VII 1 Военный совет. Возвращение Эндры

 Вот и столица.
Люди оживились и заметно повеселели – окончилась тяжёлая дорога, окончился бесконечный скрип колёсных спиц и неизменное буханье копыт по пыли, окончились несколько месяцев монотонного движения к единственной общей цели, которая вдруг, по окончании, показалась такой близкой – и такой, отчего-то, недостижимой.
Из белой снежной круговерти пугающе медленно, шаг за шагом, выступали, будто слепляясь тёмной громадой из ранней метели, могучие, давящие крепостные стены огромного города. Даже отсюда, снизу, было видно уносящиеся ввысь мощные контрфорсы, припорошённые снегом, гранитные глыбы стен, а чуть поодаль, на самом берегу моря, – развевающиеся знамёна на десяти башнях исполинской цитадели: зелёная лавровая веточка, скрещённые мечи, раскинувший крылья ястреб, белая лошадь и фиалки, натянутый лук с готовой сорваться в полёт стрелой, белые лилии – символ чистоты и справедливости, почти рядом – котёл над огнём и весы, грозно вставший на задние лапы и оскаливший пасть бурый медведь, корабль и луна со звёздами.
Цитадель казалась во много, очень много раз мощнее и значимее города, выросшего каких-то два века назад. Она будто сливалась с высокими прибрежными скалами, врастала в них, уходя корнями в головокружительную пропасть, туда, где, окутанные серой пеленой брызг, с грохотом расшибались о камни могучие океанские валы.
Столица напоминала огромную шапку на высоком холме, по которому к крепостным воротам вилась широкая полоса дороги.
И здесь они увидели армию.
Отсюда утёс походил на громадный муравейник – по склонам раскинулся бесконечный лагерь, казалось, целиком и полностью занявший пространство на сотни километров вокруг. Люди и лошади – с такого расстояния крохотные, будто настоящие муравьи – ходили, двигались, поблёскивая хитином доспехов, занимались разными делами, но впечатление это становилось явно обманчивым по мере приближения. Людей, лошадей и всевозможных орудий было много. Пугающе много. Казалось, столько народу и в стране-то нет – но, тем не менее, они все были здесь, все пришли отстоять потерянную родину и отнятую свободу.
Дэннер шёл вместе со всеми в строю – и не мог отвести взгляда. Ему просто не верилось, что Армия народного восстания окажется настолько огромной. По сути, ему никто особенно не помогал в сборе войск, и надеяться оставалось лишь на собственные силы – но вот он, наконец, увидел результаты многолетнего упорного труда. И сейчас не верилось, что он смог такого достичь. Армия была громадна. Армия была хорошо и тщательно подготовлена. В сознании чётко отпечатался план дальнейших действий, каждая мельчайшая подробность. Его не пугала грозная цитадель. Его не пугали крепостные стены. Он знал, что делать теперь. Он видел своих товарищей. Не было страха, тревоги, неуверенности. Была железная воля и яркий огонь в груди, и уверенность в победе. Победе с большой буквы – это их Родина. Это их Свобода.
И это будет их Победа.

— Зна-атно... – высунулась Ласточка. – Вот это знатно! Там... это всё наши? Там, на утёсе?
— Наши! – ахнула Халлис, зелёные глаза восторженно распахнулись. – Наши! Сколько их...
— Командир!
Дэннер заставил себя обернуться.
— А впереди – наша армия? Да?
Дэннер снова перевёл взгляд на далёкие огоньки огромного лагеря и улыбнулся.
— Ещё бы. Разумеется, мы не одни. А ты думал, в одиночку на Тир-Катарот двинем?
— О-ой! – высунулась и Дерр. – Скока дядек… Остроухий, это знатные дядьки или мутные?
— Знатные, – заверил Дэннер.
— А почему они видят нашу армию, и не разобьют её? – спросила Пелга.
— Ой… Как же я в город попаду… – сникла Мери-Энн.
— Как идёшь, так и попадёшь, – удивлённо отозвался Дэннер. – Кто будет тебя задерживать? Если только на воротах, так ведь у тебя там родственники. Выяснят, кто ты, и пропустят.
Мери-Энн опасливо покосилась на военный лагерь.
— Точно пропустят? – усомнилась она.
— Пропустят. Ладно тебе, посидишь немного в каталажке, ничего страшного.
— Где?!
— В каталажке.
— Я чего-то тоже недопонимаю, – призналась Халлис. – Почему бы им на нас не напасть?
— Потому, – разъяснила Ласточка. – Мы же пока не проявляем агрессии. А стоять под стенами – не преступление, поэтому превентивный удар раззадорит народные волнения ещё больше. – Она прищурилась. – Мне кажется, Ковен и Император просто выжидают. Они не знают, что будет дальше. Должно быть, в Совете переполох... Или же они просто уверены в победе и пренебрегают нами. Мне только вот, что интересно: чья башня в цитадели десятая? Ведь орден называется Ковеном Девяти Башен. А это тогда, получается, что за резервная копия?
— Это Капитул, – пояснил подошедший Дэннер. – Башня Капитула. Руководящий состав, в ней магистры ордена собираются на различные обсуждения. Потому и десять башен. Этот герб символизирует порядок и справедливость. Теперь это так называется...
— Что? – не сообразила Пелга.
— А слева торчит очередное проявление справедливости. Да не только торчит – ещё и падалью тянет самым наглым образом. Осторожно, вороны.
Пелга, Халлис и Аретейни дружно сошли с обочины, обходя шибеницу. Вороны возмущённо разорались.
— И вас это ничуть не трогает? – упрекнула травница. Её немного задел цинизм командира.
— Меня это трогает, – заверил Дэннер. – Я бы сказал, не просто трогает, а нахально лапает – все тридцать три года счастливой и безоблачной жизни. Именно поэтому я здесь.
— А мы, товарищ командир? – вылез откуда-то Форх. – Нам что делать?
— Идти вперёд. А ты думал?
— А потом?
— А потом я скажу. Имей терпение, товарищ боец.
Ласточка фыркнула.
— А я буду раненым помогать! – радостно объявила Илька. Все удивлённо переглянулись. Дэннер заинтересовался тучками.
— Я тоже, – покосившись на тучки, присоседилась Пелга.
Тут Дэннеру на плечо спикировала знакомая птичка-перелётка и принялась чистить пёрышки.
