Вий-2 или Еще раз про любовь

Сергей пребывал в той сладкой утренней истоме, когда ты уже вынырнул из бездонных глубин ночного сна, но еще не добрался до поверхности осмысленного существования и блаженно барахтаешься в приповерхностных слоях, наслаждаясь близостью привычного и родного пространства, но почему-то все цепляясь и цепляясь изо всех сил за только что кинутые таинственные пределы. Он чувствовал сквозь закрытые глаза, как на его лицо наползает что-то яркое и горячее, конечно, это было солнце, оно уже добралось в своем вечном небесном круговороте и до его окна и теперь спешило одарить порцией животворящих лучей еще одного своего блудного сына, чтобы вызволить наконец его из явно затянувшегося ночного небытия.
Сергей приоткрыл глаза и взглянул на будильник, стоящий на подоконнике. Так и есть, шел уже двенадцатый час, то есть наступало время, когда солнце добиралось и до их комнаты, расположенной на южной стороне общежития. Пора было вставать, но, вспомнив, что опять предстоит абсолютно бездельный день – прошла всего неделя, как закончилась летняя сессия и их отпустили на каникулы до сентября, – он остался в постели и потянулся за книжкой, которую накануне купил на лотке у метро. Однако, пролистав томик стихов Николая Рубцова, он понял, что больше не в силах оставаться в горизонтальном положении, натянул протертые до прозрачности в коленях серые вельветовые штаны и измятую ярко-красную футболку с надписью на спине «Who am I?» и отправился в ближайшую лавку за пивом и колбасой.

Вернувшись через полчаса, он откупорил бутылку горьковатого на вкус «Славянского» (другого в магазине не было) и в задумчивости закурил. Закончился четвертый курс, и впереди было целых два свободных от занятий летних месяца. Уезжать из Москвы сейчас Сергею не было никакого резона, во-первых, некуда, если только к тетке в далекий Томск, да только там его особо и не ждут, если подумать, во-вторых, не на что, стипендия за июнь быстро разошлась в процессе многочисленных пирушек после сданных зачетов и экзаменов. Оставшихся двух десяток может хватить при известной экономии на неделю, но это разве жизнь? И даже в этом случае, при торжестве воинствующего аскетизма, деньги все равно скоро закончатся, такое уж у них фундаментальное свойство, и дальше что, лапу сосать?

Но все обстояло, конечно, не так трагично, как виделось на первый взгляд. Возможностей подзаработать в летней Москве предостаточно, было бы желание. И этими возможностями уже часто приходилось пользоваться раньше, так что не пропадем. Сергей слегка повеселел, допил из горла начатую бутылку и потянулся за второй. Одна проблема – найти для работы компаньонов, что летом совсем не так просто. На лето студенты разъезжаются по родственникам, на мамины харчи, и в общежитии остаются только такие бедолаги, как он, кому некуда податься. Значит, нужно прошвырнуться по этажам и поискать оставшихся мужиков, желающих подзаработать, вот чем и предстоит заняться сию минуту. А когда соберется компания, можно под вечер рвануть на овощную базу или на мясокомбинат или еще куда-нибудь - мест много, где требуется дешевая рабочая сила, лишь бы в этот момент вагоны стояли под разгрузкой или погрузкой. А это легко выяснить, позвонив предварительно по известным телефонным номерам с аппарата, что стоит у вахтера на первом этаже общежития.

Наметившийся план действий и выпитый литр «Славянского» окончательно привели Сергея в приподнятое состояние духа. Он поднялся из-за стола, сладко потянулся, и, сделав два-три резких движения из каратэ-до, подошел к раскрытому настежь окну. С высоты восьмого этажа открывался замечательный вид на Москворецкую пустошь. Зажатая со всех сторон многоэтажными домами новостроек, которые теснили ее со всех сторон, каждый год отгрызая все новые огромные лакомые куски от ее тела, она не сдавалась и сохраняла до сегодняшнего дня свою невыразимую величественность и мрачность. Изрезанная глубокими оврагами, сплошь заросшая колючим кустарником с редкими небольшими островками лиственного леса, она была для москвичей тем заветным местом, где вдали от людских глаз, не привлекая ничьего внимания, можно было, например, заняться любовью со случайной или не случайной подругой, распить бутылочку-другую белого в тесной дружеской компании по дороге с работы домой, а в выходные или праздничные дни выбраться сюда всем кагалом и уж тогда оторваться на полную катушку. Но ходили про эту пустошь и разные нехорошие слухи, бабушкины сказки о нечистой силе, которым, впрочем, москвичи особого значения не придавали, но все же в темное время суток предпочитали там не рисоваться. Сергей сам иногда, проснувшись среди ночи и выглянув в окно, как будто видел на пустоши среди полной темноты далекие мерцающие искорки движущихся огоньков, что было, конечно, натуральным обманом зрения.

