами разведывательной скважины. Вода эта, говорят, насыщена лечебными солями, но для питья не годится. У скважины нет никого и ничего – лишь пустыня и фонтанирующая скважина.
Мы не заметили, как в заднем колесе моего велосипеда лопнуло четыре спицы. Пришлось останавливаться и перераспределять спицы, т.к. все четыре лопнули с одной стороны.
Высота песчаных холмов всё больше увеличивалась. Кыры – так называют их туркмены. Между грядами эти кыров есть довольно глубокие котловины (чокот). Их ширина от нескольких сот метров до одного-двух километров.
В 17 часов лопнула ещё одна, пятая, спица. Ехать дальше было нельзя. Запасных спиц у нас нет. Пришлось останавливаться и устраиваться на ночлег. Недалеко от дороги увидели необычный такыр. Края его, казалось, поросли какой-то почерневшей травой. Я так и подумал: «Вода ушла, трава высохла и почернела». Но, когда мы подъехали ближе, то увидели, что это черное обрамление такыра не трава, а мелкий отшлифованный щебень. Вероятно, за многие сотни лет с краев кыра в ложбину смыло песок и глину, а щебень остался.
Прошли мы через этот такыр до песчаного холма, перекатили через него поочерёдно велосипеды и опустились к еще одному такыру. Времени осматривать округу у нас не было. Нашли здесь лишь несколько черепашьих панцирей. Когда мы устанавливали палатку, то возле нашего бивака появился саксаульный кулик. Он проворно бегал по песку, и улетать от нас без добычи не собирался. Когда мы кидали ему кусочки хлеба, то он зигзагами бегал в кустах саксаула, потом вдруг подбегал к хлебу и, ухватив его, быстро убегал. Но потом он появлялся вновь и вновь, до тех пор, пока не насытился.
На склонах кыров росла ферула. Это довольно крупное, а потому заметное зонтичное растение. У нее толстый, но пустотелый ствол. В октябре ферула стала уже сухой. Большинство видов трав пустыни успевают вызреть до наступления летнего зноя, а потом сохнут.
Опять у нас был долгий ужин и посиделки под куполом звездного неба.
Утром сел на велосипед, проехал по близь лежащим такырам, и обнаружил на них множество черепашьих панцирей. Эти древние пресмыкающиеся выползают из нор только весной, когда становится тепло, такыры не пересохли, а травы нежные и сочные. Потом, когда желтеют травы и наступают знойные дни, они опять надолго заползают в чьи-нибудь норы, расширяют их и спят большую часть года. Но даже за этот короткий промежуток времени года, когда пустынные черепахи выползают на увлажненные такыры, их ожидает опасность быть выеденными барсуками, лисами, шакалами, волками. Своими мощными когтями эти звери выскребают мясо черепах. Не спасают их даже толстый панцирь. Я насобирал на такырах с десяток лучших панцирей и привез к палатке. Несколько из них мы взяли с собой, как сувенир.
На 151-вом километре от шоссе вправо уходит полевая дорога к скважине с горячей водой. Чтобы съездить туда, нужно иметь двухдневный запас воды, а его у нас не было. К тому же, тащиться по пескам 46 км из-за удовольствия искупаться, было не разумно.
В этих местах есть много чёрных такыров, покрытых мелким темным щебнем. Камешки отполированы за многие столетия песком и ветром до блеска. Возможно, из-за этих темных такыров пустыню и назвали Каракумами – черными пеками.
На 167-ом километре, на обширном такыре, у дороги увидели два колодца и бетонный резервуар. Первый колодец имеет глубину не более пяти метров. Было ясно, что воду из него черпали, когда на такыре скапливалась вода от зимних и весенних осадков. В резервуаре воды тоже не оказалось. Его бетонное дно в трещинах. Второй колодец имел очень большую глубину. Брошенный кусок бетона ударился о дно лишь при счете восемь. Думаю, что глубина колодца не менее семидесяти метров, и, не смотря на это, воды в нем не было.
Со 180-го километра песчаные гряды кыров сменились вначале суглинистыми холмами, а затем холмами из красной глины. Саксаула не стало. А без него нет дров для костра. К вечеру мы все же нашли место для ночлега, но не в палатке, а в вагончике дорожных ремонтников, где стояла также дорожно-строительная техника и дежурил сторож. Туркмен по-русски не говорил, но это не помешало ему накормить нас жарковьем из верблюжатины и напоить чаем. Спать в вагончике тоже было комфортнее, чем в палатке.
8 октября мы ехали по пустыне, представлявшей себя бугристые пески с редкой порослью саксаула и осоки-илака. Плотно дороги отсыпано белым минералом гипса, в котором поблескивали еще и куски кристаллического гипса. Черный асфальт дороги и белая обочина контрастно выделялись на желтом фоне пустыни.
В 13 часов мы увидели у дороги еще один колодец. Вода в нем была, но достать её мы не смогли – не хватило длины веревки. На противоположной стороне дороги мы заметили на песке следы от шин автомобиля, уходившие за бархан. Там виднелся верх какого-то жилья, но на юрту он не был похож. Оказалось, что за барханом стоят две армейские палатки. На удивление, к нам на встречу вышел не туркмен, а молодой русский бородач. Нас пригласили зайти в большую брезентовую палатку. Мы были откровенно рады такой встрече. Одичали уже, и хотелось поговорить с кем-нибудь по-русски.
Противочумная экспедиция, в палатку которой мы попали, состояла из трёх человек. Женщина-лаборант усадила нас за стол, насыпала в посудины горохового супа и поставила миску с горячими чебуреками. На десерт был компот из айвы и варенье из винограда. Экспедиция занималась отловом и исследованием сусликов-песчанок, тушканчиков на присутствие в них вируса чумы. Мужчина-борожач торопился ехать в Дарвазу. Перед уходом он сказал:
- Хочу предупредить вас, чтобы не ставили на ночь палатку в местах расселения колоний песчанок, и особенно там, где есть узкие натоптанные тропки. У песчанок, на этих на этих тропках и в норах много клещей. От их укуса возможны всякие инфекционные заболевания, в том числе и чума. Ставьте палатки подальше от таких мест, а если будете вынуждены поставить палатку в таком месте, то тогда засыпайте норки песком.
Мы спросили лаборантку о воде в колодце.
- Глубина колодца Кызылой небольшая – сорок метров. Но вода в нем не пригодна для питья. Колодцы в Каракумах, как правило, с солено-горькой водой. В воде, кроме солей хлора, есть сульфаты. От них может случиться расстройство желудка. Вода эта годится только для скота.
Каждый колодец в пустыне имеет свое название. От колодца Кызылой до посёлка Дарваза 23 км.
Мы опять вышли на шоссе, но ехали не долго. Через несколько километров нас опять пригласили поесть группа туркмен. У дороги стояли три ЗИЛа, а на песке бархана расположились пообедать те, кто ехал в этих машинах. Были разостланы кошмы, а на них устроен достархан. На костре жарили шашлыки, а в кувшинах закипал чай. На достархане виноград, яблоки, зелень, ломти чуреков и даже пепси. Туркмены уговорили нас сесть с ними пообедать, не смотря на то, что мы только что сытно поели в экспедиционной палатке. Невозможно было отказаться от шашлыка, овощей и фруктов. Наши организмы изголодались по витаминам. Ко всему этому были еще водка и арбуз. В дорогу сыну дали бутылку пепси. Ехала эта компания из Ашхабада домой после республиканского праздника Урожая.
Не доехав до Дарвазы 10 км, в двухстах метрах от дороги мы заметили на холме люк водохранилища. Чуть ниже стоит там, занесенная песком, маленькая хижина. Домик имеет размеры 2 ; 2,5 метра и высоту не более 1,8 метра. Стены хижины сложены из белого камня. Крыша плоская, из глины и ветвей саксаула. Со всех сторон избушку на треть занесло песком. Двери тоже засыпало песком. Отрыли вход. Свет маленького окошка осветил миниатюрную железную печь, полку с кувшином, чайником, пиалами и кульками. Стены и пол внутри обтянуты синтетической тканью, которую применяют при строительстве каналов. В банке, кульках и пачках мы нашли сахар, зеленый чай, соль. Хижина нам понравилась, и мы принялись в ней обустраиваться. Но для этого нам пришлось немного потрудиться. Вымели из хижины песок, вытряхнули ткань пола, отрыли в песке вход и двери. После наведения порядка в хижине стало уютно. А в бетонном хранилище обнаружили много пресной воды. Деревянная крышка закрывала люк, а на неё были навалены камни.
- Что же это за скит? – подумал я.
Прояснился этот вопрос, когда в ложбине мы увидели загон для скота, обнесенный оградой из ветвей саксаула.
В домике нашли два ведра. Принесли воды, нагрели её на костре, искупались. Какое это удовольствие! Ведь мы три дня плохо мыли даже лицо. Наши белые одежды при ремонте велосипедов, от костров, пота, пыли стали грязными. Постирали и одежду. Вечером приготовили ужин. Пили чай и ели в хижине долго, восполняя потерянные за день влагу и калории.
Спали хорошо. Ночной холод в хижину не проник. Её стены довольно толстые, и они ночью отдавали накопленное за день солнечное тепло.
После ночлега, мы стали встречать на пути цепочки верблюдов. Казалось, что они шли в связке. Но верблюды так передвигаются сами по себе. Это бараны идут скопом, бок о бок друг с другом, опустив головы. Верблюды, наоборот, выдерживают меж собой определённое расстояние. Головы у них подняты на длинных шеях высоко и гордо. Кажется, что их большие глаза с длинными ресницами, смотрят на человека свысока.
Мы подъехали к урочищу Кырк-Ждульба. Слова «кырк-джульба» в переводе с туркменского значат «сорок бугров». Бугры эти имеют коническую форму и высоту в 50-60 метров. В ядре этих бугров имеются серосодержащие породы. Добыча серы в этом районе производилась в течение многих лет, и была прекращена после открытия серных месторождений на юго-востоке Туркмении. О недавней добыче серы теперь напоминают глубокие кратеры карьеров на вершинах бугров. Осыпи камней имеют яркий желтый цвет. В каменистых породах вершин сопок под действием ветровой эрозии образовались, похожие на соты, углубления. И у подножий этих гор тоже есть карьеры. Возможно, из этих карьеров брали камень для строительства дороги, а может быть, в них разрабатывался камень для строительства поселка Дарваза.
О том, что мы прибыли к поселку Дарваза мы могли только догадываться. Указателя на дороге нет. Другого поселка на всём двухсоткилометровом пути, судя по карте, быть не должно. И всё же твердой уверенности, что мы в Дарвазе не было. Сомнение было потому, что издали поселок казался совсем маленьким. Однако большая его часть не была видна с дороги. Посёлок скрывался в распадке меж четырёх бугров и расположен он справа от дороги, в нескольких сотнях метров от неё. Своим возникновением он обязан разработкам серной руды. В тридцатые годы несложное оборудование доставили сюда на верблюдах.
Мы не стали сразу заезжать в посёлок, а направились к барханам. Такое количество незакрепленных песков в виде барханов мы увидели в Каракумах впервые. Известно, что голые пески это результат хозяйственной деятельности человека. А поскольку ранее мы не встречали на своём пути никаких поселений человека, значит и пески были повсюду поросшими хоть какой-то растительностью. Лишь у дороги иногда видели небольшие барханы. Там пески оголили строители дороги, сгребая бульдозерами закрепленный растениями слой песка на дорожную насыпь.
У многих людей сложился стереотип, что пустыня это голые барханы песков. И я так считал, и, двигаясь по Каракумам, я всё время ждал, когда же, наконец, появятся эти барханы с сыпучими песками. Только, проехав по пустыне многие сотни километров, я понял, что Каракумы иные, чем я их представлял. Пустыня укрыта растениями, а каждый бархан – это нарушение поверхностной экологической среды почвы. Туркмены говорят: «Заблудился в пустыне, увидел голые пески. Иди туда. Там люди».
И всё же соблазн сфотографироваться на барханах был велик. Оставили велосипеды, а сами пошли на кыр, покрытый волнами песчаных барханов.
Побродив по пескам около часа, мы пошли в посёлок. Необходимо было пополнить запасы продуктов питания. Построив пятисоткилометровый тракт, строители не удосужились проложить сотню метров асфальта к поселку. Они понаставили на дороге много не нужных знаков, но не смогли поставить табличку с названием «Дарваза».
Посёлок выглядит так, словно о нем забыли бог и начальство. Средневековый облик Дарвазы, затерявшейся в песках пустыни, бросается сразу, с первых по нему шагов. С трудом мы дотолкали свои велосипеды по песку к крайнему дому, и решили дальше с ними не идти. Искать магазин пошли без них. У дома, где мы оставили велосипеды, двое туркмен ремонтировали мотоцикл.
- Салом алейкум! - поприветствовал я их.
Это ввело в заблуждение туркмен. Они подумали, что я говорю по-туркменски, и заговорили со мной на своём языке, потом поняли свою ошибку. Сдержанно, но с искренним гостеприимством, они предложили нам выпить чаю. Я отказался, зная, что это чаепитие у кумли быстро не закончишь. Расспросив, как пройти к магазину, и взяв с собой фотоаппарат и сумку, отправились по поселку к магазину. Идя по Дарвазе, нам казалось, что мы попали в какой-то иной мир и иное время. Вероятно, кумли жили так и сотни лет назад. Посёлок не имеет никакой планировки, и каждый строил своё жильё и хозяйственные постройки где угодно и как придётся, исходя из собственных соображений и свободного места. Дарвазу теперь населяет примерно одна тысяча жителей. Улиц здесь нет. По поселку идет, извиваясь, единственная дорога. На незастроенных пустырях и у холмов – груды бытового мусора. В Дарвазе небольшие низкие домики, сложенные из сырцового кирпича или из бутового камня. Стены оштукатурены раствором их глины и песка. Плоские крыши поддерживаются деревянными балками. На балках уложены жерди, плоские камни, тростник. На них сверху набросан толстый слой глины. Благодаря малому количеству осадков, сырцовые кирпичи стен и глина крыши не раскисают и не размываются, и такие дома достаточно долговечны. Их толстые стены удерживают прохладу летом и тепло зимой. Рядом с домами располагаются загоны для скота, тамдыры для выпечки чуреков и юрты.
Туркменская юрта почти ничем не отличается от киргизской или казахской. Это жилище кочевников не претерпело никаких изменений за многие века. Есть, правда небольшое отличие. В летнее время цилиндрическая стенка вместо войлока закрывается тростниковыми матами. Ветер свободно продувает стенку и освежает в юрте воздух. Верх юрты остаётся укрытым войлочными кошмами. Войлок не пропускает тепло палящих солнечных лучей. Благодаря такому устройству в юрте всегда прохладней, чем за её пределами. Юрты стоят почти у каждого дома. Зимой, конечно, в них холодно, а в летнее время без них обойтись трудно. Они служат хозяевам кухней, столовой и комнатой отдыха. Колодцев на территории поселка я не увидел, но у каждого дома есть бетонные водохранилище. Воду привозят автоцистернами. Поселок лишен какой бы то ни было растительности. Не растут здесь даже саксаул и верблюжья колючка. Вся растительность давно съедена и вытоптана домашними животными. Дома, дорога, горы, всё лишено ярких красок. Всё почти в одном желто-сером цвете. Возле каждого дома большой запас дров из кривых стволов саксаула. Но дрова не нарублены и не сложены в штабеля. Лежат они у жилищ большими кучами. Из таких же причудливо кривых стволов саксаула сооружены загоны для верблюдов и овец. Скот всегда на выпасе, а в загонах стоят только дойные верблюдицы с верблюжатами.
Облик Дарвазы совершенно отличен от облика оазисного аула. Дело не только в том, что улицы оазисных аулов озеленены, не только в том, что на них журчат арыки, а из-за дувалов свешиваются ветви деревьев и виноградные лозы. Дело скорей всего в самих дувалах. Жители пустыни, кумли, не ограждают свои дома дувалами (глиняными заборами). Чужие люди здесь редки. Вся жизнь кумли проходит на виду, запираться не от кого, да и не зачем.
В Дарвазе не было видно взрослого населения. На своем пути к магазину мы встретили лишь двух бородатых аксакалов в высоких овчинных шапках, халатах и кожаных сапогах. Видели женщин, сновавших у дома по-хозяйству. Зато детворы здесь бегало много. Как только мы двинулись по поселку, нас окружила ватага ребятишек. Детей в каждой семье много. В поселке есть школа, и это единственно солидное здание в поселке. Магазин находится рядом со школой, и с 12 до 15 часов он закрыт. Собственно, это был не магазин. На вывеске написано «БУФЕТ». Это вывеска была набита на еще большую вывеску «СТОЛОВАЯ». Мы уселись ждать открытия буфета, но выяснилось, что в этом магазине купить нам будет нечего, кроме печенья. Ждать два с половиной часа из-за печенья нам не хотелось, но нам обязательно нужен был хлеб. Один туркмен посоветовал нам сходить к пекарне. Чтобы дойти до неё, нам пришлось пройти по оставшейся части поселка. На краю большого пустыря стоит небольшой дом с вывеской «Пекарня № 1». Мой сын засмеялся и сказал: «А что у них есть здесь и пекарня №2?». Зашли в цех выпечки. В прямоугольных формах лежит тесто, и выпечка хлеба ещё не начиналась.
- Хлеб будет готов через час, - сказал пекарь.
Свое запас хлеба мы уже давно съели, а без него и еда, не еда. Мы присели на бетон водохранилища и стали ждать. И опять нас окружила ватага ребятишек. По-русски они знали только «здрасьте». Их интересовали мой фотоаппарат, а также, висевший на поясе у сына кожаный подсумок. Они показывали пальцем на черный подсумок и спрашивали по-туркменски: «Что там?».
- Пистолет,- сказал я им. Они поняли, и это ещё больше заинтриговало их. Пришлось расстегнуть подсумок. Каково же было их разочарование, когда вместо пистолета там оказалась пачка печенья. Я раздал детям печенье, и это хоть немного сгладило их разочарование и мой обман.
Однако купить хлеба нам так и не удалось из-за того, что вместо булки хлеба нам дали большой туркменский чурек. Отличается туркменский чурек от узбекской или таджикской лепешки гораздо большим диаметром и толщиной. А было это вот как. От безделья мы решили подойти к ближайшему загону и сфотографироваться с верблюдами. После съёмки к нам подошёл хозяин верблюдов и попросил сфотографировать его маленького сынишку. Затем вышли его жена, родственница и две девочки. Родственница-красавица еще не замужем, и от скромности, держала в зубах край платка, укрывавшего её голову. Среди туркменок есть немало стройных и красивых девушек. Черные брови, большие черные или карие глаза, чуть припухшее лицо придают еще большее очарование этим прелестным созданиям. Девушку-красавицу, которую сфотографировал, я в мыслях назвал «розой пустыни» и «чёрной жемчужиной». Думаю, если бы ей удалось принять участие в конкурсе красоты, то она заняла бы в нем одно из первых мест. Однако в Туркмении такого конкурса нет. Подобного рода мероприятия не вписываются в традиции мусульманского мира, как, впрочем, и балет, цирк и опера. Эта девушка была скромна и грустна. Хороший калым получат за неё родители. Хотя, как знать. Может, выйдет она замуж за местного чабана-наркомана. А возможно её возьмет в жены какой-нибудь родственник. Кровосмешение в Туркмении не редкость. Ведь по-родственному свадьбы обходятся дешевле, а калым за невесту невелик. Правда, после таких браков рождаются слабые по здоровью дети или вовсе уроды, большая часть из которых не доживает до семилетнего возраста.
Молодой мужчина, родственников и детей которого я сфотографировал, пригласил нас на чай. Нас завели в дом, в просторную чистую комнату, угостили там вначале жареной картошкой и салатом из помидоров. Принесли ещё чал – смесь кислого верблюжьего молока с водой. Этот кисловатый напиток хорошо утоляет жажду. Пол в комнате устлан узорчатыми кошмами. Рисунок узоров самый разнообразный – от традиционного национального до современной фантазии изготовителя. Кошмы имеют размеры 1,5;2 метра. Комната не отличалась богатством убранства. Белее чем скромной была мебельная обстановка комнаты. Понятно, что ни стола, ни стульев там быть не могло. Туркмены традиционно сидят и кушают на курпачах и за достарханом на полу. Стены комнаты украшены ковриками с ручной вышивкой, готовит которые к свадьбе невеста.
Потом нас пригласили в юрту. Попросили сфотографировать бородатых стариков. Юрта была новой, и через щели камышовой стенки свет проходил слабо. Полумрак, мягкие кошмы, свежесть воздуха создавали в юрте благоприятную обстановку для неспешного чаепития и отдыха.
Возвратились к дому и юрте, где оставили свои велосипеды, и там тоже сели пить чай. Юрта там была иной и очень старой. От съеденной жареной картошки и жары у нас разыгралась жажда, и мы стали поглощать зеленый чай одну пиалу за другой. А, напившись, чаю – захотелось вздремнуть. Как говориться: «Чай не пил – откуда сила? Чай попил – совсем ослаб». Если бы было можно, то, казалось, сидел бы в юрте и не отходил от чайника с чаем весь день.
- Сколько максимально имеет семья в поселке верблюдов? – спросил я.
- Пятьдесят, и больше, - ответил туркмен.
Я посчитал, что при цене за одного верблюда от трех до шести тысяч рублей, семья может иметь до трёхсот тысяч рублей. Как по мне, так это были огромные деньги. Но для жителей пустыни это не такая уж большая сумма.
Во-первых, всех верблюдов продавать никак нельзя, иначе лишишься приплода и останешься ни с чем.
Во-вторых, кумли питаются сами в основном мясом и молокопродуктами. И, в-третьих, им нужно копить деньги на свадьбы детям, а детей в семьях помногу.
Как я уже говорил, поселок возник при разработке серного месторождения. Но запасы руды выработали, и люди в поселке остались без работы. Они брошены руководством республики на произвол судьбы. Для многих эти места стали родными. Был в Дарвазе участок геологоразведочного управления. Теперь и его не стало. Работы в поселке нет, и о людях никто из руководства не думает. Лишь немногие нашли работу в 63 км от Дарвазы, в поселке Ербент. Я спросил молодого и здорового туркмена о работе.
- Я не работаю, - был ответ.
- А на какие средства живете?
- Старики получают пенсии. Продаем шерсть, мясо верблюдов и баранов.
В Дарвазе электроэнергию подают от дизельной электростанции лишь с вечера и до полуночи. Телевиденья нет. Телевизионные приёмники не улавливают на таком расстоянии телепрограмму из Ашхабада. А можно было бы построить небольшой ретранслятор или станцию спутникового телевиденья, какие есть, скажем, почти во всех горных кишлаках Памира. Можно было бы организовать для населения поселка артель национальных промыслов керамики, чеканки по меди, изготовления изделий из шерсти, кожи, пошива национальной одежды, тканья ковров, пошива обуви. Ведь даже в Ашхабаде не найти изделий национального промысла, которые хотелось бы увезти с собой на память о Туркмении.
Рядом с поселком есть глубокий провал. На дне в нем вода и бурлящий природный газ. Газ горит. Рядом с поселком открыто месторождение газа, а в Дарвазе газа нет. Ежегодно в каждом доме сжигается две машины дров. Вырубаются саксауловые деревья, оголяется пустыня. Практика вырубки саксаула процветает из года в год. Уже почти исчезли заросли черного саксаула (он крупнее белого). Раньше вырубали саксаула меньше. Теперь вездеходной техники стало больше, и на ней можно проникнуть в любой дальний уголок пустыни. Экологическая обстановка в Каракумах с каждым годом ухудшается всё сильней. Пока пустыня еще сопротивляется благодаря своей суровости. Но машинные колеи в пустыне напоминают о наступлении современной цивилизации. Я читал, что самые крупные образования голых барханных песков вдоль Амударьи не есть результат естественных образований такого ландшафта, а результат деятельности человека. Голые пески там протянулись шириной в несколько десятков километров и длиной в триста километров. Там барханы почти лишены растительности. Люди приамударьинских оазисов – вот истинные виновники оголения пустыни. Теперь вот построили по центру Каракумов дорогу, которая приведет сюда со временем технику, людей, скот. Появятся новые поселки, а с ними и новые пространства солончаков и голых песков. Обывателя мало интересует будущее земли, на которой он живет. После меня, хоть потоп, - таков чаще всего принцип человека. Ему жаль землю, но алчность пока более сильна, чем жалость. Ведь им нужно жить, нужно кормить семьи. А для этого нужно все больше осваивать новые пространства. Человечеству тесно. Пока человек только и делает, что берет. На отдачу не хватает ни средств, ни производственных мощностей. К счастью люди ещё не всесильны перед дикостью природы и пока ещё 90% песков укрыты хоть какой-то растительностью.
В Дарвазе мы пробыли три часа, и ещё за два часа езды мы успели проехать 5 км. Миновали Унгуз – линию солончаковых впадин, рубеж – разделяющий Заунгузские Каракумы (Северные) от Центральных (Низменных). Таким образом, можно подвести черту под тем, что же представляют собой Заунгузские Каракумы в целом. Это огромная равнина, сложенная песчано-глиняными отложениями древней Амударьи. На юге, востоке и западе Заунгузские Каракумы высоко приподняты и ограничены от окружающей местности обрывами-чинками. К сожалению, эти живописные чинки нам увидеть не удалось, как и глубокие впадины, по вполне понятным причинам – автодорога обходит эти места. Наиболее характерной чертой Заунгузских Каракумов являются «кыры» - гряды, сложенные плотными отложениями древней Амударьи. В течение многих лет горизонтальная поверхность этих отложений перерабатывалась ветрами, растительностью, осадками. Под воздействием этих сил природы Заунгузские Каракумы стали волнистыми. Поверхность многих кыров усыпана щебнем, обломками коренных пород. Ветер, вода и растительность продолжают свою работу и сейчас. Они дробят коренные породы, выносят песок. Песок собирается в гряды, перекрывает межгрядовые понижения, заползает на вершины кыров. Поэтому на склонах крупных кыров образуется более мелкая волнистость.
ДОРОГА В ПУСТЫНЕ
Туркмения. Центральные Каракумы.
30. 10. – 2. 11. 1991г.
Путь наш пролегал теперь по ещё более пустынным Центральным Каракумам. Куда не глянь, здесь всюду пески, поросшие редкими низкими кустиками саксаула. Рельеф местности, в основном, равнинный, с невысокими грядами, буграми, ячейками. Саксаул любит расти на песках. Это удивительное засухоустойчивое дерево имеет два основных вида: песчаный или белый и солончаковый или черный.
Белый саксаул, названный так за светлую окраску побегов и ствола, растёт на бугристых и грядовых песках. Корни белого саксаула развиваются в двух направлениях: одни горизонтально - для поглощения влаги весной из поверхностных слоёв почвы, другие – вертикально, стремясь достигнуть глубоко залегающих пресных грунтовых вод. Длина корней белого саксаула может достигать десяти метров. Заросли белого саксаула издали кажутся светло-серыми. Белый саксаул самое засухоустойчивое растение песчаных пустынь. В зависимости от условий роста высота, диаметр ствола и величина кроны белого саксаула изменяется в сравнительно больших пределах. Если грунтовые воды близко от поверхности почвы и слабо минерализованы, он имеет древовидную, как черный, форму. Но на самых типичных и широко распространённых участках пустыни он представляет собой невысокий кустарник.
Чёрный саксаул по сравнению с белым – настоящий великан. Мощный ствол его достигает пяти, а то и семи метров. Побеги черного саксаула темно-зеленые, сочные, кисловато соленые на вкус. Джейраны и верблюды охотно поедают их. Впрочем, не пренебрегают горько-солеными веточками белого саксаула.
В отличие от белого саксаула, растущего на закрепленных песках, черный саксаул поселяется всюду, где есть близкие грунтовые воды. Но на бугристых и грядовых песках с глубоким залеганием грунтовых вод он встречается редко. Зато в древних руслах рек, в выдутых ветром низинах черный саксаул образует целые «саксаульные леса».
Оба саксаула в Средней Азии – огромная ценность: они дают топливо, по калорийности не уступающее каменному углю. Древесина у саксаула очень плотная, тонет в воде. Но ствол и ветки «дерева пустыни» хрупки - даже толстые сучья легко ломаются руками.
Всякий, кто видел саксаул, навсегда запоминает скрюченные и твердые, как камень стволы без коры и без листвы.
Другим наиболее заметным растением пустыни в осеннее время является арестида (по-туркменски селин). Эта зеленеющая, растущая пучками трава поселяется первой на голых барханах. Разросшийся селин внешне напоминает высокий, зеленый сноп, ростом с метр, а его корневая система занимает площадь в 20 – 25 кв. метров. Корни растения снабжены одним удивительным приспособлением – на них как бы натянута тоненькая защитная трубочка. Этот чехол растения создают из смеси песка и растительного сока. Развеет ветер песок, оголяя корни Селина, а растение не погибнет – трубочки будут долго защищать каждый корешок от лучей солнца. И вот ещё что интересно – корни селина расположены в песке несколькими ярусами. Один ярус развивается там, где находится нынешний горизонт влажности, другой выше или глубже, там, где влажный слой был раньше, третий корневой ярус в поисках влаги уходит совсем глубоко. Селин при отсутствии влаги может впадать в анабиоз в течение нескольких летних месяцев, т.е. полностью высыхать, а затем с появлением влаги вновь оживать. Вероятно, селин не нравится ни верблюдам, ни овцам в питании.
Если спросить любого обывателя или школьника, какие он знает растения пустыни, то наверняка услышим – верблюжья колючка. Однако это растение не является типичным растением песчаной пустыни, растет чаще всего как сорное на обочинах дорог, вблизи арыков, по краям полей, на городских пустырях и т.д. Увидеть же верблюжью колючку в песках почти невозможно. Скорей она там, если и росла, то, как исключение из правила. Верблюды не слишком то любят её и предпочитают есть более сочные и менее жёсткий саксаул. Но если нет ничего съестного, то верблюду ничего не остаётся, как есть хоть и сочные, но колючие веточки верблюжьей колючки. А верблюжьей оно названо не потому, что это любимая его пища, а потому, что её кроме верблюда некто не ест. Правда, один раз я видел, как осел нехотя разжевывал, положенный возле него куст верблюжьей колючки.
В 60 км от Дарвазы есть небольшое поселение Камдарлы. В нём три юрты и небольшой глинобитный дом. Вокруг этой чабанской стоянки голые пески. Лишь кое-где на барханах зеленели кучки селина. С бархана к поселению спускалось длинное многочисленное стадо баранов. В большом загоне виднелись выступающие над поверхностью бетонные кольца колодцев. Доехать до поселения нам не удалось – колеса вязли в песке. Поэтому велосипеды оставили у дороги, а сами пошли к двум чабанам. Они поили овец. У двух новых колодцев стояли бензонасосы. Третий колодец старый, и его стенки выложены из жердей саксаула. Колодец обнесен частоколом из жердей. Глубина колодца метров двадцать. Воду из этого колодца доставали древним способом. Большую кожаную ёмкость таскал через блок на длинном канате старый верблюд. Один из чабанов следил за движением кожаного мешка в колодце, а другой водил верблюда. Движение от колодца и к колодцу верблюд повторял уже не одну тысячу раз, и, потому его движения были уже четко отработаны. В ноздрю верблюда вставлена палочка, к ней привязана веревка, с помощью которой управляли верблюдом. Тяговый канат обвязан по окружности груди верблюда перед горбом. Верблюд медленно тянул емкость с водой из колодца. Затем погонщик резко забегал в сторону, разворачивая верблюда, и тем самым прекращал его поступательное движение. В это время второй чабан ловко подхватывал кожаный мешок за крестовину из палок и выливал воду в деревянное корыто. И так много раз подряд.
Овцы побаивались нас и не подходили к воде. Но как только первая овца жадно припала к воде, все остальные забыли об осторожности и плотно обступили корыто с водой. Вода из колодца солоноватая. Чабаны по-русски не говорили. Несколько заданных мною вопросов натолкнулись на полное их непонимание. Они жестом пригласили нас на чай, но лишь после того, как управятся с делами в отаре. Мы не стали мешать работе, и пошли фотографировать барханы. В песках мы нашли пару старых лаптей, сшитых вручную из кожи. Туркмены называют их чока. Побродив по барханам и сделав несколько фотоснимков, мы пришли к юртам. Амандерды Шамедов, - так зовут чабана, - пригласил нас в юрту. Обтекаемый верх юрты укрыт черными шерстяными кошмами, а цилиндрическая стенка закрыта матами из тростника. Нас угостили молочной вермишелью с примесью каких-то темных крупинок. Затем мы пили верблюжий чал с каймаком и жирным, ни то сыром, ни то творогом. Кухня кумли не изобилует сложными блюдами и не блещет разнообразием. Приготовление каждого блюда не требует много времени, они, как правило, просты и готовятся на костре примитивно и бесхитростно. При этом используются продукты животноводства. Мясо барана или верблюда не каждый день. Огородов в пустыне нет, а потому овощи только привозные и не в достаточном количестве употребляются в пищу кумли. В общем, пища кумли разнится от пищи жителей оазиса.
Поблагодарив за обед, мы отправились в путь дальше. В дорогу нам дали матерчатую сумочку с сыром. Чабан сказал, что этот продукт они называют сюзьмэ, а русские – чекизе.
В этот день в песках мы нашли большую деревянную ложку – сусок. Ей не менее ста лет, и, может быть, её утеряли караванщики. Кому принадлежала она, кому готовили с её помощью жирный плов или сытную шурпу, теперь не узнать. Свидетелем, каких застолий она была, тоже останется загадкой. От времени древесина ложки почернела и потрескалась, а верхний слой размягчился. Но благодаря сухости климата пустыни и жировой пропитке она осталась целой, и вот теперь попала нам в руки в качестве сувенира. На ночлег остановились, не доехав до поселка Ербент 20 км. Палатку опять поставили в песках, заехав за бархан. Вновь дым костра уходил в бездну черного звёздного неба белям столбом. Вновь пламя костра высвечивало песчаный круг и причудливые ветви саксаула. На жарких углях костра варился суп, а в бидончике кипятился чай. Разговаривали негромко. Тихо звучала песня из радиоприёмника. Опять долгий и неспешный ужин под луной и сон в палатке.
Всё съестное забрали с собой в палатку. Остатки супа подвесили на сук саксаула. Ночью приходят непрошенные гости: ежи, песчанки, тушканчики. Могут прийти шакалы, лиса или даже волк. Юра уснул сразу. Я же слушал по радио новости и попивал из фляги зеленый несладкий чай.
Утром, недалеко от места ночлега, увидели на дороге верблюда. Ночью его сбила машина. Бедняга сидел в луже крови с перебитыми передними конечностями и окровавленным глазом. Он сидел на дороге и жалобно смотрел на нас. Было его жаль, но ничем помочь ему мы не могли. Въехав в посёлок Ербент, сообщили об этом нескольким его жителям.
Перед въездом в поселок мы встретили большое стадо верблюдов, численностью в двадцать особей. Посёлок Ербент мы увидели в окружении барханного круга шириной в 1,5 – 2 километра. Песчаные волны покрыты причудливой ветровой рябью. Редкие зеленые снопики селина виднелись в этом море песка. Такая пустыня образовалась в результате того, что по ней ежедневно прогоняют скот. Животные здесь непросто разрыхляют поверхность. Они разбивают пески, разрушают корневую систему илака, ломают корни деревьев и кустарников. По пути животные поедают каждую съедобную травинку и куст саксаула. Обнажившаяся разрыхленная поверхность становится добычей ветра. Ветер развивает пески, покрывает их поверхность рябью, собирает в барханы.
Я выбрал бархан повыше, взобрался по его склону, сел на вершине и стал осматривать окружавшую панораму. Формы барханов самые разнообразные. Я снял ботинки и по теплому песку босиком побрел назад к велосипедам.
Поселок Ербент словно тонул в волнах песка. В центре его мы нашли магазин и водопроводный кран. Этот поселок, вероятно, возник значительно позже посёлка Дарваза. Он имеет более современный вид. Здесь деревья с листвой, зелёная трава. Дома тоже имеют иной вид. Многие из них с двух и четырёхскатными крышами под шифером. Возле домов, и особенно в районе участка Каракумского геологического управления, зеленые лужайки.
- Значит, здесь есть большая вода из артезианской скважины или водовода, - сделал я заключение.
Зелень деревьев, побеленные известью дома придавали поселку иной вид в сравнение с унылой, голой и серой картиной, какую мы видели в Дарвазе. По поселку проложена асфальтированная дорога, есть сеть промышленного электроснабжения. По численности жителей Ербент всё же уступает Дарвазе.
Пополнить запасы продовольствия в магазине здесь также не удалось. Опять мы попали в обеденный перерыв. Но продавца мы нашли рядом, в овощном складе. Он перебирал гнилую и грязную картошку.
- Ничего нет в магазине, - сказал он нам.
Задерживаться в поселке смысла не было, и мы опять выехали на Каракумский тракт. Теперь вдоль дороги стали мелькать столбы линии электропередач. Полуденный зной нарастал с каждой минутой. Нельзя сказать, что жара была нестерпимой, но спрятаться от солнца на привалах было негде. Вокруг только небольшие кустики саксаула, отбрасывающие жидкую тень на горячий песок. Запас воды у нас был полный. Остановились у дороги, вскипятили чай. Не удалось нам встретить за всё время ни каракурта, ни фаланги, да и змеи встречались только на асфальте. А вот черных жучков, проворно бегавших на длинных лапках, видели повсеместно. Вот и теперь их торопливые бега раздражали нас, т.к. они лазали отовсюду и везде. Своим поведением они напоминали мне тараканов, а видом они походили на пауков.
В одном месте, на дороге у автомобиля обедали двое инспекторов ГАИ. Нас они угостили двумя бутылками газированной воды. Мы впервые увидели полторалитровые пластиковые бутылки, и милиционеры утверждали, что их не сможет раздавить при наезде даже грузовой автомобиль. Эту воду продают в Ашхабаде по цене 1 рубль 50 копеек за бутылку. Это очень дорого, если сравнить с тем, что пол литровая бутылка минеральной воды стоит только 28 копеек. «Ашхабадская» была обычной питьевой водой из артезианской скважины. Иностранная фирма, построившая завод, делает из воды хорошие деньги. Люди вынуждены покупать, т.к. пить воду из Каракумского канала не безопасно для организма.
Потом нас остановила одна семья, ехавшая на «Жигулях». Они спросили нас: «Чем можем помочь?».
Мы попросили изоляционной ленты, т.к. у моего велосипеда лопнула покрышка. За всю дорогу мы встречали только доброжелательных людей. Шоферы грузовых машин, водители легковых авто, милиционеры, чабаны и просто жители, включая и молодежь, старались, без всякой просьбы, оказывать нам какую-нибудь помощь. А если мы поднимали руку, то не было случая, чтобы кто-то не остановился. Часто было, что водители останавливались сами и предлагали подвезти.
Между тем, сила ветра после полудня постоянно нарастала, и мы боялись, что попадем в песчаную бурю. В некоторых местах через дорогу мело песок, как зимой снежную позёмку. В воздухе повисла серая пыль. Такие явления природы в этих краях не редкость. По статистике число таких дней в году доходит до сорока при средней их продолжительности до 300 – 350 часов. К счастью к вечеру ветер утих. Мы добрались к посёлку Бахардок. И вокруг этого поселения людей также возвышались голые барханы. Аул Бахардок старый, и расположился он по обе стороны от дороги. Беспорядочные постройки глиняных домов с плоскими крышами, кипы сухих саксауловых стволов и веток, загоны для верблюдов и овец, беготня ребятишек – такая вот картина открылась перед нами с дороги при въезде в поселок. К тому же над аулом стоял рев верблюдов и крик ослов. Один мальчишка принес нам прямо на дорогу черпак с верблюжьим чалом, и мы напились его «до нехочу». Мы стояли на дороге и думали: «Куда податься на ночлег?» Не сомневались, что если бы попросились к кому- либо в хижину, то нам не отказали в ночлеге. Закон гостеприимства в Туркмении пока соблюдается ещё свято. Но мы не воспользовались этой возможностью, а направились к расположенному в отдалении небольшому поселку с аккуратными домиками и зелеными деревьями. Этим поселком оказался городок Каракумского геологоразведовательного управления, занимавшегося в основном разведкой газа, нефти и пресной воды. Нас зразу заверили, мы можем заночевать в ведомственной гостинице, и, когда я обратился с этой просьбой к директору, тот дал распоряжение поселить нас туда. Гостиница занимает половину щитового дома. Это скорей дом для прикомандированных, чем гостиница. В одной из двух комнат стоят три кровати, в другую мы загнали свои велосипеды. В кухне стоят холодильник, газовая плита, электроплита, электрочайник и всякого рода посуда. Кроме нас – никого. Для того чтобы приготовить суп, нам понадобилась картошка, и я послал сына к соседке. Та оказалась человеком добрым, и принесла нам на ужин гречневую кашу, мясо, салат. Она же предложила нам помыться в душевой, когда увидела, что мы моемся водой с кружки.
Вот таким образом мы устроились с комфортом на ночлег. Для того, чтобы понять цену воды, нужно побывать в пустыне. Для того чтобы узнать цену домашней постели, нужно поспать в палатке. Ценишь то, что теряешь, либо то, чего не имеешь.
Утром мы позавтракали в столовой геологов. И здесь проявилось гостеприимство туркмен. Мы попросили повара дать нам булку хлеба. Тот вначале отказал мне, приняв за своего рабочего, но потом сказал:
А!? Это гости!? – и выдал нам хлеб.
В семи километрах от поселка Бахардок есть небольшой, хорошо озеленённый аул Чалыш. За аулом началась долина какой-то древней, давно исчезнувшей реки. В России такие высохшие русла называют старицами. Ширина долины в пределах двух километров. Пески окружили эту долину с двух сторон, и нам хорошо были видны желтые барханы с низкой саксауловой растительностью. Но в долине сравнительно плодородный для земледелия грунт. Залитые водой зеленые поля, виноградники, канал, заросший тростником – такая картина навела нас на мысль, что пустыне конец, и теперь мы будем ехать по обжитому и населенному району, где есть дыни, арбузы, гранаты и другие овощи и фрукты. Но, нет… Этот небольшой оазис, как начался, так внезапно и кончился.
И опять пошла пустыня. Дорога шла по-прежнему по долине той же древней реки. Потянулись скучные, равнинные глиняно-песчаные ландшафты. Саксаула не стало, а вместо него кое-где росли полукустарниковые растения.
Обедать мы устроились прямо у дороги на песке. Под жарким солнцем расстелили одеяло, вскипятили кое-как чай. Потом занялись ремонтом втулки заднего колеса. В этом путешествии мой велосипед ломался часто. К счастью удавалось восстанавливать его работоспособность, и мы ехали дальше.
После полудня ветер изменил своё направление на противоположное, что для нас стало хуже. К счастью, и вчера и сегодня не дошло до того, чтобы песок подняло в воздух.
От Бахардока до Ашхабада 105 км, и нам хотелось доехать, а вернее, не доехать до столицы километров десять, заночевать, а утром въехать в город. Километров за тридцать до Ашхабада начали появляться бахчи с камышовыми навесами и шалашами, виднелись вдали песчаные валы каналов, пирамидальные тополя, но аулов пока видно не было. Близился вечер. Чтобы доехать к пригороду Ашхабада, требовалось еще часа два. Наш план, максимально приблизится к городу, срывался. И опять нас выручала туркменская отзывчивость и добродетель – остановился КАМАЗ, и водитель сам предложил воспользоваться его самосвалом.
Довез он нас до нового пригородного поселка Северный. Частные особняки здесь ещё только строились, и они не были похожи на те, что мы видели в аулах и поселках пустыни. Строили в Северном просторные дома или даже виллы из силикатного и красного кирпича по европейским проектам. Тот, кто здесь строил жилье, имел немалые деньги. В окнах одного дома, выглядевшем скромнее других, горел свет. К нему-то мы и подкатили. Хозяин с сыном таскали через блок глину на крышу недостроенного сарая. Хозяин не очень-то был рад нашему появлению – мы помешали ему работать. Но в ночлеге нам он не отказал. А может, он был слишком занят работой, и оттого казался невозмутимым и серьёзным. Хозяин дома вымыл руки от глины и показал место в сарае, куда мы закатили своих железных коней. Я взял с собой банку тушенки и арбуз. В новом доме торжествовала пустота. В комнате стоял только старый черно-белый телевизор, пол устлан кошмами. Четверо детей, один меньше другого, седело в углу на матрасах. Самому старшему, тому, что тягал вместе с отцом глину, всего лет двенадцать. Девочка, возраста начальных классов, писала что-то в тетрадке, лежа на полу – стола ведь нет. Мой сын, улыбнувшись, прошептал мне: «Они даже уроки делают лежа».
Поужинали, сидя на полу у телевизора
- А Вы где работаете? - поинтересовался я.
- Сторожу трубы и кооперативное хозяйство. Но это временно. Платят мало. Живем за счет хозяйства. Держим верблюдов, продаем летом чал, сыр, молоко. Летом сюда ездило много народу, торговля шла хорошо.
Спать легли на том же месте, где и ужинали. Утром мы сходило к верблюдам, и сфотографировали семью Курьяты Бабаева на фоне его хозяйства. Выехали. Из ворот домов окраинных улиц мальчишки в это время выгоняли на пустыри овец и даже верблюдов.
Через пять километров мы доехали до Каракумского канала, пересекли его и оказались в центре столицы Туркмении, не проспекте Свободы. Два года назад мы уже были в Ашхабаде. Тогда побывали в историческом музее, республиканском ВДНХ, в парке, осмотрели основные достопримечательности. Теперь мы не обнаружили на центральной площади памятник В.И.Ленину. А ведь ещё два года назад мы и не предполагали, что такое может случиться. Не знаю, чем обижены туркмены на советскую власть? Ведь туркмены никогда не имели своей государственности, и именно советская власть дала им это. Кем были туркмены до Социалистической революции? Кочевниками. Когда был построен Каракумский канал имени Ленина, благодаря которому были освоены многие пустынные районы?
За десять дней, проведенных в пустыне, мы отвыкли от городской суеты, городского шума и городской атмосферы. Как обычно, в Средней Азии мы первым делом проехали на рынок. Нам очень хотелось поесть дыни, арбуза, фруктов. Но сделать это сразу не удалось. Наш внешний вид и нагруженные рюкзаками велосипеды привлекли внимание горожан и корреспондента местной прессы. Допрашивали нас целый час. Кто и откуда мы? Где работаем и учимся? Каковы впечатления о Туркмении? Мы показывали наш маршрут на карте, рассказывали о ночлегах. Нам принесли дыню и виноград. Удивительно было то, что даже в столице нас заметили в толпе и считали гостями республики. Было приятно осознавать, что люди понимают, интересуются, удивляются и приветствуют наше путешествие. Через час нас оставили в покое, отвели в весовую, напоили чаем и накормили.
Велосипеды мы оставили в весовой, и без них свободно бродили по базару. Прилавки ломились от изобилия овощей и фруктов, но цены! Дыней и виноградом нас угостили, оставалось купить гранат. Съели по шашлыку, и выпили зеленого чаю в чайхане. Договорились, что вечером пойдём ночевать домой к весовщику. Теперь нужно было позаботиться о билетах домой. В кассе Аэрофлота билетов на ближайшие дни на Донецк, Ростов или хотя бы на Минеральные Воды не было. На железнодорожном вокзале у касс тоже была масса народу. Поездов из Ашхабада уходит не много, и идут они в двух направлениях: к Чарджоу и к Красноводску. В путешествии 1989 года наш паром в Каспийском море попал в шторм. Юра перенёс качку плохо. Поэтому на этот раз он никак не соглашался ехать домой через Каспий и Баку. Путь поездом через Чарджоу, Астрахань и Волгоград длиннее, но был невозможен из-за отсутствия билетов. Пришлось всё-таки брать билеты на Красноводск, потом плыть на пароме в Баку и опять ехать поездом к Ростову. Но даже на Красноводск взять билеты удалось лишь, выстояв длинную очередь.
В мытарствах за билетами мы потеряли большую часть дня, и в Ашхабаде на этот раз видели лишь то, что наблюдали с колес велосипедов. Правда, видели ритуал возложения цветов молодоженами к памятнику туркменскому поэту Махтумукли. Интересно отметить возрождение традиционного обряда свадебной церемонии туркмен. Лишь две невесты из десяти пар были одеты в белые подвенечные платья. Остальные - в национальные одежды с паранджой.
Мы вернулись на рынок и извинились за то, что не сможем пойти в гости к весовщику. Ахмед собирался ехать с нами, чтобы купить в авторемонтном заводе автомобиль УАЗ-450. Видно ему очень хотелось в период инфляции побыстрей вложить деньги в автомобиль.
- А знаешь ли ты, сколько стоит УАЗ? – спросил я. Я думал, что машина стоит тысяч пять-семь.
- Знаю. Около 90 тысяч рублей. Пока, - сказал Ахмед.
После этих слов настала моя очередь удивляться.
- Откуда у этого базарного весовщика столько денег? Ни образованием, ни умом, ни положением в обществе он не выделяется, - спрашивал я себя.
Мы отговорили Ахмеда ехать с нами, и обещали написать ему о возможности покупки нужного ему автомобиля в нашем городе.
При посадке в поезд, купейный вагон, в который у нас были билеты, оказался плацкартным. Более того, он был набит пассажирами хуже общего вагона. В нем не только лежать, но и сесть было негде. Я обратился к проводнику, но тот сказал, что ничего сделать не может. Обращение в кассу, к дежурному администратору вокзала, к бригадиру поезда ни к чему не привело. Это была продуманная афера. Добиться чего-либо перед отправкой поезда было невозможно – время ограничено. На разнице стоимости билетов кто-то неплохо «грел руки».
После Кызыл-Арвата пассажиров в вагоне поубавилось. Из незакрывающегося окна сильно сквозило. Под утро я продрог.
Красноводск встретил нас сыростью, ветром и прохладной погодой. В небе мчались осенние облака. От вокзала мы переехали на автобусе в порт, заплатив за пятикопеечный маршрут по рублю. При посадке на паром тоже творился откровенный грабёж. Кто-то пустил слух, что паром отходит, хотя он и не собирался этого делать. Кто-то в толпе подал идею, не дожидаться очереди в кассе, а идти на посадку. А там работали опытные люди. Одна женщина рассказала, что с неё взяли плату дважды. Первый раз – когда она заходила на причал отдала 25 рублей, а потом её не пускали на трап, пока она не отдала ещё 15 рублей. Билет стоит всего 15 рублей. Нам удалось избежать этой участи. Мы не клюнули на эту «утку» и взяли билеты в кассе. Паром после посадки пассажиров простоял в порту еще пять часов. В пассажирском салоне стояла ужасная духота, неприятно пахло потом и не хватало кислорода. На палубе - холодный ветер. Сосед справа страдал от голода. Дал ему банку мясных фрикаделей. А вот с чаем дело было хуже. Негде было взять кипятку. Но даже, когда открылось кафе, кипятку нам там не дали. Паром принадлежит Бакинскому пароходству, и обслуживали его азербайджанцы. Их наглая кавказская предприимчивость и враждебность по отношению к русским проявлялась во всём. Вот случай. Я послал сына в чайхану с флягой и деньгами за кипятком. Но он возвратился без кипятка. Я пошёл сам. Спрашиваю у чайханщика:
- Почему ты не налил во флягу кипятку. Я ведь плачу за кипяток, как за чай.
- Не буду я наливать во флягу, - с раздражением в голосе сказал тот, ссылаясь на то, что у неё узкое горлышко.
- Давай я сам налью, - сказал я.
- Попробуй, но если прольешь, то будешь платить за это, - с ещё большей злобой сказал чайханщик.
- Хорошо, - согласился я, - и налил во флягу, не пролив ни капли.
- Возьми деньги, - сказал я. Он молча взял рубль.
Думаю, что туркмен никогда бы не взял деньги за кипяток, а азербайджанец взял.
За время путешествия мы пристрастились к чаю. Вместе с соседями мы быстро опорожнили флягу.
Другой случай. Пожилая азербайджанка кипятила воду в электрочайнике. Я попросил её вскипятить воды и нам.
- Чайник не мой, - нагло соврала та.
- Но вам же она дала. Вскипятите нам воды, - попросил я еще раз.
Той азербайджанке нечего было сказать, и она просто промолчала, но кипятку не дала.
Отошли от причала только после полудня. Ветер немного успокоился. Паром шел, плавно покачиваясь. Плыли всю ночь. Сосед справа нализался в баре спиртного, и, сняв туфли, нагло разлегся на двух сиденьях. Его потные, давно не стираные носки, разносили в, и без того, несвежем воздухе, тошнотную вонь.
Высадились в Баку далеко за полночь. В автобус сесть не удалось. Кто-то из оставшихся пассажиров вызвался кратчайшим путём довести нас к железнодорожному вокзалу, и мы, взвалив на себя тяжелые рюкзаки, потащились по мокрым улицам. Баку красив. Прошли по бывшей площади 26-ти Бакинских Комисаров. На ней уже нет известного в прошлом мемориала.
На вокзале к нам привязался какой-то аферист, предлагая услуги по покупке билетов на поезд. Ведь кассы до утра были закрыты. Взяли без проблем билеты в кассе на поезд Баку – Симферополь. Моросил густой мелкий дождь. Мы в Баку второй раз, и второй раз этот южный город с засушливым климатом встречает нас дождем и холодом. Второй раз мы в Баку, но хорошо с ним так и не познакомились.
Перед посадкой в вагон купили несколько килограммов гранат. Лишь к вечеру следующего дня прибыли в Ростов. Доехали без приключений. В пути доели последние консервы. С продуктами питания в Азербайджане и Дагестане плохо. Купить что-либо съестного в буфетах на перронах невозможно. Продавали лишь кое-что спекулянты по ценам в два-три раза выше государствееных. 0дин аварец вечером купил курицу за 50 рублей, но хлеба в ресторане не оказалось. Днем спекулянты продавали булку хлеба по три рубля, в то время как в магазине она стоит 70 копеек. Только в Краснодарском крае на перронах появилось кое-что из еды.
В Ростове пришлось ночевать в зале ожидания вокзала - автобусы на Красный Луч уже не шли. Посреди зала ростовские урки сдвинули скамейки и спокойно распивали водку. К этому кабаку не подошёл ни один страж порядка. Зато проститутки, урки подходили, о чем-то договаривались, отходили свободно.
Утром сели в автобус, и через пять часов прибыли в родной город. Так закончилось наше путешествие по Каракумам. В тот период, когда мы страдали от жары, у нас в Донбассе стояла холодная погода с десятиградусным морозом. К нашему приезду потеплело, но снег на полях еще не растаял. Вот так, за три дня мы из лета попали в зиму.
Прошло немногим больше месяца. И вот уже вместо песчаной поземки крутит за окном снежная вьюга. Не от жары и жажды страдаем мы вне дома, а от холода. Морозный ветер пронизывает одежду, воет в печных трубах, несет белый снег. Я переписываю свой дневник, вспоминаю о Туркмении, думаю о лете и новых маршрутах путешествий.
ХОХЛЫ И КАЦАПЫ НА ЮГЕ РОССИИ
Россия. Ростовская область и Краснодарский край. Приазовье.
26 – 30 июля 1998 года.
В последние дни июля температура доходила до 42°С. Жарко. Мы выехали из славного города Азова и направили колесо своих велосипедов по маршруту: с. Кагальник – с. Семибалки – с. Маргаритово. Дорога здесь проходит по равнинному побережью Таганрогского залива Азовского моря. От дороги до залива всего несколько километров. Берег обрывист. Водная гладь манит к себе. Хочется искупаться и охладить разогревшееся тело. Но спуск к морю и обратный путь к дороге займут время и силы, а легче нам будет от жары лишь у моря. С питьевой водой в этих краях плохо. Наполнить водой фляги можно лишь в селах, а они, как правило, удалены от дороги и стоят у моря. Села Семибалки и Маргаритово стоят тоже в стороне от шоссе. Перед ночлегом нужно обязательно запастись водой. Ведь без воды не поужинаешь и не позавтракаешь.
- Проедите два моста. Через три километра, за вторым мостом, слева стоит ферма. Перед фермой колодец с хорошей пресной водой, - объяснил нам местный шофер грузовика.
На пути к этому колодцу увидели село. Свернули с шоссе и подъехали к ближайшему сельскому подворью. Там по-хозяйству «крутилась» женщина.
- Водички можно набрать? – спросил я.
- Можна. Та нэ знаю чи понаравыться вона вам?
Она принесла из колодца ведро чистой и холодной воды. Пили мы эту холодную воду от жажды с удовольствием, но чувствовали в ней неприятный привкус солей. Мы всё же запаслись этой водой.
- Найдём ли колодец у фермы? – думали мы.
Поскольку хозяйка двора говорила на смеси украинского и русского языков, то я спросил её:
- А что, здесь украинское село?
- Яки украинци? Мы такых нэ знаем. Мы хохлы.
- Так это одно и тоже. Русские всех украинцев называют хохлами, - сказал я.
- Ни. Хохлы, цэ козаки. Их ще двисти рокив назад сюды пэрэсэлылы з Запорожья. За тэ, що воны носылы на голове хохолкы их тут назвали хохламы. А русских казаков хохлы называлы кацапамы. Русские носылы бороды как у цапа – козла (как цапы). Я сама русская, но вжэ прывыкла говорыты як тут.
