Палдиски

                ''Идет в поход
                Прославленный родной Балтийский флот...''
                ( Из текста песни ''Балтийский флот''.)

     На базу подводных лодок в эстонском городке Палдиски мы, 36 курсантов ЛВИМУ, прибыли во главе с офицером нашего училища капитаном 3-го ранга Рассказовым. За два месяца, ноябрь и декабрь, мы должны на практике освоить обязанности Командира навигационной группы БЧ-1 дизельной подводной лодки. Капитан 3-го ранга Рассказов отвечал за успех мероприятия.

     Нас распределили по шести лодкам, по шесть человек на каждую. Мы приняли Военную присягу,
обязались и поклялись перед лицом товарищей. Отметили, что суровая кара Советского закона постигнет нас при случае. На наши двубортные шинели пришили погоны с буквами БФ  -  Балтийский флот. На фланелевые форменки нашивать ничего не стали, было лень. Никто и не настаивал.
     Капитан 3-го ранга Рассказов после принятия присяги в тот же день исчез, растворился невесть где.
     Теперь за нашу боевую подготовку отвечали Команир корабля и его старший помощник.

     Команда каждой лодки жила в отдельном помещении на 50 коек. Посреди
помещения стоял теннисный стол, у стены проигрыватель для грампластинок. У тумбочки при входе cтоял дневальный с красно-белой повязкой на рукаве и синяком под глазом.
     В личное время старослужащие матросы без устали играли в теннис, остальные слушали модную тогда певицу Аллу Пугачеву. Все время одну и ту же пластинку, песни из кинофильма "Женщина, которая поет". Были и другие пластинки, но подводникам нравилась именно эта.
     После команды "отбой" Алла Пугачева замолкала, дневальный выключал в казарме свет и кричал:
     - День прошел!
     - Да и х... с ним!- хором отвечала команда. Флотская традиция.
     При общей казарме имелось несколько отдельных кубриков с двухярусными кроватями для офицеров и мичманов. В один из таких нас и поселили, от греха подальше.

      Утром дневальный в общей казарме прокричал "Команда, подъем!" и в общем строю мы отправились в столовую на завтрак. Завтрак приятно удивил. На столах, кроме горячей каши, мы обнаружили свежевыпеченный белый хлеб, cгущеное молоко, сливочное масло, варенье и рыбные консервы. Буханка белого хлеба разрезалась вдоль и поперек на четыре части, такая четверть намазывалась сливочным маслом в палец толщиной и обильно поливалась сгущеным молоком.
      Деликатес именовался "птюхой" и полагался морякам, дослуживающим последние полгода. "Птюхи", вообще-то, полагались всем, но молодым матросам не дозволялись из соображений субординации. Чтобы молодые чувствовали и понимали, проникались и уважали. Кто не проникался, получал от старослужащего в глаз и назначался дневальным у тумбочки в казарме.
      "Птюхами" отсчитывались дни, оставшиеся до демобилизации. Сколько "птюх" осталось съесть, столько дней и оставалось. По аналогии с компотами в сухопутных войсках.

      После завтрака команды лодок построились на плацу. В центре плаца играл духовой оркестр. Провожаемые оркестром, команды строем отправились к пирсам на свои лодки для ежедневного проворачивания  механизмов  и других занятий.
      До пирсов было метров семьсот-восемьсот. Когда последняя команда миновала ворота городка, оркестр смолк и дальше шли под бой барабана впереди строя.
      Потом оказалось, что это повторяется каждое утро, за исключением выходных дней и праздников.. Так началась наша стажировка и боевая подготовка.