Сейчас, в разгар ясного летнего дня, пустошь выглядела приветливо и нарядно. Буйная растительность яркого изумрудного цвета радовала глаз, бездонная голубизна неба и огромный оранжевый апельсин солнца дополняли величественную картину, открывающуюся из окна недавно отстроенного для студентов-энергетиков современного девятиэтажного общежития.

Сергей перегнулся через подоконник и взглянул вниз. К зданию примыкала небольшая асфальтированная площадка, которая по периметру окольцовывалась высоким бордюром, а сразу за площадкой местность резко уходила под уклон и начиналась пустошь. Неожиданно у Сергея закружилась голова, и его почему-то неудержимо потянуло вниз. Он побледнел, вцепился руками в подоконник, затем выпрямился и резко отстранился от окна.

- Что за черт! – выругался он и отошел вглубь комнаты, недоуменно потирая виски. Все же, как ни крути, постоянные ночные пьянки во время сессии давали о себе знать и безусловно отражались на состоянии даже такого крепкого организма, каким обладал Сергей. А Сережа Папин действительно относился к тому редкому сейчас типу молодых мужчин с врожденным здоровьем, которые вообще не представляет, что такое болезнь и с чем ее едят. Несмотря на трудное детдомовское детство – у него рано, в пятилетнем возрасте умерла мать, а об отце он вообще ничего не знал – он быстро физически окреп и уже в двенадцать лет мог вполне постоять за себя в стычках с пятнадцатилетними подростками. Упорный и целеустремленный, он хорошо закончил среднюю школу при Ивановском интернате, сходил в армию (служил в десантных войсках на Дальнем Востоке) и через подготовительное отделение сумел пробиться в Московский энергетический институт. Пока ему в жизни все удавалось: успешный студент четвертого курса факультета энергомашиностроения, компанейский и привлекательный, со светлыми длинными волосами, голубоглазый, высокий и крепкий – он пользовался успехом у женщин и уже знал им цену.

Сергей потянулся за куревом, но пачка «Ява» оказалась пустой, он только что выкурил последнюю сигарету. Он машинально смял пачку и зашвырнул в окно. Огляделся по сторонам в надежде обнаружить завалявшийся где-нибудь бычок.
В комнате царил тот постоянный, легкий беспорядок, по которому можно безошибочно определить отсутствие здесь женского хозяйского глаза. Сама комната была просторной и светлой. Вдоль стен стояли три деревянные кровати на высоких ножках, небрежно прикрытые тонкими покрывалами светло-коричневого цвета со среднеазиатскими вензелями и узорами, огромный платяной шкаф темной полировки, обеденный стол с изрезанной и прожженной в нескольких местах бледно-зеленой клеенкой. У входной двери косо висел на стене большой прямоугольник зеркала, под которым стояла небольшая тумбочка с облупившейся краской На ней небрежно валялись брошенные впопыхах тюбик зубной пасты, одежная щетка и небольшой обмылок красного цвета. Не найдя сигарет, Сергей тяжело вздохнул, убрал пустые бутылки в шкаф и вышел в коридор.

Через пару часов уже возник более-менее ясный расклад дел на сегодняшний вечер. Длительный вояж по этажам общежития в конце концов привел к успеху. На соседнем седьмом этаже он наткнулся на студента третьего курса соседнего факультета Витю Мыльникова, добродушного кряжистого увальня, который тоже задержался в Москве по причине полного безденежья – не было денег на самолет до родного Красноярска – и с радостью ухватился за предложение Сергея подзаработать. Труднее оказалось найти в компанию третьего, что было необходимо для полноценной комплектации бригады грузчиков. Обойдя все этажи и обстучав десятки окрашенных в ядовито-зеленый цвет дверей, он уже почти отчаялся встретить еще хотя бы одну живую душу. Но, уже повернув назад, Сергей столкнулся на узкой лестнице (лифт, как обычно в летнее время, не работал) с совсем молодым пареньком-очкариком, явно выраженным первокурсником. В сомнении взглянув на его тщедушную фигуру, он все же заговорил с ним и даже немного удивился, когда очкарик откровенно обрадовался его предложению. Оказывается Женя, так звали парня, был родом из Подмосковья и сейчас болтался в Москве в ожидании отъезда в археологическую экспедицию, на раскопки древних курганов в калмыцких степях. Денег у него было в обрез, а лишняя копейка в дорогу не помешает.