Мери-Энн сникла. Ей как-то не очень приятно было оставлять обоз, где к ней так хорошо отнеслись. А родственники в монастырь запрут, наверное. А в монастырь ей не хотелось. Разве что, крёстная заступится. А что она одна может…
— Чего раскисла? – спросил её Всадник и хохотнул: – Или всё думаешь, как командира прирезать?
Мери-Энн вспыхнула и рассердилась.
— Ну, хватит вам! Вы ведёте себя… неблагородно!
— Эй, ты чего? – удивился Всадник. – Я же шучу!
Дэннер накрыл ладонью гладкие и тёплые подвижные пёрышки на плече, чтобы птичка не улетела, и удивлённо обернулся.
— Мери-Энн, что с тобой? – поинтересовался он. – Не хочешь в город?
— Дэннер, скажи ей! – Всадник, к всеобщему изумлению, искренне обиделся. – Чего она на меня взъелась?
— Мери-Энн, да что у вас случилось?
Девица вспыхнула:
— Я не взъелась… Это вы мне всё припоминаете…
— Да я шучу, вот, бестолковая!
— Тихо, – остановил Дэннер. – Что у вас?
— Я… я боюсь в город, – призналась Мери-Энн. – Меня в монастырь запрут… Крёстная заступится, да отец её не послушает…
Она вздохнула. Всадник фыркнул.
— Вот ещё глупости… Зачем в монастырь?
Дерр, тем временем, волновал другой вопрос. Она уцепилась за ремень Дэннера.
— Остроухий! Ну, Остроухий! Это от Рыжей с Чернявым, да?
Птичка моргнула и, склонив головку, уставилась на волшебницу чёрными блестящими глазками.
— Да не знаю я! Видишь, я его ещё не читал, – резонно заметил Дэннер, чувствуя, что его в очередной раз пытаются разорвать на кусочки. – В очередь, граждане, в очередь!
Все притихли.
— Боишься – так не ходи, – буднично уведомил командир. – Я тебя разве выгоняю? Дерр, отцепись, пожалуйста, ты мне ремень сейчас расстегнёшь. Я не могу одновременно глядеть под ноги, решать ваши проблемы и читать письма на ходу.
Перелётка чуть шевельнулась под рукой. Всадник мрачно покосился на Мери-Энн и отвернулся к своему коню, которого вёл в поводу. Дэннер предоставил птице возможность перепорхнуть на предплечье.
— Ага, не выгоняете, – вздохнула Мери-Энн. – Я против своих воевать не буду…
— Остроухий, ну… ну, чё там? – Дерр мешалась от нетерпения.
Пташка позволила отвязать от лапки лоскуток, явно оторванный откуда-то. Дэннер развернул послание. Нацарапано было чем-то бурым, видимо, кровью.

«Здравствуй, Дэннер.
Как у вас дела? Как там Дерр? Как ты и Ласточка? И мальчишки? Все здоровы?
От чёрных мы сбежали. Наверное, скоро будем дома. Только выберемся из Университета Инквизиции и найдём Роланда. Всем огромный привет,
Веретено и Чернявый.»

Судя по выражению лица командира, ему явно хотелось придушить рыжую за милую формулировку.
— Ну? – влезла Дерр. – Ну, чё?
— У них все замечательно, – отозвался Дэннер. – Они ухитрились побывать в гостях у местной Инквизиции, чёрт знает, где потеряли Роланда, оказались в затруднительном положении и пишут кровью на куске чьей-то рубахи – что вполне в репертуаре моей бестолковой сестрицы, у которой фантазия навеки заклинилась на крови, и ни на что другое её просто-напросто не хватает – не беспокойся, Дерр, они скоро будут дома. Возможно, даже с трупом Роланда. – Он зашвырнул записку на обочину дороги, показал перелётке характерный жест, чиркнув себя большим пальцем по горлу и покрутив указательным пальцем у виска, и отправил птицу в обратный полёт.

— Эй! Ау, мы тут!
Компания узрела отчаянно размахивающую руками женскую фигурку с чёрными кудрями, развевающимися на ветру. Ветер гулял по открытой местности, играя не только с волосами, но и с плащом женщины, одетой в практичную мужскую одежду.
— Да вы оглохли, или ослепли там?! – Женщина даже подпрыгнула, стремясь привлечь к себе внимание.
— Ой! – узнала Аретейни. Она, первая, соскочила с лошади, швырнула поводья ближайшему к ней Форху и помчалась навстречу, петляя между кострами и растяжками шатров и палаток. – Маргунд! – Ласточка радостно кинулась на шею ведьме.
— Ну, наконец-то.
— А... а вы как тут оказались?
Маргунд фыркнула.
— Да мы доедем десять раз быстрее, чем вы доползёте с обозом.
— А я думала, вы в штабе.
— Что мы забыли-то там, в штабе? – Маргунд придержала чёрную прядь, заметила такой знакомый браслет на запястье Ласточки и улыбнулась. – А тебя, крылатая, значит, можно поздравлять?
— С чем? – ошалела Ласточка.
— Как так – с чем? Ты у нас теперь замужняя женщина...
— Крылатая замужняя женщина, – влез белобрысый врач-недоучка Кэссин.
— А Дэннер знал, что вы приедете? – зачем-то поинтересовалась Ласточка. Ей было обидно, что ей ничего не рассказали.
— Ещё бы. У нас же главнокомандующий армией – телепат.
— Кто телепат? – не сразу сообразила Ласточка. Она настолько привыкла, что Дэннера скромненько именуют «командиром», да ещё и «товарищем», что словосочетание «главнокомандующий армией» её запутало. Впрочем, сообразила она быстро. – А, ясно. А кто ещё приехал? Эланденор здесь?
— Брысь. – Маргунд хлопнула по крупу чью-то лошадь, ткнувшуюся ей мордой в бок. – Ещё чего не хватало. Эланденору-то, как раз, высовываться нельзя. Он в штабе.
