Визитные карточки

1.

Теплоход «Саратов» мерно рассекал бирюзовые волны по пути из Новороссийска в Ялту.

Я же стоял у борта и, испытывая легкое головокружение от качки, бросал в море смоченные в «Каберне» куски ситного калача.

Чайки неистово орали, отчаянно дрались, склевывая нечаянное угощение.

«Вот так же и люди, — размышлял я, — горланят, сражаются в поисках насущного калача. Ситного или не совсем ситного».

Чуть правее от меня, к борту подошла высокая, ногастая девушка. Бейсболка задом наперёд, майка с номером «777» обтягивает тугую аппетитную грудь, носик чуть вздёрнут и слегка шелушится от загара.

— Дайте мне немного калача, — попросила незнакомка.

Сердце мое учащенно забилось, почему-то зачесалась левая ладонь.

— На камбузе уже готов завтрак, — срываясь в хрип, произнес я. — На всех хватит.

— Какой вы смешной! — гортанно рассмеялась недавняя просительница. — Я вовсе не голодна. Я тоже хочу покормить чаек.

Осторожно отломил треть калача.

Пальцы мои подпрыгивали от странного эротического предчувствия.

Барышня ловко метнула в чаек дрожжевым продуктом.

Птицы дико заорали.

— Иногда я представляю себя вот такой же белокрылой чайкой, — усмехнулась моя собеседница. — Всё куда-то лечу. Кричу. А куда? Зачем? Суета все и тлен… Погоня за ветром.

— позвольте представиться, Юрий Козлов, — щелкнул я каблуками босоножек. — Декан казанского университета Спящих и Просыпающихся Вулканов.

— Нет, вы и, правда, чудной, — пассажирка первого класса чуть сморщила пухлые губки. — Разве я вас спрашивала? Ну, так и быть. Анна Лаппо. Мечтательница и профессиональная путешественница.

— Пойдемте ко мне, — пересохшим ртом произнес я.

— А вот это еще рановато! — Анечка засмеялась. — Вы поухаживайте сначала. Пофлиртуйте. Что же вы сразу в галоп?! Чудеса!


2.

Теплоход «Саратов» благополучно доплыл до Ялты, залил баки горючим, заправил склад камбуза говяжьими и бараньими тушами и, тяжко загудев, отправился в Одессу.

День проходил за днем, а последняя близость между мной и вышеупомянутой девицей пока, увы, не наступила.

Мог ли я, спрашивается, сойти с трассы?

— Вы мне нравитесь, — кошечкой вытягивалась в бамбуковом шезлонге пока еще не моя Аннет. — Вы — вулканолог. Научный педант. Наверное, подвижник и фанатик идеи. Но, знаете, лучше бы вы были негром с мускулистыми ягодицами. Или инопланетянином с третьим глазом. А так, что получается, мужчина и женщина из России. Неизбежный «ля мур». Жесткая пароходная койка. Какая банальность и шняга! Как все предсказуемо.

— Хочешь, я овладею тобой у теплоходной трубы?! — хрипел я, мои очки в золотой оправе от возбуждения запотели.
— Я не так распутна, как вы, Юра Козлов, думаете, — погрустнел ангелок. — Сначала влюбите в себя по-настоящему. Заставьте меня безумствовать. Срывать с себя прекрасные одежды, как лепестки ландыша.

— Я схожу, принесу еще водки?

— Вы же знаете, я не пью. А вам предостаточно. Вас же вчера целую ночь рвало за борт. Боцман Тимофей Петрович был недоволен. Да и матросы плюются.

— Это физиология! Лучше поглядите какая полная луна. Пищат цикады!

— Ну, какие цикады в открытом море, дурашка?! Да и луна еще не взошла! — приветливо расхохоталась Анна. — Все-таки, вы милый. Ваш страсть коротит ваш мозг. Мозг, что и говорить, матерого ученого и, наверное, зрелого мужчины.

Чувствуя мучительную боль чуть ниже живота, я цепко схватился за дубовые поручни лееров и, почти не мигая, принялся смотреть на перекаты изумрудной воды.

За бортом, мускулисто размахивая крыльями, летели пресловутые чайки, жадно склевывая щедрые пароходные помои.

На какое-то мгновение я почувствовал себя такой же одинокой, голодной птицей.

Однако — нет! Решительно нет!

Разве я похож на пернатую?

У меня нет крыльев.