Конечно, бригада получилась не бог весть что, но для летнего сезона и такая сойдет, поэтому Сергей энергично листал пухлую записную книжку и накручивал диск телефона в поисках желающих воспользоваться их услугами. Вахтерша, невообразимо толстая, неповоротливая женщина по прозвищу Соколиный Глаз уже начала коситься в его сторону за то, что слишком долго занимает служебный телефон, когда все же удалось дозвониться до овощной базы в Чертаново. Туда только что прибыл десяток вагонов с фруктами откуда-то с южных регионов под срочную разгрузку, и они как раз набирали людей под эту работу. Застолбив под свою бригаду вагон, Сергей вежливо поблагодарил вахтершу. С ней ссориться никак было нельзя, поскольку, несмотря на дефект зрения - постоянно прищуренный, плохо видящий левый глаз, она зорко следила за моральным обликом студентов, тщательно блюдя пропускной режим общежития. К каким только ухищрениям не приходилось прибегать, чтобы протащить после девяти вечера через вахту знакомых студенточек из педа! Любимым и часто успешным маневром здесь был такой. Один или двое студентов заговаривают вахтерше зубы, отводят ее в сторону, а в это время все желающие неслышной ланью несутся мимо вахты на лестницу. Но, в случае, если у вас установились совсем уж доверительные отношения с Соколиным Глазом, что было, конечно, совсем не так просто и требовало длительных и постоянных усилий, – поздравления с различными праздниками, долгие вечерние беседы на душещипательные темы и т.д., и т.п. – вы в подобных случаях уже могли попытаться выдать вашу девушку за свою родственницу, двоюродную сестру, приехавшую первый раз в незнакомую Москву из дальних краев и которой негде сегодня переночевать. Так что вахтер в студенческом общежитии – это царь и бог, и об этом забывать не рекомендуется никогда.

Поскольку разгрузка вагонов на овощных базах бригадами шабашников всегда производилась в вечернее время, Сергей назначил сбор у входа в общежитие на шесть часов, а сам завалился на кровать с книжкой Рубцова, неожиданно купленной накануне. Вообще-то он не любил поэзию, а скорее, просто не понимал ее, но взяв эту книжку случайно в руки у метро и открыв на первой попавшейся странице, он прочитал строки:

В комнате темно,
В комнате беда,
Кончилось вино,
Кончилась еда,
Кончилась вода
Вдруг на этаже,
Отчего ж тогда
Весело душе?

И почувствовав что-то щемящее, родное и близкое в этих простых словах, сразу купил сборник пронзительных стихов вологодского поэта, и сейчас Сергей, как он делал всегда, когда его что-то сильно удивляло и поражало, попытался разобраться в своих мыслях и чувствах, привести их во что-то единое и стройное. Но его хватило ненадолго, через полчаса он уже мирно посапывал носом, уронив книжку на пол, и проснулся аккурат без пяти минут шесть.

Разгрузка вагона затянулась... Расфасованы яблоки были очень неудачно: в сетках из целлофановой тонкой нити лежало всего по пятнадцать-двадцать килограммов в каждой, поэтому приходилось за один раз тащить сразу по две, что было очень неудобно и утомительно. Заканчивали вагон уже на последнем издыхании, взмокшими от собственного вонючего пота, чумазыми, как черти из преисподней . В конце концов, вагон добили, потом еле-еле успели на последнюю электричку и выбрались из метро на Каширской заполночь, когда автобусы уже не ходили. Поэтому пришлось бедолагам тащиться к общаге пешим ходом по ночной Москве. И путь им предстоял не близкий: восемь автобусных остановок – не шутка.

Стояла глухая темная ночь. Таинственные серые громады домов нависали над путниками с обеих сторон улицы. Погода начала неожиданно портиться, и звезды одна за другой гасли на небосводе. Уличные фонари почему-то не горели, и, когда исчезла за тучами луна, стало совсем темно, хоть выколи глаз. Редкое окно светилось во тьме ночной, как огонек маяка, согревало душу. Порывами налетал холодный ветер, забивал глаза едкой дорожной пылью. Казалось, вот-вот хлынет проливной дождь, ливень, и уже вроде первые капли принесло ветром и швырнуло в лицо, но нет, по-прежнему зря бушует ветер, зря гонит стаи зловещих, низких туч по ночному небу, а дождя все нет как нет.