— В любом случае, я очень рада вас видеть! – жизнерадостно сообщила Ласточка. Она вдруг ощутила себя уютно и надёжно. В армии, среди товарищей, звона упряжи и доспехов, нестройных хоровых песен, непередаваемой смеси запахов лошадей, людей, железа, кожи, дорожной пыли и конопляного масла, горьковатого дыма и горячих сполохов лагерных костров, внутреннего, глубинного, неистребимого чувства единства со всеми окружающими, простых и подчас крамольных шуток – проявления солдатского юмора, холодной тяжести оружия – всей той походной военной обстановки, где она давным-давно сделалась своей. И теперь Ласточка будто бы окончательно вернулась домой, с той лишь разницей, что вместо родного фургона теперь придётся спать в палатке. Но в палатке над головой оставался такой привычный холодный и мягко-тяжёлый брезентовый потолок. И ставшие друг другу родными за всё это время Халлис, Дерр, Илвар, Илька с Храбром, невозмутимый Всадник, так и не позволявший называть своё имя, и насмешливый синеглазый Деамайн, маленький Ратибор, серьёзный и задумчивый Кристофер и, разумеется, родной, любимый и самый лучший на свете, Дэннер. Вот только не хватало Роланда и Эндры, к которым она тоже успела привязаться. Но они вернутся, обязательно вернутся – это она знала наверняка. Вернутся вместе с Артемисом. И всё будет хорошо.

Мери-Энн скромненько топталась в сторонке, оттягивая момент прощания. Уж очень ей в монастырь не хотелось. Дэннер ходил от человека к человеку, успевая с каждым перекинуться парой слов, за ним бегал ушастый зверёк, невовремя ныряя под ноги и примериваясь, как бы одним движением запрыгнуть на плечо. Всадник медлил, стоя неподалёку от остальных и теребя упряжь коня, который, в силу воспитания, стоял как вкопанный. По каким-то причинам оба они так же не торопились в столицу.
Всадник, наконец, вздохнул, повернулся к девице.
— Ну, тебе тоже в столицу? Пойдём, что ли, провожу.
— Спасибо, – ответила Мери-Энн. – Аретейни, я… пойду?
— Так скоро? – огорчилась Ласточка. – Ну, вы... это... навещайте нас... пока война не началась...
— Я... – встрепенулся Всадник, но неожиданно замолк. – Счастливо, я хотел сказать. Может, свидимся ещё. – Он как-то странно покосился на громаду цитадели, темнеющую в метели. – А у меня в столице дела.
Мери-Энн вздохнула. Всадник махнул рукой и зашагал в сторону городских стен, ведя коня в поводу. Обернулся:
— Рыжий! Удачи!
Мери-Энн побежала следом. Со Всадником ей было спокойнее, он будто оставался последней ниточкой, связывающей её с обозом.
— Дэннер, ты до сих пор собираешься писать Императору вежливую просьбу о капитуляции? – поинтересовалась Маргунд, шагая рядом с командиром. Дэннер удивлённо на неё поглядел.
— Ну, разумеется, собираюсь. В городе остаются мирные жители, и я не намерен подвергать их опасности.
— А то они не подвергаются. – Ведьма перепрыгнула растяжку.
— Нет, – уверенно произнёс Дэннер. – Я уверен, что они успеют вывести людей.
Маргунд даже остановилась. Дэннер прошёл ещё несколько шагов и обернулся.
— Командир, ты чего? С каких таких пор имперцы жалели мирных граждан?
— А с таких, – Дэннер потянул её за рукав, – что для того, чтобы избежать открытого бунта в городе и удержать армию, они должны вести себя по-человечески. Не дураки же они, в самом деле.
Ведьма помолчала, признавая логику. Некоторое время шли молча.
— В таком случае, тебе, вероятно, интересны будут последние новости, Дэннер.
— Они в любом случае будут мне интересны. Но с новостями подождём до совета.

В наскоро выстроенной бревенчатой времянке расположилось нечто вроде генштаба – здесь стоял стол и несколько скамеек, здесь же, через ширму, находился лазарет. Сейчас, в присутствии Дэннера, Ласточки, Деамайна, который невесть каким образом, всё же отстоял своё право присоединиться, Маргунд и офицеров, среди которых затесалась и крылатая Магдалена, и рогатый здоровенный Мерриган – он тоже был в составе командования – в помещении сделалось тесновато. Ведьма пересказывала командиру последние новости, а Ласточка и Деамайн, с которых взяли клятвенное заверение не шуметь и не лезть под руку, скромненько сидели в сторонке у стены и тоже внимательно слушали разговор.
— Ходят слухи, что Иллиорден практически отошёл от государственных обязанностей – сейчас его беспокоит судьба его сына, а всеми делами окончательно взялась заправлять его жена. Императора очень сложно увидеть, он почти не покидает стен крепости, и в дальнейшем вряд ли будет предпринимать какие-либо активные действия. Нам необходимо направить всё внимание, прежде всего, на императрицу.
— А советник со своими интрижками? – поинтересовался Дэннер. – Год назад я слышал, что он собирается устроить принцу досрочное принятие власти и править от его имени.
— А советника, – обрадовала Маргунд, – уже давно повесили за государственную измену.
— Подозреваю, что за государственные тайны, – усмехнулся командир. – А как проходит правление императрицы?
— Мегера. Столько народу даже Иллиорден не вешал. Хватают буквально ни за что – в основном, разумеется, за длинные уши, и орут о чистоте крови и власти избранной расы на каждом углу. Ну, и за религию, разумеется. Но этим, в основном, занимается Церковь. А дальше – как водится, хвалёная избранная раса страдает не меньше всех остальных – неизбранных.
— Ты увлеклась, – напомнил Дэннер. Ведьма кивнула.
— Так вот, Император охраняет восьмилетнего сына и жутко опасается возвращения Эланденора. Вряд ли ему известно о твоём присутствии. Ты, я так понимаю, намерен утром его обрадовать фактом своего появления?
— Намерен. Что с войсками и погромами в городах?
— Вы и этого не знаете?
— Маргунд.
— Прошу прощения, товарищ командарм.
— Продолжай, пожалуйста.
— Хм... У нас значительный численный перевес со стороны армии, но остаётся главный противник – Ковен Девяти Башен. Как я понимаю, действовать надо начинать с него. Орден Девяти не взять оружием. Полагаю, здесь нам потребуется вся мощь небесных легионов и ведуны с волшебниками... И начинать нам придётся с них.
— Наша задача – отвлечь внимание, – напомнил Дэннер. – Но это план действий в общих чертах. Разумеется, далее станем действовать по сложившимся обстоятельствам.

