Глава 18. Два концерта по заявкам

Актёры, пришедшие на кастинг, сидели, понурив головы. Терновый устроил им жесточайший разнос. Вениамин нервничал, переживая за сроки съёмки фильма, от успеха которого зависел возврат его долга бандитам. Калёный больше не доставал и не угрожал своими намёками на то, что нынче опасно выглядывать из окон. Бандит пропал, но долг-то в триста тысяч долларов никуда не делся. Терновый, конечно, психовал и из-за денег. Но главным раздражителем было всё-таки кино. Накануне звонил Евгений. Он передал привет от Жанны и сообщил, что Вениамина с нетерпением ждут в Провансе. А он никак не мог определиться с актёрами. Для упрощения и ускорения процесса он решил на данном этапе ограничиться только персонажами, которые имели отношение к событиям во Франции. Анна Молчанова всё не давала своего согласия и даже не явилась на предварительный просмотр кандидатов. В довершение всех проблем Шкловский пригласил на роль Жанны странных претенденток. Да и многих пришедших пробоваться на мужские роли тоже можно было посылать куда подальше.
– Чего вы сюда припёрлись, а?! – в сердцах кричал Терновый. – Ну, идиоты! Кретины! Вас двадцать человек. В романе столько бандитов нет. А вы все, как один, напялили дурацкие кожаные куртки.
– Ты чё сегодня, как Хичкок, орёшь на них? – зашептал на ухо Вениамину Наум Шкловский. – Они же ранимые, как бабочки, артисты… у многих такое самомнение. Но большинство думает, что это у них всё-таки талант. А ты обращаешься с ними как со стадом баранов.
– А когда я говорил, что актёры – быдло? С ними нужно обращаться как с быдлом! Это сказал тот самый Альфред Хичкок, – Терновый и не думал понижать свой голос. – Мне вообще по барабану их страдания несварением гениальности!
– Потише, Веня! Они сейчас же разбегутся! – успокаивал разбушевавшегося Тернового Наум.
– Да куда они могут пойти? Разве что нах… на хрен я вообще с вами связался? – ревел Терновый. – Вот ты, Наумчик, говоришь, они ранимые как малиновки в терновнике! А покажи мне среди этой бездарной толпы хотя бы одного нормального… просто нормального актёра. Разоделись в кожанки, будто чекисты в семнадцатом году! Скучающих по Дзержинскому прошу в соседний павильон – там сейчас как раз расстрел снимают. Вас всех к стенке и поставят! Шкловский, ткни пальцем! Я что-то не вижу – ослеп… оглох… Чё молчите, бездари убогие? Кто тут имеет право на жизнь в искусстве?
У Вениамина Тернового была репутация талантливого режиссёра и одновременно жёсткого тирана. Но всем также было известно, что такие наезды он практикует лишь при знакомстве с актёрами, пытаясь их вывести из равновесия и посмотреть на их реакцию. Позже, когда он сделает свой выбор, с Терновым можно будет нормально работать. Поэтому все молчали, пережидая грозу.
– Присмотрись вон к тому, – Наум показал на парня, сидевшего справа на отшибе.
– На кого? Этого, что ли? Согласен. Эй, ну-ка все посмотрели на настоящего Смоктуновского. Хоть кто-то проникся ролью и догадался постричься наголо.
Терновый подошёл к парню, пристально на него глядя.
– А где твоя кожаная куртка? Успел снять? Ай, молодца! Сообразительный? С тебя и начнём. Посмотрим, на какую роль сгодишься: Битюга или Крематория. Как зовут?
– Вообще-то я Пореченков, – с некоторым вызовом в голосе произнёс крепко сбитый парень.
– Ну-ну, не обижайся, – примиряюще сказал Терновый. – Видишь, режиссёр весь на нервах. Здоров, ничего не скажешь! Но десяток килограммов наберёшь для большей убедительности образа?