Долго брели по ночной Москве измученные господа студенты, прикрывая от пыли глаза, дрожа от пронизывающего до самых костей ветра. Кто ж его знал, что так резко поменяется погода, никто и не подумал захватить с собой теплый свитер или куртку-ветровку. Уже прошли до конца длиннющий Пролетарский проспект и свернули на улицу Урицкого, которая тянулась вдоль пустоши, уже показалась вдали башня общежития, рядом с которым горел единственный на всю улицу фонарь, как на автобусной остановке увидели темную фигуру сидящего на скамье человека. Прошли было мимо, но что-то вдруг как будто кольнуло Сергея куда-то под лопатку, он оглянулся и увидел, что сидящий человек машет рукой, подзывая.

- Погодите, мужики, подойду к нему один, чтобы в штаны не наложил от страха, - остановил он товарищей и двинулся к остановке.
- Серега, если что кричи, мы здесь, - сказал Виктор, почему-то сразу почувствовавший какое-то непонятное беспокойство. Но Сергей сделал успокаивающий жест рукой и продолжил свой путь.

На остановке сидела молодая женщина с распущенными до плеч темными волосами и немыслимо короткой белой юбчонке. Черты ее лица и фигуру нельзя было толком разглядеть, но по характерной позе, жесту, которым она придержала волнующуюся на ветру копну волос, Сергей сразу почувствовал породу, и его сердце привычно защемило в предчувствии весьма вероятного любовного приключения. Очень уж располагали к этому обстоятельства знакомства.

- Чем могу быть полезен, сударыня? – Сергей умел быть безукоризненно, неотразимо вежливым с женщинами в первые минуты знакомства, зная, что первые слова решают многое, если не все в этом деле. Женщина по первым твоим словам, тону и выражению лица, с которым они были произнесены, просчитывает тебя до самых потрохов и после этого ясно представляет, на что ты способен как субъект мужского пола, чего от тебя можно ждать и получить.

Но женщина не отвечала, опустив голову.

- Вы чем-то расстроены, вас кто-нибудь обидел? – Сергей, почувствовав неладное, начал проявлять настойчивость.

Женщина оборотила к нему лицо, и он, ухватив единым взглядом бледный овал лица и нежный рисунок маленького рта, мгновенно погрузился в бездонный омут печальных темных глаз, тоскующих и молящих о помощи. В одну секунду он был повержен, покорен, сломан, он был готов на все ради этой прекрасной незнакомки.

- Я не знаю, - ее голос напоминал журчание горного ручья, мягкий шелест ковыля в бескрайней степи и звон благородного хрусталя одновременно. - Мне, наверное, уже никто не сможет помочь.

И на огромных ее глазах навернулись слезы.

Сергей стоял рядом с незнакомкой, слыша дурманящий аромат каких-то неведомых духов, сквозь который пробивался этот таинственный и манящий, чуть острый и одновременно мягкий, нежный запах женского тела. Он вдруг ощутил, что эта женщина всем своим существом вызывает в нем неистовое, прямо-таки звериное желание. Он готов был наброситься на нее прямо здесь, посреди улицы, разорвать на части, на мелкие клочки, с восторгом выплеснув из себя бешеную страсть. И он каким-то внутренним, потаенным образом чувствовал, что странная незнакомка понимает его состояние, разделяет его и это понимание не вызывает в ней протеста, наоборот…

- Прошу вас, не плачьте, - он не узнал собственного голоса, осевшего от так внезапно подступившего вожделения. - Я все сделаю для вас, обещаю.

И он положил руки ей на плечи. Женщина как будто только и ждала этого мгновения, порывисто поднялась со скамьи ему навстречу и обвила его шею маленькими проворными ручками. Сквозь тонкую материю футболки он чувствовал ее высокую, податливую грудь с необычно твердыми сосками, огневой жар ее тела, судорожное движение ног, прижимающихся к нему все плотнее и плотнее, влажные, властные губы. Ее прохладные волосы заструились по его горящему лицу и закрыли от него окружающий мир со всеми его тревогами, заботами и треволнениями. Он вдруг потерял себя и оказался целиком во власти незнакомки, во власти ее чар.

Сквозь плотную пелену охватившего его странного оцепенения он, как в тумане, видел стоящие вдалеке темные фигуры ожидавших его товарищей, махал им рукой, как бы отпуская их. И все это время он всеми клетками своего тела ощущал тело прильнувшей к нему женщины. Он перестал существовать сам по себе, стал ее частью, дополнением, буквально растворился в ней без остатка. Он с восторгом ожидал указаний и с величайшим усердием стремился исполнить любое желание своей прекрасной повелительницы.

