Глава 1. Рукопись, забытая у камина

«… Спящие вагоны, качаясь и перестукиваясь парами на стыках рельс, уезжали всё дальше на юг. В невидимом, растворившемся в полумраке ночника стакане не переставала мерно позвякивать ложка. На столе стояла почти полностью опустошённая бутылка коньяка. Человек с обожжённым лицом спал, откинув руку, в которой сжимал инкрустированный пояс с кривым бебутом в ножнах. 
Во сне ему вспоминалось, как он, раненый, боясь пошевелиться и притворяясь убитым, чтобы не получить от неизвестного армянина контрольную пулю из автомата, лежал ночью 19 января 1990 года и терпел горящий на его щеке бензин, вжимаясь изо всех сил другой стороной лица в холодную землю. Ещё ему снилось, как он приносит этот кинжал — ритуальный бебут самих Османов — в крови армянского убийцы на могилу своего учителя, старого Ахмета, и произносит молитву об отмщении.
Перестук колёс отдавался в сердечнике ножа. Старинный клинок затаился в ножнах, пытаясь уловить в беспокойном пульсе убийцы время, когда он вновь выйдет на охоту. В купе ныл неясный звук, как будто ветер трогал натянутую тетиву. В прорезь между неплотно задёрнутыми занавесками заглядывал не желавший отставать от поезда любопытный и изогнутый, как турецкий клинок, молодой месяц. В его мертвенно-бледном свете внутри рубина тлел кровавый уголёк, зловеще мерцали драгоценные камни, заряжаясь лунной энергией, чтобы когда-нибудь снова заставить кого-то волноваться в предвкушении, вытаскивая кинжал из ножен, и, вонзив его в человеческую плоть, услышать, как бьётся на стальном острие чьё-то сердце.
«Слышащий сердце» должен вернуться…»

Жанна положила на кофейный столик последний листок рукописи и замолчала, глядя на угасающую игру пламени в камине. В гостиной повисла тишина. Было лишь слышно, как потрескивают, постанывая, догорающие дрова. Надломившись, они с тихим хрустом опали и превратились в горку багровых углей, которые некоторое время переливались мягким рубиновым светом. Внезапно в порыве агонии в дымоход полетел сноп ярких искр. Вспышка выхватила из темноты двух мужчин, сидевших напротив Жанны.
Евгений, не говоря ни слова, встал с кресла и подошёл к корзинке с поленьями. Он выбрал пару чурок потоньше, чтобы они быстрее загорелись, положил их в топку и молча вернулся на своё место. Олег Генрихович откинулся на спинку мягкого дивана и в задумчивости крутил бокал с коньяком, иногда рассматривая напиток в отблесках пламени. Несмотря на то, что была середина августа, Олег Генрихович настоял на том, чтобы разожгли камин для большего, как он выразился, литературного антуража.
Жанна смотрела, как голубой, будто от газовой горелки, неяркий огонёк принялся облизывать кору, подрумянивая её до тёмно-коричневой хлебной корочки. Постепенно разгорающееся пламя, как проявитель, выхватывало из сумрака лица людей, обстановку гостиной в современном стиле без какого-либо вычурного декора. На белых, сейчас казавшихся серыми, стенах висели абстрактные картины без рам под стеклом.
Глядя на лица самых близких ей людей, которые становились то светлыми, то тёмными, девушка отметила про себя в очередной раз, что в реальной жизни одни и те же люди могут быть то хорошими, то плохими в зависимости от внешних обстоятельств. Как сказал когда-то их друг мсье Монтаньи, это зависит от того, по какой стороне улицы ты идёшь: по солнечной или теневой. Ты можешь перейти на противоположную сторону сам, но чаще кто-то третий, посторонний, решает, как и куда тебе идти и вопреки твоему желанию.
В самых сокровенных тайниках души Жанна лелеяла мечту о том, что, написав автобиографический роман, она заставит отца взглянуть на его жизнь криминального авторитета по-иному, окончательно отрешившись от прошлого.
«А Женя на стороне света или тьмы? Овсепяны мертвы. Кузнецовы отомщены. Что дальше? Именно он придумал прятать порошок в трубах поросячьих клеток. Говорит, что они свернули наркоторговлю. Даже Монтаньи сказал, что с него хватит. Правда ли это? А я, всё знавшая и жившая за их счёт, считаю себя ни при чём. Такая ли я уж чистая? Кто мы, дети «крёстных отцов»?» – размышляла она, глядя на волевое лицо Евгения с тонкими, резко очерченными губами.