Мы проехали от села по шоссе еще метров сто и свернули влево к ферме, где действительно был колодец с хорошей водой. Вода там оказалась не соленой и немного газированной углекислым газом. Это мы поняли, когда вода подогрелась, и из неё в бутылках стали выделяться пузырьки газа.
Водой затарились в полном объёме, и, как оказалось, не напрасно. Последний населенный пункт в Ростовской области Порт Катон, а дальше пошла грунтовая дорога. От Порт Катона до ближайшего села Ейское Укрепление 25 км, и доехать до него к вечеру мы не успевали.
Земли, по которым мы сегодня проехали, это сельские районы с плодородными чернозёмами и огромными полями пшеницы, кукурузы и подсолнечника. Поля поделены на квадраты лесополосами. От села до села здесь десятки километров. Когда смотришь на эти просторы, то думаешь: «Как же здесь широко и привольно!». Пшеницу и рожь уже скосили. Остались дозревать лишь кукуруза да подсолнечник.
От жары и езды очень устали. От большого количества выпитой воды у Юры разболелся живот.
Остановились на ночь в лесопосадке. Поставили палатку. Тщательно очистили от листвы площадку для костра. Кругом сушь, и вспыхнуть всё может в одну минуту, как порох. Даже вечером не было спасения от духоты. Вокруг тишина. Стрекотали лишь сверчки, да где-то далеко лаяли собаки.
Мы поужинали и вышли из посадки на поле. Сели на кипу соломы пить чай. Такая тишина для городского человека удовольствие редкое. Усталость, приятная истома от ужина и горячего чая разлилась по телу. Мы влезли в палатку, но уснуть сразу не удалось – душно.
И 27 июля день был не менее жарким. Температура за сорок градусов держалась большую часть дня. В небе ни облачка. Асфальт на дороге разогрелся и стал излучать жар. Смола в асфальте размякла. Ехать по мягкому асфальту стало тяжелей.
Выехали к Ейскому Укреплению. Село небольшое, аккуратное, с добротными кирпичными домами. Народ живет здесь зажиточно, и сельчане не похожи на крестьян Центральных областей России. Хозяйства и подворья содержатся в чистоте, да и сами жители одеты чисто и аккуратно.
У водопроводной колонки, куда в полдень пригоняют на водопой коров, мы помылись, постирали одежду и тут же её одели. Стало немного легче. Но через полчаса одежда высохла, и опять летний зной окутал наши тела.
Спросили в одном дворе, где можно купить молока, и нам тут же налили его бесплатно два литра.
За Ейским Укреплением дорогу окружили болота, поросшие тростником и камышом. Справа и слева, насколько видел глаз, просторы Ейского лимана. Там, где нет тростника, на поверхности воды плавают дикие утки, гуси, лебеди, чайки и прочие птицы. Справа, у дороги, канал. Он небольшой и неглубокий. Дно в нем илистое, мягкое, в воде много водорослей, плавают стайки рыб. Искупались. Вода тёплая. Видели несколько ярко красных стрекоз, и были этим удивлены. Ранее встречал лишь серых, зелёных, синих стрекоз, но не красных.
И дальше были удобные для купания места. Местный народ приезжает сюда на авто порыбачить в каналах. Сам лиман огромен и непроходим. Это рай для водоплавающих птиц и рыб.
Пересекли большой канал со шлюзами. Через 10-15 км станица Старощербинская. Станицами в Краснодарском крае называют райцентры и крупные села. Заехали на рынок. Местное население – казаки, говорят на смешанном русско-украинском языке. У сырзавода увидели толпу людей и автоцистерну. Там продавали дешевую молочную сыворотку. Нам налили четыре литра бесплатно. Пить сыворотку лучше, чем воду, и полезно, особенно хороша она подслащенная. Но местные жители покупают её не для себя, а поят ею свиней.
От станицы Старощербинской наш путь уходит от моря вглубь степей к станицам Староминской, Каневской, Брюховецкой и городу Тимашевску. Между этими населенными пунктами приблизительно по 30 км. В этом году в этих степных краях неурожай на фрукты. Плохо здесь и с овощами. Воды для полива нет. Помидоры, огурцы и другие огородные культуры на полях здесь не сажают, а на приусадебных участках от жары они погорели. Вода здесь привозная, колодцев нет. Вероятно, грунтовые воды для питья непригодны. К полудню прибыли в станицу Каневская. Закупили на рынке домашние яйца, вяленую рыбу, огурцы, помидоры, картошку, изюм, арбуз, булки, хлеб и пять литров молока. Два литра охлажденного молока выпили вдвоём, не отходя от молочной бочки.
Автотрасса пересекает реки Челбас и Бейсуг. Купались в них. Текут эти реки тихо в широких заболоченных руслах. Вода в них до неприятного теплая.
До Тимашевска не доехали 10 км, и поставили палатку в вишневом саду технической базы совхоз-техникума Ленинского. Разожгли костер, приготовили на ужин вареную картошку, пожарили яйца, приготовили салат-ассорти. Были ещё к ужину простокваша, изюм, булочки. Словом, устроились хорошо. Рядом водопроводный кран, стол с лавками и сад. Нарвали и сварили на завтра компот из вишен и яблок. Утром прикупили ещё молока, яиц, помидоров.
Станица Старонижестеблевская специализируется на выращивании риса. Поэтому в её округе множество крупных и малых оросительных каналов. Кругом, залитые водой, рисовые чеки. Ведь рис, растение болотное. От испарений воды воздух здесь очень влажный, и, образовавшийся из-за этого местный микроклимат, совсем иной, чем тот, в котором мы ехали вчера. От влажности и жары дышать здесь ещё тяжелей. Весь край южнее Приморско-Ахтарска, Тимашевска, севернее Краснодара, Славянска-на-Кубани и Темрюка испещрён тысячами каналов, а побережье Азовского моря – это сотни квадратных километров болот, озер, лиманов, как пресноводных, так и соленых.
День и сегодня жаркий. Поэтому старались купаться в каналах и речках почаще. Иной раз солнце разогревало наши тела до такой степени, что казалось, вот нырну в речку, и вода зашипит. Окунёшься, освежишься в реке – хорошо, а через десять минут опять изнемогаешь от жары и обливаешься потом.
Утро 29 июля. Всё вокруг укрыто густым туманом. Разогретый и насыщенный влагой воздух ночью остыл, и влага сконденсировалась в туман. Явление это для южных степей, да ещё летом, уникальное. Ехать по дороге в густом тумане было опасно, и, потому мы держались как можно ближе к обочине дороги. На волосинках рук, на голове, рюкзаке собрались капельки росы. Одежда стала влажной. Было тепло и влажно, как в парилке или влажных тропиках. В тумане проехали по Славянску. Увидеть город не удалось. В районе Славянска от реки Кубань ответвляется Протока. Она уходит к Азовскому морю, петляя по степи добрую сотню километров и снабжая оросительные каналы водой. А Кубань по-прежнему держит путь на запад, впадая в море в районе Темрюка. Часам к девяти туман рассеялся и бесследно исчез, не образовав ни единого облачка.
День 30 июня был не менее жарким, чем все предыдущие. К полудню мы совсем сварились, а потому в станице Курганская попадали в тени местного сквера и пролежали там, отдыхая, часа два.
Город Темрюк стоит на Азовском море, и растянут вдоль шоссе километров на пятнадцать. Рядом с городом Курчанский и Ахтинизовский лиманы. Центр города стоит на холме. Его с запада омывает река Кубань. В Темрюке порт, и в нём базируются российские рыболовецкие суда Азова. У Темрюка начинаются Кавказские горы. Правда, здесь они имеют вид протяженной гряды холмов. От Темрюка недалеко и до Черного моря. От него до Анапы всего 50 км. Рядом и Крым. До Керченского пролива через Таманский полуостров 63 км. Там обширные виноградники и дынные бахчи. Туда-то и был направлен наш дальнейший путь в путешествии «Вокруг Азовского моря».
МАЛОИЗВЕСТНЫЙ КРЫМ
Крым. Керченский полуостров.
4. 08. 1998г.
Мы покидаем лагерь «дикарей» у горы Опук. Известно, что понедельник – день тяжелый. Проснулись рано. Свернули палатку. Выехали в путь с утренней прохладой, и тут же подверглись первому испытанию. Узкая полоса суши между морем и соленым озером Кояшское оказалась песчаной косой. Тяжело толкали по песку велосипеды несколько километров, пока не выехали на полевую дорогу, заросшую травой. От жары глина дороги потрескалась, образовав трещины, в которые проваливались даже колеса велосипедов. А трещины скрыты трава. Позже мы выехали в гаревую степь, огни пожара которой видели прошлой ночью. Дорога идет вдоль моря. Места безлюдные. Песчаная полоса берега усеяна мусором, выброшенным морем в штормовую погоду. Глинистый берег обрывист и высок.
Доехали до большого соленого озера Узунларское. Озеро гнилое, и выделяет сероводород, который пахнет весьма неприятно. На озере много чаек и каких-то крикливых птиц, чем-то похожих на маленьких доисторических птеродактеров. За озером свернули к морю. Искупались, отдохнули.
Доехали до полуразрушенной пограничной заставы. От неё пошла накатанная полевая дорога, которая привела нас к ещё одной пограничной заставе. Я думал, что и здесь никого нет. Но из здания заставы вышел мужик в шортах и тапочках, и начал махать рукой, чтобы мы остановились.
- Вы что не видите колючую проволоку и надпись «Въезд воспрещён»? Здесь закрытая зона. Возвращайтесь, - сказал он.
Куда? – возмутился я, и представил себе, что нам опять придётся преодолеть тот нелегкий путь, по которому прибыли сюда.
- Недалеко отсюда вы проехали развилку. Вот от неё и езжайте вправо. Она идет в Марковку, - сказал мне неизвестного чина и рода войск охранник «секретного» объекта.
Позже мы узнали, что в этом районе находится территория военного полигона, где проводятся учебные стрельбы ракет и артиллерии. Нам ничего не оставалось делать, как подчиниться, хотя внешний вид у этого постового был необычным. Дорога, которую нам указал, замаскированный под курортника, военный офицер, ужасная. По ней мы тряслись целый час. Справа все время маячило безжизненное озеро Узунларское. Его окружили, выжженные огнем, чёрные холмы. Издали они походили на невысокие вулканы. Т. о. мы удалились от морского берега вглубь степей Керченского полуострова Крыма.
Въехали в степной хутор. В нем десяток домов, и лишь в двух из них ещё теплилась жизнь. Остальной народ покинул сие селение. Пустует и животноводческая ферма. В одном из домов проживает семья крымских татар. Купили у них молока, и тут же его уничтожили. Дали нам и воды, хотя на хуторе она привозная. Наверное, у нас был весьма жалкий вид, т.к. девочка-татарка спросила у нас:
- Может, вы хотите кушать?
Мы от угощения отказались, и поехали дальше к Марковке, до которой от этого хутора два километра. Через полчаса мы выехали на шоссе Керчь - Феодосия.
ПОЗНАЮ И СРАВНИВАЮ
Путешествие по маршруту: Украина, Молдавия, Румыния, Болгария, Турция, Грузия, Россия с 6. 06 по 26. 08. 2001года.
Увидеть своими глазами берега легендарного Бофора, побродить по древним улочкам Стамбула, выпить стаканчик крепкого турецкого чая в небольшом ресторанчике – это ли не мечта любителя путешествий в дальние страны? А как приятно искупаться в теплых водах Средиземного моря, вкусить нежную мякоть сладкого персика или, лежа в тени ливанского кедра, слушать, как шумит в его ветвях морской бриз…
Конечно же, рассказывать об этом всё равно, что рассказывать о музыке. Понятно, что музыку нужно слушать, а мир природы – ощущать. Сколько не рассказывай – всё равно не ощутишь жару и холод, голод и усталость, радость и гнев. Но что поделаешь? Не все могут осуществить свою мечту – отправиться в путешествие. Для меня же вольные путешествия стали не просто увлечением. Это жизненная потребность. Покидаю своих родных, дом и город я уже не впервые. Желание своими глазами увидеть мир – вот что движет мною уже много лет. Однако до сих пор мои маршруты проходили в пределах территории бывшего СССР. Как ни велика его территория и разнообразен мир природы, всё-таки это одна страна, которую я по-прежнему считаю своей Родиной. Давно мечтал выехать в страны дальнего зарубежья. Хотелось бы побывать в Индии или странах Латинской Америки, в Таиланде или Австралии. Но даже в соседние европейские страны теперь не просто попасть. И дело не только в бедности. Раньше Советский Союз отгораживался от Запада «железным засовом». Теперь всё наоборот – Запад закрывает свои границы от граждан СНГ. Поэтому я долго размышлял, куда же у меня есть возможность поехать, и собирал информацию о правилах пересечения границ, об истории, географии стран, куда собирался ехать.
НАШ ВЕК -ВЕК ПУТЕШЕСТВИЙ
Я отправляюсь на велосипеде в своё первое странствие. Ведь странствовать – значит ездить по странам. Теперь мне предстояло освоить живой опыт общения с природой и людьми других стран. Путешествие – один из способов возвращения человека к природе. Медики утверждают, что человек должен находиться в окружении живой природы не менее 200 часов в год. Иначе здоровью будет угрожать целый букет болезней.
Итак, всё готово. Велосипед нагружен баулом со снаряжением, и я отправляюсь прямо от родного порога в неизвестность. Чем обогатит, чему научит, как будет испытывать меня путешествие за эти два месяца? Я еду один и должен осознавать опасность этого предприятия. Знаю, что в нашем прекрасном мире живут в основном добрые, отзывчивые люди с открытой душой. Но не перевелись ещё и всякого рода подонки. Я должен быть готовым ко всему. Главная цель - Турция. Но чтобы добраться до неё, придется пересечь с востока на запад всю Украину, южную часть Молдавии, Румынию, Болгарию. А чтобы вернуться домой я должен пересечь Грузию и часть России. На пути семь стран. 15 дней я добирался к турецкой границе. 32 дня провёл в Турции. 12 дней возвращался домой по двум странам СНГ. Весь маршрут составил 6980 км. Из них: 1200 км по Украине, 70 км – по Молдавии, 270 км – по Румынии, 366 км– по Болгарии, 3464 км – по Турции, 770 км – по Грузии и 840 км – по России.
Турция, как известно, находится на стыке двух частей света - Европы и Азии. Большая её часть находится на полуострове Малая Азия (97%), и лишь 3% - на краю Балканского полуострова, в Европе. Турция омывается четырьмя морями: Черным, Мраморным, Эгейским, Средиземным. Это в целом горная страна. Вдоль побережья тянуться горные хребты, которые изолируют Анатолийское плоскогорье и Армянское нагорье от морского климата. Вдоль берега Черного моря тянуться Понтийские горы. На юге находятся горы Тавра. Они отгораживают континентальную часть страны от приморской. На приподнятом горном плато, средняя высота которого 1000 метров, - сухой климат и почти нет лесов. Зимой здесь очень холодно. Зато в прибрежной полосе четырёх морей – субтропический климат. Здесь растут цитрусовые, теплолюбивые овощи и фрукты, чай и даже бананы.
ТУРЦИЯ - СТРАНА ТУРИЗМА
Турция становится все более популярной для отдыха страной. Ежегодно её посещают миллионы туристов. Этому способствует прекрасные сухой и теплый климат морских побережий, замечательные пляжи, множество исторических памятников архитектуры и экзотика Востока. Кстати, почти вся древняя Греция находится в Турции. Все слышали о легендарной Трое, но не все знают, что находится этот город в Турции. А многие ли знают, что Стамбул в прошлом назывался Константинополем, который, в свою очередь, был не только столицей Византийской империи, но и столицей всей Римской империи, затмив собою Рим.
Турки очень приветливый народ. Они уважают туристов и позволяют им делать даже то, чего не смеют сами, хотя бы потому, что туризм для страны – «золотая жила». Индустрия туризма, сервис здесь на высоком уровне. Туристы дают работу миллионам граждан Турции. Достаточно сказать, что 41% работающих заняты в сфере обслуживания.
Кстати, свои денежки привозят сюда и многие «новые русские», «новые украинцы», а не только немцы, шведы, финны, англичане, поляки и т.д. Я видел много русских в Стамбуле, Анталии и других курортных городах. Там можно частенько прочитать вот такие объявления по-русски у ресторанов, отелей, магазинов: «Пиво. Форель», «Русская школа и детсад», «Фабрика «Родина» предлагает». Однако у меня не было желания (да и средств) жить в дорогом отеле, питаться в фешенебельном ресторане и купаться в голубом бассейне. Дело в том, что если бы я даже целый месяц пролежал на лучшем пляже Турции, то отнюдь не мог бы получить право утверждать, что видел эту действительно удивительную страну. Я проехал по ней три с половиной тысячи километров, покупал продукты в тех же магазинах, что и турки, пил из маленьких стаканчиков крепкий чай в кофейнях с безработными мужчинами, общался с шоферами, крестьянами, полицейскими, жандармами. К сожалению, я не владею не только турецким, но и английским, немецким языками. Может быть, это и хорошо. Я молча созерцал действительность и визуально оценивал окружающую обстановку, объясняясь с населением в основном жестами и отдельными словами. Та информация, которую я получил дома из СМИ и периодической литературы, не подтвердилась. Я не имею в виду исторические или географические сведения, а информацию о криминальном и экономическом положении в стране.
ВСЕ ПОЗНАЁТСЯ В СРАВНЕНИИ
Я не буду сравнивать Украину с той цепочкой стран, которые я проехал. Из них только Молдавия и Грузия могут позавидовать Украине. Сравнение Украины с другими государствами не в её пользу.
Более месяца я пробыл в Турции, намотал на колеса своего старого «Спутника» тысячи километров. Турция была главной целью путешествия, и именно поэтому я попытаюсь сравнить «р;дну Укра;ну с басурманською Туреччиною», отнюдь не претендуя на истину в суждениях. Мой жанр: еду, смотрю, пишу. По Турции ехал так: Стамбул, Измит, Бурса, Бига, Чанаккале, Эдремит, Измир, Денезли, Анталия, Мерсин, Кайсери, Сивас, Токат, Никсар, Трабзон, Батуми (Грузия). Но прежде я также проехал с востока на запад всю Украину. Так что информация у меня была совсем свеженькой по обоим государствам.
Один мой знакомый из Одессы, куда я заехал по пути, сказал: «Куда ты едешь? Турция - бедная, криминальная страна. Там же мусульмане. Ты можешь оттуда не вернуться».
И вот я в Турции. Страх обуревает меня. Случайно попадаю на автомагистраль (по ней ездить на велосипеде запрещено) Лондра асфалты (Лондонское шоссе). По ней на бешеной скорости в три ряда мчат шикарные автомобили, мощные грузовики, двухъярусные автобусы. Рассказывать, как обустроен этот автобан, я не буду. Скажу лишь, что подобной дороги в Украине нет. Это именно такая дорога, при езде по которой можно ставить в салоне авто чашечку с кофе, и он не прольётся. Таких дорог в Турции много.
Но вот патрульная машина останавливает меня, и полицейский вежливо говорит: «Автобан ноу бичиклет» и показывает на карте параллельную дорогу, где мне можно ехать.
Здесь я встречаю несколько групп велотуристов. Чехи и французы прибыли в Стамбул авиарейсами и теперь своим ходом едут домой. Трое итальянцев двигались по пути со мной несколько часов. Дорога идет там по полупустынной холмистой местности, поросшей сухой травой и колючим кустарником. Но и эта полупустыня по обе стороны от дороги сплошь застроена цехами фабрик и заводов, автозаправочными станциями, фирменными автосалонами, отелями, автомастерскими, магазинами, ресторанами и прочим. Архитектура и стройматериалы – на самом современном европейском уровне. Фабрики и заводы огорожены сеткой, на территории людей почти не видно, всюду порядок и чистота. Текстиль, обувь, одежда, напитки, кондитерские изделия – вот что здесь производят. Я смотрю на эту индустрию и думаю: «Молодцы турки. На нас работают. А то, что бы мы надевали-обували и кушали, если бы не они?». Турки производят, а наши «челноки» сумками растаскивают по всей стране эти «товары народного потребления». Турки работают, получают прибыль, а украинцы не знают, куда же девать свои безработные руки.
Итальянцы едут только до полудня. Потом у них отдых в отеле с душем, ужин в ресторане, развлекательная программа и сон в мягкой постели. У меня – путь до вечера, палатка, костёр, котелок. На прощанье они пригласили меня в ресторан, накормили, снабдили фотоплёнкой и предложили позвонить по мобильному телефону домой. Каково же было их удивление, когда они узнали, что у меня дома нет не только сотового, но и обычного проводного телефона.
Они пригласили посетить меня Италию и спрашивают, хочу ли я этого? Да, но украинцам отменили выдачу шенгенских виз. Да и если бы визы выдавали, то всё равно мне она не по карману. Когда я им сказал, что мне нужно год собирать свою шахтерскую пенсию для оплаты визы, то они никак не могли поверить, что получаю всего около 25 долларов пенсии. Среди них был серб - учитель младших классов школы. Он переводил, как мог, мои слова на итальянский. Так вот, он получает в Италии тысячу долларов в месяц! Но не будем говорить об Италии. Все знают, что это богатое государство. Турция ближе к нам. Но это всё же другая страна, хотя бы потому, что у них с мобильными телефонами на поясе ходят почти все, включая водителей грузовиков. Их имеют даже некоторые крестьяне и пастухи. Понятно, что в Турции автомобиль давно - не роскошь, а средство передвижения. Их здесь так много на дорогах и улицах, что кажется, они запрудили всё и гудят, как пчелы в улье. Но не завидуйте им. Они дышат смогом выхлопных газов, а мы нет. Наши старые авто хоть и дымят, зато их мало.
Но вот я добрался до европейского берега Мраморного моря. До Стамбула еще 50 км. Прибрежная полоса плотно застроена шикарными особняками и виллами. Чьи они, кто в них живее и отдыхает – для меня осталось секретом.
Вечер. Как быть? Где поставить палатку, если идет сплошь городская застройка? Обращаюсь в полицейский участок за разрешением поставить свою палатку возле их здания на лужайке, как обычно это делаю в Украине и СНГ у постов ГАИ. Получаю отказ. Меня направляют в автокемпинг. Узнаю, что за ночлег в своей палатке нужно заплатить за место 3 млн. лир (более 12 грн). Не подходит. Обращаюсь к полицейскому. Тот разрешает поставить палатку прямо в городском парке. Ну, думаю, вечером, подвыпившие парни начнут меня беспокоить. Но нет. Играет музыка, мигают гирлянды разноцветных ламп на аттракционах, а к моей палатке никто не подходит. Не видно и подвыпивших парней. Попробуйте-ка у нас поставит палатку в городском парке и спокойно переночевать. Вот вам и ответ на вопрос – бедная и криминальная ли Турция? Ещё некоторое время я побаивался террористов-курдов, и что меня захватят в рабство, или перережут горло мусульмане. Когда же в конце пути по Турции, в г. Чаели, рассказал об этом через переводчика туркам, они долго смеялись.
А дальше был Стамбул – тот вечный город на обоих берегах Босфора. 27 веков этому городу, основанному греками. Стамбул – самый крупный город Турции. Рассказывать о нем можно бесконечно долго. Скажу лишь, что – Стамбул – единственный город, который стоит на двух континентах. Это его православные храмы ограбили крестоносцы, за что только в 2000 году в Украине Папа Римский принёс официальные извинения Православной церкви. Прочтите книгу о Стамбуле «Город на двух континентах». Уверяю вас, когда вы прочтете её, то захотите увидеть своими глазами древние крепостные стены и храмы этого города.
Через Босфор перекинут самый длинный в Европе мост, но велосипедистов на него не пускают. Поэтому я переплыл пролив на пароме и оказался в Малой Азии. И пошли сотни и тысячи километров трудных дорог, головокружительные серпантинистые спуски и крутые подъёмы на перевалы в поднебесье.
Туркам досталась нелёгкая земля. Сухие горы, почти все летом без воды, русла рек стоят сухие. В узкой прибрежной полосе, где благодаря морским испарениям растут леса и сельскохозяйственные культуры, проживает основная часть населении страны. Я был в горах Памира и Кавказа. Видел, как тяжело в горах растить хлеб, овощи и фрукты, строить дома. Но то, что я увидел в Турции, меня потрясло. Я видел крестьянские дома, которые выглядят как ласточкины гнёзда. В Турции очень мало хорошей земли, но жители умудряются полностью обеспечивать себя сельхозпродуктами, да еще и нам продавать цитрусовые, овощи и фрукты.
Почему же в Украине, в стране с самыми лучшими в мире черноземами, с умеренным климатом, полноводными реками, люди плохо питаются, а порой ведут полуголодный образ жизни? Мне кажется, что если бы турки имели такую землю, то они жили бы еще богаче. Да, в Турции много безработных, но я не видел там бомжей и нищих, не видел попрошаек. Безработные мужчины с утра и до вечера сидят в местных ресторанчиках и чайных, играя в нарты, и ждут работы. Вероятно, они получают пособия по безработице. В Турции очень высокая рождаемость и низкая смертность. Рождаемость превышает смертность в пять раз. А что же происходит в Украине? Смертность населения в два-три раза выше рождаемости.
Турция сейчас переживает строительный бум. Строят очень много жилья. Мне кажется, что жилых домов уже больше, чем нужно. Строят много новых дорог и реконструируют, расширяют старые. Всё черноморское побережье – это огромная строительная площадка. Здесь ведётся строительство или уже построены участки автомагистрали, укрепляются берега, возводятся набережные, гавани для судов, отели для туристов. Очень много строится заводов и фабрик, складских помещений. Технологии производства – самые современные.
У нас в Украине, наоборот, разрушается уже созданное. Заводы, фабрики, сельские фермы многоквартирные дома выглядят так, словно они пережили войну с авиабомбардировками.
Турки веселый и общительный народ. В сельское местности все приветствуют друг друга, мужчины-родственники при встрече обнимают и целуют друг друга. Мне мужчины говорят: «Салям!». Дети же кричат: «Хелоу!». Из проезжающих машин, колесных тракторов, стоящие на обочине люди машут мне руками.
Думаю, что грабежа машин тоже там нет. Здесь на автостоянках люди без страха оставляют свои авто и идут на пляж. Все автостоянки бесплатные, на крупных – дежурит полицейский или наряд жандармов.
Очень нравится, как в Турции организованы заправочные станции. Там обязательно есть мойка, магазин, ресторан, бесплатный туалет, питьевая вода, и часто стоят аппараты для охлаждения и фильтрации воды. У заправочных станций имеются вулканизационные мастерские, где, впрочем, могут сделать и мелкий ремонт. Есть здесь и стоянки для ночлега. Они также бесплатные.
Всюду вдоль дорог – бесчисленное множество источников с питьевой водой, как правило, из мрамора. Возле мечетей эти источники очень красивы и имеют много кранов, где можно умыться, помыть ноги. Здесь это обычное дело. В красивых уголках природы, особенно, где есть мощные родники, обустроены площадки для отдыха со столиками и лавочками.
Все пляжи и пляжный инвентарь в Турции бесплатные, не то, что у нас в Крыму, где на входах стоят плечистые парни, к которым хоть плуг цепляй, и продают билетики. Иностранцы и местные жители даже в курортной столице Турции, в Анталии купаются на общих пляжах.
Плохо, что в турецких магазинах нет привычных для нас хлеба (есть батоны), мясных и рыбных консервов, сгущенного молока, селедки, кильки, свиной колбасы, хорошего сыра. Очень дорого стоит водка и вино. Зато пиво «Пилсон» - кругом, и холодное. Плохо также, что турецкие водители не считают велосипед транспортным средством, потому как у них никто вне города и по дорогам на таком транспорте не ездит. Турецкие шоферы - очень классные водители. Любят сигналы разного звучания (от свиста до духового оркестра и мощных гудков). Терпеливо объезжают меня стороной. Наши шоферы часто проносятся совсем рядом, не сигналя, так, что меня порой сдувает с дороги, и я еле удерживаю руль.
Попробуйте-ка у нас в южных областях набрать питьевой воды. Села в стороне от дороги, в дорожных кафе воды не дают. Нелегко найти питьевую воду у нас и в городах, особенно в новых микрорайонах.
Я не верю пока в наш европейский выбор. Нам бы подтянуть свою культуру общественного проживания к уровню азиатской Турции.
ТУРЕЦКИЙ АВТОБАН
Турция. Побережье Мраморного моря.
16. 07. 2001г.
От болгарского Малко Тырново дорога привела меня к турецкому городу Киркларели. А дальше я случайно оказался на автобане. По такого класса дороге мне ездить не приходилось. Нет их пока ни в России, ни в Украине, ни в других странах СНГ. На автобан не допускается транспорт, скорость которого менее 30 км/час, в том числе тракторы, гужевой транспорт и велосипедисты, но мне об этом не было пока известно. Автобан Лондра асфальты пересекает всю Турцию, и связывает Западную Европу со странами Ближнего Востока. Проезд по нему платный. Однако, оказавшись перед кассами, я проигнорировал их, и, не останавливаясь, промчался мимо через открытый проезд для спецтранспорта.
- Ясак! Ясак! – кричал мне вслед, выбежавший служащий.
Что означало это слово, я мог только догадываться. Скорей всего мне кричали «нельзя», а может быть «заплати», т.к. на всех языках тюркской группы, слово «ясак» значит «дань».
Что же такое автобан? Это автомагистраль высшего класса с разделёнными встречными потоками движения транспорта. При этом дороги для встречных потоков движения могут быть проложены не рядом, а отдельно. А если они идут на одной насыпи, то разделены специальными конструкциями - отбойниками. Высота насыпи не менее пяти метров. Асфальтированное покрытие размечено на три полосы движения и обочину. По первой идут грузовые авто, по второй могут ехать автобусы и легковые автомобили, а по третьей – только легковые. Скорость движения транспорта по автобану не ограничивается. Кроме того, справа есть асфальтированная обочина, где можно стоять в случае неисправности или аварии автомобиля. Ширина обочины равна ширине полосы движения. Полотно автомагистрали с двух сторон имеет металлический отбойник, предотвращающий сход авто с дороги. Это стальная оцинкованная полоса жесткого профиля прикреплена к металлическим столбикам. В нескольких десятках метров от автобана тянется ограждение из металлической сетки, предназначенное для того, чтобы на дорогу не могли выходить не только домашние и дикие животные, но и люди. Автобан прямиком не пересекает другие дороги, проходит по путепроводам. Развернуться и попасть на дорогу встречного движения можно только в специализированных местах разворота, которых там не много. Ответвляются дороги от автобана к городам только вправо. Указатели и знаки на магистрали изображены на больших зеленых щитах, и дублируются дважды. Асфальтовое покрытие безупречно. На нем нет ни единой выбоины, неровности или наплыва. На такой дороге можно ставить в машине чашку с кофе, о не опасаться, что он расплескается. Автобан не проходит через населенные пункты. И ещё важно – на нем нет рекламных щитов, которыми обычные дороги в Турции, буквально, облеплены. Интенсивность движения на автобане не велика. Через каждую сотню километров есть площадки отдыха, где есть лавочки, столики, туалет. На обочине нет никакого битого стекла, камней, щебня, пакетов, бумаг потому, что она подметается мусороуборочными машинами.
Ехать по автобану мне пришлось не долго. Через 15 км меня обогнала полицейская машина. Полицейский дал знак остановиться и сказал: «Автобан ноу бичиклет», что значило «по автобану нельзя на велосипеде». Он достал карту и показал мне иной путь на Стамбул по обычной автодороге, идущей параллельно автобану. Через 20 км я свернул вправо, и покинул эту шикарную автомагистраль. А жаль. Ехать по ней – одно удовольствие. Там нет крутых подъёмов или спусков. На ней я не мешал автотранспорту, т.к. ехал по асфальтированной обочине. И они мне тоже не мешали, т.к. у них достаточно места для движения без помех.
Проехав по автобану всего 35 км, я свернул к городу Люлебургас и продолжил путь по дороге бесплатного пользования. Эта государственная дорога общего пользования имеет совершенно иной характер. Ширина проезжей части часто имеет всего шесть метров, хотя во многих местах она расширена. Загазованность, высокая плотность движения машин создают не только сложность, но и опасность для моего движения. Две легковые машины еще могли разъехаться при встречном движении, а вот грузовикам и автобусам я мешал. Они часто сигналили и сгоняли меня на неасфальтированную обочину. В общем, ехал я по этой дороге очень напряженно. Турки на велосипедах по дорогам не ездят. Велосипедистов в Турции, даже в городах, совсем мало. Зато автомобилей на дорогах весьма много. Они гудят, дымят и жужжат как пчелы. Кроме того, дорога часто проходит по улицам населенных пунктов, где много не только машин, но и людей. Дорога там облеплена автомастерскими, заправочными станциями, ресторанчиками, магазинами, жилыми домами. На одном из перекрестков микроавтобус, шедший от меня слева, обогнал меня, свернул передо мной вправо, и «подрезал» меня. Столкновения избежать не удалось, но я всё же успел вывернуть руль вправо, а потому столкновение было по касательной линии, и я даже не упал.
В этих краях я встретил трёх итальянских велотуристов, продолжал путь вместе с ними несколько часов. Но об этом я рассказывать здесь не стану.
КРИВОЙ ТУНЕЛЬ
Турция. Измир – Айдин.
25. 07. 2001г.
За Измиром есть довольно сложная дорожная развязка, уводящая транспорт в разные направления. Мне на Айдин. Не крутой, но долгий подъём. А дальше шлагбаумы, т.е. платная автомагистраль. Перед кассами меня остановил полицейский и произнес: «Ясак». Я остановился у шлагбаумов и касс, где оплачивался проезд, и жестами пытался уговорить кого-нибудь из водителей грузовиков взять меня с велосипедом в кузов. Но те смотрели на меня с недоумением и удивлением. Видно у турок перевозить попутных пассажиров не принято. Потом ко мне подошел служащий этой дороги и показал, чтобы я ушёл от касс на автостоянку. Но зачем мне был parking, если там не останавливались машины? Я подошёл к полицейской машине и стал жестами объяснять полицейским, чтобы они помогли мне остановить машину и сесть в неё. Но у этих полицейских не было даже жезла, и они над моей просьбой только посмеялись. Посадить в машину пассажира полицейские в Турции не могут – все машины частные.
Смотря на карту, я увидел, что на Айдин, есть ещё один путь. Но как на него выйти? Долго выяснял это на овощной базе, затем в автомастерской, у водителей на перекрёстке.
Этот иной путь представлял собой дорогу с плохим покрытием. Шла она с горы на гору или по узкой долине, повторяя рельеф местности. Ехать по ней можно, но это был бы долгий путь. В одном месте эта старая дорога проходит под автомагистралью. Ограждающая автобан сетка в одном месте была снята. Здесь я незаконно проник на автобан, и уже по нему помчался в Айдин. Я нажимал на педали, и старался проехать по автобану как можно больше, пока меня с него не сняли полицейские. Асфальт гладкий и ровный. Крутых подъёмов и спусков нет. И обозревать долину и горы с магистрали тоже было хорошо. Горы сухие и низкие. В долине много сел и городков. Оливковые сады здесь всюду. Эти засухоустойчивые деревья растут там, где другие растения не выживают.
Внезапно возникла ещё одна проблема. Дорога подошла к туннелю длиной 480 метров. У въезда стоит небольшое здание охраны. Увидев меня, охрана подняла крик.
- Ясак! Ясак! – кричали они.
Но я, не долго думая, показал им пальцами, что пойду пешком, и нырнул в туннель, поднажав на педали еще больше. Ехал в туннеле не по шоссе, а по узкому тротуару. Я боялся, что меня догонят. И что тогда - лезть через гору? Я усиленно работал педалями. А путь в тоннеле, как назло, шёл на подъём, и конца его видно. Туннель не прямой, а с изгибом влево. Хотя в средине туннеля работало два огромных вентилятора, выехал я из него весь мокрый. Рубашка пропиталась потом. Стекавший ручьями с торса пот пропитал до половины даже штаны. Миновал туннель благополучно. Снял рубашку и поехал дальше. Нашел по пути запечатанную бутылку персикового сока и разбитый арбуз. Они спасли меня от жажды.
Этот стокилометровый путь я преодолел за три с половиной часа, и к вечеру был уже в Айдине.
МОКРЫЕ ТРОПИКИ
Турция. Причерноморье.
14, 15 августа 2001г.
Здесь, на востоке черноморского побережья Турции, климат иной. Это влажные субтропики. Местность эта уникальная. Во все стороны света от неё лежат сухие степи, горы, пустыни, и лишь здесь буйство растительности, влага и дожди. Там, где нет чайных плантаций, растет субтропический лес. Даже отвесные скалы вдоль дороги заросли деревьями, кустарником, оплетены лианами. Всё растет густо, сочно, зелено. По скальным выступам стекают ручьи, журчат небольшие водопады. Над морем висит низкая пелена облаков. Из-за них горы и море кажутся темными и мрачными. Дует ветер. На море волнение. Набегающие волны разбиваются о каменные берега и небольшие скалистые острова.
Перед городом Риза меня начал поливать дождь. Но я и не подумал прятаться от него где-то под навесом. Дождь тёплый, а я всё равно был уже мокрым от пота. Душно. Воздух насыщен испарениями. Купаться в море при такой температуре воды и воздуха – одно удовольствие. Мешают нормально купаться лишь штормовые волны.
Ещё вчера я рассчитал, что через день уже буду в Аджарии. Но народная мудрость гласит: «Человек предполагает, а бог располагает». Есть на этот счет и украинская поговорка: «Не кажи гоп, поки не перескочиш». Так оно и получилось. До полудня всё складывалось хорошо: ровная и гладкая дорога, хорошая скорость езды. Но в Ризе меня захватил проливной дождь. Проехал ещё 25 км и оказался в небольшом приморском городке Чаели. В одном из подвалов я заметил магазин, который специализируется на продаже старой медной посуды и современных изделиях из чеканной меди. Я осмотрел все, и не нашел ничего интересного - все простое и неприглядное. Проехал дальше. Опять увидел магазин, забитый изделиями из чеканной меди. У меня в наличии было 12 млн. лир, и я решил купить на эти деньги сувенир. Мне понравился кувшин и поднос. Но они оба стоили по 20 млн. лир. Я подумал, что, поторговавшись, куплю нужную мне вещь. Ведь читал в книге, что турки любят, когда покупатель торгуется, и что цену можно снизить наполовину. Но этот турок упёрся и не уступал. Он предлагал подносы поменьше, похуже, но мне они не нравились. Так я ничего и не купил.
Заехал в магазин канцелярских товаров. Спросил там, есть ли в продаже географическая карта Турции. Мне предложили атлас автодорог, но он не был мне нужен. Здесь ко мне подошёл полицейский, и давай потом водить меня по магазинам городка. В последнем мне подарили хорошую карту Турции. Меня обступили местные турки и, как обычно, стали пытать: «Мемлекет?», т.е. из какой я страны родом. Привели парня неплохо говорившего по-русски. Я подумал, что он эмигрант из Чечни, но оказалось, что он студент Таврического государственного университета Симферополя, тот, что в нашем Крыму. Он пригласил меня в кафе на чай. Конечно же, мне было интересно с ним поговорить о Турции, а ему услышать мои впечатления о Турции. Затем мы перешли в офис фирмы его двоюродного брата. Фирма специализируется на отопительных системах. Там увидел четверо мужчин, и с ними я просидел час. А дождь не прекращался. Я сказал Зеки (студенту), что время подходит к вечеру, и у меня при такой дождливой погоде будет проблема с ночлегом. Устроили меня на ночь в спортивный зал. Шеф спортзала угостил меня чаем. Интересовался он тем, когда мне лучше жилось – при социализме или теперь, после «Бархатного переворота». В 17 часов все покинули спортзал. Меня оставили до утра одного. Ночного дежурного у них нет.
- У нас не воруют, - сказал он.
А дождь вечером уже не шёл, а лил, как из ведра. Мне повезло. Если бы я попал под такой ливень на дороге, то и брезентовая палатка не спасла бы меня. Дождь не прекращался ни на минуту, и шел всю ночь. Лишь иногда ливень немного затихал, но затем обрушивался на землю с новой силой. Воды шло столько, что она не успевало стекать с асфальта улицы. По полотну дороги вода шла сплошным потоком выше бордюров. Такого ливня я ещё не видел.
Не смотря на то, что я оказался под крышей спортзала, ночь все же прошла кошмарно. При высокой влажности и температуре воздуха я был весь в поту. Я лежал, разбросав в стороны ноги и руки. Прижимать конечности к туловищу нельзя, иначе в местах соприкосновения сразу становилось влажно. Была и ещё одна проблема – комары. Их кружило немного, но они всё же не давали спокойно уснуть. Комары залетали в комнату через открытое окно, закрыть которое я не мог из-за высоты. Большую часть ночи я занимался тем, что бил полотенцем комаров. Я не мог заснуть, ибо эти твари жужжали возле моих ушей и жалили тело. Укрыться, из-за жары, я не мог. Через каждые полчаса я вставал, осматривал стены и углы комнаты, убивал два-три комара и опять ложился, пытаясь уснуть, но это у меня не получалось. Часа в два ночи мое «истерзанное» тело и истощенные нервы успокоились, усталость взяла своё, и я уснул.
- Что же будет завтра? – думал я, погружаясь в сон.
Надеялся, что небо за ночь выльет накопившуюся влагу, и к утру будет ясная погода. Но всё было не так, как хотелось. Небо по-прежнему было затянуто низкой дождевой облачностью. Я все же решил ехать дальше. Срок моей визы истёк ещё вчера. Нужно было срочно добираться к границе и покидать Турцию.
Дорога идет прямо по берегу моря. Море бурлит волнами. С глухим грохотом волны ударяются о скалистые берега. Вода пенится, шипит. Море на сотни метров от берега стало мутным. Грязно-рыжая полоса тянется вдоль всего побережья. Эта муть от рек, принёсших с гор в дождевых водах грязевые взвеси. Горные реки несутся из ущелий и долин бурными потоками и вливаются в море. Вдоль моря много скалистых обрывов и крутых склонов. С них водопадами и ручьями низвергается вода. Скалы и крутые склоны обвиты лианами, поросли папоротником, кустарником и деревьями. По склонам гор разбросаны дома крестьян. Вокруг них, сочетаясь с дикой растительностью, видны чайные плантации. В воздухе стоит неприятный и довольно резкий перечно-йодовый запах.
Постепенно вся моя одежда намокла, и я уже не пытался укрывать её плащом. Ведь всё сравно был мокрым не только от дождя, но и от пота.
Дорога по–прежнему шла вдоль моря без подъёмов и спусков. Транспорта здесь немного. Море шумело, летели брызги от налетающих на скалы волн, пенилась и шипела морская вода. Волны откатывались, а потом вновь чередой ударялись о берег. Набегающие грязные волны, шумные водопады, туманная марь над горами, клочья облаков в долинах и ущельях, мрачное море, низкие темные облака – такая картина сопровождала меня в последние часы в Турции. Колеса велосипеда бежали по асфальту и воде. Вода кругом – снизу, сверху, сбоку. Воздух переувлажнён. Облачность по цвету неоднородна. Клочья облаков движутся хаотично в разных направлениях.
Расстояние между последними турецкими городками невелики – всего по 15-20 км. Проехал Позар, Финдикли, Аршави, Хопа. В Финдикли купил в небольшой пекарне-магазине два горячих батона. Один – тут же съел. Дождь не прекратился. В Аршави купил пол килограмма винограда и бутылку молока. Глядя на мой жалкий вид, к молоку молодой хозяин магазина дал пачку вкусного печенья. Он спросил, куда я еду и моя «мемлекет» (родина)?
- Еду в Гюргюстан (так по-турецки звучит Грузия), - ответил я.
- Аферистэ, - сказал турок, имея в виду, грузин.
Я подъехал к мечети. Там, под навесом стоит мраморный источник воды. Я помыл и съел виноград, сидя на лавке в обществе стариков и пожилых мужчин. Вот в такие минуты жалел, что не владел турецким языком – не хватало для беседы слов.
Приехал в последний турецкий городок Хопа. Зашел в банк, чтобы обменять оставшиеся жалкие 10 млн. лир на доллары. В банке тогда работало три кассира, но везде очередь. Турки сдавали или меняли свои лиры на доллары пачками. А я, как дурак, стоял со своей мелочью у кассы.
- Ну, не выбрасывать же лиры в Грузии в урну, - думал я.
Я стал в очередь, где было меньше людей. Передо мной женщина. Ждать, пока она отойдет от кассы, мне пришлось долго. Турчанка доставала какие-то красные книжечки из тряпиц и получала по ним деньги. Наверное, это были сберегательные книжки, и она снимала с вкладов проценты. У меня нервы были на пределе. С моей одежды текла вода, в туфлях чавкало, а турчанка доставала всё новые, отдельно завернутые, книжечки одну за другой. Кассир заметила мою нервозность и спросила, что я хочу. Я сказал: «Лир чинч доллар» и показал ей 10 млн. лир. Кассир, как могла, по-турецки и на бумаге объяснила, что у них нет пятидолларовых купюр. Я про себя злобно выругался, и пошел отовариваться в магазин. Купил колбасы, консервированных бобов, сахар, яиц, литр молока и батон. Хозяин магазина был доволен.
Дождь в этот момент прекратился. Я сел у магазина за столик и, под удивленные взгляды турок, съел батон, пять яйца и литр молока.
- Ну и аппетит у Вас, - сказала мне, сидевшая тут же русскоязычная проститутка.
Я был рад родному языку, и расспросил, уже не молодую женщину, о пути к границе. До таможни оставалось 20 км, и проехал я их легко. Дорога супур-класс. На этом участке семь небольших туннелей и одно село. Выехал из последнего туннеля, и сразу же оказался перед турецкой таможней.
Переход границы был не простым, и с приключениями. Но об этом – в рассказе под названием «Турецко-грузинская граница».
ПЛОДЫ ВОИНСТВЕННОСТИ
Грузия. Батуми – Поти – Зугдиди.
16 - 17августа 2001г.
Миновав турецко–грузинский пограничный переход, я оказался в Грузии, а точнее, в Аджарии. Здесь я увидел и познакомился с иными традициями и иным образом жизни, отличных от турецких. Турки и аджарцы мусульмане, но эти народы с совершенно разными обычаями и традициями. Заночевал я на территории школы, которая стоит рядом с грузинской таможней. Эту школу посещают дети с окрестных горных аулов. До полуночи в школе гремела дискотека. В Турции подобных шумных дискотек школьников я не наблюдал.
От турецкой границы до Батуми всего 17 км, включая путь от окраины до центра города.
И окружающая природа здесь иная, хотя климат Аджарии и востока черноморского побережья Турции одинаков. Это те же влажные субтропики. Искать разницу в окружающем было не нужно. Перемены разительны. Прежде всего, это касается дороги: она стала узкой, ухабистой, латаной-перелатаной. На дороге стоит или бродит скот. У дороги в лужах лежат худые черные свиньи. Грузины-аджарцы жалуются на плохую жизнь, безработицу, вспоминают времена, когда мандарины, чай продавали в Россию, Украину, когда было много отдыхающих со всего Союза.
Батуми. Узнаю в нём наш советский город. На зданиях облупленная штукатурка и облезлая краска. Зато ездят троллейбусы, стоят на железной дороге большие грузовые вагоны, чего в Турции нет. Базар, хоть и грязный, бардачный, но наш. На нём есть все, чего нет на турецких базарах: тушенка, сгущенное молоко, рыбные консервы, вино. Продают все на прилавках, с рук и земли. А в Турции порядки на рынках иные. В парке пальмы, диковинные субтропические растения. Из парка виден морской порт, железнодорожный вокзал и автовокзал.
Поменял в обменнике, а не в банке, пять долларов на десять грузинских лари. Купил булку хлеба. Хлеб тоже наш – кирпичиком. Есть белый, серый и чёрный. У турков только, надутые воздухом, белые батоны. Купил у рыночной гостиницы, в подвальчике на разлив хорошего белого вина. Литр вина стоил мне всего 0,7 лари или 35 американских центов. В Турции вино на разлив не продается, а бутылированное стоит очень дорого. С Батуми подробно знакомился в 1987 году, потому задерживаться в городе не стал.
Выехал из Батуми на Поти. До Поти 60 км и два небольших перевала. Дома в Грузии стоят вольготнее, чем в Турции. И растения здесь растут не только те, что приносят доход или те, что служат для украшения курортов. Здесь много дикорастущих деревьев. Мандарины, яблоки, груши, сливы просто опадают не сорванными с деревьев на землю. Могучие лиственницы соседствуют с платанами. Чайные плантации, лавровые кусты смотрятся красиво, но неухожено.
Сегодня тепло и солнечно. По берегу моря бродят бомжи. Они что-то ищут и собирают. Машины идут по дороге старые. Они гудят, дымят, тарахтят. КАМАЗы, ЗИЛы, «Волги», «Жигули», автобусы ЛАЗы и ПАЗы скачут на ухабах, как кони джигитов. Есть и иномарки, но их немного. После турецких автобанов с сияющими авто, грузинские дороги смотрятся убого, и вызывают к машинам жалость. А ведь ещё недавно Грузия была самой процветающей республикой СССР. Да, видно, прошли времена, когда грузины стеснялись ездить на «Запорожцах» и велосипедах.
Асфальт на грузинских дорогах разбит настолько, что невозможно разогнаться даже на велосипеде. О соблюдении правил дорожного движения говорить не приходится. Грузины ездят, как попало, и где попало. И так они не только ездят, но и ходят через дорогу и по дороге, как по тротуару – гордо, не спеша, не смотря по сторонам, или, вообще, стоят на дороге, так же, как их коровы, не обращая внимания на движущиеся машины, и мило беседуют.
Зато гаишников здесь «пруд пруди». Останавливают машины, что-то проверяют, и, разумеется, имеют с этого «навар». У них радары, жезлы, машины и прочий инвентарь. В Турции подобного цирка нет. От Батуми до Поти всего 60 км. На этом небольшом участке пути я насчитал двенадцать постов ГАИ, как стационарных, так и передвижных. Получается, что если всех этих инспекторов расставить поодиночке вдоль дороги, то их можно распределить на видимом друг от друга расстоянии.
Зато женщины, девушки и природа в Грузии красивы. Женщины ходят в шортах, коротких юбках и легких открытых блузах. И свои красивые волосы они не прячут под платками, как турчанки. Мужчины разговаривают, обычно, громко и эмоционально. А турки ведут себя тихо и сдержанно.
И природа в Грузии великолепна. Остановился на обед в чудной старой сосновой роще на берегу моря. Искупался. Пляж просторный, безлюдный. Море теплое, ласковое. Хорошо было бы здесь поставить палатку и отдохнуть несколько дней, но не уверен, что ночью здесь будет безопасно.
Поти. В городе крупный грузовой порт. Вечерело. Времени для осмотра города нет. За городом остановился у киоска и попросил наполнить пластиковую бутылку питьевой водой. Хозяин киоска оставил меня на ночлег, угостил пивом и картошкой с мясом.
Второй день еду по Грузии, и поражаюсь бедности и неопрятности местных крестьян. Мой путь сегодня проходит от Поти к Зугдиди. Утром крестьяне гонят коров прямо по центру дороги, что в Турции немыслимо. Правда, машин здесь совсем мало. Автобусы ЛАЗы едут переполненные пассажирами, и от этого они перекошены вправо. В Турции такого явления нет. Там по магистралям и городам бегают скоростные двухэтажные автобусы. Все водители в белых рубашках с галстуками.
Пересек реку Риони. В Грузии реки многоводны, не то, что в Турции, где большинство рек летом пересыхает. Горы Кавказа отступили от моря вдаль. Здесь низменность, луга и много скота. Свиньи ходят свободно, но с рамками из палок на шее. Не видно здесь тракторов. Грузинские крестьяне, в отличие от турецких, чаще используют теперь гужевой транспорт. Везут они на своих телегах, запряженных лошадьми, всякое барахло, дрова, сено, металлолом. Вдоль дороги женщины варят в котлах для продажи початки кукурузы, продают еще сливы, инжир, фундук и прочее. В примитивно сколоченных ларьках продается совместно с пивом, сигаретами, напитками и другими продуктами питания, стиральный порошок, мыло, шампунь.
Зато дорога, хоть и с выбоинами, красива. По обе стороны от дороги растут ряды платанов, создающих над ней из листвы и ветвей тенистый туннель. Красоту зелени подчеркивает ясная, теплая и солнечная погода. Ехать по Грузии приятней, чем по Турции. Именно приятней, а не интересней. Ведь с грузинами можно поговорить по-русски. Вот на посту ГАИ меня угостили лимонадом. Далее сидела группа мужчин. Они продавали дыни, и пили чачу. Пригласили меня отдохнуть с ними, угостили дыней, да ещё с собой дали. Остановил меня хозяин небольшого магазинчика. Предложил за счет заведения выпить чачи, но я попросил холодной воды. И таких приглашений отдохнуть и рассказать об Украине, и о тех краях, где я побывал, было много. Турки редко угощают туристов, но за деньги готовы сделать всё. Путешествовать по Грузии проще и вольготней. Движение транспорта на грузинских дорогах малоинтенсивное, машины идут медленно. Поэтому на дороге я себя чувствую менее напряженно.
В Зугдиди я заехал на рынок, и купил в специализированном магазине белого вина, копченую рыбину, сыр и прочее. Сел поесть. Но мой обед был прерван корреспондентами местного телевиденья. Согласился дать им интервью за угощения, но те предложили лишь информационную помощь.
Я выехал из Зугдиди в сторону пограничных блокпостов с Абхазией, и не думал, что мне придется опять возвращаться в этот город и изменять свой дальнейший маршрут путешествия. Но об этом в рассказе «Блокпост на Ингури».
ФАКТ УКРАИНСКОГО ХАРАКТЕРА
Украина. Харьковская обл.
20. 06. 1996г.
Перед тем, как остановиться на ночлег, нужно было где-то набрать питьевой воды. В селе, где мы это собирались сделать, увидели колодец. Подъехали к нему, но он оказался давно заброшенным. В это время из калитки напротив вышла женщина средних лет с типично крестьянской внешностью.
- Женщина! Где нам набрать воды? – обратился я к ней.
-Да вот в этом колодце…- сказала она.
- Так из него же лет пять никто уже воду не берёт. Вон как травой зарос.
- А я и не знала… У нас свой колодец, - соврала она.
- Как же Вы не знаете, ведь живете рядом? Можно набрать воды из Вашего колодца? – спросил я. Сама она бы вряд ли догадалась предложить это нам.
Украинка взяла у нас пластиковые бутылки, наполнила их водой и, вручая, спросила:
- Вы с огородов или на огороды?
- Мы путешествуем.
- А откуда?
- Из Красного Луча.
Слыхала. А куда?
- На Мурманск.
- Слыхала.
Скажите, есть ли лесок или рощица за селом? Хотели бы там на ночь поставить палатку, - спросил я ещё.
- Не знаю. Я всё время дома…
Вопрос был исчерпан. Если она не знает, есть ли у села лес, то где стоят на земле Мурманск и Красный Луч, ей явно было неведомо.
КТО ЖЕ ОН - МОЙ ПОРОВИТЕЛЬ?
Россия. Дагестан. Граница с Калмыкией.
9. 05. 1997г.
Подъехал к артезианской скважине, возле которого стоит кафе под названием «Нукуш». Вода из скважины здесь течёт теплая. Искупался под струёй воды, постирал одежду. Когда одевался, то с ужасом наблюдал, как из воды, в том месте, где я только что стоял, вынырнула голова крупной змеи. Змея посмотрела на меня своими немигающими глазами, набрала воздуху и опять нырнула под небольшую бетонную плиту.
- Боже мой, я мог бы наступить на эту гадину в воде, и она укусила бы меня, - с ужасом подумал я.
Хозяин пригласил меня зайти в кафе и угостил наваристым супом и мясом. Как раз в это время по телевиденью выступал с речью президент России Б. Ельцин, а потом начался на Красной площади военный парад в честь 57 годовщины Победы над фашистской Германией.
Интересно всё-таки получается иногда. На Пасху в глухой казахской степи Мангышлака я совершенно случайно разговелся с шоферами, да еще получил в подарок натовский сухой паёк. 1 мая, на Международный праздник солидарности трудящихся, меня угощали в не менее глухом месте, у залива Карабогазгол, вином, рыбой и раками метеорологи. И вот теперь, на День Победы, в ногайской степи Дагестана, на другой стороне Каспийского моря, я посмотрел военный парад и празднично позавтракал. Во всех трёх случаях это выглядело как случайность. Но мне кажется, что это происходило не случайно. Ведь и Иисус Христос провел немало дней в странствиях. А может, эти подарки выпросил у бога для меня Николай Угодник – покровитель странствующих и путешествующих?
ОДИН ДЕНЬ В АЗЕРБАЙДЖАНЕ
Азербайджан. Баку – Сумгаит.
4. 05. 1997г.
Выехал из Баку. Вдоль дороги очень много продавцов муки, сахара и прочего товара. К ним еще прибавились торговцы бараниной. Тушки животных висят на жердях, и тут же в небольших загонах лежат живые овцы. Подходи, выбирай, забирай живого барана, и его тебе тут же зарежут. Много здесь также шашлычных, чайных, кафе, ресторанов. Всем известна любовь к торговле азербайджанцев. Немало их на рынках во всех стран СНГ. Но то, что я увидел здесь, превзошло все мои ожидания. У каждого народа есть своя наиболее отличительная черта. Украинцы скупы, немцы прагматичны, казахи гостеприимны, прибалты медлительны, грузины вспыльчивы. Отличительной чертой характера азербайджанцев - есть любовь к торговле, и это не совсем хорошо. Ведь на Востоке торговцы никогда не пользовались уважением. Для примера приведу исторический факт. В средневековых городах проводились шествия. В первую очередь там шли знать, воины, мастеровые, ремесленники, а последними – торговцы, балаганные артисты и циркачи.
