Брегет

БРЕГЕТ
 (Тема четвертая к «Снам Однопозова»)

 Раз в месяц Шумский, в день, на который выпадал последний в месяце выходной, непременно бывал на блошином рынке, иначе говоря, на барахолке – пока ее не закрыли.. Почему закрыли – теперь об этом можно только гадать...
А как там было занятно: лотки с резной деревянной игрушкой, яркие самодельные бумажные заготовки для склеивания воздушных змеев, разрозненные обеденные сервизы с супницей и черпаком – такие давно не делают, самовары с гербами на пузатых боках, может, и правда, старинные... 
Усы, прямые проборы, стоячие белые воротники с отворотами, подпирающие шею – с выцветших фотографий мужчины напряженно смотрели через треснувшее стекло в темных рамках, пережившее людей с портретов. Тут же рядом художники устанавливали треноги с акварелями, а то и укладывали прямо на траву обрезки фанеры и на них – cвои картинки.
Мужички – в прошлом, наверное, мастеровые – а сейчас никчемные людишки с испитыми физиономиями – старались продать свой, ставший ненужным, инструмент. Сиплыми голосами они зазывали случайного покупателя: поржавевшие при долгом бездействии молотки, отвертки, пассатижи, обрезки водопроводных труб, гнутые гвозди, болты и шайбы в картонных, оставшихся от давно сношенной обуви, коробках. При удаче, мужички сворачивали тряпицы с оставшимся добром, объединялись по интересам в небольшие компании, по два-три рта, торопились – кто к пивному ларьку, кто к ближнему магазину с винным отделом.
Предлагалась и прочая мелочь. А еще опрятные бабульки держали перед собой шерстяные носки-варежки, вязанные специально к торговому дню... Эти, стесняясь, объясняли покупателю – что не для себя, песику на лакомство, что бывало и правда, но не всегда.
Попадался и благородный, можно сказать, товар: альбомы с марками причудливой треугольной формы, прозрачные мешочки-конверты с просматриваемыми в них монетами – случалось, действительно старинными, петровской чеканки, алтынами, и другие – с профилями королей-императоров, чьих империй и королевств давным-давно нет на географических картах, и названия которых найдешь разве что в исторических энциклопедиях. И отдавалось-то все задешево, как было не заглянуть сюда. Даже и просто из любопытства.
Хотя не совсем: с одной стороны, получался интересный день – на людях; но какие-то безделицы Шумский все же приобретал – то старую трубку с остатками перламутровой инкрустации принес домой, хотя сам он отродясь не курил. Так – показалась она ему, вот и все... Или – подсвечник причудливой формы, и он нашел место на полке среди похожей ерунды, что скопилась перед корешками редко снимаемых отсюда книг.
Однажды Шумский потрогал там протянутый ему на длинной цепочке предмет, оказавшийся карманными часами, повертел в руках, циферблат их прикрывала потускневшая желтоватая металлическая крышка – открывать он ее не стал: уж больно настырным показался ему старикан, хоть и просивший какую-то совсем пустяковую сумму, а значит, за неисправный товар, приговаривая при этом «мозер», «мозер»... Было заметно, не терпелось старику избавиться от часов, по возможности, скорее. К старику никто не подходил – шли мимо, вовсе не замечая его товар и его самого.
Шумский, похоже, был первым, кто остановился рядом с ним. Старик оживился, будто ждал здесь именно его, Шумского. «Мозер», «мозер»... На отошедшего было Шумского старик недобро посмотрел и даже головой покачал с укоризной. Только на что ему, Шумскому карманные часы, да еще остановившиеся, наверное, Бог знает когда – он и свои ручные носил больше по привычке и вообще относился к бегу времени с опаской и даже с недоверием. Кроме наручных, не было у него и дома других, даже захудалого будильника.
Оставив в тот раз рынок, Шумский пожалел – почему он не взял часы, надо бы было так, хоть бы из любопытства, взглянуть на циферблат, даже вернулся, почти сразу, только старикана с часами там уже не было.