— Ну чё они там… – Дерр грела уши около времянки, где проходил совет.
— Подслушивать нехорошо, – заметил Форх.
— А чё они мутят? Не пустили… Я, между прочим, у Остроухого личный помощник…
— Это ты в нашем обозе личный помощник, – прошептал Форх. – А здесь всё серьёзнее... высшие офицерские чины... видала, там рогатый такой, с крыльями?
— Он дядька мутный, – согласилась Дерр.
— Ты так думаешь? – удивился Форх. – Он же, вон, маршал. Не думаю, чтобы командир так ошибался. Дело-то ответственное.
— Тише вы! – неожиданно зашипели совсем близко – за тонкой бревенчатой стенкой – из окна. Дерр с Форхом аж подпрыгнули – и по голосу узнали Ласточку. – Не то они нас выгонят. Дэннер уже с минуту на вас щурится как кот на сметану. Могу поспорить – за уши оттаскает после совета и в следующий раз на Деамайна вас повесит. А у Деамайна дела... ему надо здесь быть, а не вас караулить.
— Караулить? – ещё больше удивился Форх.
— Ну, да. Чтобы не сбежали...
Внутри горела лампа, а потому Ласточка прекрасно просматривалась сквозь подсвеченный квадрат маленького заиндевевшего окошка тоненьким тёмным силуэтом. Растрепавшиеся волны волос создавали жутковатое впечатление, то и дело изменчиво пересыпаясь и деформируя образ. Снаружи было холодно, ветер швырял в лицо колючие снежинки. Хотелось к тёплому костру, но у времянки было интереснее. К тому же, Дерр и Форх просто не могли остаться в стороне от таких важных дел, как первый военный совет.
— Я так понимаю, мы берём на себя только верхушку власти, – донёсся голос Дэннера. – Есть какие-либо новости от лордов? Тех, кто на нашей стороне.
— Есть. Вчера утром повесили двенадцать человек на площади. По обвинению в мятеже и государственной измене. Все они занимали высокие посты.
— Но в Империи всего двенадцать приделов. Ты хочешь сказать, что... перевешали всё руководство революции со стороны знати?
— Именно, Дэннер. – Судя по лёгкому поскрипыванию кожаной куртки, шагам и последовавшему за ними шелесту бересты, Маргунд передала командиру сводки. – Но наше дело живёт. У казнённых лордов остались семьи. И, разумеется, подчинённые. Императрица совершила ошибку этой показательной казнью – теперь ей не избежать открытого бунта.
— Открытый бунт они погасят в два счёта. – Дэннер сунул листки в планшетку. – Некогда всё читать. Стоит убедить их действовать осмотрительнее.
— Так они тебя и послушали... Да они же...
— Учинят детскую возню с уличными погромами с претензией на диверсии. И окончится это для них каторгой и эшафотом. Поэтому нам и нужен кто-то, кто сможет этих недовольных собрать, убедить и взять под своё чуткое руководство. И подготовить из них настоящих диверсантов. Нам необходимы связи среди знати, а сейчас мы как никогда рискуем их потерять.
Дерр для верности прикрыла рот ладошкой, чтобы не мешать, и слушала дальше.
— А мы их ещё не потеряли? – спрашивала Маргунд. – Семьи казнённых, по-твоему, захотят сотрудничать с нами?
— Ещё как захотят, – уверенно ответил Дэннер.
— А чего тут выяснять? – неожиданно послышался звонкий, уверенный голос Ласточки. Дерр и Форх увидели, как она встала и, чётко печатая шаг, вышла на середину круга. – Казнённые лорды действовали вместе с нами, так?
— Так, – усмехнулся Дэннер. Он даже не стал её одёргивать – Ласточкина простая, но неопровержимая логика им очень даже не повредит. К тому же, известно, что лучшие мысли приходят, как правило, к новеньким – у них мозги ещё не замусолились перетиранием одного и того же.
— Они были нашими главными информаторами, движущей силой и снабженцами, так? – продолжила Аретейни. – Но в последнее время действовали всё более самостоятельно, не имея непосредственной связи с высшим командованием.
— Верно. – Дэннер вскинул руку к лицу.
— Так вот сейчас, – громко и чётко завершила Ласточка, – их подчинённые и нос побоятся вытереть без нашей непосредственной команды. И они чертовски злы и жаждут возмездия.
— И ты хочешь сказать... – начал кто-то. Ласточка с улыбкой обернулась.
— ...Что завтра же с самого утра нам придут письма с просьбами о дальнейшем сотрудничестве. Пусть одно, два. Но процент вероятности крайне высок. А подстроить под написавших остальных – дело техники.
— Логично, – признала Маргунд. – Но этим уже займутся «крикуны» и агитаторы.
— Я тоже могу помочь!
Все разом обернулись на голос, молча созерцая вылезшего из-под стола Илвара, бледного, но оттого не менее воодушевлённого.
— Похоже, я знаю, кого лучше посылать в разведку... – нарочито задумчиво протянул командир. – Не хочешь расширить фронтовую квалификацию, парень? Одно мне известно точно: тратить столь ценные таланты, теряя их в пехоте, я не стану. Так что, мечником тебе уже не быть.
Дерр прислушалась и насупилась. Вот, ей в голову не пришло спрятаться под скатертью. Она вся извертелась. Волшебнице хотелось сообщить, что она-то тоже может много чем помочь. Но сунуться во времянку Дерр не решалась, поэтому молча пыхтела, сжимая руку Форха. Юный партизан тоже вздыхал, видимо, томимый теми же мыслями.
В конце концов, волшебница нашла выход. Она спряла в воздухе тонкую алую ниточку. Ниточка легко просочилась в щель под дверью и под потолком превратилась в большую сверкающую бабочку. Бабочка горделиво проплыла у всех над головами, обращая на себя всеобщее внимание, и повисла прямо перед носом Дэннера.
— Благодарю, Дерр, – услышала она невозмутимый голос командира. – А сейчас отправляйся, пожалуйста, спать, вместе с Форхом и вот этим белобрысым любителем столов. Мы прибыли на место, но тренировки при этом никто не отменял, так что, завтра подниму по расписанию.
Бабочка недовольно колыхнула крылышками, описала ещё один круг и исчезла.
— Мутишь! – донёсся голос волшебницы. – Сам-то не спишь!
