Халат

Я точно не помню от кого мне достался этот халат. Однажды я нашел его в куче тряпья, что складировал на балконе. Вещи лежали там годами, чаще всего под слоем снега и дожидались пока в одно из лета их выкинут. Женщины уходили – их вещи оставались. Сколько я их ни выбрасывал, они с ужасающим постоянством появлялись вновь. Шерстяные носки, прозрачный зонт, ремни и помада забытая под раковиной умывальника, коврик для йоги… можно было бы составить опись.

Моим женщинам свойственно было уходить с шумом, взявшимся из нихуя. Сидишь, кофе пьешь, затягиваешься сигаретой, смотря в окно на зимний парк, или строчишь что-то после секса, а к тебе заходят, бесцеремонно нарушая личное пространство, и заявляют:

- Мне кажется, у нас ничего не выйдет.

Вот так просто. Будто с работы увольняешься. Сказать «я люблю тебя» всегда сложно. Эти три слова стараются произнести тихо, словно секрет, который никому не говорили, а тебе доверяют. А вот громогласно и безапелляционно поставить перед фактом расставания, да еще и на ночь глядя – самое оно. Потом рано утром ты идешь на работу и убираешь телефон куда подальше, погружаясь в рабочий процесс с головой. Забираешь часть работы у подчиненных, ходишь по кабинетам, напрашиваясь на кофе, и ведешь себя так, будто все в порядке. Женщины в это время не тратят время даром. К обеду твоя квартира начинает пустеть – ведь из твоего там только холодильник, кровать, да тостер, и то - подаренный на свадьбу. Бывшая жена оставила на память о проведенном времени и «яйцах Бенедикт».

Еще в студенческие годы я сдружился с парнем с Сахалина, ставшим практически голосом поколения. Сериалы озвучивал. В то время перевода новой серии можно было ждать неделю, и в один из промежутков я услышал его. Зашел в группу «ВКонтакте», начали общаться. Так, по его совету, после «Californication» появился «Two and a Half Men» и там-то я и услышал про «яйца Бенедикт». В моем рецепте использовались тосты и соус песто, который студентам в конце нулевых было ай как тяжело найти. Но мы находили и по выходным баловали себя «яйцами Бенедикт» для приготовления которых нам с женой подарили тостер.

Ближе к вечеру в квартире оставался лишь запах сигарет и забытые вещи, которые через пару недель я старался выкинуть, а до чего не доходили руки - складывал на балкон. Прошло два года как я продал квартиру вместе холодильником, кроватью и всем тем хламом что скапливался на балконе. Но халат остался со мной. Я нашел его в один из летних вечеров две тысячи семнадцатого года, когда курил. Не помню кто его носил. Короткий мохеровый халат, цвета фуксии, 46 размера, если верить этикетке, отлично сел на мою фигуру. В груди он был все же тесноват, но я решил, что это не причина отказываться от его удобств. Так мы и жили: я, халат и мой голый зад. Он согревал меня, я иногда его стирал. Пока не случился январь двадцатого года.

К тому моменту я купил уютную квартиру в центре города, стал владельцем парочки замечательных вещиц, но все же не был обременен тяготами совместного проживания с их бывшими владелицами; позволил себе месяц каникул. Находясь в отпуске, я старался как можно больше времени посвятить налаживанию социальных контактов. Один из таких контактов случился у меня в среду. В центре города. В одной из тех уютных забегаловок куда приглашают девушку на первом свидании.

Блондинка со смешливым взглядом и пошлой улыбкой интервьюировала меня с настойчивостью Калисто. Я был не против. Давно заученный монолог я мог рассказать, даже если меня разбудят серди ночи:

- Я появился на свет за Полярным Кругом во время оно, а если быть точнее в родильном доме, 25 сентября в полночь, с последним ударом часов. - начинал я. - Стрелки сошлись, словно ладони, почтительно приветствуя меня. - останавливался и спрашивал, -

Или же мне убрать эту тягомотину в духе Дэвида Коперфильда и перейти к студенческим годам? - и когда мне отвечали, - давай к студенческим годам, - я продолжал.

Говорил об увлечении музыкой, литературой. Не забывал упомянуть о том, что «На западном фронте» - лучший роман о войне, а «Чума» - о жизни. Потом переходил к более поздним увлечениям: живописью и вином, обязательно шутя о том, что Моне от Мане могу не отличить, но вот Риохо урожая две тысячи девятого года, скорее, признаю. Наконец, заканчивал страстью к кинематографу и как ловко мне удалось оборудовать «домашний кинотеатр».

В тот момент, когда меня начало подташнивать от социальной жвачки, по телевизору, висящему напротив нас, объявили о роспуске правительства.

- Надо валить, - сказал я.

- Из страны?

- Для начала отсюда. Ты на выставках давно была?

- В последний раз на кошек смотрела, - сказала она и улыбнулась.

- В художественном музее картины Питерских художников выставляют, андеграунд совка, не хочешь посмотреть?