***
 Кому, казалось, рынок мешал? Властям виднее – решили завсегдатаи самодеятельного торгового предприятия. А, может, и правда, начальству мешал. Ну, развитию городской коммерции, например, той ее части, которую контролировали люди сверху, и, значит, имели в ней свой интерес.
Жаль, рассуждал по этому поводу Шумский: во-первых, вдруг образовался свободный день, который ему, жившему одиноко и, вообще, без друзей, решительно нечем было занять, а привычка сохранилась... Книги, хранившиеся дома, – их оставила ушедшая от Шумского женщина, жена-не жена, так, прожили вместе, – все прочитаны, газет же он не выписывал, хватало телевизора. Случалось, сосед по этажу, тоже, кажется, бобыль, заглянет одолжиться солью или вернуть прихваченную до получки трешку... Приятелей – таких, чтобы принять дома, у Шумского давно не было, компания распалась с уходом отсюда жены.
Барахолке же он нашел вскоре замену: много товара с блошиного рынка перекочевало на прилавки, и даже под прилавки, антикварных магазинов, которые появились теперь во многих кварталах города. Шумский облюбовал один из них, тот, что нашелся в окраинном районе города, не в центре. Вещицы там, и правда, оказывались иногда занятные – и по цене доступные.
В один из таких пустых дней Шумский заглянул сюда – и не напрасно: его внимание привлек предмет, помещенный под стекло прилавка среди старых колец, брошей и прочей бижутерии. Карманные часы, их корпус был выполнен из желтого металла – бронза-не бронза, кто знает – не золото же, лежали потемневшим циферблатом кверху. Лежали как-то боком: плоско им не давали лечь раскрытые крышки – передняя и задняя. Шумскому они напомнили те, что видел он на рынке.
Уж не старик ли занес их сюда – его Шумский почему-то запомнил. Повертев в руках часы, Шумский предположил, что они не очень старые и уж, во всяком случае, точно не старинные. А то, что цифры на циферблате римские, так ведь и сейчас такие делают, следящие за модой это ценят. И еще – окошечки с числом месяца и днем недели, обозначенным тремя первыми буквами...
Как они сюда попали – вдовствующая ли тетка, обнаружив часы в дальнем ящике комода, занесла, ну, и заработала несколько нелишних рублей. Вороватый ли пацанок, зная их бесхозность, и что скоро часов никто не спохватится, вынес потихоньку из дома. А может, все же тот старик сдал, отчаявшись найти на барахолке покупателя.
Приценившись у скучающего продавца, протиравшего стекло прилавка и переставлявшего безо всякой нужды на полке, позади прилавка, настольные лампы и фотоаппараты-гармошки, судьба которых вряд ли скоро переменится – стоять им здесь и стоять, Шумский понял, что купить часы он может, и вдруг они ему даже показались необходимы. Может, потому необходимы, что своих карманных у него никогда не было... Часы, конечно, стояли, но перед тем, как платить, Шумский завел их, послушал ровное тиканье, поставил верное время, сверившись со своими наручными, продавец показал ему, как поставить дату – было 28-е. И рядом – «вос», то есть воскресенье.
Заглянув в плоский кармашек бумажника, Шумский выудил из него несколько рублей, что соответствовало сумме, указанной в болтавшейся на петельке корпуса часов этикетке, и поместил в тот же кармашек часы и квитанцию, выписанную от руки продавцом, на которого, казалось, акт продажи товара не произвел ни малейшего впечатления. Только, крутанув для порядка ручку неожиданно забренчавшего кассового аппарата и вручая квитанцию, он внимательно на Шумского посмотрел, задержал на нем недолго взгляд и снова опустил голову..
А дома... дома обнаружилось, что внутри часов существовал механизм, который будучи заведенным, исполнял нехитрую мелодию тонким перезвоном: «там.. там... там-там... та-м-м-м...». Шумский вспомнил, что такие часы уважительно называют “брегет”. Он послушал их, пока завод не кончился, и стал рассматривать под лампой циферблат: “Мозер” – разобрал он надпись и закрыл крышку – до утра. Утром же он, вспомнив о покупке, первым делом открыл переднюю крышку часов и убедился, что идут они исправно. Ну, и хорошо...