Жанна снова отметила, как похоже Евгений и отец сжимают губы, когда думают о чём-то важном. И вдобавок всегда жёсткий прищур глаз, и нужно внимательно всматриваться, не мелькнёт ли в них весёлая искорка. Оба её собеседника были серьёзны и молчали. Девушка тоже не спешила начинать разговор, видимо, переживая прочитанное. Она то включала, то выключала настольную лампу. В конусе света то появлялись, то пропадали беспорядочно разбросанные листы бумаги. Жанна протянула руку к фаянсовой чашке и подняла её, рассматривая тонкую голубую вязь Мустье. Жанна поднесла кружку к губам и тут же поставила её обратно. Чай остыл.
– Что скажете, Олег Генрихович? – произнёс, наконец, Евгений. – Неплохо для выпускницы филфака ЛГУ и Сорбонны, успевшей к тому же родить замечательную девочку, а? Некоторые фразы в конце показались длинноватыми.
– Я специально написала так, чтобы передать как бы остановившееся время – Муса же спит, а бебут затаился в ожидании, – ответила Жанна.
– Н-да, не знаю, что и сказать вам, ребята. Удивили вы меня, удивили! – Олег Генрихович поднял бокал с коньяком. – Ну, про Мусу и «Слышащего сердце» понятно, но откуда она узнала про…
– Олег Генрихович, Битюг мне первому рассказал… – заступился Евгений. – А я уже потом, когда увидел, как Жанна мучается с детективом, дал ей наводку на историю с кинжалом. А про Бакинские события – информации полно…
– Да я что? Без претензии, но с таким криминальным реализмом хоть завтра с повинной иди, – было заметно, что Олег Генрихович о чём-то задумался.
– Пап, ты про наркотики? – спросила Жанна. – Я придумала всё сама. Ну, не воровской же общак герой должен был выкрасть и начать мстить, как граф Монте-Кристо? Не писать же мне роман о биржевом брокере. Не оригинально, да и много ли можно заработать на операциях с ГКО и ОФЗ? И где бы вчерашний выпускник юридического факультета взял приличный стартовый капитал? И сколько времени нужно угробить, чтобы заработать миллион баксов?
– Про ГКО и ОФЗ, Женька, – Олег Генрихович кивнул на дочь. – Она как в воду смотрела! Последние новости из России слышали? Государство наше – банкрот! Красавцы в кремлёвской шайке! Просрать целую страну, причём дважды! Иногда мне кажется, что наш бизнес честнее… и не такой уж грязный.
– Подфартило нам не вляпаться в эти махинации! – согласился Евгений.
– Пирамидку-то знатную Боренька с помощничками своими – уральскими Данилами-мастерами – соорудил, и классно она у них навернулась! Громко так, смачно! Красота! Вавилонская башня грохнулась – не меньше! А завтра столпотворение начнётся! Следите за криминально-деловой хроникой. Кто-то неудачно выпрыгнет с двадцать девятого этажа. Другой застрелится. Кого-то найдут повешенным. А кому-то не повезёт, его не найдут, и о нём никто не узнает. А денежки с золотишком из запаса даже искать не будут! Всё уже давно тю-тю!
– Центральный Банк заморозил операции с ценными бумагами на несколько месяцев и установил валютный коридор для рубля, – добавил Евгений. – Я думаю, что при таких обстоятельствах он уйдёт в пике, и тогда…
– Тогда у нас, как у иностранных инвесторов, появятся отличные возможности, но… – Олег Генрихович сделал паузу, отпивая коньяк. – Нужно немного, Женя, подождать.
– Эй, бизнесмены, начали уже ходы свои просчитывать? – перебила их Жанна. – Про мой детектив не забыли? Мы вообще-то его сейчас обсуждаем!
– Прости, дочка! Так у нас голова работает… на автомате, – извинился Олег Генрихович. – Ну, что там дальше у тебя?
– А ничего. Точнее, всё: Муса уехал с кинжалом в Баку, Овсепяны погибли, а у Евгения со мной хэппи-энд, – объясняла Жанна. – Но у меня осталось какое-то чувство незавершённости. Книга написана, а финала, вроде как нет… Не знаю, что дальше делать. То ли дописывать продолжение, то ли…
– Издать книгу хочешь? – спросил Евгений. – Переводи сразу на французский. Русская мафия – очень востребованный сюжет.
– Было бы, Женька, неплохо, – задумалась Жанна. – Но сколько времени для этого потребуется? И денег. А где гарантия, что книга пойдёт?