— О чём периодически жалею, – согласился командир. – Но это не повод вам не беречь силы... Так что там с лордами? Да, вот ещё что. Около года назад мне сообщили о заговоре во дворце. Когда Сандрем с Эланденором сбежали от властей, первый попал к дворцовым заговорщикам, некоторое время действовал на три фронта, в чём я абсолютно уверен, затем исчезли как он сам, так и заговорщики. Во всяком случае, о них до сих пор ничего не слышно. Итак, меня интересуют по возможности, эти таинственные артисты в масках и судьба человека по имени Сандрем, долгое время работавшего непосредственно на Иллиордена, затем приговорённого к казни по инициативе императрицы и впоследствии сбежавшего. У кого-нибудь есть сведения?
— А когда это было? – спросила Маргунд.
— В начале лета.
И тут, ловко нырнув под локоть охранника, во времянку влетела Дерр, которая, конечно, даже и не подумала отправляться спать. Следом за ней на пороге затормозил растерянный Форх.
Деамайн подхватил налетевшее на него с размаху дитя на руки.
— Спятила! Это тебе военный совет, а не игрушки!
Но Дерр принялось яростно отбиваться.
— Я такого дядьку знаю! Я знаю! Пусти, не мути! Остроухий, ну, скажи!!
— Да ну? – заинтересовался Дэннер. – Так рассказывай.
— А пусть он отпустит!
— Деамайн, отпусти её.
Партизан выпустил волшебницу и пожал плечами.
— Не мути! – Дерр строго погрозила ему пальцем. – Значит, так. Этот дядька мне говорит, не видал, говорит, такого рыжего, у которого ещё ухи острые? С ним, говорит, ещё компания была. А я чё, мутить, что ли стану? Ну, я ему и говорю, что, говорю, он меня нанимал за рыжими шпионить. Вот. Он ка-ак зыркнет на меня. Я ж говорю, шибко мутный дядька!
Собравшиеся начали переглядываться, затем вопросительно уставились на Дэннера. Дэннер переводить не стал, и собравшиеся разочаровались.
— Давно это было? – уточнил командир под сдавленное хихиканье Ласточки и не менее сдавленное фырканье Деамайна. Уж очень потешный вид был у остальных.
— Вот, када мы пирожки в кабаке ели, а потом к Чистюле ходили. Вот, за неделю, – по-деловому сообщила Дерр и прибавила, для пущей убедительности: – Мутный дядька.
— Это точно, – согласился Дэннер. – Значит, полгода назад. Кто-нибудь ещё что-нибудь знает?
Но остальные молчали. Дерр сделала вывод, что она внесла неоценимый вклад в дело революции. И уселась рядом с Деамайном, на всякий случай, сделав вид, что её тут нет.
— Ясно, – вздохнул Дэннер. – В таком случае, разузнайте, пожалуйста, подробнее. Это важно. Если мы найдём Сандр... Вашу мать, зачем же на голову-то?!!
— Безмозглая рыжая девка! Слазь с меня немедленно!!
— А может, вы оба с меня слезете? Нет? Ну и ладно тогда, обойдусь. – Дэннер ловко вывернулся из-под двух свалившихся на него тел. Арбалетчик всё ещё барахтался, пытаясь подняться. Эндра ушиблась искалеченной ногой и потеряла сознание. Все остальные дружно протирали глаза – вспышка полыхнула настолько неожиданно, что никто не успел закрыть глаза или отвернуться. Дэннер философски созерцал эпическое полотно «возня на полу». – А где Роланд? – поинтересовался он.
— Роланд будет позже… Да слезь с меня!!
Дэннер подхватил Эндру на руки, давая Артемису возможность подняться. Эльфка безвольно уронила голову ему на плечо.
— Ты чего с ней делал? – изумился Дэннер, разглядывая рыжую.
— Ничего, – прошипел Артемис. – Хотя хочется.
— Дэннер! А-а-а-ай… – это Эндра очнулась, застонала, хлопнула глазами, увидела Дэннера, который, собственно, держал её на руках, и принялась обниматься, но неловко повернувшись, растревожила и колено, и спину.
— А, я вспомнил, – заявил командир. – Это ты упала с лошади и ушиблась. Тут нужен целитель. Иначе останешься без ноги...
— Ты как тут? – немедленно поинтересовался арбалетчик. – Живой пока?
— Да вроде. – Дэннер устроил Эндру поудобнее. – А вы куда подевались?
— Ура! – обрадовалась Ласточка и, не тратя времени на приветствия, побежала разыскивать Халлис. И в этот момент на Дэннера метнулась ещё и ушастая комета в лице Дерр. Эндра взвыла громче.
— Веретено-о! Чё мутила?! Чё мутила, ну?!
— Я не мутила! – прохрипела Эндра. – Я старалась и почти не мутила!
Артемис выразительно фыркнул.
— Это он мутил… – закончила Эндра. – Ай!
Дерр исхитрилась и звонко чмокнула эльфку в щеку. Налетела на южанина, подскочила и обхватила его за шею.
— Чернявый вернулся! Чё мутил, говори? – строго прибавила она.
— Я? – окончательно обиделся арбалетчик. – Это не я. И вообще... я рад, что вы все живы, вот.
— А чё? – удивилась волшебница, распахнув на него сияющие серые глазищи. Дэннер отвернулся, пряча улыбку. Маргунд хихикнула. Деамайн задумчиво созерцал лица остальных, на которых было написано искреннее недоумение.
— Бездна, это ж вообще абзац, – выразил общую мысль рогатый Мерриган.
— Товарищ командир... – нерешительно протянул Форх.
— Ах, да, – не замедлил с ответом товарищ командир, направляясь в сторону лазарета с Эндрой на руках. – Прошу прощения, товарищи. Сейчас вернусь – и продолжим обсуждение.
Дэннер скрылся за ширмой. Пока Ласточка разыскивала Халлис, он усадил Эндру на кушетку.
— Ну, что там у вас? С чего это вы вдруг решили телепортироваться?
— Мы не решали, мы случайно…
— А где Роланд?
— Он приедет и тоже телепортируется, – послушно отрапортовала Эндра. Правда, голос у неё при этом был каким-то упавшим. Она вдруг ухватила Дэннера за руку и зашептала тихо, так, что за перегородкой было неслышно: – Дэннер, ну, чего он? Чего он, а? За что он так со мной?