Вот они, обнявшись, перешли через дорогу на другую сторону улицы, вот начали спускаться по неверной, крутой тропинке куда-то во тьму дикой пустоши. Незнакомка вела его за руку за собой, и темнота как будто расступалась перед ними. С удивлением Сергей понимал, что кое-что даже удается разглядеть вокруг - кусты, отдельно стоящие деревья, какие-то нагромождения камней… Они минули овраг, поднялись на ровную поляну и тут остановились. Сергей почувствовал, как незнакомка выскользнула из его рук и отстранилась от него. Он беспомощно шарил руками вокруг, но никого не находил. Растерянный и обескураженный, он отступил на шаг назад и почувствовал, как кто-то прикасается к его спине, будто скребется, и вдруг запрыгивает сзади, охватив коленями его тело и плотно сжав шею в кольце рук.

- Вперед, мой конь удалой! – услышал он сзади знакомый женский голос, но что-то вроде изменилось в этом голосе, он стал ниже, появилась в нем неприятная хрипотца, но все же остались в нем те ласковые повелительные интонации, которым так сладко было подчиняться.

И он неуверенно сделал первый шаг, потом смелее – второй, и вот он уже бежит по ночной поляне, со странным наездником за спиной, мелко перебирая ногами, задыхаясь и хватая воздух широко раскрытым ртом. А сзади раздавались одобрительные, полные непередаваемого восторга крики:

- Вперед, мой конь, вперед!

И Сергей бежал все быстрее и быстрее, ветер уже свистал у него в ушах, сбивая назад растрепавшиеся волосы и выжигая из глаз слезу. Нечаянно опустив голову вниз, он вдруг увидел, что земля осталась уже далеко внизу, и он, ловко перебирая ногами, стремительно от нее отдаляется, набирая высоту. Но это его почему-то не очень удивило, он лишь постарался найти наиболее удобное в полете положение тела и заскользил дальше к ночным небесам. Он мчался наперегонки с тучами над ночной Москвой, и под ним проносились стрелы улиц, кубики домов, квадраты площадей. Город покрывала серая туманная мгла, сквозь которую едва пробивались огоньки на земле. Москва спала. Показались на горизонте и быстро приблизились ярко алеющие звезды Московского Кремля, и вот сам древний Кремль пронесся под ним – Спасская башня, Троицкие ворота, Собор Василия Блаженного… В отличие от остальной Москвы Красная площадь купалась в море огней, на ней даже были видны черные букашки человеческих фигур.

Поразительно, но во время полета Сергей совсем не ощущал усталости. Его тело мгновенно подчинялось любому движению мысли и стремительно неслось сквозь пространство вперед и вперед. Изумительное, ошеломляющее чувство абсолютной свободы владело всем его существом! Он купался в этой свободе, упивался ею, он наконец-то ощутил, что значит быть самим собой!

Странная парочка сделала огромный круг над городом, и вскоре Сергей понял, что они возвращаются назад. И действительно, он вдруг почувствовал, что их полет замедлился, они резко пошли на снижение. И тут же, внезапно на него навалилась неподъемная тяжесть, его руки и ноги налились свинцом. До его разгоряченного сознания вдруг дошла вся необычность и странность последних событий, которые случились с ним, он будто пробудился от очарованного сна. Земля стремительно неслась ему навстречу, странный всадник испуганно прижимался к его спине, что-то неразборчиво крича глухим низким голосом.

От сильного удара о землю Сергей полетел кубарем, но живо вскочил на ноги и настороженно огляделся. И в призрачной предрассветной полутьме вдруг увидел, как к нему идет, широко раскинув руки в стороны, отвратительная горбатая старуха в лохмотьях и с сучковатой клюкой. Она зловеще улыбалась беззубым ртом и, ни слова не говоря, все приближалась и приближалась к нему. Все помутилось у него в голове от беспредельного, ледяного ужаса, сжавшего стальными клещами его сердце. Он хотел было бежать, но ноги отказывались служить ему - они как будто налились свинцом. Тогда он, как бы защищаясь, выставил руки перед собой, ловко выхватил у старухи клюку и с размаху начал молотить палкой по горбатой спине, плешивой голове и другим частям ее отвратительного тела. Неожиданно его охватила безграничная ярость, он буквально рассвирепел, быть может, неосознанно мстя за обманутые свои ожидания, вкладывал всю свою силу в эти удары. Уголком сознания он вроде и понимал, что делает лишнее, но уже не в силах был остановиться. Старуха, растянувшись на земле, только жалобно вскрикивала, закрываясь руками от страшных ударов, и, наконец, вздохнула глубоко и проговорила со стоном глубоким грудным голосом:

- Не могу больше, - затем уронила руки и затихла.