– Если вы её издадите сегодня, то единственное, что я могу вам гарантировать – завтра к нам нагрянут жандармы с обыском, – мрачно произнёс Олег Генрихович. – Да и пока книгу раскрутишь, пока заработаешь. Не то, не то.
– А что ты, папа, предлагаешь?
– Было бы круто снять фильм. Бакинские события… А в Прибалтике или Средней Азии что, было по-другому? Драматичные судьбы нескольких семей и их пересечения. История с турецким кинжалом! – мечтательно смотрел на пляшущие языки огня Олег Генрихович. – Русский криминал, и не просто мафиозные разборки, а настоящие человеческие характеры в стальном отсвете ножей и пистолетов. Да и ваша, Женька, афера с клетками на зоне – чистая комедия и только!
– Вы хотите снять «Крёстного отца» на российский манер? Замахнулись, – покачал головой Евгений.
– Сколько же денег нужно вбухать в такое кино? – размышляла Жанна. – Фантазии всё это. Нереально! Да и кто снимать будет?
– Уж и помечтать старику-разбойнику нельзя? – усмехнулся Олег Генрихович. – Ладно, засиделись мы что-то. А твой роман мне понравился. Честное слово.
– Пойдём спать, Жанна, поздно уже, – поднялся Евгений. – Анну-Мари давно не проверяли. Крепко спит. Молодец.
Тихонько одна за другой скрипнули двери в детской и спальной комнатах. Евгений и Жанна посмотрели на спящую дочку и удалились к себе. Некоторое время слышались шуршащие шаги Олега Генриховича. Он поднялся в свой кабинет.
Всё стихло. Дом уснул. Только в камине гостиной то вспыхивала, то потухала, никак не желая прощаться с этим вечером, россыпь мелких угольков. Они подмигивали и подмигивали в наступившую ночь, пока невесомый серый пепел не укрыл их, словно саваном. В гостиной горела настольная лампа, которую Жанна забыла выключить. На столике в беспорядке лежали листы оставленной рукописи.

Внизу, в долине, тускло желтели уличные фонари спавшего Сент-Мартин-Висуби. Колокольня ратуши спокойно ждала наступления 19 августа 1998 года, которое не сулило Провансу никаких сюрпризов. Как вчера, и позавчера, и поза-позавчера, завтра наступит очередное вкусное утро с запахами круассанов и кофе. Его сменит жаркий и солнечный день с мутным пастисом в тени кипарисов и акаций. Постепенно удлиняясь, тени вытянутся в тёмные нити, которые вплетутся в покрывало ночи, укрывающее тихий провинциальный городок. А вот если бы кто-то проснулся этой ночью, то он здорово бы удивился вьющемуся дыму из одинокой далёкой трубы и стелющемуся по окрестным холмам сладкому запаху зимы…

***

«На хрена ж я так вчера нажрался?» – Вениамин с усилием тёр виски и лоб.
Его замутнённый взгляд упал на столик перед диваном.
«Йох – блох шлёпнулся на мох! Напился так, что даже до спальни дойти не было сил!»
Вениамин медленно осматривал окружающие предметы, будто оказался не у себя дома. Внимательно посмотрел на заляпанные брюки, мятую и тоже грязную рубашку и брошенный на пол галстук.
«С чего? – мужчина пытался вспомнить подробности вчерашнего. – Я был один? Без девок? Лопатник мой где? А, вот он!»
Взлохмаченный, с трещавшей, словно перезрелый арбуз, головой, Вениамин увидел вчерашний номер "КоммерсантЪ-а" за 18 августа 1998 года и только сейчас обратил внимание на работающий на полную громкость телевизор.
«Так я спал под телик?» – он снова посмотрел на газету.
Вениамин нехотя, словно опасаясь найти там собственный некролог, взял газету дрожащими руками. «КоммерсантЪ» сообщал россиянам: «Мы проснулись в другой стране». Статья ниже задавалась традиционным вопросом «Что делать?»
В самый центр передовицы был вставлен портрет президента с завязанными глазами. Борис Николаевич явно не хотел смотреть стране в глаза…
«Бляха-муха! – до Вениамина стало доходить, почему он так напился в неурочный день. – Просрал триста тысяч баксов! Через две недели запускать новый проект, платить авансы актёрам, студиям… Откаты… Яйца оторвут и к ушам пришьют как серьги… И на ток-шоу. Нужно новости посмотреть. Может, обойдётся, и задницы не будет! Где же мой мобильник?»
Телевизор продолжал орать, заглушая «Нокию», которая уже давно ползала по столу.