К тому же, я не питаюсь помоями.

Лишь иногда…

В столовых.

Я обожаю бифштекс с яйцом.

Со шкварками!

Вообще не люблю птиц.

По-моему глубокому убеждению, птицы — глупые создания.

Только едят и летают.

К тому же, гадят!

Помилуйте!

За что их любить?


3.

Из Одессы мы с Аннушкой двинули автостопом по Крыму.

Мы побывали в Бахчисарайском дворце. Неплохо жил хан. Миндальная роща. Диваны. Фонтаны. Опять же, гарем.

Мы грызли жареный миндаль.

Целовались под могучей тенью грецкого ореха.

Ловили ящериц.

Но, чёрт возьми, Аня еще не была моей.

Я уже стал подзабывать свою Казань, кафедру вулканологии, жену Маргариту Ивановну, трех ребятишек мал мала меньше.

Моя прошлая жизнь представлялась теперь этаким маревом, сиреневым туманом.

Реально же существовала только Анна, в контексте разнообразных географических ландшафтов и искусственных архитектурных сооружений.

— Когда же ты станешь моей? — я нервно дергал кадыком.

— Милый, я подам знак, — мрачнела моя очаровательная мучительница.

Меж тем, автостопом же мы вернулись в Одессу и на теплоходе «Саратов» отбыли в порт семи морей, в Москву.

И вот теплоход «Саратов» уже причаливал в Речном порту града на Семи Холмах.

Моей жены и детишек среди восторженных встречающих не было.

Может, оно и к лучшему.

Я не узнал бы их.

Прошел целый год моих странствий по голубой планете.

Анну же встретил двухметровый красавец с чёрными сросшимися бровями. Судя по наутюженной форме, подполковник службы спасения.

— Познакомься, Юрий, — повернулась ко мне Анна Самуиловна, — мой муж, Георгий Никифорович. Специалист по спасению людей по неосторожности свалившихся в кратер вулкана.

Жора по-медвежьи стиснул мою интеллигентную руку.

В глазах моих почернело.

— С кем имею честь? — пробасил спасатель.

— Юрий Козлов. Ученый. В настоящий момент, вольный странник, вернувшийся из-за семи морей.

— Весьма рад, — сквозь зубы пророкотал неожиданный супруг моей Аннушки.

— А я как рад! Нет таких слов, чтобы…

Новенькая «десяточка» ждала мою любовь возле аляповатых бетонных тумб.

Жорж, ступая по-военному упруго, потащил пудовые чемоданы.

— Так как же мы, Анна? — помертвев, спросил я.

Анюта сжала мою правую руку, не как ее муж — по-хамски, со скрытой угрозой, а нежно, вкрадчиво:

— Потерпи… Я дам знак!

— Терплю. Но что это мне стоит?!

Я же оставил Анне свои казанские телефоны (домашний и кафедры), и, опрокинув с горя в какой-то тошнотной забегаловке стопарь «Молодецкой», на ватных ногах поплелся к Казанскому вокзалу.

Спьяну я все пытался вспомнить лицо своей милой женушки и малых деток.

Увы, предо мной стол лишь один лик, моей погубительницы.

О, Анна!

Что же мне делать с собой?

Ответь!

Не дает ответа.

В 21.30 я выехал «скорым» в Казань.


4.

Прошло три дня.

Я думал страсть сойдет на нет, покроется розовым флером, кисеей, даже дымкой. Она же разгоралась во мне все ярче и ошеломительней.

И даже стремительный карьерный взлет, меня избрали проректором, не успокаивал.

Ночью я, в одних семейных трусах, выскакивал на балкон своей квартиры (девятый этаж, вид на Волгу) и долго вглядывался куда-то вдаль.

Надо мной разверзалась звездная бездна.

Крупные светила шевелили тонкими лапками, перемигивались. Казалось, они намекают, мол, прохлопал, прозевал свое, сукин сын, счастье. Балда! Иуда!

Я не обижался на звезды.

Они были правы.

Я лишь втягивал ноздрями сырой ночной воздух.

Пахло скошенным ковылем, стреноженными татарскими лошадьми. Казалось, меня обдавало нежным запахом моей Аннушки.

И тут раздался пронзительный телефонный звонок.

— Кто говорит?

— Дурачок!

Я лязгнул зубами и почесал правой ногой волосатую икру левой.

— Что еще за дурачок?! За дурачка ответите!

— Боже, что он несет? Это я, Анна!