Вернувшись со службы, прежде всего, Шумский приложил часы к уху – тикают. Почему-то весь день ему не терпелось услышать это тиканье. А, взглянув на циферблат, – огорчился: время часы указывали точно то, что он поставил вчера днем в магазине, перед тем как платить за них. И в окошечках сохранялось вчерашнее – «28» и «вос». Досадно... Ведь сегодня к утру часовая и минутная стрелки совершили ровно ту часть оборота, которая соответствовала прошедшему за ночь времени, окошечки показывали «29» и «пон», что с удовлетворением отметил Шумский, уложив брегет на той же полке. А сейчас они указывали точное время покупки – его Шумский заметил и запомнил, пока продавец выписывал квитанцию, пристроившись на прилавке рядом с кассовым аппаратом, что содержался здесь, скорее, для проформы. Мало ли что... День же «вос» и дата «28» были вчера проставлены самим продавцом.
В магазин вернуть их сегодня – поздно. Значит, завтра... А отдавать все равно жаль. Тем более, что механизм исправно выдавал недолгую, насколько хватало завода, мелодию: «там.. там... там-там... та-м-м-м...». Но показать, не возвращая, просто показать в магазине все же стоило, рассудил Шумский: может, продавец подскажет неизвестный Шумскому секрет давно, наверное, почившей в бозе фирмы “Мозер” – тогда часы пойдут исправно.
Держать при себе их Шумский все равно не станет – днем достаточно и наручных. А так, взглянуть на них, чтобы не пропустить время начала передачи новостей, и потом, совсем перед сном, крутануть завод музыкального механизма, дождаться последней ноты, звучащей гораздо дольше, чем все предыдущие – и до утра. «Та-м-м-м...».
***
Отправляясь на работу, Шумский аккуратно поместил брегет в пластиковый мешочек и опустил во внутренний карман пиджака. На обратном пути Шумский, изменяя привычному маршруту, сел в трамвай, идущий в сторону от дома, и через несколько остановок сошел почти прямо напротив дверей антикварной лавки.
Шумский уже готовился открыть двери, но опустил руку, услышав за спиной резкий визг тормозов и, почти сразу, – скрежет сминаемого железа. Трамвайный вагон, со ступенек которого он только что сошел, стоял не на рельсах, а как-то боком, ступенек же видно не было: там, где они должны находиться, теперь дымился сплющенный капот грузовичка-пикапа. Пока собирался народ, кто-то рассказывал, как все произошло на его глазах, кто-то вызванивал по мобильному телефону милицию, кто-то – скорую помощь. Шумский же все это время стоял недвижно, не сводя глаз с точки, где только что находился и, задержись он на долю мгновения, он и сейчас был бы там.
Дальше он не хотел думать на эту тему и, не дожидаясь прибытия аварийных служб, Шумский вошел в магазин. Продавец, тот самый (а других здесь, вроде, и не было), казалось, оставался со вчерашнего дня у прилавка с тряпицей в руках, протирал стекло. Подняв голову, он мельком взглянул на вошедшего и снова опустил ее – гость его, вообще, не занимал. Странно, но сейчас Шумский больше не думал о том, что только что произошло за дверями магазина. Как бы и не было этого...
– Простите, вот, взгляните, не идут, вроде... – и, сунув руку в карман, где, предположительно, с утра находились брегет и квитанция, Шумский похолодел, обнаружив там пустоту. «Неужели, часы остались дома? – да нет же, – лихорадочно соображал Шумский, – я точно их взял... Карман цел, – на всякий случай он еще раз опустил руку в карман и тщательно ощупал его дно, – пиджак я не снимал весь день, и вот...»
Теперь, когда продавец выжидательно смотрел на него, Шумский только и мог сказать:
– Брегет... вот... вчера... квитанция... чек... Господи, а где же они – да и были ли они? Были, конечно, были, – Шумский живо представил вчерашний звон кассового аппарата, стоявшего на том же самом месте.
– Брегетом интересуетесь? – ожил продавец. – Знаете, есть у нас один... Он приподнял крышку прилавка и, почти не глядя, раздвинул броши, кольца, достал часы, придерживая их за витую цепочку перед глазами Шумского.