Михаил Пореченков пожал плечами в знак согласия.
– Остальным претендентам на роли бандитов нужно включить мозги – среди них есть умные персонажи. Это Эстет и Шут. Кстати, главный герой Евгений, хоть и не мафиози, но тоже мастер придумывать и проворачивать криминальные комбинации, – продолжал Вениамин. – А кто у нас в списке? Сергей Маковецкий, Машков Владимир…
«Эстет…Эстет… – в голове Тернового с самого Прованса крутилась идея-фикс. – Где же он?»
Вениамин специально приказал Шкловскому приложить максимум усилий вплоть до повышенного гонорара за звания и талант и уговорить Басилашвили и Фрейндлих на эпизодические роли старой французской пары Клода и Элиз, хозяев отеля «Париж» и родителей братьев-гангстеров. Если Басилашвили согласится на такую незначительную роль, то от предложения сыграть Эстета он точно не откажется. В том, что мэтр справится, Терновый не сомневался. Он с надеждой всматривался в глубину полутёмного зала.
«Слава богу, здесь!» – с облегчением выдохнул режиссёр.
Басилашвили сидел в окружении Алисы Фрейндлих и её подруги Ольги Волковой. Питерские аристократы спокойно сидели на последнем ряду, будто происходящее их совершенно не касается. С королевским достоинством они поглядывали на Тернового и улыбались то ли режиссёрским выходкам, то ли байкам, которые травил Басилашвили.
«Эти, пусть и постаревшие, звёзды способны сделать конфетку даже из самого тухлого сценария. А уж Волкова, не понаслышке знающая, что такое любовь Эльдара Рязанова до полного забвения, гениально вытянет любой эпизод, сама так срежиссирует мизансцену, что залюбуешься! Она уже пришла в образе – хоть сейчас снимай! – восхищался Терновый, разглядывая актёров. – Не то, что молодая поросль».
– А как у нас, Наумчик, обстоят дела с кандидатками на женские роли? – Вениамин вернулся в реальность.
Шкловский попросил девушек пересесть на первый ряд.
– Мать моя – женщина! – воскликнул Терновый. – Ты кого мне привёл, Наум? Кто из них, по-твоему, должен играть Жанну? Кто читал сценарий?
Руки подняли все. Терновый озабоченно прошёлся вдоль актрис, пристально разглядывая их… декольте.
– Читали, да? А ничего, что у Жанны стрижка «гаврош» и нулевой размер лифчика?! А вы все притащили сюда сетки с арбузами третьего номера! В романе всего две проститутки – Марина и Сюзи, а вас здесь сколько собралось?
– Веня, ты забыл про Ксюху из гостиницы «Москва». А ночной клуб «Красные шпильки на потолке» в Марселе? – защищал свой выбор Наум.
– Шкловский, наш фильм продюсирует западная компания. Она поминутно отслеживает хронометраж и расход бюджета. Твоя идея притащить во Францию личный бордель и наслаждаться жизнью не пройдёт! А мне вдобавок… О боже, почему только я должен помнить о своих яйцах? Которые мне скоро отрежут здесь или в Питере. Нет, уж лучше в Провансе! – Терновый махнул рукой. – Всё, я устал. Перерыв.
Вениамин воспользовался паузой и даже отослал Шкловского, чтобы поговорить с питерскими звёздами тет-а-тет и доверительно обсудить с ними свои идеи. Он не сомневался, что у этой великой троицы заготовлена куча собственного креатива.

***

Евгений и адвокаты из бюро «Юркки Пелтонена» сидели в приёмной и ждали приглашения. Наконец, массивная дверь из красного дерева распахнулась, и симпатичная секретарша пригласила войти.
– Вах! Какие люди у меня в гостях!
Каха Бахишвили с трудом поднял своё стопятидесятикилограммовое тело и, раскачиваясь, словно сумоист, широко раскинув руки, пошёл на встречу гостям.