— Эй, погоди, – ободряюще улыбнулся Дэннер. – Я же не знаю, что у вас произошло. Давай сделаем так: сейчас Халлис тебя вылечит, а я, пока что, закончу дела. У нас тут военный совет, и я не могу долго отвлекаться. А потом мы поговорим, идёт?
— Хорошо, – смиренно согласилась Эндра. – Только ты скорее.
Тут явились Халлис с Аретейни и, конечно, полезли обниматься. Целительница на ходу разогрела ладони. Ласточка приподняла штанину эльфки и охнула – зрелище было не из самых воодушевляющих. Сустав посинел, распух и деформировался. Дэннер перепоручил названную сестру Аретейни с целительницей и вернулся к остальным.
— Ну, продолжим. Прошу прощения. Артемис, ты присоединишься, или передохнёшь? Тебе тоже целитель нужен.
Южанин покосился на перегородку, за которой лечили Эндру, и ответил:
— Я лучше уж потом.
— В таком случае, прошу оставить нас. Дерр, Форх, Илвар, благодарю за помощь, спать немедленно. Особенно это относится к вам двоим. Мерриган, веди себя прилично. Всё? Итак, на чём мы остановились?..
Таким образом порядок был восстановлен.

По завершении совета Дэннер отдал ещё несколько распоряжений, пожелал всем спокойной ночи и отпустил по палаткам – время было позднее. Артемис мёрз под ветром и снегом, завернувшись в кем-то любезно предоставленный плащ и дожидаясь его снаружи.
Дерр для разнообразия послушалась. Правда, немалую роль в этом сыграл Форх, который буквально силком потащил её спать. Волшебница всё порывалась повидаться с Рыжей. А так как расквартировали Дерр и Форха по разным палаткам, она совсем загрустила, завернулась в одеяло и сделала вид, что спит.
Пока заканчивался совет, Эндру успели основательно подлатать. Халлис исчерпала почти все силы, сращивая искалеченное колено и исцеляя раны на спине эльфки. В конце концов, она, смертельно усталая, присела рядом, а Аретейни принялась поить обеих горячим чаем. Эльфке, продрогшей в одной рубашке и завёрнутой в Ласточкин плащ, это было весьма полезно.
Дэннер вышел из времянки. Небо очистилось, и на нём поблёскивали звёзды; покусывал за руки крепкий северный мороз.
— Ты чего? – спросил командир, подходя к Артемису.
— Я? – Арбалетчик приложил тяжкое усилие, чтобы не стучать зубами. – Я вот что... я хотел узнать, ты в порядке? А Ласточка и остальные? Я же тебя знаю, ты постоянно за всех беспокоишься...
— Сам-то, – улыбнулся Дэннер. – Разумеется, я в порядке. – Голос прозвучал грустно. – У меня всегда всё в порядке. А вот за тебя не поручусь. Тяжело вам пришлось. – Он не спрашивал. Он просто констатировал факт. Артемис вздрогнул и поёжился.
— Да не очень... если бы не эта чёртова бестолочь... – Он неожиданно скривился, махнул рукой и плотнее запахнулся в плащ. – Я замёрз. Спокойной ночи, рыжий. Куда мне идти?
Дэннер прищурился и улыбнулся.
— Видишь вон тот огонёк, там, где маленький такой штандарт? Оттуда налево и чуть назад наискосок. Там и твой взвод в полном составе.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Арбалетчик зашагал через уснувший лагерь. Откуда-то сбоку нарисовалась Ласточка и немедленно прижалась, зачем-то уцепившись за ремень. Дэннер молча обхватил её за плечи.
— Эндра плачет, – сообщила Крылатая. – Ты обещал с ней поговорить.
— Иду.
Маленькая фигурка Артемиса окончательно скрылась в танце снежинок, а Дэннер вместе с Ласточкой возвратился в лазарет.
Командир вздохнул, подошёл и положил ладонь на руку эльфки.
— Так что у вас произошло? – мягко спросил он. – Ты хотела поговорить.
Халлис кошкой выскользнула из лазарета.
— Он меня оскорбил. Он всё испортил… Терпеть его не могу, – пальцы Эндры вздрогнули под ладонью Дэннера.
— Расскажи, – повторил командир.
Эндра судорожно проглотила слёзы. И принялась рассказывать. Сбивчиво, но последовательно и, в общем, понятно – сказывалась менестрельская практика. Она поведала, как их непонятно каким образом перекинуло в Морулию, и обо всём, что произошло с ними там.
— Я не понимаю, – сбивчиво закончила рыжая. – За что он со мной так? Что я сделала? Мы же были вместе… Совсем вместе, по-настоящему… Я не понимаю...
Дэннер с Ласточкой молчали. Затем Крылатая осторожно покосилась на мужа, но он сделал вид, что не замечает взгляда. Дальше принялись молчать уже втроём. Пока молчали, привыкли к тишине, и потому, когда Дэннер заговорил, обе женщины вздрогнули.
— Мы часто друг друга не понимаем, потому что мы все разные и по-разному мыслим. Артемис никогда не любил прощаться. И ещё он никогда не любил смену обстановки, она его нервирует и выводит из душевного равновесия. А прощание – лишний раз расстраиваться. Я тоже прощаться бы не стал. Лучше притвориться, что ещё вместе – так легче обоим. Я бы на твоём месте сперва выяснил, в чём дело, и только потом раздавал бы затрещины. Скажи, портал был многоразовый?
— Ну, да, многоразовый... А что?
Дэннер усмехнулся.
— А ничего. С чего это ты, интересно, взяла, что в портал непременно надо лезть всей толпой? Почему бы и не поодиночке – если кто-то спешит, а кто-то, наоборот, задерживается?
Эндра закусила губу. Затем вскочила и вылетела из времянки.
— А ты с Артемисом не говорил? – поинтересовалась Ласточка, когда пролетевшая мимо неё рыжая комета потоком воздуха всколыхнула волосы и с хлопком двери покинула лазарет. Дэннер скептически покосился на Крылатую и уютно расположился на Эндриной койке. Он только сейчас почувствовал, как же на самом деле устал за эти десять лет. А ведь всё только начинается.
— Не говорил, и не намерен говорить. Я-то его прекрасно знаю и понимаю.
— А Эндру? – не выдержала Ласточка. Ей вдруг стало обидно за такую невозмутимость.