Я плохо знаю Азербайджан, но, судя, по той её малой части, что находится к северу от Баку, мне казалось, что азербайджанцы и делать-то ничего не хотят, кроме как торговать. Мне показалось, что народ этой страны живет только торговлей. Между Баку и Сумгаитом ресторанов много, но еще больше строится новых. А те, кто победней, ставят вагончики, навесы со столиками.
Средь белого дня я подвергся нападению двух парней. Случилось это в тот момент, когда я проезжал мимо шашлычной. Группа хулиганов освистала меня, а затем один из них подбежал ко мне и с разбега толкнул. Эта хулиганская выходка чуть не стоила мне жизни, т.к. в это время мимо меня проехал автобус. Я упал на асфальт, но успел отскочить от велосипеда. Рядом со мной промчалось авто, другая автомашина резко затормозила у велосипеда. Потом ко мне подбежал ещё один хулиган. Оба они ухватили мой велосипед, хотели укатить его, но справиться с ним не смогли, т.к. он был тяжело нагружен рюкзаком. Хулиганы тянули его к себе, а я к себе. Всё это происходило на глазах многих людей, но не один из них не попытался помочь мне или хоть как-то подействовать на этих бандитов. Вся эта возня на дороге стала мешать проезду машин. Автомобили стали скучиваться. Только это обстоятельство заставило хулиганов оставить меня и убежать.
- Вот, хулиганьё! И это средь бела дня. А что же будет ночью? – подумал я.
Попадись я этим сволочам в глухом и темном месте, они бы не оставили меня в покое. Вот из таких парней и вырастают преступники. Именно хулиганов я страшусь больше всех других. Они действуют спонтанно и под настроение, чаще всего в нетрезвом виде. Они и сами порой не знают, чем закончится их хулиганская выходка: избиением, грабежом или убийством. Очень опасны люди с подобным развитием ума и воспитания, если они обретают хоть немного власти и силы. К примеру, солдаты во время боевых действий, становятся ненаказуемыми убийцами ни в чем не повинных граждан.
Через двести метров я увидел машину дорожной полиции. Инспекторы остановили КАМАЗ и, вымогали у водителя взятку. То, что на дороге есть рэкет, грабежи и хулиганство, их не волновало. Борьба с этим злом не приносит им материального дохода, да и опасно связываться с уголовниками. Потому их больше интересуют коммерческие дела граждан: товары, грузы, нарушения правил дорожного движения.
- Это, наверное, мальчишки? – сказал полицейский, когда я рассказал ему о случившейся со мной истории.
- Эти мальчишки чуть было не толкнули меня под автобус. Ростом они повыше Вас будут, - сказал я.
- У нас война. Что Вы хотите?
Так с кем вы воюете, с туристами?
Я понял, что это не та полиция, которая оберегает, а та, которая обирает. На каждом посту ГАИ меня непременно останавливали и проверяли документы, обязательно спрашивали, какая у меня цель поездки и какой я национальности. Это стало раздражить меня. Когда на очередном посту меня спросили, какой я национальности, то я ответил:
- А какое это имеет значение. Вы бы лучше следили за порядком на дороге, а не выясняли национальность у людей.
Инспектор начал что-то говорить в своё оправдание, но этот лепет мало интересовал меня.
- Хочешь чаю? – спросил меня полицейский.
- Нет, не хочу. Вы лучше не задерживайте меня. Мне не хочется задерживаться в вашей стране.
Второй день пребывания в Азербайджане описаны в рассказах: «Чайхана у дороги» и «Вымогатель».
ПОДНЕБЕСНЫЕ ГОРЫ.
Киргизия. Путешествие по Тянь-Шаню с 14. 07 по 12. 08. 1990г.
«Полнота удовольствия и услада от богатства этого мира в том, чтобы повидать невиданное, поесть ранее не еденное и найти ранее не найденное, а это возможно только в путешествии.
Люди, путешествовавшие и повидавшие мир, опытны, удачливы и мудры. Ведь сказано в Коране: слышать рассказ не то, что видеть своими глазами.
«Кабуснаме» – сборник персидско-таджикской прозы.
Рассказ первый. СБОРЫ В ДОРОГУ
Летом 1990 года я и сын побывали на Тянь-Шане. Готовились к путешествию полгода. Разработали и отметили на карте маршрут. Его длина составила около трех тысяч километров. Это значило, что нам ежедневно нужно преодолевать по 120 км, что для горной местности, да ещё с малолетним сыном, было невозможно. Поэтому решено было езду на велосипеде сочетать с автостопом, т.е. использовать попутный автотранспорт. Кроме того, нужно было решить ряд проблем:
Проблема №1. Получить пропуск в пограничную зону.
В эти зоны допускаются лишь те, кто имеет в них постоянную прописку или пропуск. Такая зона тянется вдоль границы СССР шириной до нескольких сот километров. Скажем, почти весь Памир – зона пограничного контроля. Есть пограничная зона даже на побережье Ледовитого океана. Информация о расположении зон пограничного контроля для обычных граждан закрыта. Поэтому я мог лишь предполагать, где нам без пропуска не проехать.
В СССР – перестройка. В стране хаос и беспорядки. «Железный занавес» стал приоткрываться. Телевиденье рассказывает о встречах граждан СССР с их зарубежными родственниками, о сокращении зон пограничного контроля, об упрощении правил оформления виз для поездки за границу. Более того, в «железном занавесе» появились дыры. Прибалтийские республики Литва, Латвия и Эстония не признают Советскую армию своей, считают её оккупационной, а границы со странами Западной Европы сделали открытыми.
В Армении и Азербайджане также игнорируют границу Советского Союза, снесли пограничные заграждения, и ходят в Иран и из него свободно. По Баку ходят группы иранцев, якобы ищущих своих родственников.
Такое развитие событий в стране вселяло надежду, что мне и сыну выдадут пропуск в пограничную зону Киргизии без особых проблем. Но на практике оказалось, что органы КГБ, в подчинении которых и пограничные войска, и отделы выдачи виз, и регистрация граждан, не спешат дать людям больше свободы передвижения даже по своей стране. Начал я пробивать эту стену бюрократизма с писем к секретарям комсомольских организаций поселков, в которые, по моим соображениям, требуется пропуск. Написал в пять посёлков: Энильчек, Ак-Шыйрак, Ыштык и другие с просьбой выслать нам приглашение. Через месяц пришёл ответ только из посёлка Энильчек. Заместитель начальника пограничной комендатуры сообщил, что «согласно инструкции, для получения пропускав в пограничную зону нужно написать заявление в ОВИР по месту жительства за месяц до поездки и на основании этого выдается пропуск. Получение пропуска по вызову инструкцией не предусмотрено.
Но начальник ОВИРа нашего города сказала, что просто по заявлению выдать пропуск она не может.
- Нужно основание. Может быть там есть секретный объект.
Женщина она приветливая, но бюрократ закоренелый. По её инструкции нужен был вызов из того места, куда я должен был ехать. Круг замкнулся. Из Киргизии вызов не шлют, т.к. по их инструкции для получения пропуска вызов не нужен. У нас же его не выдавали, т.к. по их инструкции нужен вызов.
Посоветовав обратиться в областной ОВИР, начальник паспортного стола и ОВИРа Бабич А.П. меня вежливо выпроводила за двери. Но я решил не сдаваться, и на следующий день подался в горисполком. Шел с мыслью, что если не удастся раздобыть бумагу с печатью в исполкоме, то придётся сходить ещё в ДСО профсоюзов, в комитет ДОСААФ или съездить в областной ОВИР. В горисполкоме, в комитете по спорту, физкультуре и туризму никого не оказалось, и я спустился по лестнице вниз. На глаза попалась табличка «Горком комсомола». Я, конечно, по возрасту был уже не комсомолец, но всё же зашел в приёмную. Первого секретаря на месте не оказалось. Зашёл ко Второму. Дал прочесть примерный текст нужной мне бумаги. Второй секретарь начал что-то невнятно бормотать, вроде того, что не знаю, нам не приходилось, т.е. боялся взять на себя ответственность. Вот если бы я ему поднес какой-нибудь фиктивный план политико-воспитательной работы и культурно-массовых мероприятий, то тут бы он смело подписал и скрепил печатью.
- Пойду и спрошу у Первого, можно ли нам выдавать такую бумагу, - сказал он.
Я увязался за ним. Первый секретарь В. Подгорный, как это ни странно, в духе перестройки, даже не дочитав до конца, сказал: «Мы это должны приветствовать» - и приказал отпечатать текст на титульном бланке.
Видно, на недавно прошедшем съезде ВЛКСМ их проинструктировали действовать смелей. Ведь комсомол, как и компартия, в стадии развала.
С бумагой от комсомола я побежал опять к председателю спорткомитета. В кабинете сидела женщина средних лет, походившая больше на упитанную домохозяйку, чем на предводителя спортсменов.
- Вы председатель? – спросил я.
- Да, я. А что не похожа?
Изложил ей суть дела, показал прошение в ОВИР от горкома комсомола, и получил ещё одно, и тоже на титульном бланке.
На радостях помчался в ОВИР ГОВД, показал решения начальнику, и, окрыленный удачей, сказал, что если мало двух, то принесу ещё несколько. Бабич А.П. сказала: «Достаточно одной. Заявление нужно заполнить сейчас. Иначе, если я уйду в отпуск, то без меня никто не возьмет ответственность выдать Вам пропуск».
Я заполнил всё, что полагается, сдал паспорт и с облегчением вздохнул. Решена одна из важнейших проблем. Ведь без пропуска нам не суждено увидеть, ни Центральный, ни Внутренний Тянь-Шань. Но пропуск сразу не получил. Его нужно взять только перед отъездом, т.к. срок действия пропуска ограничивался тридцатью днями со дня его получения.
Проблема №2 Снаряжение.
У нас нет фотоаппарата, фотопленки, бинокля, полиэтиленовой плёнки, батареек, консервов, спортивной одежды. Наведываясь постоянно в магазины города, я всё больше убеждался в безуспешности решения этой проблемы. Всё, что нужно нам – нужно было всем. Нет для велосипеда запасной камеры, нет резинового клея. В течение года не мог купить себе спортивный костюм. Решили вещевую проблему незадолго до отъезда. Фотоаппарат взял в фотокружке проф. тех. училища, бинокль дал товарищ по работе. Спортивный костюм с боем купил в магазине. Консервированные продукты достала по блату кума, фотоплёнку насобирал у друзей. На продажу полиэтиленовой плёнки нарвался случайно в центральном универмаге перед днём отъезда.
Проблема № 3. Авиабилеты.
Билеты нужно было брать предварительно за месяц, а точнее – за тридцать дней. Пришел за день раньше. Говорят: «Рано. На нужный Вам день еще не продаем». Пришел утром на следующий день. Говорят: «Поздно. Все билеты уже проданы». Самолет на Фрунзе летит из Москвы, а со столицей у кассира связи нет. Ходил к кассе три дня, но система связи «Селена» так и не заработала. Решил взять билеты не на Фрунзе, а на Алма-Ату. Между этими городами всего 250 км.
Туда самолет летит из Луганска.
Проблема №4. Как остаться живыми и невредимыми?
И проблема эта возникла не только из-за дикой природы гор. Разгул преступности, наркомания, безработица, жестокость азиатов – всего этого в последнее время с лихвой хватает в Средней Азии. С 4 июня в Киргизии осложнились межнациональные отношения, особенно с узбеками. По сути, в республике происходят массовые убийства. В Ошской области убито 155 человек, а к моменту нашего отъезда число убитых выросло до 300, более 2 тысяч ранено. В Ошской области и во Фрунзе ввели чрезвычайное положение.
Опасно? Да. Но планы менять не хотелось. Отпуск летом в следующем году, наверное, взять не удастся.
Вот такие проблемы были у нас перед путешествием. 14 июля я и сын прибыли с рюкзаками в аэропорт Луганска, сели в самолет ТУ-154 и через четыре часа приземлились в Алма-Ате. Летели ночью. А дальше Азия, горы и приключения.
Рассказ второй. СТОЛИЦА КАЗАХСТАНА
Алма-Ата в переводе значит «яблоневый». С самолёта сошли в два часа по московскому времени, в столице Казахстана уже пять. Вышли из здания аэропорта. Светало. И тут нашему взору предстала ошеломляющая картина гор. Горы казались необычайно высокими – выше облаков. Солнце ещё не вышло из-за горизонта, и город тонул в полумраке. Но заснеженные пики гор уже сияли в лучах восходящего солнца, как алмазы. Этот пейзаж предстал перед нами, как полотно картины. Картина, казалось, стоит рядом, но войти в неё было невозможно. И потом, когда мы ехали к автовокзалу, та же картина гор сопровождала нас.
Нам повезло. Сели в автобус, который шёл прямо на автовокзал. Вероятно, рядом с автовокзалом есть вещевой рынок, т.к. на каждой остановке водитель объявлял: «На толчок». Не смотря на столь раннее время, автобус был переполнен пассажирами.
Рассматривая по пути город, мы сделали вывод, что он растянут вдоль горного хребта Заилийского Алатау, но стоит на равнине. К северу от него простираются бескрайние казахские степи. Горный пейзаж столицы Казахстана никак не характерен для степной республики. Думаю, основание здесь города было связано с фактором воды и строительного леса, которые давали горы. Алма-Ата расположена на самом юге республики, что не совсем удобно для республики географически. Ведь Казахстан огромен, и входит в десятку самых крупных государств мира. Архитектура жилых кварталов, или как сейчас говорят, спальных районов, оставляет впечатление обычного города, каких много в Стране Советов.
Город основан русским казачеством в 1854 году как заилийское укрепление. Лишь в 1867 году он стал называться городом Верный. Алма-Ата, в сравнении с древними городами Азии, совсем молод. К тому же город дважды разрушался землетрясениями (В 1887 и 1910 г.г.), а потом вновь отстраивался. С террасы, на которой стоит автовокзал, нам открылась еще более впечатляющая картина гор.
Мы купили билеты на автобус, отправляющийся во Фрунзе вечером. Сдали р юкзаки в камеру хранения, оставив себе лишь фотоаппарат, бинокль и сумку. У автовокзала есть пруд, в котором мы искупались, а потом стали в бинокль рассматривать горы, ледники, леса и селения на склонах гор.
Еще дома Юра мечтал о том, что, как только мы приедем в Азию, то тотчас пойдем на рынок и купим арбуз. Поэтому, знакомство с Алма-Атой мы начали с Центрального рынка. Купленный арбуз уничтожили на месте. Ещё купили виноград. Этих ягод (арбуз тоже ягода) на нашем рынке в Красном Луче еще нет. Торгуют на базаре Алма-Аты в основном узбеки, корейцы и уйгуры. Было в тот день воскресенье, но народу на рынке немного. Зато торговые прилавки ломились от овощей, фруктов, ягод, зелени, молочных и мясных продуктов.
Насытившись, мы отправились осматривать центр города. Схемы у нас нет, и купить её в киосках «Союзпечати» мы не смогли. По этой причине с городом пришлось знакомиться интуитивно. От рынка, пройдя по аллее Славы, мы попали в Центральный парк имени 28 гвардейцев-панфиловцев. Там находится мемориал Славы воинам Великой Отечественной войны.
Из архитектурных памятников старины в Алма-Ате есть только Большой кафедральный собор, в котором разместился музей и выставочный зал. Это самое высокое деревянное здание в СССР, хотя, на деревянное оно никак не походит. Я ожидал увидеть почерневшие бревна сруба, но он оштукатурен, побелен и раскрашен.
Прошли возле здания Дома офицеров. А потом просто блуждали по улицам и проспектам города. День жаркий, но воздух, в сравнении с донбасским, чист, и потому дышалось легко. В городе много фонтанов. Алма-Ату можно назвать городом Тысячи фонтанов. Они повсюду: на улицах и площадях, в парках и скверах, у кинотеатров и возле магазинов. Фонтаны имеют разную форму и красоту льющихся струй воды. От долгой ходьбы ноги наши отяжелели, появились мозоли и потертости.
Обнаружили столовую. После сытного обеда захотелось где-то отдохнуть. Устроились в тихом сквере за театром. Под сенью большого куста боярышника там стоит лавочка. Рядом приятно шумит фонтан. Сытный обед, тенистая прохлада, журчание воды в фонтане быстро нас убаюкали. К тому же ночью в самолете мы не спали. Через час я с трудом растолкал Юру. Он уже никуда не хотел идти, но я настоял на своём решении. Ведь для осмотра Алма-Аты у нас был лишь один день, и вряд ли мы во второй раз когда-нибудь побываем в нем.
В парке имени Дзержинского нам удалось купить схему города. Мы решили больше не ходить пешком, а использовали для экскурса городской транспорт.
На Кок-тюбе (Зеленый холм), на котором находится смотровая площадка, и, с которого открывается вид на весь город, мы не попали – не работал фуникулёр. Рядом с Кок-тюбе стоит высотное здание гостиницы «Казахстан», скульптура Абая Кунанбаева, дворец культуры имени Ленина, кинотеатр «Арман». Здесь довольно уютный и оживленный район, чего не скажешь о центре города, где стоят правительственные здания.
Город мы исходили и исколесили весь, исключая окраины, увидели основные достопримечательности, и, конечно, у нас о городе сложилось определенно мнение. Город растянут в меридиональном направлении на 25 км, и расположен у самой кромки гор, хорошо озеленён. Склоны ближайших гор укрыты лесом, поэтому воздух в Алма-Ате чистый, а степной зной смягчается прохладой ущелий и ледников.
Железнодорожный вокзал и аэропорт находятся в северной части города. От вокзала к центру идут Красногвардейский тракт, улица Белинского и проспект Сейфулина. В южной части главный проспект – проспект Абая – это новый район. Улицы и проспекты Алма-Аты прямые и ровные, хорошо озеленены. Но чем дальше жилые кварталы от гор, тем меньше зелени. Особенно это заметно в частном секторе окраинных поселков. Народу на улицах немного оттого, что город обширен и разбросан. Национальные одежды никто не носит. Даже на рынке, где обычно бывают провинциалы, не видно людей в халатах, тюбетейках или ярких платьях с азиатскими узорами. Примерно, половину населения составляют казахи, оставшуюся половину разделяют русские, татары, украинцы, узбеки и другие национальности.
Город пересекают стекающие с гор реки Большая Алмаатинка, Малая Алмаатинка и Казачка. Развита сложная сеть каналов и арыков. В 16 км от города по ущелью реки Малая Алмаатинка находится высокогорный спорткомплекс «Медео».
К вечеру мы так устали, что уже ни на что не хотели смотреть. Да ещё сели мы не в тот троллейбус, что нам был нужен, и к автовокзалу пришлось топать пешком под палящими лучами солнца.
До отправления автобуса на Фрунзе было еще три часа, и мы пошли купаться в пруду. Там, освежились, отдохнули и позагорали на песочке. Жить стало легче. Но в это время к горам начали стягиваться черные тучи. Горы стали страшными, грозными. Над ними засверкали молнии. Лес и ледники потемнели. Из тяжелых туч к ним потянулись полосы дождя.
«Не дай бог оказаться человеку там, в горах, в такое время. Представляю, как мчаться там бурлящие потоки рек, как холодно и сыро, и как опасно теперь там быть. А ведь и мы можем оказаться скоро в таких условиях» - думал я.
Вся эта картина, как на ладони, была видна с посадочной площадки автовокзала. Однако в городе дождь не пошел. Он только немного покапал, напугал пассажиров и загнал их под грибки перрона.
В автобус сели в 21час 50минут. Прощай Алма-Ата!
Рассказ третий. В КИРГИЗИЮ И В ЕЁ СТОЛИЦУ
Ехать от Алма-Аты до Фрунзе четыре часа. Нас сразу предупредили, чтобы на промежуточных остановках ночью от автобуса не отходили. В Киргизии неспокойно – массовый терроризм и убийства. Во Фрунзе покидать ночью здание автовокзала запрещено.
Ехать вечером в автобусе не так жарко как днем. Дорога равнинная. Слева маячили заснеженные вершины гор, а справа виднелись выжженная солнцем степь и поля. Потом стемнело, и мы уснули.
Во Фрунзе приехали в час ночи, а это уже Киргизия – страна высоких гор и обширных долин. Киргизия занимает почти всю советскую территорию Тянь-Шаня. Расположена она в субтропических широтах, примерно на тех же параллелях, что и Болгария, Италия, Монголия. Северная широта соответствует широте Рима, Баку, Нью-Йорка, а южная – Лиссабона, Вашингтона. В Киргизии находится вторая по высоте горная вершина СССР – пик Победы (7439 м.) и второй по величине в СССР ледник Иныльчек (60 км. в длину).
На сотни километров протянулись горные хребты со скалистыми пиками, резко поднимающиеся над предгорными равнинами и межгорными котловинами. Гребни горных цепей покрыты вечными снегами, сверкающие под яркими лучами солнца, и медленно сползающими голубоватыми ледниками. Здесь царят скалы и холод, а ниже – альпийские и субальпийские луга, леса, сухие степи, подчас пустыни. По дну ущелий мчатся стремительные горные реки.
Киргизия по климатическим особенностям и природе разделена на шесть районов:
1. Чуйская долина;
2. Таласская долина;
3. Иссыккульская котловина;
4. Центральный Тянь-Шань;
5. Внутренний Тянь-Шань;
6. Юго–Западная Киргизия.
Мы прибыли во Фрунзе – столицу Киргизии. Расположена она на высоте 750-900 метров на слившихся выносных конусах рек Аламедина и Алаарчи. Обе речки пересекают город. Город возник в 1878 году на месте разрушенной русскими войсками кокандской крепости Пишпек.
В городе введено чрезвычайное положение и действует комендантский час. Из автовокзала ночью нас не выпустили, да и ехать ночевать было некуда. А потому, сойдя с автобуса, мы сразу же расположились на лавках зала ожидания и проспали на них до утра. С рассветом сели в автобус и приехали на железнодорожный вокзал. В багажном отделении станции нам сказали, что наши велосипеды ещё не прибыли, и что двадцать дней – это ещё не срок.
- Они могу идти месяц, - сказал нам служащий.
Срывалось путешествие. Что делать? Решили, что если велосипеды завтра не придут, то уедем на поезде в Рыбачье и будем их ждать там. А пока ничего не оставалось, как отправиться осматривать город. Схема города у нас была, и мы, рассмотрев её, пошли по проспекту Дзержинского к центру. По пути зашли в чайхану, выпили по кесешке кумысу и немного поели. Чайхана – это две юрты и несколько топчанов, стоящих на тенистой площадке. На топчанах стоят столики на низких ножках, а сами топчаны устланы хорошими коврами.
Во Фрунзе все скомпоновано лучше, чем в Алма-Ате. Фрунзе напоминает мне по планировке Душанбе. Алма-Ата же чем-то подобна Ташкенту. Центр Фрунзе застроен новыми правительственными зданиями, филиалом музея В.И.Ленина, филармонией и пр. После обследования центра города, мы отправились на рынок, где купили дыню, арбуз и виноград. Потом прошлись по четырём гостиницам города в поисках места для ночлега. Поиски оказались безуспешными. Оставался – вокзал. Ночевать в палатке где-то на окраине опасно. В городе комендантский час, по ночам шастают террористы и патрули, и каждый делает своё дело, но более всего страдают от них ни в чем не повинные люди.
Пообедав в столовой у гостиницы «Киргизстан», мы прошли к цирку, затем к музею изобразительного искусства, а дальше зашли в центральный универмаг «Ай-чурек», фирменный магазин «Зенит». Купили хорошо иллюстрированную книгу «Киргизия». С почты отправили две бандероли – не таскать же книги по горам.
Было в этот день очень жарко. Мы совсем уже умаялись. В тихом месте на лавочке устроились на отдых, немного вздремнули, доели, привезенную из дому, колбасу. Всё, сил мотаться по городу уже нет. Пора устраиваться где-то на ночлег. Решили попытать счастье на турбазе, которая находится на окраине города. Добрались туда автобусом. По дороге видели разместившуюся в парке воинскую часть с бронемашинами. Туристов на турбазе немного, но домики заняты китайцами, приехавшими работать на стройках города. По этой причине и на турбазе нам места не нашлось. По совету администратора поехали на спортивную базу проф. тех. образования, при которой открылась кооперативная гостиница. Эта база находится на берегу канала, и в ней масса комаров. Устроились без труда. Комендант поселила нас в деревянном домике, в комнату, где уже жили два русских прикомандированных строителя из Караганды. Мы приняли душ. Захотелось есть. Но поесть было нечего, и купить негде. Рядом с нашей комнатой целый час дотошно орал пьяный киргиз.
Утром мы вновь отправились на железнодорожный вокзал. От перрона отошел поезд на Рыбачье, который увозил детей в пионерские лагеря на озеро Иссык-Куль. Затем пришел поезд из Москвы, но наших велосипедов в багажном вагоне тоже не оказалось. Грузчики сказали, что теперь багаж из Москвы будет только через день. Мы пошли в кабинет зам. начальника станции, чтобы переадресовать наши велосипеды в Рыбачье, но та посоветовали сходить на перрон. Пришел багажный поезд, в котором есть вагон из Киева. К великой нашей радости, там были и наши велосипеды.
Велосипеды после транспортировки в вагоне они в ужасном состоянии. У моего велосипеда выбиты две спицы, сломан ручной тормоз, а у велосипеда сына согнуты трубки задней вилки. Пришлось повозиться с ремонтом, но к 12 часам мы всё наладили, и, не мешкая ни минуты, отправились в путь.
При выезде из города наполнили фляги квасом и уже на окраине сытно пообедали в столовой какого-то нового завода, где готовят обычные русские блюда, и стоит всё не дорого.
Рассказ четвертый. ЧУЙСКАЯ ДОЛИНА
Был полдень, и было очень жарко. Мы ехали по широкой Чуйской долине. Свои шерстяные костюмы мы сняли и переоделись во всё белое. Напялили даже бурнусы, и теперь походили внешне на арабских кочевников. Бурнус – это национальный головной убор бедуинов. Он хорошо защищает от жаркого южного солнца. Состоит он из двух белых косынок. У одной из них концы закручивают и укладывают баранками на голове. Вторую – накидывают сверху, обвязав её вокруг головы шнурком. Внутреннюю косынку мы периодически смачивали водой. Испаряясь, вода забирает большую часть ненужного тепла. Края внешней косынки можно заправить так, что всё лицо защищено от солнца и будет оставлена лишь узкая щель для глаз. Дыхание через ткань сохраняет частично влагу в организме, т.к. при выдохе ткань увлажняется, а при вдохе увлажняется вдыхаемый воздух. При этом не так пересыхает во рту и горле.
Миновали поселок Кант (перевод – Сахар). Здесь налажена переработка свеклы на сахар. В Ивановке купили дыню и арбуз. Там дунгане наперехват расхваливали свои арбузы, стараясь подчеркнуть, что они чуйские, что значило «лучшие, сочные, сладкие». Расправившись с арбузом и дыней на месте, расположились у арыка. Животы наши распухли, но зато мы утолили жажду и немного отдохнули.
В Чуйской длине проживает треть населения Киргизии, хоть она занимает всего 10% площади республики. В прошлом столетии в долину переселилось много русских и украинцев, поселилась также большая группа дунган. Дунгане были вынуждены покинуть свою родину Кашгарию в Китае после подавления дунганского восстания китайскими войсками.
Долина имеет обширные плодородные земли, мягкий климат, хорошие условия для орошения, а киргизы раньше земледелием не занимались и лишь пасли там овец и лошадей. Киргизы теперь недовольны, и гонят с рынков не только узбеков, но и дунган. А все потому, что дунгане народ предприимчивый, торговый, а киргизы в таком деле неповоротливы и знают хорошо лишь одно дело – скотоводство.
За с. Ивановка искупались в небольшой мелководной, но быстротечной речке. В такую жару это очень кстати. Долина густо населена, и у дороги всё время что-нибудь продают. Пили мы напиток максым – это окисшая смесь крупы, масла и воды. В жару он одновременно утоляет жажду и подкармливает. Максым подобен жидкой кашице. Мы очень боялись в первый день путешествия получить ожоги горным солнцем, и потому не оставляли открытым даже лицо. Поэтому наш внешний вид вызывал всеобщий интерес со стороны водителей и местного населения. Дорога с небольшим подъемом шла вверх, и местность постепенно набирала высоту. За пол дня мы проехали 73 км. Для начала неплохо.
На ночь остановились, отъехав в сторону от дороги метров двести. Здесь протекает арык с чистой водой, и растёт несколько тополей. Место уютное. Дрова, вода, ровная площадка – это всё что нам было нужно. Рядом поле подсолнечника. Здесь же в это время стояла машина и трое дунган пили пиво. Меня угостили пивом, и пил я его от жажды с таким наслаждение, как никогда раньше.
Поставили палатку. Сварили суп. Аппетит отменный. Уснули. Ночью продрогли. Теперь стало ясно, что климат здесь резко континентальный. Ведь днём мы изнывали от жары, поглощая большое количество воды и чая, а ночью тряслись от холода.
- На следующую ночь нужно одеться потеплей, - решил я.
Вчера мы не доехали до года Токмак всего 12 км, и теперь через час были в нем. Заехали на рынок. Купили дыню и кое-что из овощей. С питанием проблем пока нет. Единственная сложность – купить сахар. Здесь он, как и в Украине, по талонам.
Дорога всё та же – ровная, с небольшим подъёмом. Так же жарко. С питьевой водой проблем тоже нет – в населенных пунктах есть колонки. Еще пару часов, и мы у села Быстровка. У станции Луговой кончается Чуйская долина и начинается Боамское ущелье, по которому течет всё та же река Чу, но теперь она из тихой равнинной превращается в шумную горную.
Теперь, когда мы проехали всю Чуйскую долину, можно описать общую картину в сочетании с информацией из литературы. Долина начинается у подножий Киргизского хребта. Там она походит на обширную равнину, кажущуюся плоской, хотя уклоны возле хребта довольно значительные. В этой долине разместились многочисленные населенные пункты, то тянущиеся полосками вдоль дорог, то разбросанные в виде островков среди плантаций сахарной свеклы, полей пшеницы, кукурузы, люцерны и других культур. Домов почти не видно – они тонут в зелени садов и декоративных насаждений. Вблизи селений сады и виноградники. Лишь местами сохранились участки целинных земель.
Долину пересекают автодороги, линии электропередач, русла речек, каналы. В Чуйской долине создана сложная система ирригационных сооружений. Ниже Токмака река течет в одном русле. Выше Токмака река разбивается на рукава, образуя островки и отмели.
Рассказ пятый. БОАМСКОЕ УЩЕЛЬЕ.
Боамское ущелье является продолжением Чуйской долины, и разделяет Киргизский хребет и Кунгей Алатау. Это ущелье представляет единственный удобный проход с севера во Внутренний Тянь-Шань. Железная дорога тянется рядом с автодорогой, немного выше её. Обе дороги как бы врезаны в склоны гор. В ущелье въехали после полудня. Дорога стала круче и извилистей. Она, то взбирается высоко на склон, то спускается почти к реке. На спуске, где мы набрали приличную скорость, пришлось остановиться у маленького оазиса с родником. Нижние ветви деревьев здесь обвязаны полосками тряпиц. Такие места в Средней Азии называют святыми. Говорят, что здесь когда-то останавливался какой-то святой. По обычаю, каждый побывавший здесь человек должен повязать тряпицу. При этом можно загадать желание. Если желание сбывается, то тряпицу снимают, а в благодарность Аллаху приносят в жертву барана, мясом которого угощают друзей и соседей. В источник многие бросают мелкие монеты.
Набранная из источника во фляги вода быстро кончилась. Проезжая мимо железнодорожного разъезда, мы попросили у мальчика воды. Он по-русски не говорил, но понял по протянутой к нему фляге, что мы от него хотим. Тот кое-как пояснил нам, что вода есть возле оленя. Проехав ещё около километра, мы оказались на автостоянке. Там есть красиво оформленный источник с каменной фигурой оленя, кафе и небольшой базарчик. В кафе мы подкрепились и запаслись кое-какими продуктами. Потом поглазели, как аферисты-напёрсточники обманывают народ, и поехали дальше.
Часам к четырём ущелье немного расширилось, горы отступили, река немного успокоилась. Окружавшие ущелье горы стали ниже, а склоны менее скалистыми. Горы сложены из песчано-каменной смеси с желтой или бурой глиной. Склоны таких гор почти не имеют растительного покрова.
Мы остановились под сенью нескольких деревьев, которые не часто встречаются в Боамском ущелье.
Перекусив хлебом с повидлом и чаем, и немного отдохнув, мы проехали ещё десять километров. Ущелье ещё больше расширилось и походило теперь больше на долину. Появились луга, огороды и небольшие поля, а затем стали видны какие-то дома. Мы подумали, что это уже окраина города Иссык-Куля. Однако это оказалось не так. То был аил (село). В семь часов вечера мы начали подыскивать в этом аиле место для ночлега. После того как мы по нему прошлись, сделали вывод, что хорошего места для установки палатки в нем нет. Один парень показал нам место у моста на берегу Чу. От моста мы отъехали в сторону метров сто, и поставили палатку за небольшим холмом, поросшим невысоким колючим кустарником. Место пустынное: песок, скудная растительность. Рядом с нашим лагерем в Чу впадает небольшой приток. Юра вначале порывался ловить в нем удочкой рыбу, но, как только он влез в палатку, мгновенно уснул. Я насобирал хвороста, развел у реки костер и приготовил ужин. Позже мы немного покупались в реке, хотя к вечеру стало прохладно. На ночь теперь мы оделись теплее.
Рассказ шестой. НА ИССЫК-КУЛЕ
Иссык-Кульская котловина вторая по величине (после Ферганы) межгорная впадина Тянь-Шаня. Как две гигантские дуги опоясывают её горные цепи Кунгей Алатау на севере и Терскей Алатау на юге. Сближаясь на западе и на востоке, они образуют закрытое со всех сторон межгорное пространство. Котловина вытянута с запада на восток более чем на 250 км. В ширину она достигает 100 км.
Среди всех высокогорных озер мира, лежащих на высоте более 1200 м, Иссык-Куль по площади занимает второе место в мире, по глубине же и объёму воды – первое место. Не смотря на то, что озеро расположено на высоте 1609 метров над уровнем моря и со всех сторон окружено вечноснежными хребтами, оно не замерзает в течение всего года. В Иссык-Куль впадает несколько десятков речек, а из него не вытекает ни одной. Вода в озере солоноватая, не пригодная для питья.
Для большинства, попадающих на Иссык-Куль, знакомство с этим грандиозным высокогорным озером начинается с его западного побережья. Здесь находится город Иссык-Куль, который совсем недавно назывался Рыбачьим. Именно сюда приводит автомобильная магистраль из Фрунзе. Обычно немало наслышавшись об Иссык-Куле еще до его посещения о чрезвычайной обширности и живописности, об изумрудной глади его поверхности, в которой отражаются вечноснежные вершины исполинских Тянь-Шанских гор, прибыв к западной оконечности озера, вы можете испытать даже некоторое разочарование. Здесь, на западе, оно не кажется столь грандиозным, а окружающие его горные цепи – столь величавыми. Крайний западный залив совсем не широк. Противоположные его берега хорошо видны, лишь на востоке водная поверхность сливается с горизонтом. Дальнейшее путешествие вокруг озера резко изменит эти первые впечатления.
При въезде в район озера, которое является популярной зоной отдыха, взимается плата: легковой автомобиль – 25 руб, мотоцикл – 10 руб, автобус 100 руб. Мы проехали бесплатно. Ведь у нас экологически чистый транспорт. На въезде в город стоит величественный памятник русскому путешественнику П.П.Семенову-Тянь-Шанскому.
Город Иссык-Куль теперь является областным центром объединённых Нарынской и Иссык-Кульской областей. Год назад областными центрами были города Нарын и Пржевальск.
На месте города Рыбачье в конце 19 столетия было маленькое селение Багино, названного по фамилии первого его жителя, поселившемся здесь в 1884году. В 1902г. селение было переименовано в Рыбачье. В 1916 г. в нем было всего 24 двора и 134 жителя. Статус города получил в 1954г. Город находится на стыке автомобильного, железнодорожного и водного путей. Отсюда начинаются дороги во все районы Внутреннего Тянь-Шаня. По берегу озера расположены причал, пристань со складами, элеватор. На воде покачиваются рыболовецкие баркасы и лодки, у пристани теплоходы. Главная улица города является продолжением автодороги Фрунзе – Пржевальск, и она выводит к порту и автовокзалу. В городе крупный мясокомбинат, судоремонтные мастерские, судостроительный завод, мельница, маслозавод, рыбпункт и пр. Вода подается в город каналами из речек и ручьев. Воды не хватает. Из озера вода не пригодна для полива и питья.
Первым делом заехали на рынок. Купили арбуз и килограмм крупных сладких абрикос. Затем поехали в порт. Когда мы въезжали, вахтер нас не заметил, но потом нас быстро выдворили с территории порта. Поехали на городской пляж и первый раз искупались в Иссык-Куле. Я попробовал вкус воды. Она оказалась слабосолено-горькой. Сфотографировал сына на двугорбом верблюде. На этом и закончили своё короткое знакомство с этим небольшим городом, каким является г. Иссык-Куль, и двинулись в сторону северного побережья озера.
Нам сразу же открылась широкая панорама озера и гор. От зеркальной поверхности озера, окаймленной только узкой полоской прибрежных лугов, во все стороны тянется серая щебёнистая пустыня. Покрытая редкой полынно-солянковой растительностью, она доходит до склонов гор, которые здесь также пустынны и совершенно безлесны. Эта картина на западе побережья меняется лишь там, где из горных ущелий к озеру выходят ручьи и речки, на конусах выноса которых зеленеют луга и поля. Засушливость этого края не позволяет заниматься багорным земледелием. Источников же для орошения здесь мало. Поэтому население здесь занимается разведением тонкорунных овец и лошадей. Населенные пункты на западе не велики и расположены на большом расстоянии друг от друга.
Дорога идет по прибрежной равнине, и потому почти не имеет спусков и подъёмов. Справа от дороги все время видна панорама Иссык-Куля. Невольно тянет к воде, хочется искупаться. Солнце здесь опасное, в лучах много ультрафиолета. Даже в облачный день можно получить сильные ожоги. Мы по-прежнему не оставляем для лучей ни малейшего шанса облучать нашу кожу. Закрыты косынками бурнусов наши лица, и даже на руках рукавицы, хотя солнце здесь уже не такое жаркое, как в Чуйской долине. Все русла горных речек безводны, и воды из них не напиться.
Постепенно каменистая поверхность с редкими кустиками полыни исчезает, растительность образует более сомкнутый покров и, наконец, сменяется настоящей степью, поднимающейся на склоны гор.
По ту сторону озера, в синей дали круто поднимается склоны Терскей Алатау. Гребень хребта заснежен и поднимается выше облаков. Горы так высоки, что снежные вершины, казалось, стоят не на земле, а на облаках. Вечноснежные вершины гор являлись как бы продолжением таких же белых облаков. Грандиозное зрелище!
Иссык-Куль со своим горным обрамлением отличается необычайной красотой. Окружающие озеро горные хребты поднимаются до 4500 – 5200 метров и ограждают котловину от проникновения холодного воздуха с севера и жаркого из пустынь Средней Азии. Поэтому побережье озера не знает ни суровых морозов зимой, ни изнуряющей жары летом. На побережье наблюдается сочетание элементов приморского, горного и степного климатов – комбинация, по свидетельству специалистов, редкая.
На коротких привалах мы доставали из чехла бинокль и рассматривали горы, ледники, леса. По обе стороны от дороги теперь стали видны поля пшеницы, картофеля, свеклы. Под посевы запахана не только приозёрная равнина, но и предгорные склоны. Стройные тяньшанские ели ютятся в узких тенистых ущельях.
Примерно в 50 км от города, за речкой Чок-Тал дорога вступает в одну из главных зон летнего отдыха. Вдоль дороги цепочкой тянутся селения, окруженные садами и ягодниками. Они крупнее и лучше озеленены, чем те, которые встречались раньше. Расстояние между ними короче. Природа здесь уже не напоминает о пустынном ландшафте западного побережья. Склоны гор покрыты степной, выше луговой растительностью. По ущельям - заросли ели. Речки более многоводны, горы Кунгей Алатау еще выше. Эта часть побережья является как бы переходной зоной между западным и восточным.
После полудня над горными хребтами появились кучевые облака, за которыми потянулись темно-фиолетовые тучи. Это значило, что в высокогорьях идет снег, а в предгорья – дождь. У озера же по-прежнему тепло и ясно. В селах на пляжах и улицах много отдыхающих. Ведь озеро Иссык-Куль для республик Средней Азии и Казахстана всё равно, что для европейской территории страны Черное море. Сюда на отдых съезжаются сотни тысяч отдыхающих. Центром зоны отдыха является Чолпон-Ата. Но до этого поселка мы не доехали сегодня 10 км. Приближался вечер. Пора ставить палатку. Свернули с дороги. На указателе значилось пол десятка пионерских лагерей. Через километр уперлись в ограду лагеря. Обошли её стороной по песчаной дороге. Вышли на берег озера. Песчаный берег пустынен. Ставить палатку на открытом пространстве не хотелось. Заехали со стороны пляжа в пионерский лагерь. Там деревья, кусты, трава. Мы рассчитывали с разрешения администрации поставить здесь палатку, а возможно даже заночевать в одном из домиков. Но, к сожалению, мы ошиблись. Директор лагеря не отличился гостеприимством, и не разрешил нам ставить на территории даже палатку. Нам посоветовали поставить палатку в нейтральной зоне между двумя лагерями. Так мы и сделали. С заходом солнца стало холодать, и купаться желания уже не было. С гор повеяло прохладой. Юра успел до потемнения закинуть в озеро для ловли рыбы две донки.
- Может быть за ночь что-нибудь клюнет на колбасу, - сказал он.
Ночью непогода пришла и на озеро. Пошел дождь. Ночью нас разбудили чьи-то голоса. Оказалось, с нами по соседству ставили палатку парни из Фрунзе.
Дождь моросил и утром, а потому мы долго не выползали из палатки. Спалось под капель дождя сладко. Дождь прекратился, но погода по-прежнему мрачная. Ветер вздымал на озере темно-синие, почти черные волны. Цвет воды изменился – была она лазерно-голубой, стала свинцово серой.
Отыскали концы лески донок. Вытащили снасти – пусто. Развели, долго дымивший костер. Позавтракали, собрали вещи в рюкзаки и двинулись дальше. На востоке виднелась светлая полоска неба, но над нами постоянно висели облака. Это было даже лучше – ехать не жарко. Главное, чтобы не было дождя.
Через час мы въехали в поселок Чолпон-Ата. В нем много отдыхающих. Обилие зелени, чистый горно-морской воздух, прекрасный песчаные пляжи, лечебные грязи – всё это в сочетании с интересными прогулками по живописным ущельям Кунгей-Алатау, рыбной ловлей, купанием и катанием на лодках по озеру делает здесь отдых весьма привлекательным. В поселке проживает восемь тысяч жителей. Пионерский лагерь «Чолпон-Ата» - это киргизский «Артек». Здесь также находится крупный курорт «Голубой Иссык-Куль». И всё же провинциальность курорта видна во всём.
У автовокзала рынок. Пополнили на нем свои запасы овощей. Купили светло-красных вишен, которые здесь называют черешней. Они оказались сладкими и сочными. Съели еще по шашлыку.
Курортная зона тянется сплошной полосой до села Ананьево. Местные жители продают повсюду ведрами черную смородину, вишни, крупные абрикосы. На ветвях деревьев приусадебных участков висят яблоки, сливы, но они здесь еще не вызрели. На огородах растёт картофель и прочие овощи. Дорога часто проходит под сенью огромных тополей, сомкнувших свои ветви и наглухо закрыв дорогу от проникновения солнечных лучей. Дорога проходит в прибрежной полосе чуть выше зеркала озера. За рекой Чон-Ак-Су стоит село Григорьевка – главный центр рыболовства региона. В озере водятся осман, чебак, сазан, маринка и др. В селе есть рыбокомбинат, много садов и ягодников. А садами славится село Ананьево – одно из старейших селений котловины. Здесь мы попытались найти для себя ночлег. У сельского клуба есть небольшой парк, который, видно по всему, мало посещаем местными жителями. Место тихое, но сырое. Проехали через село до самой окраины, но так и не нашли подходящего места для установки палатки.
За Ананьево, у берега озера мы увидели какое-то строение. Стоит оно одиноко на небольшом холме, окруженное пирамидальными тополями. Что это за здание – разобрать было трудно даже с помощью бинокля.
- Нужно найти туда дорогу. Растут деревья – будут дрова для костра. Дом – значит есть питьевая вода. Ну а то, что он вдали от села – это лучше. Никто не будет нас беспокоить. К тому же озеро там, рядом, и можно в нем искупаться, - рассудил я.
Однако отходящей от шоссе дороги к этому дому мы не обнаружили, а идти туда прямиком через луговую равнину мы не решились. Там могли быть заболоченные места.
Ехали мы здесь по аилу Орюктю-Хутор. Жилища хуторян стоят лишь слева от дороги. У одного из домов нас остановила пожилая казашка с ребёнком на руках и попросила сфотографировать внука. Пока фотографировали малыша и записывали адрес, подъехал на осле сын хозяйки. Казашка рассказала, что у неё есть ещё старший сын, который служит в Термезе в армии сверхсрочно, а также дочь, которая работает в г. Иссык-Куле зубным техником. Её муж раньше жил в Китае, перешёл границу и остался жить в Киргизии. Работает он в совхозе объездчиком полей.
Пытаясь найти что-то для сувенира, я спросил казашку:
- Может у вас есть какой-нибудь старый медный кувшин?
Она долго не могла понять, что я от неё хочу, и принесла эмалированный чайник, решив, что нам нужна посуда для заварки чая.
Пока мы разговаривали, подъехал верхом на коне хозяин и пригласил переночевать у него в доме. Мы, конечно же, согласились на это предложение. Отдали хозяйке банку тушенки и килограмм конфет. Затем осмотрели двор и хозяйство. Помог хозяину перетащить с телеги в стог сено. Сын Юра в это время катался по двору на осле. Живет эта казахская семья, по сравнению с нашим донбасским уровнем жизни, бедно, хоть имеет корову, бычка, лошадь, ишака, несколько овец, курей, уток и небольшой огород. Без этого в киргизском селе не прожить. Зарплата хозяина в совхозе составляет всего 120 рублей.
- Мы не покупаем в магазине ничего, кроме муки и сахару. Мясо, молоко, овощи – всё своё, - рассказал мне казах.
После работы с сеном их сын предложил поехать покупаться на озеро. Моего сына Юру он посадил на лошадь сзади себя, а мне пришлось идти пешком по лугу, где часто встречались заболоченные места, ручьи, полузатопленные участки осокового луга. Приходилось перепрыгивать, обходить, перебираться по жердям или форсировать небольшую речку на лошади. В прибрежной луговой зоне озера здесь растет облепиха, барбарис и много других видов кустарниковой растительности. Добравшись до озера, мы искупались в нем. Вода в Иссык-Куле прохладная, но не холодная. Дно у берега здесь илистое, хотя в основном оно везде галечное или песчаное. Парень сказал, что ил на дне лечебный. Ил не мягкий и ровный, а имеет кочки. Глубина озера нарастает не сразу, хотя в литературе говорится, что она от берегов нарастает быстро. Рядом с нами на воду сели какие-то птицы, но не утки и не гуси.
Я спросил парня о том здании, к которому мы намеревались ехать для ночлега.
- Там старая ферма. Никто там теперь не живёт, - сказал он.
На лугу, среди зарослей кустарника, он показал нам небольшое озерцо, которое местные жители называют «бездонной ямой». Озерцо имеет резко очертанный крутой берег. Вода в нем мутная и очень холодная. Пользуется озерцо дурной славой. Я думаю, что на дне этого озерца есть мощный родник. Возвратившись к дому, мы снова уселись пить чай. На полу лежат ватные тюфяки. На низком столике стоят жирные, как масло сливки, варенье, молоко и хлебные лепёшки.
Благодаря тому, что утром не надо было сворачивать палатку, готовить завтрак и укладывать в рюкзак вещи, мы выехали в путь рано. Проехали аил под названием Сырыбулак. За ним увидели кладбище, гранитные стелы и кирпичные мавзолеи которого украшают рога козерогов и архаров. Кроме этого там можно увидеть целые картины из жизни усопших. На одном из мавзолеев изображен всадник с беркутом на руке на фоне горного пейзажа. Нигде больше я не видел на кладбищах столько рогов диких животных и картин. А ведь у мусульман изображение людей запрещено.
Мы ехали по относительно густонаселенному району, но всё население здесь сосредоточено на узкой береговой полосе. Остальное пространство занимают горы и озеро. По мере нашего продвижения горы с каждым часом становились всё ниже, заснеженные вершины виднелись всё реже, а потом и совсем исчезли. За поселком Ак-Булак дорога начинает огибать озеро с востока. У моста через реку Тюп мы остановились на большой обеденный привал. У двух высоченных пирамидальных тополей, каких до этого я ещё не видел, мы развели костер и сварили в котелке картошку и плотно пообедали. Отдохнув на травке у реки Тюп, мы поехали дальше. Миновали старинное селение Тюп. За этим селением дорога пересекает реку Джергалан. Это уже восточное побережье Иссык-Куля – важнейший земледельческий район котловины. Приозерная равнина здесь сплошь распахана, всюду поля пшеницы, кормовых трав, картофеля. В восточной части котловины находится основная масса садов и ягодников, в которых растут яблоки, груши, абрикосы, сливы, черешни, малина, смородина. Большие площади заняты под огородние культуры: капусту, морковь, редис, огурцы, помидоры. А лук и чеснок отсюда вывозятся, и много. Здесь горы отступили далеко от озера. Эта местность мне чем-то напомнила нашу донецкую.
Преодолев небольшой подъём возвышенности Тасма, мы покатились вниз, отсчитывая по столбикам километры до Пржевальска. 17 км проехали быстро.
Вот и Пржевальск. Основан он был в 1869 году, и имел вначале название Каракол. Прямая дорога привела нас в центр. По обе стороны от дороги потянулись дома частного сектора, но дальше есть новый район многоэтажек. В центре города кинотеатр, тротуары, киоск «Союзпечати» - всё, как обычно. Здания центра построены по общесоюзным стандартам. Выделялось оригинальностью лишь одно здание – мечеть. Оно отличалось не только от зданий советской архитектуры, но и никак не относилось к архитектуре среднеазиатской старины, и имеет, скорей, вид буддистского дацана. Оно имеет деревянные колонны, красочно и ярко раскрашенный фасад. Углы крыши, как у китайских зданий, загнуты вверх. Потолок внутри большой залы тоже красочно расписан, пол устлан коврами.
Город еще год назад имел статус областного центра Иссык-кульской области, а потому в самом центре города возвышается здание, которое в народе называют «белым домом». В историческом центре много старых деревянных зданий, обмазанных глиной и побеленных известью. Прямые улицы обсажены тополями. В центре есть тенистый парк из берез и тяньшанской ели. Парк – лучшее украшение Пржевальска. Зеленый колорит города усиливается большим количеством садов.
Приехали на рынок, съели по шашлыку. Зашли в спортивный и книжный магазины, посетили краеведческий музей. Пржевальск – город небольшой, и для осмотра его достопримечательностей не нужно много времени.
В 9 км от него есть место, где похоронен великий русский путешественник Н.М.Пржевальский. Пржевальский находился здесь в 1888 г. в начале своего пятого путешествия в Тибет. Тяжело заболев брюшным тифом, он неожиданно умер. Могила Н.М.Пржевальского находится по соседству с пристанью, а вернее над ней, на холме. Здесь у могилы, накрытой гранитной плитой в 1889 году был сооружен монумент. На вершине гранитной глыбы распростер крылья бронзовый орёл. В клюве он держит оливковую ветвь – символ мирных завоеваний науки, под ногами карта Азии с маршрутами путешествий Н.М.Пржевальского. На передней стороне в верхней части выделяется бронзовый крест, ниже, в центре скалы, куда ведут высеченные в ней ступени – большая бронзовая медаль с барельефом путешественника. Это величественное сооружение как-то неотделимо от чудесной панорамы озера и окружающих его могучих хребтов.
Недалеко от могилы и монумента стоит здание музея, окруженное небольшим тенистым парком и цветником. Музей старый, с мраморными ступенями и с хорошей отделкой полированным камнем. В музее находятся книги, личные вещи, ружьё Пржевальского.
Набрав в фонтанчике воды, мы выехали за город и свернули в сторону села Теплоключенки. Далее это дорога ведет через перевал за гребень хребта Терскей Алатау на Центральный Тянь-Шань – самую высокую часть Киргизии.
Мы ехали по дороге. По левую сторону от неё потянулись ровные поля, сады. Слева – адыры, т.е. сухие предгорья. Свернули с асфальтированного шоссе на проселочную дорогу, ведущую в аил. На окраине села мы присмотрели неплохое место для ночлега. Подъехали к сидевшему у дома старику-киргизу. Объяснили ему, что хотим здесь поставить палатку и заночевать, рассчитывая на гостеприимство, что, по сути, в крови у всех народов Азии. К тому же неписанный закон гостеприимства у мусульман подкреплен религиозными догмами в Коране. Однако мы ошиблись. Чем-то мы не понравились этому аксакалу. Возможно, в прошлом он был басмачом. Во всяком случае, он нам с откровенной враждебностью сказал:
- Не разрешаю. Едь в милицию. Привези справка.
Такого поворота событий мы никак не ожидали. Ведь в Азии, и особенно в глубинке, большой позор не принять путника. Закон гостеприимства не сработал, и мы вынуждены были «откланяться» и уехать.
Вернулись к шоссе. Темнело. По другую сторону от дороги стоит ферма и небольшой домик. В окне горит свет, а у дома залаял пёс. Скота на ферме нет. Хозяйка дома, киргизка, в это время гнала с пастбища домой корову, и мы спросили её о молоке. Отправил Юру с бидоном и деньгами к фермерскому дому. Поставили палатку, насобирали дров, разожгли костёр. В пустующей ферме обнаружил много голубей, слетевшихся туда на ночлег. Голуби там вдруг все взлетели, и тем самым шумом напугали меня.
Ночью со стороны гор начали надвигаться страшные черные тучи. Ткань палатки и полиэтилен рвало ветром. Небо озаряли вспышки молний. Надвигался ливень. Этот адский грохот и сверкание молний продолжалось несколько часов, но дождь всё же не начался. Я боялся, что нас смоет потоком дождевой воды со склона, на котором установили палатку. Но всё окончилось, как нельзя лучше. Тучи посверкали, погремели и ушли куда-то в сторону, не проронив на нас ни капли дождя.
Уже дома, когда вернулись из путешествия, мы узнали, что из-за сильнейшего ливня в Киргизии были снесены селем многие дома и тысячи людей остались без крова, а туристов и отдыхающих с баз отдыха эвакуировали в безопасные места. Были и человеческие жертвы от сходов грунта. Так что наши волнения были не беспочвенны. Стихийные бедствия в Киргизии бывают не редко, особенно из-за селей, землетрясений, схода снежных лавин.
На этом наш путь по северному и восточному берегу Иссык-Куля закончился, и на следующий день мы стали подниматься в горы Центрального Тянь-Шаня.
Рассказ седьмой. В ЦЕНТРАЛЬНОМ ТЯНЬШАНЕ.
Итак, мы пересекли Иссык-Кульскую котловину и теперь удалялись в самую высокогорную и труднодоступную часть Киргизии – Центральный Тянь-Шань. Здесь высокие горные хребты и узкие долины. В верховьях многих долин располагаются фирновые поля и ледники, которые дают начало бурным рекам.
На восточной границе Киргизии возвышается Меридиональный хребет. Его вершины поднимаются более чем на 6000 метров. От него на запад отходит хребет Сарыджаз. От них на северо-запад отходят хребты ТерскейАлатау и Адыртор. Вершина короткого срединного хребта – пик Хан-Тенгри (6995м) считалась долгое время самой высокой точкой в Тянь-Шане. От Меридионального хребта к юго-западу тянется высочайший хребет Киргизии и Тянь-Шаня – Кокшаал-Тау с вершиной пик Победы (7436м). Пик Победы был открыт лишь в 1943 году группой военных геодезистов. Только 30 августа 1956 года группа альпинистов из экспедиции В.М.Абалакова совершила первовосхождение на высочайшую вершину Тянь-Шаня. Должен заметить, что вершина пика Победы лежит как раз на границе с Китаем, и её южный склон принадлежит не СССР.
Первым ученым, посетившем Центральный Тянь-Шань (1856 – 1857г.г.) был П.П.Семенов-Тяньшанский. Совсем недавно в этот труднодоступный район Тянь-Шаня могли зайти только хорошо организованные экспедиции. Теперь, благодаря проложенной дороге, туда могут попасть даже такие путешественники, как я и мой малолетний сын.