И Сергей вдруг увидел, что перед ним на траве лежит не отвратительная старуха, а та очаровательная молодая женщина, которую встретил он сегодня ночью на автобусной остановке. Ее буйные шелковистые волосы причудливым орнаментом раскинулись вокруг прекрасного лица, которое уже наливалось страшной белизной. Полупрозрачная зеленая блузка была разорвана от плеча, и одна грудь в белом ажурном бюстгальтере вывалилась наружу. Коротенькая юбка задралась до пояса, обнажив крепкие округлые бедра и прозрачный треугольник трусиков с темным пятном в заветном месте. Сергей, весь трепеща от непередаваемого ужаса, вновь взглянул в лицо умирающей женщины, и ему вдруг показалось, что вишневые губы чуть раздвинулись в понимающей и сочувственной улыбке. И тогда небеса разверзлись над ним! Он зашелся диким криком и опрометью бросился прочь от страшного места. Он несся куда-то по непролазной пустоши, валился с ног, запнувшись о камни и коряги, встречавшиеся на пути, скатывался кубарем в овраги, карабкался по крутым склонам, обламывая ногти, наконец, обессилевший, выбрался на улицу и еле дополз до общежития. Как прошел вахту, как поднялся на свой этаж и вломился в комнату – уже не отложилось у него в памяти. Свалился, не раздеваясь, в свою кровать и забылся в тяжелом, беспокойном сне.

Его разбудил уже в пятом часу вечера настойчивый стук в дверь. Это был Виктор, который, оказывается, уже несколько раз приходил, стучал, долбил дверь ногами, но так и не смог до него достучаться и чуть было по причине странного отсутствия Сергея не вызвал милицию. Оказывается, Виктор уже после обеда съездил на овощную базу и получил на всю бригаду заработанные ими деньги. Забрав свою долю и поблагодарив Виктора за расторопность, Сергей деликатно, но решительно выпроводил его за дверь, отказавшись от предложения ударить по пиву, и глубоко задумался.
События прошедшей ночи раз за разом прокручивались в его голове, но он никак не мог остановиться на чем-то надежном, стабильном, основательном. Случившееся явно не объяснялось рациональным образом и сильно отдавало мистическим душком, что совершенно не принимало его сознание, сформированное, как и у подавляющего большинства советских граждан, на основе железобетонных материалистических догм. Но как тогда объяснить его ночной полет над Москвой, превращение прекрасной дамы в отвратительную старуху и обратно?! Ладно, все это могло померещиться, привидеться, присниться, наконец, но какое наваждение на него нашло в конце, какой зверь в него вселился? Зачем он набросился и убил эту женщину? Сергей застонал от бессилия что-либо изменить. Совершено преступление и за него придется ответить. Ему даже не приходило в голову таиться, скрываться, прятаться от милиции. Безусловно, будет явка с повинной, но… только не сегодня, хотя бы завтра с утра, да, завтра, а сейчас необходимо выпить и хорошенько выпить. Душа этого требовала, как никогда.

Приняв решение, Сергей слетал в магазин, где купил две бутылки «Столичной» и десяток – пива, разыскал Виктора, и тут уж они оторвались на всю катушку.

Прикончив купленное, они еще два раза посылали гонца, поочередно сами выступая в этой роли. В конце концов, Виктор заснул прямо за столом, и Сергей, аккуратно уложив его в кровать, поплелся к себе в комнату.

За весь вечер он ни словом не обмолвился с приятелем о случившемся, старался выбросить ночной кошмар из головы хотя бы на время, но мысли неуклонно возвращались к событиям прошедшей ночи, заставляя его вновь и вновь переживать те трагические мгновения. Завтра с утра – в милицию, иной возможности успокоить растревоженную совесть он не видел. Он совсем не пьянел, хотя пил, пожалуй, поболее приятеля и, в основном, мрачно молчал в течение всего вечера, внутренне все больше настраиваясь на завтрашний поход в милицию.