— А Эндре всегда семнадцать. – Дэннер невольно улыбнулся. Он был рад, что рыжая снова с ними. – Поэтому она и зациклена на собственной обиде и не хочет понимать других. Как-то несправедливо они устроены. Это же ужасно – на века остановиться в развитии. Жалко её... и Дерр тоже жалко. Для неё никогда полноценной жизни не будет. А Эндра так и будет воспринимать всё через призму подростковых комплексов и от этого мучиться. И зачем боги с ними так поступают...
Ласточка загрустила окончательно, уселась в изножье кровати и обхватила руками колени. Снег с лёгким шелестом сыпался на тонкую крышу, налипал на окна. Она огляделась. Сейчас здесь всё так аккуратно и чистенько – идеально застеленные кровати в два ряда, белый лён простыней, новенькие – и оттого чистые и ещё не успевшие покрыться слоем масла и закоптиться – лампочки, чистый пол, шкаф, сколоченный тут же из свежих, остро пахнущих стружкой и ещё слегка золотистых досок, и операционные столы за перегородкой. Аретейни представила, что совсем-совсем скоро деревянный пол почернеет от крови, помещение переполнится стонами и криками, морозный воздух сделается густым и тяжёлым, насыщаясь запахами крови, железа, мочи, масла, грязи и пота. Смерти и страха... Как люди будут метаться, стонать, умирать прямо на глазах, как – она это твёрдо знала – на всех не достанет рабочих рук и свободного места, как придётся выбирать, кому жить, кого ещё можно спасти, и кого спасать невыгодно или просто бессмысленно. Как ей, Ласточке, вместе с хрупкой маленькой Халлис выносить безжалостный приговор людям, ждущим от них жизни, спасения и надежды, как едкий пот зальёт глаза, а руки откажутся подчиняться, нарушая столь необходимую ювелирную точность движений, как горячая кровь будет заливать простыни, как с каждой её каплей людей, живых людей будет покидать жизнь... Это всё уже было, тогда, в битве под Сталинградом, это всё повторится и теперь. Ей хотелось, чтобы никогда не было больше войны. Чтобы земля размокла не кровью, а дождевой водой. Чтобы вместо трупов покрылась сочной зелёной травой. А небо оставалось ясным, и солнце не закрывал смоляной чёрный дым и смертоносные тучи стрел...
 Только для этого необходимо снова пройти через ад.
Крылатая замотала головой, избавляясь от страшного видения, и вдруг спросила:
— Дэннер... это всегда так будет, да?
— Что будет?
— Будет так, что, чтобы выжили одни, должны умереть другие?
Дэннер повернулся и посмотрел ей в глаза. Глаза у неё стали большими, грустными и мерцающими в переливчатом тусклом свете лампы, она как-то вся беспомощно сжалась, болезненно сцепив тонкие руки. И было невыносимо больно ей отвечать. Больно говорить ей сейчас правду.
— Да. Всегда. Так всегда было и так всегда будет.
— Почему... – прошептала она, уткнувшись лицом в колени.
— Так уж мы устроены, люди. Не плачь, Ласточка. За нами придут другие. Они тоже будут воевать. Может, за то же самое. Может, за другое – но исход всё равно останется один. И всё повторится.
Аретейни вздохнула и прижалась к нему.
Они сидели, обнявшись и просто радуясь ценной минутке уединения. Ласточка пригрелась и закрыла глаза, ловя каждое мгновение, каждое, даже незначительное ощущение – едва уловимый запах леса от рыжих волос Дэннера, тепло его кожи и лёгкое дыхание, биение сердца, и старалась не думать о том, что сердце может в любой момент остановиться навсегда, и из сильных рук уйдёт тепло, и свет в зелёных глазах навеки погаснет... сегодня, или завтра, или через несколько дней – это может быть в любую минуту. А сердце по-прежнему бьётся в груди ровно и спокойно, хотя и не знает, сколько ударов ему ещё осталось. Ласточка вдруг остро ощутила, что любой ценой не даст ему умереть. Даже если придётся отказаться от цели, пойти против его воли – она всё сделает вместо него, всё-всё! Только бы он был в безопасности...
— Я тебя никому не отдам, – выговорила она сквозь набежавшие горячие слёзы. – Никому, слышишь. Самой смерти – и то не отдам...
Дэннер сжал её крепче и ничего не ответил. Он в который раз пожалел, что взял её с собой на войну, где ей совсем не место, где грязь и смерть – она снова казалась хрупким молодым побегом, который задели тяжёлым кованым сапогом, смяв нежные листики. Она была чужая здесь. Она была слишком чистая для войны. Он смотрел на огонёк лампочки, и огонёк двоился в глазах, но командир не замечал этого, поскольку все мысли были о Ласточке.
— Не отдам, – зачем-то повторила она, завозившись в его руках и ткнувшись носом в плечо. Рукав промок.
— Снова плачешь? – Дэннер, извернувшись, поцеловал влажные от снега кудри. Плачет она часто. А ему – каждая её слезинка ножом по сердцу. Что же, сам виноват... – А как же твоё обещание? Не плачь, прошу... – Просьба прозвучала тихо и сдавленно. Крылатая приподняла голову.
— А ты мне обещай, что не умрёшь.
— Все умирают, – невольно улыбнулся он.
— Не раньше меня, а? – Ласточка извернулась, заглядывая в глаза, и нетерпеливо затеребила его воротник. – Обещай, Дэннер!
Ответить командир не успел.
Раздались торопливые шаги, дверь распахнулась, и в лазарет вошли двое. Они осторожно тащили кого-то третьего, в набрякшей тёмной кровью одежде, но кто же раненый – было неясно, светлые волосы закрыли лицо. Рука, свесившись, чертила по полу кровавый след. Дэннер распрямился пружиной, метнулся навстречу вошедшим и подхватил у них раненого. Голова свесилась, волосы пересыпались, открывая блестящее от пота, бледное лицо, шрам и серые губы. На руке не хватало трёх пальцев, на голове – одного уха, но всё это были старые раны. Новая же располагалась на боку, в районе печени.
Дэннер осторожно переложил раненого на кровать. Двое солдат, тяжело переводя дыхание, привалились к стене – видимо, всю дорогу в гору бегом бежали.
— У шестьдесят третьей нашли, товарищ командир...