Вениамин взял телефон и подошёл к окну.
– Живой ещё, Вениамин Терновый? – раздался в трубке знакомый голос со зловещей хрипотцой. – Узнал? Венок себе терновый заказал уже? Где мои деньги? Надеюсь, на ГКО и ОФЗ не спустил, как твой финансовый директор?
– Да, Калёный, узнал. Чего хотел? У меня башка гудит, будто метеорит в неё прилетел!
– Вот это-то меня и беспокоит. Чего-то вдруг наш Венечка, душа творческая, укушался в зюзю посреди недели и не отвечает на звонки? Я за бабло своё, сука, переживаю! А ты б, козёл, не переживал?! Подойди к окошку и посмотри на свет белый. Чё видишь?
Вениамин посмотрел вниз. С пятнадцатого этажа элитной московской высотки копошившиеся внизу люди казались гномами. От вида стоявших у подъезда машин «Скорой помощи» и милиции ему стало не хорошо.
– Ну, рассмотрел? Ваш финдиректор… решил альпинизмом с утра заняться. Не очень удачно, как ты понимаешь.
– Так он… – начал Вениамин.
– Знаю, господин Терновый, знаю. Он выполнял твой приказ и вообще ни при чём. И сам шагнул из окна своей квартиры – мы у него только вчера поинтересовались, не задел ли вашу студию кризис. Видать, вляпались-таки вы в проблемы по самое не балуй! А ты чё замолчал? Смотри, не прыгай там. Ты нам нужен живым, пока деньги не вернёшь! Срубить бабок по лёгкому, падлы, решили? Прокрутили? Не успели вовремя соскочить? Короче, трезвей быстрее и думай, как деньги будешь возвращать. Проценты помнишь, какие?
– Д-д-да! – у Вениамина дрогнул голос.
– А заодно подумай, как мы будем тебе на морду твоего лица жопу натягивать, если что-то пойдёт не так. А оно, я так понимаю, уже давно пошло у вас не туда. Ждём тебя завтра с докладом.
– Я завтра не могу… и послезавтра тоже – съёмки. В Питер нужно срочно смотаться. Можно в воскресенье или лучше в понедельник.
– В понедельник так в понедельник. В десять вечера будь в «Золотом» . И прошу тебя, Веня, не суетись и не дури.
Вениамин долго смотрел на пикающую трубку. Внизу грузили труп, но почему-то в странный тёмно-синий фургон – «Скорой помощи» с красным крестом и «03» уже не было. Телевизионная камера почти вплотную приблизилась к лицу погибшего.
«Кто это первым подсуетился? Почему у наших не получается?» – профессионально позавидовал Вениамин и подошёл к телевизору.
Он переключил на канал злейшего конкурента и сел на диван в ожидании очередного выпуска новостей. Снова заиграла мелодия в телефоне. Вениамин, холодея, взял трубку.
– Не повесился ещё? Хорошо. Забыл сказать, что люди хотят тебя в Питере увидеть. Так ты там не пропадай с радара по дурости. Всё равно достанем. Теперь всё, и думай, Венечка, хорошенько думай!
Терновый с тоской посмотрел на окно, по которому потекли длинные и извилистые струи, размывая в небытие стоявшие вдалеке дома. Зарядил сильный дождь. Вениамин набрал номер офиса «ЦТВ» и сказал, что у него полно встреч, и чтобы на работе его сегодня не ждали. Секретарь переспросила, едет ли он в Питер и какие билеты выкупать. Он решил ехать ночным «Николаевским экспрессом», чтобы иметь возможность подумать, а точнее, напиться с горя, если доживёт.
Он слил остатки коньяка в грязный бокал и с отвращением выпил. Немного полегчало. Вениамин перевёл взгляд на экран – пошла экстренная новость о самоубийстве его финансового директора. Корреспондент красочно расписывал место происшествия и не сомневался, что трагедия напрямую связана с разразившимся вчера финансовым кризисом. Телекамера с зелёным значком «НТВ» в мельчайших деталях и со всех ракурсов показала труп. Оператор был мастером: нижний план особенно удался. В бурой луже крови, как в зеркале, отразилось застывшее в посмертной гримасе лицо и весь окружающий пейзаж: небоскрёб, машины, милиция с врачами, зеваки и, конечно, репортажный микроавтобус с логотипом канала.
«Профессионально, гады, сняли! Как это у них так получается? Нужно будет дать задание переманить того оператора к нам».
Вениамин вздрогнул. Звонил телефон.