- Хочу, - сказала она.

Выставка на удивление оказалось занятной. В основном абстракция, но нашлись пара любопытных рисунков карандашом.

- Мне кажется, или их всех объединяет политрук и члены?

- Мне тоже показалось, что тема фаллосов более чем раскрыта.

- Слушай, у меня жуткое желание похвастаться своим кондоминиумом и угостить тебя вином.

- Урожая две тысячи девятого?

- Нет, молодое Пино Нуар семнадцатого.

- Семнадцатого… хорошо, уговорил.

После свежего воздуха в квартире сильно воняло табаком. Пока я открывал форточки и наливал вино, моя спутница, изучая квартиру, нашла себе занятие, увлекшись разглядыванием пластинок и книг в спальне. В помещении стало свежо. Молодое вино с фруктовыми нотками зашло как нельзя кстати.

- У тебя тут столько сборников стихов и научной литературы, но практически нет художественной, - сказала она.

- Художественную литературу я читаю через компьютер, иногда слушаю аудиокниги. К тому же областная библиотека в десяти минутах от дома.

- А мне нравится бумажный формат. Укутаться в плед, заварить мятного чаю и провести так вечер.

- Ты весь день допытываешь меня рассказами обо мне, но практически ничего не рассказала о себе.

- Что тебе рассказать? У меня не такая уж и насыщенная жизнь. Закончила юрфак, это я уже говорила, работаю по профессии занимаясь юридическим сопровождением. Воспитываю сына, - ответила она. – Может, сыграешь мне что-нибудь?

Я что-нибудь сыграл ей. Она сказала, что это красиво, но очень грустно. Я отложил гитару и поцеловал ее. Она ответила мне. Я обнял ее за талию. Она расстегнула пуговицу на блузке. Я взял ее и отнес в постель. Она явно была рада.

Приняв душ и накинув халат, я созерцал город стоя у окна. Как поэтично вид на парк, сменился на вид одинокого фонарного столба, за которым растянулась «гора дураков1» будто обнаженная маха. В большинстве окон не было света. Проезжающие машины, там,внизу, за окном, устраивали причудливый театр теней. Сигарета тлела в руке. Так продолжалось пока я не отвлекся на шум. Дверь спальни открылась и из нее вышла она, в моей сорочке на голое тело:

- Какой у тебя модный халат, - сказала она

- Да, мама одевает меня как принцессу.

Она подошла ближе, достала из моей пачки сигарету и закурила. Кажется, на ее лице только-только высохли слезы:

- Ты всегда так театрально стоишь у окна?

- Не понимаю, о чем ты, - сказал я.

- Понимаешь. И как ты манерно куришь…, впрочем, я так себе это и представляла.

Она вздохнула, натянуто улыбнулась и продолжила:

- Я ведь влюбилась в тебя девятнадцатилетней девочкой. Не старайся, ты не вспомнишь меня. Мы не были знакомы. Как бы это… я увидела тебя в библиотеке университета, которая в корпусе «П». Ты зашел в зал, часов в десять утра, растрёпанный и от тебя несло перегаром. Поздоровался с Людмилой Ивановной, не обращая на нас никакого внимания, прошел к полкам и взял книгу, а она ушла в подсобку. С книгой ты шлепнулся на шефское кресло. Людмила Ивановна принесла тебе кофе, а ты, взяв его, продолжил невозмутимо читать. В пиджаке такой, закинув ногу на ногу. Мы офигели от этого. Я сначала подумала, мол ты преподаватель молодой, а нет. Людмила Ивановна представила тебя как старшекурсника, оболтуса и пьяницу, но добавила, что, к сожалению, ты женат.

Она замолчала. Я не сводил с нее взгляд.

- Нашла потом тебя в «ВКонтакте», следила какое-то время, но писать не решалась. А потом дети, муж, работа. Время летело, вот только эконом классом. И тут ты написал, через столько лет…

Я не знал, что сказать. Сказала она:

- Дурак ты, - и поцеловала меня. Сначала в губы, щеки, потом шею и обняла очень крепко. Впервые за много лет я занимался любовью, а не сексом, стараясь отдать ей, взрослой женщине, смотрящей на меня глазами девятнадцатилетней девочки, все свое тепло и ласку. Отдать ей все то, что забрали у нас годы, обстоятельства и нерешительность, навсегда забирая недосказанность.

- Скажи, ты можешь остаться? - спросил я.

- Если только ненадолго, - ответила она, - Спи.

- Не хочу, - сказал я и упершись башкой ей в грудь, заснул.

На утро я не нашел ее, как не нашел и халата. Она ушла, оставив лишь запах духов, пару волос на подушке и записку:

«Дорогой.

Я так благодарна за эту ночь,

теперь я знаю, как ты смешно посапываешь.

Халат я оставлю себе.

Не пиши мне, пожалуйста.»

1 Историческая часть Мурманска, расположенная на массивном каменистом кряже, противоположный склон которого обрывается в долину озёр.


Рецензии