Ласточка кинулась кипятить воду.
Путник ещё дышал.
— Сейчас. – Аретейни ловко сняла котелок с огня. – Потерпи…
В этот момент Путник приоткрыл глаза.
Впрочем, он тут же закрыл их обратно и больше уж в сознание не приходил.
— Не выживет. – Дэннер коснулся руки раненого и бросил безнадёжные попытки отыскать пульс. – Внутренние органы задеты, много крови потеряно. Оставь, Ласточка. Не понимаю, кому он мог помешать?..
Ласточка послушно отложила схваченную было коробку с хирургическими инструментами. Руки у неё задрожали.
— Но мы же не можем... вот так вот его бросить... он же... он же дышит, Дэннер!
— Это ненадолго. Прости. Но мы слишком поздно взялись помогать.
Крылатая тряхнула головой и, упрямо закусив губу, возобновила свои действия. Дэннер поглядел, как она старается срезать липкую и заскорузлую от крови куртку, и вздохнул.
— Эх, ты... фронтовой медик...
— Пока бьётся сердце, – упёрлась Ласточка, – мы не должны опускать руки.
— Красивый афоризм. – Дэннер, вопреки утверждению, опустился на койку и уронил сомкнутые руки на колени. Голос зазвучал глухо. – Сама придумала?
— Да очнись ты! – рявкнула Ласточка, яростно надраивая свои и, пока что, неопущенные, руки мылом в тазу. От таза поднимался пар, кожа покраснела. – Вот когда он действительно умрёт – тогда и будешь говорить, что бесполезно.
— Ты не можешь так цепляться за каждую жизнь, – спокойно напомнил Дэннер. – Скоро у тебя таких сотни будут. И тебе придётся выбирать.
— Пока что – он один. И я буду цепляться за каждую жизнь. – Ласточка уверенно наложила зажимы и осторожно продолжила скальпелем разрез на боку раненого. – Сюда тампон. Трубку. – Голос звучал твёрдо, движения были скупыми и точными.
— Ты просто не успеешь спасти всех, – заметил Дэннер, тем не менее, послушно исполняя все распоряжения жены. – Без целителя нам не справиться. Он умирает.
— Так найдите мне целителя! – повысила голос Крылатая, вскидывая голову. Глаза её сверкнули. – Чего расселись?!
Солдаты нерешительно оглянулись на командира. Дэннер махнул рукой.
— Идёмте скорее, – сказал он. Они быстрым шагом вышли на мороз. Дэннер был уверен, что найти и привести целителя они даже втроём не успеют. Жить Путнику оставалось пару минут, не более. За такой короткий срок...
— Ты беги в двадцать седьмую, ты – в сорок пятую. Найдёшь там парня по имени Кэссин. – Собственный голос казался чужим, звучал сухо и отрывисто. Захрустела под сапогами мёрзлая земля вперемешку с песком и снегом. Ветер засвистел в ушах, морозный воздух обжёг лёгкие. Дэннер стрелой пролетел до палатки, где он рассчитывал найти Маргунд, – и ястреб не догнал бы, – размышляя, кто и зачем напал на совершенно безобидного Путника. Он всегда был такой... тихий. Неприметный. Слабый и ранимый, и оттого кажущийся флегматичным. Во всяком случае, он очень старался казаться флегматичным, потому что ответить никогда и никому не мог. Дэннер вспомнил, как ему не раз и не два приходилось ломать носы и руки, защищая беспомощного товарища от посягательств на его здоровье и честь. Были случаи, когда и на него самого, Дэннера, после этого нападали толпой в пятнадцать человек – «тёмная», как он, раскрасневшись и озверев после драки, стоял перед ними с ножом в руках и обманчиво-спокойным тоном предостерегал не приближаться к прячущемуся у него за спиной тихоне – иначе они за всё так ответят, что мало не покажется. Огрызались, пытались убить втихомолку, спящего. Но его боялись. Его смертельно боялись – и потому Путник оказался в относительной безопасности...
...Вот и нужная палатка. Дэннер откинул брезентовый полог и замер, в полутьме разглядывая спящих. Ведьма обнаружилась сладко посапывающей у дальней стенки.
Вместе вернулись в лазарет, где Ласточка откачивала Путника. Дело успело дойти до массажа сердца, но результат по-прежнему оставался плачевным. Правда, Ласточка не сдавалась.
— Ого, – удивилась Маргунд. – Кто это его так?
— Если бы я знал, меня бы тут уже не было, – заверил её Дэннер, устраиваясь на соседней койке.
— А может, ему переливание сделать? – обречённо поинтересовалась Аретейни и с полпути сообразила, что сморозила глупость. Однако фраза уже была произнесена, и потому Дэннер и Маргунд её услышали.
— Чего? – уточнила ведьма.
— Угу, переливание. И полостную операцию в нагрузку. Ты его группу знаешь? А резус? А оборудование у тебя есть?
— Поняла-поняла-поняла! – скороговоркой выпалила Ласточка, которая терпеть не могла подобные разъяснения. – Чего ты мне как ребёнку?! Ну, сказала не подумавши...
В боку Путника что-то хрипело, булькало и хлюпало. Располосованная печень тоже явно не желала так вот просто сдаваться. Все трое удручённо вздохнули.
В лазарет влетели Кэссин, ещё один человек, имени которого Дэннер не знал, и зачем-то те самые двое солдат, притащившие Путника. Последние снова тяжело дышали и даже шатались, с чувством выполненного долга облегчённо плюхаясь прямо на пол.
— Ура! – оживилась Ласточка. Она подняла правую руку, ещё сжимавшую скальпель, и провела ею по лбу, стирая пот. Не то, чтобы в лазарете было очень жарко, но Аретейни слишком уж нервничала. Окровавленная рука оставила алую полосу на лице, так что, жест смотрелся жутковато.
— Правильно, – поддел Дэннер. – Натуральная косметика – путь здоровья и красоты! Только не уши!
— Смешно ему. – Ласточка облегчённо плюхнулась рядом и вытянула ноги, задумчиво поигрывая скальпелем.
— Не порть инструмент, – сказал Дэннер.
— Угу.
Целители, как водится, успели в последний момент. Дэннер размышлял, кому могла понадобиться смерть Путника. А главное – зачем. Не на колбасу же его прирезали, в самом деле…