      На лодке, кроме невероятной тесноты, нас ничего не впечатлило. Такие же навигационные приборы, что и на гражданском флоте: гирокомпас "Курс-4",
эхолот "НЭЛ-5", лаг "ИЭЛ-2". Та же аппаратура внутренней связи "Березка". Те же транспортир из нержавейки и параллельная линейка из дерева груши. Тот же карандаш  твердостью 2М. Даже навигационные карты оказались теми же, что и на  гражданском флоте.
      Что бы не мешать бегавшей по лодке команде, мы присели кто на что в стороне от прохода, До нас никому не было дела и мешали мы всем. Пробегавший мимо старший помощник командира остановился в недоумении. Мы встали.
      - Занимайтесь,- кивнул старший помощник и помчался дальше, тоже заниматься чем-то. Мы сели.
      Позже мы заметили: в военно-морском флоте все, когда не спят, постоянно занимаются. Все без исключения именуются "личным составом", занимаются боевой и политической подготовкой или проводят "личное время".
      Cлово "занимайтесь" произносилось командирами чаще всего и во время занятий заменяло команду "вольно". Произносилось строго или равнодушно, одобрительно или одобрительно с оттенком умиления. 
      Мимо прошел Командир. Мы встали.
      - Занимайтесь,- бросил Командир на ходу. Мы опять сели. Так мы просидели до полудня.

      После полудня команду вывели на пирс, построили и мы отправились в столовую на обед. Шли без барабанщика впереди, но маршировали бодро. В столовой к столу подошел старший помощник командира.
      - ЛВИМУ, на лодку больше не ходите. Сидите в казарме и не высовывайтесь.
      Мы с удовольствием выполнили приказ и после обеда завалились спать.

      Не знаю, как теперь, но в те времена дисциплина на флоте была на высоте. Все без исключения участвовали в " социалистическом соревновании" и повышали "показатели". Показателям дисциплины отводилось особое место.
      Достигалось добрым словом и дружеским участием.
      - Федя, хочешь в глаз?- томился от скуки на своей койке щуплый старослужащий. Молодой моряк Федя, высокий крепкий парень, вытирал с койки пыль и неуверенно пожимал плечами. Получить в глаз можно было при любом ответе.
      - Занимайся, - разрешал старший товарищ и Федя облегченно вздыхал.
      Офицеры и мичмана не вмешивались, на базовом уровне дисциплина поддерживалась старослужащими. До тех пор, пока не доходило совсем до  курьезов.
      
      Как-то старослужащие засунули молодому моряку в рот картофелину  и избили. Парень медленно чистил картошку. После процедуры моряк исчез,
как в воду канул. На ноги подняли всю бригаду, обыскали городок и прочесали окрестные рощи. Усилили патрули на железнодорожных вокзалах, привлекли  милицию. А мальчишка и не думал дезертировать, просто трое суток просидел в подвале столовой.   
 
      Неделю мы провели в кубрике, спали или играли в карты. Иногда заглядывал старший помощник командира, мы вставали.
      - Занимайтесь,- говорил cтарший помощник.
      "Чем?" - смотрели мы на старпома, но тот исчезал до того, как мы успевали спросить. Мы опять ложились спать  или продолжали резаться в карты.

      Через неделю, утром, когда команда занималась на своей лодке, в кубрик
заглянул с проверкой Начальник политотдела бригады. Мы бодро встали и замерли, не выпуская из рук карт. Начальник политотдела открыл рот, вместо привычного "занимайтесь" икнул и исчез. Через час в кубрик влетел перепуганный старший помощник командира.
       - Одевайтесь,- необычно распорядился старпом и вывел нас из расположения части. Мы решили, что на гауптвахту. Не на расстрел же.

      Рядом с Бригадой дизельных подводных лодок располагался учебный центр для офицеров атомного подводного флота с великолепным спортивным комплексом. С закрытым плавательным бассейном, теннисными столами и другими удовольствиями. Туда нас и привели. Cкоро подоспели наши сокурники с других лодок.
      - После завтрака и до обеда всем находиться здесь,- приказал старпом.
      Cпортивный комплекс оказался единственным местом, где нас можно было спрятать от возможных проверок.
      Теперь каждый день, с утра и до обеда, мы плавали в бассейне и играли в настольный теннис, потом принимали горячий душ и брели в столовую. Это были два самых спортивных месяца в моей жизни.