Мы намерены были проехать и пройти по ущелью Реки Тургень, перейти перевал Чон-Ашуу (3822м), спуститься по долине реки Оттук и ущелью реки Сарыджаз к поселку Енильчек. Затем по высокогорной долине реки Ак-Шыйрак добраться к аилам Ак-Шыйрак и Ыштык, преодолеть перевал Ыштык (3689м), спуститься к поселку Кара-Сай. Далее на пути есть два высоких перевала Суек (4021м) и Барскаун (3754). Спустившись с перевала Барскаун по одноименному ущелью, мы должны были вновь выйти к побережью Иссык-Куля.
После устрашающей грозовой ночи, проведенной у фермы, мы через час доехали до Теплоключенки. Ещё некоторое время мы продвигались по сравнительно широкой долине, но как только пересекли реку Тургень, то попали в ущелье. До сих пор мы видели высокоствольные тяньшанские ели только издали. Но вот они уже стоят рядом по склонам гор, а затем появились и у реки. В небе над горами плывут кучевые облака, а над нами, как назло, светит солнце. Оно столь жаркое, сколь яркое и облучающее. То ли от солнечного облучения, то ли от горной болезни у сына начал болеть живот. Переехав через горную реку, мы остановились на привал. Живописную поляну там окружают стройные ели. Шумит река, катясь по валунам. На дне ущелья и по склонам гор стоят стройные и необыкновенно высокие тяньшанские ели. Поляна усеяна экзотическими цветами, и пышная трава укрывает её зелёным ковром. Кое-где из травы торчат большие лысые валуны.
Я снял с велосипеда одеяло и уложил на него сына. Ему тошнило. Вскипятил на костре чай, дал ему таблетку и напоил крепким чаем. На Кавказе и Памире с ним бывало так же, как только мы достигали высоты 2000 – 2500 метров. У меня тоже исчез аппетит, тогда как на Иссык-Куле мы ели по пять раз на день, и не наедались.
Мы пробыли на этой поляне два часа. Отлежавшись, Юре стало лучше. Я взял часть груза с его велосипеда на свой, и мы продолжили путь. Подъём по ущелью довольно крутой. Высота нарастала. Толкать велосипеды тяжело, и мы часто отдыхали. Ущелье стало еще глубже и теснее. Река ревела так, что было непонятно, шумит ли это река или гремит гром. На коротких привалах собирали землянику и рассматривали в бинокль склоны гор. Ближе к вечеру тучи с гор потянуло назад к озеру. Они шли так низко, что цеплялись за вершины близь лежащих гор, окружавших ущелье. Этого следовало ожидать. Движение облаков – это результат здешнего микроклимата. Днем, испаряемая с озера влага, тянется в горы, и там, поднимаясь вверх, конденсируется и сгущается в облака. Ночью же ветер «моряк» переходит в «горняк», и облака с гор тянутся к озеру и сыплют там дождём. Вот таким образом и получается влажный микроклимат востока котловины.
Уже под вечер мы встретили на дороге одну киргизскую семью. Они, жители Иссык-Куля, были удивлены тем, как далеко от дома мы путешествуем на велосипедах.
- У нас вот машина есть, и то мы первый раз заехали сюда, - сказал глава семейства.
- Сфотографируйте нас, - попросили они, и дали нам деньги, чтобы мы выслали фотоснимки.
Деньги мы не взяли, пообещав и без них выслать фотографии. Тогда киргизы угостили нас домашним печеньем и какими-то кренделями. От угощения мы не отказались. Еда в горах всегда пригодится. Они же посоветовали нам поставить палатку на площадке, где стоит трактор дорожников «Кировец». Но туда еще нужно топать два километра.
Как только мы добрались до площадки с трактором - начался дождь. Мы забросили в кабину рюкзаки и влезли сами. Сидели там час, не зная, что же делать дальше. Спать в кабине из-за тесноты и неудобства невозможно. Но этот вариант всё-таки лучше, чем мокнуть под дождём. Грунт на площадке размок. В ущелье стало сыро и холодно. Потом дождь прекратился. Мы разожгли костер, выпили горячего чаю, быстро поставили палатку, натянули на себя всё что было из одежды и улеглись спать. Вокруг ни души, и жутко темно. Там только горы, ущелье да дорога. Не было даже звезд - их закрыли тучи. Но усталость взяла своё, и мы погрузились в сон. Ночью снова шёл дождь, и капли дождя громко стучали по брезенту палатки.
Утром безлесные макушки гор от выпавшего снега укрылись сединой. В ущелье стало ещё холодней. С трудом разожгли костёр и приготовили завтрак.
Вновь стали толкать свои велосипеды всё выше и выше. Впереди появились заснеженные остроконечные вершины гор.
Ещё вчера, когда мы сидели в кабине трактора, к нам подъехал верхом на коне чабан и сказал, что потерял в горах десять совхозных коров. Позже Юра заметил их высоко на склоне горы. Среди елей их было трудно увидеть, но мы с помощью бинокля всё же пересчитали их. А сегодня утром снова увидели их, но были они уже на противоположном склоне ущелья. Оставалось только гадать, как они перешли бурную горную реку, и как взобрались по столь крутым склонам ущелья вверх.
За поворотом дороги мы увидели чабанский лагерь, называемый у киргизов джейлоо. Это летнее поселение чабанов состояло из двух юрт, палаток и загонов для скота. На большой поляне паслись коровы и лошади, дымили трубы над шатрами юрт. Возле юрт сложены в штабеля куски сухого навоза. Этот кизяк киргизы используют в печах-буржуйках как топливо. Мы подозвали к себе ребят и сообщили им, где видели потерявшихся коров. Позже, в Кочкорке, нам сказали, что за такое хорошее известие по обычаю было положено хорошее вознаграждение в виде угощения или даже барана.
- До перевала ещё далеко. Лес дальше кончится. Не будет даже травы. Будет холодно, - рассказали нам чабанские дети.
Остановился ЗИЛ-130, в кузове которого ехали несколько киргизов. Они помогли втащить в кузов велосипеды и рюкзаки, и мы продолжили путь на автомобиле. Высота нарастала быстро. Вот уже не растут ели и пошли высокогорные альпийские луга. Ехать стало прохладно даже в куртках. Попутчики сошли, и мы пересели в кабину. Нам повезло. Водитель ехал на перевал Чон-Ашу. Дорога стала серпантинить. Снеговая граница высоты уже рядом. Здесь господствуют скалы, осыпи и снежники. Но ещё кое-где растут мхи и низкорослые травы.
Остановились у экскаватора, немного не доехав до перевала. Машину ждали прораб и экскаваторщик. Прораб оказался украинцем, и рассказал нам, как он попал в эти края, а затем распорядился довезти нас до самой высшей точки перевала.
Попадая на вершину перевала, всегда с облегчением вздыхаешь, потому что дорога дальше пойдет вниз. Чон-Ашу переводится как «большой перевал». Его высота 3822 метра. Вокруг на склонах гор, и даже ниже нас снег. Серые скалы с осыпями не радуют глаз. Внезапно налетела туча, и пошел снег. Он был густым, только вот снежинки не были пушистыми, а больше напоминали снежную крупу. Уже ради того, чтобы увидеть, как идет снег посреди лета, да ещё в знойной Средней Азии, стоило отправляться в путешествие и карабкаться на этот перевал. В Центральном Тянь-Шане даже летом прохладно. Там, где оканчиваются ледники, средняя температура июля всего +5°С и даже летом выпадает снег, бывают метели и снежные бураны, в чем мы убедились сами.
Начали спуск. Оказалось, что при езде в кузове у моего велосипеда сломался ручной тормоз. Кое-как устранили неисправность. Ведь с таким, как у меня, грузом и уклоном дороги один ножной тормоз удержать не сможет, да и втулка заднего колеса от торможения очень нагревается. Приходилось часто останавливаться и охлаждать её водой из фляги. В противном случае могло произойти то, что случилось с нами на Кавказе при спуске с Крестового перевала. Тогда, в разогревшейся втулке что-то заклинило, лопнул тормозной рычаг, я с сыном понеслись без тормоза вниз, и чудом не разбились, когда упали в камни.
Дорога спустилась к большой и бурной реке Сарыджаз. Река эта в верховьях имеет широкую и плоскую долину. Затем Сарыджаз поворачивает на юг, где, прорезав горные хребты Киргизским каньоном, угодит в Китай и теряется в песках пустыни Такла-Макан. Позже я поменял тормоз своего велосипеда на более надежный тормоз велосипеда сына. Ведь у него груз легкий, да и сам он весит меньше. Всё стало на свои места, и мы помчались вниз по долине Оттук. Горы здесь имеют мягкие очертания и некрутые склоны. Долина широкая и увалистая. Кое-где у реки мы видели юрты чабанов. Здесь хорошие пастбища. В одном месте по дороге гнали большую отару овец. Чабан попросил у нас водки, обещая за неё отдать овцу. У меня есть фляга со спиртом, но вступать в сделку с чабаном я не стал.
У моста через приток Сарыджаза, который вытекает из ледника Неулюктау, мы сделали привал. Внезапно появившаяся туча чуть было не намочила нас дождём, но мы успели укрыться под мостом.
Двигаясь по узкому и глубокому ущелью Сарыджаза, казалось, что нам на голову вот-вот свалится камень, а возможно даже произойдет обвал. Ведь на асфальтовом полотне дороги часто валялись камни внушительных размеров. Дорога здесь во многих местах подмыта рекой. Сарыджаз с ревом катит по дну свои белесые воды. В иных местах, где каньон весьма узок, через реку перекидывали короткие мосты. В таких местах река ревет и грохочет с особой яростью. Спуститься к реке невозможно. Ширина полотна дороги в иных местах настолько ограничена с одной стороны отвесной скалой, а с другой обрывом в реку, что с трудом находилось место для телеграфного столба. В скалах, выше или ниже дороги, иногда виднелись геологоразведочные штольни.
Проехали пограничный контрольно-пропускной пункт. Там нас долго не задержали. Ведь у нас есть пропуск в пограничную зону. От пограничного КПП проехали ещё 25 км, и вдруг внезапно выехали на небольшую обзорную площадку, с которой открылась широкая панорама гор. В этом месте сливаются воедино Сарыджаз и Енильчек. Обе реки берут начало в ледниках самой высокой части Тянь-Шаня. С площадки хорошо виден внизу поселок Енильчек, который здесь чаще называют Сарыджазским. Видны несколько двухэтажных зданий и целый поселок вахтовых вагончиков. Слева от поселка, за мостом строится горно-обогатительный комбинат. На стройплощадке видно движение людей и техники. Вверху, над долиной, в склоне горы пепельного цвета видна дыра большой штольни. Поселок строится с размахом. Ясно, что и дорога, и поселок строились ради этой штольни.
Спустились вниз, к поселку. Прибыли вовремя. День клонился к вечеру. Нужно подумать о ночлеге. Места для установки палатки здесь много. Нужна лишь питьевая вода. Спросили об этом у шофера. Тот указал на вагончики, и сказал, что там стоит «Урал» с цистерной. Набрали воды во фляги. Там в этот момент «крутился» шофер этой водовозки. Он предложил нам заночевать в вагончике, а потом спросил, не хотим ли мы побаниться. Что за вопрос! Конечно, хотим!
Баня – это тоже вагончик. Приятно было погреть кости, смыть с себя дорожную пыль и пот.
В жилом вагончике, отведенном нам для ночлега, включили электронагреватель. Стало тепло и уютно. Заварили чай, открыли банку тушёнки. Пригласили шофера на ужин и чай. Угостили его спиртом. Он в свою очередь пригласил нас к себе на мясное жарковье. А на улице прохладно, задул ветер и низко неслись тучи. После баньки, ужина и теплоты вагончика мы совсем расслабились. Сказывалась дневная усталость и высотная акклиматизация. Как ни хорошо в палатке, а спать под крышей в кровати лучше и спокойней.
На следующий день мы отправились преодолевать участок маршрута, о котором толком ничего не знали. Эта неизвестность тревожила нас. Дело в том, что ещё дома, при разработке маршрута, я написал письмо в поселок Енильчек и получил ответ от заместителя коменданта пограничной комендатуры, в котором говорилось:
«В порядке информации ставим Вас в известность, что по указанному Вами маршруту от посёлка Енильчек до посёлка Ак-Шыйрак на велосипедах проехать невозможно. На имеющейся у Вас карте наличие дороги на указанном участке отражено неверно».
Я написал повторное письмо, в котором просил разъяснить, почему же тогда дорога показана на всех картах? Есть она в Атласе автодорог СССР, на географической и политико-административной картах Киргизии. Почему «отображена неверно»? Может, её нет совсем? Ответа на второе письмо я не получил. Не могли ничего определённого нам сказать и шоферы поселка Енильчек. Одни говорили, что дорога есть, другие – нет, но никто и никогда в ту сторону из них не ездил. Нам посоветовали обратиться за консультацией к геологам или топографам. Мы приехали к общежитию, и нашли нужного нам человека, который, говорят, изъездил и исходил этот край вдоль и поперек. Этот человек Курьевич Владимир Вячеславович, объяснил нам, что дорога, нанесенная на карты, есть не что иное, как желание «выдать желаемое за действительное», т.е. дорогу спроектировали, но не построили.
- Норовистая Сарыджаз не поддалась, и проект остался только на картах. Одним словом, дорога реально не существует. Правда, есть старая дорога, которая была пробита бульдозерами и вездеходами при строительстве ЛЭП. Но по ней уже никто не ездил лет восемь. Пересекает она много рек. Мостов нет. Может быть, вы и проехали бы по ней в сентябре, когда перестанут таять ледники и в реках будет мало воды, а сейчас – не советую. Дорога, наверное, имеет уже много завалов и размыта, - такую информацию выдал нам этот бывалый человек.
Он начертил на нашей карте приблизительно ход дороги. Добавил, что нужно будет преодолеть перевал, и что места там безлюдные. Прочерченная геологом дорога шла по долине Уч-Кёль, пересекая несколько притоков Сарыджаза. Затем она поднималась к перевалу и шла по сыртам. В общей сложности нам нужно было преодолеть до поселка Ак-Шыйрак около 70 км.
Информация удручающая. Ехать туда рискованно. Горы не терпят легкомыслия. Можно погибнуть. Нам посоветовали проехать в верховья реки Енильчек, подняться по леднику, может быть даже добраться до ледникового озера Мерцбвхера. Мы этот вариант отбросили сразу, т.к. у нас не было для этого специальной обуви.
И всё же мы решили попробовать проехать к Ак-Шыйраку. Переехали на правый берег Сарыджаза по старому мосту. Река, после слияния с Енельчиком, стала ещё многоводнеё. Вода в реке теперь стала мутной. К тому же ожидался сброс воды с ледникового озера Мерцбахера, который резко поднимает уровень воды в реке и заливает дно всего ущелья. Это подтверждали отполированные до блеска огромные валуны, вымытые в скалистых обрывах, пещере и гротах.
Дорога почти всюду завалена обломками скал и щебнем. Над дорогой нависают каменные глыбы, готовые в любую минуту свалиться на наши бедные головы. Доехали до реки Теректы. В ущелье, из которого она вытекает, видны заросли низкорослого тополя. Подъехали к реке. От, когда-то существовавшего моста осталась только одна перекошенная бетонная опора. Река неширокая, но бурная. Вода в ней ледяная, по температуре близкая к нулю градусов. Геолог, который нам рассказывал об этой дороге, предупредил: «Если вода в реке будет выше колен – это уже опасно. Поток может сбить с ног, и в этом случае можно утонуть в холодной и бурной реке».
На противоположном берегу Теректы стояли лошади. Эти четыре коня спокойно перешли реку, но погрузились в средине течения по брюхо. Это значило, что мне глубина будет по грудь.
- Попытаться перейти? Но мне нужно будет переходить её раз пять, перенося велосипеды, рюкзаки и сына, - подумал я.
А это значило, что если меня не унесёт в беснующуюся Сарыджаз, то я заболею от переохлаждения, и поставлю, тем самым, под угрозу продолжение нашего путешествия.
Прошел по ущелью Теректы вверх, но ничего лучшего, где бы мы могли перейти реку, не нашел. Даже, если бы мы перешли эту реку, то впереди было ещё немало рек. Теректы даже нет на карте. Однако и её нам было сложно форсировать.
- Что если на полпути мы не сможем перейти какую-нибудь более полноводную реку? Возвращаться назад будет ещё тяжелей, - подумал я.
Кроме того, я подумал: «А что будет делать Юра в горах, если я погибну. Собой я имею право рисковать – им нет».
Вот такие мрачные мысли зрели в моей голове, когда стоял на берегу горной реки, и здравый смысл победил. Мы решили вернуться. Невесёлое это было дело.
На обратном пути мы в поселок не заезжали, а вышли на шоссе и поехали назад к Пржевальску. Проехали 25 км до пограничного КПП. Повторять пройденный путь на велосипеде не хотелось, и на КПП нас взяла за деньги вахтовая машина.
Таким образом, вечером этого же дня мы были уже в Пржевальске. По дороге разговаривали со студентами горного факультета, которые были на практике в пос. Енильчек. Я спросил их, что же там будут добывать из штольни. Точно никто не знал, что будет обогащать горно-обогатительный комбинат: олово, серебро, сурьму, мышьяк, а может быть даже уран. Работают там люди по вахтовому методу, т.е. 15 дней на руднике, 15 дней дома. Получают рабочие хорошую зарплату (до 1000 рублей в месяц) и более. Рассказывали, что в реке Енильчек рыбы нет, хотя в других притоках Сарыджаза она есть. Это говорит о том, что в реке нехорошая вода.
С автовокзала, куда нас привезла вахтовая машина, мы сразу же направились в город. Успели даже купить в магазине хлеб и сырки.
Из города выехали в сторону южного побережья Иссык-Куля. После путешествия по горам Центрального Тянь-Шаня, после холода, снега, сырости, ветра и голых скал, побережье Иссык-Куля показалось нам раем. Еще бы: тепло, зелено, сухо.
Рассказ восьмой. По южному берегу Иссык-Куля.
Южное побережье Иссык-Куля населено меньше, чем северное. Здесь мало удобных для земледелия угодий, а земля по плодородию хуже.
За Пржевальском дорога ведет в сторону от озера. Здесь еще видны поля пшеницы, картофеля, кормовых трав. Среди них стоят селения. Живописная панорама предгорья замыкается возвышающимися склонами величественного Терскей Алатау. Склоны его покрыты тяньшанской елью, и увенчаны на самом верху вечными снегами.
Нам повезло. 28 км мы проехали на КАМАЗе. Высадились в селе Покровка. Водитель посоветовал нам проехать по ущелью Чон-Кызыл-Су и покупаться там в горячем источнике.
Село Покровка – районный центр. На побережье Покровской бухты прекрасные песчаные пляжи и места для рыбной ловли. Крайне своеобразна и интересна возвышающаяся в районе Покровки на берегу Иссык-Куля гора Оргочер, изрезанная оврагами, поросшая мелким кустарником.
Отоварившись в магазине кое-какими продуктами, мы направились в ущелье Чон-Кызыл-Су. Миновали село и кордон лесничества, и здесь, почти сразу вступили в ущелье. Взор поражали красные горы и темная зелень елей. Мягкие породы гор вымыты дождями и выветрены ветрами. Более твердые породы образовали причудливые формы. Дорога по ущелью грунтовая. Двадцать километров мы проехали за три часа. Подъём не столь крутой, но всё же чаще приходилось не ехать, а идти пешком. Ущелье Чон-Кызыл-Су не менее красиво и привлекательно, чем ущелье Тургень, по которому мы поднимались на Центральный Тянь-Шань. Здесь так же склоны и дно ущелья поросли елью, а река – с не менее чистыми и бурными водами.
У радонового источника, куда стремились, мы познакомились с двумя русскими рабочими, занимавшиеся строительством домика над источником. Они пригласили нас в юрту, поставленную рядом с горячим источником на зеленом лугу. Мы вместе пообедали, а затем искупались в радоновом источнике. Вода в нем теплая с запахом сероводорода. На противоположном берегу реки, в глубине леса есть поляна. Там иногда размещаются группы организованных туристов.
Как только мы поселились в юрте, нас окружили мальчишки-киргизы. С ними я сходил в лес и насобирал немного грибов. Их вполне хватило на суп. Кроме юрты строителей, здесь стояли еще несколько семейных юрт чабанов, которые пасли в округе скот. Впервые увидел, как подковывали коня.
Вечером к нашей юрте подошел русский парень с альпенштоком. Мне показалось, что он пьян. Но оказалось, что этот турист валился с ног от усталости, и силы у него были на исходе. Он спустился с гор со своими товарищами, и теперь не знал, где находится. Попросил показать на карте место нашего расположения. Наверное, он решил, что я местный житель, раз сижу в юрте. Ведь строители на ночь уехали в село. Я указал на карте ущелье Чон-Кызыл-Су, и сказал, что выше по ущелью, в пяти километрах от нас, есть метеостанция. Посоветовал им заночевать на поляне для туристов.
Мы же заночевали в юрте. Жилище это до сих пор широко распространено среди киргизов, и не лишнее будет немного рассказать о нем.
Остовом юрты служит деревянный с куполообразным верхом каркас. Он покрывается шерстяными кошмами. Напротив входа в юрту обычно складываются постельные принадлежности: кошмы, курпачи, подушки, одеяла. Здесь же ставят сундуки. Место около них считается почетным. Обычно на него сажают гостей. Налево от входа складываются сёдла, сбруя; направо за перегородкой из чия – посуда и прочая утварь. В центре юрты против отверстия в потолке – очаг с железной подставкой и котлом для приготовления пищи. На полу расстилаются войлочные мозаичные ширдаки, на стены вывешиваются коврики – туш-кийизов. Войлочные кошмы с вкатанным узором называются ала-кийизы.
Утром из Покровки приехали строители и привезли вяленую рыбу, яблоки и прочую еду. Весь день мы отдыхали, купались в источнике, набирались сил для дальнейшего пути. Вечером пришла машина за рабочими, и мы вместе с ними поехали в Покровку, но не доехали туда. У машины отвалился кардан. Дошли до села, вместе с другими людьми, пешком. Зашли домой к одному из строителей, и он подарил нам небольшие рога козерога. Мы рассчитывали, что он оставит нас на ночь, но он этого не сделал, и мы выехали за село. А заночевали в саду у дома садовника.
У селения Дарханы тракт вновь приближается к озеру и следует вдоль него до села Боконбаевское. Эта дорога очень живописна, берег озера пустынен и покрыт большими и малыми валунами. Здесь хорошо видно, что уровень озера в древности был гораздо выше. Возможен и другой вариант – берег поднялся, а уровень озера остался прежним.
Остановись на перекрёстке дорог, одна из которых уходит в ущелье Барскаун, которое славится своей красотой во всей Иссык-Кульской котловине. Хотелось бы проехать по нему. Дорога эта доходит до пос. Ак-Шыйрак. Это тот самый поселок, к которому нам не удалось добраться из поселка Енильчек. Дорога к Ак-Шыйраку ведёт через два перевала высотой в четыре тысячи метров, и туда более двухсот километров пути в одну сторону. Чтобы добраться туда и вернуться назад, нам нужно не менее шести дней, и мы подумали: «Если поедим к Ак-Шыйраку, значит не успеем попутешествовать по Внутреннему Тянь-Шаню». Решили не ехать в ущелье Барскаун.
В полдень остановились у небольшого залива. Наше внимание привлекло большое количество рыбаков. Ловили они рыбу удочками и донками как с берега, так и с лодок. Место хорошее. Выше дороги, на холме, стоит база отдыха. Покупались, позагорали и даже немного подгорели на солнце за два проведенных здесь часа. И мы пытались ловить здесь рыбу, но ничего поймать не удалось. В бухточке есть небольшой порт. Там тогда стоял катер, баржа с углем и лодки.
Дорога еще долго шла по берегу озера. Было очень жарко. Тянуло искупаться в озере, но мы спешили, и больше не купались. В Каджи-Сай поужинали. Пытались, поставит палатку в пионерском лагере, но нам это сделать не позволили. В районе Каджи-Сай и Боконбаево отроги гор вплотную подходят к озеру. За Боконбаево дорога удалилась от озера и ушла в пустынные горы. Здесь нам предстояло преодолеть, хоть и невысокий, но затяжной перевал Кескен-Бел (2104м). Такие перевалы называют тягучками. Движение на дороге здесь довольно оживленное, но никто подвозить нас не захотел. Некоторые водители даже острили: «Зачем тогда тебе велосипед?». Киргизы Прииссыккуья народ недобрый. От восточного гостеприимства у них остались только легенды и мифы прошлого. Из всех народов Средней Азии они менее всех гостеприимны. За две недели путешествия нас никто не угостил даже чаем. Со злобой и недоброжелательностью нас встречали киргизы в магазинах, где мы покупали продукты. Возможно, такое отношение связано с теми зверскими событиями, которые в этом году происходили в Ошской области с турками-месхетинцами и узбеками.
Перевал-тягучку мы преодолели исключительно пешком. Зато таким же длинным был и спуск, и мы по нему без труда проехали полтора десятка километров.
Возле аила Кызыл-Туу остановились у речки на обед. Мимо нас с отарой овец проходил мальчик-киргиз. В руке он нес удочку, а на ивовом прутике висели рыбёшки. Я спросил, не продаст ли он нам на уху рыбу?
- Продам. Десять рублей, - вполне серьезно сказал он.
От такой цены у меня даже дух перехватило. За несколько рыбёшек червонец – это уж слишком!
Дорога вновь подошла к озеру, но берег здесь заболочен и порос тростником. В этом месте часть озера и берега объявлены заповедной зоной. Связано это с нерестом в тростнике рыбы.
Наблюдали совершенно удивительную картину. Над голубой поверхностью озера в облаках плавали оторвавшиеся от земли заснеженные пики Кунгей-Алатау. Этот интересный оптический эффект был связан с тем, что нижняя часть гор скрыта в дымке испарений озера, средина закрывалась облаками и лишь заснеженные вершины плавали в небе над облаками. Казалось, что вершины гор стоят не на земле, а на облаках.
И еще одно интересное явление мы наблюдали здесь. На Памире из Алайской до лины виден почти весь Заалайский хребет, многие вершины которого близки к отметке 7 тыс. метров. Там же можно видеть и пик Ленина. Но это горы казались не столь высокими, как горы Кунгей-Алатау с берега Иссык-Куля. И что удивительно, когда мы ехали по северному побережью, горы Терскей Алатау казались нам заоблачными, а хребет Кунгей-Алатау, хоть и был рядом, но казался низким. А когда мы ехали по южному побережью, всё поменялось местами – Терскей-Алатау казался ниже Кунгей-Алатау. А ведь тот находится дальше, т.е. на противоположном берегу озера.
Возле аила Оттук мы ходили, в так называемые «лунные горы». Это изрезанные водной эрозией глиняно-песчаные холмы, и они без растительности.
До города Иссык-Куль (Рыбачье) оставалось километров пятнадцать. Город был уже виден в дымке залива, но ехать к нему мы не стали, а свернули влево к Кочкорской долине. Здесь и окончилось наше путешествие вокруг Иссык-Куля, и мы стали продвигаться в область Внутреннего Тянь-Шаня.
Рассказ девятый. ОБШИРНЫЙ ВНУТРЕННИЙ ТЯНЬ-ШАНЬ
Внутренний Тянь-Шань располагается в глубинной части Тянь-Шаня. Его территория занимает почти треть площади Киргизии, но в ней проживает всего 6% её населения. Внутренний Тянь-Шань весьма своеобразен по природе и хозяйству, совершенно отличный, как от северной части Киргизии, с Чуйской долиной и Иссык-Кульской котловиной, так и от её юго-западной, Приферганской зоны. Немногочисленное население сосредоточено в межгорных долинах: Кочкорской, Джумгальской, Нарынской, Атбашинской и других, отделенных одна от другой высокими горными цепями.
По природному облику почти безлесные горностепные долины Внутреннего Тянь-Шаня во многом напоминают ландшафты Монголии. Будучи приподнятой на 2000 – 3000 метров, эта территория отличается не только чередованием горных хребтов, но и широкими сыртами.
Друг с другом межгорные впадины сообщены труднодоступными или вовсе недоступными ущельями. Поэтому дороги из одной котловины в другую, как правило, проложены через перевалы на хребтах.
Весь Внутренний Тянь-Шань отличается резкоконтинентальным климатом и большой пестротой растительного покрова.
Свернув с основного шоссе, мы стали ехать по недавно проложенной, ещё не укатанной, дороге. За двенадцать километров пути мы встретили здесь лишь два легковых автомобиля. Местность здесь необжитая, пустынная, и мы её назвали «кара-оттук», что значит «черная степь». Камни в этой степи действительно черные. Говорят, что эта местность славится сильными, постоянно дующими ветрами, но нам повезло. Стояла тихая, совершенно безветренная погода. Солнце клонилось к закату, а поскольку мы ехали на запад, то оно светило нам прямо в лицо. По этой причине, и без того обожжённые лицо и губы, начали «гореть» ещё сильнее.
Выехали на трассу Иссык-Куль – Нарын. Это единственная дорога, которая ведёт во Внутренний Тянь-Шань. Мы проехали по этой пустынной местности ещё несколько километров, и тут нам повезло, а вернее нас повезли. На обочине дороги стояли две машины: ЗИЛ и «Урал». ЗИЛ был полностью нагружен комбикормовой крупой. «Урал» - пуст. Шоферы меняли пробитое колесо.
- Можем подвезти вас до Кочкорки, - сказал один из водителей.
До этого поселка 30 км пути. Экспедитор, сопровождавший груз, русский. Познакомились. Зовут его Дима, и он лет на пять старше меня. Дима угостил нас хлебом, помидорами и огурцами.
Погрузили велосипеды в кузов, а дальше оставалось только глазеть из окна кабины на местность, по которой двигались. Мелькали засушливые горы, затем показалось Орто-Токойское водохранилище. Орто - значит «средина», Токой – «лес». То, что водохранилище расположено в среднем течении реки Чу – это верно. Но леса здесь нет и в помине. Большая часть запасов воды водохранилища была уже израсходована. Ведь основное назначение искусственного озера – давать воду для орошения в летние месяцы года. Зимой и весной озеро накапливает воду, а летом сбрасывает.
За водохранилищем въехали в долину, которая называется Кочкорской. Вначале долина узкая, и горы подошли к дороге вплотную. Затем они опять отступили, и долина расширилась. Река, то растекалась на несколько рукавов, образуя галечные островки, то вновь соединялось в единое русло.
Мы прибыли в Кочкорку – районный центр одноименной долины. Поставили машины на совхозный хозяйственный двор. Поселил нас Дима на ночлег к своему соседу. Тот живет в одном с ним доме, только вход с другой стороны. Дом глинобитный, и походит внешне на сарай, т.к. имеет односкатную крышу и облупленную побелку стен. Хозяин этой квартиры, по имени Толик, 35 лет от роду, холостяк, русский, и всю жизнь прожил в Кочкорке. Ранее был женат. Работает в стройгруппе совхоза. Любит спиртное. По характеру добродушен и спокоен, и мы сразу почувствовали себя в его квартире, как дома. Обе комнаты почти пусты. Видно, что в них давно не наводился порядок.
Дима принес к Толику бутылку водки и еду. Я достал из рюкзака банку тушёнки. Поужинали. С нами за столом сидел еще и шофер-киргиз. Он всё время называл меня «дядей», хотя был не на много моложе меня.
- Какой я тебе дядя, и ты мне не племянник? – сказал я.
- У них это так принято. Если один старше другого хотя бы на день, для младшего он дядя, - пояснил Дима.
За ужином шли разговоры о взяточничестве местного начальства, о положении русских в Киргизии, о кровавых событиях в Ошской области. Дима оказался заядлым охотником, начал, как это полагаетя, рассказывать охотничьи истории, пообещал сводить завтра к киргизу, у которого живет беркут, сокол и волчонок, а также на древнее калмыкское кладбище.
Утром сын Юра осваивал навыки езды на осле Яшке, играл с собакой по кличке Боцман, а я осмотрел хозяйство Димы: корову, свиней, быка, тёлку, овец, на огороде – картошку. Он, не без гордости, утверждал, что первый начал в Кочкорском совхозе выращивать смородину и яблоки. Ведь зимой в Кочкорке морозы до - 35°С не редкость.
- Теперь и киргизы сажают яблони, - сказал Дима.
Потом мы пошли к подножию горы, где, по его словам, стоят каменные идолы. Сын Юра ехал туда на осле. Это занятие ему очень понравилось, и он уже с успехом овладел навыками управления ишаком. От древнего кладбища осталось с десяток каменных стел, вкопанных в землю. На двух из них просматривался рисунок выдолбленных лиц. Когда шли назад к дому, то от сына сбежал осёл. Юра пытался догнать его, но чем сильнее он бежал за ослом, тем быстрей тот убегал от него. В конце концов, ишак устал бегать и остановился. Но в тот момент, когда Юра подошёл к нему и схватил его за седло, тот резко взбрыкнул, и Юра упал. Ишак вновь убежал от него. Когда мы подошли в Юре, то он горько плакал, и не столько оттого, что ударился, сколь от обиды, что упустил осла.
А поймать осла было не сложно, помани он его пучком травы. Но этого способа Юра пока не знал. Теперь запомнит надолго.
Обед был славным: салат из свежих овощей и мясной суп с лапшой. Лапша – домашнего приготовления, и имеет длину больше, чем итальянские спагетти. Позже на рынке Джалалабада я видел, как продавали мотки этой лапши.
После обеда Дима отвез нас на авто к киргизу, у которого живет молодой беркут и волчонок. Беркут – сильная ловчая птица. Киргизы часто используют её для охоты, но теперь таких охотников осталось немного. Волчонка он держит теперь в клетке. Тот однажды уже пытался сбежать, когда сидел на привязи.
Вечером в наше распоряжение была предоставлена настоящая русская банька с парилкой. Ужинали в доме у Димы. К нему приехали дочь с мужем из Фрунзе. Так что не мы одни были у него в гостях.
Ещё днём, ходили к нему на усадьбу, где он строит новый дом. Нужно было вывезти оттуда скошенную траву. Но сено ещё не высохло, и мы лишь поворошили его, и вернулись домой. Юра ехал на телеге, запряженной ослом. Ему это опять доставило огромное удовольствие. Для меня же сено, беркут, волчонок, осел, горы, и сам аил Кочкорка, стали средой погружения в местную экзотику. Одно дело смотреть на всё это со стороны, другое – когда ты сам являешься участником этой жизни.
До Нарына ехать на велосипедах не хотелось, но поймать машину сразу не удалось. Лишь через 25 км пути нас добровольно подобрал КАМАЗ с полуприцепом. В кабине уже сидело два человека, и мы не надеялись, что нас возьмут, тем более что кузов машины был полностью загружен углем. Машина шла в Ат-Баши, т.е. дальше Нарына. Доброта водителя не осталась без наказания. Невесть откуда взявшейся в этих краях гаишник оштрафовал его на червонец за превышение дозволенного числа перевозки пассажиров. Поднялись на перевал Долон. Шофер Канатбек рассказал нам анекдот: «Некоторые тупые путники читают «перевал Долон 3030м» как «перевал Долон зозом». Рассказал он ещё случай, как в прошлом году в районе перевала зимой на крышу легкового автомобиля заскочил снежный барс, и так ехал донизу.
В Нарыне остановились у магазина, и выпили по пиале кумыса. В Киргизии он продается повсюду. Но здесь кумыс лучше того, какой продают во Фрунзе. Кумыс свежий, не кислый и жирный. Я наполнил им в дорогу литровую флягу.
Нарын мне показался небольшим городком, растянутым по горной долине. Он стоит на высоте 2000 метров. Своим существованием город обязан построенной здесь электростанцией.
За Нарыном мы начали подъём на перевал Чаар или, по-другому, Кызыл-Бель (2484м). Степная, высушенная солнцем растительность постепенно сменилась сочным травостоем. Стали видны норы сурков, которых у нас в Украине называют байбаками. Спустившись с перевала – попали в долину Ат-Баши. Это совершенно отдельный горный район. Долина Ат-Баши широкая, с плоским дном. В долине обширные поля пшеницы и кормовых трав, и отделена она от Нарынской хребтами Байбиче-Тау и Нарын-Тау. От Аксайской долины она отделена хребтом Ат-Баши.
В райцентр Ат-Баши, куда ушла машина, мы ехать не стали, а, поднявшись на перевал Чаар, выгрузились, поблагодарили шофера и поехали прямиком по грунтовой дороге в сторону аила Ак-Муз. Миновав этот аил, мы выехали на хорошо накатанную, но очень пыльную дорогу, шедшую в верховья реки Ат-Баши и перевалу Кынды. Перевал имеет название на калмыцком языке, и киргизы его перевода не знают. Машины идут по дороге редко. Нас подобрал ЗИЛ-130. Борта кузова очень высокие, и из-за них ничего не видно. Машина везла из райцентра подвыпившую компанию скотоводов. Дети и женщины сидели в кабине. В кузове, кроме людей, стояли две телки, которые на ухабах шатались, падали и толкали людей. Последние за это пинали их ногами.
Мы влезли на молочные бидоны и созерцали окружающий пейзаж. А местность здесь красивая. По склонам гор растут тянь-шаньские ели. Долину укрывает зеленый бархат трав.
Перед извивами серпантин дороги нас остановил пограничный наряд, проверил документы и пропуски. Дорога пошла круто вверх.
Сразу же за перевалом проехали пограничную заставу и контрольно-пропускной пункт. На КПП никого не было, и мы беспрепятственно его миновали.
В полукилометре от заставы дорога разветвляется. Одна из них идет в долину Ак-Сая, а другая к Арашану. Здесь, у развилки стоит, так называемый, культцентр Казыбулак. В нём для чабанов и их семей есть магазин, почта. Нас высадили у глинобитной хижины. Один из киргизов прокричал что-то с кузова в сторону поселения, и оттуда вышел и пошёл нам на встречу человек. Наверное, это были слова: «Принимай гостей».
Машина ушла в Арашан. Вот так мы прибыли на Ак-Сай - далёкую, загадочную и труднодоступную окраину не только СССР, но и Киргизии. Когда, потом мы говорили, что побывали на Ак-Сае, то это сразу у всех вызывало удивление и восхищение.
Долина Ак-Сая относится к самой южной части Киргизии. Обычно, слово «юг» у нас ассоциируется с теплом. Здесь же совсем не так. Скорей всего это Север. В Киргизии все наоборот. На севере республики тепло и климат субтропический; крайний юг – наиболее холодный по климату район. Даже в июле здесь прохладно.
Киргиз, который вышел нам на встречу, одет в теплую куртку и шапку. После приветствия, мы сказали, что хотим рядом с его хибарой поставить свою палатку, и нам нужен только кипяток для чая.
- Зачем палатка? Будешь ночевать у нас в вагончике, - сказал он.
Мы не были против. Сели рядом с хозяйкой на бревно и кое-как начали вести разговор через переводчика, которым была ее дочь-школьница. У этой супружеской пары десять дочерей и не было ни одного сына.
- Давай меняться. Ты мне своего сына, я тебе двух дочерей, - пошутил киргиз.
Старшая дочь начала раздувать угли в большом самоваре. Хозяин сел на коня и куда-то быстро ускакал. Я подумал, что он поехал к отаре. Но оказалось, что это совсем не так. Через время к нам подъехал УАЗ, из него вышел молодой офицер в пятнистой полевой форме и потребовал наши документы. Это хозяин культцентра сообщил на заставу о подозрительных людях, т.е. о нас. Документы у нас были в порядке, имелся и пропуск в пограничную зону, но всё равно нам предложили проехать на заставу. Мы сели в машину и прибыли на заставу, представляющую собой, огороженный колючей проволокой и забором, двор, внутри которого стоит двухэтажное здание. В этом здании есть служебные помещения, казарма, столовая, Красный уголок. Офицер, дежуривший в этот день, имеет должность зам. начальника заставы, носит погоны ст. лейтенанта, по национальности казах. Он откровенно признался, что хохлов-туристов здесь ещё не бывало. Офицер расспросил нас, как мы сюда попали, проверял ли у нас кто-нибудь до него документы, отмечались ли мы в комендатуре Нарына? Потом офицер связался по телефону с кем-то из вышестоящего начальства, т.к. не знал, как дальше с нами поступить: пропустить, задержать, вернуть назад. Места здесь дикие, граница с Китаем проходит рядом, и наше появление здесь было для пограничников делом необычным. Солдат принёс в кабинет чаю, и выяснилось, что на заставе служит наш земляк из Северодонецка. По телефону лейтенанта спросили:
- Документы у них в порядке.
- В порядке.
- Ну, тогда пусть едут.
Лейтенант, получив такое указание, сразу успокоился и стал относиться к нам приветливей. Чувствуя себя виновным за то, что сорвал нас с места ночлега у киргизов, спросил:
Хотите посмотреть фильм. Я сейчас позову вашего земляка, поговорите с ним, если хотите.
Пришёл земляк. Познакомились. Служит он на заставе связистом. В такой дали, это было приятной встречей, тем более что я не раз бывал в Северодонецке. Офицер приказал приготовить для нас ужин. Земляк провёл нас в столовую. В Красном уголке уселись с солдатами, и посмотрели художественный фильм. После фильма, когда уже стемнело, оказалось, что у машины вышло из строя освещение. Лейтенант сказал, что ночевать на заставе гражданским лицам нельзя. Но поскольку он привез нас сюда, а назад отвезти не может, то в порядке исключения нас оставят ночевать в Красном уголке. Солдаты принесли две кровати. За окном ночью маячил часовой.
Утром позавтракали в столовой. Сфотографировал Юру с земляком у пограничного столба. Дошли к хижине киргиза пешком, забрали свои велосипеды и поехали к Ак-Саю.
Местность холмистая. Дует прохладный встречный ветер. На заставе нас предупредили, что через каждые 2 – 3 км нас будут контролировать, и мы не должны отклоняться от дороги.
- Никуда не сворачивайте. Уйдёте в Китай, и не заметите этого. Никаких заграждений нет. В нескольких местах мы видели здесь окопы, доты и землянки. Отношения с Китаем по-прежнему не дружественные. Ехали по широкой долине, но река течет в стороне от дороги. Климат, растительность и ландшафт напоминали мне нагорье Восточного Памира. Дышалось нам в высокогорье тяжело. То там, то здесь в долине виднелись юрты чабанов, отары овец, табуны лошадей. За четыре часа пути мы не встретили в попутном с нами направлении ни одной машины. Проехали километров тридцать. Пересекли по большому деревянному мосту реку Ак-Сай. Мост в ужасном состоянии. В нём повсюду зияют дыры. Река, прорезав в этом районе хребет Кокшаал, ушла в Китай. Там она вливается притоком в Тарим, а затем теряется в песках пустыни Такла-Макан. Такла-Макан в переводе значит «зайдешь – не выйдешь». Влияние этой пустыни ощущалось уже и здесь. Ведь до неё менее ста километров. Сухая солончаковая почва, состоящая из глины, песка и гальки, занимает всю поверхность высокогорной долины. Не смотря на то, что на такой высоте обычно произрастает сочное разнотравье, здесь растут только полынь и кипчак. Лишь ближе к воде зеленеет трава.
В первом часу дня нас догнала пограничная машина ГАЗ-66, и сержант сказал, что им приказали сопровождать нас до следующей заставы.
- Значит, всё-таки пограничники боятся, чтобы мы не ускользнули куда-нибудь в сторону границы и не наделали им хлопот, - подумал я.
- Раз вам поручили нас сопровождать, то лучше подвезите нас немного, - сказал я сержанту.
Через семь километров показалась ещё одна застава. Нас высадили, машина ушла назад. Здесь район, контролируемый другой заставой. Эта застава стоит в двухстах метрах от дороги, а рядом с дорогой солдаты в тот момент ломали КПП. Мы поприветствовали солдат. Те, увидев нас, бросили работу и окружили нас кольцом. Начались расспросы. Потом к нам подошёл офицер, представился зам. начальником заставы и пригласил на обед. На этой заставе к нам отнеслись с доверием, т.к. о том, что мы едим по дороге, им сообщили заранее с предыдущей заставы. Нам показали Красный уголок с рогами козерога и архара. За обедом в столовой собрались все свободные от службы солдаты, старшина и офицер. В честь нас приготовили отличный обед. На столе всё, чем был богат продовольственный склад заставы, и даже больше того. Кроме тушёнки, сгущенки, рыбных консервов, супа, второе блюдо было приготовлено из мяса дикого козерога.
На заставе мы пробыли около двух часов. Нам подарили огромные, почти рекордной длины рога козерога. Кроме того, старшина нагрузил нас четырьмя банками сгущенки, а от тушенки мы отказались – своей хватает. Снабдили нас даже небольшой вязанкой дров, т.к. в этих местах не растет даже кустарник. Сыну дали плитку шоколада, а наши фляги наполнили компотом.
Нас впереди ожидал не лёгкий путь. Дорога поднимается всё время вверх, дует сильный встречный ветер. Ехать тяжело даже на горизонтальных участках. Воздух нагрелся до 35°С, а его влажность упала до нуля. По широкой степной долине гуляют смерчи и песчано-солевые бураны. Дальние холмы и горы скрылись в пылевом тумане. Откуда пришла эта пылевая буря? Наверняка, из пустыни Такла-Макан. Оттого здесь так и стало: сухо, пыльно и жарко.
После двухчасовой езды в таких условиях нас немного подвезла машина, шедшая на заставу, и это было хорошо, т.к. каждый километр стоил нам немалых сил. Нас опять предупредили, чтобы мы ехали только прямо, т.к. заблудиться здесь не сложно. От основной дороги в горы уходят «усы», и понять, какая из них дорога главная, а какая второстепенная, сложно. Постепенно мы взобрались на несложный и некрутой перевал. А дальше дорога пошла еще хуже. Она спустилась к руслу реки, и теперь это была уже не дорога, а песчано-галечное русло высохшей реки. Не стало воды в реке, и потому исчезли всякие признаки жизни людей. Напрасно мы искали с помощью бинокля хоть какую-то юрту. Не было видно нигде овец и лошадей. В этой широкой долине мы держались ближе к левым склонам холмов. Дорога исчезла совсем, и мы пребывали в растерянности – куда же ехать? Каждая машина, если она здесь ехала, выбирала себе дорогу сама, ибо река имела здесь сухое русло, состоящее из множества рукавов. Плохи были наши дела. Мы очень устали, и с трудом катили свои велосипеды. Их колёса вязли в сыпучем песке, смешанном с галькой, и конца этого пути не было видно. Воды у нас во флягах нет, а компот начал скисать. Ветер и к вечеру не утих. Солнце в пылевой дымке клонилось к горизонту. Заснеженные вершины хребта Ат-Баши еле просматривались через запыленную атмосферу.
- Что делать? До конца дня мы ещё сможем продержаться без воды. А что нас ждёт завтра? – спрашивал я себя.
Юра с помощью бинокля заметил в средине долины одинокий вагончик. А в 20-30 км от нас впереди мы обнаружили на горе пограничную вышку. Это вселило в нас надежду, что завтра к полудню мы доедим до вышки, и, может быть, там найдём людей. А сегодня нужно было уже останавливаться и ставить палатку для ночлега. Решили добраться до вагончика. Для этого нам пришлось пересечь разветвленное русло реки, преодолевая безводные промоины рукавов. Так прошли около километра. Вагончик оказался безлюдным, но был пригоден для ночлега. В нем мы смогли приготовить на спиртовых таблетках еду и укрыться на ночь от ветра. Очевидно, здесь весной было стойбище животноводов, но потом скот угнали в иные места, где есть вода и сочные травы.
Где взять воды для приготовления ужина? Вот что волновало нас в тот момент. Прокислого компоту осталось всего один литр.
- Где-то у гор вода есть. Ведь на их вершинах лежит снег. Наверняка с гор стекают вниз речки, но потом теряются в галечниках Аксайской долины, - говорил я сыну.
Мы всматривались в горы через бинокль, но воды не было видно. Да и было до тех гор не менее 6-10 км, а может и больше. В горах трудно предугадать расстояние. К тому же, пограничники нас предупредили, что ходить в этих местах в одиночку безоружным, опасно. Были случаи нападения на людей волков.
Вдруг, по тянущемуся пылевому шлейфу, мы заметили, идущую в нашу сторону, машину. Я дал Юре бидончик, и он пустился бежать к дороге. Не успел. Машина ушла, не заметив его. Она ещё долго пылила, двигаясь по долине. Мы втащили велосипеды в вагончик, и принялись готовить ужин. Сваренный на прокислом компоте суп, был преотвратительным, но организм требовал жидкости, и мы его съели.
Утреннее солнце осветило долину, и мы с удивлением обнаружили реку. Вечером в долине не было ни малейших признаков воды. А утром, к нашему счастью, и несчастью, река множеством рукавов сверкала по долине.
К счастью, потому что мы были спасены от жажды и могли теперь наполнить водой фляги. Несчастьем, - потому, что нужно было переходить вброд множество рукавов реки. Хорошо, что они были мелководными. Откуда взялась вода – для меня осталось загадкой по сей день. Может быть ночью в горах прошел дождь?
Через пару часов мы выбрались из долины, миновали водораздел и попали уже в бассейн озера Чатыр-Кёль. В озеро впадает множество речек, но лишь одна из них доносит свои воды до него летом. Котловина и вся округа этой реки в точности похожи на долину Ак-Сая. В долине реки с неизвестным названием мы увидели большое стадо яков. Побросали свои велосипеды, и пошли фотографировать яков. Подошли к ним совсем близко. Два огромных самца сводили друг с другом счёты. Их мощные мохнатые тела напоминали нам каких-то доисторических животных. Один из них черный, другой белый. А вообще они были самых разнообразных мастей, но в основной массе – черные. Но, как только мы стали приближаться к якам и они заметили нас, то стали переходить на противоположный берег протоки. Мы метались вдоль реки, но яки быстро уходили от нас. Они бежали, как кони, задрав вверх свои мохнатые хвосты. Отбившиеся отдельные группы яков быстро подтягивались к стаду, и все это большое стадо уходило от нас вдаль. Их никто не пасет. Они пасутся сами по себе. Нам ничего не оставалось, как возвратиться на дорогу. Но ещё долго большое черное пятно было видно в обширной долине на фоне туманных вершин хребта Ат-Баши.
На пути к дороге мы обнаружили, что среди луговых трав растут эдельвейсы. Мелкий цветок с бархатными желтыми лепестками, этот символ высокогорья, доказывал, что мы находимся на высоте, близкой к 4 тыс. метров. Мы сорвали несколько цветков эдельвейса и вложили в карту.
Бесконечная дорога опять монотонно поднималась вверх. Эта тягучка измотала наши силы. Правда, были и положительные изменения. Теперь дорога подошла почти вплотную к границе, и вдоль неё потянулись проволочные заграждения. Колючая проволока, системы сигнализации идут совсем рядом. Проволочных рядов несколько, и иногда видна даже вспаханная полоса препятствия. Проволочные заграждения и дорога тянулись параллельно друг другу и уходят за горизонт. Из-за того, что мы уже не могли уйти свободно в сторону Китая, интерес пограничников к нам пропал. Они уже не опекали и не беспокоили нас.
Вдали появилась водная гладь озера Чатыр-Кёль (Навес-озеро, Палатка-озеро). Озеро смотрелось как-то не очень впечатляюще. С севера к нему подходят бесснежные горы, а с юга, т.е. со стороны дороги до озера 2-3 км. Говорят, что где-то в районе перевала Торугарт, у берега есть нарзановый источник, но ехать вниз к озеру, а потом идти назад, не хотелось даже из-за нарзановой воды.
Перевал Торугарт (3752м) совсем не тот горный перевал, на который нужно карабкаться по серпантинам, но до него дорога шла вверх, а от него также с небольшим уклоном пошла вниз. Вершина перевала явно незаметна. У перевала небольшой поселок, и там что-то строили из железобетонных конструкций. Может, это застава или культцентр. На КПП никого, и никто пропуск у нас не проверил, хотя нас предупреждали, что именно там проверяют документы. Перевал Торугарт – это ещё и точка раздела дороги. Сюда из Нарына можно попасть или «левой», или «правой» дорогой. Левая, по которой мы сюда прибыли, считается второстепенной, более тяжелой. Главной считается правая. По ней теперь мы и покатили. Дорога широкая, равная, покрытая хорошо укатанной мелкой галькой. Попутных машин по-прежнему нет. Появились вдали как-то два пылевых дымка, но машины свернули влево к заставе, так и не доехав до нас.
Наверное, мы перехвалили дорогу, потому что она вдруг из хорошо накатанной превратилась в покрытую неукатанной галькой. Ехать по такой дороге чрезвычайно тяжело. То и дело под колеса попадала крупная галька и острые камни. Ехали медленно, всматриваясь в дорогу, иногда приходилось идти пешком. От тряски у Юры сломался багажник. В одном месте, у колючей проволоки мы встретили чабанов с отарой овец. Они попросили сфотографировать их, и за это угостили нас айраном.
Озеро кончилось. На его берегах видны юрты и, бродивший возле них, скот. Дымились трубы буржуек. Место это удобное для ночлега. Но останавливаться для ночлега еще рановато. Дорога пошла вверх, а затем стала подниматься ещё круче. Это небольшой перевал Тузбель, после которого мы вновь понеслись по хорошо накатанной дороге вниз. Дорога здесь просматривается далеко вперед, и походит на белую ленту, раскатанную по зеленым холмистым просторам. Мы въехали в знаменитую Арпинскую долину. Теперь мы удалялись на север от китайской границы вглубь Киргизии. На западе виднелись заснеженные, но не очень высокие горы Ферганского хребта. Арпинская долина выглядит широким степным простором, раскинувшимся слева от дороги. Справа же, почти вплотную к дороге подходят невысокие горы. Мы пересекали галечные русла речек, но воды в них нет. Вероятно, вода в них появляется только весной при таянии снега. На спуске в долину, у дороги стоит дом дорожников, сарай, несколько неисправных тракторов, емкость с соляркой и прицеп с цистерной для воды. Людей мы ни во дворе, ни в доме не обнаружили. Бегал там лишь большой пес, но к нам он отнёсся мирно. Мы наполнили свои опустевшие фляги водой и продолжили путь. Пора было искать место для ночлега. Долго не могли отыскать такое. Всюду открытое пространство, и негде укрыться от ветра.
В одном месте у дороги находится старый укрепгородок погранзаставы. Здесь несколько блиндажей, командный пункт, множество дотов и, даже бомбоубежище с кухней. Все эти сооружения соединены между собой окопами. Здесь нашли много дров и даже уголь у старой полевой кухни. Хотели устроиться на ночь в блиндаже. Там стояла печь-буржуйка, но сыро, неприятно пахнет гнилью, и нет дверей.
Проехали дальше. Через несколько километров мы увидели развалины пограничной заставы. Здание полностью разрушено, но металлическая вышка осталась. Юра намеревался влезть на неё, но я не разрешил ему это сделать. Мы насобирали в развалинах дров и разожгли костер. С террасы, на которой находится разрушенная застава, открылась широкая панорама Арпинской долины. Здесь она только начинается. Долина славится своими великолепными пастбищами. В бинокль видны несколько юрт. Наверное, там есть и вода. За заставой горы, и начало узкого ущелья. Уходит в горы оно недалеко, но смотрится каким-то глухим, диким, тёмным, пугающим.
На ночь натянули на себя всё, что было из одежды, и оттого выглядели смешно. Долго не могли уснуть. Ветер трепал палатку. Охватило какое-то беспокойство. Может быть, это происходило с нами оттого, что мы поставили палатку среди развалин, где раньше кипела солдатская жизнь, а теперь тут, как после бомбежки. Зияли дыры погребов и полуподвалов, торчали из развалин доски, арматура, лежали обломки стен. Люди ушли, но их аура осталась. А может нас пугало глухое и темное ущелье и шелест брезента палатки.
Утром в бинокль мы увидели, что там, где длинная белая лента дороги упирается в горы, стоят несколько зданий. Решили, что это какой-то поселок. Но оказалось, что это новая пограничная застава. Там и было то КПП по проверке документов, о котором нам говорили ранее. Мы попросили воды. Солдат позвонил на заставу, и нам разрешили заехать туда. Дежурный офицер послал дневального с нашими флягами в котельную.
За заставой начался подъём на перевал Ак-Бейит (3285м). Перевал, относительно той местности, где он находится, невысокий, и мы без особого труда за час поднялись на него. А далее опять спуск. Мы постепенно снижались из заоблачных высот южной Киргизии. Спустившись с перевала, попали в долину реки Кара-Коюн. Если поехать вдоль этой реки, то можно попасть опять в райцентр Ат-Баши. В долине мы встретили двух всадников. Они показали нам, пойманного капканом, сурка. Эти зверьки, единственные дикие животные в высокогорье, которые постоянно привлекали наше внимание и развлекали нас. Любопытные зверьки подпускали к себе близко, потом, издав свистящий звук, исчезали в норах. Раньше я думал, что киргизские национальные шапки оторачивают мехом лис. Теперь понял, что опушку делают из меха сурков. Сейчас их почти всех в долинах выловили. Но сурков ещё много в недоступных и малонаселенных районах. Некоторые виды сурков занесены в Красную книгу. Крупный сурок весит 4-5 кг.
Когда наша дорога пошла вниз, а велосипеды катились сами по себе, ехать нам стало легко. У разрушенного моста через Кара-Коюн мы остановились, чтобы умыться и немного отдохнуть. Река в это время немноговодна, и мы перебрались через неё вброд, хотя новый мост уже почти строен. Недалеко от этого места нас подобрал КАМАЗ. Проехали мы на нем совсем немного. Шофёр предлагал нам доехать с ним через Нарын до Рыбачьего (Иссык-Куля).