Добравшись до дверей своей комнаты, он непослушными пальцами долго вставлял ключ в замочную скважину, наконец, повернул его и распахнул дверь. Неустойчиво перешагнув порог, захлопнул дверь на защелку и остановился. Долго стоял, прислонившись к шкафу и глядя в пространство перед собой невидящим взглядом. Почему-то на него навалились воспоминания, перед его мысленным взором проносились картины далекого детства, какие-то смутные, болезненно щемящие образы тех времен, когда еще была жива мать, ее теплые руки, приглаживающие непокорные волосы на его голове. Все это осталось где-то там, далеко-далеко позади и никогда, никогда больше не вернется, разве что только вот так, по прихоти капризной девки – нашей памяти. Невероятная грусть охватила его душу, сжала сердце в холодных тисках, он застонал от внезапно нахлынувшего удивительно ясного ощущения предопределенности и неизбежности всего в этом мире и одновременно какого-то темного, не очень хорошего предчувствия. Тоскливая безысходность овладела им. Сергей встряхнулся, включил свет и шагнул в комнату.

И вздрогнул от неожиданности – на его кровати кто-то лежал. В распахнутое настежь окно задувал легкий ветерок, принося с собой приятный запах ночной свежести, но вместе с ним слышался отчетливый и почему-то страшно знакомый, дурманящий аромат духов. В это время сзади раздался тихий звук, который издает проворачивающийся в замочной скважине ключ, на что, впрочем, Сергей не обратил особого внимания.
Он приблизился к кровати и с ужасом понял, что на ней находится вчерашняя, убитая им женщина. Она спокойно лежала на его кровати, сложив на груди руки. Она была, как живая. Глаза ее закрыты, бледное лицо удивительно спокойно и невыразимо прекрасно.

Сергей в оцепенении, не отрываясь, смотрел на нее, лихорадочно перебирая в голове варианты рационального объяснения ее появления здесь, в комнате общежития. Его разум автоматически, одну за другой выстраивал различные версии, которые становились все фантастичнее. Самым логичным было предположить, что кто-то видел его вчерашней ночью, выследил место его проживания и во время его отсутствия подбросил в комнату труп. Но зачем? Не говоря уж о невероятной сложности реализации такого мероприятия на практике, оно просто абсурдно по своей сути, поскольку нет ответа на элементарный вопрос – зачем? Что за безумная затея подобным, нелепым и страшным способом преследовать его? Да, это, безусловно, безумие, а значит, люди, придумавшие такое, тоже наверняка безумны, и, возможно, они находятся где-то рядом. Не иначе, он попал в поле зрения каких-то маньяков, и нужно уносить поскорее ноги.

Сергей резко обернулся и настороженным взором обследовал внутренности комнаты. Все было без изменений. Оборотился назад – на его кровати по-прежнему лежала мертвая женщина. Мертвая ли – молнией сверкнула у него в голове дикая мысль, но, осторожно коснувшись ее руки, он ощутил могильный холод, не оставлявший никаких сомнений в отсутствии жизненного тепла в ее теле.

Скорее прочь отсюда! Он стремительными шагами пересек комнату, отодвинул защелку, но… Дверь не поддавалась. Он толкнул ее сильнее, налег плечом – все было напрасно, она не открывалась. О, как он мог забыть, ведь он сам запер ее на ключ изнутри! Он достал из кармана ключ, попытался вставить в замочную скважину, но ключ туда не шел! Что-то мешало ему, не пускало в отверстие. Вероятно, это был ключ, вставленный с обратной стороны. Значит, он еще и заперт, заперт в собственной комнате наедине с покойником!

Сергей покрылся испариной, ноги его подкосились, и он, задвинув снова дверную защелку, тяжело опустился на одну из свободных кроватей. Хотелось забыться, отключиться ото всего и, очнувшись, понять, что все это просто кошмарный сон, от которого нужно отряхнуться, как от налипшей грязи и поскорее забыть.
Он лежал на спине, глядя в потолок, и слушал звенящую тишину летней ночи, которая царила над землей. Издали доносился чей-то смех, оживленный разговор, шум двигателя одинокой машины, легкий посвист ночной птицы… Он погружался глубже и глубже в пучину беспокойного сна, но вдруг какой-то посторонний звук в комнате прервал его свободное полубессознательное парение. Звук, которого не должно было здесь быть ни при каких обстоятельствах. Легкий скрип кровати с той стороны, где находился труп.

Сергей внутренне напрягся, приоткрыл глаза и, не поднимаясь, медленно повернул голову. Женщина сидела на краю кровати, спустив ноги на пол.

Нет, этого не может быть, это сон, галлюцинация! Сергей зажмурился, усилием мускулов лица до боли сжав веки так, что перед глазами медленно поплыли красные дрожащие пятна.