      Вернувшись в казарму, мы обнаружили, что кто-то уже перетащил три наши двухярусные кровати из кубрика в общую казарму. Во исполнении приказа Начальника политотдела бригады.
      Среди остальных, одноярусных кроватей, сооружения смотрелись внушительно. На спинках коек после стирки сохли наши цветные трусы, модные в те времена. Чем ярче и цветастее, тем лучше. Снять наши трусы со спинок коек рука ни у кого не поднялась.
      После обеда по субботам замполит лодки проводил политзанятия. Молодые матросы, переодетые в форму первого срока, расселись вокруг теннисного стола и конспектировали под диктовку какое-то произведение классиков марксизма-ленинизма. Мы просто валялись на наших двухярусных койках. 
      Замполит монотонно диктовал текст, на нас и наши разноцветные трусы,
развешанные для просушки, старался не смотреть. Мы же находили, что в казарме стало гораздо наряднее. Однако, из деликатности, белье в дневное время вывешивать перестали и на время занятий стали покидать помещение.

      Мы свободно проходили через КПП части, никому и в голову не приходило спросить у нас увольнительный билет. Возможно, с толку сбивали наши двубортные шинели офицерского покроя и шесть курсовых нашивок на левом рукаве.
      Любой здешний офицер в свои курсантские годы не носил более пяти.
 
      Вечерами, прихватив бутылку сухого вина, мы уходили на берег залива или
просто гуляли по городу. В дождливые вечера оставались в казарме, слушали любимую пластинку команды или читали.
      В части обнаружилась отличная библиотека с книгами на любой вкус. Мне попалось даже дореволюционное издание Леонида Андреева.
      Случались и другие развлечения. Бывало, вечером в казарму заходил нетрезвый мичман и выстраивал команду. Мичман задумчиво ходил вдоль строя, вспоминая, зачем он построил команду. А, может быть, ждал вдохновения.
      Наконец, мичман останавливался перед каким-нибудь матросом.
      - Скажут тебе: закрой клапан. Так ты закрой!
      Удивительно, но строй молча и терпеливо ждал, когда мичман исчерпает словарный запас и даст команду "вольно" или "занимайтесь". Даже старослужащие матросы не позволяли себе улыбнуться.
      Авторитет мичманов поддерживался всегда и всеми возможными средствами. Во время вечерних прогулок в строю и с песней (в них мы тоже не участвовали) одна из песен посвящалась мичману. Запомнились слова:
           Что такое мичман?
           Парень симпатичный,
           Выглядит отлично,
           В странах был различных,
           Все, что скажет мичман,
           Будем выполнять!
       - Парень симпатичный!-   пели матросы, чеканя шаг.
      Куда там Алле Пугачевой с ее репертуаром. Мичманам песня тоже нравилась.
      За глаза мичманов называли  почему-то "сундуками", что последних огорчало. А, по-моему, звучало неплохо. Сундук. Cолидно и основательно.

      Иногда старослужащие просили одолжить наши шинели, что бы выйти в город без увольнительной. Погулять или просто за водкой. Мы, предупрежденные старпомом, отказывали. В прошлом году двое старослужащих, переодетых в такие шинели, покинули часть и изнасиловали 70-ти летнюю женщину. Еще был случай, когда в наших шинелях кого-то избили и ограбили.
            
      Гуляя по городку, мы, бывало, заглядывали в стеклянную пивную с высокими круглыми мраморными столиками. Точно такими же, как в ленинградских рюмочных.
      Пивная почему-то именовалась "Кафе", хотя кроме пива с вяленой рыбой
ничего в меню не имела. За столиками, стоя, как лошади в стойле, отдыхали и общались офицеры в разных званиях, до капитана 2-го ранга включительно.
      Мы брали пиво и нахально подходили к любому стойлу. Офицеры деликатно теснились, давая нам место, и охотно вступали в беседу.
      Нас интересовало: как можно посвятить жизнь этому кошмару, называемому "Военно-морской флот". Офицеры с атомоходов снисходительно улыбались и объясняли, что их служба интересна сама по себе. Что именно интересно, не объясняли, не хотели выдавать военную тайну.
      Офицеры с дизельных лодок офицерам атомоходов завидовали.
      - У них  миски после еды не вытирают старыми газетами,- вздыхал капитан-лейтенант с дизельной лодки,- Воды полно. Моют нормальной пресной водой. В походе могут умываться, хоть дважды за день. Да и мисок у них нет, жрут из нормальных тарелок. 