- А там вы сядете на поезд и вернетесь во Фрунзе, - сказал он.
Как ни велико было искушение сократить и облегчить себе путь, но мы не поддались на это. Наши пути-дороги расходились.
- Мне прямо, а вам на Баетово влево, вверх, - сказал водитель.
Но, что значило «вверх», мы поняли только потом. Прямая, ровная дорога, усыпанная по обочинам красивыми цветами, отполированными валунами и галькой, пошла круто вверх, так что мы через полчаса уже выдохлись, и останавливались потом через каждые 40-50 шагов. Ох, и тяжела же была дорога к перевалу Калак-Ашу (3390м)! Юра всё время ныл и жаловался на усталость. Казалось, что этому подъёму не будет конца. А мы всё шли, и шли. Опять пожелтевшая степная растительность сменилась сочным разнотравьем альпийских лугов, и от этого окружающие горы казались укрытыми зеленым бархатом. Над нами кружили орлы, у дороги полным-полно полевых цветов. Нас по-прежнему развлекали сурки, и Юра до сих пор не может к ним привыкнуть. Как только он замечал бегущего сурка, то громко кричал: «Вон, вон, бежит!», и сам пищал, чтобы тот от испуга бежал ещё сильней. Но сурок, как только забегал на холмик возле норы, останавливался и не спешил скрываться в норе, а становился на задние лапы и внимательно наблюдал за нами. И только, когда мы подходили на опасное, по его соображениям, расстояние, прятался в нору.
У подножия перевала, там, где дорога уже не идет по долине, а врезается в склон горы, увидели одинокую юрту. Мы оставили свои велосипеды и направились с флягой к ней. Из-за входной занавески выглянул ребенок лет трех, потом вышел глава семьи. Он пригласил нас в юрту. Нас усадили за достархан и напоили максымом. Юрта небольшая, но очень уютно и красиво убранная вышитыми ковриками, подушками и другими рукоделиями. Мы не стали у них долго задерживаться, и, отдохнув, двинулись на последний штурм этого перевала. Скоро мы преодолели перевал Кулак-Ашу. Юра сразу же покатил вниз, а я остался на вершине перезаряжать фотопленку. Возле меня остановилась автолавка. Из неё вышел пьяный водитель-киргиз и начал ко мне приставать.
- Давай, - говорит, - закуска: тушенка, сгущенка…
Я не стал с ним долго говорить, сказал, что спешу, и уехал с неприятным осадком в душе. На спуске с перевала меня сигналом остановила встречная машина. Тут всё случилось наоборот. Шофер сказал, что встретил уже Юру, и угостил его кумысом, а теперь хочет угостить и меня. Я выпил два стакана прекрасного кумыса. Странное стечение событий. В столь безлюдной местности за 10 минут встретил двух людей с совершенно противоположными к нам отношениями.
За перевалом нам открылись вершины сильно выветренных гор, у которых стояло небольшое зимовье. Мы спускались всё ниже и ниже. Проехали рядом с большой красной горой, обрывающейся вертикальной стеной у реки. Мы снизились чуть дальше истока реки Терек, и остановились в небольшом поселке Орто-Сырт (перевод «среди пастбищ»). Здесь этот поселок чаще называют Кульцентр. Это небольшой поселок, каких много в Киргизии. Организованы они в районах, где нет поблизости аилов, но где много пастухов с отарами овец. В этих центрах культуры есть магазин, баня, парикмахерская, почта, клуб. Эти культцентры хоть как-то облегчают кочевую жизнь чабанов и их семей. В культцентре Орто-Сырт есть еще и метеостанция. Его сотрудник пригласил переночевать у него. Мы плохо спали прошедшую ночь, а день у нас был трудным - ведь преодолели два перевала. Мы выпили чаю, помылись теплой водой и крепко уснули на кроватях. К этому времени начал моросить дождь. Местность здесь тоже высокогорная, и ночи холодные даже в августе.
От культцентра Орто-Сырт река Терек течет к Баетово. Но пройти этим путем невозможно. Река прорезает хребет Байбиче-Тоо узким непроходимым каньоном. Поэтому нам с утра предстоял подъём на перевал Байбиче. Начали восхождение. Под горой увидели МАЗ, и решили испытать счастье. Подошли к машине и попросили русского шофера забросить нас на перевал. Тот сказал, что отвезёт нас, только нужно забрать ещё двух человек, которые ремонтировали экскаватор. Перевал Байбиче по абсолютной высоте невысокий, но дорога на него крутая и долгая. К тому же перевал имеет две вершины. Для того чтобы взойти на него, нам понадобилось бы пол дня. На первой вершине стоят два вагончика дорожных строителей. Там нас завели в вагончик-столовую и накормили. Угостили также мясом сурка. Я слышал, что некоторые люди едят сурков, но не киргизы, а русские. Известно, что жир этого животного лечебен. Я смазывал им свои губы, покрытые коркой от ожогов солнца. Теперь попробовал и мясо. Пахнет оно травой, которой питается сурок. Варят его мясо пять часов, предварительно вырезав какую-то железу. Потом тот же шофер завез нас на вторую вершину перевала и сказал, что дальше пойдет спуск до самого Баетово. Мы отрегулировали тормоза и покатили вниз. С перевала открылась обширная панорама на засушливую местность. Нас окружили почти голые, сложенные из мягких пород горы. Изрезанные водной и ветровой эрозией, они подобны тем «лунным» горам, которые мы видели у западного побережья Иссык-Куля. Здесь, в ущельях, появились первые деревья, которых мы не видели в высокогорье Ак-Сая. Спустились вновь к реке Терек и продолжили путь по засушливой долине. Дорога привела нас в аил Терек. Это первый аил после путешествия по Внутреннему Тянь-Шаню. Здесь есть даже водопровод, и мы остановились у колонки, чтобы наполнить фляги водой. Нас окружили местные дехкане. Завязалась оживленная, веселая беседа. Нас угостили максымом, а одна добрая и веселая женщина дала нам большую свежую лепешку.
В районном центре Баетово мы сразу же направились к рынку. Но в магазинах ничего не купили, а рынком оказался небольшой навес с прилавком на пустыре, где трое корейцев торговали помидорами, огурцами, картофелем, перцем, луком и айвой. У них мы отоварились овощами, по которым давно изголодались.
Баетово ранее называлось Дюрбельтжином. Это поселок сельского типа, но по нему ходит даже рейсовый автобус. В центре довольно зелено и чисто, и после той глухомани, из которой мы сюда приехали, посёлок казался нам городом. Ведь за время путешествия по Внутреннему Тянь-Шаню мы успели отвыкнуть от большого скопления людей и домов.
Долго в Баетово задерживаться не стали, и двинулись в сторону поселка Казарман. Двое мужчин объяснили нам, что попасть туда можно двумя путями. Первый путь пролегает через перевал Ак-Мойнок. Дорога эта короче второй, но грунтовая. Второй путь гораздо длинней, но более половины он асфальтирован. На этой дороге есть не столь высокий по абсолютной высоте, но трудно преодолимый перевал. Говорят, что по количеству серпантин он не имеет себе равного во всей Киргизии.
Когда нам все это рассказывали, то подошел ещё какой-то киргиз. Вначале он молча сопел, а потом вдруг потребовал наши документы. Я сообразил, что он пьян, и в ответ попросил его предъявить своё удостоверение. Тот начал угрожать нам расправой, обещая, что мы сейчас узнаем, кто он такой. Поняв, что его фарс не сработал, и мы не лохи, он удалился прочь. Мы тоже не стали ждать продолжения выхода этого «артиста», и покатили прочь из этого поселка.
За Баетово пыльная дорога потянулась среди полей и пустырей широкой долины. Машины шли не часто, но если они нас обгоняли, то мы погружались в густое облако пыли. Было очень жарко, и пот, смешанный с пылью, тек в глаза и стекал с висков на щеки. Я понял, что дорога будет удушливо тяжёлой и неинтересной, и мы применили автостоп. Остановился ГАЗ-66 с фургоном. Машина шла в Кош-Дёбё, а это где-то на полпути к Казарману. Шофер посадил нас в фургон, который был наполовину заполнен мешками с мукой и ящиками с сигаретами. Мы устроились на ящиках, утолили жажду максымом, и стали рассматривать местность в окно. Картина была неприглядной: адыры, предгорья с сухой травой. Дорога, то поднималась вверх, то вновь опускалась вниз. Селений возле дороги нет, и я подумал, что мы здесь умерли бы от жажды. В кузове стало очень душно, но мы терпели.
- Лучше плохо ехать, чем хорошо идти, - думал я.
В одном месте шофер остановил машину, открыл нам дверь, чтобы мы подышали, а сам пошел с ведром по воду, чтобы долить её в радиатор. Там рядом стояла захудалая ферма. Неизвестно откуда появился пьяный киргиз. Вначале он что-то лепетал по-киргизски, потом перешёл на угрозы. Появился шофер, уговорил этого аборигена за пачку сигарет оставить нас в покое. Он завел его за машину, а мы, тем временем, сели в кабину.
В кабине сидело трое ребятишек. Потом по дороге подобрали еще старика. Итого, в кабине ехало семь человек, хотя положено в ней ехать только двоим. Я усадил к себе на колени своего сына и еще одного спящего малыша. Рядом с сидением стоял мальчик. Возле шофера притулился ещё один малыш, а старик сидел на двигателе. Вот в таких условиях мы доехали до реки Ала-Бука, которая в верховьях называется Арпа.
В Киргизии, как и всюду в Средней Азии, реки имеют от истоков до устьев несколько названий. Чаще всего название реки меняется при слиянии с крупным притоком. К примеру, Сырдарья получает это название при слиянии Кара-Дарьи и Нарына. Нарын, в свою очередь, имеет в верховьях название Кара-Сай. Карадарья выше притока Кара-Культжа имеет название Тар, ещё выше Ой-Тал, а в истоке – Ала-Куу.
Но вернемся к Ала-Буке. Течет она по долине в глубоком каньоне, промытом в древних песчано-галечных наносах. Выше каньона, по его обе стороны расстелилась равнина, переходящая постепенно в склоны адыров хребта Джамал-Тоо. Иногда река имеет двойной, ступенчатый каньон.
Так мы к вечеру добрались в аил Кош-Дёбё, где стоит дом шофера. Над аилом ступенями возвышается Ферганский хребет.
У дома нас встретили, и пригласили к столу. Именно к столу, ибо в отличие от узбеков, туркмен и таджиков, киргизы кушают за столом. Стол имеет низенькие ножки. Сидят возле него на шерстяных кошмах, на ватных тюфяках, или на низких табуретах.
Мы надеялись, что нас оставят на ночлег, но после короткого застолья нам сказали, что на Казарман идут машины, и мы можем поймать еще попутку.
За аилом дорога пошла вверх. Иногда нам на встречу шли колхозные машины с людьми, тракторы, но попутных машин не было. Вечерело. Впереди увидели ферму. У неё стояло несколько человек и смотрело на наше приближение. Спросили их: «Не примите ли нас на ночлег?». Получило добро. Поужинали. Спать нас размести в просторной самодельной палатке, укрытой кошмами. Такие большие палатки с каркасом из деревянных жердей часто заменяют киргизам юрты.
Утром нас разбудил неистовый рёв бугая и дырчание пускового двигателя трактора. После традиционно легкого киргизского завтрака, состоявшего из чая, лепёшки и каймака, мы поблагодарили приютивших нас людей, и двинулись в путь дальше. Крестьяне же сели в лафет трактора и поехали на сенокос.
Очень длинный и довольно крутой подъём по долине привел нас к подножию хребта. Вновь подъём, на этот раз на перевал Ак-Кыя (Ак-Мойнок) (2932м). Вновь желтизна склонов сменилась зелеными лугами. Дорога стала серпантинить. Тяжело дышать. Сердце выпрыгивает из груди. Мы почти уже на вершине перевала, и нам оставалось всего два извива, когда нас догнал гусеничный трактор-тягач. Силы наши на исходе, и тракторист заметил это. Но посадить нас с велосипедами некуда. Оставалось только взять нас на прицеп. Попутчик тракториста привязал веревку в кабине трактора, и всю дорогу наблюдал за нами, готовый «отдать концы» в случае нашего падения. Ведь тракторист смотрел на дорогу, мог не заметить нашего падения и протащить наши велосипеды по камням. Юра привязал свой велосипед к моему. Получился своеобразный поезд. Так, не спеша, трактор затащил нас на вершину перевала. А дальше по извивам дороги мы покатили вниз, но ехали не долго. Оказалось, что впереди есть ещё один небольшой перевал. Опять трактор взял нас на прицеп. Веревка порвалась из-за крутизны подъёма и камней, попадавших под колёса велосипедов. Усилили буксировочную веревку вдвое. Опять спуск. Здесь увидели богатые на разнотравье луга. Трава густая и высокая, много цветов. Кое-где стоят юрты и пасеки. Идет сенокос. Невдалеке от золотодобывающего рудника Макмал мы заехали на пасеку. Пасечник оказался пенсионером из Фрунзе, работавшим ранее артистом балета. Купили у него свежайшего разнотравного меда. Он же угостил нас чаем с медовой пенкой, дал мне немного прополиса для лечения обожженных солнцем губ. Напротив пасеки, за узким и глубоким ущельем есть карьер по добыче золотоносной руды под названием Макмал. Извлекают золото из руды на фабрике в поселке Казарман, до которой от карьера 30 км. В путешествии, когда мы упоминали в разговорах о Джалал-Абаде и Казармане, нас предуреждали и отговаривали, чтобы мы не ехали туда.
- Там война. Там убивают и режут, - говорили нам.
Это об Ошсклй области. А о Казармане киргизы говорили, что там живет всякий сброд, что там процветает пьянство и драки, и останавливаться в поселке опасно.
Мы ехали по «золотой дороге». Так Юра назвал участок дороги длиной в 30 км от карьера Макмал до Казармана. Дорога здесь асфальтирована. Вначале она извивами спускается вниз по ущелью, а затем выходит на широкие просторы предгорий. Всюду у дороги навалены кучи золотоносной руды. Очевидно, водители высыпали руду, когда случалась авария. От этих куч Юру было трудно оторвать, и он насобирал такое количество камней с поблескивающими желтыми кристалликами золота, а иногда и жилками, что большую часть из них пришлось выбросить.
30 км мы проехали быстро благодаря постоянному уклону. Останавливались лишь для фотосъёмки. Здесь мы видели большие пространства, покрытые степной растительностью, среди которой выделялись темного цвета сухие растения, похожие на миниатюрные деревья. Росли здесь и цветы, которые у нас сажают как декоративные. Еще ниже появились поля пшеницы.
До Казармана, который стоит на р. Нарын, мы не доехали шесть километров, и свернули влево, чем сократили путь на 15 км. Преодолев небольшой, но крутой подъём и проехав ещё пару километров, мы оказались у аила Арал. Село, с плоскими на домах крышами и стогами сена на них, напомнили мне памирский кишлак, а белые мазанки и дворы с яблонями и грушами напоминали мне украинские хаты. И только арыки, тянущиеся по улицам, говорили, что мы в Азии.
Ехали по аилу уже вечером, торопливо ища место для ночлега, и такое нашлось лишь на окраине села в довольно живописном урочище. Там рядом река, у обрыва растёт тополь, а возле тополя протекает арык с чистой водой. Вся поляна укрыта зеленой травой и цветами. Под тополем насобирали для костра много хвороста. Очистили от камней площадку и поставили палатку.
Подъезжая к аилу Арал, мы заметили, как над горами и в ущельях быстро сгущаются тучи. Позже они настолько почернели, что укрыли горы мраком. Черное грозовое облако совсем поглотило горы. Смотреть на эту картину было страшно. Нас эти облака пока не затрагивали, хоть были совсем близко. Мы боялись, что ливень, прошедший в горах может внезапно повысить уровень воды в реке, а та ночью смоет нас вместе с палаткой в водный поток. Но, наверное, эта речка несла свои воды не из тех мест, где шёл дождь, и уровень воды в ней не поднялся.
Суп с грибами, чай с медом, овощная икра после столь утомительного дня были не лишними. Пришли местные ребята. По-русски они говорили плохо. Угостили их чаем, конфетами. Они принесли нам картофеля, огурцов и яблок. Спали ночь спокойно. Журчала вода в реке, а на дереве долго покрикивала сова. Было той ночью тихо и тепло.
Теперь нам предстояло преодолеть очень высокий и тяжелый перевал Кёгарт (Колдама) – 3062м, который разделяет Ошскую и Иссык-Кульскую области и лежит на гребне Ферганского хребта. Ещё года два назад там не было дороги, и чтобы проехать из Казармана в Джалал-Абад, а оттуда в Ферганскую долину, нужно было сделать крюк длиною около тысячи километров, сейчас туда лишь 150. В моем атласе автодорог прямая дорога и перевал не были отображены, но на карте Киргизии они уже показаны. О перевале Кёгарт (Колдама) знают все шоферы, но мало кто туда ездил. Ну, а кто ездил, тот отзывался о нем, как об очень тяжелом и высоком перевале. Пасечник, у которого мы купили мед, сказал, что когда едешь по серпантинам этого перевала, то кажется, что летишь на самолёте.
Когда мы уложили вещи в рюкзаки и двинулись в путь, стало жарко. Дорога пошла меж невысоких холмов. Нас обгоняли машины, щедро обдавая пылью. Никто не останавливался, а мы обливались потом и задыхались от жары и пыли. Только через час нас подобрали колхозники, ехавшие в горы на сенокос. С ними мы проехали километров тридцать. Машина ехала по пыльной извилистой дороге, поднимаясь, всё время вверх. Высадили нас, когда до подъёма на перевал оставалось всего несколько километров. Через полчаса мы остановили МАЗ.
- На перевал завезешь? – спросил я.
- Нет. Мы туда не едим.
Шофер и его попутчик о чем-то посовещались, и сказали:
- Ну ладно. Садитесь. Довезем.
Попутчик шофера, его начальник, сам не бывал на этом перевале. Вот он и решил проехать с нами туда.
Машина стала круто подниматься вверх. Серпантинам не было конца, но машина шла без груза, а потому поднималась легко. На падение мощности дизельных двигателей большая высота влияет меньше, чем на карбюраторные двигатели. Спираль дороги всё выше и выше поднималась по склону горы, обвивая её с двух сторон. Шофер был из тех, кто строил эту дорогу, и он рассказал нам о случае гибели строителей под лавиной. Им установили памятный камень у дороги. Другие рабочие были отрезаны лавиной, и их пришлось снимать с дороги вертолётом. Дорога врезалась в склоны горы, и потому с одной стороны от неё зияли ничем не огороженные пропасти, осыпи и крутые склоны, а с другой – каменные стены, еще необработанные, а потому представлявших постоянную опасность обвалов. Никаких препятствий для машины там нет, и она в любой момент могла нырнуть в пропасть. Всю дорогу я смотрел влево и вправо. Черные, серые и красные породы камня рассыпаны здесь, то мелкими пластинками, то лежали на дороге крупными глыбами. С увеличением высоты изменялась и растительность. Мы поднимались все выше и приближались к вершине. В ложбинах и оврагах кое-где уже виден снег. Склоны гор на этой высоте, там, где нет осыпей, благоухают сочной зеленью и цветами. Воздух насыщен ароматом этих трав и цветов.
Но вот мы уже на вершине перевала. Дорога внизу казалась тонкой нитью, а машины – маленькими букашками, медленно и бесшумно ползущими по этой нити. Высоту перевела никто из нас не знал, а табличку на нем еще не установили. Нет данных о высоте и на карте республики. Зато на вершине перевала поставили каменного беркута. Этот символ гор можно видеть на Тянь-Шане во многих местах. Но здесь мы увидели не только каменного, но и живого беркута. Он вначале кружил над нами, а потом вдруг резко снизился к горе и ухватил когтями что-то длинное и тонкое. Наверное, это была змея. Но откуда здесь, на такой высоте, змеи?
Рассказ десятый. СПУСК В ФЕРГАНУ
С перевала мы поехали своим ходом, а машина ушла назад. Спуск с перевала занял у нас около двух часов, и я подумал: «А сколько бы часов мы поднимались на него?». Во время спуска мы рвали чебрец, зверобой, пытались добраться до снежника, фотографировали, отдыхали. Спуск с перевала закончился в ущелье Кугарт, и там сразу появились заросли кустарника, а затем и лиственные деревья, а это значило, что мы перебрались в совсем иную климатическую зону. Здесь, на юго-западных склонах Ферганского хребта уже не растут тянь-шаньские ели, но зато растут целые ореховые леса, и они единственные в мире.
В том месте, где дорога с перевала спустилась к реке Кёгарт, у поваленных рекою берез мы устроили обеденный привал. В этом ущелье повсюду видны летовки, юрты и даже дачные домики. Было очевидно, что это уже не тот дикий край, в котором мы побывали, и, что мы приближаемся к густонаселённому району Ферганской котловины, где есть немало крупных городов. Но Фергана принадлежит Узбекистану, и лишь малая её часть входит в Ошскую область Киргизии.
Ущелье Кёгарт узкое и глубокое. Река течёт здесь в глубоком каньоне, но склоны гор не столь круты и каменисты. На склонах ущелья растут лиственные деревья и кустарник. Здесь часто можно видеть дикие алычу, яблони, груши и другие плодовые деревья. Всюду бродят овцы, а трава в ущелье съедена до корней. Дорога почти нигде не опускалась к реке, а вилась, врезавшись в правый склон ущелья.
Ущелье и долина Кёгарт – это уже Ошская область. Это та самая область, в которой уже два месяца происходят кровавые события националистического бандитизма. Мне рассказывали о страшных преступлениях, о невероятной азиатской жестокости нелюдей: поджогах, резне, массовых расправах над женщинами и детьми. Телевиденье информировало страну лишь о числе погибших и раненых, но то, что там творились зверства, некто в СМИ не рассказывал. Въезжать в эту область нам было страшновато. Говорили, что конфликт был между киргизами и узбеками, и что русских пока не трогают. Но там, где беспорядки, там и уголовщина, а бандиты и грабители не смотрят на национальность.
По дороге встречали много конных киргизов. Они ехали группами по 6 – 10 человек. Когда одна такая группа попросила их сфотографировать, то я отважился спросить их: «У вас был козлодрай? (есть такая конная игра)». Они ответили: «Нет». Я не стал больше расспрашивать их, боясь вызвать подозрение. Оставалось только догадываться, что едут они с какого-то собрания, связанного с событиями в области. Позже читал в газетах, как вот такие отряды конных киргизов из горных ущелий хлынули в города и посёлки, где было смешанное национальное население, и там устраивали самосуды и расправы над узбеками. Рассказывали, что Джалал-Абад могли постигнуть события, которые произошли в Узгене, но собравшиеся конные отряды были остановлены секретарем горкома КПСС. А пока шел митинг, подоспели солдаты и спасли город от погрома.
В одном месте у дороги стояла юрта, и нас пригласили пообедать. Но мы были сыты, и пили только чай. Чаю я пил почему-то много, и хотелось еще и ещё. У меня разыгралась жажда на чай, и после этого мне было тяжело крутить педали. Подъехали немного в кузове машины. С нами ехали два парня. Они угостили нас кумысом, и пригласили заночевать у них дома. Но когда мы высадились в ауле Кёгарт, они почему-то забыли об этом, и спешно покинули нас. А мы не прочь были бы заночевать где-нибудь в доме. Ставить палатку нам не советовали.
- Вас могут ограбить. Заночуйте в пионерском лагере или в автопарке, - посоветовали нам.
У магазина к нам стал приставать пьяный старик. Он все допытывался, где мы взяли рога. А когда мы сказали, что привезли их от китайской границы, то он стал угрожать сдать нас в милицию.
Рога козерогов нам советовали спрятать, т.к. дальше на дороге есть кордоны лесников, и нас могут оштрафовать, изъять рога и т.д. Но прятать их нам было некуда – слишком они были велики. За аилом Кёгарт нас обогнал УАЗ. Нас остановили и проверили документы. Один из проверяющих преставился начальником управления лесного хозяйства. Расспросили они нас и о рогах, и есть ли у нас оружие.
- Это видно, что нет. Ружье не спрячешь в рюкзаке, - ответил я.
- А может у Вас есть пистолет, - сказал лесник.
Дальше был кордон со шлагбаумом и небольшой сторожкой. Дежурил здесь тогда молодой парень. Он совсем не поинтересовался рогами. Здесь мы и заночевали, т.к. приближался комендантский час.
Рано утром мы отправились в Джалал-Абад. Дорога хорошая, ехали вниз, и было еще не жарко. Здесь уже цивилизация: крупные села, автобусы, остановки, много людей. Через два часа мы прибыли на железнодорожный вокзал Джалал-Абада.
Рассказ одиннадцатый. ДОРОГА ДОМОЙ
В Джалал-Абаде нас, прежде всего, волновал вопрос отъезда домой. Дней от отпуска оставалось совсем мало. Летом с билетами всегда проблема. Купить билеты на самолет невозможно. Оставалась только железная дорога. Но и здесь тоже билеты раскупались за много дней вперед.
Что мы будем делать в этом городе, если не сможем взять билеты? – думал я.
Но нам повезло. Мы сразу же взяли билеты на поезд Андижан – Москва. Одна старушка сказала, что уже неделю ходит к кассе, и не может взять билеты. Что могло быть причиной, что мы так легко приобрели билеты, для нас осталось загадкой. Может это была бронь, которой не воспользовалось начальство, а может быть нам помог наш внешний вид, а он был ужасным. Белая рубашка была серой от пыли. Остальная одежда, руки, лицо тоже были грязными.
После удачного приобретения билетов мы в приподнятом настроении отправились искать воду, чтобы хоть немного привести себя в порядок. Рядом с вокзалом находится клуб железнодорожников, во дворе которого есть водопроводный кран. Там мы смыли с себя дорожную пыль, постирали одежду, и еще мокрую одели её на себя. Затем сдали рюкзаки в багаж и налегке отправились осматривать город. Здесь всё подтверждало то, что мы находимся теперь в жаркой Фергане.
Город Джалал-Абад имеет, по моей оценке, 50-70 тыс. жителей. На въезде в город мы видели бронемашины и солдат в бронежилетах. Транспорт они проверяли выборочно. В городе введено чрезвычайное положение.
Город расположен на равнине, но у самой кромки сухих предгорий. В нем есть известный республиканский курорт с горячими минеральными источниками. В городе кроме киргизов проживает много узбеков, русских.
От вокзала мы поехали на базар и там купили арбуз, дыню и виноград. Затем в магазине я купил в подарок жене комнатные тапочки, сшитые из кожи в восточном стиле. Посидели в кафе, съели по мороженому, послушали национальную музыку и песни. Потом мы совершили небольшой экскурс по центру города, и на этом знакомство с городом закончили. Пора было возвращаться на вокзал, чтобы сдать велосипеды в багаж. Иначе отделение могло закрыться, и тогда нам пришлось бы таскать велосипеды по поездам. Сдали велосипеды в багаж без проблем, но теперь мы уже были привязаны к вокзалу тяжелыми рюкзаками. Посидели в чайхане. Поели шашлыков, и выпили зеленого чаю. Потом я сходил на рынок и купил огромную дыню. Её намерен был привезти домой. Купил самую крупную дыню из кучи, которую только что разгрузили с машины. Дыня потянула на девять рублей и весила тринадцать килограммов. Желтая, пахнущая, она должна была стать дома сюрпризом, но была очень уж тяжелой и никак не влезала в авоську.
Поезд на Москву отправлялся с Андижана, а туда нужно было ещё доехать. Путь недолгий, всего 2-3 часа. Но поезд до Андижана отправлялся в два часа ночи по местному времени. В зале ожидания жарко и душно, но все пассажиры должны были ожидать поезд именно здесь, на станции, т.к. в городе после 10 час. 30 мин. передвижение запрещалось под страхом быть подстреленным или оштрафованным на крупную сумму. Разрешалось выйти на перрон, но там не на чем было сидеть. Хотелось спать, в вокзале ужасная духота и донимали мухи. По перрону прохаживался милицейский патруль, но порой станцию наскоком посещал воинский патруль
Ранним утром мы сели в поезд Андижан-Москва. В нем нам ехать долгих трое суток. С нами в купе ехали двое русских парней, но они жители Джалал-Абада.
У Юры сегодня день рождения. Разрезали в его честь дыню и пообедали. Целый день ехали по Фергане. На каждой остановке местные жители, в том числе и дети, таскали вдоль поезда дыни, и они наполовину здесь дешевле, чем в Джалал-Абаде. Мы купили ещё две дыни, одна из которых легче той, что купили на рынке Джалал-Абада, всего на два килограмма. Весь вагон завален дынями. Они всюду, даже в проходах под ногами. Везут дыни не только пассажиры, но и проводники вагонов. Кроме дынь много везут в картонных коробках виноград. Мы всё время пили чай, потом ели дыни и опять пили чай. Мне нравится в поездах, идущих со Средней Азии то, что там не носят чай в стаканах, а каждый сам себе заваривает его. В каждом купе обязательно у кого-нибудь найдётся чайник на два-три литра, заварка тоже у всех с собой, а кипяток есть всё время в титане. В промежутках между едой и чаем, едим виноград, дыни, фрукты.
Проехали Коканд, Ленинабад, Нау, Ташкент. В памяти оживали воспоминания прошлых путешествий по Средней Азии. Дальше дорога пошла вдоль реки Сырдарья, и чем дальше на север мы продвигались, тем меньше по количеству и по размерам продавали дыни на станциях, но зато появилась вяленая рыба. Её носили низками по 5-10 штук, крупную и мелкую. Сазан, окунь, щука, лещ и другие виды рыб продавали, сравнительно с нашими рыночными ценами, довольно дёшево. Теперь весь вагон пропах рыбой. Мы тоже купили несколько низок. Надо хоть что-то привезти домой.
Проехали Аральск. Моря не видно. Весь следующий день ехали по бескрайним казахским степям. Редкие населенные пункты выглядят жалко, почти без зелени, обросшие свалками мусора. Ветхие хижины в поселках построены бог знает из чего, т.е. из глины, досок, кусков ржавой жести, обрывков рубероида, толи. Казашки и цыгане носят по вагону вязанные шерстяные безрукавки, платки и шарфы. Безрукавки они почему-то называют майками. За день эти торговцы нам так надоели, что мы на предложение «купить теплу маечку» отвечали вопросом: «А нет ли у Вас шерстяных тёплых трусиков?». Кроме шерстяных вязаных вещей носили на продажу верблюжью и овечью шерсть.
В Казахстане, и особенно в Актюбинской области у пассажиров спрашивали продукты питания. Жители специально выходили на перрон к приходу поезда в надежде что-то купить или обменять у пассажиров. Спросом пользовались рыбные и мясные консервы, сгущенное молоко, сахар, масло, мука, овощи, фрукты. Было понятно, что здесь положение с продуктами питания хуже, чем в Украине или республиках Средней Азии. На одной из станций наблюдал, как прямо из товарного вагона продавали хлеб, и людей в очереди было очень много.
При выезде из Актюбинска в окно вагона кто-то кинул камень, разбил стекло и рассёк пассажиру бровь. У меня с собой есть походная аптечка, и я сделал травмированному мужчине перевязку.
Дальше ехали по России: Саратовской, Тамбовской, Рязанской областям. А рано утром четвёртого дня мы прибыли в Москву, на Казанский вокзал.
Впервые попадаем в Москву железнодорожным транспортом. С Казанского вокзала нам нужно было перебраться на другой вокзал, и я подумал, что это должен быть Киевский вокзал. Но когда мы туда добрались, то оказалось, что оттуда на Донбасс поезда не идут, и нужно ехать на Повелецкий вокзал.
От тяжести рюкзаков и авосек с дынями я весь взмок. Таксисты-частники запрашивали астрономическую плату. На государственные такси не менее чем часовая очередь. Зато с видавшими виды рюкзаками, привязанными к ним рогами козерога, дынями, загорелыми и обветренными лицами, бородой мы привлекали всюду всеобщее внимание, и нам приятно было ловить на себе любопытные взгляды прохожих. Некоторые из них задавали нам вопросы. Внешний вид у нас был схож, не с туристами, а с жителями далекой глубинки.
На Повелецком вокзале билеты в общий вагон приобрели быстро, но поезд отправлялся почти в полночь. У нас был свободен целый день, и мы на этот раз решили хоть немного познакомиться со столицей страны. Рюкзаки сдали в камеру хранения. Приёмщик уговорил нас продать ему одну дыню – у его дочери день рождения. В другом месте у нас пытались купить рога козерога.
На привокзальной площади мы сели в туристический автобус, который провез нас по всей Москве. Мы побывали на Красной площади, на обзорной площадке Ленинских горок, на Ваганьковском кладбище. Экскурсовод рассказывала и показывала, а нам оставалось только слушать и вертеть головами.
На Ваганьковском кладбище мы побывали у могилы С.Есенина, В.Высоцкого, В.Шукшина и у могил других известных поэтов, писателей, артистов, спортсменов.
Вся экскурсия по Москве заняла два с половиной часа. Но что делать дальше?
Посетили рядом с вокалом музей. В нем находится паровоз и вагон, в котором везли В.И.Ленина в Москву после его кончины в Горках.
Вся эта ходьба по городу с рюкзаками, бессонная ночь в поезде сильно утомили нас. Поэтому в сквере музея, в тихом месте мы на зеленой травке под деревом немного подремали. Сюда же иногда заходили покурить женщины. Одна из них посоветовала нам съездить на ВДНХ (Выставку достижений народного хозяйства), что мы и сделали. Доехали туда метрополитеном. Побродили в центральных павильонах, посидели у фонтана «Дружбы народов», побывали в павильоне «Космос», поели шашлыков, попили фанты. К концу дня опять устали, сели на лавочку и глазели на прохожих.
Вечером вернулись на вокзал, забрали рюкзаки из камеры хранения, и более не отлучались с вокзала до самого отправления поезда. Юра уснул на теплой гранитной плите, и разбудил я его только перед посадкой в поезд. В общем вагоне нам удалось занять две верхних полки, и мы сразу же уснули.
Ехали из Москвы сутки. Утром в вагоне стало свободней, и мы устроились на боковых местах у окна.
Вот и Украина. Старушки на перронах продают горячую вареную картошку, заправленную жареным луком, малосольные огурчики, пахнущие укропом, спелые помидоры, яблоки, груши и др.
В десять вечера прибыли в Луганск, а в половине второго ночи сошли в Дебальцево. Оставшуюся часть ночи просидели в зале ожидания вокзала. Рано утром сели в автобус, и через час были уже в родном Красном Луче. Ещё час – и мы дома.
Каждый раз радуюсь возвращению домой, я с грустью вспоминаю о том, что покинул в далеких краях. Мы полны впечатлений, и хорошо, когда всё хорошо кончается.
ХОЛЕРА
Украина. Николаевская область.
21. 07. 1995г.
Асфальт дороги от Херсона до Николаева узок и разбит. Николаевская область пугает нас холерой. До эпидемии здесь не дошло, но случаи заболевания были, и не только в Николаевской области, но и Мариуполе, Одессе и Крыму. Обнаружены возбудители холеры в реке Южный Буг и Азовском море. Об этом рассказывали в «Новостях» по телевиденью, писали в газетах. Наш путь пролегал именно в тех районах, где эта зараза имела некоторое распространение. Поэтому вдоль дороги установили плакаты с мерами предостережения от холеры. Я опасался, что здесь могут установить карантин, и нас через Николаев не пропустят.
Вдоль дороги много сельских базарчиков, на которых торгует немало корейцев. Они продают арбузы, болгарский перец и прочие овощи. Здесь тоже расклеены листовки с предупреждением, что нельзя есть овощи и фрукты, не обработав их кипятком.
Жарко. В этих местах есть оросительные каналы, и было большим испытанием не искупаться в них.
Николаев – крупный областной центр. В городе есть судостроительный завод, где строят гражданские и военные суда. Именно судоверфь дала начало строительства города ещё в 1798 году. До 1882 года Николаев был военным портом. С городом связаны имена Нахимова Ф.Ф., Корнилова Д.А., Белингаузена Ф.Ф. и других флотоводцев. С тех времен в городе сохранилось здание Адмиралтейства. Сейчас в нем управление судоверфи. Сохранились также Николаевская и Всехсвятская церкви (19 в.), есть музей судостроения и флота (1827г.).
Центральная улица города – Советская. Она отдана только пешеходам. Её пересекают несколько магистральных улиц, из которых важнейшая Адмиралтейская. Улица Советская – самое людное в городе место. Здесь много магазинов, и прочих торговых и общественных заведений. И здесь также повсюду расклеены листовки с советами, как уберечься от холеры. В остальном - никаких ограничений. Лишь на рынке запрещено продавать речную рыбу, а в реках и лимане запрещено купаться.
В Бугский лиман впадают реки Ингул и Южный Буг. Через Ингул переброшен разводной мост. Здесь иногда проходят корабли судоверфи. У моста через Южный Буг есть пляж, но он безлюден.
- Хотите отдохнуть, - говорили нам, - искупайтесь в Буге, и милиция определит вас в больницу на принудительный двухнедельный карантин.
Экономический хаос, бедность, правовой беспредел, и холера в том числе – всё это результат неумелой «перестройки», которая привела к «бархатному» буржуазному перевороту со всеми вытекающими из него последствиями.
КУЛЬТ КОЛОДЦА
Южная Молдавия.
27 – 28 июля 1995г.
В 10 км от Болграда украино-молдавская граница. Миновали ее без проблем. Молдавские таможенники и полицейские похожи на американских шерифов. У них широкополая черная шляпа, белая рубашка с карманами, черные брюки, а на груди большой лучистый значок.
Мы не знали, как к нам будут относиться в Молдавии. Ведь после распада Советского Союза и этот «братский» народ проявил по отношению к другому народу свою агрессивность. Война молдавской армии против ополченцев Приднестровья теперь не ведется, но и мира между ними нет. Приднестровье объявило свою независимость. Днестр стал границей для этих двух враждующих сторон. Река разделила территорию Молдавии на две части. На пограничном переходе мы поинтересовались об уровне общественного порядка в республике.
- Вас никто не тронет, - заверили нас.
Однако выяснилось, что юг Молдавии это не совсем Молдавия, и населён он в основном гагаузами и болгарами. И гагаузы тоже недолюбливают молдаван и пытаются создать свою автономию. Кто они – гагаузы? Одни люди говорили, что это турки, принявшие христианство, другие – что это помесь болгар с турками. Не стала мне объяснять этническое происхождение гагаузов и экскурсовод исторического музея в Кишинёве.
Первое после границы небольшое село. Дорога обсажена грецкими орехами. Купили здесь вина, наполнили водой из источника фляги. Дорога идёт по широкой долине реки Ялпуг. Здесь виноградники и сады чередуются с полями кукурузы и пшеницы. Сады и виноградники огромные. Таких обширных садов я не видел в других странах. Они тянуться километрами: персиковые, яблоневые, грушевые, сливовые, черешневые. Не меньшие здесь по площади и виноградники. На юге Молдавии самое дешевое вино. Оно здесь дешевле, чем в Одессе квас. Поля кукурузы, подсолнечника, пшеницы встречаются реже. В этом году в Молдавии, как и в южных областях Украины, сильная засуха. Молдаване сетуют, что останутся без кукурузы. Ведь их национальное блюдо мамалыга приготавливается из кукурузной крупы. Кукуруза для молдаван, после хлеба, второй по значимости продукт. В садах большой урожай фруктов. Ветви деревьев облеплены плодами. Но и здесь засуха делает своё недоброе дело – плоды вянут, осыпаются. Сады в Молдавии не огорожены. Их сторожат, но если сорвать несколько яблок или персиков, то вас не осудят и не станут гнать.
Села в Молдавии растянуты вдоль дорог в одну улицу. Дома небольшие и аккуратные. У дорог всюду колодцы. Они есть даже вне населенных пунктов. Колодцы в Молдавии это не только источники питьевой воды. К ним здесь особое отношение. Для туристов это достопримечательность. Для гагаузов и молдаван – гордость, забота, украшение, святилище, культ. Каждый колодец – это произведение искусства. Над колодцем навес или даже крыша беседки. Здесь всегда висит кружка и ведро. Возле колодцев чистота и порядок. Рядом ставят большой православный крест с распятием и иконами. Вот только вода в некоторых колодцах солоноватая или горьковатая.
В селах крестьяне держат коров, коз, домашнюю птицу. Особенно много гусей.
С топливом в Молдавии плохо. Все посадки очищены от сухостоя, хворост не валяется. Летом сельские жители заготавливают топливо, которое делают из смеси соломы и коровяка. Эти брикеты они сушат, складывают в штабеля, а зимой сжигают в печах. С нефтепродуктами в Молдавии ещё хуже, чем с углем. Бензин и дизельное топливо на четверть дороже даже в сравнении с украинскими ценами. Местные умельцы ставят на грузовики и автобусы тракторные дизельные двигатели, т.к. моторина (солярка) дешевле бензина, но гудят и дымят эти автомобили очень сильно.
Город Камрат – непризнанная столица Гагаузии. Вторым райцентром гагаузов является город Чимишлия.
СУВЕНИР
Россия. Дагестан.
3. 07. 1992г.
Буртунай – село старое. Его каменные стены домов и оград видели Шамиля – одного из предводителей Кавказской войны 1818 – 1859г.г. На холме, сверкая оцинкованным железом, стоит новенький минарет. Мы ехали по селу в утренний час. Солнце закрыто облачностью, и оттого не жарко. Воздух насыщен сельским ароматом: запахами сена, трав, навоза, скота и дымом от очагов. В Буртунае живут аварцы. Село уже проснулось, и жило своими повседневными заботами. Мальчик гонит волов, тянущих громоздкую арбу. Волы идут медленно, понурив головы, переваливаясь с ноги на ногу. Другой мальчишка едет на осле. По дороге идут коровы, на лугах пасутся овцы и козы. Местные мужчины одеты в мохнатые овечьи папахи. При встрече в знак приветствия они чинно кивают головой и говорят: «Салом алейкум». Женщины, не поднимая глаз, проходят мимо. Здесь не принято при встрече с женщиной здороваться, а женщина не должна отвечать на приветствия незнакомых мужчин. Женщины одеты, как правило, в черные платья и черные чулки. Их головы укрыты черными платками.
В центре села, у магазина собрались в небольшие группы люди. Возможно, они ждали открытия магазина, а может быть сошлись для общественных сельскохозяйственных работ.
- Давай спросим у них за кувшины, - предложил я детям, с которыми путешествовал.
Подъехали к мужчинам. После обоюдных приветствий нам задали первый традиционный вопрос: «Откуда едешь?».
- Мы с Украины, Донбасса, Луганска, - коротко отрапортовал я, и упреждая второй вопрос: «Куда едешь?», - сказал, что путешествуем по Дагестану.
Сократив до минимума ритуал вопросов и ответов, я перешел к делу.
- Хотим спросить, есть ли у вас в селе старые медные кувшины?
- Есть. Много есть дома. Искать надо. Спрашивать надо.
Потом они призвали на помощь женщин. Одна из них, пожилая аварка, сказала, что у неё есть большой кувшин. Потом и другая тоже сообщила, что на чердаке есть кувшины.
Живут в ауле эти две аварки в разных направлениях от того места, где мы стояли.
- Ты, Рома, иди с этой тёткой и жди нас у её дома. А я с Юрой пойду к другой, - сказал я племяннику.
Мы потащились по узкой улице вверх. Дочь хозяйки дома сняла с чердака два крупных водоносных кувшина, медный поднос и большой медный котёл.
- Это не надо, - сказал я, отказавшись сразу от громоздких и тяжелых подноса и казана.
Я взял в руки кувшин, покрытый коричневым слоем патины и зелёными пятнами окиси меди, тем самым, дав понять, что этот кувшин хотел бы купить.
- Сколько дашь? – спросила аварка.
- А сколько Вы хотите?
- Я не знаю, сколько он стоит. Сам знаешь, сколько он стоит, - сказала женщина, имея ввиду, что я должен знать, раз интересуюсь такими вещами.
Я не знаю. Вещь Ваша. Скажите, сколько хотите за неё?
Вероятно, она приняла меня за сумасшедшего или за миллионера, готового заплатить любые деньги за сувенир.
- Две тысячи, - сказала она, не моргнув глазом.
- Нет. Больше ста рублей не дам, - сказал я.
Аварка злобно сверкнула глазами и ухватила кувшин. Я понял, что торг закончен, и сделка не состоится. Мы повернули «оглобли» и поехали вниз ко второму двору. Роман ждал нас у ворот. Там тоже вынесли такие же, но не столь погнутые, кувшины. Собралось несколько женщин, и по их веселому говору я понял, что они посмеиваются над нами из-за того, что мы покупаем такое старьё. Для них было не понятно, зачем нам нужны эти потемневшие, погнутые и дырявые кувшины, когда в магазинах Махачкалы стоят новенькие, отсвечивающие блеском никеля, кувшины. Позже они спросил, зачем нам нужно это старьё. Я объяснил, что из каждого путешествия стараемся, что-то привезти на память, что собираем домашний музей. Они плохо понимали русский язык, но при слове «музей» одобрительно закивали головами.
- Сколько вы хотите? – перешел я от разговора к делу.
- Мы не знаем. Сколько ты дашь?
Я решим взять инициативу торга в свои руки.
- На Кавказе мы не покупали, а в Средней Азии покупали, но не такие по 100-150 рублей.
- 120 дашь? – сказала хозяйка кувшина.
На том и сошлись. Я отсчитал деньги. Кувшин оказался большим, и я еще не знал, как мы будем его таскать по горам.
Аварка, вдохновленная удачной сделкой, стала предлагать второй кувшин. Сказала, что есть ещё у других людей. Я согласен был купить ещё маленький кувшин.
- Маленьких у меня нет. Я поспрашиваю. Когда будете ехать назад, я найду.
- Назад этой дорогой мы ехать не будем. Уйдём в Грузию, а оттуда поездом домой.
Купленный кувшин я привязал к рюкзаку, и мы поехали дальше, поднимаясь на хребет Салатау.
ПЕРЕВАЛ ХАРИГАВУРТАЙ
Россия. Дагестан.
2. 07. 1992г.
Чтобы попасть во Внутренний Дагестан, нам нужно пересечь хребет Салатау через перевал Харигавуртай. Неплохая дорога, усыпанная мелким белым гравием, довольно круто набирает высоту гор. Сразу же за аулом Буртунай нас накрыло облако. Густой туман скрыл от нас всё. Стало сыро и холодно. Заморосил мелкий дождь. Мы считали, что туча пройдет быстро и туман рассеется. Но этого не произошло. Туча зацепилась за гору и осталась здесь надолго.
Одели куртки. Температура снизилась до 14°С. От вчерашней прикаспийской жары и солнца остались только воспоминания, в которые сегодня было трудно поверить. Прошел час, но облако не ушло. Туман настолько плотный, что мы не могли видеть приближение автомашин. Услышав шум двигателя, мы прижимались к краю обочины, и лишь после прохода авто продолжали подъём.
Прошёл ещё час. Наши куртки основательно промокли. Что было вокруг нас – мы видеть не могли. Белая пелена тумана скрывала от нас всё. Лишь на несколько десятков метров просматривались склоны гор с низким травостоем. Мы не знали, сколько до перевала километров. Идти тяжело и морально, и физически. В кратком описании маршрута говорилось: «Ближе к перевалу, когда справа обозначится глубокое ущелье Ак-Таш, пойдут крутые серпантины».
Ещё через час подъёма нас подобрал бортовой ЗИЛ, в кузове которого уже ехало двое аварцев. Они помогли нам втащить рюкзаки и велосипеды, и мы поехали дальше на автомашине. К вершине Харигавуртай (2229 м) ехали довольно долго. Машина вначале шла на второй скорости по прямой дороге, а потом стала подниматься круто вверх по скальным полкам серпантин. Белокаменные отвесные скалы угрожали нам обвалами. В тумане не трудно было слететь с дороги в пропасть или столкнуться со встречной машиной. Ведь по краю дороги нет никаких защитных ограждений или хотя бы белых столбиков. Вершину перевала проехали тоже в тумане. Начали спускаться по серпантинам. Из двигателя машины вырвало свечу. Остановились. Стали искать на дороге утерянную свечу. Нашли. Вкрутили. Вновь покатили вниз. От торможения двигателем, он стрелял выхлопами газов, которые гулко разносились по горам. Вновь вырвало свечу. Потом ещё и ещё…И каждый раз остановка, поиск свечи на дороге, подмотка на резьбу ниток, проволоки, фольги, но всё бесполезно. В конце концов, машина вынырнула из тумана, и нам открылась великолепная панорама гор. Внизу зияло глубокое ущелье. Крутые склоны хребта Салатау уходили от нас вверх и вниз. Казалось, мы не ехали, а летели на самолёте. Облако, из которого мы вынырнули, медленно опускалось в долину белым пушистым комом. Высоко вверху, на противоположном склоне ущелья, почти под облаками виден какой-то аул.
- Как же там могут жить люди? – думал я. Ведь туда добраться и то не легко.
А зимой как там жить? Наверное, занесёт аул снегом, и до весны из него не выбраться.
Сосновые леса гораздо ниже этого аула, а значит, аул стоит в зоне альпийских лугов.
- Они привыкли. Там летом хорошо, не жарко, много травы баранам. А дорога к этому аулу есть, - сказал мне попутчик. Мне показали еле заметную белую нить дороги, проложенную по склонам гор.
Как по такой дороге можно ехать? – думал я. Впрочем, так казалось издали. Наша дорога не лучше. Она петляла, извивалась, круто спускалась или резко взбиралась вверх.
Вскоре тот аул закрыло облако, и мы потеряли его из виду.
При очередной остановке из-за свечи, мы оказались над аулом Данух. Ничего подобного я ранее не видел. На макушку небольшой горы увидел я каменные соты строений. Сакли густо облепили вершину горы. Стояли они вплотную друг к дружке. Планировка извилистых улочек совершенно произвольная. Собственно, улиц в ауле нет, а есть лишь узкие проходы и тупики, да небольшая площадка. У края селения – небольшой водоём. Вероятно, в нем горцы накапливают дождевую и снеговую воду. В ауле почти нет растительности. Видны лишь каменные сакли с плоскими крышами, да ленточка серой дороги. С южной стороны аул замыкается крутым скальным обрывом.
Начали спуск к реке Тлярота. В четырех километрах выше, в широкой долине истоков этой реки находится райценр Мехельта. Далее мы спустились по ущелью Тляроты к реке Андийское Койсу. Вода в Тляроте белая от размываемых известняковых мергелей. И здесь дорога опасная. Из кузова грузовика я наблюдал, как колёса нашего ЗИЛа катились порой у самого края обрыва. А вниз сотни метров пропасти. Машину на ухабах подбрасывало так, что можно было вылететь из кузова. Наши велосипеды всё время падали, их подбрасывало вверх, а потом они вновь падали на дно, хотя на каждой остановке мы привязывали их к бортам кузова и старались всячески удерживать. Но верёвки рвались, и велосипеды опять прыгали по дну кузова, как мячи.
- Превратятся наши велосипеды в металлолом на такой дороге, - думал я, но ничего поделать было нельзя.
Высадились мы близь хутора Сагри. В том месте дорога пересекает Сагрийский каньон, в котором беснуется река Андийское Койсу. В отличие от белых вод Тляроты, в Андийском Койсу она, напротив, черная, словно смешана с угольным шламом. Рассказывают, что в этом месте Шамиль, спасаясь от погони, перепрыгнул через каньон и, таким образом, ушел от преследовавших его русских воинов. Смелым и отчаянным был этот человек. 25 лет он возглавлял борьбу горцев в Кавказской войне 1818 – 1859 годов.
Высадившись, мы взялись за ремонт наших велосипедов, а они были в ужасном состоянии. Свернуло рули, согнуло обод колеса и шатун педали, выбило спицу, повредило ручные тормоза.
Во время ремонта к нам подошел мужчина и пригласил в гости в селение Тантары. Разумеется, мы не отказались от этого предложения Магомета. Там ведь были не только экзотическая еда и ночлег, но экскурсия по террасовому саду, к старинной башне. Там ведь мы увидели и услышали много интересного из жизни горцев Дагестана.
ЛЕЗГИНСКАЯ СВАДЬБА
Россия. Дагестан.
11. 08. 1993г.
В селение Хив в этот день мы не попали. В нескольких километрах от этого древнего аула возле нас остановился грузовичок УАЗ с парнями в кузове, и они пригласили нас на лезгинскую свадьбу. Мы сначала скромно отказывались, но потом отпираться не стали, и наши велосипеды мигом оказались в кузове автомобиля. Машина приехала в селение Чудокар. День клонился к вечеру, и мы подумали, что свадьба уже в разгаре. Так я думал, потому что у нас в Украине свадьба начинается после того, как молодые вернутся из ЗАГСа. Однако лезгинская свадьба имеет свои обычаи. Выяснилось, что духовно в мечети и документально в ЗАГСе молодожены скрепили свой союз заранее, и делается это без шума и праздника.
Свадьба началась только под вечер, и потому мы не опоздали увидеть весь ритуал переезда невесты в дом жениха. У двора невесты собрались односельчане, родственники и приглашенные гости. Играл ансамбль народной пляски, состоявший из гармошки с клавишами как у аккордеона, кларнета, барабана. Целый час по очереди односельчане и гости по паре или сразу по несколько пар плясали лезгинку. При этом женщина, вокруг которой мелкой дробью мастерски выплясывал мужчина, держала в поднятых руках деньги. Отплясав танец, женщина ложила купюры в чемоданчик, стоявший перед музыкантами. Я поинтересовался, что это за деньги. Оказалось, что близкие друзья, родственники и односельчане, таким образом, оплачивают музыкантам их труд. Родственники лишь приглашают на свадьбу музыкантов, но не платят им гонорар. Свои деньги ансамбль получает от танцующих пар.
После часа пляски на трезвую голову началась погрузка приданного невесты на виду у всего села. Весь скарб уместился в кузове АУЗика: два ковра, какой-то шкаф, постельное белье, и на этом все. Потом из ворот родительского дома вышла невеста, и, скрывая свое лицо, полусогнутая, быстро уселась в легковой автомобиль. Жениха с ней рядом я не заметил. Да и был ли он там вообще? Скорее всего, что нет.
После этого вся свадебная толпа двинулась вниз по склону горы и вверх к дому жениха. Там, перед его домом на площадке был устроен небольшой помост для музыкантов. Сзади натянут большой ковер. Площадку освещало несколько электроламп. Один парень уговорил меня сфотографировать свадьбу, музыкантов, невесту. Своего фотографа на свадьбе не было, и я думал, что моя фотосъемка заинтересует кого-то из родителей молодоженов или самих бракосочетающихся. Я думал, что память об этом дне им дорога, но и в этом я ошибся.
Мне сказали, что невеста, после того как подъедет к дому своего жениха, должна будет станцевать танец. Но она все также скрытно, украдкой, закрыв лицо, проскользнула во двор жениха (или уже мужа), и после этого я её уже больше не видел. Я и сын опять стали смотреть на такие же танцы лезгинки только у дома жениха. Позже один парень, из тех, что привезли нас сюда, спросил меня: «А вы хоть кушали?».
- Нет, - сказал я. Да я и не видел, чтобы кто-то пил или ел на свадьбе.
- Пойдем со мной, - сказал тот парень.
Он завел нас во двор. Там, в углу двора, стоял над кострищем большой закопченный казан. Посреди двора стояло порознь два стола без стульев и лавок. На них я увидел только грязную посуду и несколько бутылок из-под спиртного. Нас завели в дом. Людей в доме и во дворе было совсем мало, да и те слонялись бесцельно. В одной из комнат я увидел чисто женскую компанию. Из открытых дверей слышалось тихое тоскливое пение.
- Наверное, отпевают невесту, - подумал я.
Нас завели в лучшую комнату, которую на Кавказе называют кунакской. Стены, диван, пол устланы коврами. В комнату вошел еще один парень. Они о чем-то поговорили по-лезгински, и через несколько минут мне и сыну принесли на подносе миски с супом, тарелку с помидорами и рюмку водки. Не успели мы съесть угощение, как в комнату сбежались с десяток парней. После того, как они немного выпили и закусили, начались соревнования в пении песен, подобных по стилю русским частушкам. Это пение под гармонь и барабанный бой по столу или простое хлопанье в ладоши продолжалось час.
Мы вышли на улицу. Там по-прежнему продолжалась пляска лезгинки. Пожилых людей уже не было. На аул опустилась ночь. Тот парень, который крутился возле нас, и все время обещал повести к себе на ночлег, накормить шашлыком, показать ущелье с вбитыми в каменную стену рогами, исчез, и мы не знали, куда же нам теперь деваться. Пошли ко двору, где оставили свои велосипеды. Там и заночевали.
Вот так мы побывали на не богатой лезгинской свадьбе, и познакомились с обычаями ее проведения.
ПО ОБЕ СТОРОНЫ ОТ ЧИРАГ И ВАЧИ
Россия. Дагестан. Путь от аула Рича до пос. Кумух.
4 и 5 августа 1993г.
От древнего аула Рича, оказавшего героическое сопротивление в 1239 году отряду монголов, мы прибыли к прежде труднодоступному, высокогорному и не менее древнему, и героическому селению Чираг. В этом селении живут уже не агульцы, а даргинцы.