– Вах! Евгений Борисович! Как я рад вас видеть!
На стоявших рядом с Кузнецовым Левина, Залесского и Братенькова Каха даже не взглянул.
– Присаживайся, гость дорогой, поближе ко мне, на самое почётное место, – Бахишвили лично проводил Евгения и отодвинул кресло. – Ну, и вы там, где-нибудь присаживайтесь, но не садитесь. Садытца нэ нада – зачем садытца? Ха-ха! Смэшно, да?
Кто-то громко засмеялся.
Евгений только сейчас обратил внимание на мужчину на противоположной стороне стола. Он был полноват, но не толст и очень маленького роста – из-за стола торчала лишь шея и лысая голова, которую он часто вытирал платком.
«Не заметил коротышку. Волнуется, видимо, – подумал Евгений. – Хороший юрист должен задницей чувствовать, что жопа пришла. Ну, посмотрим, не подвела ли тебя твоя интуиция».
Кузнецов с интересом осматривал кабинет известного олигарха, пытаясь по обстановке составить психологический портрет его хозяина.
Книжных шкафов не было. Лишь на столе, точнее, на огромной пепельнице из тёмного гранита, лежал Уголовный кодекс РФ с комментариями. Зато стены и потолок просторного помещения были отделаны дорогущими итальянскими панелями из красного дерева под дворец Дожей. Длинный – не менее десяти метров – стол и кресла были обтянуты красной, в тон, кожей с золотым тиснением. Повсюду на стенах висели восточные кинжалы вперемежку со щитами и несколько фотографий Ельцина с Кахой.
«Не он ли ищет «Слышащий сердце»?» – не мог отогнать назойливую мысль Евгений.
Завершал убранство кабинета огромный квеври, завалившийся в углу на бок.
«Пьёт!» – подытожил портрет грузина Кузнецов.
– Может выпьем? – прочитал его мысли, а скорее проследил за взглядом Каха.
– Рановато. Не будем спешить. Вот подпишем контракт, тогда другое дело, – вежливо отказался Евгений.
– Какие могут быть сомнения? Мне мой юрист доложил, что всё в порядке, и остались мелкие формальности, – не сомневался в успехе Бахишвили. – Эй, ты, законник хренов, так ведь?
Коротышка часто-часто заморгал ресницами, точно, как Тони де Вито, вытер моментально вспотевшую лысину и покосился на гранитную пепельницу.
– У нас к вам есть несколько уточняющих вопросов, точнее даже один, – Евгений повернулся к своим адвокатам. – Бюро «Юркки Пелтонена» нашло несколько интересных документов, касающихся одного комбината детского питания. Борис Ельцин даже зачем-то утвердил государственную программу поддержки детей Чувашии. Не объясните, уважаемый Каха, как вместо комбината вы приватизировали «Пенную Чувашию»? Или это простое совпадение юридических адресов?
Бахишвили остолбенел. Его лицо налилось кровью, а глаза бешено завращались в орбитах.
– Где ты, сучье вымя? Ты что мне говорил? Они дураки из «ильфа» . Ничего не рубят в нашей приватизации. Я ж тебя… гондон ты многоразовый…
Небольшие квадратные усики угрожающе зашевелились под носом Кахи, и в юриста-коротышку полетела тяжёлая пепельница. От смерти лысого спас его маленький рост. Он нырнул под стол и там пережидал бурю. Каху было не остановить. По кабинету летало всё, до чего он мог дотянуться: бутылки, стаканы, кресла, даже кинжалы, висевшие на стенах. Евгений и его коллеги из «Пелтонена», пятясь и стараясь держать бешеного грузина в поле зрения, медленно отходили к двери. Коротышки нигде не было видно.
– Не забудьте задаток вернуть в двойном размере, Каха-батоно.
– Прощайте, генацвале Бахишвили.
И Евгений захлопнул дверь, в которую шмякнулся Уголовный кодекс.

***