— Анна? Какая Анна?

— Ты забыл меня…

— Знаете, вы звоните в ночное время. У меня жена, трое детей, мал мала меньше. К тому же, я недавно назначен проректором Казанского университета. А это вам не хухры-мухры!

— Короче! Завтра ровно в девять в гостинице «Саратов». Номер 777. Я тебя жду!

В телефонной трубке раздались длинные гудки.

По спине пробежал озноб, вот еще один поворот в моей нелегкой судьбе.

Готов ли я?


5.

В гостинице, в номере «люкс» с красными бархатными занавесками на окнах с видом на исток Волги, мы провели умопомрачительную, эротически насыщенную ночь.

Чем глубже я познавал Анну, тем более таинственной она для меня становилась.

Я любил ее так, как никто и никогда не любил.

Я любил ее даже сильнее, чем самого себя.

Куда же уж больше?!

— Юрик, родной, — проворковала моя полуночная наяда, искушая меня каждым обнаженным и полуобнаженным изгибом своего тела, — у тебя есть визитные карточки?

— Конечно! Я же проректор!

Я вскочил с кровати и упругой походкой юноши-любовника, контролируя переливы мышц спины и ягодиц, подошел к своему чесучовому костюму, бережно повешенному на стул с гнутыми ножками.

Аня внимательно рассмотрела карточку, потрогала ее выпуклый шрифт, даже зачем-то понюхала:

— Какая прелесть!

В левом углу карточки была изображена фламинго розового цвета.

— Зачем здесь эта птица?

— Вспоминая тебя, я представлял образ фламинго.

— Какой милый!..

Утром, стоя у распахнутого окна, Анна, теребя бархатную пуговицу пеньюара, спросила:

— Ты подаришь мне свою визитку?

— Конечно. У меня этого добра…

Через час начиналась моя лекция о проснувшихся вулканах, и я оперативно натягивал чуть расклешенные брюки.

Анна же еще раз полюбовалась визиткой, поцеловала ее, и положила в нагрудный карманчик.

Я бодро вышел из номера в полной уверенности, что мой роман с Анной находится в самом истоке.

О, как я ошибался!


6.

Вечером в номере 777 я не застал свою Анну.

Там поселился какой-то носатый грузинский князь с инкрустированным бирюзой кинжалом.

— Где моя Анна? — я схватил князя за грудки.

Князь выдернул кинжал и приставил мне к горлу.

— Зарежу шакала!

— Зачем же так сразу?

Я понял, князь тут ни причем.

Вот и еще поворот!

Я забросил проректорство, жену Маргариту Ивановну, своих ребятишек, мал мала меньше, и предался пагубному пьянству.

Я опустился на самое социальное дно. Стал, что греха таить, подонком. Спал на вокзале, ел бесплатную американскую похлебку в приютах для бомжей.

Однажды, с похмелья полубезумный, я столкнулся с университетской вахтершей, бабой Клавой.

Она посоветовала мне ехать на Соловки, к старцу Паисию.

— Он твоего «зелёного змия» враз выгонит!

Я поехал на Соловки, несколько дней коленопреклоненно стоял на службе.

Старец Паисий что-то пошептал надо мной, и мне уже совсем не хотелось пить.

Начинался Крестный ход.

Мелькнули хоругви и тяжелые церковные знамена.

Густо запахло ладаном.

Потупясь, пошли монахи и монашки.

Одна из монашек, почудилось, сверкнула на меня родными до сердечной боли карими глазами.

В черном хитоне и в черном же плате шла моя Анна.

Жаркие слезы обожгли мне глаза.

Маленький, скособоченный юродивый с бельмом на глазу подошел и ласково перекрестил меня:

— Ишь, как убиваешься, голубчик! А ты, раб божий, радуйся!

— Я, дядя, стараюсь…

Вечером в скором поезде, отхлебывая биокефир, я выехал в Казань.

Настроение пасмурное. Все суета и тлен.

Вот они, визитные карточки, до чего доводят!

Хотя причем тут карточки? Чёрт с ними!

За окном мелькали березки или молодые дубки.

Что-то меня ждет впереди?!

Дабы резко переменить обстановку я решил отправиться в Индию. В страну Киплинга, мыльного дерева и Рикки-Тикки-Тави.

                *** "Континент" (Чикаго), 2018, "Записки плейбоя" (издательство "Гелеос", Москва), 2008