Сегодня путь наш шёл по долине, окруженной с двух сторон не крутыми и не высокими склонами гор, покрытых альпийскими зелеными лугами. Разноцветный ковер из всевозможных цветов и трав, голубизна неба создавали неповторимую красоту горного пейзажа. На этом участке пути нам дважды приходилось преодолевать вброд неглубокие, но очень холодные воды притоков Чирагчая. И Чирагчай в этих местах немноговоден. Нам сказали, что дорога в эти места была построена военными строителями совсем недавно.
Некогда крупный аул, теперь имеет много полуразрушенных заброшенных сакль. Он стоит на крутом склоне горы и имеет ступенчатый вид. Сакли здесь громоздятся одна над другой. В самом низу селения есть магазинчик, более похожий на кладовку. В нем мы обнаружили много старой медной посуды, которую владелец магазина скупал у местных жителей на вес, как металлолом. Ничего интересного в этом старье мы не нашли. Зато здесь нам обменяли немного старых российских рублей на купюры нового образца, чем здорово выручили нас. Старые деньги уже никто брать не хочет. Рядом с магазинчиком, в коморке с дымящимся очагом три старушки пекли на свадьбу лепешки. Пройдя по узким и грязным от навоза проходам, мы поднялись на самый верх селения. Там нас пригласили на чай старик со старухой. Они более 20 лет прожили в Махачкале, и вот теперь на старость вернулись в дом предков, чтобы без суеты прожить в родных стенах свои последние годы. У них есть корова. Старик большой знаток лечебных трав. За чаем из трав нам было о чем поговорить. В чистой, уютной комнатушке пахло травами, дымком и молоком.
Спустились вниз, и были приглашены в не менее бедную и небольшую саклю местного шофера, у которого оставляли велосипеды.
Аул Чираг самый верхний в долине Чирагчая. Выше него селений нет, но есть несколько небольших ферм. Там же можно встретить чабанов с отарами.
По небу поплыли тяжелые облака. Погода портилась на глазах, и нужно было спешить преодолеть перевал Чираг, высота которого 2620 м. Подъем на него сравнительно легкий и без серпантин. Всё бы было нормально, если бы не холодный дождь. Простояли под полиэтиленовой плёнкой два часа. Как только капли дождя перестали стучать по полиэтилену, мы вновь заторопились к перевалу. Далее дорога в течение трёх километров, не снижаясь, но и не набирая высоты, идёт среди лугов и холмов высокогорья. Здесь много отар. Издали на зелёных склонах холмов они смотрелись как медленно двигающиеся пятна. Здесь мы во второй раз подверглись нападению стаи кавказских овчарок.
Первый раз на нас напали псы у фермы. Но выбежал мальчик и отозвал собак. Второй раз собаки, увидев нас на дороге, пустились с лаем к нам от овечьей отары. Мы остановились и замерли. Шесть крупных кавказских овчарок окружили нас. Мы стали подкармливать их лепёшкой, но от этого их глаза не становились добрей. Стоило одной из них напасть на нас, как и другие, наверняка, кинулись бы рвать нас на части. Мы попытались идти, но злобная сука стала рычать, а другие гавкать. Мы стояли, не двигаясь с места до тех пор, пока к нам не пришёл чабан. Он отогнал собак палкой и провел нас с полкилометра по дороге.
- Зачем так много собак? Наверное, у Вас в отаре меньше овец, чем собак? – неудачно пошутил я.
- Очень много здесь волков. Каждый день нападают. Не боятся даже выстрелов.
Особенно нагло ведут себя ночью. Как только стемнеет после восьми часов, и тогда начинают нападать. Они и собак обманывают. Одна группа волков отвлекает собак, а другие нападают и режут овец, - рассказал нам чабан.
- Вон вчера загрызли овцу. Он показал валявшийся неподалёку от дороги обглоданный скелет овцы с красноватыми костями. Особенно наглеют, когда туман. А туманы здесь бывают часто.
- А медведи есть? – спросил я.
- Бывают, но редко. Они там, где лес, - ответил чабан.
Мы проехали перевал и начали спуск. Ожидали, что у перевала будет крутой подъём, но перевал оказался не тяжелым. Такой перевал туристы называют тягучкой.
Перевал Чираг разделяет два района Дагестана, населенных двумя национальностями. Агульский район населяют агульцы, а за перевалом живут лакцы. Район называется Новолакский с центром в пос. Вачи.
С перевала Чираг спускались не спеша. После дождя грунт на дроге немного раскис, и от этого при быстрой езде была вероятность падения.
Возле одной из ферм на нас опять напали собаки, но на спуске они не смогли нас догнать.
Спустились к лакскому селению Хосрех. Селение большое и хорошо обустроенное. Здесь нет покинутых домов, а, наоборот, построено много новых, крытых оцинкованным железом. Селение стоит на берегу речки Виралю и её правого притока Цараннихе на высоте около двух тысяч метров. Мы не стали ждать пока кто-то из местных жителей проявит к нам гостеприимство, а сами подъехали к группе мужчин. Такие вечерние сходки мужчин в Дагестане называют годиканами. Ночевать в палатке в холодном высокогорье после дождя нам не хотелось. Скромность, конечно, украшает человека, но в горах она порой неуместна. Да и чего стесняться? Народ в Дагестане добрый, гостеприимный. В каждом доме или сакле, в которых я ночевал, чувствовал себя как у давно знакомых друзей. К этому располагала простота общения и сердечность горцев. Расул Гамзатов по этому поводу писал: «У нас не бывает гостей маленьких или больших, важных или неважных, Самый маленький гость для нас важен, потому что он – гость. Самый маленький гость становится почетнее самого старшего хозяина. Не спрашивая с каких он краёв, мы встречаем гостя на пороге, ведём в передний угол поближе к огню, усаживаем на подушки.
Гость в горах всегда появляется неожиданно, но он никогда не бывает неожиданным, никогда не застигает нас врасплох, потому что гостя мы ждём всегда, каждый день, каждый час и каждую минуту».
Подъехав к мужчинам, я поздоровался с ними, а потом прямо сказал:
- Простите за откровенность и простоту. Кто из вас примет нас на ночлег.
Ждать долго не пришлось. Один худощавый мужчина встал и сказал: «Идите со мной». Так мы попали на ночлег в Хосрехе к Замиру. Нас накормили и даже угостили бузой – разновидностью домашнего пива, изготавливаемого из пророщенной пшеницы.
Хорошо отдохнув, мы утром выехали в путь. В четырёх километрах от Хосреха стоит такое же по величине селение Кули. Дорога по-прежнему шла вниз. Пересекли реку Кули. Здесь расположилось селение Сумбатль. Через три километра в обширной плоской долине на фоне дальних заснеженных гор стоит центр лакцев Вачи. В этом поселке мы намеревались обменять российские рубли 1992 года выпуска на новые купюры образца 1993 года. Старые деньги к концу месяца должны уже выйти из обращения. Вопрос обмена сильно волновал нас, ибо могло случиться, что наши деньги превратятся в простую бумагу и у нас не будет средств на существование и куплю обратных билетов на поезд.
В Вачи обменять деньги нам не удалось. В сбербанке нам сказали, что сегодня они ведут подсчет обменянных денег, а затем повезут сдавать их в Махачкалу. Теперь оставалась надежда только на райцентр Кумух.
К нему-то и лежал теперь наш путь. От Вачи начинается довольно крутой, но не долгий подъём к аэропорту. В сущности, это обыкновенная ровная площадка для посадки вертолёта и более там ничего нет. От этого аэропорта опять спуск и вновь подъём на перевал Вачи (1680м.). Он хоть и не высок по абсолютной высоте, но труден для преодоления. Подъем на перевал крут и серпантинист. На пути черные мелкие осыпи на таких же черных голых горах. Спуск идет вдоль речушки Хурхинки. В ауле Щара местные жители окружили нас и стали задавать стандартные вопросы: откуда? куда? Показали они нам медные чаши. Пожилой мужчина пригласил нас к себе домой, сказав, что у него есть таких много. У него действительно оказалось очень много всякого рода старинной медной посуды: кувшины, самовары, котлы, котелки, чаши, подносы, тарелки и др. После долгих торгов я купил у него шесть кассе и кувшин. Вес рюкзака значительно увеличился.
От аула Щары спуск в каньон Казикумухского Койсу. На спуске глинистая дорога от дождя раскисла, и машины не могли преодолеть этот участок пути. А те машины, которые всё же спустились в каньон, не могли выехать из него. Грузовики, автобусы и легковые авто стояли и ждали пока подсохнет дорога. Три машины, груженные тюками сена, попытались выехать из каньона, но были вынуждены спуститься назад к мосту. Для нас же эта грязь не была непреодолимым препятствием. Мы вышли к аулу Тулизма и к полудню прибыли в посёлок Кумух, прославленную столицу лакцев и центр Лакского района.
ДЕНЬГИ, КИНЖАЛ, РЫБАЛКА, ЗЕМЛЯЧКА
Россия. Дагестан.
5 - 6. 08. 1993г.
Кумух – поселение древнее. Во времена татаро-монгольского нашествия, сломя сопротивление аулов Хив, Рича и Чираг в долине Чирагчая, монголы в тот 1239 год не смогли прейти перевал Чираг. Зимой он стал непроходимым. Но весной 1240 года монголы двинулись на Кумух. В конце марта они окружили Кумух. Правитель Кумуха к этому времени собрал войско в несколько тысяч человек. Завязалась битва, но взять Кумух монголам не удалось ни весной, ни летом. В страшных сражениях защитники потеряли несколько тысяч воинов, почти всё войско. Когда осталось чуть больше тысячи ослабших, уставших и раненных воинов, аул уже не мог противостоять натиску врага. Последние бои шли в крепости, которая стояла на горе, возвышаясь над аулом. Это было в сентябре 1240 года. Полгода длилась героическая защита Кумуха. Захватив Кумух, монголы начали дикую расправу над местным населением. Правитель и его семья были уничтожены, селение разграблено, пленные убиты. Вскоре монголы были вынуждены оставить Кумух и уйти в Дербент. А горные районы опять стали независимыми.
После разрушений и грабежей Кумух стал медленно восстанавливать свои силы. В 15 – 16 веках Газикумухское шамхальство становится уже одним из сильнейших владений в Дагестане.
Прибыв в Кумух, мы сразу направились к сбербанку, но там был перерыв. Человек, который вышел на наш стук, сказал, что после перерыва деньги будут, что мне, как гостю, обменяют их в первую очередь. Но терять два часа времени не хотелось, и я, по совету того же сотрудника, пошел в стройбанк, откуда сбербанк получает наличность. Там дежурный милиционер сказал, что и здесь кассир ушла на перерыв.
- Приходите сразу после перерыва в сбербанк. Их кассир получит деньги, и будет там производить обмен. Здесь мы не меняем деньги частным лицам, но если что, приходите.
Обещания, гарантии и заверения местных чиновников и милиции успокоили меня, и я думал, что после перерыва легко обменяю деньги.
В одной из книг я прочел, что Кумух славится своими ювелирами и медниками. Моей задачей было найти тот цех, комбинат или фабрику, которая изготавливает кувшины и национальные украшения. Опрос первых встречных людей ничего не дал. Никто из прохожих, ни о каких ювелирах и медниках ничего не знал, и я решил, что это было давно и не правда. Но в книжном магазине продавец сказала, что есть такой цех рядом с продовольственным магазином. Я подался туда, но и там был перерыв.
- А вон тот парень в зеленом, он там работает, - сказали мне.
С этим парнем я познакомился и он рассказал, что в цехе осталось всего несколько мастеров.
- Цех переживает плохие времена. Медные кувшины давно не делаем. Сейчас выпускаем украшения из мельхиора, но выпуск этой продукции сокращается.
Он также сказал, что у него дома есть несколько почти готовых кинжалов. Их необходимо только собрать. Мы пошли к нему домой. Кинжал я у него взял. Его рукоятка и ножны изготовлены из мельхиора с филигранью. Там же меня сытно покормили. Только вот заплатить мастеру за его изделие я не мог – купюры старого образца он брать не захотел.
Пошли с ним в сбербанк. Но к назначенному времени касса не открылась, и деньги ещё не принесли. Пока я ходил за кинжалом, мой сын Юра стоял с велосипедами у сбербанка. Мальчишки, узнав, что мы с Украины, побежали и сообщили одной женщине-украинке, что в селение приехали её земляки. Эта женщина пришла к Юре и стала ждать, когда явлюсь я. Она пригласила нас домой в гости. Я ответил, что не против побывать в гостях, но мне нужно обменять деньги и рассчитаться с человеком за кинжал.
- Саид! Принеси из дому деньги и обменяй ему, - попросила землячка своего знакомого.
Землячка ушла домой, а мы стали ждать Саида с деньгами. Саид денег не принес.
- Жена деньги не дала, - сказал он.
Возле дверей сбербанка собралось много людей. Саид пошел со мной в сбербанк, но там сказали, что, что обменяли бы, но пока денег нет. Я решил не ждать кассира, а прошел в стройбанк. Знакомый мне милиционер сказал, что кассир получает деньги, и когда она вышла, я взялся сопровождать её по улице до сбербанка. У дверей сбербанка меня остановил милиционер. Я объяснил ему, что после перерыва мне обещали обменять деньги в первую очередь. Но милиционер не впустил меня.
- Я приезжий, - сказал я ему.
Тот потребовал мой паспорт, увидел в нём штамп «гражданин Украины» и прочел: «Кравчук Леонид Владимирович».
- А ты не родственник президенту Кравчуку? – спросил он.
- Внучатый племянник, - ответил я.
Но тот юмора не понял, и вдруг злобно сказал: «Мы хохлам не меняем. Иди отсюда».
- Как!? – только и выдавил я из себя. Такого поворота событий я никак не ожидал.
- Мне обещали, меня уверяли… Где же хваленое гостеприимство? Это возмутительно.
Вышел директор сбербанка и объяснил мне, что деньги обменивают только по паспорту, и только гражданам России. Это как-то не укладывалось в моей голове.
- Если меняют доллары, то банки меняют из где угодно, и кому угодно, иначе США потеряют доверие к своей валюте. При обмене долларов гражданство клиента не имеет никакого значения. А вот при обмене «деревянных» российских рублей это значение имело. Директор сослался на какое-то постановление правительства.
Я вышел из сбербанка как оплёванный, и не знал, что мне теперь делать с рублями России. Меня выручили простые граждане. Они слышали мой разговор с милиционером и директором банка. Один мужчина посочувствовал мне, и сказал, что этот мент известен в посёлке как дурак и его здесь никто не уважает.
- В него даже стреляли, - сказал другой.
- А сколько тебе нужно поменять? – спросил третий.
- Да всего 20 тысяч, - сказал я.
- Так это мелочи. Давай я тебе поменяю, - сказал он.
Вот так я с трудом поменял, выпущенные тем же российским банком рубли. К этому времени Юру с велосипедами увели домой к землячке, и они теперь ждали к столу меня.
Галина, так звали мою землячку, родом из Каховки. Она вышла замуж за лакца по имени Алиша, что созвучно с русским именем Алёша. У них двое сыновей Шаниулах (Саша) и Артур. Галина работает в районо заведующей учебной фильмотекой. Алиша пенсионер-строитель. Живут они в центре Кумуха, в тесном квартале, в частном доме с замкнутым внутренним двориком. Галина живет здесь уже 18 лет. Она жаловалась, что страдает в высокогорье головной болью.
После вкусного и сытного обеда мы решили сходить на рыбалку. Саша и Артур рассказывали и рыбалке такие легенды и страсти, что мне очень захотелось поймать рыбину весом в несколько килограммов. А ловили они рыбу в небольшом озере у рынка. Все дело в том, что в этом крае рыбу, как продукт питания серьёзно не воспринимают. Её здесь попросту не едят. А потому рыбы развелось в этом тихом пруду превеликое множество. Корма же ей здесь не хватает. Карпы и караси сами нанизывались от голода на крючок. Ну, посудите сами! На крючок, сделанные из гвоздя, насаживается хлебная корка, рядом с крючком прикрепляется небольшое грузило и всего 4-5 метров лески. И никаких поплавков, удилищ, колокольчиков. Кинул и жди, когда проглотит. А когда проглотит – тут и тяни. Меньше чем за час поймали 25 рыбин среднего размера. Большую рыбу поймать не удалось, т.к. пошел дождь, и полбулки хлеба для наживки размокло. Пришлось хлеб бросить в озеро.
Артур и Саша ездили в Каховку на Днепр. Там и научились ловить и есть рыбу. Теперь они здесь единственные, кто ловит её в кумухском озере. После рыбалки я почистил рыбу, Галина пожарила её, и мы все вместе съели её за ужином.
После рыбалки пошли в мечеть. В этот древнем сооружении расположился музей. Сейчас мусульмане отобрали у музея половину помещения, и, отгородившись временной перегородкой, молятся там Аллаху. В музее беспечная старушка впустила нас, и мы, как это у них принято, брали некоторые экспонаты, крутили их в руках, пытаясь разгадать их назначение.
На вершине горы, главенствующей над Кумухом, я увидел что-то в виде крепостной стены. Крепость, в которой погибли последние 70 воинов-лакцев в бою с монголами, была до основания разрушена. Какой-то местный патриот и энтузиаст хотел построить подобие той крепости, которая там стояла, хотя никому не известно, какой она была до разрушения и как тогда выглядела. Тем не менее, этот человек начал возводить стены, да так и умер, не окончив начатое дело. Продолжателей идеи восстановления крепости после него не нашлось.
В Кумухе есть памятник герою-космонавту Муссе Джалилю. Он из лакцев. В музее есть его космические перчатки. Ему у озера земляки построили дом, но он в нем не жил. Лакцы очень гордятся, что их маленький народ имеет своего героя.
ДЖИЛАНДЫ
Таджикистан. Горный Бадахшан. Памир,
пос. Джиланды. 14 – 16 июля 1988г.
По перевалу Койзетек (4278м.) проходит граница Мургабского и Шугнанского районов. За перевалом уже не Восточный, а Западный Памир. По природе, климату и этносу эти два географических района Памира различны. Восточный Памир – это сухое, холодное высокогорное плато, по высоте уступающее только Тибету. Населен район в основном киргизами.
Западный Памир – это хребты, поднимающиеся до огромных высот, разделенные глубокими ущельями. Климат в Западном Памире мягче, и здесь проживает основная часть населения Памира: шугнанцы, ишкашимцы, язгулёмцы, бартангцы и другие малочисленные народы.
Спустившись по серпантинистой дороге вниз, мы оказались в первом населенном пункте ущелья реки Гунт, в поселке Джиланды. Это не кишлак, а небольшой приют для шоферов. Здесь две гостиницы (гражданская и воинская), столовая, автобоксы и несколько домиков для семей обслуживающего персонала. В километре от поселка бьют горячие радоновые источники. По-киргизски эта местность называется Тогуз-Булак, что значит «тысячи ключей». У дороги в двух местах построены бетонные ванны с крышами. Горячая вода ключей смешивается там с холодной водой ручьёв, вытекающих из ледников и снежников высокогорья.
Искупавшись в радоновом источнике, я и сын пошли в столовую. Оказалось, что хлеб в посёлок не возят, и нужно приходить в столовую со своей лепешкой. Хлебом поделились с нами шоферы.
Материальное и продовольственное снабжение районов Западного Памира идет из Оша. Оттуда в Хорог, столицу Памира, проложен Восточно-Памирский тракт. Дорога открыта круглогодично, но зимой, весной и осенью бывают дни, когда подняться на некоторые перевалы из-за погодных условий нельзя. И тогда шоферы ждут открытия дороги вот в таких центрах, где можно поесть, поспать в тепле, заняться ремонтом автомобиля. Таких приютов для транзитных машин на тракте несколько. Хорог с Душанбе связывает и более короткий Западно-Памирский тракт, но на нём есть перевал Хабуработ (3252м.), который открыт лишь в летнее время. Связывают поселки Западного Памира с Душанбе и авиалинии, но и они часто бывают надолго закрытыми. Авиатрасса Душанбе-Хорог самая сложная в мире.
Я и сын решили задержаться в поселке Джиланды на пару дней, отдохнуть от недельного путешествия по Восточному Памиру. Необходима была также ступенчатая акклиматизация. Мы уже спустились вниз по вертикали на тысячу метров, и ещё нам предстоял спуск в Хорог примерно с такой же высоты. Кроме того, хотелось походить по горам, подняться к снежникам, покупаться в горячих источниках.
Гостиница для гражданских шоферов ремонтировалась, и потому мы устроились в воинскую. Там в то время уже жили три члена экспедиции, занимавшихся ловлей и изучением бабочек. Прибыли они из Харькова, с биологического факультета университета. Мы с интересом наблюдали и слушали их беседы и споры о бабочках, их популяциях, разновидностях, группах, подгруппах, о том, откуда они здесь появились: с Индии, Китая или Пакистана, с гор Тибета, Гималаев, Кунь-Луня или Гиндукуша. Один из них похож на Паганеля из кинофильма «Дети капитана Гранта». Он такой же длинноногий, худощавый увлеченный свое наукой, но очков у него нет. Другой - маленький, тихий и уже не молодой. Третий член их команды – парень, возможно, студент. Днем они бродили по горам и ущельям, а вечером, отловленные экземпляры тщательно рассматривали, классифицировали, обрабатывали и помещали в коллекцию. Все эти действия сопровождались спорами и дебатами.
Жили мы все в одной большой комнате, где стояли солдатские двухъярусные кровати. Была здесь ещё комната для офицеров и кухня.
В Джиланды растут тополя и теплей, чем в Восточном Памире, но все же по ночам холодно.
Утром следующего дня мы позавтракали в столовой, спустились вниз по шоссе, перешли по подвесному канатному мосту через бурную реку, и тут натолкнулись на несколько горячих ключей. Рядом там текут ручьи холодной воды. У источников из камней и валунов выложены примитивные ванны. Вода, с температурой кипятка, парила и затем смешивалась в ванне с холодной, как лед, водой ручья. Температуру воды при купании можно регулировать, впуская меньше или больше холодной воды. Рядом с этими лужами для купания есть два небольших загона для скота, но людей и жилья здесь нет. Мы закатили свои велосипеды в один из загонов, взяли с собой рюкзак с едой и куртками, фотоаппарат, и пошли по узкой долине вверх. Наша цель – дойти до снежников и сфотографироваться на них. Фото на снегу в средине лета, да ещё в знойной Средней Азии, это также необычно, как и жара зимой.
Долина, по которой мы поднимались, завалена большими валунами. Эти камни вынес сюда древний ледник, а река за тысячелетия обточила их. Теперь здесь течет лишь ручей. Парень из «бабочковой» экспедиции рассказал, что по этой долине можно дойти до озера Турумтайкуль. И впрямь, когда мы поднялись по склону горы повыше, то увидели, что долина расширяется и уходит далеко на юг, а еще дальше виднелись вершины заснеженного Южно-Аличурского хребта.
- Вот бы пройти по этой долине! – сказал я сыну.
Но путь туда нам был заказан. За день туда и назад не сходишь. Ведь даже по глазомеру туда километров пятнадцать, а зрение в горах расстояние скрадывает. Наша цель – ближайший снежник. Снизу он казался совсем рядом, но поднимались мы к нему долго и тяжело. Рядом со снежником пасутся коровы горной породы. Они худые, малорослые, молока дают немного, но зато хорошо ходят по горам. Пастухи угостили нас ширчаем. Этот напиток из смеси крепкого чая, молока и масла, распространен на всём Памире. Он питателен, бодрит и утоляет жажду.
Мы дошли к вершине горы и снежнику, и были награждены за свои усилия величественной панорамой гор. Гора эта не самая высокая в округе. За распадком поднимается более высокая. Хотелось подняться ещё и на вершину той горы, но уже не было ни сил, ни времени. Поэтому мы после фотосъемки начали спуск. Спускаться, конечно, легче, но после этого у нас от напряжения дрожали колени ног. Внизу мы еще раз искупались в радоновом источнике, перешли по шаткому подвесному мостику бурную реку Гунт и вернулись в казарму. Очень устали, но походом в горы были довольны.
Утром последующего дня еще раз искупались в источнике, натянули на лица марлевые маски, защищавшие наши лица от ультрафиолета, и покатили вниз по ущелью Гунта к Хорогу.
ЛОЖКА ДЕГТЯ В БОЧКЕ МЕДА
Россия – Украина. Челябинск – Красный Луч.
30. 07 – 3. 08. 2005г.
Мое путешествие по Казахстану в 2005 году я закончил на Южном Урале в Челябинске. Город осматривать не стал. Бывал в нем, когда путешествовал на Дальний Восток. Через Челябинск проходит поезд Свердловск - Симферополь. Он единственный идет через близкие к моему родному городу станции. Билетов на ближайшие шесть дней нет. Оставалось только надеяться, что кто-то сдаст билет, и он достанется мне. Но это чудо не случилось. Не взяли меня в поезд и без билета, хотя я пытался договориться с проводниками вагонов и с бригадиром поезда. Подходил даже к почтово-багажному вагону и говорил с его сопровождающим. Потом взял билет на поезд Челябинск - Адлер до Волгограда. Отправление поезда в 4.15. Посадка. Прошу соседа по купе помочь забросить на третью полку велосипед. Злой самаритянин из Самары отказал. Потом в поезд села наглая торговка кавказской наружности со своими большими сумками. Место у нее было на верхней полке, и она стала требовать, чтобы я убрал с ее багажной полки велосипед. Я предложил ей поставить сумки под мое нижнее сиденье. Она отказалась. Конфликт был урегулирован лишь после того, как я поменялся с ней местами.
В купе ехал еще веселый добряк, который, не умолкая, шутил, приставал к молодой женщине, но весьма корректно и с юмором. Женщина почти весь день спала, и просыпалась лишь для того, чтобы поесть. Проводник вагона был похож на быка: огромный, сильный, туповатый. По вагону и всему составу носили для продажи потертые журналы. Эти здоровые молодцы почему-то всегда немые. Этот вид мелкого бизнеса их привилегия. И почему эти немые здоровяки, к которым можно смело цеплять на поле плуг, не хотят работать? Ведь даже слепые работают на специальных производствах.
Весь день ехал в поезде, изнывая от жары. Окно не открывалось, несмотря на все прилагаемые усилия проводника и пассажиров. К вечеру прибыли в Волгоград. Поезд опоздал более чем на час. Пошел на пригородный вокзал. Там узнал, что есть электричка до станции Морозовская. Отправление в три часа ночи. Купил билет и стал искать магазин для покупки продуктов. Поужинал в сквере на лавочке. Свободного времени было много, и я решил побродить по городу. Пошел вначале к стеле с вечным огнем. Далее опустился к Волге. Здесь пешеходный волгоградский Бродвей и парк. Поговорил у колоннады с молодым человеком, который ранее служил военным летчиком, а теперь уволился из армии и работает менеджером в частной фирме. Послушал скрипичную музыку трех девушек у фонтана, которые таким образом зарабатывают себе на хлеб с маслом. На берегу Волги, ниже парка и набережной гремят музыкой многочисленные дискотеки, кафе и рестораны. Слушать эту какофонию и визг молодежи неприятно, и я вернулся к вокзалу. Просидел на лавочке до подачи своего состава. Поезд состоит из двух плацкартных вагонов и маневрового тепловоза. Народу при посадке совсем мало. Я закинул велосипед на третью полку, а сам завалился спать на вторую. Народ в вагоне то прибывал, то убывал. Какое-то время поезд шел прямо по берегу Цимлянского водохранилища. В вагон садились рыбаки, крестьяне, железнодорожники. Проводник меня не беспокоила.
В Морозовск прибыли утром. Узнал, что отсюда через два часа уходит такой же поезд к станции Лихая. Оттуда уже и до украинской границы не далеко. Купил у бабульки пакет груш и молоко, а в магазине хлеба, рогалик и банку рыбных консервов. Оставшееся время болтал со старушкой, с той, что продавала груши. Она рассказала мне, как в войну они прятали от немцев в соломенной скирде кур, как обманывали немцев тем, что вроде бы выкопали на огороде картошку и съели, а сами повыдергивали ботву и покопали рядом с кустами ямки. Мясо закапывали в землю, а сверху присыпали мусором, но украинский полицай нашёл его. Рассказывала, что немцы забрали у них телку, а корову оставили, т.к. к этому времени их мать умерла, и они остались сиротами. Немцы мерзли зимой, и очень боялись холода.
Посадка в поезд на Лихую. Здесь тоже два вагона. Проводник злая. Она сразу зарычала: «С велосипедом в поезд без билета не пущу». Я ответил, что не против взять билет, но только в этом случае напишу на имя начальника станции заявление, что она нарушает инструкцию правил перевозки ручной клади. Я как будто бы предчувствовал этот конфликт, и в вокзале Челябинска переписал в дневник: «В счёт установленной для перевозки ручной клади в поездах дальнего и местного следования пассажиру разрешается перевозить при себе в разобранном и упакованном виде детские коляски, байдарки, велосипеды без мотора, если они по своим размерам могут быть помещены на местах, предназначенных для ручной клади».
Кассир, чувствуя мою правоту, выдать мне багажный билет отказалась. Тогда это зануда-проводник заставила меня разобрать велосипед, хотя вагон был почти пуст, а в передней его части большая площадка без сидений. Но и после этого она меня в покое не оставила. Она вызвала по связи из локомотива двух инспекторов, и те содрали с меня плату за провоз багажа, утверждая, что есть даже какой-то тариф за провоз багажа до 100 км, а свыше этого расстояния другой. Пассажиры подсказали мне, что нужно было мне не брать билет в кассе, а отдать деньги проводнику. На конечной станции Лихая этот поезд быстро угнали далеко на отстой. На вокзале я попытался обратиться к дежурному администратору станции, но тот сказал, что за перевозку пригородных пассажиров их станция не отвечает, и поезд Морозовск - Лихая не в их подчинении. Узнать, где же находится начальство, которое отвечает за законность действий своих подчинённых, мне не удалось. Всё было шито-крыто.
Кроме этого было ещё одно проявление хамства со стороны милиционера. Треть вагона, в котором я ехал, была отгорожена веревкой. За ней сидел мент и играл с двумя мужиками в карты. Я спросил, можно ли мне пройти за веревку к купе, где скрылись проводники вагона, но этот хам сказал: «Нельзя. Иди отсюда, а то я тебя выкину с поезда». Эти два случая в конце путешествия были той ложкой дёгтя, которая испортила бочку меда, и я лишний раз убедился, какие недобрые люди живут в наших краях.
Выехал из Лихой на велосипеде. Проехал десять километров. Возле села Комиссаровка меня настигла дождевая туча. Успел укрыться в вагнчике-магазине. Там одна похабная молодая баба стала просить угостить её пивом. Она, со свойственной ей крестьянской простотой, сказала мне: «Все путешественники ненормальные. Если бы я отправилась в путешествие, то, наверное, доехала только до Лихой. А там меня бы сняли, и на этом мое путешествие закончилось бы». На что я ей ответил: «Так Вы подумайте тогда, кто из нас не нормальный. А если в этом захолустье таких как Вы большинство, то это ещё не значит, что это большинство нормальное. К тому же таких «нормальных», как Вы, к счастью, не везде много».
Молодая, внешне симпатичная, но ругающаяся нецензурной бранью, женщина, произвела на меня впечатление самоуверенной шлюхи, считающей свой образ жизни и убеждения нормальными.
Ехал я к Гуково по каким-то путанным дорогам. В Гуково меня обманули и направили не туда, куда мне было нужно. Из-за этого я прибыл к таможне поздно, когда уже стемнело.
Российскую таможню прошёл без проблем. Меня только спросили, где находится тот пограничный переход, через который я въехал в Россию. А на выезде из таможни пограничник, узнав, что я бывал на его родине в Дагестане, очень обрадовался этому факту, и мы с ним немного поговорили о Стране Гор.
А вот на украинской таможне один бестолковый служащий сказал, увидев мою бороду: «Та накрасится так, что её не узнаешь, этот зарос как поп. В паспорте он без бороды. Как определить, он это или нет?»
- С помощью компьютера, - подсказал я. Именно так сравнивали моё лицо с фотографией в паспорте на казахской таможне.
- Так может ты подаришь его нам?
- Вообще-то это ваша проблема, как определить. Но как красится или какую прическу носить гражданам вы не должны указывать.
- Не радостная встреча с земляками, - сказал я уезжая.
Ночь. Дорога с выбоинами, заполненными дождевой водой. Встречный транспорт слепит фарами глаза. Еду через Червонопартизанск, Свердловск. Пора пристраиваться где-то на ночлег. Но где? Кругом после дождя мокро и сыро, да ещё и темно.
Заехал к охраняемой автостоянке. Попросил поставить свою палатку на их территории.
- Ставь, - говорят, - но только за воротами.
- За воротами я и без вашего позволения могу поставить, - сказал я.
На окраине Свердловска я заметил группу старых двухэтажных домов. Во дворе горит лампочка. Хотел там поставить палатку, но удобного места не нашел. Прошел чуть дальше и увидел какой-то цех. В нем работали двое мужчин, которые что-то пилили и строгали. Рабочие разрешили мне лечь спать в подсобке. Там, на деревянном лежаке были ватное одеяло и подушка. Укрылся спальником и уснул, не слышал во сне от усталости даже гул станков.
Проснулся рано. Станки уже не гудели. Доехал через пару часов до Ровеньков. Остановился в лесопосадке, чтобы позавтракать. Разжег костер, вскипятил чай.
Потом были Антрацит и поселок Боково-Платово. И вот я уже подъезжаю к стеле, на которой написано: «Красный Луч». А дальше поселок Звезда и мой родной поселок Победа. Вот и мой дом.
Жена Валентина на работе. Помылся в душевой. Нарвал на огороде помидоров, огурцов, лука, петрушки. Приготовил желанный салат. Выпил немного водки, мысленно пожелав всем добрым людям здоровья и удачи. Расстелил на топчане под виноградными лозами спальник и дождался жену с работы.
Вот я и дома. Закончилось мое увлекательное путешествие 2005 года. Позади тысячи километров пути через степи, пустыни, горы и реки. Позади тысячи аулов и городов, юрты кочевников и табуны лошадей. Позади сотни встреч с добрыми и недобрыми людьми.
Все это незабываемо.
Я ВИДЕЛ, КАК ПРИХОДИТ СМЕРТЬ
Россия. Кемеровская область и Красноярский край.
Июнь-июль 2007г.
Рождение и смерть – это начало и конец жизненного пути каждого человека. Рождение и смерть – два великих таинства природы, два события, которые в момент их свершения нам не суждено осознать. Родившись, ещё не понимаешь, что ты уже живёшь. И когда отдал богу душу, тоже уже не можешь поразмышлять над свершившимся фактом.
Рождение человека – это торжество жизни, жизни долгожданной или никому не нужной. Но оставим новорожденного в покое. Начало его жизни это большая несправедливость, выражающаяся в неравенстве стартовых возможностей: наследственности, социального положения, цвета кожи, страны, климата проживания и др. Смерть – вот справедливый конец для каждого. Да, человек может своим умом или деньгами, отодвинуть или, наоборот, придвинуть ближе свою кончину. Но ещё никому не удалось обмануть смерть совсем. Попытки древних китайских императоров найти эликсир вечной жизни не удались, и они, как, впрочем, и все «сильные мира сего», ушли в небытие. Смерть может быть сговорчива для людей, знающих рецепты долгожительства, и непредсказуема, неожиданна для безумцев. К иным смерть приходит не сразу и не вдруг. Болезнь, самоуничтожение наркотиками и алкоголем гложет тело человека, порой, долгие годы.
- Умер, - говорят в таких случаях.
Но есть ещё и другая смерть – смерть мгновенная. Секунда – и ты уже не жилец, ты погиб.
В любом случае смерть всегда неожиданна. Все понимают, что её не избежать, но никто в это верить не хочет, и в душе считает себя бессмертным.
- Это может случиться с кем угодно, но только не со мной, - считают все.
Лишь иногда, когда оказываешься со смертью рядом, думаешь: «А ведь я был в секунде, в метре от неё». Каждый человек может вспомнить случаи из своей жизни, когда оказывался вблизи своей смерти, но Костлявая промахнулась, и ты остался, по счастливой случайности, живым.
Слушая песню В. Цоя «Будь осторожен…», задумываешься над тем, сколь безумны люди, и как, порой, мало зависит даже от людей осторожных, их жизнь. Случай - рок судьбы.
Вот и в этом году я видел дважды смерть людей. Автокатастрофы произошли по неосторожности и бестолковости людей.
Кузбасс – крупный угледобывающий и металлургический регион Западной Сибири. Между Ленинск-Кузнецким и Новокузнецком в Кемеровской области России проложено отличное магистральное шоссе. В каждом направлении здесь две полосы движения. Дорога тянется по холмистой местности. Здесь есть длинные спуски и подъёмы, автомобили мчатся на высоких скоростях.
Автокатастрофа произошла в пятидесяти километрах от Новокузнецка за городком Белово. День заканчивался. Я и мой товарищ ехали на велосипедах в крайнем правом ряду. Встречные полосы движения разделены здесь широкой линией газона, но никаких отбойников нет. Нам навстречу на бешеной скорости (170 км) мчалась светлая легковая иномарка. Когда машина оказалась в ста метрах от нас, мы услышали негромкий хлопок. Автомобиль завизжал шинами и тормозами, его занесло вправо на обочину. От резкого торможения он зарылся вдруг носом в землю. Его подняло, и тогда он трижды, как мячик, начал прыгать по зеленой степи. Наверняка, отечественный автомобиль от таких прыжков и ударов превратился бы в сплющенную груду металлолома. Но с иномаркой этого не произошло. В конце третьего скачка автомобиль замер на правом боку. Всё произошло так быстро и неожиданно, что мы обезумели, но через мгновение опомнились и бросились бежать к автомашине. Ведь машина упала недалеко от нас. Тут же остановилась машина, но её водитель побоялся приближаться к потерпевшему аварию автомобилю, боясь, вероятно, взрыва или возгорания. Я и мой товарищ не почувствовали запаха бензина, подбежали к лежавшему на боку авто. Водитель аварийного автомобиля, молодой мужчина выпал из машины, и лежал уже мертвым. Я услышал в авто стон, заглянул туда и увидел сзади в неестественной позе женщину. Выбили стекло дверей, приоткрыли её, вдвоём осторожно извлекли пострадавшую, отнесли её от авто и уложили на траву. Александр обнаружил в авто медаптечку. У женщины на голове кровоточила рана, и мы перевязали её. Я дал ей таблетку анальгина и глоток воды. Несмотря на шоковое состояние, женщина находилась в сознании.
- Водитель жив, - спросила она меня.
Я подумал, что это её муж, и потому ответил уклончиво, не усугубляя её нервное потрясение.
- Я не медик, и не знаю, что с ним.
Хотя бездыханное тело мужчины находилось рядом, но из-за травы она видеть его не могла.
- А мой сын где? Что с ним?
Мальчика ни рядом, ни в авто не было.
- Жив, жив он, - сказал кто-то из тех людей, которые стояли рядом. Оказалось, что мальчика выбросило из автомобиля во время одного из трех ударов авто о землю. Он лежал в двадцати метрах в высокой траве. У него была вывихнута в бедре нога, но и он был также в сознании. Его рука тянулась к больной ноге.
Вот с этого момента началась непонятная для меня человеческая безучастность и бестолковость. На месте автокатастрофы скопилось немало любопытных людей. Один из проезжавших автомобилей ударил в зад другой потому, что его водитель «раззявил рот» и не смотрел куда едет. Стоявший автомобиль не был поставлен на ручной тормоз, и прокатился с помятым от удара задом вперед десяток метров.
Прибыла машина ГАИ. Но «служивые» и не подумали выйти из авто. Они по рации вызвали машину скорой помощи, но сами никакой медицинской помощи оказывать не собирались. А ведь оказание первой медицинской помощи входит в обязанности работников автоинспекции. Не посчитали они нужным предпринять охранные меры места происшествия. Когда я сказал им об этом, то они оправдали свою бездеятельность отсутствием медикаментов.
- Ну, дайте мальчику из своей аптечки что-нибудь. Ведь он может умереть от болевого шока, - попросил я.
- А может у него к этому препарату аллергия, - с явным сарказмом ответил мне гаишник.
- Вот бестолковые и бездушные люди, - подумал я.
Потом среди проезжавших мимо людей нашелся врач. Он вправил мальчику ногу, дал таблетку и глоток воды. Мальчику стало легче.
Реанимационное авто скорой медицинской помощи прибыло только через час, хотя город Белово рядом. Почти одновременно с ними прибыла и следственная группа. Нам пришлось рассказать о происшествии и подписать протокол. Прибыли родственники погибшего водителя. Женщину и мальчика увезли в больницу, а мы продолжили свой путь по магистрали дальше.
Трагедия произошла по причине повреждения шины переднего колеса. Вероятно, разогретая и изношенная шина выстрелила. Возможно и то, что качество шины не было предназначено для такого скоростного авто.
По этой же причине произошла ещё одна трагедия в приенисейских горах Восточного Саяна. В тот день была пятница. Многие жители Красноярска в этот предвыходной день мчались на своих авто на дачи и к местам отдыха Красноярского водохранилища. Отроги гор Восточного Саяна укрыты хвойной тайгой. Ехать по горной дороге всегда гораздо опасней, чем по равнинной. Ведь горная дорога часто имеет закрытые для видимости повороты, есть много крутых спусков и подъемов. Тем не менее, не смотря на высокую интенсивность движения, машины шли на больших скоростях. Люди мчались на своих скоростных авто, и не задумывались над возможными последствиями.
На одном из спусков легковой автомобиль, в котором ехало две женщины, вынесло из-за повреждения шины колеса на встречную полосу движения. Женщины аварийного авто погибли. Погибли и двое пассажиров автомобиля, в который они врезались. На месте происшествия скопилось по разным причинам и просто из-за любопытства немало людей и автомашин. В это время из-за поворота и на спуск выехал на большой скорости КАМАЗ с полуприцепом, груженый минеральной водой. Понятно, что столь крупногабаритный грузовик не смог сразу остановиться или объехать маневром собравшуюся толпу и автомобили. Перед водителем стала делема: ехать по дороге и давить тяжелым грузовиком людей или же увести машину с шоссе по крутой насыпи в тайгу? Понятно, что во втором случае водитель и, сопровождавший груз человек, могли погибнуть. Водитель, рискуя жизнью, свернул с дороги. Машина снесла несколько бетонных блоков ограждения, скатилась с насыпи, повалилась на бок. К счастью и люди на дороге, и люди в КАМАЗе остались живы, но получили травмы. Вот так по глупости и через безрассудство одних погибли невинные люди. И если бы не героизм водителя КАМАЗа, трупов было бы гораздо больше.
ЦЕНИТЕ ВСЯКУЮ СВОБОДУ!
Россия. Красноярский край.
Июль 2007г.
Каждое моё путешествие – это глоток свободы, свободы передвижения. Но есть еще и другие свободы: свобода слова, свобода печати, свобода вероисповедания… Однако научная философия утверждает, что человек абсолютно свободным быть не может, ибо существуют объективные и субъективные причины, связывающие его в меньшей или большей степени с обществом и природой. Даже животные бегают, летают, ползают по земле-матушке не просто так, а преследуют какие-то цели: ищут пищу, мигрируют, спасаются от опасности. Что уж говорить о таком слабом существе, как человек. Робинзон Крузо был свободен от общества, но его свободу ограничивали границы острова. Свобода - понятие относительное. Нас всех связывают невидимые нити, ограничивающие нашу свободу. Эти нити – причины. Алкоголики и наркоманы думают: «Захочу и не буду пить, принимать наркотики. Я свободен в выборе». Ан, нет! Причина – химическая зависимость. Вор-рецедивист тоже считает, что он свободен в выборе – воровать – не воровать. Но у него тоже есть морально-психологическая зависимость. Одним словом, мы не свободны, потому что есть на это причины. А причины порождают поступки.
Вот и я, не смотря на то, что считаю себя вольным путешественником, не блуждаю бесцельно по Свету, а имею в каждом своём странствии маршрут, цели и задачи. В маршрутной книжке, в которой я ставлю отметки о прохождении этапов путешествий, указаны такие цели и задачи: изучение особенностей пересекаемых природно-климатических зон, изучение этнографии местного населения, истории края на основе собственных наблюдений и материалов из других источников. Я посещаю интересные объекты природы, памятники истории и культуры. Проезжая города и селения, я бываю в музеях, на выставках, в театрах, библиотеках. По пути следования записываю метеоусловия, заселенность местности, дорожные условия, испытываю снаряжение, применяю методику выживания в автономном путешествии. Интересуюсь политикой и экономикой. Встречаюсь в пути и с интересными людьми.
Эти простые и сухие формулировки целей и задач таят в себе весь спектр красок материального и духовного мира природы и общества. Вот и фраза «встречи с интересными людьми» звучит как-то бесчувственно. Можно подумать, что эти встречи организовываются для меня специально. На самом же деле я знакомлюсь с интересными людьми, живя с ними общей жизнью.
Каждая судьба – это целый мир, который не вместить ни в какую книгу. Внутренний мир каждого человека – это кладезь, и не зависит от того, чей он: поэта, пастуха, ученого, шахтёра. Правда, есть люди, о которых можно написать и такую строку: родился, ел, пил, умер.
К известной фразе «жизнь театр, а все люди в нём актёры» я бы добавил, что в этом «театре жизни» есть не только актеры, но и режиссеры, и критики, и серая массовка. Мне нравится наблюдать за поведением людей, слушать их. Каждому человеку есть что рассказать, но только не каждому он доверяет свои мысли и чувства. Обычно, человеком, который долго едет в поезде, на теплоходе, в автомобиле, овладевает лирическое настроение. Всё потому, что он освободился от повседневных забот, его окружают незнакомые люди и чужбина. Это обостряет чувственность, и человека тянет на воспоминания. Романтизм и безделье любого странствия подталкивает многих на откровения. Люди рассчитывают на сочувствие, сопереживание, может быть совет, того случайного слушателя, с которым делится сокровенным, тайным. Ни друзьям, ни близким, обычно такое не рассказывают. Ведь те могут осудить, рассказать своим знакомым. Чужой человек выслушает, исчезнет и забудет.
За одиннадцать дней плавания по Енисею на дизельэлектроходе «В.Чкалов» я познакомился с некоторыми членами его команды и со многими пассажирами. Путешествуя из Красноярска в заполярную Дудинку и назад я разговаривал с капитаном судна, электриком, мотористом, с человеком, освободившегося из заключения, с охотниками-староверами, семьей из С.Петербурга, енисейским казаком из села Атаманово и другими. Каждый из них поведал мне немало интереснейших историй из своей жизни. Запомнить всё сказанное сложно, а, потому разговаривая с некоторыми, я демонстративно выставлял перед собеседником диктофон, задавал вопросы и записывал ответы.
Так было и с человеком, который несколькими днями назад освободился из заключения. Его черная униформа с такой же черной кепкой, наколками на руках сразу привлекли моё внимание. Я познакомился с ним в самом начале путешествия по Енисею. Этот человек из своих шестидесяти лет жизни, сорок один год провел в заключении, совершив убийство, ряд грабежей и воровства. Возвращался он после очередного отбывания срока на свою малую родину, в Дудинку. Там он родился, крестился, и ехал туда, не смотря на то, что у него в Дудинке нет теперь ни родственников, ни друзей. Просочился он на дизельэлектроход нелегально. Но его, безбилетника, быстро вычислили и отвели к капитану. В справке, которую ему выдали в УЛАГЕ, значилось, что он направляется в Дудинку, а потому капитан судна распорядился, чтобы его не высаживали на первой же пристани, а дали возможность добраться до Дудинки.
- Где же ты будешь жить, и что будешь делать в Дудинке? – спросил я его.
- Обращусь к местной братве. Помогут.
- Да, - подумал я, - эти точно помогут вновь оказаться в лагере. Наверняка, этот рецидивист не долго будет гулять на свободе, и через некоторое время вновь окажется за колючей проволокой. Для человека сорок лет просидевшего в зоне – она уже дом родной.
Он не изображал из себя «крутого», не топырил пальцы, а честно признался, что в зоне был «мужиком», т.е. работягой.
- Во мне сидит бес. Как только выпью, так готов убить любого, кто меня обидит словом или делом, - сказал он.
- А ты пойди в церковь, исповедуйся, причастись, помолись. Может бес и покинет твою душу, - посоветовал я.
Я сказал, что хочу записать наш разговор на диктофон.
- Ну, что, начнём? – спросил я. Он этим был немного смущён. Но то, что у него хотят взять интервью, тешило его самолюбие.
- Скажи, как тебя зовут, сколько отсидел и за что? Можешь обмануть, а можешь сказать правду.
- Правду. Конечно, скажу правду. Зовут меня Владимир Константинович Попов.
Родился в 1947 году. Вырос в Дудинке. В 1966 году мне было 19 лет. Дали мне тогда восемь лет за убийство. Убил своего знакомого по-пьянке. Ударил по голове. Вышел на свободу и через четыре дня опять совершил преступление. Дали девять лет. В общем, у меня все преступления по-пьянке. Вся жизнь прошла в лагерях. Сейчас нет ни кола, ни двора, ни родных, ни знакомых. Мне уже шестьдесят лет. Пенсию нужно оформлять. Сколько-нибудь буду получать. Подрабатывать вряд ли удастся. На работу никто не возьмёт. Они прямо говорят: «У нас молодые пачками ходят. А ты иди, отдыхай».
Отбывал срок в Краслаге, станция Решеты. Это первый раз. Потом на Шестёрке в Красноярске. Ещё сидел в Норильске, в Оренбурге, Суривец. В Суривец сидят пожизненно. Особый режим, полосатый. Ещё 32,33, 37 лагерях. Потом месяц свободы. Опять дали три года за кражу. В общем, отсидел 41 год.
- Расскажи о наколках, их значениях, - попросил я.
- Да это всё фантазия, выдумки. Это раньше были воры в законе в 40-х – 50-х годах. А сейчас коли себе что хочешь, хоть Ленина, хоть танк. Никто за наколки сейчас тебя не спросит. Молодёжь начиталась этих книжек. Считают, что если я «мужик», значит должна быть мужиковская наколка, если пидар – своя тату. Были наколки воровские, блатные. А сейчас такого нет.
- Есть, правда, в зоне разделение. Каждый находится в своём кругу. Есть такая лагерная поговорка: «Свинячим рылом…».
- А кто сейчас в зоне правит? – задал я вопрос.
Сейчас пошли самозванцы. Раньше были в лагерях блатные, а сейчас смотрящие, подслушивающие, подглядывающие. Раньше, подошел к блатному, пожаловался, что тебя незаслуженно обидели, наказали… Сейчас блатных нет. Смотрящие, в принципе, они все на легавых работают.
- Печальный итог жизни у этого человека, - сделал я вывод. Но прожитые годы ему не вернуть. Этот человек стал рецидивистом, по моему мнению, потому, что утратил связь с реальной, нормальной жизнью общества. Первый срок заключения для каждого зэка – это трагедия, беда. А дальше – это норма жизни. Другой жизни он уже потом не помнит. Её он, просто, забыл. Это психологическая проблема не только уголовников, но и алкоголиков, наркоманов, тунеядцев, бродяг. Деградируя, эти люди теряют чувство реальной жизни. Они рабы привычек, и уже не думают о будущем, не мечтают. Они зомби. А ведь человек тем и отличается от животных, что способен думать, анализировать. Похоже, что не всем мозги даны для мышления. В этом и есть их беда.
СТПРОВЕРЫ
Россия. Красноярский край.
Июль 2007 г.
«Староверы! – вечно гонимые, вечно ссыльные – вот кто на три столетия раньше разгадал проклятую суть Начальства!»
А.Солженицын
«Староверы – это православные христиане старого обряда. Три столетия назад на Руси произошёл раскол церкви. Менялись эпохи и рушились царства, чередовались малые и большие войны, возникали и распадались всякие партии, а раскольники-старообрядцы, гонимые церковниками и властями, ради своих обычаев и канонов, чему поклонялись их отцы и деды, шли в огонь и на дыбу, стойко переносили тяготы и лишения. Они и по нашему времени прошли с достоинством. Завидное постоянство!
Преследуемые ещё с 17 века патриархом Никоном, они так и не приняли новый устав православной церкви. И суть не в том, что они не приняли сияющую мишуру церковных обрядов или молитву «кукишем». Главное – всегда отстаивали свободу исповедания, честь и достоинство.
Отвергая официальную церковь и произвол всяких властей, староверы искали уединения, лишь бы жить независимо, по своей вере. Они до сих пор не признают иконы и книги никониан, стараются быть в стороне от праздного люда, кормятся только своим трудом, и тем, что выращивают или даёт природа».
О сущности самого раскола мало кто знает, даже наставники (авторитеты веры старообрядцев). Староверы издавна разделялись на два течения: поповщину и беспоповщину. По архивным данным в знак протеста только в 17 – 18 веках самосожжению подвергли себя более 20 тысяч старообрядцев. Они сжигались в домах вместе с детьми. Добровольно сгорали целыми поселениями, особенно в годы царствования «антихриста» Петра 1. Тогда раскольники облагались двойным налогом. Им запрещалось любые общественные богослужения, хранение дониконовских икон и книг, передача основ своей веры даже внутри своей семьи. За совращение даже одного человека в старообрядничество виновный рассматривался как расколоучитель, за что подвергался телесным наказаниям и каторге. Старообрядцы не имели права занимать ни каких государственных постов, обязывались носить особую одежду. Старообрядцы бежали из центральных губерний России на Урал и в Сибирь, но и там, как беглые, попадали в зависимость от новых хозяев – Демидовых, Строгановых и др.
Насилие никогда не было рычагом добрых дел. К примеру, В.Н.Татищев, автор «Истории Российской», будучи начальником урало-сибирского горно-заводского округа, впервые применил к староверам «выгонку». По его команде карательные экспедиции сожгли десятки тайных скитов и келий, монастырей и заимок.
Из-за притеснения в мае 1722 года вспыхнул политический бунт староверов в Таре, что на Иртыше. Весь городок вместе с казачьим гарнизоном и сельской округой отказался от присяги на верность императору. Месть властей русской империи против восставших была такова, что поразила даже недругов государства. Более тысячи тарцев были допрошены при жесточайших пытках, многие колесованы, четвертованы и сосланы на каторжные работы. На многие годы Тарская округа будто вымерла. Зато после этих событий появились староверческие скиты-монастыри по самым таёжным лесам и горам Урала, притокам Оби, Енисея, Лены, по Забайкалью и вдоль Амура. Вот и судите, под каким крестом люди искали и осваивали новые земли.
Кто же они, эти таёжные люди? Все они бородатые, что старики, что парни. И не потому, что борода зимой спасает лицо от холода, а летом от гнуса. Староверы носят бороды, чтобы их лик по образу и подобию был схож с господом богом, ещё – как символ памяти пострадавшим, кого в давние времена преследовали за бороды.
Староверы отмечают престольные праздники, соблюдают посты и моления, крестят детей, но церковь не признают. Они не курят, т.к. считают, что курение подрывает здоровье. Потерял здоровье, считай, в тайге ты уже не добытчик, семье не помощник. Табак – наркотик, отражается на потомственных генах родителей. Они раньше этого не знали, но предчувствовали.
В староверческих семьях аборты – великий грех. Рождают, сколько бог дает, только бы прокормить. Как правило, семьи староверов многодетные.
Староверы предпочитают нетронутые места, где ещё водится зверь, дичь, рыба, есть ягоды и грибы. На огородах они выращивают овощи и картофель. Держат в хозяйстве коров, мелкую живность. Среда и пятница у них постные дни.
Я встречал сибиряков на Алтае и людей в Казахстане, которые староверов называют «кержаками». По словарю Даля, «кержак» - скупой человек, вроде кличка, как, скажем, «хохол», «кацап», «жид», «чалдон»…
Выселенцы и беглые старообрядцы с реки Кержанец Нижегородской губернии, откуда пошла кличка «кержак», действительно, были самые фанатичные в вере и скрытные в жизни. По сей день бытует в народе, что кержаки пить не дадут, умри – не накормят. Это не правда. В городах скорей окажешься без приюта или голодным, чем в староверческой деревне. Староверы не отличаются радушием и гостеприимством, но в беде помогут, приютят, накормят. Правда и то, что старики без нужды в гости не позовут, икон и книг не покажут, не напоят из своих кружек. Этот запрет, скорее всего, объясняется бытом. Живут на отшибе, кто заболеет – врачебной помощи близко нет. Ну и оберегают себя от случайной заразы, ведь по таёжным скитам, бывало, вспыхивали эпидемии, вымирали целыми семьями.
Взять тех же Лыковых, обнаруженных в верховьях реки Абакан, что берёт начало в Саянах, куда в своё время они скрылись от коллективизации. Не общаясь с миром, семья приспособилась к суровым условиям жизни, пока сенсация об их жизни (В.Песков «Таёжный тупик» в Комсомольской правде) не привлекла к таёжникам сотни туристов. Результат любопытства трагичен: отшельники, не имеющие иммунитета, заразились обычным гриппом, отчего скончались два взрослых сына, затем глава семьи, хотя до контакта с чужими людьми они не болели.