Через несколько мгновений он снова взглянул в ее сторону и с содроганием увидел, что женщина уже стоит, вытянув руки вперед. Ее неподвижный, остекленевший взгляд широко раскрытых глаз был устремлен куда-то в пространство. Блузка все также разорвана от плеча, белая юбка смята и испачкана какой-то засохшей зеленью. И, несмотря на страшную бледность ее лица, женщина продолжала оставаться вызывающе, непередаваемо прекрасной. Мраморные, точеные черты ее лица были полны какой-то пугающей, неземной красоты. Сергей, не отрываясь, смотрел на нее, не в силах отвести глаз. Женщина вызывала странное, двойственное чувство – отвращение и в то же время желание ощутить, понять до конца ее таинственную суть, природу ее зловещей красоты. Несмотря на отчаянные протесты возмущенного разума, его безумным образом влекло к ней все сильнее и сильнее.

Женщина повернулась и сделала шаг в его сторону. Он вздрогнул всем телом, но усилием воли удержал себя на месте.

Женщина скользила пустым взглядом по стенам, явно не замечая его. Казалось лишь, что она внимательно прислушивается к окружающему, как будто пытаясь уловить нечто чрезвычайно важное для себя. Она медленно передвигалась по комнате, вытянув перед собой руки, шарила ими, ощупывая попадавшиеся на пути вещи.

Вот она тихой тенью прошла мимо него, едва не задев бедром, потом вернулась и остановилась в шаге от него, вполоборота к окну. Непроницаемое, как маска, ее лицо вдруг исказилось и раздался еле слышный жалобный голос:

- Я так несчастна, помоги мне.

И такая невыразимая тоска, глубочайшее сожаление о чем-то несбывшемся звучали в ее словах, что Сергей медленно, как в гипнотическом сне протянул руку и коснулся ее ледяной руки.

Судорога вмиг пробежала по ее телу, она резко повернулась к нему и, сделав шаг в его сторону, опустила руки на его плечи. И Сергей с удивлением увидел, что с нею начинаются удивительные перемены. Ее бледное лицо начало розоветь, наливаться жизненной силой, глаза принимают все более осмысленное выражение. Руки ее заметно теплели и уже ласково ерошили его непослушные волосы. Все вокруг пошатнулось, завертелось в чудовищном калейдоскопе, и девятый вал, буря невероятных ощущений накрыли его с головой.

…Он делал с ней все, что хотел, все, что в это мгновение могло прийти и приходило в его ошалевшую голову. Он был невероятно, дьявольски изобретателен, и силы его, казалось, были беспредельны. Он жил сейчас в каком-то фантастическом, нереальном мире, расцвеченном необычно яркими красками, в котором откуда-то с небес непрерывно звучала странная, волнующая мелодия, он жил в мире до предела оголенных чувств, которые медленно сгорали в адском огне, он жил сейчас в мире непрерывного экстаза. Унесенный безумным ветром, он не замечал ничего вокруг, не замечал, что находящаяся в его объятиях партнерша постоянно и неуловимо быстро меняла свою внешность – то это была седая старуха, то – девочка лет двенадцати, то – налитая пьяной синевой проститутка – целая галерея сменяющих друг друга самых разнообразных женских ипостасей проходило через его руки, не замечал, что в комнате, рядом с кроватью собралась невесть откуда взявшаяся, из каких щелей выползшая толпа донельзя странных, отвратительных рогатых и хвостатых существ, которые, осклабившись мерзкими ухмылками, во все глаза наблюдали за прихотливыми любовными играми особей двух бесконечно чуждых друг другу миров. Из этой толпы выделялось своим ужасным видом приземистое, горбатое чудовище, дьявольская помесь человека и свиньи с налитыми кровью глазами, опутанными длиннющими веками. Заросшее густой белой щетиной, оно стояло на коротких задних лапах, оканчивающихся копытами, а передними, длинными вполне человеческими руками сладострастно поглаживало свой огромный, напрягшийся детородный орган багрово-красного цвета. Возбуждение толпы нарастало, уродливые существа издавали восторженные хриплые крики и вожделенно тянули когтистые лапы к совокупляющейся парочке.

В какое-то из мгновений той безумной ночи, когда за окном густая липкая темнота уже начала превращаться в серую предутреннюю мглу, Сергей вдруг проснулся. Его разбудил мерный, звонкий стук капель, доносящийся из-за окна. Он как-то сразу решительно сбросил с себя покрывало сна, спустил ноги с кровати и подошел к окну. За окном шел осенний, затяжной дождь.