      Так мы провели полтора месяца. Утром бассейн, вечерами прогулки к берегу залива.
      По субботам посещали Матросский клуб и танцевали с местными девушками, на воскресенье уезжали погулять в Таллин. Чем дольше мы отсутствовали, тем лучше чувствовал себя старший помощник командира корабля.
      Старпом считал дни, когда же мы уберемся совсем и навсегда. Исчезнем, как страшный сон.
 
      Однажды, выйдя из "кафе", мы с приятелем совершенно обнаглели и, влекомые звуками музыки, направились к единственному в городке ресторану. В ресторан нас не пустили. Тут же появился патруль, вызванный швейцаром, и мы оказались в комендатуре.
      - Ломились в ресторан,- доложил старший патруля и передал нас дежурному.  Потом появился вызванный дежурным старший помощник командира и отвел нас в казарму.
       Старпом был мрачнее тучи - мы снизили ему какие-то показатели. Уронили высокое звание, не оправдали и легли пятном.
       На лице старпома читались горечь и отчаяние - прятать нас вечерами было совершенно негде.
       Оставалась гауптвахта, но тогда показатели упадут еще ниже.  Именно поэтому молодых матросов, измученных недосыпанием и издевательствами старослужащих, уснувших на вахте, иногда с оружием в руках, не отдавали под трибунал, а просто били в морду. Что бы не снижать показатели  и не отстать  в "социалистическом соревновании".
       - У них даже матросов не бьют,- завидовал офицерам с атомоходов 
штурман нашей лодки, молоденький лейтенант.
       Впервые за полтора месяца появился капитан 3-го ранга Рассказов. Cпокойно объявил, что мы c приятелем не получим звание офицера запаса и по окончании училища пойдем служить срочную службу. На флот, на три года. И опять пропал куда-то.

       Следующие две недели показались самыми мрачными в моей жизни.  Мрачнее времени, когда полгода назад я потерял "Паспорт моряка загранплавания". Паспорт, впрочем, потом нашелся.
       Две недели мы с приятелем пролежали на койках, предаваясь самым мрачным мыслям. Мысленно примеряли на себя промасленные черные ватники без воротников, в которых матросы срочной службы маршировали к своим лодкам. Примеряли себя на месте дневального у тумбочки c синяком под глазом. Сокурсники с сочувствием поглядывали на нас.

       Через две недели, как раз к Новому году, стажировка закончилась. Мы спороли погоны с наших шинелей. Появился капитан 3-го ранга Рассказов, построил нас и повел к железнодорожному вокзалу. На плацу играл духовой оркестр. Играл не для нас, там проводились строевые занятия, но было приятно. На вокзале офицер весело подмигнул мне и моему приятелю. Оказалось, он просто пошутил, в воспитательных целях. Шутить капитану 3-го ранга Рассказову приходилось каждый год во время каждой стажировки.
       Уехали, однако, не все. Троих, не совсем еще достойных командиров навигационных групп, Новый год оставили встречать на гауптвахте. Но это уже была ежегодная шутка Начальника политотдела бригады, в назидание следующим стажерам.
       Так я стал офицером запаса Военно-морского флота СССР.

       Палдиски я посетил через двадцать лет, уже капитаном торгового судна. Теперь это был торговый порт независимой Эстонии.
       Я спустился на знакомый пирс и знакомой дорогой пошел осмотреть окрестности. Остановился у сохранившегося здания контрольно-пропускного пункта. На территории части ни души. Пустые казармы с окнами без стекол, зарастающий травой плац и бродячие собаки.
       Зашел в бывший магазин "Военторг", теперь он назывался "Supermarket". За прилавками стояли женщины средних лет. Возможно, те самые девушки, с которыми мы когда-то танцевали в Матросском клубе, дочери тех продавщиц
"Военторга".
 
      Зачем все это было? Замполит с классиками марксизма-ленинизма. Дневальный у тумбочки с синяком под глазом. Веселые девушки, стоящие сейчас с печальными глазами за своими прилавками. Духовой оркестр. Да и сами мы.
      Мне стало грустно. Давно замечено -  никогда и никуда не нужно возвращаться.
   
    
         
             
               
      

         

         


Рецензии