Горькая участь не миновала староверов и в советские времена. Пока шла Гражданская война, организовывались колхозы и леспромхозы, было не до них. Не доходи руки у НКВД до дальних скитов енисейского бассейна (пишу о староверах этого региона). Перед войной, в сороковом году, в верховьях Сыма геологи наткнулись на скиты-монастыри. Сенсация. Дорог туда никаких, а вертолётов тогда не было. Представители власти Ярцевского района добирались туда неделю, а когда увидели, то ахнули. В тайге нашли сенокосы, пасеки, лошадей, скот, мельницу, кузню; растёт картофель и всякие овощи, зреет рожь, гречиха, горох, по делянкам – лен, конопля, из чего сами же ткут одежду. Было чему дивиться. Бородачи один к одному, словно кровь с молоком. Никто не пьёт и не курит, семьи огромные, каждый житель – сам хозяин. Староверы считают, что всякая власть от бога, а потому никогда властям сопротивления не оказывают. Но в то же время знают, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. А районное начальство решило здесь организовать колхоз. Получилось – нашла коса на камень. Не сговорились. А вскоре война.
В 1941 году староверов в армию не призывали, в 1942 – всеобщая мобилизация. Решалась судьба страны. Вышел указ, что за вину родителей дети не отвечают, и староверы, не смотря не заповедь «не убей», пошли на защиту Отечества. Однако кроме солдат, требовались рабочие руки, и местные власти решили пополнить колхозы и леспромхозы семьями староверов. Переселяли силком. А кому хочется покидать насиженные места, где они корчевали, распахивали тайгу? Не хотелось бросать дома и хозяйство, нажитое годами. Ради чего? Слышали, что в колхозе и богу-то не помолиться, а работать заставляют даже в воскресенье (староверы по воскресеньям не работают). Отвергая насилие, начали староверы прятаться по глухим углам. На поиски бросили ярцевскую милицию, комсомольский актив. Объявленные вне закона как дезертиры, беглецы прятались среди болот, в непроходимых лесах. Милицейские отряды брали заложников, выжигали заимки и дома вместе с их скарбом, уничтожали древние книги, иконы, старинную утварь. Защиты нет. Отцы и старшие братья воюют.
- Здесь тоже фронт, - твердило начальство, и опьяненные властью над беззащитными людьми, сжигали дома даже тех стариков, у кого воевали по два, три и четыре сына. Чем не каратели? Бесправие и жестокость порождала сама система. Кто противился сталинскому режиму, те исчезали по тюрьмам и лагерям, лучшие и смелые погибали на фронте в первую очередь. Остатки семей староверов, где уцелели кормильцы, оберегая веру и независимость, с рек Касса и Сыма тайно бежали на Кеть и Чулым, укрылись по берегам Чуны и Оны, перебрались на Ангару, даже в Хакасию и Тыву. Но большинство подались на север, в самую глухомань эвенковской и туруханской тайги, осели по Дубчесу, Елогую, обеим Тунгускам – «Угрюм-реке» и Подкаменной, по всему Енисейскому Северу.
В общем, до недавних лет сотрудники НКВД-МГБ преследовали, повсеместно сжигали их тайные скиты-жильё. Так, по весне 1951 года в Туруханской тайге были полностью уничтожены шесть тайных монастырей, а их послушников осудили по тем временам к самым длительным срокам заключения в сталинские лагеря.
Пишу о енисейских староверах, и, в частности, об их жизни в Ярцевском районе потому, что случайно познакомился с двумя парнями–староверами этого района Красноярского края. С ними разговаривал и провел в каюте и на палубах дизельэлектрохода «Чкалов» сутки.
Существование старообрядческих деревень, монастырей я ранее воспринимал, как старину, и думал, что в настоящее время это уже не реальность, а история. Но оказалось, что стойкость веры этих людей не уничтожили не только деспотизм и жестокость петровских времён, но и воинствующий атеизм социализма.
В каюте судна, в которой я проживал, одно место было свободным, и ко мне через сутки плавания из Красноярска проводник подселила парня с маленькой рыжей бородкой.
- Студент? Турист? – спросил я его.
- Не. Я не студент. Я окончил всего три класса, - сказал тихо парень.
Позже мне рассказали, что у староверов принято получать лишь начальное школьное образование. Научился чтению и счету – и достаточно. Химия, физика и высшая математика охотникам, рыбакам в тайге не нужны.
- Ну, тогда ты старовер, - сказал я, и не ошибся.
- Да, - последовал ответ.
- А можно сюда ещё одного парня пригласить,- спросил он. - Заходь Александр.
В каюту вошёл такого же возраста молодой человек, но с черной бородкой. Обоим парням от рождения по 27 лет, и их зовут Александрами.
На этот раз я незаметно для них включил свой маленький цифровой диктофон, и стал осторожно задавать вопросы.
- Зачем вы носите бороды?
- Мы стараемся быть похожими на лик божий.
Стрижёте бороды?
- Не. Как растёт смолоду, так и носим. Подрезал – наказание – поклоны.
- Церковь у вас есть в деревне?
- Нет. Есть молельня.
А чем она отличается от церкви?
- Не знаю. Я в церкви ни разу не был.
- Иконостас есть?
- Есть. Иконы у нас ишо старинные, свои. Книги тоже свои.
- Покрадут их у вас охотники за антиквариатом и продадут коллекционерам. Я был во Владимирской области. Так там, в деревнях по избам стариков лазят воры.
- Ни за что! До нас они не дойдут. Много сел по берегу Сыма. Если что – головой в омут. У нас даже местные кето (аборигены) не воруют. Боятся.
- Священники у вас есть в молельнях?
В нашей деревне сейчас нет. Священство передавалось из поколения в поколение. Был у нас священник. Умер. Не передал никому священство, как полагалось. Прервался корень. Из Красноярска приезжал. Не наш он, не то.
- Сколько в деревне хозяйств?
- Пять.
- Телевиденье в деревне есть.
- Смотрим, но не всё. Только то, что разрешат.
- Чем занимаетесь? Какой промысел?
- Зимой охота, летом и осенью рыбалка. Сенокос, скотина.
- Сколько соболей добываешь за сезон, - спросил я.
- Полста бью. Ставим ишо капканы.
- А приманка какая?
- Да, разная: птица, мясо. Нынче цена на пушнину сильно упала. В осень была по 3 тысячи за соболя. К новому году цена упала до 2 тысяч рублей. Потом полторы тысячи. Охотники говорили: «Не будем сдавать». Думали, цена поднимется. В итоге сдали по 600 рублей. Жить то надо за что-то. Сдавали по цене почти как за белку.
- Приёмщик у нас один. Как скажет, так и будет. Сговор. А нам куда деваться.
- А вы бы поехали в Красноярск, в других городах попробовали бы найти сбыт сами.
- Не. Куда нам ехать с пушниной. Арестуют. Приемщик к нам сам приезжает.
- А еще какую, кроме соболя, пушнину добываете?
- Ну, там, белку, куницу, росомаху стреляем.
- А беличий мех на что идёт?
- Шапки шьют. Говорят, что соболиную шубу изнутри белкой обшивают, но я сам никогда соболиной шубы не видал.
- А лосей, медведей стреляете?
- Заработок – это соболь. Сохатого бьём для себя. На мясе денег не заработаешь. Пробовали некоторые. Так им сказали: «Вы што делаете? Выбьешь зверя – што дальше?» Убил для себя тушу, ну две. Хватит. Приезжают иногда ишо чужие охотиться. Посторонних шибко не пускаем.
- Сколько километров от Енисея по Сыму к вашей деревне?
- От Ярцево 400 километров.
- Ого! Почти столько же, сколько от Красноярска до Ярцево. Как добираетесь из деревни в Ярцево?
- Летом по Сыму на лодках, зимой – на «Буранах». Был в Ярцево аэродром. Вертолётом иногда летали. Теперь нет. Убрали аэродром.
- Леспромхозники, геологи не беспокоят?
- Ближайший леспромхоз в 150 км от нас. Выше по Сыму сплава нет. Река мелкая, много отмелей. Дно песчаное. Геологи летают, бурят, взрывают. Пугают зверя. Американцы, вот, што-то разведывали. В Сыме раньше стерлядь была. Теперь, то ли геологи вытравили, то ли от взрывов ушла. Нет теперь стерлядки. Только сом, щука, лещ.
- Местность у вас гористая?
- Не. Ровно. Болотистая.
- Хозяйство есть какое-нибудь?
- Как в семье без огородины и коровы? Держим. Сено вручную косим. Трудно, конечно. Выживаем сами. Никто ни чем не помогает.
Местные сибиряки рассказывали мне, что старики-староверы отказываются даже от социальной пенсии. Бесовские это деньги, - говорят они. Да, и вообще, старообрядцы из века в век привыкли сами себя кормить, с властями общаются редко, лишь бы их не трогали. Стараются держаться особняком даже в тех деревнях, где проживают другие люди. Александр показывал мне с палубы судна по берегам Енисея хозяйства староверов в деревнях и одиночные по тайге.
Жизнь таёжных людей не легка. Обычный горожанин, окажись он на их месте, за неделю бы взвыл от безысходности. А для староверов – так вроде бы и надо, привыкли к такой жизни. Трудолюбие – вот что выручает староверов! Да вера в заветы отцов и дедов помогает: человек должен кормиться своим трудом, жить ради потомства; крепость духа – от бога.
Осенью таежники запасаются рыбой и бьют кедровые орехи, собирают смородину и бруснику, по огородам – овощи и картофель, по лесам – грибы. Заняты в это страдное время все от мала до велика, с рассвета до поздней ночи. В конце сентября и до нового года все мужчины уходят в тайгу на промысел соболей. Заготавливают перед охотой продукты, обувь, одежду, лыжи, подготавливают снегоходы, рации и прочее. По домам остаются женщины и дети. Они заботятся о скотине, носят воду, дрова. Во многих староверческих селах нет до сих пор электричества, телевиденья, почты. Магазинов тоже нет, как и школ, медпунктов. До Енисея, главной артерии края, порой, по несколько сот километров.
Мои попутчики везли из Енисейска в ящиках, купленный для хозяйства товар и цыплят. В Ярцево их ждала лодка. А дальше долгий путь по Сыму.
Помогай таёжным людям бог и добрые люди! – говорят сибиряки.
ПАСХАЛЬНЫЙ "АРТСТОП"
10, 11 и 12 апреля 2015 г.
Гражданская война в Донбассе не прекращается почти год. Активные боевые действия сейчас не ведутся. Два крупных окружения украинских силовиков под Иловайском и Дебальцево, где они потеряли много бронетехники и живой силы, охладили пыл фашистской хунты, и в Минске, при участии президентов России, Германии и Франции, были подписаны договоренности. Первым пунктом в них записан отвод крупнокалиберного вооружения диаметром свыше 100 мм, и соблюдение «режима тишины». Украинская сторона эти договоренности не соблюдает, и по-прежнему применяет тяжелую артиллерию, минометы и стрелковое оружие на линии разграничения. Ежедневно обстреливаются донецкий аэропорт, поселок Пески, на юге ДНР – село Широкино и др. В ЛНР, меж Луганском и Станичнолуганским взорвали автомобильный мост через Северский Донец. Стреляют из минометов и стрелкового оружия по уже разрушенным Первомайску, Славяносербску, Пятихаткам. Нацистские карательные батальоны «Айдар», «Азов», «Днепр», «Торнадо» и другие отказались выполнять Минские договоренности по соблюдению «режима тишины». Поэтому на линии фронта и сейчас гибнут не только солдаты Новороссии, но и гражданское население. Обстреливают снайперы и минометные расчеты даже представителей международной организации ОБСЕ. Совсем недавно, сопровождавший их журналист, подорвался на мине-растяжке, поставленной диверсантами в Широкино. В Киеве, да и во всей Украине совершаются политические убийства неугодных киевской власти. Последим пал от пуль УПА в Киеве известный писатель и журналист Олесь Бузина.
Красный Луч находится в тылу ЛНР. Ближайшая точка линии фронта находится меж Дебальцево и Артемовском, и теперь нам не слышны раскаты артиллерийской канонады фронта. Но это не значит, что в городе течет спокойная и мирная жизнь. Порой по вечерам слышны автоматные очереди – это вылавливают украинских диверсантов.
Прошла и смена власти. Местные казаки скомпрометировали себя вымогательством денег с предпринимателей, укрытием и сбытом российской гуманитарной помощи. И здесь не обошлось без крови, т.к. казаки оказали сопротивление сотрудникам службы безопасности ЛНР.
Вся Новороссия в финансово-экономической блокаде. Затруднена поставка продовольственных товаров с Украины. Цены на продукты выросли в разы, и они теперь выше, чем в Москве. Разрешено свободное хождение в торговле не только гривен, но и долларов, евро, рублей. Уже начата выдача пенсий в российских рублях. До нас они пока не дошли.
После заключения второго перемирия, в районе меж поселком Новопавловка и селом Есауловка образован Новопавловский военный полигон. На нем артиллерийские подразделения, отведенные от линии фронта, упражняются в стрельбах из гаубиц 152 калибра, самоходных артиллерийских установок (САУ) «Гвоздика», установок залпового огня «Град», проводятся тактические учения с участием боевых машин пехоты «БМП-2». Стреляют ежедневно: в будни, выходные и праздничные дни независимо от погоды. Эти артиллерийские стрельбы не дают жителям Красного Луча забыть, что война еще не окончена.
Апрель-месяц в этом году не радует теплом и солнцем. Погода, чаще всего облачная, ветреная, нередко дождливая. Но особенно дождливо было в предпасхальную неделю. Еще не подсохший от снеготаяния грунт в степи и на полевых дорогах пропитался влагой дождей еще глубже. Но даже в такую погоду учебные стрельбы на Новопавловском полигоне не прекращались.
9 и 10 апреля небо прояснилось и засияло солнечным светом. Тепло, солнце и ласковый весенний ветерок подсушили проселочные дороги. Зазеленели, выжженные нацистами в августе прошедшего года, степные травы. Зазвенели в небесах бесконечные песенные трели жаворонков. Радостно засвистали на деревьях синицы, зачирикали воробьи. А, возвратившиеся из теплых стран, скворцы изливают, заученные звуки и трели зверей и птиц тропиков. Они, то мяукают и свистят, то заливаются, подобием соловьиной трели, звуками.
После дождливой и слякотной недели и меня «потянуло на природу». Хотелось подышать свежим весенним воздухом. А потому, я и жена прогулялись к балке Должик с целью нарезать дикорастущего чеснока, крапивы, подорожника для приготовления салата. Ведь наши организмы за зиму изголодались по витаминной пище. На рынке свежую зелень продают не дешево. В балках же кое-где уже проросла съедобная, бесплатная и, к тому же, не насыщенная нитратами, зелень. Дикорастущего чеснока нарезали достаточно много. Крапива, подорожник, одуванчик еще не выросли.
Идя к балке по полевой дороге, я убедился, что на велосипеде по ней можно ехать, грязь подсохла. А потому на следующий день, 11 апреля решил прокатиться на велосипеде к отвалам шахтенок у села Есауловка, куда частенько наведываюсь в поисках коллекционных минеральных образцов. В 1937- 39 г.г. в них велась разведка и небольшая добыч свинцово-цинковых руд. В небольших отвалах этих шахтенок еще можно отрыть редкие минералы: горный хрусталь с включениями буланжерита и еще более редкий, и, недавно мною обнаруженный, анкерит с включениями буланжерита. Да и сам по себе минерал буланжерит в природе встречается не часто.
Выехал ранним утром, чтобы успеть проехать до того, как артиллеристы поставят свои пушки и выставят воинские посты. Ведь дорога проходит через военный полигон.
Пять километров от Красного Луча до поселка Новопавловка преодолел без проблем. А вот оставшиеся шесть километров меня поразили своей изуродованностью. Это настоящая фронтовая дорога. До войны село Есауловку и поселок Новопавловку связывала довольно накатанная одноколейная грунтовая дорога. Теперь эта дорога превращена в месиво грязи с десятком и большим числом глубоких колей, проложенных по степи колесами «Уралов», ЗИЛов и гусеницами военной техники. Ширина этой дороги теперь 10 – 15 метров. Глубина колей в некоторых местах доходит до 70 см.
Разница высотных уровней Новопавловки и Есауловки более ста метров. Ранее спуск по этой степной дороге занимал у меня совсем немного времени. Теперь же мне пришлось эти шесть километров пройти пешком. Даже там, где в колеях грязь подсохла ехать невозможно – глубина и узость колеи не позволяют ехать. Педали цепляются за стенки колей, а её узость не даёт поддерживать равновесие велосипеда. В нижней части пути дорога пересекает балку. Здесь протекает ручей, благодаря которому грунт дороги превращен военной техникой в грязевое месиво. Попытка преодолеть заболоченный ручей выше по течению, не замочив ноги, прошла неудачно.
Выбравшись из балки по глинистому склону с засохшими ухабами грязи, и пройдя по ним еще с полкилометра, я почти дошел к нужному мне месту – отвалу шахты «Центральной». В ста метрах от отвала увидел САУ «Гвоздика», а возле неё небольшое сооружение из зеленых деревянных ящиков, в каких хранят и перевозят снаряды. Внутри потрескивали в костре дрова, а сверху, через небольшое отверстие в плоской крыше, выходил дымок. Вокруг, вмешанные в грязь, гильзы снарядов.
- Есть здесь кто? – громко спросил я.
Из-за брезентовой занавески входа вышел молодой солдат: глаза припухшие, лицо от копоти костра, ветра, солнца, а может и от ночного холода, как у цыгана, почернело. На груди форменной куртки комсомольский значок.
- Заходите, - пригласил он меня в эту воинскую полевую «келью». В ней две лавки. Солдат подкинул в костер немного дров от разбитых ящиков.
В этом незамысловатом сооружении сидел еще один солдат – водитель САУ, который после знакомства почти сразу покинул нас. Возможно, он решил проверить, не подложил ли я к его машине какую-нибудь «гадость».
- Какой у тебя позывной? – спросил я молодого солдата, который назвался при знакомстве Владимиром.
- Сумской. Сейчас мой дом в Снежном, раньше я жил с матерью в Сумской области, в поселке. Жили бедновато. Отчим сагитировал нас переехать в Снежное.
- Да и у нас, в Донбассе, люди живут не богато. В Чапаевке, что в ложбине перед Н. Павловкой укроповская танковая колонна проходила в августе к Боково-Платово. А по этому небольшому селу, где есть и небольшие шахтерские дачи, пустили отряд карателей правосеков. Один из них нашел среди дачников своего земляка, и сказал ему: «А я думал, что на Донбассе люди живут богато. У нас на Житомирщине дачи лучше»
- Сколько тебе лет? – спросил я Владимира.
- Я 1990 года рождения.
- Давно воюешь?
- Почти с самого начала, с июня прошлого года. Воевал под Саур-Могилой, в Иловайске, под Дебальцево в Чернухино. Зачищал и вашу Н. Павловку в августе. Кстати, возле крайней многоэтожки в поселке мы обнаружили захоронение. Укропы своих не забрали, а прикопали. У них там стоял минометный расчет. Разрыли и обнаружили в яме негра и поляков. Наёмники. Поняли это по документам. – Сейчас я на САУ наводчиком. Не хочу здесь служить. Поссорился с командиром. Я ему говорю: «Столько воюю. Где мои награды?». А он мне… Если останусь жив, что потом покажу после войны своим детям?
- А ты женат? Есть дети?
- Нет. Но девушка в Снежном есть.
- Ты, Володя, не принимай все близко к сердцу. На войне много несправедливостей. Главное, что ты защищаешь Донбасс от неофашистов и народ благодарен таким добровольцам, как ты. Все остальное не столь важно.
- Я пошел в ополчение за идею. Теперь разочаровался. Плотницкий в зону боевых действий ни ногой. Пригрел вашу Филиппову, которая была мэром в Красном Луче. Теперь вроде бы работает в Луганске, в прокуратуре. Она же воровка. Её казаки разоблачили. Теперь вот недавно служба безопасности Луганска наехала на казаков. И казаки тоже не святые. – Уйду я под Широкино. Там наши ребята, надежные. – Знаете, я, наверное, уже не смогу привыкнуть к мирной жизни. Тянет туда, где стреляют…
- Завтра Пасха. Будете стрелять? – спросил я еще.
- Не знаю. Командир сказал: «Пока война – забудьте о выходных и праздниках».
- Я хочу покопаться в отвале старой шахты, - сказал я.
Мы вышли из убогого строения из снарядных ящиков. Водитель самоходки занимался своей техникой. Он старше Владимира.
- Вон там, видишь, стоят у горелой лесопосадки два дерева. Это очень старые яблони. Их посадили еще до Отечественной войны. А возле них отвал шахты. Там добывали свинцово-цинковую руду. А на том бугре, куда вы стреляете, геологи искали золото. На карте этот бугор обозначен как Острый Бугор, а местные называют его Золотым бугром. Гора изрыта траншеями, штольнями, стояла буровая вышка. Золото нашли, но мало. Для промышленной добычи не годится.
- Не знал, что в Донбассе есть золото. Уголь – да. А золото…
- Есть, есть. В Бобриково, в тридцати километрах отсюда австралийская компания пыталась добывать золото. Вырыли карьер, насыпали три больших отвала. Но что-то у них не пошло. Прекратили работы, увели технику. А ведь уже начали строить обогатительную фабрику. – Пойдем к отвалу. Покажу руду, - предложил я Владимиру.
На отвале есть горка, ранее мною отрытой руды. Я выбрал сравнительно неплохой образец свинцового блеска, обстучал его молотком, и он засиял. А еще поднес ему кристаллические щетки горного хрусталя и анкерита. Владимиру камни понравились.
- Возьми с собой на память об этих местах.
В это время к САУ и хижине из ящиков подъехал автомобиль «Урал». Владимир заторопился к своим.
- Главное, останься живым. А все остальное после войны приложится, - прокричал я Володе вслед.
Через время САУ и «Урал» уехали. А я стал внимательно всматриваться в поверхность отвала, омытого дождями, в надежде, что из породы где-нибудь вымыт хотя бы небольшой кристаллик горного хрусталя с буланжеритом. Для улучшения поиска я даже стал «на четыре кости», и так ползал по отвалу около получаса, но ничего стоящего не нашел. Рыться же здесь в породе не хотелось, и я покатил свой велосипед в сожженную лесопосадку, где занялся поиском другого минерала – анкерита с включениями кристаллов буланжерита, и небезуспешно. Отвал с этим минералом я обнаружил лично, и до меня в нем никто из коллекционеров не копался.
Прозвучал одиночный залп «Града». Ракета пронеслась в небе чуть западнее от меня. Она невидима, но после выстрела послышался слабый звук реактивного двигателя, какой издают и современные самолеты. Секунд через пять до меня дошел звук разорвавшегося боезаряда ракеты. Первый одиночный залп – предупреждение для жителей Есауловки, после чего начинаются стрельбы и действовать принцип: «Кто не спрятался – мы не виноваты». А то ведь есть безумцы, которые в силу своей бестолковости могут попасть под обстрел. Ведь учебные стрельбы ведутся боевыми снарядами.
После предупредительного выстрела последовали многопусковые залпы ракетами «Град». Вероятно, затем на позицию с места стоянки вышли и самоходные артиллерийские установки «Гвоздика». Каждый оглушительный звук выстрела 152-х миллиметрового орудия проносился по долине дуплетом. Мне казалось, что орудия стоят где-то невдалеке. Залпы гремели через неопределенное время и были всегда для меня неожиданными, а потому пугали меня. Вначале стрельб их интенсивность была невелика, но часа через два они усилились. «Грады», да и САУ (самоходные артиллерийские установки) стали палить уже батареями. Ракеты и снаряды пролетали надо мной западнее, затем их не столь сильные разрывы слышались где-то вдали, юго-западнее Есауловки.
Внезапные выстрелы установок залпового огня и самоходных артиллерийских установок действовали на мою психику. К тому же я уже устал рыть породу в отвале. То, за чем приехал, я уже нашел - поисковая страсть удовлетворена. Но по времени было всего лишь 12 часов дня. Я собрал обгорелые ветви и стволики в сожженной лесопосадке, развёл костёр, пожарил в углях картошку, разложил на молоденькой травке «тормозок», достал из рюкзака термос с горячим кофе и пообедал. После обеденой трапезы у меня родилась мысль проехать к Семёнову бугру, а заодно увидеть своего знакомого в Есауловке и узнать у него сельские новости за прошедшую зиму.
У подножия Семёнова бугра, в балке Широкая есть старинные отвалы из штолен. Еще в конце 19 века предприниматель А.Н. Глебов вел здесь работы, построил производственные здания. Но кварцевые жилы «Варвара», «Вера», «Надежда» оказались бедными на золото и серебро, а с глубиной выклинились и исчезли. Читал, что здесь все-таки удалось добыть несколько килограммов золота и три десятка килограммов серебра. Глебов обанкротился, не смог погасить крупный денежный займ, и потому застрелился.
В мае прошлого года старые отвалы были разворошены бульдозером, нанятого коллекционерами Москвы, Донецка, Киева в надежде найти там редкий минерал – красный сфалерит. Я в этом участия не принимал, т.к. был в своём экспедиционном путешествии на севере Луганщины, где в песчаных карьерах искал окаменелые деревья.
Я не единожды ездил к этим отвалам Семеновского бугра. Осматривал их и осенью 2014 года, но, как и прежде ничего стоящего там не обнаружил. Вот и теперь решил еще раз побывать там, надеясь, что дожди и таяние снега что-то вымыли для меня.
В Есауловке Виктора дома не оказалось, и я, перейдя по пешеходному мостику речку Крепенькую, выехал за село, поднялся по проселочной дороге из долины. Наверху по левую сторону дороги тянется лесополоса, а справа – засеянное озимой пшеницей, поле. Через сотню метров у дороги увидел шест с красной тряпицей, а поперек дороги бревно. Еще через сотню метров я понял куда летят и падают снаряды. Не свист, а шелест пролетающих снарядов я слышал совсем рядом, а за лесополосой увидел облака пыли от разрывавшихся снарядов. До Острого бугра, где рвались снаряды, осталось всего метров четыреста. Семеновский же бугор лежит за ним. Одним словом, я не мог ехать дальше – мог быть ранен или даже убит осколками.
Я вернулся в село, а от него поехал к пос. Н. Павловка. На полпути я встретил двух подвыпивших крестьян, намеревавшихся проехать на минитракторе через район полигона, над которым летали снаряды.
- Куда вы едете? Там стреляют.
- Едим в Донецк. По этой дороге можно доехать до Донецка?
- На Донецк? На этой колымаге? Туда же сто километров! Вы что с ума сошли?
- Да, мы сбежали с дурдома, - ответил мне один из них.
Я понял их юмор, но все же предупредил об опасности.
- Мы знаем… «Грады» стреляют не ближе, чем на шесть километров.
- Но кроме «Градов», стреляют еще и из гаубиц. К тому же бракованные ракеты могут упасть и ближе.
Я брел к Новопавловке под гору по изрезанной глубокими колеями, дороге. Вспомнил, случайно услышанный разговор двух женщин о бестолковости жителей микрорайона Красного Луча. Одна из них рассказывала: «Услышали взрыв мины во дворе, и вместо того, чтобы укрыться в подвале, все выбежали из любопытства во двор. И тут упала еще одна мина. По счастливой случайности осколки полетели не на людей, а врезались в стену. Только после этого все бросились к подвалу. Вот так, по глупости кто-то мог погибнуть. Одного пожилого мужчину всё-таки ранило в ногу».
Уже на подходе к гребню горы, где были поставлены четыре САУ, я увидел на бруствере капонира для БМП (боевая машина пехоты) пожилого солдата, поздоровался с ним, и мы пошли вместе.
- Вот я здесь, а моя семья в Лисичанске под укропами. Работал раньше шофером, ездил и в ваши края. Вот уже подошел возраст оформлять пенсию, а как… Разве кто думал, что будет война.
За спиной солдат нес вещмешок. Он снял его с плеча, достал банку мясного паштета, две порционных упаковки сливочного масла и отдал их мне. Я стал отказываться, но он настоял.
- Бери. Мне этот паштет надоел, - сказал он.
Четыре самоходных орудия поставлены в ряд на гребне горы. Экипажи этих машин сидели на них сверху и грелись на солнышке. Чуть в стороне от них я увидел группу молодых солдат, а рядом с ними их командира.
Оставив велосипед у дороги, я подошел к этой группе, поздоровался и хотел спросить офицера, будут ли стрельбы завтра, т. е. на Пасху.
- Подождите минуту. Сейчас закончим…
Только тогда я заметил, что солдаты не просто сидят на травке, а заняты расчетами стрельб.
- Будете завтра стрелять? – спросил я позже.
- Завтра, нет. Пусть люди спокойно празднуют.
- Устаревшая техника, - сказал я, имея в виду САУ «Гвоздика».
- Зато надежные. Эти самоходки созданы на базе прицепных гаубиц, которых во время Великой Отечественной войны сбрасывали с самолетов без парашютов. – Подрихтуют, поставят прицелы – и стреляют.
После этого офицер скомандовал: «Расчеты к бою», а через время: «Огонь».
Грянул выстрел первой установки, от которого у меня чуть было не лопнули ушные перепонки. Я закрыл уши ладонями. Вторая машина тоже вздрогнула от выстрела, подняла с грунта подле себя пыль. Вот здесь я понял, что те выстрелы, которые я слышал, когда рылся в отвале, были совсем не от невдалеке стоящих орудий, и что настоящий звук вблизи самоходки многократно сильнее.
- А почему внизу я слышал каждый выстрел как бы двойным? – спросил я артиллериста.
- Это от того, что вначале слышен звук выстрела из ствола, а затем сразу же за ним отраженный от склона горы, - разъяснил мне офицер.
12 апреля. Пасха – один из семи самых почитаемых праздников православной церкви. День солнечный, тёплый. Я и жена решили проехать в Грузскую балку, к тому месту, где праздновали Воскресение Христово и в прошлом году. Место там красивое, и нынче, в военное время, безлюдное. На окружающих балку холмах зелень трав и цветы. Деревья в балке только начали распускать листья, поют птицы, греет солнце. На нашей поляне даже сохранились рогатины прошлогоднего костра. А еще я сегодня взял с собой фотоаппарат, чтобы заснять ту дорогу, по которой ехал вчера к отвалу шахты.
Но перед тем как спуститься в низовья балки Грузской, мы заехали к месту дислокации артиллерийской техники армии ЛНР. К востоку от поселка Н. Павловка (Октябрьский), всего лишь в сотне от его окраины сосредоточена та артиллерийская техника, на которой упражняются в стрельбе на военном полигоне боевые расчеты САУ, прицепных гаубиц. Эта техника была отведена от линии соприкосновения, т.е. от линии фронта на расстояние, предусмотренными Минскими договоренностями. Всего в этом месте было сосредоточено около 20 – 25 САУ и прицепных гаубиц.
Сегодня, в пасхальный день учебные стрельбы на полигоне командование отменило, и на стоянке военной техники лишь охранение из пяти человек, двое из которых, как нам сказали, ушли упражняться в стрельбе из автомата. Оставшиеся трое бойцов уже разговелись, и были навеселе. На двух зеленых деревянных ящиках из-под снарядов, поставленных один на другой, я увидел то, чем кормят солдат. В патронном ящике гречневая каша с тушенкой, хлеб, и на этом всё. Вместо стульев с одной стороны такой же ящик из-под снарядов, с другой – вбитые в грунт гильзы снарядов.
- Христос воскрес! – поприветствовал я солдат, как это полагается в этот день.
Меня и жену солдаты встретили доброжелательно, и мы выложили на импровизированный стол часть того, что взяли с собой для пикника: освященные в церкви паску, крашеные яйца, сало, колбасу, редис, зелень и два литра домашнего виноградного вина. Постаралась сегодня утром освятить эти продукты наша соседка.
- Ну, что, давайте познакомимся и разговемся? – предложил я солдатам.
- Сатана. Водитель «Гвоздики», - сказал из них самый старший.
- Это позывной. А как звать по-настоящему?
- Виктор Григорьевич. Я из Славяносербска.
Второй водитель-механик, севший напротив меня на вбитую в грунт гильзу, назвался Юрием. Он молод, худощав, небольшого роста. Вероятно поэтому из всех троих на него, до нашего прихода, выпитая водка подействовала больше других.
С третьим человеком, с короткой стрижкой и темной бородой я познакомился позже, потому что, к нашему застолью он не присоединился и налитую ему водку пить отказался, а стал о чем-то разговаривать с моей женой.
У всех троих на лицах кожа с темным загаром. Нет, это не тот бронзовый пляжный загар, а загар, как у киргизов, пасущих отары баранов в высокогорьях или как у цыган – коричнево-черный.
- А Вы кто? – спросил меня Юрий.
- Пенсионер, бывший шахтер, педагог, любитель путешествий на велосипеде, писатель-публицист. – Да, вы ешьте. Все освящено в церкви. Не в поселке, а в Красном Луче. Мы ведь из Красного Луча.
Виктор и Юрий взяли по крашеному яйцу и, как это делали в детстве, стукнулись ими носиками и жопками. Победил Юра, и он радостно захохотал.
- А Вы кем работали на шахте? – спросил еще меня Юрий.
- Электрослесарем.
- А вот у меня на аккумуляторе горит клемма и провод – это отчего, может подскажите?
- Возможно, плохо зажата клемма или плохой контакт. Там же проходят большие токи, - ответил я.
- Владимирович. Знаете, у меня своя тактика. Мы делаем пару выстрелов, и уезжаем. Укропы думают, что мы появимся в другом месте. А я сделаю круг и опять стану на то же место, откуда уже пристрелялись. Хитро? А? – не унимался говорить захмелевший Юрий.
- Давайте я вам прочту и подарю стихи об этой войне. Написаны они не мною, а моими товарищами, - предложил я.
После чтения я раздал каждому по листку стихов, отпечатанных на принтере. Владимиру подписал свою небольшую книжицу.
- Это для знакомства. Здесь вопросы, которые мне задают в путешествиях, и мои на них ответы. Прочтете, узнаете где я побывал, что повидал.
- А мне? Подарите мне тоже книжку, - обиженно сказал Юра.
- Тебе подпишу еще не изданную книжку о любви «Безнравственный роман». Это еще только макет книги, не редактированный.
Есть у меня еще одна книга, написанная о событиях, происходивших с 7 по 14 августа 2014 года под Красным Лучом. Это тоже пока макет и он в единственном экземпляре. Подарить не могу. Один экземпляр у меня уже увели в больнице раненные дэнээровцы. Просил их прочесть и высказать замечания и впечатления. Это было, когда шли бои в дебальцевском котле. Тогда раненых ДНР и ЛНР везли в Красный Луч. Но дэнээровцев после оказания первой медицинской помощи через день-два увозили в Донецк. Вот кто-то из них и забрал книгу с собой.
Я процитировал некоторые отрывки из моей книги «Нацистское вторжение в Донбасс», показал десятка два фотоиллюстраций, снятых мною в поселке Новопавловка, селах Мариновка, Степановка, Сауровка, на Саур-Могиле.
Наши разговоры о войне в Донбассе привлекли и третьего бойца - трезвенника Виталия из Лутугино, служившего до войны в СБУ.
- Я дал себе слово – пока война, пить не буду. И Вас прошу – не приносите сюда спиртное. Нельзя.
- Да это же домашнее вино. Чтобы захмелеть от него – нужно выпить ведро. Да и праздник сегодня большой.
- Я не верующий, и для меня Пасха не праздник.
- Я тоже не верю в эти религиозные сказки о всевидящем и всемогущем боге, которого нужно не только бояться, но и любить. Верить в рай, ад, загробный мир мне не позволяет образование. Но, видите ли, Виталий, христианское православие у нас уже в генах. Религия это ведь не только вера, но история, архитектура, иконопись, и нужно считаться с народными традициями, обычаями и культурой. Кроме того, человеческая психика так устроена, что в лихие годины, когда человеку уже никто не в силах помочь, то он обращается к сверхъестественным силам.
- У меня есть дочь, и я воспитываю её патриоткой Донбасса. Если можно, я хотел бы привезти ей Вашу книгу, - попросил Виталий.
- Эту отдать не могу. Распечатать её на принтере, да еще с фотографиями дело нелегкое. У меня все есть в цифровом виде. Я Вам завтра привезу диск со всеми моими книгами. Договорились? - Давайте сфотографируемся. Можно?
- Почему ты его спрашиваешь?! – вмешался в наш разговор Виктор Григорьевич.
- Ну, потому, что он трезвый, - ответил я. Здесь же стоит военная техника. Может фотографироваться запрещено.
- Кому надо, тот уже давно сфотографировал – хоть с космоса, хоть с машины. Стоим здесь в степи как три тополя на Плющихе. – Можно. Садитесь на ящики.
Виталий и я сели на штабель ящиков со снарядами. Виктор открыл один из них, достал 152-миллимитровый матово-серый снаряд и сунул его меж моих ног. Пришлось держать его и с ним фотографироваться. У Виталия на руках автомат, с которым он, в отличие от других, всё это время не выпускал из рук.
- Что бы Вам подарить? Щас.. – сказал Виктор. Он на время исчез, и явился с танковым шлёмом. Затем написал на нём: «От 3-й батареи. САУ «Гвоздика» С 325 Сатана».
А еще он открыл снарядный ящик, достал из него три банки мясного паштета и банку тушенки и сунул все это в мой велобаул. Я стал отказываться от этих консервов, но Виктор твердо настоял на своем:
- Берите. У нас этого хватает. – Давайте ещё выпьем по стаканчику вина. Отличное у Вас вино. Я такого вкусного еще не пил.
- Да, ну! Это что… Вот в Молдавии… Один молдаванин угощал нас вином лет пятнадцать назад. Вот это было вино!..
- Ну, тож в Молдавии…
- Вы не боитесь того, что случилось с лагерем укропов под Изварино? Тогда одним залпом «Градов» их смешали с землей. И вы тут стоите скопом в степи. Прилетит штурмовик и спалит вас и всю технику, - спросил я Виктора.
- Не прилетит. У нас ПВО в постоянной готовности.
- Ну, мы поедем дальше. Спасибо всем за общение. Приятно было познакомиться, - сказал я солдатам, но уехать сразу нам не удалось.
- Пошли к моей машине – сфотографируемся, - предложил Виктор.
Я и жена взяли свои велосипеды и повели их, к недалеко, стоящей самоходке. Виктор влез на машину, открыл люк водителя, достал из него автомат.
- Одевайте шлем. Берите автомат. Становитесь на сидение в люке.
Сам он стал внизу у машины. Жена Валентина дважды сфотографировала нас. Над САУ Владимира, на длинном стальном пруте развивалось красное знамя серпом и молотом.
- Вы сейчас куда?..
- В сторону Есауловки, - был мой ответ.
- Я подвезу вас.
- Не. Не надо. Здесь с горы. Поедим на велосипедах, - попытался я возразить.
- Я вас прокачу хоть немного, до горы.
Потом вдруг изменил своё решение, и командным голосом, не терпящего возражения, сказал:
- Не. Поедешь ты.
Он открыл сзади САУ большой люк, через который загружают в самоходку снаряды, и сказал. Один велосипед затолкайте сюда. А второй привяжите к скобе на башне.
Так мы и сделали. САУ «Гвоздика» я видел в жизни всего трижды, да и то со стороны. Лишь вчера я узнал, что САУ весит 15 тонн, имеет слабую броню, но, как это ни странно, сие железо может плавать. Об остальных её технических возможностях и устройстве пришлось сегодня догадываться интуитивно. Думаю, что её экипаж состоит из четырёх человек, поскольку в машине четыре люка. Левый передний люк – место водитель-механика, правый передний – командира, левый задний – наводчика, правый задний – того, кто заряжает орудие, и там находится боекомплект снарядов.
- Я не смогу управлять, - ещё раз пытался воспротивиться я.
- Сможешь. Там всё написано. Я буду подсказывать. На автомашине ездил?
- Да. Имел когда-то права 3-го класса. Служил в армии и работал шофером полтора года.
- Ну, вот! В самоходке всё также: скоростя, сцепление, газ, только вместо баранки два рычага. Дернишь правый – поворот направо. Дернишь левый – влево. – Залезай. Садись на сидение.
Я опустился в люке на сидение. Вокруг весьма тесное пространство и слабое освещение. Вид впереди - лишь через смотровую щель.
- Найди справа вверху белую большую кнопку. Это «масса». Нажми посильней на неё. – Загорелся возле кнопки глазок? Ниже кнопки «массы» маленькая черная кнопочка – нажми её, - говорил мне Виктор, сидя не рядом, а сверху на броне. Даже то, что я делаю, ему видно не было.
Я нажал на кнопку. Двигатель запустился.
- Теперь нажми сцепление. Справа есть рычажок переключения передач. Переведи его вправо и вверх. Это передача заднего хода. – Перевел? Теперь, не газуя, потихоньку отпускай сцепление.
Как ни странно, эта стальная махина легко пошла назад, и я, таким образом, выехал из ряда самоходок. Затем, включив первую скорость и потянув на себя правый рычаг, я развернул машину на 90 градусов и немного проехал вперед. Но в это время, вероятно из-за малого «газа», двигатель заглох.
- Ладно, хватит. Вылазь. А то Вы мне посадите аккумулятор, - сказал Виктор.
Он занял мое место, а я до пояса влез в люк, где головками взрывателей вверх торчат снаряды. Валентина стояла также до пояса в люке наводчика. И мы понеслись по степи. Меня удивила плавность хода машины. Она мчалась без тряски и особого шума. Лишь спустя некоторое время я догадался на ходу добраться до рюкзака, вынуть фотоаппарат и заснять в движении короткий видеосюжет.
Минут через пять мы прибыли на гребень холма, откуда начинается спуск в довольно глубокую и обширную котловину реки Крепенькой. Обычно, проезжая эту точку дороги, я останавливаюсь, чтобы полюбоваться той картиной юга Донецкого кряжа, которая называется Нагольным кряжем. Отсюда видны Острый, Семенов и Золотой бугры, поля, лесопосадки и лесополосы, а в ясную погоду даже стела легендарной Саур-Могилы. Ныне же её гранитно-бетонная шпиль-стела взорвана и лежит в развалинах.
На гребне холма, мы круто развернулись и остановились. Отсюда артиллеристы ЛНР проводят учебные артиллерийские стрельбы по району Золотого бугра.
Далее я и жена стали спускаться вниз по дороге, которую иначе, как фронтовой, не назовешь. К счастью за два солнечных дня грунт на дороге подсох. Обратный путь после недолгого пикника и прогулки до поселка Н. Павловка преодолели пешком и по иной дороге.
В этот же день я распечатал на принтере фотографии для Виктора (Сатаны) и Виталия и записал на цифровой диск тексты своих книг. А утром следующего дня я всё это повез в лагерь артиллеристов, но встречен был вопросом офицера: «Это Вы их вчера напоили?»
- Нет, не я, - был мой ответ. Я и жена пробыли здесь недолго, выпили с солдатами ради праздника совсем немного.
- Да, понемногу. Оторвали задний люк машины, раздавили канистру.
Тут я заметил сидящего сгорбленным, с зажатыми у живота руками водитель-механика Юру.
- Юра, - сказал я ему, - ты что еще не отошел от вчерашнего?
- Вот, я же вам говорил, что к нам заезжал вчера писатель, - как бы оправдываясь, пролепетал Юрий.
Я показал офицеру фотографии, и попросил его передать тем, кто на них изображен. Тот был согласен, но как-то неохотно.
- Сатана здесь, а Виталий на стрельбах, - сказал мне шофер «Урала». Я могу передать, а хотите, пойдем к нему.
Виктор копался в двигателе САУ, и, увидев меня, встретил тоже без радости. Это и понятно – синдром похмелья. Как говорят в народе в таком случае: «Вечером не нарадуешься, а утром жить не хочется». Вероятно, после нашего ухода, компания продолжила разговляться. Ну, что ж! Пьянствовать, особенно на службе, нехорошо. Однако в Великую Отечественную войну солдатам официально выдавали по двести грамм водки, которые солдаты называли «наркомовскими».
Вот с такими приключениями прошёл пасхальный день.
УВИДЕТЬ ВНУЧКУ
В годы существования Советского Союза пышно праздновались лишь три даты: 7 ноября – День Великой Октябрьской Социалистической революции, 1 мая – Международный день солидарности трудящихся, 9 мая – День Победы в Великой Отечественной войне. Вот в один из этих календарных дней родилась моя внучка, а именно, 7 ноября 2014 года.
Не преднамеренно, но по воле невестки и с согласия моего сына свою дочь и мою внучку назвали именем Влада, которое в переводе с украинского языка на русский звучит как «власть». Думаю, что они до сих пор не подозревают, каким политическим именем они именовали свою дочь.
Естественно, у меня возникло желание увидеть новорожденную внучку, но осуществить сие в 2014 году я не смог из-за разгоревшейся в Украине гражданской войны. Чтобы человеку, читающему это повествование, стали понятны причины, по которым я не смог из осажденного Донбасса проникнуть в 2014 году в Киев, я немного опишу те реальные события, которые происходили на бывшей территории Украины, и которая теперь именуется Новороссией.
Как известно, в конце ноября 2013 года на центральной площади столицы Украины, на майдане Нэзалэжности, именуемой в народе просто Майдан, начались социально-политические протесты, перешедшие в кровавую бойню и приведшие к свержению законной власти. Я не буду останавливаться на том, что привело к социальному хаосу, кто его подготовил, профинансировал и направил в нужное им русло. Все политические изменения в Украине начались задолго до этого злобного «Майдана», т.е. после развала СССР и обретения зависимости Украины от Запада. Обретя государственную «самостоятельность», в Украине стали нарастать, не без помощи олигархической верхушки и средств массовой информации, националистические настроения и социальные недовольства. Первые президенты Л.Кравчук и Л.Кучма довели народ до обнищания, до полуголодного существования, до массовой безработицы, до почти полного развала промышленного и сельскохозяйственного производства, к невыплате зарплат. При этом тихо шел раздел народной собственности меж политической верхушкой и уголовными элементами. Достаточно сказать, что коммунист-оборотень Кучма в одночас стал миллиардером и крупным промышленным магнатом. Его дочь и зять ныне живут в Лондоне во дворце, стоимостью 1 млд. 200 млн. долларов.
Американская марионетка Ющенко пошел дальше своих предшественников. Чтобы отвлечь народные массы от социального негодования, он начал активную пропаганду вступления в ЕС и НАТО, передел государственной собственности (к примеру, перепродажа комбината «Криворожсталь»). А ещё правительство во главе с Ю. Тимошенко привело Украину к финансовой зависимости от западных кредиторов. При этом валютные кредиты растаскивались «по карманам» и личным счетам правящей верхушки. Когда министра экономики на телевидении спросили, куда подевались взятые в МВФ кредиты, то он ответил так: «Госбанк имеет право распоряжаться средствами по собственному усмотрению».
Пропаганда вступления в ЕС и НАТО имела поддержку лишь на западе Украины. И тогда была организована, так называемая «оранжевая революция», которая стала репетицией к более радикальным и кровавым проявлениям национализма на «Майдане-2014». С помощью подготовленных на Западе отрядов «Правого сектора», в которые вошли самые откровенные неофашистские группировки, вначале 2014 года еврейская олирхическая хунта, которая до этого оставалась в тени, без особого шума заняла ключевые посты в государственном руководстве, и так пришла к власти. Порошенко (Вальсман), Сеня Яценюк, В.Гройсман стали частенько «мотаться за океан» протягивая марионеточные нити, за которые потом дергали и управляли их делишками кукловоды США.
Такая политика не понравилась промышленному юго-востоку Украины, Харькову, Одессе, Днепропетровску, Николаеву. Но организованные и мобильные бандитские отряды нацистов утопили в крови протестантов. Однако это им не удалось сделать в промышленном Донбассе, хотя попытки были. Народные ополченцы дали отпор украинским националистам в Донецке и Луганске. Многонациональный Донбасс воспротивился нацистской политике киевской хунты, потребовав федерализацию, государственный статус русского языка, внеблочный военный статус Украины. Но желания народа Донецкой и Луганской областей не были услышаны.
В марте 2014 года «кровавый пастор» Турчинов объявил жителей Донбасса террористами и приказал начать военные действия под названием антитеррористическая операция (АТО). Его начинание продолжил Порошенко. Националистические батальоны и подразделения национальной гвардии, а затем и регулярная армия вторглись в Донбасс. Началось, по-сути уничтожение жителей вначале в Славянске, затем в Донецке, Луганске, во многих городах и селах. Нацистские каратели «поставили всё с ног на голову». Мы, жители Донбасса, включая стариков, детей и женщин, стали для них террористами, а они освободителями. И если эти каратели, убивая всех без разбора, освобождают территорию от их жителей, то тогда правильно – они «освободители», но не народа, а нашей территории от нас. Около 2-х миллионов бежали от «освободителей» в Россию. Но не все стали беженцами, а, в основном, женщины с детьми. На Луганщине и Донеччине сформировались народные ополчения из добровольцев, и они знали за что и против кого шли воевать. А те?… Вот и началась гражданская война, которая для жителей Донбасса стала отечественной.
Я до сих пор не могу понять, как и когда нынешние украинцы стали, если не нацистами, то националистами – точно. А еще украинцы вырастили своих фашистов. Ясно, что молодому поколению западные идеологи «промыли мозги» своей идеологией. Но разве не их деды гибли в войне с германским фашизмом? Разве не было виселиц на Хрещатике, не было Бабьего Яра, концлагерей, стертых с лица земли городов и сёл? Разве не было голода, горя?.. Ныне свои фашисты убивают, разрушают, сеют смерть и горе. «Не было Великой Отечественной войны, была Вторая мировая война, а Красная армия оккупировала Украину и Германию» - считает неофашист и премьер министр Украины Яценюк. И это абсурд, враньё, оскорбление памяти борцов с фашизмом.
Вначале я не думал, что проявления фашизма в Украине представляло реальную угрозу для людей, потому что считал, что украинский народ помнит: «Ничто не забыто, никто не забыт». Однако, эти, вначале малые проявления фашизма при попустительстве властей, переросли в умах молодежи в реальную угрозу, а затем в новую войну.
Неофашизм Украины – это оскорбление памяти тех, кто отдал жизнь в боях с германским фашизмом, погиб в концлагерях или умер от голода, болезней, страданий.
Неофашизм Украины – это предательство перед памятью тех, кто отстоял наше счастливое будущее и саму возможность рождения.
Хотелось бы верить, что большая часть украинцев всё же не поддерживает идеи неофашизма. Но где же их политические протесты? Их почти нет. Моя хата с краю, я ничего не знаю, - таков менталитет украинцев Центральных областей, но не западных. И если это не так, то я не могу понять, как народ, переживший ужасы Великой Отечественной войны, может убивать себе подобных, и даже друзей, знакомых, родственников.
Один из плененных украинских солдат рассказал, что от артобстрела сослуживцев погибла его мать. И получается, что скорей всего это уже другой народ, с поколениями, не впитавшими в себя прошлое отцов и дедов. А может этот народ изначально, на генетическом уровне сволочной, предательский, злобный, безрассудный и бездушный?
Я долго не понимал, что же разделило Украину на враждующие лагеря? А вот что: «Не национальность, не язык разделили нас, не желание Донбасса обрести экономическую независимость, а давно враждующие идеологии: США и Западной Европы – с одной стороны, и славяно-российская – с другой».
Несомненно, в противоборствующих, враждующих лагерях есть люди беспринципные, безвольные или, просто, склонные к трусости или уголовщине. А еще есть садисты, охотники за адреналином. Последним в войне легко реализовать свои бандитские, воровские и садистские наклонности. Беспринципным же трусам легче умереть, нежели воспротивиться власти, гонящей их на бойню в Донбасс.
А еще есть идиоты с бравадой и с желанием пострелять, повоевать, покрасоваться в интернете на фотографиях в воинской форме с оружием в руках, думая, что война – это игра. И не думают они о смерти своими немногочисленными извилинами в мозгах до тех пор, пока реальность не заставит их пожалеть о том, что пришли в Донбасс убивать.
Высокопоставленные политические деятели России, в том числе и президент В.В.Путин в своих речах утверждают, что украинцы прекрасный народ: добрый, миролюбивый, дружественный, и невиновен в том, что ныне происходит в Донбассе. Виновно, мол, преступное руководство Украины, развязавшее братоубийственную войну. Тогда, по их логике, и немецкий народ фашистской Германии был невиновен в том что он, этот народ, творил зверства во время Второй мировой войны. А виновен в этом лишь Гитлер и его генералы. А ведь известно, что к власти в государстве приходят те лидеры, которых желает и заслуживает народ, ибо без массовой поддержки народа этой страны - эти лидеры никто.
А я утверждаю, - украинский народ виновен. Это ведь не Порошенко, не Турчинов, не Яценюк или Гройсман расстреливают из артилерийскийх орудий города и села Донбасса, в которых гибнет мирное население и ополченцы. Это не руководство и политические лидеры, и даже не генералы Украины разрушают жилые дома, церкви, школы, дома инвалидов. Это не украинские бонзы перекрывают подачу воды в Донбасс, разрушают электроподстанции, опоры ЛЭП, газопроводы, промышленные предприятия и объекты культуры. Это делает украинские солдаты, т.е. выходцы из народа, бывшие рабочие, сельские жители и образованная интеллигенция. И даже та часть народа Украины, которая нечего этого не делает, виновна в преступлениях ВСУ. Польский писатель Бруно Ясинский писал: «Не бойся врагов – в худшем случае они могут тебя убить. Не бойся друзей – в худшем случае они могут тебя предать. Бойся равнодушных – они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия существуют на земле предательства и убийства».
И были бои в Славянске, под Изварино и Иловайском, Степановкой и Мариновкой, Снежным и Красным Лучем, в Углегорске, Чернухино и Дебальцево, под Новоазовском и Широкино, Первомайском и Кировском, в донецком аэропорту. Воюя против собственного народа и её ополчения, ВСУ покрыли себя позорными бегствами из окружений (котлов). Обезумевшие в злобе, свою трусость они восполняли жестокостью. Вот факты.
В результате обстрела города Горловки 15 ноября украинскими фашистами погибла семья из четырех человек. Двое из них дети: девочка пяти лет и мальчик девяти лет. Снаряд был выпущен нацистами в девятиэтажное здание, и попал в квартиру на восьмом этаже. Обрушились перекрытия подъезда с девятого по седьмой этажи. Кроме семьи погибли еще два человека, и пять человек ранило.
Снаряды попали и в школу. К счастью в это время детей в школе не было.
В этот же день Порошенко дал указание центробанку прекратить все финансовые операции с ЛНР и ДНР, заморозить счета предприятий и физических лиц. Иными словами «Киев» объявил об экономической блокаде Новороссии. Не будут выплачиваться и пенсии (хотя они и так не выплачивались пять месяцев). Кроме того Порошенко отозвал судей и приказал вывезти из ЛНР и ДНР заключенных, но осужденные отказались покидать Донбасс.
20 декабря 2014 года в Горловке смертельно ранило девятилетнюю девочку, которая умерла в муках от раны в больнице. Ребенок плакал от боли, тянул руки к маме, и умер на операционном столе. И это произошло во время перемирия. Армия ДНР на этот обстрел не ответила. А жаль.
После прошедших 2 ноября 2014 года выборов глав ЛНР и ДНР «Киев» взбесился. Уже 5 ноября нац. гвардейцы обстреляли и захватили поселки Золотое, Алмазное, разрушили Стахановский ферросплавный завод.
В этот же день, т.е. 5.11.2014 г. нацисты обстреляли и Донецк. Один из снарядов упал на стадион, где в футбол играли дети: двоих убило, четверых ранило.
Артиллерийские обстрелы городов не единичны. В бессильной злобе они делают это ежедневно.
Случаев уголовных и военных преступлений нац. гвардейцами и бойцами нацистских батальонов «Азов», «Айдар» и прочих, немало. Во многих населенных пунктах, после освобождения их от украинских карателей международной организацией ОБСЕ были зафиксированы случаи массовых убийств, изнасилований, грабежей мирного населения. А сколько разрушено жилых домов, детских садов, школ, больниц, церквей, – не сосчитать. Полностью разрушены донецкий и луганский аэропорты, многие производственные предприятия: шахты, заводы, фабрики. Сожжены на полях посевы, лесопосадки и лесополосы.
За всё время военных действий, т.е. с весны 2014 года по апрель 2015 года пенсии не выплачивали. Лишь один раз мне и жене выдали российскую гуманитарную помощь в виде продовольственных продуктов. А 12.12.2014 года мы получили по 1800 рублей. Всё остальное время, т.е. год я и жена жили на сбережения, которые в народе называют гробовыми.
Получив единовременное пособие, я и жена отправились 20 декабря через фронтовую линию в город Балаклею, Харьковской области, заплатив за проезд в частном автомобиле по 400 грн. каждый, и там переоформили свои пенсионные выплаты на балаклейский пенсионный фонд. А что? Работая, мы платили в пенсионный фонд Украины налоги, и теперь имеем полное право на эти средства. Украинский пенсионный фонд стал начислять на банковские карточки нам пенсии, получить которые было не просто. Это можно было сделать лишь двумя способами: обналичиванием интернет-дельцами за 8% – 4%, или же нужно было ехать самому за линию фронта через блокпосты, что было небезопасно и не дешево. А еще на украинских блокпостах «укропы» и на дорогах пенсионеров грабили бандиты. Приведу лишь два трагических случая, которые обнародовало телевидение.
Первый случай. В районе Волновахи автобус с пенсионерами, шедший в Мариуполь, украинские силовики расстреляли из миномета или орудия. Погибло много людей.