– Хотите купить? Недорого совсем.
– Я их уже купил. Вчера, – только и смог выдавить из себя Шумский.
– Что? – казалось, продавец действительно не понимал, что хочет от него этот человек. – Где купили?..
 – Да здесь же, у вас... Вчера...
 – Мужчина, я вас первый раз вижу! – продавец явно терял терпение.
***
Теперь уже Шумскому начинало казаться, что все происходящее с ним – отвратительный своей странностью сон. Такие к Шумскому не часто, но приходили, он их боялся и ненавидел. Но вот – брегет, который Шумский вчера рассматривал дома и который он утром, обнаружив в нем неисправность, взял с собой. А теперь брегет снова перед ним, но еще, как бы, не купленный... Значит, следует заплатить за него сейчас.
Справившись о цене, она была та же, что была обозначена в исчезнувшей квитанции, Шумский почти машинально отсчитал потребное число купюр, вчера их у него оставалось ровно столько, помнил Шумский, чтобы пополнить холодильник всякой мелочью, и, расплатившись, только дома он обнаружил, что денег в бумажнике не стало меньше после нынешней покупки. Так...
Зато теперь уже Шумский точно знал, что в часах есть механизм, который при заводе сыграет мелодию, и даже, кажется, Шумский помнит эту мелодию. Вот и она: «там.. там... там-там... та-м-м-м...». Заведя часы на ночь и сверив их с наручными, Шумский некоторое время размышлял о событиях сегодняшнего дня, сопротивляясь наплывающему сну.
Утром же, он, первым делом, взглянул на оставленный на ночь открытым циферблат брегета, уже почти зная, что увидит: стрелки брегета точно показывали время и день, когда он впервые принимал из рук продавца часы: «28» «вос»... Ну и что: так, может, и правда, сегодня воскресенье, 28-е? Теперь Шумский уже не сомневался, что завтра, сразу же после работы, он направится в магазин, чтобы во всем разобраться.
Повертев в руках часы и убедившись, что музыкальный механизм безотказно проигрывает мелодию – ее Шумский уже несколько дней непроизвольно вспоминал – она как бы задержалась в его памяти и оставалась с ним постоянно: «Там.. там... там-там... та-м-м-м...», он попробовал вернуть стрелки – на час назад, на три, на все двенадцать, еще оборот, еще – соответственно менялись цифирки и буквы в окошечках: 28... 16... 15... 5... и снова 28... «суб»... «пят»... «чет»... «сре»... «вос». Воскресенье...

 ***
Глотнув остывший кофе, который он заварил – когда? Час тому назад? Шумский сообразил, что пора бы на работу. Хотя, какая работа? Остававшийся включенным телевизор показывал воскресную передачу для дошкольников. Значит, можно – привычным маршрутом – на барахолку.
Здесь ничего не меняется вот уже который год. Шумский, не торопясь, обошел лотки с самоварами, мужичков с их железками... Художников... Ничего не купив, он засобирался было домой, но что-то его сегодня не отпускало отсюда. Вот-вот, знал Шумский, должен он найти здесь нечто особо занимательное, даже необходимое ему. Однако, все же – домой. Проходя мимо старика с какой-то побрякушкой на цепочке, Шумский, покосившись на него, прошел мимо, не заметив укоризненный взгляд старика, еще долго глядевшего ему вслед...
 ***
В воскресенье, 28-го числа, Шумский поднялся раньше обычного и теперь дремал в трамвае по пути в антикварную лавку, заменившую ему давно закрытую барахолку. Вагон остановился точно напротив вывески – «Антиквариат». Шумский занес ногу, чтобы ступить на землю. Сойти со ступенек он не успел. Но успел заметить у дверей лавки кивавшего ему старика, державшего за цепочку, в протянутой Шумскому руке, поблескивающий круглый предмет. Он даже, кажется, еще успел услышать знакомый, ставший необычно громким, заполнивший собой всю улицу и заглушивший собой все другие звуки, перезвон брегета. «Там... там... там-там... та-м-м-м...». И сразу – бешенный визг тормозов.
 Грохота удара он уже не слышал.
 

т