Второй случай. Возвращавшийся из Харьковской области в ЛНР автобус вечером не пропустили через украинский блокпост. Водитель автобуса пытался по проселочной дороге объехать пост, наехал на мину, и все, кто сидел в задней части автобуса, погибли.
В апреле 2015 года первый раз выплатили пенсию от ЛНР в российских рублях по соотношению к гривне как 1 : 2. Пенсию с этого месяца стали выдавать регулярно в сбербанке. Но и цены на продовольственные и вещевые товары выросли в 3, а то и в 4 раза. И всё же жить стало намного легче.
Словом, одной из причин по которым я не мог выехать в Киев к внучке, было отсутствие для этого денег.
ПЕРВАЯ ПОПЫТКА ДОБРАТЬСЯ ДО КИЕВА И УВИДЕТЬ ВНУЧКУ
16 мая 2015 года я выехал на велосипеде в путь с надеждой пересечь линию фронта и к вечеру следующего дня доехать до Лисичанска, до которого 170 км. В этом городе проживает сестра жены. У неё я собирался оставить велосипед, сесть в поезд, и таким образом утром третьего дня оказаться в Киеве, где живут, к сожалению, сын, внук и внучка.
Ко дню моего выезда на линии фронта сложилась весьма непростая обстановка. Дело в том, что ВСУ в очередной раз «получили по зубам» в районе Дебальцево. В этот район они долго стягивали бронетехнику, артиллерию, солдат, рыли окопы, прятали в капониры танки, БТРы, завозили вагонами боеприпасы.
- Украинские танки и машины идут через город колоннами порой по часу, - говорили нам по телефону из Лисичанска.
Дебальцево – это крупный железнодорожный узел, через который шли в мирное время грузопотоки Донбасса. Поэтому именно там ВСУ накапливали силы для своей очередной операции. Не смотря на договоренность о прекращении огня, горе-вояки Украины постоянно обстреливали наши города и села, убивая людей и разрушая всё, куда могла достать их артиллерия, действуя по характерному для украинцев принципу: «Если не съем, то хотя бы понадкусываю». Поэтому в феврале-марте 2015 года армии Новороссии окружили «укропов» в этом районе. В итоге, освободили Дебальцево и ряд других населенных пунктов, уничтожив и захватив в плен немало живой силы противника, бронетехники, боеприпасов. Особенно кровопролитные бои шли в районе Углегорска, который штурмовала армия ДНР, и в Чернухино, где наступали милицейские подразделения ЛНР. В результате боёв эти два населенных пункта были почти полностью разрушены.
Взяв в «клещи» «укропов» добровольцы Малороссии захлопнули кольцо окружения в районе села Логиново и автомагистрали Дебальцево – Славянск.
Боевые действия в районе Дебальцево были еще одной причиной, по которой я никак не мог выехать на Киев в начале 2015 года, т.к. именно через этот город проходит маршрут.
Потерпев сокрушительное поражение под Дебальцево, «Киев» озверел еще больше. Стали чаще обстреливаться Донецк, Луганск и все прифронтовые населенные пункты. Был введен режим пересечения границы только по пропускам. Запретили пересекать линию фронта грузовому транспорту, и частным автомобилям. Разрешался проезд лишь пассажирским автобусам, проход пешим порядком и на велосипедах. Число переходов сократили до минимума, местонахождение которых мне не было известно, как и то, как и где можно было оформить пропуск.
Мой веломаршрут из Красного Луча в Лисичанск должен был пройти через село Красный Кут, село Фащевку, города Дебальцево, Светлодар, Артемовск, Славянск, Северск.
Выехал я из дому ранним утром 16 мая, нагруженный велобаулом с палаткой, спальником, кариматом, продуктами питания, подарками и гостинцами. На выезде из Красного Луча, на перекрестке блокпоста ЛНР уже нет, но стоит дежурный БМП с воинским патрулём. От перекрестка до старинного села Красный Кут 12 километров. В селе в старину, по приданию, жил мудрый казак, к которому люди округи ходили за советом. Село стоит в глубокой долине, по которой текут две небольших речки: Миусик и Мечетная. Над селом возвышается гора Сокол.
Миновав краснокутский спуск и подъем, я выехал на сравнительно равнинный участок шоссе, и через час уже был в Фащевке. Село крупное, с железнодорожной станцией, новой церковью, и растянуто оно вдоль шоссе километров на пять. Недалеко есть еще и другое село с таким же названием. Оно в стороне от дороги, более старинное, стоит почти у истоков реки Миус. Миус – река небольшая, впадает в Азовское море в районе города Таганрог, который мог бы стать во времена Петра-1 столицей Российской империи, если бы не мелководность Таганрогского залива и малое количество пресной воды, которую приносит к городу река Миус. По этим причинам Петр-1 из двух приморских вариантов выбрал приоритетным строительство Петербурга на берегу Финского залива. Вся местность Приазовья «при царе батюшке» вплоть до Слобожанщины (ныне Харьковская область) входила в область Войска Донского, а земли моей малой родины – в Таганрогский уезд.
Река Миус невелика, но овеяна древними легендами и славой в Великой Отечественной войне. По ней проходил, как говорил Гитлер, неприступный рубеж Третьего рейха. Немцы здесь соорудили три линии обороны. Две шахтерских дивизии, сформированных в Донбассе, сдерживали там наступление фашистов 8, 5 месяцев. А в августе 1943 года из района села Дмитриевка, стоящего на Миусе, началось освобождение Донбасса.
Село Фащевка в 2014 году стало прифронтовым. На северной его окраине стоит, покинутый ополчением ЛНР, блокпост. Я остановился там, чтобы «перевести дух» и немного отдохнуть. Блокпост сооружен у шоссе из бетонных блоков и, наполненных грунтом, мешков. Для защиты от палящих лучей солнца, дождей летом и снега зимой стены перекрыты ветхой крышей из досок, брезента и полиэтиленовой пленки. Внутри и вокруг закопченная на кострах посуда, ложки, банки, пластиковые бутылки, всякого рода хлам и бытовой мусор.
Рядом окопы и глубокий капонир с поставленным в него железнодорожным контейнером, служившим убежищем и местом отдыха для солдат.
Фащевка пострадала от войны немного. Вдоль дороги я увидел два разрушенных дома и несколько придорожных окопов. В нескольких километрах от села стоял передовой блокпост. 20 декабря я проезжал его на авто при поездке в Балаклею. Здесь проходили проверку документов и беглый осмотр. Но теперь блокпост неузнаваем. Бетонных блоков и заграждений уже нет. Вся площадь и округа изрыты десятками или даже сотнями воронок. На шоссе тоже немало воронок от мин и снарядов. Но больше всего меня поразил вид придорожных лесополос. В них деревья срезаны снарядами и осколками на уровне груди, словно косой, и ни одного уцелевшего дерева.
Еще через километр на обочине дороги замер подбитый ополчением украинский танк Т-64. Вероятно, в танке взорвался еще и боекомплект снарядов, и от этого вместо днища под танком образовалась воронка. Башню сорвало, но не снесло. Вероятно, этот танк ВСУ пытался атаковать блокпост ЛНР. Рядом с шоссе небольшой водоем и зеленое поле, на котором черными пятнами зияют множество воронок.
С момента окончания боевых действий в районе Дебальцево прошло уже белее двух месяцев. Воронки на шоссе заровняли, но не все. На этом участке пути почти нет транспорта. Меня обогнали лишь два «Урала» с солдатами в кузовах, да автобус ПАЗ.
На подступах к Дебальцево, там, где проходит необозначенная граница ЛНР и ДНР, я увидел скопление танков, БМП и автомашин, а на заасфальтированной площадке – построение солдат и офицеров. Я поприветствовал строй жестом руки и помчался вниз, где дорога опускается и пересекает балку.
Еще немного, и я у въезда в город Дебальцево, где есть перекресток дорог, и был стационарный пост Госавтоинспекции. Захватив город, ВСУ поставили здесь контрольно-пропускной пост в подчиненную им Харьковскую область. Во время первого условного перемирия и на их передовом, и на этом блокпосту скапливалось множество автомобилей. Для въезда на подконтрольную «Киеву» территорию пропуск тогда не требовался. Часто на линии соприкосновения возникали перестрелки, и тогда проезд закрывали. Теперь из крестообразного перекрестка сделан Т-образный. Со стороны Красного Луча, дорога влево уходит в ДНР к Углегорску, Горловке и Донецку, вправо – в ЛНР к Перевальску, Алчевску, Стаханову, Луганску. Путь на Артемовск, Славянск и далее, на Харьков, перекрыт бетонными блоками. В районе перекрестка до войны стояли несколько кафе, продовольственный магазин, автомастерская, магазин запчастей, автозаправочная станция. Теперь все полуразрушено. Картина ужасная. На уцелевшем бетонном столбе прикреплено предупреждение «Фото и видеосъемка запрещены».
До войны здесь кипела придорожная жизнь. Многие останавливались поесть, от дохнуть, осмотреть или подремонтировать автомобиль. Теперь полное безлюдье, груды битых кирпичей, снесенные с крыш обрывки жести, облицовочного пластика. На асфальте битое стекло, автоматные гильзы, воронки, осколки от снарядов и мин. Сооружение поста автоинспекции без стекол, стены иссечены осколками и пулями. У поворота на Горловку и Донецк я увидел, сооруженный из двух рядов бетонных блоков, блокпост, более похожий на курятник. У него двое солдат, вооруженных автоматами, проводят проверку паспортов и беглый осмотр салонов и багажников автомашин. Я не стал отвлекать постовых от работы, и, заметив у развалин поста ГАИ человека в камуфляжной форме, поспешил с велосипедом к нему.
- Можно Вас спросить? – обратился я к солдату.
- О чём?
- Вот по этой, перекрытой блоками, дороге можно проехать в сторону Славянска?
- Туда дорога закрыта. Там взорван мост.
- Ну, а за мостом дорога открыта? На велосипеде по ней можно ехать? Она не заминирована?
- Я не знаю. Вы извините. Мне некогда… За мостом есть блокпост. Там поспрашивайте. Они знают.
Солдат направился к сооружению, похожему на ангар. А я побрел, по усыпанному осколками и стрелковыми гильзами асфальту, на путепровод (мост). Металл гильз и осколков там уже успел покрыться бурой ржавчиной. Взойдя на мост, обнаружил, что он взорван, но узкая полоска бетонного перекрытия осталась цела. По ней-то я и прошел над железнодорожными путями. Упавшие от взрыва глыбы бетонных перекрытий с путей убрали. Из трех линий, лишь на одной поблескивал металл рельс, на двух других – та же бурая ржавчина.
Спустившись вниз с путепровода, я осторожно по бурьянам обошел бетонные блоки, плотно поставленные друг к другу, сел в седло велосипеда и поехал дальше. В стороне от дороги, слева стоит покинутое жильцами, старое двухэтажное здание. Далее, справа – какое-то частное подворье, в котором теплилась жизнь: стоял легковой автомобиль, ходили у ограды гуси, куры. Здесь я выехал на накатанную дорогу, и откровенно был этому рад.
«Наверное, машины объезжают взорванный мост по поселку и здесь выходят на автотрассу» - решил я, но ошибся. Еще метров через пятьсот накатанная дорога свернула влево в поселок, а основное шоссе опять перекрыли блоками. Возле них – воинский пост с двумя вооруженными солдатами. Один из них, добродушный, немолодой, плотного телосложения солдат, выслушал меня и доходчиво разъяснил:
- У вас есть укроповский пропуск? – Нет. А как же без него… - Даже если мы и пропустим Вас, то дальше есть еще один пост. Там Вас точно не пропустят. А даже если попытаетесь обойти его по проселкам, то в живых, точно, не останетесь. В посадках снайперы. Застрелят. Или подорветесь на мине… И склюют Вас потом вороны. Мины кругом, и на дороге тоже. Но если даже вы подойдете к укроповскому блокпосту, то они Вас и близко не подпустят – застрелят. Вон у Вас как велосипед нагружен. Подумают, что хотите их взорвать. – Вчера, вот, везли наши на блокпост обед… Так эти уроды их обстреляли. Возвращайтесь к перекрестку. Там, на блокпосте узнаете, как и где можно перейти…
Мне ничего не оставалось делать, как поблагодарить постового и вернуться тем же путем к перекрестку.
Я вновь прошел по почти разрушенному мосту к перекрестку, вышел из-за блоков, перегородивших путь на мост и Славянск, пересек дорогу перекрестка и направился к блокпосту. Моё появление из-за блоков и на перекрестке не привлекло никакого внимания постовых до тех пор, пока я не стал задавать им вопросы.
- А Вы откуда пришли?
- Вот оттуда, - и я показал в сторону путепровода.
- А как вы туда попали? Мост заминирован.
- Не может быть. Там уже пути расчищены, да и люди, видно, что ходили. Я разговаривал с солдатом, и он меня направил к посту за мостом.
- С каким солдатом. С нашими ты не разговаривал. А других тут нет.
- Ну, вон там, у поста ГАИ разговаривал. Он потом пошел вон туда. – Я же проходил мимо вас. Вы что меня не видели.
- А я говорю, там мины. Как Вы прошли на мост. Дорога перекрыта.
- Но между блоками есть проходы. Если мост заминирован, то почему нет предупреждающего знака «мины».
- Так! Вы откуда едите и куда? Из Красного Луча!? А почему сюда пришли с моста? Документы у Вас есть?
Я предъявил паспорт и пенсионное удостоверение.
- А куда собираетесь ехать?
Я стал рассказывать солдату, что у меня еще в ноябре родилась внучка, и я еще её не видел, потому что вначале не было денег на дорогу, затем были бои под Дебальцево.
- Мне на блокпосте за мостом посоветовали узнать у вас, как перейти линию фронта на ту сторону. – А за мины на мосту ничего не говорили.
Моя долгая болтовня с бестолковым постовым привлекла внимание второго постового, который досматривал перед этим авто. Этот, небольшого роста, щуплого телосложения солдат с кавказским акцентом тоже потребовал у меня паспорт. Потом тоже стал расспрашивать, откуда, куда и как я оказался здесь.
Меня этот идиотизм стал раздражать, и это раздражение передалось кавказцу.
- Щас мы вызовем службу безопасности. Они арестуют Вас, продержат недели две, пока не выяснят всё… У тебя есть фотоаппарат? – Нет. А это что у тебя? – и он показал пальцем на светодиодный фонарик, закрепленный на руле.
- Это фонарик, - ответил я, включил и выключил его.
- А!!! Ты кому сигналишь? Может ты шпион? Фотографируешь наш блокпост.
- Да, шпион. Давай, арестовывай, зови эсбэушников! – Я не понимаю, как вы не заметили меня. Я прошел на мост мимо вас, вернулся и подошел к вам сам, чтобы узнать, как проехать на Лисичанск, и где пункт пропуска? А вы мне… Вот хочу спросить вас, почему собаки и военные набрасываются на велосипедистов. - Скажите, зачем и кому нужны фотографии вашего курятника. Но даже если и нужны, то мимо вас за день проезжает добрая сотня автомашин, из которых можно легко сфотографировать всё, что нужно.
Кавказец, как быстро вспыхнул, так быстро и остыл, поняв, что «перегнул палку» в подозрениях. Он ретировался в сторону и больше ко мне не подходил.
- Ладно. Щас я позову юриста, сказал солдат, и нырнул в узкий и низкий вход в сооружение из бетонных блоков, перекрытое обрывками кровель магазинов и кафе.
Через время из этого «секретного военного сооружения вынырнул» молодой парень, невысокого роста, но без автомата и в форме не пятнистого цвета, а в однотонной, цвета хаки.
- У тебя есть документы, - выпалил он спросонья.
Если бы это мне сказал «укроп», это бы не возмутило меня. Тем дозволено с нами делать всё: хамить, оскорблять, избивать, насиловать, убивать, мародёрничать, пытать. Но проявлять неуважение к старику от своих - непозволительно. Этому молодому, плохо воспитанному парню я решил сделать замечание.
«Со мной, с пожилым бородатым человеком шестидесятисемилетнего возраста, с педагогом, хоть и бывшим, этот парень позволяет разговаривать на «ты»!» - подумал я.
- Не у тебя, а у Вас. Думаешь, если я еду на велосипеде, а не в дорогом авто, так и на «ты» можно. На какой «улице» тебя так воспитали?
- У меня высшее юридическое образование, - ответил тот.
- Тем более. Разве в ВУЗе юристов учат только знаниям законов и не учат вежливости и уважению старших?
- Ну, извините, - виновато сказал юрист.
Я заметил, что солдат, вызвавший его ко мне, улыбнулся и был доволен, что я «поставил на место» этого парня. Впрочем, грубость, излишняя подозрительность, глупость нашим солдатам нужно прощать. В добровольческом ополчении Донбасса служат люди разные: умные и не очень, воспитанные и грубые, образованные и неучи. И не эти человеческие качества важны, прежде всего, сейчас. Главное, что все они, рискуя жизнью в боях, защищают Донбасс.
Юрист проверил мои паспортные данные, а затем спросил о том, что я уже дважды рассказывал другим.
- Я подошел к вам, чтобы узнать, как и где могу получить пропуск и где можно перейти на украинскую территорию?
- Мы этого не знаем, - был ответ, и это удивило меня. Они днями и ночами стоят здесь, на перекрестке, через который проходят сотни автомашин, и не имеют понятия, как и откуда идет транспорт из Украины в ДНР. Более того, их никто об этом из командования не информировал.
В конце концов, шпионские подозрения у них успокоились, они остановили легковой автомобиль, и его водитель рассказал:
- Есть переход в районе Горловки (Майорска). Пропуск в одночасье получить нельзя. Вначале нужно сдать ксерокопии документов, заполнить анкету, потом это отправляют куда-то для проверки, и лишь приблизительно через неделю пропуск будет готов. Но не факт, что будет. Можно заполнить анкету и отправить ксерокопии документов по интернету, но узнать, готов ли пропуск, можно только на блокпосте лично. Пропуск стоит 400 грн.».
Я понял, что пересечь линию фронта и въехать без пропуска на украинскую территорию мне в течение недели «не светит». Да и до пункта пропуска от Дебальцево километров 40 – 50. Потом это расстояние нужно будет проехать в обратном направлении к Артемовску, который сейчас под укропами, и уже оттуда – к Лисичанску.
- А почему Вы едите через ДНР, а не через пункт пропуска в ЛНР? – спросили меня.
- Слышал, что в ЛНР есть переход в районе Первомайска, но там СС «Айдар» постоянно обстреливает город, и я тоже не знаю, что и как там …
- Ладно, отец, решай, что будешь делать дальше. А то, давай, мы посадим тебя в машину до Красного Луча, - сказал, подошедший к этому времени командир блокпоста.
- Не нужно. Своим ходом доеду, - ответил я. Отъехал от поста на сотню метров и замер в раздумии, как поступить дальше. Не хотелось возвращаться. Но еще обидней было то, что наконец-то появилась возможность поехать к сыну и внукам, но нет, не получилось.
И я направил колеса своего велосипеда назад к дому. Но на этом мои однодневные приключения не закончились. На выезде из Дебальцево стояло до войны новенькое кафе. Теперь оно полуразрушено. На большой открытой площадке перед кафе, вблизи дороги я увидел, одиноко скучающего на стуле человека с автоматом на коленях, а рядом с ним стоял свободный стул.
«Есть возможность пообедать сидя, да и поговорить с бойцом. Может что-то расскажет о боях в Дебальцево?» - возникла у меня мысль.
- Можно возле Вас перекусить?» - спросил я военного.
- Можно. Присаживайтесь, - немногословно ответит тот.
Чтобы добраться до продуктов, взятых в дорогу, мне пришлось выпотрошить на асфальт площадки половина рюкзака. По ходу этого занятия я жаловался и изливал обиду неудачной попытки проникнуть за линию фронта, а когда уселся есть, молчаливо и безэмоционально слушавший меня человек, сказал:
- Вы лучше пройдите вон в ту уцелевшую беседку. Там есть стол, напиток, печенье. А здесь как-то наглядно с дороги.
- Да, конечно. А то могут подумать, что мы выпиваем. – А Вы тоже из ополчения? – поинтересовался я.
- Нет. Мы – таможня.
Я слышал, и мне не совсем понятно, почему между ЛНР и ДНР существуют таможенные сборы. Ведь у нас, казалось бы, единое государство Новороссия. Но, в то же время, ЛНР и ДНР формируют республиканские бюджеты самостоятельно. Политически – мы в единой Новороссии. Экономически – «каждый сам по себе». У каждой республики свой глава, свои министры, администрация, депутатский корпус.
Беседка, в которой я устроился пообедать, как «избушка на курьих ножках», с дверьми, но без окон. Окна, конечно, были, но стекла от взрывов повылетели, и их заделали непрозрачным ДВП.
Из дому в дорогу я взял двухсотграммовую карманную фляжку водки. Сто граммов этой жидкости помогают мне быстро уснуть в палатке. Но коль ночлег в палатке не ожидался, то я решил расслабиться и снять нервное напряжение, полученное на дебальцевском перекрестке. Я не успел, как говориться «принять на душу», как увидел, что к сидящему бойцу таможенного фронта подошел человек, и тоже в воинской форме с автоматом, но моложе. Я открыл дверь, и дал понять жестами, чтобы он шел ко мне. Тот не стал заставлять себя долго ждать. К тому же, оказалось, что парень «с бодуна», и я с фляжкой водки как раз кстати.
За дружеской беседой, мы опустошили фляжку, хорошо подзакусили салом, бужениной и колбасой, запили крепким горячим кофе. А в конце трапезы молодой таможенник предложил пострелять из автомата, что мы и сделали, удалившись от места службы в степь. Там поставили на булыжник бутылку, и … Он выстрелил лишь раз, а я попал в цель только с третьего раза.
После обеда в беседке и стрельбы на свежем воздухе, я не стал более задерживаться, упаковал вещички в рюкзак и покатил по шоссе в сторону Красного Луча.
В том месте, где я утром наблюдал на подъезде к Дебальцево бронетехнику и построение солдат, слева по ходу увидел еще и полевую кухню, со струящимся из трубы дымком. Возле неё хозяйствовали двое бойцов. Заехал туда, и повар угостил меня горячим чаем. А от каши с тушенкой я, конечно, отказался.
А еще на отрезке пути от Дебальцево к Фащевке, я встретил женщину-попутчицу. Она добиралась к дому на велосипеде из разрушенного Чернухино.
- Ой, как мы рады, что сейчас в тылу! – призналась она мне. – Тут такое было… В Чернухино нет ни одного целого дома. Фащевку не так обстреливали, как Чернухино, но всё равно было страшно.
А я подумал: «Не в таком уж вы глубоком тылу. «Грады», «Смерчи», гаубицы бьют на расстояние до 40 км».
К родному дому я добрался только к вечеру. Очень устал. Ведь уже не молод, и 108 километров пути дались нелегко. И всё же «ещё есть порох в пороховницах».
Единственным утешением неудавшейся поездки было то, что весь следующий день шёл проливной дождь, и я не сидел, не мок и не плавал в палатке, а был под крышей своего дома.
9 – 19 июня 2015 года
Вторую попытку проникновения во враждебный Донбассу Киев, где, по воле судьбы проживает с довоенного времени, семья моего сына-отщепенца, я предпринял спустя три недели. По прежнему, главной причиной, по которой мне нужно добраться до Киева, есть желание увидеть внучку. Ей к этому времени исполнилось семь месяцев.
На сей раз был избран не только иной способ проникновения за линию фронта, но изменён маршрут и вид транспорта.
Одна предприимчивая дама из города Антрацит организовала туристическое бюро по поездке в Киев автотранспортом. Понятно, что ни каких экскурсий быть не могло. При этом маршрут движения проложен так, что он не проходит через линию фронта, и это положительно: не требовалось оформление пропусков, ликвидирован риск обстрела пассажиров автобуса украинскими нацистами. Недостаток – путь от Красного Луча к Киеву удлинился вдвое, т.е. вместо обычных 700 километров необходимо проехать более 1400 километров. А еще нужно в это жаркое летнее время провести в автобусе полтора суток, пройти пограничные и таможенные досмотры на четырех пограничных переходах.
Собрав в небольшой рюкзачок гостинцы и подарки, в 8 часов утра 9 июня у гостиницы «Красный Луч» была проведена посадка в автобус. Машина новая, современная, двухъярусная, немецкого производства. Первый ярус – багажный, второй – пассажирский. В салоне пятьдесят человек и два водителя. Он снабжен системой вентиляции с кондиционером. Над каждым сидением установлена панель с воздушными форсунками, которые регулируются по наплавлению и количеству подаваемого воздуха. Но дело в том, что эта система подачи и охлаждения воздуха работает только при работающем двигателе автомобиля. А простаивать приходилось на пограничных пунктах пропуска по пять и более часов. Открывающихся окон конструкцией этого авто не предусмотрено – вот и задыхались.
Стоимость проезда в одну сторону 600 гривен, соответственно, туда и обратно 1200 гривен. Это сумма равна половине моей шахтерской пенсии. В предвоенное время проезд в плацкартном вагоне в Киев и обратно обходился мне в шесть раз меньше, т.е. 187 гривен (с учетом предварительной продажи билетов, постельного белья и чая).
Маршрут поездки в Киев таков: Красный Луч, Антрацит, пункт пограничного перехода «Должанский». Далее по России к Новошахтинску. Этот стокилометровый отрезок пути направлен прямо в противоположную сторону от Киева, т.е. на юго-восток. Бывшая украинская, а ныне ЛНР таможня почти полностью разрушена. Иссеченное снарядами, осколками и пулями здание таможни восстановлению не подлежит. В её округе траншеи, окопы, блиндажи, бетонные блоки, воронки.
В общей сложности, пересечение границы заняло у нас пять часов. Большая часть времени ушла на ожидание в очереди въезда на пункты пропуска. Наши ополченцы строгой проверке пассажиров не подвергли. В салон автобуса вошел солдат, сверил фото в паспорте с реальной личностью. Багаж вовсе не проверяли.
Российская таможня рядом. Здание обложено выше человеческого роста мешками с песком, но повреждений от боевых действий я на нем не увидел.
Россияне проверяли нас тщательно: паспорта по компьютерной базе данных, багаж каждого пассажира солдат проверил металлоискателем, затем его просветили рентгеновским аппаратом. Автобус тоже тщательно обследовали. Наши тела пропустили через рамку металлодетектора. Россияне опасаются ввоза в страну оружия и взрывчатых веществ, коих в Донбассе у гражданского населения и ополченцев много. Ведь пока еще не все террористы в России уничтожены, особенно в республиках Северного Кавказа.
В нашем автобусе едут лишь мужчины-пенсионеры и женщины. Молодых парней и мужчин нет, потому что украинские каратели таковых беспричинно задерживают, а затем при обмене пленными выдают за ополченцев.
За Новошахтинском мы выехали на автомагистраль Ростов – Воронеж – Москва и направились на север вдоль границы ЛНР и территории, подконтрольной ВСУ (военным силам Украины). Миновали Каменск-Шахтинский, Миллерово, Россошь. Затем был путь на запад к Белгороду, а оттуда на юг к Харькову. На границе, теперь уже российско-украинской, вновь более чем пятичасовая стоянки в очередях на таможнях глубокой ночью. Лишь перед рассветом удалось въехать в Украину.
Путь от Харькова к Киеву лежит через Полтаву и ряд небольших городов. В них придорожные лавки по продаже пирожков, чая, кофе, мороженого и всякого рода продуктов питания. За окном автобуса в селах видны экзотические кафе в национальном стиле, с тынами, соломенными крышами, керамическими кувшинами. А ещё я часто видел полицейские блокпосты, укрепленные бетонными блоками и мешками с песком. Дважды видел, проезжавшую встречно, воинскую технику. Это шли не танки, не БТРы и не ракетные установки залпового огня, а устаревшая и грязная инженерно-строительная техника, автомашины с КУНГами с такими же неопрятными солдатами. Возможно, это именно та техника, с помощью которой Украина пытается отгородиться от России стеной и глубоким рвом. К лобовому стеклу нашего автобуса вначале пути была прикреплена табличка «Белгород». В Белгороде её поменяли на «Харьков». По Украине ехали с табличкой «Заказной».
В Киев въехали со стороны Борисполя. В итоге я провел в пути 32 часа. «Экскурсантов» водитель высадил у какой-то автостоянки и невдалеке от станции метро «Голосеевская».
Киев, мать его …, город нерусский, встретил меня своей обыденной суетной жизнью, толпами пассажиров в метро и нечистотами. Много раз бывал я в столице Украины, начиная с детства. В дошкольном возрасте научился прямо на перроне вокзала ездить на двухколесном велосипеде, который везли из Киева домой. Первый семейный телевизор «Львов» родители тоже купили в Киеве.
Еще с товарищем в юности ездил знакомиться с достопримечательностями республиканской столицы. В советские времена Киев называли городом каштанов, славился он благоустроенностью, чистотой, зелеными днепровскими кручами и голубой гладью многоводного Днепра. Древняя Киево-Печерская лавра, не менее известный и древний Софиевский собор, памятник Богдану Хмельницкому, Хрещатик и многие другие архитектурные и исторические памятники известны были тогда всем, и не только в СССР.
Но вот, путешествуя с сыном на велосипедах в 1995 по многим областям Украины и Молдавии, мы посетили и Киев. Тогда я увидел уже иной город, город, с кварталами без зелени, с районами, где вместо сосен возвышаются коробки многоэтажек, город с замусоренной территорией у арки «Дружбы народов», с пивными бутылками и упаковками в Мариинском парке, город с бомжами, распивающими спиртное на лавочках у остановок общественного транспорта, с засохшими и пожелтевшими каштанами, город с неприветливыми киевлянами, уставших от постоянных митингов, забастовок, палаточных лагерей, протестных демонстраций и непрошенных гостей. И это было только началом периода «самостийности и нэзалэжности». Позже были так называемые «Оранжевая революция» и «Майдан».
Приезжая к сыну и внуку в период, когда в Киеве буйствовали националисты, я не проявлял никакого интереса к «Майдану», не желал видеть его даже со стороны, думая, что здравый смысл всё-таки возобладает, как у власти, так и у украинского народа. Но я ошибся. Злобные нацисты захватили власть и стали фашистами. Горел «Майдан», горел Хрещатик, горел Дом профсоюзов в Одессе. Бесчинства фашистских отрядов привели к гибели людей. Но даже тогда правящая хунта не осознала содеянных преступлений, и на деньги США и украинских олигархов пошла еще дальше, создав карательные батальоны и организовав военный поход на «сепаратистский» Донбасс. И вот результат – уже нет в составе Украины Крыма, образовались независимая от «Киева» Новороссия с ЛНР и ДНР. Есть гражданская война в Донбассе, которую метко назвал Марк Барталмай, немец, режиссер и оператор фильма, «Украинской агонией».
В любом крупном городе, среди огромного числа куда-то вечно торопящихся людей, я всегда чувствую себя, словно в большом муравейнике, и Киев не исключение. Этот город был всегда для меня чужим, а ныне вражеским. Власть в нем может поменяться, люди - нет. Это с их молчаливого согласия и даже с их помощью пришли к власти фашисты, проливающие кровь в Донбассе. Это ведь не президент стреляет из гаубиц по городским кварталам, по селам. Это ведь не правящая верхушка власти и генералы убивает людей и разрушает их жилища. Это делают украинские народ, и киевляне тоже.
- Мы не против укрнаинского народа, а против преступного киевского руководства, - не раз слышал я заявление российских депутатов, общественных деятелей, политологов.
- Дружественный украинский народ не виновен, - говорит В. Путин.
А я говорю: «Виновен!». Это ведь украинцы избрали президентом на выборах Порошенко. Это украинцы с оружием в руках едут к нам воевать. А Донбасс лишь защищается, не желая покориться еврейским масонам. А потому не будет над Донбассом развиваться петлюровское знамя, если, конечно, не будет измены и нас не сдаст «Киеву» наше руководство и поддержит Россия.
В этот раз я почувствовал себя в Киеве еще более чужим. Уже в вагоне метро я увидел щуплого парнишку лет пятнадцати. На нем обычная одежда, а еще куртка камуфляжного цвета, какую носят не только военные, но и охранники, охотники, рыбаки, грибники. Но не она привлекла мое внимание. У этого школяра на рукав был нашит шеврон ненавистного нам, жителям Донбасса, нацистского батальона «Азов», прославившегося своими зверствами. Символом этих убийц, насильников и грабителей является свастика, подобная свастике фашистской Германии времен Великой Отечественной войны. Признаться, при виде этого символа нацизма у меня возникло желание «надрать этому сопляку задницу». Вот из таких мальчиков и вырастают нацисты, садисты и прочая нечисть.
Эскалатор метро вывез меня к железнодорожному вокзалу. И здесь я увидел внешние проявления войны. На перроне ходят небольшими группами солдаты с вещмешками, но без оружия. «Возможно, они скоро окажутся на нашей земле, в Донбассе, будут стрелять в наших детей и женщин. Наверное, подобное чувство возникало у советских граждан в тылу у немецких захватчиков в Великую Отечественную войну» - подумал я. Теперь и я почувствовал себя как во вражеском тылу. Только вот говорят эти враги на том же языке, что и я, т.е. преимущественно по-русски. А в остальном в городе всё внешне как прежде. Ведь Киев Новороссия не обстреливает.
По длинному подземному переходу я вышел к новому зданию вокзала «Южный», сел в маршрутное такси и доехал до района, где проживает в съёмной квартире мой сын и его семейство: жена, сын и дочь.
Вот и моя внучка – прелестное дитя с голубыми глазами и светлыми волосиками. Она смешно, как пловчиха брасом, ползает по ковру, и ей нравится моя седая борода и не нравится, когда мой внук и её брат, который старше её на три года начинает катать по кровати. И тогда она ищет защиты у своего деда, т.е. у меня, забираясь на руки.
Сын работает в частной фирме ведущим инженером, но теперь работает лишь четыре дня в неделю. У предприятия нет никаких новых проектов, а занимается оно на объектах лишь обслуживанием ранее установленного оборудования. Большая часть рабочих уволена. Сын жалуется, что заработная плата снизилась в пять раз, а коммунальные платежи, наоборот, выросли во столько же раз. Если до войны он мог позволить себе с семьей поехать на новогодние праздники в Карпаты, а на майские – в Крым. То теперь им едва хватает денег на оплату съемной квартиры, питание, и теперь они не покупают никакой одежды.
У нас, в ЛНР, тоже народ живет не богато. В частности, в Красном Луче шахты и заводы практически не работают, уровень безработицы высокий. Найти работу с достойной зарплатой не просто. Однако социальные выплаты производятся теперь регулярно и в срок. Многодетным семьям, неработающим инвалидам, матерям-одиночкам, семьям военнослужащих, погибших на фронте, одиноким пенсионерам, получающим минимальную пенсию, а также тем, семья, которые оказались в трудном материальном положении выдаются пособия и продовольственная гуманитарная помощь, которую регулярно оказывает нам Российская Федерация. В школах по девятый класс питание бесплатное, обучение в ВУЗах тоже для всех бесплатное. Пенсионный возраст для женщин снижен с 60 до 55 лет. В республике восстанавливаются, разрушенные нацистами, школы, детские сады, больницы, жилые дома и пр. Углем для отопления жилищ обеспечиваются только льготные категории населения, а не все семьи шахтеров-пенсионеров, как это было раньше. Лично я не жалуюсь на свое материальное положение. Хотелось бы лучшего, но ведь война.
За восемь дней, проведенных в Киеве, я лишь раз на время вечером покинул тот старый и тихий район, в котором проживает сын, и потом сожалел об этом.
Я отправился к знакомой семье коллекционеров. Оба они закончили геологический факультет, имеют в минералогии высшее образование, да и связаны работой с этой областью науки, а я лишь коллекционер-дилетант. Они дважды приезжали к нам в Донбасс. В поисках минеральных образцов для своих коллекций вместе со мной, дончанами, москвичами и иными киевлянами они исколесили Нагольный кряж, и небезуспешно. А к вечеру они заезжали ко мне домой для ночлега и дружеского застолья. Это были приятные для всех встречи, которые обогащали наши знания и опыт в минералогии и геологии. А мою коллекцию на радость они обогащали подарками и обменом. И не было тогда меж нами, дончанами, луганчанами, москвичами и киевлянами никаких политических разногласий – мы их просто не обсуждали, хотя уже в те времена на «Майдане» буйствовали вначале оранжевые и затем и майданутые нацисты.
При каждой поездке в Киев к сыну и внуку я брал интересные, на мой взгляд, штуфы камней, кристаллы, посещал минералогические музеи, институты, выставки-продажи, магазины, встречался с коллекционерами. Дважды заезжал домой и к семье для обмена не только минеральными образцами, но и информацией. Мне казалось, что это семейство относится к мятежному «Майдану» отрицательно, а к требованиям жителей Донбасса о государственности русского языка и федерализации положительно. Сами ведь русскоязычные. Но в последний свой приезд к ним я услышал по отношению к Донбассу и его жителям враждебную полемику. Иван,этот Иуда, чуть ли не с пеной на губах, стал пропагандировать националистические идеи «Майдана»:
- Это наша земля, и мы заберем её у вас.
- А я и не знал, что ты хозяин той земли, когда приезжал ко мне. Так чего же ты сидишь тут, а не на войне? – спровоцировал я Ивана на еще большую агрессивность в поведении.
- Принесут повестку – пойду, - был его ответ.
- Ну, давай, бери автомат и приходи. Только теперь уже не будешь для нас гостем. А насчет земли, так у тех, кто приходит к нам с оружием за «своей землёй», найдем на ней клочок метр на два. И не надо меня агитировать. Держи своё мнение при себе. Посмотри в зеркало – у тебя глаза от злости стали квадратными.
Мои слова вызвали у Ивана бурное негодование:
- Ты мне рот в моём доме не затыкай. Это хамство.
- Можешь говорить у себя дома что угодно, но без меня. А насчет хамства отвечу – гостя и старшего по возрасту воспитанные люди не оскорбляют. Это мой тебе ответ на то, кто из нас хам, - сказал я.
На этом наш диалог закончился. Обмен минералами не состоялся, и я покинул сию квартиру. На лестничной площадке я все же посмел спросит эту семейную чету:
- Вы кто по национальности?
- Мы русские, - ответила мне Вера.
- Сомневаюсь… Впрочем, русские не те, кто носит русскую фамилию, а те кто ратует за Россию. А на счет «вашей земли» скажу, - не видать вам Донбасса, как своих ушей, хоть лопните от злости, - спокойно и без эмоций сказал я, и зашагал вниз по лестнице.
В расстроенных чувствах вернулся я в квартиру сына.
«Почему Иван и Вера считают меня своим врагом? Что я им плохого сделал? Ведь, будучи нашими гостями в Красном Луче на них, киевлян, никто злобы не выливал, и мы были рады их приезду. Мы старались угодить им, предоставили им дом, кров, стол, угощения, ночлег. Да и земля Донбасса была тогда для них своей. Они ездили по ней, копались в ней в поисках минералов. Но теперь, когда они считают эту землю своей и без нас – этого не будет. Кто к нам гостем – пожалуйте, а с автоматами, пушками и танками мы пришельцев видеть не желаем, и будем защищаться.
Я знаю, что украинские пропагандисты говорят своим солдатам: «Вы идёте в Донбасс защищать свою Родину!». А я думаю, что они идут защищать не Родину, а государство и нынешнюю власть. Территории ЛНР и ДНР были территорией государства Украина. Теперь, когда ВСУ пролили на ней нашу кровь, принесли горе и разрушения, эта земля стала лишь землей тех, кто на ней живет, работает, растит детей. Была недавно попытка донского казачества сделать из городов Антрацит и Красный Луч их казачьими станицами. Но жители сказали: «Нет», и те не стали настаивать, хотя мы благодарны, и местным и российским добровольцам-казакам, за то, что сражаются вместе с другими добровольцами на фронте против ВСУ.
Украине были предоставлены эти земли Россией из политических и экономических соображений. Но это совсем не значит, что они отданы ей навечно и навсегда, как и то, что, возможно, через сто, двести пятьсот или тысячу лет на земле Донбасса будет жить иной народ в составе иного государства. Неоспоримо лишь то, что землей должны владеть лишь те люди, которые на ней проживают, если, конечно, этот народ не захватчик. Хотелось, чтобы украинский народ понял, что силой оружия и пролитой кровью захватить и удержать в своих владениях Донбасс не получится. И не думайте, что агрессию «Киева» Донбасс буде терпеть долго».
Я вспомнил слова раненного бойца Виталия из города Тореза, с которым разговаривал в хирургическом отделении больницы шахты «Известия». Он был ранен в бою под Дебальцево. Вот что он тогда мне рассказал о бое, в котором был ранен и о своем отношении к украинским карателям: «Я вместе с товарищами под прикрытием БМП наступали на укропов в районе села Миус, под Дебальцево. Но бронемашина, расстреляв боекомплект, отступила, бросив нас на заснеженном поле, и мы попали под минометный огонь укропов. Я был ранен осколком в ногу. (Он вынул из-под подушки целлофановый пакетик и показал мне этот смертоносный кусок белого металла, который извлек из его тела хирург.)
– Покажу дома жене, - сказал он. А мои товарищи погибли. – Я дополз кое-как до лесопосадки, а потом к дороге. Хорошо, что крови от ранения было не много.
- Так вот что я скажу Вам: «Сколько же еще нужно пролить крови, чтобы кончилось терпение у наших и российских руководителей. До каких пор националисты, гнусные предатели, будут издеваться над Донбассом. – Я считаю, что нужно действовать адекватно. Применили укропы запрещенные фосфорные боеприпасы, кассетные снаряды – в ответ применить против них еще более мощное и смертоносное оружие. Запустили ракеты «Точка У» - в ответ двадцать по их военным заводам и стратегическим объектам. Разрушает «Украина» промышленные предприятия Донбасса – разрушить в два, три, пять раз больше украинских.
– Поступать с врагами и наказывать врага нужно, иначе они все больше наглеют. Безнаказанность порождает их новые преступления. Тех, кто пришел к нам не с миром, а с оружием нужно жестоко наказывать, как наказали в своё время поляков, французов, немцев… - Недавно по телевидению показывали фильм, снятый по роману Л.Н. Толстого «Война и мир». Я не помню точно сказанные там за кадром слова, но суть их такова: «Если злые люди организуются и творят зло, то, людям добрым нужно сделать то же самое. Это же так просто!» - И я говорю: «На силу -сила, за предательство – месть и наказание. За гнусную подлость – честная и справедливая борьба. Лишь защищаться и обороняться – это не совсем правильно. Нужно с украинскими неофашистами сделать так, как и с немецким фашизмом в Отечественную войну – гнать их до их логова, а по пути истреблять. – Западные украинцы легко покидают Украину, эмигрируют в Западные страны. И даже уезжая туда на заработки, они редко возвращаются на свою родину. А тут вдруг, в Донбассе, им стала нужна наша земля.
На Новопавловском военном полигоне вблизи села Есауловка я случайно познакомился с простым парнем с истинно русским именем Василий, приехавшим к нам в ЛНР добровольцем из Акмолинской области Казахстана бороться с украинскими карателями. Он наводчик в бригаде самоходных артиллерийских установок «Гвоздика».
В один из теплых и солнечных дней я выехал к давно заброшенному отвалу шахты «Капитальная», чтобы порыться в поисках редкого минерала – горного хрусталя с включениями буланжерита. Именно сюда не раз наведывались не только наши коллекционеры, но и москвичи, дончане, в том числе и киевляне Иван и Вера – те, которые теперь, наверное, считают, что и этот старый отвал принадлежит им.
Увлекшись поиском этого замечательного минерала и углубившись раскопом в горную породу отвала, я не заметил, как невдалеке от меня в линию фронта выстроилось для учебной стрельбы шесть САУ. Мое присутствие на полигоне не осталось не замеченным, т.к. на мне была надета белая футболка.
- Что Вы здесь делаете? – спросил, подошедший ко мне солдат.
- Рою драгоценные камешки, - пошутил я. Тот понял шутку, и я тогда пояснил ему кто я и что здесь ищу.
- Мы сейчас будем стрелять, - предупредил меня боец.
- Ну, стреляйте, только не в меня. - А можно мне сфотографировать, когда вы будете стрелять? – спросил я.
- Можно, только из кустов, чтобы не заметил командир.
Поскольку в те дни на территории ЛНР телефонная сотовая связь не работала, то я Василию дал свой домашний адрес и пригласил в гости.
- Нас отпускают иногда в увольнение в город. Может быть приеду в эту субботу или в воскресенье. В бригаде у некоторых есть легковые авто.
- Приезжайте. Посидим, поговорим, выпьем домашнего вина. Может, кое-что расскажите о войне.
- Я плохой рассказчик. А вот мой друг Алексей, парень разговорчивый. А еще у нас в подразделении служит военный летчик. Так вот он летал на том самолете, который захватили у укропов, а потом отремонтировали. Этот летчик просил командование:
- Дайте, говорит, мне задание, и я выполню его. Если собьют, то я не сдамся в плен. А долечу – раздолблю в Киеве их вражеское гнездо.
Василий явился ко мне со своим товарищем Алексеем лишь через две недели из Луганска. Поскольку активные боевые действия сейчас на фронте не ведутся, то он уволился.
- Если попрут укропы, то опять приеду, - сказал Вася. – А пока заеду погостевать к тётке в Тюмень, а от неё к родителям.
Василий и Алексей пробыли у нас дома полдня, переночевали, а в средине следующего дня уехали в Луганск. Василий подарил мне цифровой фотоаппарат. Я не хотел брать столь дорогой подарок, но и отказываться было как-то неприлично.
- Берите. У меня дома есть хорошая зеркалка. А этот я купил для того, чтобы поснимать здесь. Карту памяти заберу- на ней фото.
Вот ведь как… Украинские каратели мародерствуют, грабят нас, а наши солдаты, наоборот, дарят, стараются подкормить местное население, чем-то помочь в беде. Меня, к примеру, ополченцы на полигоне не раз отоваривали консервами, хотя я каждый раз пытался отказываться.
Мы обменялись цифровыми видео и фотосъёмками, сфотографировались на память и сами. Я сбросил им на компакт-диск свои сочинения. Алексей по-прежнему служит в артиллерии, но тогда из-за травмы пальцев ноги лечился на стационаре в больнице. Он луганчанин, хорошо владеет работой на компьютере, не глуп и интересен, как личность, имеет собственные суждения на происходящие события в Донбассе, и не только… Поговорить мне с ним было о чем. Вот хотя бы о таком:
- Даже российское телевидение, не говоря уже об украинском, показывают войну не совсем правдиво, как-то вяло. Интервью берут у пострадавших от обстрелов людей лишь у тех, кто ведет себя сдержанно. После таких сюжетов складывается такое впечатления, будто бы ничего особенного с ними не произошло. И никто не показывает, сколько гнева, проклятий посылают люди в адрес украинского руководства, артиллеристов, летчиков. Не показывают слезы женщин, детей, да и мужчин, стоящих у гробов погибших, развалин своих жилищ. Ведь для большинства дома, квартиры, мебель, вещи достались тяжким трудам на производствах: в шахтах, на заводах, в полях. Многие из них не жалели на вредных производствах даже своего здоровья, а теперь и жизней.
- Эти сволочи, как садисты - заряжают свои пушки и стреляют по людям и домам, да ещё и истерически смеются, выкладывают фото и видео в интернете. Вы куда, гады, стреляете!? Они так делают, потому, что знают, что их семьи во Львове, Киеве или Ивано-Франковске в безопасности, и ополченцы их расстреливать не будут, - говорил мне один из пострадавших мужчин в Луганске.
Мы радовались своей победе при освобождении Дебальцево. Ликовали, но не смеялись, не хохотали, не издевались над пленными, и тем более не выкладывали в интернет свое безумное злорадство. Такого у нас просто не было.
Но то, как меня приняли в Киеве мои бывшие коллеги по хобби, было не самой большой неприятностью. Была еще одна неприятная новость, касающаяся сына, невестки и их детей. Невестка по пути в парк, где ежедневно прогуливает детей, открыла для меня спустя 3,5 года секрет, который до этого скрывала.
- Мой папа еврей. Мои дедушка и бабушка, были евреями. Но мама у меня русская.
- А почему у твоего папы имя и фамилия русская- Тарасов?
Уже одна только фамилия вызывает у меня нехорошие эмоции. Дело в том, что в день шестнадцатилетия у кинотеатра меня ударил ножом в бок несовершеннолетний бандит по фамилии Тарасов за то, что вымогал 20 копеек, а я ему отказал. А еще в группе, которую я вел в ПТУ, был учащийся Тарасов, который впоследствии стал милиционером, взяточником и наркоманом, за что и был выдворен из МВД.
- Не знаю. Наверное, он фамилию поменял, ответила мне невестка.
- Почему же ты об этом раньше не говорила?
- А Вы что не знали?
- Не знал.
- Так Вы националист?
- Нет. Но теперь евреев не люблю, и не хотел бы, чтобы в мой славянский род влилась их азиатская кровь. У меня нет ненависти к евреям, но и любви они от меня не дождутся. Я не люблю евреев, не потому что они евреи, а потому, что они алчны, хитры, честолюбивы, скупы. Это мною не надуманно, а сей вывод я сделал из знакомств, дружбы, деловых связей с евреями. Я не питаю любви не только к евреям. Мне, в какой-то степени не нравятся некоторые национальные черты характера у татар, армян, цыган, украинцев и многих других народов.
Папа-еврей свою дочь не растил и не воспитывал, т.к. оставил семью давно, и я его видел лишь раз, у дверей ЗАГСа при заключении брака его дочери с моим сыном.
Мама-русская свою дочь воспитала в духе сектантства. Обе они вегетарианки, мясо не едят, а у моего сына со студенчества анемия. Секта «Иёгова» или иначе называемая в США «Сторожевая башня» хоть и христианская, но не русская, не православная. Вот по этим двум причинам, т.е. из-за сектантства и иудейства мои внуки нехристи, т.е. до сей поры не крещенные.
И ещё. Ну и как я могу хорошо относиться к евреям, возглавляющим ныне киевскую власть, по вине которой все беды в Донбассе.
А еще я заразился в Киеве вирусом гриппа, которым уже переболела все семейство сына, а потому ехал домой больным, с кашлем, насморком и повышенной температурой.
Обратная дорога, т. е. домой в ЛНР проходила по тому же маршруту, но по времени продолжительней – 36 часов. Выехал я из Киева в 9 часов, а прибыл в Красный Луч лишь на следующий день вечером. Украинские «борцы с коррупцией» на таможне обобрали нас, взяв с каждого пассажира по 30 гривен.
- Это вам повезло. С нас взяли по сто, когда я ездил в Харьков, - сказал мне сосед, когда я поделился с ним своими впечатлениями о поездке в Киев.
Автобусы в вечернее время по Красному Лучу не курсируют, а потому мне пришлось добираться от автовокзала к дому пешком. Конечно, можно было доехать и на такси, но для меня, пенсионера это сейчас непозволительная роскошь. И все равно я был рад, что мой Донбасс свободен от украинской власти, и я иду по родному городу, свободному от украинского национализма. Как это ни странно для военного времени, но город стал чище, по сравнению с долгим предвоенным правлением всех украинских мэров, да и советских тоже. Улучшилось также водоснабжение всех городских районов, чего не могли сделать за многое годы предыдущие власти «незалежно;» Украины. Продовольственное снабжение теперь не хуже довоенного, а для бедноты стало даже лучше (им ежемесячно оказывается гуманитарная помощь Россией). О вещевом рынке и говорить не нужно. Он с избытком переполнен всеми товарами. Одно лишь плохо – мы живем в «подвешенном состоянии». Война не окончена, независимость Новороссии держится благодаря военным. Что будет дальше – решат за нашими спинами политические бонзы, а народ Донбасса об этом не ведает. Что ждет Донбасс в будущем - «сольют» ли нас Украине или же мы все же войдем в состав России? Не нравится мне жить в этой военной и дипломатической блокаде. Но не хочу я жить и в Украине, подчиняться киевским властям, даже если Донбассу предоставят «особый статус». Ведь при федерализации Украины все её республики все равно должны будут подчиняться украинскому президенту и украинской Раде, иметь общегосударственную политику (а она имеет направление в сторону ЕС и НАТО). Не хочу, чтобы в наших городах ходили по вечерам с факелами и нацистскими регалиями «мальчики» и горланили свои бендеровские лозунги. Не нравится мне сам факт Минских договоренностей. Если теоретически предположить, что «Киев» выполнит все пункты этого договоренностей, и даже перевыполнит, то тогда Донбасс должен вновь стать украинским, а значит, будут над нами развиваться украинские желто-синие знамёна, будет у нас натовская армия, которую мы вынуждены будем кормить и вооружать – армию, которая нас расстреливала, убивала, разрушала. Всё это наши политические деятели с народом не обсуждают и в СМИ умалчивают. И почему нашу судьбу за нашими спинами позволено решать Германии, Франции, заключив без обсуждения с народом Донбасса, Минские договоренности. Ведь мы уже высказали своё стремление войти в состав России на референдуме. Какое отношение имеет Германия и Франция к народу Донбасса. Но будем надеяться, что приведут они нас руководители ЛНР и ДНР туда, куда нам хочется, т. е. в Россию. А если честно сказать – меня все меньше интересует что происходит в Украине, а больше - на моей малой родине, в Донбассе, именуемой теперь Новороссией.
Вот таков итог моей поездки в Киев к сыну и внукам – и я рад, и не рад сему факту.
Непридуманные истории вольного путешественника - 1
© Copyright: Леон Нагольный, 2020
Свидетельство о публикации №220080601640
Свидетельство о публикации №220080601640
Рецензии
Скачал, переформатировал в fb2, чтобы читать в электронной книге. Здесь трудно читать объёмные тексты с монитора. Было проще, на мой взгляд, если бы сделать раздел «Непридуманные истории вольного путешественника - 1», например, а уже в нём каждую главу сделать отдельной публикацией, чтобы не листать в поисках места, на котором остановил чтение. Потому ещё и переконвертировал в электронную книгу, она запоминает страницу.
Спасибо, Леон, хорошее дело, написать такое.
Игорь Истратов 10.02.2021 20:11 • Заявить о нарушении
Спасибо, Леон, хорошее дело, написать такое.
Игорь Истратов 10.02.2021 20:11 • Заявить о нарушении
Согласен, Игорь, что такое размещение текста книг в интернете читается тяжело. Об этом мне уже писали. Но я в интернете не давно, и не умею помещать по сборникам , где каждый рассказ имеет отдельный клик. Посоветовать и научить не кому. Не знаю, можно ли найти алгоритм в советах по сайту. Если есть, то как сформулировать правильно вопрос?
Леон Нагольный 11.02.2021 14:53 Заявить о нарушении
Леон Нагольный 11.02.2021 14:53 Заявить о нарушении
Заходим в Кабинет автора, слева в колонке Схема кабинета выбираем надпись «произведения», открываем и внизу ищем Создать новый сборник. Нажимаем. Создаём сборник с названием книги. Потом публикуем главу книги, как обычно. Опять заходим в «произведения» и выбираем напротив опубликованной главы кнопку Переместить произведение (она вторая в ряду кнопок после Редактировать). Перемещаем главу в созданный сборник с названием книги. Главы внутри сборника тоже можно перемещать. Будут вопросы, с удовольствием помогу.
Игорь Истратов 11.02.2021 16:54 Заявить о нарушении
Игорь Истратов 11.02.2021 16:54 Заявить о нарушении
Книга "Нацистское вторжение...", если вы прочли в самом конце P.S.написана о происходивших событиях до 2 ноября 2014г, т.е до дня выборов главы ЛНР Плотницкого. Еще не было ни Дебальцево с Чернухиным, ни минских договоренностей, инет с нами плотницкого. Прошло более шести лет, а конца войны не видать. Я хорошо понимаю российское руководство - не нужна России, да и нам война, кровь, смерти, разрушения, которые окончательно сделают врагами два, в прошлом братских народа, врагами, чего и добиваются США и весь Запад. Однако, как показало время, мирным путем проблему Донбасса не решить. Нужны решительные меры.
Советую прочесть еще в конце книги "В тайге и тундре" рассказ "Российское Эльдорадо" и Заключение. А в "Непридуманных историях...-1" "Увидеть внучку" Но и эти рассказы не о нынешнем времени.
Прочел и Ваших два рассказа. Будет обобщенная рецензия. Но, предупреждаю, я не льстец, и к себе такого же требую. Это в моей странице написано вверху.
Есть к Ваим один интересующий меня вопрос. Но это в личной переписке.
Благодарю за понимание проблем жителей Донбасса, и за поддержку нашей борьбы с неонацизмом.
Леон Нагольный 06.03.2021 18:50 Заявить о нарушении
Советую прочесть еще в конце книги "В тайге и тундре" рассказ "Российское Эльдорадо" и Заключение. А в "Непридуманных историях...-1" "Увидеть внучку" Но и эти рассказы не о нынешнем времени.
Прочел и Ваших два рассказа. Будет обобщенная рецензия. Но, предупреждаю, я не льстец, и к себе такого же требую. Это в моей странице написано вверху.
Есть к Ваим один интересующий меня вопрос. Но это в личной переписке.
Благодарю за понимание проблем жителей Донбасса, и за поддержку нашей борьбы с неонацизмом.
Леон Нагольный 06.03.2021 18:50 Заявить о нарушении
Любой вопрос готов обсудить в личке, Леон, спрашивайте - отвечу с удовольствием.
Игорь Истратов 06.03.2021 19:08 Заявить о нарушении
Игорь Истратов 06.03.2021 19:08 Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.